Джонс Джулия. Ученик пекаря

   С наружной стороны двери послышался шум отодвигаемого засова, и Джек оглянулся, ища себе хоть какое-то оружие. Но в комнате не было ничего, кроме деревянной скамьи. Джек быстро стал за дверью. Она распахнулась, и в камеру вошел человек. Не успел он сделать и шага, как Джек что есть силы толкнул дверь от себя. Она ударила часового, сбив его с ног. Он хотел крикнуть, но Джек подскочил и пнул его в лицо. Из носа и рта часового хлынула кровь. Он попытался встать, но Джек снова пнул, теперь по почкам, и часовой скорчился на полу.
   После мгновенного колебания Джек увидел за поясом часового меч и потянул его к себе. Тот ухватился за клинок, но поздно: Джек, завладевший рукоятью, выдернул меч, порезав им ладонь часового. Столь большое количество собственной крови устрашило солдата, и он жалобно застонал. Сердце Джека торжествующе билось: он завоевал себе оружие! Он занес меч, чтобы заколоть часового, и понял, что не сможет сделать этого: уж слишком жалкий у того был вид.
   Джек знал, что времени в обрез: кто-то мог услышать шум борьбы. Он снова пнул часового в голову, надеясь оглушить его, но тот остался в сознании. Тогда Джек ударил его тяжелой рукоятью меча, целя в затылок, но в последний миг часовой обернулся, и удар пришелся в лицо. Джек попятился от вида кровавой каши, в которую оно превратилось.
   И бежал от дела рук своих — удар клинка был бы милосердием по сравнению с тем, что он сотворил. Он намеревался втащить стража в камеру и закрыть дверь, чтобы выиграть время, но изуродованное лицо солдата вогнало Джека в панику, и он пустился бежать сам не зная куда. Он мчался по каменным коридорам, похожим друг на друга.
   Вскоре дыхание изменило ему, и он, задыхаясь, замедлил бег. Погони не было слышно — только кровь стучала в ушах. Джек не имел представления, что местом его заключения служил такой лабиринт. Он принудил себя собраться с мыслями, чтобы решить, как быть дальше. Назад возвращаться нельзя. Счастье еще, что он каким-то чудом миновал караульную.
   Джек прошел немного вперед, и коридор разделился. В боковом туннеле на стенах не было факелов и стояла кромешная тьма. Джеку не захотелось туда углубляться, и он решил идти прямо.
   Но за поворотом его встретила такая же тьма. Джек заколебался. Идти дальше или нет? На глаз было невозможно измерить длину коридора, и Джек, помедлив, вступил во мрак.

* * *

   Баралис шагал по своему покою, втирая на ходу масло в кисти рук — они причиняли ему сильную боль. Утром начался дождь, и сырость разъедала скрюченные пальцы. Баралис надеялся, что Бринжу прошлой ночью удалось подрубить яблони: жаль, если такой дождь пропадет напрасно.
   Масло не помогало. Баралис просушил руки и подошел к столу за болеутоляющим зельем. Тщательно отмерив в стакан белый порошок, он подлил туда же вина и выпил смесь.
   Вчерашний допрос мальчишки исчерпал его телесные и умственные силы. Баралис пришел к убеждению, что мальчишка говорит правду, — способы, к которым он прибег, не позволяли усомниться. Однако был один миг, в который Джек чуть не изгнал Баралиса из своего разума. Он, Баралис, чуть было не отступил перед каким-то мальчишкой!
   За этим что-то скрывалось. Сознание этого парня замкнуто, точно крепкий сундук. Лишь на миг перед Баралисом мелькнуло видение: женщина, а за ней мужчина. Баралис попытался копнуть поглубже, но был отброшен и снова встретил пустоту. Он проникал в умы сотен людей, но ни один не оказывал ему такого сопротивления, как этот ученик пекаря.
