Джонс Джулия. Ученик пекаря

   Из крыла, где жили придворные дамы, он спустился во двор, отделявший мужские покои от женских. Там маячила знакомая фигура — его сын Кедрак. Мейбор не сомневался, что сын пришел предложить свою помощь в отмщении за то, что произошло ночью. Кедрак был чернее тучи — Мейбор, не имея времени точить с ним лясы, продолжил свой путь.
   — Отец! — крикнул Кедрак так, что Мейбор остановился. — Вы бежите от своего сына? — Юноша говорил холодным, вызывающим тоном.
   — Меня ждет королева, Кедрак. Поговорим после.
   — Нет, отец, сейчас, — прошипел сын. — Девушка, которую нашли с ободранной кожей в вашей постели, была горничная по имени Лилли? — Мейбор молчал. — Это так?
   — Да, это была она. Но это никак не должно задевать тебя, сын мой. Она была обычной потаскушкой — не из-за чего впадать в гнев.
   — Вы правы, она была потаскушкой. Я сержусь не на нее, а на вас, отец. — В голосе Кедрака звучало презрение. — Вы увели ее прямо у меня из постели. Вам что, было невмоготу или вы хотели этим что-то доказать?
   Мейбор ударил сына по лицу.
   — Как ты смеешь так говорить со мной?
   Кедрак вызывающе улыбнулся, держась за щеку, на которой остались следы отцовских пальцев, посмотрел Мейбору в глаза и пошел прочь.
   Мейбор вздохнул с облегчением. Кедрак слишком горяч, слишком горд. Нельзя позволять женщине, особенно простой служанке, становиться между мужчинами. Однако Мейбор должен был признать, что с большим удовольствием отвесил сыну оплеуху. Ничего, мальчик скоро опомнится. Мейбор ускорил шаг — он не мог больше заставлять ждать королеву.
   — Войдите, — молвила она, и Мейбор, войдя в роскошный чертог, низко поклонился ей.
   — Желаю вам доброго дня, ваше величество.
   — О, лорд Мейбор! — Королева ласково улыбнулась ему и протянула руку, которую Мейбор поднес к губам. — Меня глубоко огорчило известие о несчастье, случившемся в вашей комнате. Скажите, лорд Мейбор, не догадываетесь ли вы, кто мог совершить это бесчеловечное деяние?
   — Ума не приложу, ваше величество. — Он подозревал, что королева знает больше, чем говорит.
   — Какая трагедия! Мне сказали, что вы этой ночью спали не у себя. — Королева налила им обоим вина и пригласила Мейбора сесть.
   — Да, я спал... в другом месте. — Случай был неподходящий, чтобы упоминать о дочери.
   — Вполне понятно, отчего вам не захотелось спать в своей кровати. — Королева подала Мейбору кубок. — И поэтому я решила сделать вам подарок.
   — Подарок, ваше величество? — Королева никогда еще не была к нему столь милостива — она сама налила ему вина, а теперь еще хочет подарить что-то. Мейбор насторожился. Такое радушие необычно для королевы — уж не хочет ли она сообщить ему дурную весть?
   — Я приказала забрать вашу кровать и сжечь ее, а взамен дам вам новую. Это прекрасная резная кровать, изготовленная большими мастерами более двухсот лет назад. Город Исро преподнес ее нам с супругом в день нашей свадьбы.
   — Ваша щедрость ошеломляет меня, ваше величество. — Мейбор знал, о какой кровати она говорит. Эта вещь стоила целое состояние — она была вырезана из ценнейшего темного дерева и украшена золотом и драгоценностями. Его подозрения усилились: с чего это королеве вздумалось сделать ему столь роскошный подарок?
   — Вы будете спать в ней этой же ночью, лорд Мейбор. — Королева заздравным жестом подняла кубок. Выпив вина, она немного изменилась в лице и прошлась по комнате, остановившись у окна. Некоторое время она молчала, глядя на двор за окном, и наконец сказала: — Боюсь, что должна огорчить вас, лорд Мейбор. — Она по-прежнему не смотрела на него. — Я не могу более продолжать поиски вашей дочери. Гвардия нужна мне для иных целей.
