Подобное «разъяснение» вызвало взрыв негодования и яростной критики в отношении как министра иностранных дел, так и военного министра А. Гучкова, которого подозревали в «империалистических поползновениях». Улицы захлестнули мощные демонстрации, имели место столкновения с войсками и полицией. Вся накопившаяся к началу революции классовая ненависть вырвалась наружу, и Ленин с неослабевающим упорством использовал эти настроения, направляя их в нужное русло. Ежедневно, практически ежечасно он обращался с речью к толпам народа, собиравшегося около особняка Кшесинской, расположенного напротив Троицкого моста через Неву, рядом с которым находилось английское посольство. Говорил он спокойно и уверенно, не размахивая руками и не впадая в истерику, как Керенский; руки он держал в карманах темно-синего двубортного пиджака. Он четко знал, чего хочет, и люди, слушая его, ясно понимали, что надо делать. Ленин задавал собравшимся лишь один вопрос: «Что дает вам война?» – и сам же давал на него ответ, который всем был хорошо известен: «Раны, страдания, голод и смерть». «И что же, – спрашивал он с некоторым вызовом, – вы, кто остался жив, вернетесь теперь на фабрики и землю и будете снова работать на капиталистов?» – «Нет! – раздавался в ответ многотысячный рев. – Мы вернемся и возьмем земли и фабрики в свои руки. Долой буржуев!»
   Внутри Совета Ленин добился того, чтобы большевистская фракция стала на его точку зрения; он использовал представившийся случай, чтобы на примере «двурушничества» Милюкова продемонстрировать невозможность сотрудничества с буржуазией и Временным правительством, представлявшим ее интересы. В этом его поддержали и меньшевики, однако Совет в целом был еще не готов пойти на окончательный разрыв. Большинство Совета пугала беспощадная жесткость и бескомпромиссность ленинской позиции.
   Временное правительство отступило перед надвигающейся бурей. Вечером 20 апреля оно направило в Совет «разъяснение» ноты Милюкова, пытаясь представить ее как соответствующую Манифесту, с которым Совет выступил 13 марта. В разъяснении подчеркивалось, что «цель России не в том, чтобы установить контроль над другими странами или силой захватить территории, принадлежащие другим странам; стоящая перед страной задача заключается в том, чтобы установить длительный и устойчивый мир на основе признания права народов самим решать собственную судьбу». Совет принял это объяснение и поздним вечером того же дня после бурного и острого обсуждения выразил доверие Временному правительству большинством всего в 35 голосов при 2500 голосовавших.
   С учетом этого 30 апреля подал в отставку Милюков, а 3 мая – Гучков. В этот же день, 3 мая, в Петроград из Америки возвратился Л. Троцкий.
   Та роль, которую сыграл Петроградский Совет в истории с нотой Милюкова, ясно показала, насколько удивительно быстро и сильно выросло его влияние в ущерб позиции Временного правительства. Перед князем Львовым, который должен был произвести перестановки в составе и структуре правительства, стоял выбор: либо прислушаться к рекомендациям военных кругов и разогнать Совет, применив силу, либо идти на сотрудничество с ним. Львов выбрал сотрудничество и вступил в переговоры о создании коалиционного правительства. Ленин и большевики резко выступили против участия во Временном правительстве; Троцкий, хотя он в тот момент не вступил еще в партию, поддержал большевиков в этом вопросе, как и в ряде других, и использовал представившуюся ему возможность для своего первого публичного выступления с момента возвращения в Петроград. Он высказался за то, чтобы вся власть была передана в руки революционного народа, и впервые озвучил лозунг, с которым позднее большевики пришли к власти: «Вся власть Советам!»
   Однако 4 мая 1917 г. Совет дал согласие на участие представителей социалистических партий в правительстве, и под председательством князя Львова было сформировано новое правительство, в которое вошли видные социалисты – среди них члены Совета В. Чернов, И. Церетели и М. Скобелев, – а также девять либералов и радикалов. Керенский получил пост военного министра, а Терещенко сменил Милюкова на посту министра иностранных дел.
   В принятой правительством в этот же день министерской (учредительной) декларации было объявлено, что «в духе полного единства и гармонии с волей всего народа» правительство отвергает идею заключения сепаратного мира и ставит своей целью «скорейшее достижение всеобщего мира» на основе отказа от аннексий и захватнической политики, а также уважения права на самоопределение.