   Баралис был, конечно, слишком искусен, чтобы причинить себе какой-то вред, — мальчишка, видимо, сильно пострадал, но сам он вышел целехонек. И все же происшедшее встревожило его. Мальчик наделен большой силой и, по всему видно, не врет, говоря, что до случая с хлебами не прибегал к ней. Такая неосознанная мощь опасна. Этот парень обратил назад время в хлебопекарной печи! Баралис невольно вздрогнул. О таком он не слыхал еще ни разу. И не знал, что такое возможно. Требуется большое мастерство, чтобы задержать время хотя бы на миг. Самому Баралису едва удается остановить пламя свечи — а безвестный мальчик совершил неизмеримо большее.
   Между тем Джек сам не сознает громадности своего свершения. Он думает, что попросту превратил сгоревшие хлебы в тесто, а не обратил время вспять. На прошлой неделе Баралис опять спускался на кухню — отзвуки того происшествия все еще чувствуются там. Этому болвану Фраллиту пришлось сменить свои пекарские камни — на тех, старых, тесто не пропекалось часами. А всему виной Джек. Любая ворожба оставляет следы — но лишь самые мощные чары чувствуются несколько недель спустя.
   Мальчик привел в действие силы, которые могут ощущаться годами. Зола из той печи пошла на мыло — и счастлива та дама, которая им умоется. Если она не помолодеет, то уж стареть, во всяком случае, долго не будет. А каменные противни, должно быть, выбросили на свалку — и кто знает, к чему это приведет.
   Хорошо, что Баралис распорядился уничтожить хотя бы сами хлебы. Теперь надо решить, как поступить с мальчишкой. До сих пор у Баралиса все шло гладко — и любая помеха, любая темная карта ему ни к чему. Между тем его преследовало навязчивое чувство, что Джек может явить собой именно такую помеху. В другое время Баралис придержал бы мальчишку, чтобы покопаться в нем как следует и проникнуть все-таки в его тайну. Но сейчас у лорда-советника слишком многое было на уме и слишком крупную игру он вел. Мальчика придется убить. Баралиса отвлек вошедший слуга.
   — Ага, Кроп, ты-то мне и нужен. У меня для тебя есть одно дельце.
   — Слушаю, господин.
   — Оно касается наших гостей.
   — Гостей?
   — Я говорю об узниках, пустая башка. И хочу, чтобы ты избавился от мальчишки.
   — А его уже нету.
   — Как так нету? Куда же он девался? Я виделся с ним только вчера. Его десять наемников стерегут, не мог же он уйти?
   Баралиса затрясло.
   — Я, хозяин, только что из убежища — носил кое-что вкусное юной даме. Она любит, когда я ношу ей медовые пряники и сладкое вино.
   — Дело говори! — взревел Баралис.
   — Ну а Трафф прибежал ко мне и говорит — парень-то ушел. Избил, говорит, зверски моего человека и сбежал.
   — А девушку? Она-то на месте? — вне себя вскричал Баралис.
   — Я сам ее видел вот только что. И сам крепко запер ее дверь.
   — Знают они, в какую сторону он побежал, когда выбрался в лес?
   — Трафф думает, что он скрылся в подземелье. Говорят, они увидели бы его, если б он выбежал наружу.
   Баралис подумал немного. Хорошо, что парень не ушел в лес, — под землей его еще возможно найти.
   — Пойдем со мной, — приказал он и поспешно вышел вместе с Кропом. Вскоре они уже шли по коридору, связывающему замок с убежищем. Баралис высек огонь, чтобы освещать дорогу. — Кроп, иди и скажи этому никчемному болвану Траффу, чтобы обыскал все ходы и комнаты. Да пусть оставит двух человек у входа на случай, если парень повернет назад.
   В убежище Баралис первым делом пошел проверить, на месте ли девушка. Он видел, как Джек к ней привязан, — если парень скрывается в подземелье, он может прийти за ней. Джек в планах Баралиса участвовал лишь в качестве опасной помехи.
   Меллиандру же лорду никак нельзя было терять. Если девушка сбежит, он проиграет пари королеве. Засова на двери явно недостаточно. Надо перевести ее туда, где дверь запирается на ключ.