   — Понимаю, ваше величество. — Мейбор окончательно убедился в том, что кровать и милостивый прием должны были подсластить ему это известие.
   — Вот уже почти месяц, как ищут ее, и завтра я отзываю моих гвардейцев. — Королева наконец обернулась к нему. — Мейбор, даже если бы Меллиандра теперь и нашлась, я не смогла бы благословить эту помолвку. Невеста моего сына должна быть безупречна. Мы не знаем, где была ваша дочь все это время и с кем общалась. Будущая королева, которая займет мое место, должна иметь незапятнанную репутацию. Мой сын не может обручиться с вашей дочерью. — Королева склонила голову. — Мне очень жаль, лорд Мейбор, но таково мое решение.
   — Как будет угодно вашему величеству, — ответил Мейбор, стараясь говорить твердо. — Могу ли я узнать, кого вы прочите на место моей дочери?
   — Вы первым узнаете имя невесты, когда таковая найдется, — с непонятной Мейбору резкостью сказала королева. — Надеюсь, мне нет нужды говорить вам, лорд Мейбор, сколь высоко я ценю вашу неизменную преданность и поддержку. — Это было самое большое извинение, какое могла позволить себе королева. Этими словами она просила Мейбора смириться с ее решением и остаться верным ей. Она нуждалась в его поддержке, но он не собирался ни в чем уверять королеву: они оба знали, что его верность стоит дороже, чем украшенная самоцветами кровать.
   — Я хорошо знаю, ваше величество, сколь многое зависит от моей преданности. — Он помолчал, чтобы дать ей вникнуть в истинный смысл его слов. — И могу обещать вам, что ничего не стану предпринимать второпях. — Он низко склонился, прошуршав шелком одежд. — А теперь, с позволения вашего величества, я хотел бы удалиться.
   Идя к двери, он украдкой оглянулся и увидел позади весьма озабоченную женщину.

* * *

   Баралис шел на встречу с новыми наемниками. Кроп условился, что они будут ждать его вблизи убежища. Из первого отряда только трое могли быть пригодны, и только Трафф, вожак, остался полностью цел и невредим. Баралис знал, как люто ненавидит его Трафф и как жаждет от него освободиться, но не собирался выпускать наемника из своих когтей. Траффа может освободить только смерть.
   Баралис воспрянул духом. С Мейбором и горничной все прошло успешно — весь замок толковал об этом. Удачу дополняло то, что девица спала также и с сыном Мейбора, — это непременно вызовет какие-то трения между отцом и сыном. Быть может, стоит даже поговорить с Кедраком — никакого напора, так, легкая разведка: оскорбленный сын может стать ценным союзником против отца. Поживем — увидим, решил Баралис. Сам он не имел семьи, и ему трудно было судить о прочности семейных уз.
   Баралис почти что жалел Мейбора. Найдя девушку, тот, должно быть, испытал недурную встряску, а сегодня, если Баралис судит верно, Мейбор получит еще один удар. Баралис знал, что королева вызвала Мейбора к себе, и сильно подозревал, что речь у них пойдет о невозможности назначенной ими помолвки. Да и пора бы — осталось всего два дня. Даже если злополучная девушка найдется, ее уже, вероятно, не успеют доставить в замок к сроку.
   Бедняга Мейбор — все вышло не так, как он задумал! Баралис с насмешливым участием покачал головой. Мейбор потерял и дочь, и любовницу, и случай посадить на престол нового короля, а возможно, и привязанность своего старшего сына. За ним нужен будет неусыпный надзор. Мейбор питает не меньшую страсть к мщению, чем сам Баралис, и непременно попытается отомстить врагу.