   Сделав, таким образом, попытку учесть интересы всех заинтересованных сторон в вопросе о мире, составители декларации также подчеркнули, что решение вопроса о передаче земли крестьянам – а этот вопрос был одним из основных в публичных выступлениях Ленина – должно быть принято Учредительным собранием, для «скорейшего» созыва которого правительство приложит все усилия. Затяжка и откладывание реализации последнего пункта со стороны правительства дало Ленину возможность использовать это в качестве важного оружия в своем арсенале, и он, без тени сомнения, активно ее использовал.
   За три дня до этого, 1 мая, Петроградский Совет принял воззвание «К социалистам всех стран», которое являлось продолжением первоначального воззвания Совета от 13 марта. В воззвании было высказано отрицательное отношение к заключению сепаратного мира, поскольку такой мир «развязал бы руки австро-германскому союзу», и содержался призыв к социалистам всего мира заставить свои правительства принять «платформу мирных переговоров и заключения мира без аннексий и контрибуций на основе права народов на самоопределение». Этот призыв был обращен и к социалистам из стран, входивших в блок Центральных держав, и для координации их усилий с борьбой социалистов в странах Антанты Совет предложил организовать в ближайшее время международную конференцию социалистических партий.
   Это воззвание привело к тому, что министерское (учредительное) заявление нового правительства было встречено в странах – союзницах России крайне отрицательно, и можно сказать, что содержавшиеся в нем попытки не испортить отношения с союзниками закончились провалом. Представители правительств Англии и Франции не стали делать различия между правительством и Советом и, став жертвой собственной пропаганды, объявили о недоверии и тем и другим. Игнорируя информацию собственных посольств в России и будучи во власти почти навязчивой идеи, что влияние Германии в России растет чуть ли не с каждым часом, Англия и Франция предпочли увидеть в упомянутом заявлении злой умысел против себя в пользу Германии. Выступая 16 мая в английской палате общин, Бонар Лоу заявил: «Формулировки этих документов представляют собой двусмысленности и коварно и изощренно расставленные ловушки, разработанные не в Петрограде, а за рубежом, причем очень хорошо известно, где именно».
   Правительства союзников упорно отказывались признавать, что Россия фактически вышла из войны, и просто игнорировали всё растущие сообщения, подтверждающие этот факт. К миру активно призывала как большевистская, так и меньшевистская пресса.
   «Страстное желание мира, мира постоянного и долгосрочного, заключенного на любых условиях, пусть даже ценой уступок части территории, постоянно растет – всё свидетельствует об этом, – писал военный корреспондент «Рабочей газеты» – ежедневного ведущего органа меньшевиков. – Солдаты отчаянно и страстно мечтают об этом и желают этого, хотя пока об этом не говорится открыто на митингах и в принимаемых резолюциях, хотя вся наиболее просвещенная часть армии борется с этими настроениями, пытаясь не дать им распространиться, а тем более оформиться в организованное движение».
   Единственное, что могло бы остановить процесс деморализации армии, – это информирование солдат о реальных шагах Временного правительства, направленных на прекращение военных действий и скорейшее заключение мира. Однако Временное правительство подобных шагов не предпринимало, да и не могло предпринимать, пока было связано обязательствами трехстороннего соглашения, подписанного Англией, Францией и Россией 23 августа 1914 г., согласно которому никто из них не мог вступать в сепаратные мирные переговоры со странами Центрального блока. У Временного правительства не хватило мужества посмотреть правде в глаза и обратиться с просьбой к союзникам освободить Россию от обязательств продолжать войну любой ценой и не пытаться из нее выйти, которые страна все равно была не в состоянии выполнить. Вместо этого Временное правительство неуклюже маневрировало, шарахаясь из стороны в сторону, от одного провала к другому, в отчаянных и тщетных попытках спасти лицо. Так, 2 июня 1917 г. министр иностранных дел М. Терещенко предложил провести конференцию стран-союзниц «для пересмотра соглашений о конечных целях войны», однако при этом он специально подчеркнул, что «соглашение от 23 августа 1914 г. не подлежит обсуждению на этой конференции»; на следующий день Дума приняла резолюцию, поддерживающую проведение наступления на фронте в точном и строгом соответствии с решениями, принятыми по этому вопросу на межсоюзнической встрече по военным вопросам, прошедшей в январе 1917 г. Предложение Терещенко было встречено в Лондоне и Париже без всякого энтузиазма; было лишь отмечено, что от России ждут запланированного наступления и что оно должно быть осуществлено как можно скорее. Временное правительство, таким образом, получило очередной удар по своему престижу, правда, этот удар был им самим и вызван.