* * *

   Мелли, к собственному удивлению, привязалась к огромному неповоротливому слуге Баралиса. Он обращался с ней, как с хрупким мотыльком, приносил ей лишние одеяла, чтобы она не замерзла, потчевал всякими вкусностями и даже не забывал розовую воду для умывания.
   Мелли не могла не признать, что здесь ей живется довольно удобно, но такая жизнь ничуть не удовлетворяла ее. Ей постоянно вспоминался лес — вот там она была по-настоящему свободна, там никто не указывал ей, что и как делать. Мелли, впрочем, надеялась, что когда-нибудь Баралис все же отпустит ее. Не может же он держать ее тут бесконечно — и ей не верилось, что он сделает с ней что-нибудь худое. Он как-никак королевский советник.
   Мелли откусила медовый пряник, думая о том, что сталось с Джеком, — и вздрогнула: в комнату вошел Баралис. От Мелли не укрылось облегчение, которое он испытал при виде ее. Он застал ее с набитым ртом — Мелли, давясь, проглотила пряник, запила его водой и со стуком поставила стакан.
   — Я вижу, лорд Баралис, что у вашего слуги манеры лучше, чем у вас. Он по крайней мере всегда стучит, прежде чем войти к даме.
   — Дамы не убегают из дома, чтобы торговать собой в Дувитте, — отрезал Баралис — сейчас его голос звучал отнюдь не мелодично.
   — А благородные кавалеры не удерживают женщин против воли.
   — Я, дражайшая моя Меллиандра, никогда не претендовал на звание благородного кавалера. — Баралис решительно вел себя не так, как обычно, — сдержанно и учтиво.
   — Чему же я обязана удовольствию видеть вас?
   — Боюсь, что я пришел с дурным известием: вам придется покинуть это уютное помещение.
   — Почему?
   — Это не важно.
   — Куда вы хотите отвести меня? — с испугом спросила Мелли.
   — Недалеко. Идите за мной.
   — А мои вещи? — заикнулась она. Баралис подошел совсем близко, и его странный, пьянящий запах манил Мелли и влек к нему. Мелли качнулась вперед. Их глаза встретились, и Мелли вдохнула в себя его дыхание, дурманящее, как ароматный дым. Он провел пальцами по ее спине, нащупывая рубцы под платьем. Мелли затрепетала от его ласки и раскрыла губы, впивая его дыхание.
   — Обойдетесь пока тем, что на вас, моя прелесть, — произнес Баралис, разрушив чары. Мелли отшатнулась от него, нетвердо стоя на ногах и ловя ртом воздух. Баралис еще мгновение смотрел ей в глаза и отвернулся. — Идемте, — нетерпеливо прошипел он.
   Пройдя немного по коридору, они, к удивлению Мелли, остановились перед глухой стеной. Баралис провел по ней пальцами, и Мелли отскочила, увидев, что часть стены пришла в движение. Баралис ввел ее через открывшийся проем в большую комнату. Здесь горело несколько оплывших свечей, а на столе стоял жбан с элем. Вокруг стола стояли стулья, в углу — пюпитр с листами пергамента, на стене висел старый выцветший гобелен. Стена вернулась на место. Баралис зажег масляную лампу и достал из-за пояса ключ. Отперев низкую деревянную дверцу в дальней стене, он велел Мелли войти. Она с растущим трепетом повиновалась и очутилась в тесной каморке с полками по стенам, служившей, очевидно, кладовой.
   — Я здесь не останусь, — собравшись с духом, заявила Мелли.
   Баралис свирепо сжал ее руку, и лампа опасно накренилась.
   — А ну-ка без разговоров.
   Лампа грозила поджечь ее платье. Мелли отступила назад, вырвав руку. Баралис вошел следом, поставил лампу на полку, вышел и запер дверь. Когда ключ заскрежетал в замке, Мелли захотелось закричать, но гордость не позволила. Не покажет она этому человеку, как ей страшно.