   Еще несколько дней — и планы Баралиса осуществятся. Королева, хоть и с большой неохотой, пригласит его к себе. Им есть о чем поговорить. Она проиграла пари и должна платить. Баралис сознавал, что поставил ее в трудное положение: ей пришлось вернуть свое слово Мейбору, человеку, на которого она опиралась, чтобы держать в повиновении лордов более низкого звания. К тому же Мейбор жертвовал большие суммы на войну с Халькусом, не говоря уж о его людях и его землях, где велись бои.
   Королева, должно быть, сейчас пребывает в тревоге, не зная, как уплатить свой долг и при этом сохранить преданность Мейбора. Но Баралис ни на миг не сомневался, что она сумеет это сделать: она не новичок в государственных делах. По правде говоря, она куда лучший политик, чем был ее несчастный хворый муженек даже в лучшие свои годы.
   К убежищу Баралис предусмотрительно шел через лес. Незачем новым наемникам знать о его укрытии, пока они не поступят к нему на службу. Он уже видел их вдалеке — и они тоже наверняка смотрят на него: они, как и все, кто побыл в Харвелле хоть день, должны были наслушаться всяких россказней о нем. Они немного побаиваются, держатся начеку и с опаской глядят на него, идущего к ним в своих черных одеждах.
   — Добрый день, господа, — произнес он тихо — пусть напрягут уши, чтобы расслышать его.
   — Вы лорд Баралис? — спросил один.
   — Да, это я. — Он обвел их взглядом, заглянув в глаза каждому.
   — Вы хотите взять нас на службу? — довольно смело спросил тот же человек.
   — Да, и хорошо заплачу.
   Во взорах наемников блеснула жадность.
   — Я слыхал, что люди, которые служили вам прежде, погибли в лесу, — набивал цену вожак.
   — Их погубила собственная неосмотрительность. Этого не случилось бы, будь у них лучший предводитель.
   — Что вы хотите нам поручить?
   — Для начала нужно будет выследить и схватить двух человек. После вы понадобитесь мне для других дел.
   — Сколько даете?
   — Пять золотых на брата.
   — Идет! — вскричал вожак. Дурак, подумал Баралис. Трафф выторговал все восемь.
   — Держи. — Он бросил вожаку кошелек. — Сегодня же и приступайте.
   — Опишите мне тех, кого надо найти.
   — Это двое юнцов. У девушки длинные темные волосы и белая кожа, парень — высокого роста, с каштановыми волосами. Они путешествуют пешком и, насколько я понимаю, движутся на восток. На их след вы можете напасть южнее замка, близ заброшенного охотничьего домика. Если не найдете их в течение недели, явитесь обратно ко мне. — Баралис пошел прочь, но остановился. — Не приближайтесь к парню открыто. Старайтесь захватить его врасплох — лучше всего спящим.
   — Мы найдем их и доставим сюда.
   — Нет, сюда их везти не надо. Убейте их и заройте где-нибудь.

Глава 25

   Город Несс приютился между красивыми пологими холмами, а позади него высились бледные горные вершины, едва отличаясь по цвету от серебристо-серого неба. На склонах холмов пестрели распаханные поля, луга и сады — Несс был крестьянским городом.
   Таул и Хват приехали в Несс на рассвете. Восточные горы ревниво преграждали путь солнечным лучам, поэтому в Нессе светало позже, чем в его окрестностях.
   Старые и крепкие дома, вынесшие немало непогод, не могли похвастаться красотой — их строители стремились к долговечности, а не к блеску. Путники миновали множество дубильных, колесных и мясных лавок. Несс жил овцеводством. Каждую весну овец стригли, из молока делали сыр, потом забивали на мясо, шкуры шли на пергамент, а навозом удобряли поля.