   Вероятно, наиболее мудрая и разумная линия как со стороны Временного правительства, так и со стороны союзников должна была состоять в том, чтобы освободить Россию от взятых ею на себя ранее обязательств; именно такой подход был предложен сэром Дж. Бьюкененом, английским послом в России, сразу после Октябрьской революции 1917 г. Ведь фактически Россия и так в войне уже не участвовала, а июньское наступление не только не помогло союзникам и не упрочило их позиции в военном отношении, но, наоборот, дало возможность Германии организовать мощное контрнаступление. Заключение в то время мира с Германией и скорейший созыв Учредительного собрания лишили бы Ленина важнейших козырей и помогли бы восстановить доверие жителей страны к Временному правительству. Однако на глазах всего мира Временное правительство продолжало проводить самоубийственную политику.
   Большевики резко выступали против планируемого нового наступления, и Керенскому, пытавшемуся осуществить реорганизацию армии, пришлось столкнуться с хорошо организованной пропагандой в воинских частях практически по всему фронту. Он использовал все свое пылкое и высокопарное красноречие, чтобы противостоять ей. Со слезами на глазах он отчаянно взывал к солдатам, умоляя их доверять ему и воевать ради защиты демократии. Именно в ходе кампании по реорганизации армии Ленин и Керенский первый и единственный раз за свою политическую карьеру встретились очно. На I Всероссийском съезде Советов они выступали перед аудиторией с одной и той же трибуны, и Керенский обвинил Ленина в стремлении заключить сепаратный мир с Германией. Ленин с негодованием отверг это обвинение. «Это ложь! – крикнул он в ответ. – Долой сепаратный мир! Мы, русские революционеры, никогда за него не выступали. Для нас переговоры о сепаратном мире означают вступление в сговор с германскими разбойниками и грабителями, которые являются такими же хищниками, как и капиталисты других стран. А вот Временное правительство, вступив в сделку с русскими капиталистами, как раз и заключило с ними сепаратный мир»[44].
   По мнению Ленина, единственная возможность прекратить войну и обеспечить надежный и долгосрочный мир состояла в том, чтобы пролетариат взял в свои руки власть во всех воюющих странах.
   В соответствии с планом наступление началось 18 июня 1917 г.
   Русские войска сражались с традиционным мужеством, несмотря на огромную усталость от войны и нехватку снаряжения и боеприпасов. Трудно найти другое более трагическое событие во времена Первой мировой войны, чем это наступление русской армии, осуществляемое солдатами, единственным желанием которых было заключение мира и возвращение домой и которые шли в бой, порой имея одну винтовку на шесть – восемь человек. Однако, благодаря лишь наступательному порыву и доблести, им удалось в течение первых суток довольно существенно продвинуться вперед и захватить в плен 36 000 солдат противника.
   Однако ряд частей отказался идти в наступление; солдаты бросали оружие на землю и стояли, мрачно потупив взгляд, со скрещенными на груди руками, игнорируя приказы офицеров идти в бой. Не помогали ни угрозы, ни уговоры; наконец, офицеры, махнув рукой и плюнув на неповинующихся солдат, шли в бой одни. Разложение армии началось.
   Наступление русских нисколько не смутило германское Верховное командование и не стало для него неожиданностью. Когда же 5 июля началось контрнаступление немецких войск, сразу обнаружилось, как низок боевой дух русской армии. Большевистские агитаторы действовали практически в каждой части, и их работа давала ощутимый результат; многие полки восставали, убивали офицеров, а потом в растерянности останавливались, не зная, что делать дальше. Фронт был парализован. Германское контрнаступление довершило работу по разложению армии, начатую большевистской агитацией. Последствия были ужасны. И так уже разлагавшуюся армию охватила паника. Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Отступление парализовало даже те немногие части, которые готовы были защищать свои позиции. Армия буквально таяла на глазах командиров. Как сказал впоследствии Ленин, «армия проголосовала за мир ногами».