   Мелли, потирая озябшие руки, оглядела свое узилище. Здесь было холодно и сыро, по стенам струилась вода. Ни стула, ни кровати — оставалось сесть на мокрый пол или стоять на ногах.
   Сердце Мелли все еще тревожно билось. Как могла она позволить Баралису гладить свою спину, как могла она наслаждаться прикосновением его пальцев? Она до сих пор ощущала его дыхание в своих легких. Мелли потрясла головой, отгоняя наваждение. Ей хотелось даже, чтобы он ее поцеловал! Мелли невольно прижала пальцы к губам. Ходили слухи, что Баралис обладает тайной силой, — вот он и использовал эту силу против нее. Мелли нежно прикусила свои пальцы. Нет, неправда — никакой ворожбы в этом не было. Просто его тянет к ней, а ее — к нему.
   Грудь Мелли бурно вздымалась — она не могла больше думать об этом.
   Сколько еще она пробудет в этой сырой кладовой — под замком, словно животное в конуре? Мелли взглянула на красные отметины, которые Баралис оставил на ее запястье, и слезы навернулись ей на глаза. Но нет, она не станет плакать. В конце концов, она бывала и в худших переделках! Эта комната — просто дворец по сравнению с дувиттской ямой. Мелли слабо улыбнулась, заставляя себя не поддаваться отчаянию.
   Чтобы преуспеть в этом, следовало заняться практическими делами. Масла в лампе осталось меньше половины, и Мелли привернула фитиль, чтобы не оказаться вскоре в полной темноте. Потом осмотрела полки в поисках чего-нибудь теплого, но там не оказалось ничего, кроме иссохших трупов насекомых, павших жертвой терпеливых здешних пауков.
   Мелли прислонилась к полкам, грея руки над лампой, и задумалась над тем, что заставило Баралиса перевести ее сюда. Быть может, отцу стало известно, где она? Нет, вряд ли. Однако Баралиса что-то обеспокоило — и настолько, что он запер ее в этом надежном месте. А не связано ли это с Джеком?
   Мысли Мелли обратились к ученику пекаря. Он был добр с ней, он врачевал ее раны, делился с ней своей порцией воды. Мелли не верила, что он сказал ей правду о своем бегстве из замка. Он в ее глазах не походил на вора, а Баралис — на человека, который стал бы вора преследовать. Зачем ему в таком случае Джек?

* * *

   Джеку никогда еще не доводилось бывать в такой кромешной тьме. Дорогу приходилось отыскивать ощупью, словно слепому. В довершение всего он уперся в тупик. Странно строить ход, который никуда не ведет. Джек решил, что пропустил выход, и подался обратно, все время прислушиваясь, нет ли погони.
   Теперь он ощупывал обе стены коридора, то и дело переходя от одной к другой. На это уходило много времени, и Джек боялся, что его вот-вот схватят. Но внезапно его руки вместо камня наткнулись на дерево — это была дверь. Не найдя ручки, Джек толкнул — дверь не уступила. От души надеясь на то, что она не заперта, Джек поднажал снова, и на сей раз дверь со скрипом подалась.
   За ней стоял такой же мрак. Джек ступил вперед, споткнулся обо что-то острое и упал на что-то мягкое. Он сел, потирая ушибленную ногу и радуясь возможности подумать. С самого утра он руководствовался больше чутьем, чем рассудком. Но нельзя вечно полагаться на судьбу — надо составить какой-то план, решить, что делать дальше.
   Прежде всего хорошо бы выбраться из этого запутанного подземелья. Должен же быть какой-то другой выход, кроме того, что около караульной.
   Раздумья Джека прервал отдаленный шум, и бледный свет упал на порог. Джек вскочил, ища, где бы спрятаться. Он ничего не видел — лишь под ногами чувствовалось что-то мягкое. Джек пощупал — это была груда каких-то тряпок. В коридоре уже слышались шаги. Джек лег и прикрылся тряпьем.