   Город прославила шерсть: несские женщины были искусные пряхи и выделывали особенно тонкую и мягкую нить. Красильщики окрашивали пряжу и ткани в замечательно живые цвета, особенно красные: несские мужчины любили щеголять в камзолах и плащах ярких оттенков, от алого до багрового. Женщинам яркие Цвета носить не разрешалось, и они одевались в бурые и тускло-голубые тона. Таул, правда, увидел в толпе двух ярко разодетых женщин: такой наряд служил отличительным знаком их ремесла.
   Здесь уже чувствовалось дыхание севера, и Таул понял, что без теплых вещей им не обойтись. Он улыбнулся, глядя на рыночные лотки, заваленные овчинами и мотками шерсти, — он попал в подходящее место для покупки теплой одежды.
   Таул не спускал глаз с Хвата — недоставало еще, чтобы тот промышлял и в этом городе. Пока они бродили по рынку, Таул то и дело хватал мальчишку за шиворот — того так и тянуло к дородным торговцам и богато одетым женщинам.
   — Да ведь я совсем немножко их пощиплю, они и не заметят, — взмолился Хват, вытирая нос рукавом — он не привык к холодам и уже схватил простуду.
   — Незачем наживать себе неприятности.
   — Но ведь нам надо купить одежду, так или нет? А у тебя наверняка осталось совсем немного после расплаты с лошадником в Тулее.
   Таул порылся в котомке и нашел один золотой и пригоршню серебряных монет:
   — Я думал, у нас больше осталось.
   Таул подозрительно посмотрел на Хвата, но тот только плечами пожал:
   — Вот видишь — хочешь не хочешь, а придется мне отправиться на промысел. — Хват переплел пальцы и хрустнул суставами.
   — Только недолго. — Хват юркнул в толпу, и Таул добавил вслед: — И будь осторожен.
   Таул нашел ларек, где продавались разные ткани, и стал присматривать шерсть поплотнее: сам он неплохо переносил холод, но мальчик все время мерз.
   — Добрый день, сударь, — с непривычным местным выговором произнес продавец, в чьем взгляде читался неприкрытый расчет. — Вы с юга, не так ли? — Не дожидаясь ответа, продолжил: — Я сужу по тому, как легко вы одеты. Вы уж не прогневайтесь, но вам пригодился бы новый плащ. У меня как раз есть хороший отрез. — Он выложил на прилавок штуку алой материи. — Вот пощупайте. — Таул старательно помял ткань — она была куда глаже, чем шерсть, с которой он сталкивался раньше.
   — А нет ли у вас чего-нибудь не столь яркого? Серого или коричневого?
   Торговец посмотрел на Таула как на умалишенного.
   — Сударь, такие цвета носят только женщины. Статный мужчина вроде вас выглядел бы очень занозисто в красном.
   Таул не совсем понимал, что такое «занозисто», и отнюдь не желал выглядеть подобным образом.
   — Я настаиваю на сером. Как скоро сможете вы сшить два плаща и два камзола?
   — Дайте подумать. — Торговец оглядел Таула, явно прикидывая, сколько с него содрать. — За подходящую цену можно успеть хоть к завтрашнему утру.
   — Какая же цена, по-вашему, подходящая?
   — Четыре золотых, — сказал купец, честно глядя Таулу в глаза.
   — Два, — приподнял бровь рыцарь.
   — Сударь, одна только швея обойдется мне в два золотых, а товар-то какой добротный. Меньше чем на трех не сойдемся.
   — Три так три. — Это было все-таки слишком дорого, но Таул не любил торговаться. Он обсудил с торговцем покрой, показал ему, какого примерно роста мальчик, оставил задаток и ушел.
   В ожидании Хвата он собрался купить еды и выбирал между начиненным овечьим сердцем и пудингом, когда женский голос шепнул ему на ухо:
   — Если вы пойдете со мной, я покажу вам, где в Нессе кормят лучше всего.
   Таул, обернувшись, увидел девушку с золотисто-рыжими волосами и в коричневом платье — стало быть, не шлюху. Таул как будто уже встречал ее где-то.