   В середине июля был взят Тарнополь, а 19 августа немецкие войска форсировали Двину и на следующий день взяли Ригу. Только из-за нарушенной транспортной системы немецкое контрнаступление не смогло развиваться более стремительно, и к началу октября 1917 г., после того как германской армией были захвачены расположенные в Рижском заливе острова Моон, Даго и Эзел, ситуация на Восточном фронте стабилизировалась.
   В Петрограде на Временное правительство обрушивались одна катастрофическая неудача за другой. 3 июля 1917 г., когда наступление захлебнулось и не выполнило поставленных перед ним целей, а члены партии кадетов, включая премьер-министра Г. Львова, подали в отставку в связи с вопросом о признании украинской автономии, большевики предприняли первую попытку государственного переворота, которая оказалась неудачной, поскольку не была должным образом организована и подготовлена. Она стихийно выросла из массовой манифестации недовольных солдат пулеметного полка в Петрограде. Ленина не было в городе, он восстанавливался за городом после небольшого заболевания, и его наиболее нетерпеливые соратники сочли, что в условиях правительственного кризиса, открывавшегося I Всероссийского съезда Советов и революционных выступлений в войсках имеется благоприятное стечение факторов для захвата власти.
   После ожесточенных перестрелок на улицах, продолжавшихся в течение двух дней, силы Временного правительства взяли верх, причем не столько благодаря эффективности своих действий, сколько из-за неподготовленности большевиков к вооруженному выступлению. Те репрессивные меры, которые за этим последовали, показали неуверенность и нерешительность Временного правительства, которое, с одной стороны, хотело подавить и уничтожить своих врагов, а с другой – не было уверено в своих возможностях это сделать. Эти действия явно и весьма контрастно отличались от тех безжалостных, но эффективных шагов, которые предпринял Носке[45] против спартаковцев в Берлине в 1918 и 1919 гг. Большевистские газеты были закрыты; Л. Троцкий, Н. Крупская, А. Коллонтай и другие были арестованы и приговорены к смертной казни; позднее приговоры были смягчены и их, в конце концов, освободили. Ленину пришлось скрываться; в течение трех месяцев вместе с Зиновьевым он находился в Финляндии под видом машиниста. С товарищами по партии он поддерживал связь при помощи тайной переписки.
   Керенский после того, как ему удалось на время избавиться от угрозы со стороны большевиков, сконцентрировал усилия на реорганизации правительства. 8 июля ему удалось сформировать кабинет с участием представителей всех партий, за исключением крайне правых и крайне левых: монархистов и большевиков. Генерал Л. Корнилов[46] сменил А. Брусилова на посту Верховного главнокомандующего, и ему было поручено остановить наступление немцев. Сам Керенский 18 июля в обращении к союзникам высокопарно обещал, что Россия приложит все силы для того, чтобы успешно продолжить войну. Однако в этом заявлении просматривались первые нотки того безнадежного фатализма, который становился все более характерен для части социалистических партий, в частности эсеров. Керенский, занявший к этому времени пост премьер-министра, очень хорошо понимал, что единственный его шанс на успех заключался в том, чтобы союзники сами предприняли шаги к немедленному заключению мира и чтобы было безотлагательно созвано Учредительное собрание; при этом он также понимал невозможность и того и другого.
   Отношение союзников к Временному правительству очень сильно изменилось в сравнении с той полной радужных надежд благожелательностью, которая была характерна сразу после Февральской революции. Их посольства в Петрограде слали сообщения, полные уныния и подавленности, в которых в мрачных тонах обрисовывалась обстановка неуверенности и замешательства вокруг Временного правительства. В результате отношение союзников все более и более менялось в сторону разочарования, которое перемешивалось с раздражением и досадой, граничащей с откровенным возмущением по поводу происходящего. Свою лепту в подобное отношение внесло, в частности, и то, что в министерство иностранных дел Англии были представлены одна за другой три кандидатуры на пост посла России в Англии; все три были одобрены, но ни один из них в Лондоне так и не появился. Это ничего, кроме раздражения, в Лондоне не вызвало, и единственный ответ, которым было удостоено вышеупомянутое заявление Керенского со всеми его заверениями, которое официально пришло в Лондон как раз в момент проходившей там межсоюзнической конференции, представлял собой ноту, в которой выражался «решительный протест в связи с продолжавшимися в России процессами распада и анархии и непринятием мер по их прекращению». Как ни странно, уже после того, как этот протест был передан, российского временного поверенного в делах попросили высказать свои соображения по этому вопросу.