   Дверь распахнулась, и в помещение хлынул свет. Голос произнес:
   — Говорил я тебе, Кессит, что тут искать не надо. Здесь уж сто лет никто не ходил. Посмотри, сколько тут хлама.
   — Так что ж, обратно двинем? — спросил другой голос.
   — Куда спешить-то. Давай передохнем малость, табачку пожуем.
   — Траффу не понравится, что мы бездельничаем.
   — Он об этом не узнает, если ты сам не скажешь.
   Наемники вошли внутрь, и Джек услышал звук открываемой табакерки.
   — Устраивайся поудобнее — иначе какое удовольствие от табака. Садись на эту кучу тряпья да вытяни свои ножищи.
   К ужасу Джека, один из стражей плюхнулся ему на ногу. Беглец затаил дыхание.
   — А все из-за Харла. Дал себя одолеть сопляку-мальчишке.
   — Ну, бедняга дорого заплатил за свою оплошность.
   — Да уж. Видел его? От лица ничего не осталось.
   — Теперь бабенки на него и глядеть на станут.
   — Хороший табачок.
   — Лорд Баралис нам не все говорит. Был ты тут вчера, когда он закончил допрашивать мальчишку?
   — Да вроде нет.
   Джек отчаянно старался подавить кашель — пыль забила ему всю глотку.
   — Так вот, Баралис был сам не свой. Вышел от парня спотыкаясь, белый как простыня.
   — Да ну?
   — Ей-богу. Еле на ногах держался. Пришлось ему звать Кропа, чтобы тот его уволок.
   Наемники помолчали, жуя табак. Потом один из них сплюнул.
   — Вот так-то лучше. И девчонку он перевел в другое место.
   — Кто?
   — Лорд Баралис, дуралей. В одно из своих секретных мест. Боится, как бы парень не пошел ее спасать.
   Нога у Джека совсем онемела.
   — А как он туда попадает?
   — Да кто его знает. Я видел как-то его у стены — он водил по ней руками. Я потом сам попробовал, да ничего не вышло.
   — Пойдем-ка, пожалуй. Трафф нынче злой.
   Наемник, к облегчению Джека, встал.
   — Само собой — я не хотел бы оказаться на его месте.
   И оба ушли, унеся с собой свет.
   Джек перевел дух и прокашлялся, освободив легкие от пыли. Потом скинул с себя тряпки и встал, разминая затекшую ногу. Пока что можно не беспокоиться: вряд ли стража вернется сюда.
   Джеку хотелось пить и есть. Знать бы, который теперь час: он не имел представления, сколько времени прошло с его побега. Ему вспомнилось залитое кровью лицо часового, и он невольно содрогнулся. Часовой нес ему воду — и вот награда.
   Джек вдруг со стыдом осознал, что ни разу еще со времени побега не подумал о Мелли, — он был почему-то убежден, что Баралис вернул ее в замок. Мелли сказала Джеку, что убежала от нежеланного жениха, — Джек полагал, что Баралис этому жениху ее и вернет. Оказывается, она так и сидит под замком. Джек знал, что не сможет уйти из подземелья, раз она все еще здесь. Он ухаживал за Мелли, перевязывал ее раны — не бросать же ее теперь, когда она, возможно, еще в большей опасности.
   Надо выяснить, где ее держат. Но первым делом надо найти что-нибудь для питья. Вода, пища и какой-нибудь свет — без этого не обойтись. Оружие у него уже есть — впервые в жизни Джек держал в руках меч. Он нащупал клинок за поясом, но это не доставило ему особой радости.
   Джек решил выждать. Стража ищет его, и разумнее будет отсидеться. На исходе дня у наемников, глядишь, поубавится прыти. И тогда Джек исследует второй коридор, раз первый уперся в тупик.
   Несколько часов спустя он вышел из укрытия, не забыв прикрыть за собой дверь, и двинулся по коридору. Подходя к перекрестку, Джек увидел впереди свет. Он повернул направо и снова оказался в темноте.