   — Вы только что расстались с моим отцом, торговцем тканями, — пояснила она, — и он, между прочим, вас надул. — У нее был приятный голосок, и говорила она с той же напевностью, что и отец.
   — А вам-то что? Вам торговые таланты отца только на пользу.
   — Он и без того богат, — сказала девушка, уводя Таула от ларька с едой.
   — А одет бедно — или это входит в правила игры?
   — У него столько уловок, что я им и счет потеряла. Начнем с того, что никакой швее платить два золотых он не будет. Это я буду шить вам плащи.
   Таул не сдержал улыбки.
   — Не лучше ли в таком случае начать? Они мне понадобятся к завтрашнему дню.
   — Так вы уже завтра покинете Несс? — опечалилась девушка.
   — Зачем вам это знать? — Таул всегда подозрительно относился к людям, которые расспрашивали о его передвижениях, но девушка обиделась.
   — Ни за чем, — гордо ответила она. — Я пойду — вы ведь не хотите, чтобы ваш заказ запоздал. — Она пошла прочь, но Таул крикнул:
   — Погодите. Вы собирались показать мне место, где лучше всего кормят. Я не хотел вас обидеть, — добавил он.
   — Это место — наш дом, а я — лучшая в Нессе повариха.
   Они прошли через рынок, потом по переулку вышли на красивую широкую улицу. Таул оглядывался в поисках Хвата, но того и след простыл. Ну ничего — Хват малый смышленый и как-нибудь его разыщет.
   — Вот мы и пришли, — объявила девушка около старого, но содержащегося в порядке дома. — Да вы не беспокойтесь — нас здесь только двое, отец да я. Он слишком прижимист, чтобы держать слуг. — Девушка впустила Таула внутрь и провела вниз по ступенькам в теплую, полную дыма кухню.
   — Для меня большая честь быть приглашенным в ваш дом. — Таул уже бывал на севере и знал, что полагается говорить в таких случаях.
   — Вы ведь не из этих мест, правда? — спросила девушка, проворно накрывая на стол.
   — Нет, не из этих — да и вы, если я не ошибаюсь, тоже. Вы говорите не так, как жители Несса, — более напевно. — Таул принял из рук девушки чашу эля.
   — А у вас острый слух. Да, мой отец родом с запада. Мать умерла, когда я была еще ребенком, мы уехали на восток и в конце концов осели здесь. — Говоря это, девушка резала теплый, с хрустящей корочкой хлеб и щедро мазала ломти маслом.
   — Как называется место, откуда вы приехали?
   — Харвелл — это в самом сердце Четырех Королевств.
   — Давно ли вы уехали оттуда? — Таул впервые встретил кого-то из Четырех Королевств и ухватился за случай разузнать побольше о тамошних делах.
   — Лет десять тому назад. Но отец ездит туда каждый год или два, чтобы похвалиться перед родней нажитым здесь богатством. — Девушка сняла с огня один из горшков, приподняла крышку, и по кухне разлился восхитительный аромат. — А почему вы спрашиваете?
   — Я еду на запад, подыскиваю себе работу — может, и туда заверну.
   — Я бы на вашем месте не стала ехать до самых Четырех Королевств. Они уже много лет воюют с Халькусом, отчего страдают и скот, и урожай, — вряд ли там найдется работа для пришлого.
   — Мне эта война кажется бессмысленной. Обе стороны истощают свои силы, — небрежно молвил Таул, не желая обнаруживать перед девушкой, как ему интересен этот разговор.
   — Отец говорит, что дело там нечисто: каждая сторона наперед знает, что предпримет враг. — Девушка налила в миску бараньего жаркого с морковью, репой и луком.
   — Это верный знак того, что какое-то высокопоставленное лицо желает, чтобы война продолжалась.
   — То же самое говорит мой отец. Он считает, что за всем этим стоит королевский советник — как же его? Да, лорд Баралис.
   — Значит, власть в Четырех Королевствах принадлежит лорду Баралису?