   Между тем правительство Керенского продолжало удручающе следовать курсу, который неизбежно должен был привести к катастрофе. В конце лета и осенью 1917 г. кризисы следовали один за другим. После того как 19 августа немцы взяли Ригу, Петроград оказался в радиусе досягаемости военных воздушных шаров – цеппелинов. Фронт практически рухнул. В отчаянии от неспособности Временного правительства справиться с ситуацией как внутри страны, так и на фронте Верховный главнокомандующий генерал Л. Корнилов, «человек на коне», предпринял в последней неделе августа попытку государственного переворота, которая выглядела столь же невероятной и фантастичной, сколь и плохо подготовленной. В своей основе она имела зачатки мощного патриотического движения – Ленин охарактеризовал ее как «серьезный и чрезвычайно опасный удар», – однако ввиду нечеткости, если не явной незрелости по замыслу и неумелости и неэффективности по исполнению, попытка переворота превратилась в опереточное представление, что весьма ярко проявилось, когда казачьи части Корнилова без боя сдались вооруженным рабочим отрядам из Петрограда. Как и во время июньских событий, Керенский и в данной ситуации продемонстрировал неспособность реально оценить обстановку и извлечь политическую выгоду из происходящего. Тогда у него была возможность покончить с большевиками раз и навсегда, но он ею не воспользовался; сейчас, вместо того чтобы попытаться договориться о каком-то союзе или сотрудничестве с человеком, за которым готова была идти значительная часть армии, Керенский открыто выступил против Корнилова, обвинив в мятеже, для подавления которого ему пришлось согласиться на вооружение гражданского населения, чего как раз и требовали большевики. Однако рабочие, раз взяв в руки оружие, не собирались его складывать. С этого момента судьба Временного правительства была решена и его крах стал вопросом ближайших недель.
   Несмотря на провал корниловского мятежа, правительство пало и Керенский стал главой директории из пяти человек[47].
   13 сентября в Москве на широкой представительной основе было созвано Демократическое совещание[48].
   Однако правительственная реорганизация не дала никаких результатов. События уже приняли такой ход, что Временное правительство неминуемо катилось к своему краху. Соответственно 19 и 24 сентября Московский и Петроградский Советы перешли под контроль большевиков, причем председателем Петроградского Совета стал Троцкий. Между тем Керенский, отчаянно пытаясь найти временную замену так пока и не созванному Учредительному собранию, провозгласил создание Совета Российской республики (известной также как предпарламент), в котором были представлены все классы населения. Этот орган являлся совещательным и не имел законотворческих полномочий. Во время его первого заседания 6 октября 1917 г. большевики покинули его, объявив, что не желают участвовать в «правительстве, предающем интересы народа», и заявив о намерении созвать в последнюю неделю октября Всероссийский съезд Советов, «который возьмет в свои руки всю полноту власти в России».
   Именно в такой ситуации было, наконец, объявлено о проведении 26 октября межсоюзнической конференции по вопросам целей войны, которую Керенский и Терещенко так давно ждали и на которую так надеялись. Для совершенно деморализованного Временного правительства это был своего рода полученный в последнюю минуту шанс на какую-то передышку в череде сплошных неудач. Было намерение, чтобы Россию на этой конференции представляли Терещенко и старый генерал Алексеев. Однако Петроградский Совет, стремясь продемонстрировать свою постоянно растущую власть и относясь с недоверием к правительству ввиду его «империалистических целей и поползновений», настоял, чтобы его представитель Скобелев был включен в состав делегации; причем ему был дан ставший знаменитым наказ добиваться мира на принципах «без аннексий, без контрибуций и на основе уважения права народов на самоопределение».