   Продвигаясь ощупью, он вскоре убедился, что этот туннель куда длиннее первого. Джек, не теряя времени на поиски боковых дверей, шел вперед с вытянутыми перед собой руками. В туннеле стоял зверский холод, и Джек пожалел, что не прихватил какого-нибудь тряпья из той комнаты. Оставалось надеяться, что на сей раз он не наткнется на каменную стену.
   Вскоре он снова различил впереди свет и устремился к нему. Свет становился все ярче; коридор внезапно кончился, и Джек оказался в длинном прямоугольном помещении, от которого отходило еще несколько туннелей. Что-то на одной из стен привлекло внимание Джека, и он подошел посмотреть. В камне была высечена буква «X» с двумя змеями по бокам — и Джек понял, что находится глубоко под замком Харвелл.

Глава 18

   Земля в окрестностях Рорна, тощая и голая, мало на что годилась. Лишь очень искусный и терпеливый крестьянин мог что-то вырастить на ней. Однако множество коз и овец щипало здесь жесткую желтую траву, а из их молока делали мягкие острые сыры. К северу от Рорна было много селений — и все они в какой-то степени зависели от города.
   Таул, сочтя, что настало время пообедать, стал приискивать место для привала. Близ дороги возвышался каменистый холм, где паслись овцы, — к нему Таул и направился. Неплохо будет взглянуть с высоты, не увязался ли кто следом.
   Взойдя на холм, он извлек из мешка кусок вяленой говядины и принялся жевать его без особого аппетита — такая еда мало кому по вкусу. Мясо Таул запил водой из фляги и заел сушеными абрикосами с галетами. Немудрено, что моряки так скоро теряют зубы, подумал он при этом, — эти галеты твердостью не уступают подводным скалам. Торговец уверял, что они сохранятся до второго пришествия Борка, и Таул ничуть не сомневался в этом.
   Добравшись до вершины, он вспотел, и его одолевало искушение вылить остаток фляги себе на голову. Но он удержался: неизвестно, есть ли где-нибудь поблизости вода, — и только подставил лицо прохладному бризу.
   С невысокого холма, к удовольствию Таула, открылся широкий обзор. На горизонте виднелся Рорн — заманчивый с такого расстояния, белый и сияющий. На юге темной полосой искрилось море, далеко на севере маячили горы. Радость охватила Таула — он снова в дороге, он выбрался из города!
   Его внимательный взгляд обшаривал окрестности — Таул еще с ночи почуял, что за ним следят. В ближнем кустарнике и среди камней не замечалось никакого движения — только овцы бродили с места на место. Таул, зная, что чутье его не обманывает, решил вывести шпионов на чистую воду. Он развернул одеяло и сделал вид, что собирается соснуть, старательно зевая и потягиваясь. Потом прилег на крайне неудобных камнях и притворился спящим.
   Так он лежал несколько часов, пока солнце медленно склонялось к закату. Наконец краем глаза он уловил, как что-то зашевелилось внизу. Из кустов возникла какая-то фигура и двинулась к подножию холма. Таул с ножом в руке вскочил и бросился вниз по склону. Неизвестный ударился в бегство, но Таул, которому помогала сила тяготения, быстро настигал его. Рыцарь вскочил на спину бегущему, повалил его наземь, занес для удара нож — и только тогда узнал свою жертву.
   — Не убивай меня! — заверещал мальчишка.
   Таул, заломив руку Хвата за спину, ткнул его носом в грязь.
   — Ты зачем идешь за мной?
   — Больно, — взмолился Хват, пытаясь освободиться.
   — И еще больнее будет, если не заговоришь. А ну, быстро — зачем ты идешь за мной? — Таул заломил руку еще сильнее.
   — С чего ты взял, что я иду за тобой? Тут свободная страна, и каждый может ходить где захочет. — Таул скрутил руку, едва не сломав ее, и мальчишка взвыл от боли. — Ни за чем. Иду, и все.
   — Никто не преследует другого без причины.