   — С тех пор как короля подстрелили стрелой пять лет назад, в государстве всем заправляет небольшая кучка вельмож. Хотя королева, говорят, сильный правитель — сильнее, чем когда-либо был ее муж. Лучшее, что мог бы сделать король, — это умереть и уступить место сыну. Быть может, новый король принес бы стране мир.
   Девушка села рядом с Таулом, взяв себе ломоть хлеба. Пока она ела, Таул рассмотрел ее: она была хорошенькая, с легкой россыпью веснушек на носу и щеках. С чего это ей вздумалось приглашать его в дом? Будто прочтя его мысли, она сказала:
   — Я не всякого приглашаю к своему столу. Вас я увидела у отцовской лавки, и у вас был такой вид... — Девушка замялась, слегка смутившись. — Такой вид, будто вам не помешало бы съесть чего-нибудь домашнего. — Таул почувствовал, что она совсем не то хотела сказать.
   — Но в городе, должно быть, бывает немало путников? — Он не собирался спускать ей эту маленькую ложь.
   — Да, но в большинстве своем это какие-нибудь заскорузлые батраки, или карманные воры, или еще того хуже. — Девушка потупилась, глядя в свою миску. — Вы не такой — вы похожи на искателя приключений или переодетого принца...
   — Нет, я не принц. — Таул приподнял ей голову за подбородок, вынудив смотреть себе в глаза.
   — Я даже не знаю, как вас зовут. — Девушка вдруг заерзала и принялась убирать со стола.
   — Таул. — Его имя постоянно казалось ему коротким без добавки слов «рыцарь Вальдиса».
   — А я Кендра, дочь Фильстуса, торговца тканями.
   — Увы, Кендра, мне пора. Меня ждет один человек. — Таул, не желая пользоваться юностью и неискушенностью девушки, отвесил ей низкий придворный поклон. — Благодарю за гостеприимство. — Ему показалось, что Кендра хочет остановить его, поэтому он повернулся и быстро вышел.
   На рынке он попытался найти Хвата и после безуспешных розысков решил, что лучше всего ждать на каком-нибудь приметном месте: шустрый мальчуган сам его найдет.

* * *

   Тавалиск разглядывал свое архиепископское кольцо. При введении в сан ему вручили перстень с печатью города Рорна. Этому перстню было около тысячи лет, и он не имел цены. Тавалиск подставил перстень, который носил теперь, под солнечный луч. Неплох для поддельного. Впрочем, сравнить его не с чем — настоящий канул на дно озера.
   Замена настоящего кольца поддельным преподала Тавалиску ценный урок: люди верят в то, что они видят. Он, конечно, архиепископ, и никто не смеет усомниться в этом — но он подозревал, что такое правило действует и на более низком уровне.
   Убедившись, что замена кольца сошла ему с рук, Тавалиск начал подделывать и другие ценности. Первой ласточкой стала бесценная ваза из Тиро, замененная ничего не стоящей копией, вышедшей из-под рук способного, хотя и не оригинального рорнского мастера. Постепенно Тавалиск расширял круг своих действий и теперь мог с гордостью сказать, что в архиепископском дворце осталось мало подлинного.
   Он был осторожен, очень осторожен — изготовителям копий, а при необходимости и их семьям тихо резали глотки. В итоге он накопил немало сокровищ в своей частной резиденции, стоявшей на расстоянии брошенного камня от дворца. Это была его копилка. Если неблагодарный и славящийся своей переменчивостью народ Рорна когда-либо решит избавиться от него, Тавалиску будет на что жить — и жить хорошо. А он любил хорошо жить почти так же, как и строить козни.
   В последнее время он все чаще вспоминал о своей копилке. События в мире беспокоили его. Не те, причиной которых был он сам — за этими он следил, — но события на севере, в особенности предполагаемый брак Катерины Бренской с принцем Кайлоком: у него на глазах осуществлялось пророчество Марода.
   Понимает ли это кто-то еще, кроме него? Тавалиск знал одно: помешать этому должен он. Рорн не станет лакеем северной империи. Тирен покушается на южные рынки, а герцог Бренский и Баралис слишком честолюбивы, чтобы ограничить империю пределами севера. Будет война.
   Война сама по себе не такая уж плохая вещь. Тавалиск потер свои пухлые руки. Если он будет действовать с умом, то Рорн, возможно, еще и наживется на всей этой заварухе.
   Постучав, вошел Гамил.
   — Прибыл наконец ответ от лорда Мейбора, ваше преосвященство. — Он подал письмо Тавалиску, и тот рассмотрел печать: она была цела, и на багровом воске четко выделялась большая буква «М». По одну ее сторону был изображен серый лебедь, по другую — обоюдоострый меч.
   — Подходяще, — буркнул Тавалиск, распечатывая письмо. Потребовалось некоторое время, чтобы разобрать корявый незнакомый почерк. Лорд Мейбор, очевидно, не отличался ученостью, что вполне устраивало архиепископа. Он всегда предпочитал иметь дело с людьми, уступавшими ему умом.
   Гамил с нетерпением ждал, когда его патрон дочитает. Тавалиск нарочно тянул, чтобы подразнить его.
   — Налей-ка вина. Мне надо подкрепиться.
   — Что пишет лорд Мейбор, ваше преосвященство? — спросил Гамил, подавая бокал.
   — Хочет знать, кто я такой. Говорит, что очень заинтересован в союзе против — как он выражается? «Против злокозненного предателя, известного нам обоим». Экая первобытная прямота — ты не находишь, Гамил?
   — Так он согласен?
   — Ему просто не терпится. Его ненависть к Баралису бросается в глаза. Однако он настаивает, чтобы я открылся, хотя, как видно, догадывается, кто я.
   — Почему вы так полагаете, ваше преосвященство?
   — Он пишет: «Будь вы лорд или епископ, я согласен». — Тавалиск выпил вина, значительно воспрянув духом.
   — И вы откроетесь, ваше преосвященство?
   — Пожалуй. Составь ответ тотчас же. Я хочу знать, что ему известно о плане Баралиса обвенчать Кайлока с Катериной Бренской. — Тавалиск весело улыбнулся. — Кажется, у лорда Мейбора большой зуб на Баралиса, и его помощь может оказаться неоценимой.
   — Я сегодня же напишу ответ, ваше преосвященство, но письма от лорда Мейбора мы дождемся не скоро.
   — Это меня не волнует, Гамил. Даже если помолвка будет заключена, Кайлок скоро не женится. Он принц, и между его помолвкой и свадьбой должен пройти большой срок. И даже если бы между Бреном и Четырьмя Королевствами не намечался союз, я был бы не прочь присмотреть за нашим другом Баралисом. Я встречался с ним однажды и могу тебя заверить, Гамил, — это человек опасный. Он рвется к высотам власти.
   — Я не знал, что ваше преосвященство встречались с лордом Баралисом, — закинул удочку Гамил.
   — Ты многого не знаешь, Гамил, — невозмутимо ответил архиепископ.
   — Баралис родился в Четырех Королевствах?
   — Довольно вопросов, Гамил.
   — Тогда я, с разрешения вашего преосвященства, отправлюсь писать ответ.
   — Прекрасно, Гамил. Покажи мне, прежде чем отсылать.
   — Могу ли я воспользоваться вашей печатью, если вы все равно намерены открыться?
   — Не будь дураком. Если письмо попадет в чужие руки и на нем будет моя печать, я окажусь в крайне неудобном положении. Никаких печатей. Лорд Мейбор уже знает, кто я: он нуждается только в подтверждении. Опиши меня так, чтобы он узнал, и без имени — ясно?
   — Да, ваше преосвященство.
   — Вот и хорошо. Кстати, Гамил, я замечаю, что Тулей не слишком рьяно стремится к изгнанию рыцарей. Надо бы их несколько... подогреть.