   — Да нет у меня никакой причины, клянусь тебе! Мне просто захотелось постранствовать вместе с рыцарем.
   — Ты служишь архиепископу Рорнскому?
   — Да нет же. — Казалось, мальчик вот-вот расплачется. Таул отпустил его.
   — Значит, ты вот так просто взял и подался за странствующим рыцарем?
   — Ну да. — Хват вытер грязь с лица и ощупал руку. На руке остались красные следы — Таул обошелся с ним суровее, чем полагал. Мальчик пожал плечами. — В Рорне мне ничего не светит, вот я и решил поискать приключений.
   — А как же твои родные?
   — Да нет у меня никого.
   — Что же ты будешь делать, когда вернешься в город?
   — Не вернусь я туда, — с вызовом заявил Хват.
   — За мной ты, во всяком случае, тащиться больше не будешь.
   — Попробуй помешай мне. — Хват задрал подбородок.
   — Ну а пить-есть что станешь?
   — По дороге что-нибудь да подвернется, — небрежно повел плечами Хват.
   Таул перевел дыхание.
   — Это не игра, мальчик. Один ты долго не протянешь.
   — Тянул же я в Рорне до сих пор, и неплохо.
   — Там, куда я иду, будет куда опаснее, чем в Рорне.
   — Позволь мне идти с тобой. — Мальчик с мольбой смотрел на Таула.
   — Я иду пешком — ты будешь меня задерживать.
   — Пока что я от тебя не отставал.
   — Мои запасы рассчитаны только на одного, и денег недостаточно, чтобы купить еще.
   — Мне никогда не составляло труда добывать деньги, — заулыбался мальчик. — По части звонкой монеты я мастак — точно тебе говорю.
   — Ну довольно, Хват. Со мной тебе идти нельзя. Мне предстоит долгий, тяжкий путь и некогда с тобой возиться. Ступай обратно в город и оттачивай свое мастерство на достойных горожанах Рорна. — Таул понимал, что поступает жестоко, но только так он мог вразумить мальчишку. — Ступай. Если поторопишься, завтра на рассвете будешь в городе. — Мальчик метнул на него враждебный взгляд. — На вот. — Таул достал из мешка немного вяленого мяса. — Ты небось сутки нечего не ел.
   Мальчик, не взяв мяса, зашагал прочь.
   Таул посмотрел ему вслед, убедившись, что мальчик действительно идет в Рорн, а сам скорым шагом устремился на север, стараясь пройти побольше дотемна.

* * *

   Мейбор разглядывал себя в зеркале. Да, пожалуй, он чуточку пополнел. Утром королевская знахарка дразнила его по этому поводу, настаивая, что ляжет сверху, иначе-де он ее раздавит. Мейбору же не нравилось, когда женщина сверху, — это место мужчины. Знахарка становится чересчур требовательной. Пора подобрать себе новую наложницу, и на сей раз она будет молоденькой: старое мясо ему приелось.
   Мейбор раздумывал, не избрать ли на эту должность горничную госпожи Геллиарны, когда в комнату вошел его сын.
   — Что тебе, Кедрак? — рявкнул отец, раздосадованный, что его отвлекли от мыслей о пышной тыльной части упомянутой горничной.
   — Я с дурной новостью, отец. — Кедрак налил себе вина.
   — Что такое? — встревожился Мейбор.
   — Кто-то похозяйничал в наших садах с топором.
   — Что-о?
   — Около сотни деревьев изувечено. — Кедрак запустил руки в свои темные волосы.
   — Где?
   — В маленькой долине, вдоль которой идет охотничья тропа.
   — Когда это произошло? — Мейбор заметался по комнате.
   — Две ночи назад — смотритель прислал весточку с голубем.
   — Он не догадывается, кто мог это сделать? Проклятые хальки, не иначе. Борк всемогущий! Хотел бы я, чтобы эта окаянная война никогда не начиналась.
   — Вряд ли это хальки. Я был там в прошлом месяце — тогда их войска оттеснили далеко за реку.