Джонсон Сьюзен. Греховный соблазн

   — Да, мэм.
   — И все подарки под елкой?
   — До единого.
   За исключением одного, запертого в бюро Кристины.
   — Превосходно. Все идет как нельзя лучше! — весело засмеялась Кристина, делая изящный пируэт и радостно улыбаясь. — Обожаю Рождество!
   На пруд их проводил лакей. Ганс отпустил своих псов, когда они добрались до замка Цейс, и за это Кристина благодарила Бога. Если Макс все-таки приедет в Силезию, лишние глаза ни к чему.
   Она и мальчики соревновались, кто зашнурует ботинки первым, и Джонни выиграл.
   — Догоняйте! — крикнул он, скользя по блестящему льду.
   Мать с братом бросились за ним вдогонку, и Фрицу наконец удалось поймать Джонни за рукав. Но тот немедленно превратился в преследователя сам. Пруд постепенно переходил в реку, садовники чисто вымели лед, и вся троица, наигравшись, румяная и запыхавшаяся, покатила вниз по реке, выпить в гостинице горячего сидра. Сидя в одних чулках на скамье под окном, выходившим на реку, они пили сидр, ели оладьи с яблоками и говорили о подарках, приготовленных для кузенов и родных.
   — Смотри, мама, смотри! — Встав на колени, чтобы лучше видеть, Фриц прижался носом к стеклу. — Какие чудесные красные санки!
   — Кучер слишком гонит лошадей, — мрачно пробормотал Джонни. — Но что за великолепная пара вороных!
   — Арабы, — заметил Фриц.
   — Берберы, — возразил брат. — Они лучшие упряжные лошади. Взгляни на их морды. Это не арабы.
   — Ну да, ты всегда прав, — парировал младший.
   — На этот раз — да.
   — И нет!
   — А вот и да!
   — А вот и нет!
   Кристина неожиданно охнула, и мальчики обернулись к ней.
   — Я поперхнулась сидром, — объяснила она, бледная как смерть.
   — Да эти лошади сейчас врежутся в гостиницу! — вскрикнул Фриц, забыв обо всем, кроме поразительного зрелища.
   — Кучер не сможет вовремя остановить их! Они разобьются! — бросил Джонни, не столько напуганный, сколько зачарованный разворачивавшейся за окном драмой.
   — Довольно, мальчики, слезайте, — велела Кристина. Она едва говорила: сердце выбивало барабанную дробь. Но Фриц, не слушая ее, вопил:
   — Он справился с ними!
   — Прямо как по маслу, — благоговейно вторил Джонни.
   — Ну хватит, — уговаривала Кристина. — Допивайте сидр.
   — Я хочу посмотреть на коней, — заупрямился Фриц, уже слезая со скамьи.
   — Нет! Фриц, нет!
   Поздно. Мальчишка как был, в одних чулках, бросился к двери.
   — Мама, а мне можно? Я никогда не видел таких чудесных лошадок!
   Как она могла отказать, когда Фриц был уже за порогом?
   — Только недолго, — пробормотала Кристина. Оглядевшись, она заметила, что в маленьком зале никого не было. Хоть бы мальчики не задержались! Если повезет, Макс поведет животных на конюшню, и они не встретятся на публике.
   Но разве благоразумие может устоять против мальчишеского энтузиазма? Уже через несколько минут сыновья ворвались в комнату. За ними следовал Макс.
   — Мама! Он пообещал рассказать нам о лошадях, — объявил Фриц, растянув рот до ушей в радостной улыбке и беря Макса за руку. Кристина окончательно растерялась, заметив, что за другую уже успел ухватиться Джонни. Он не был таким общительным, как Фриц. И не так легко заводил друзей, но Макс, очевидно, произвел на него большое впечатление.
   — Мама, это мистер Уэйр. Билл, это наша мама, — учтиво представил Джонни, как и полагалось воспитанному молодому человеку.
   — Доброе утро, — с легким поклоном приветствовал Макс.
   — Он купил коней в Алжире, мама! Расскажите, сколько вам пришлось путешествовать по пустыне, чтобы их добыть, — восхищенно тараторил Фриц.
   — Ничего, если мистер Уэйр присоединится к нам, мама? — встревожился Джонни, видя сдержанность матери.
   — Это вряд ли удобно, — вежливо возразил Макс. — Хотя здесь и нет никого, кроме нас.
   Он был, разумеется, прав, и ей страстно захотелось броситься в его объятия.
   — Пожалуйста, садитесь, — пригласила она с деланным безразличием.
   Мальчики буквально подпрыгивали от нетерпения, пока Макс расстегивал подбитое бобром пальто.
   — Я возьму его, возьму, — закричал Фриц, протягивая руки, и Макс, смеясь, отдал ему пальто. Мальчик пошатнулся под его весом, но мужественно дотащил до ближайшего стола и бросил на блестящую столешницу.
   Дождавшись, пока усядутся мальчики, Макс сел напротив Кристины.
   — Расскажите нам об Алжире. Все! — скомандовал Фриц, поставив локти на стол и подперев подбородок руками. Судя по его виду, он приготовился к многочасовому повествованию.
   — На это не хватит времени, — улыбнулся Макс.
   — У нас полно времени, верно, мама? — вмешался Джонни. — Нам нужно вернуться только к чаю, да и то ты сказала, чтобы кухарка все приготовила, если мы опоздаем.
   Макс несколько мгновений не отрываясь смотрел им в глаза.
   — Как скажете, — мягко ответил он. — Я не спешу.
   — Крестьяне скоро начнут собираться на обед.
   Она надеялась, что он поймет намек.
   — Может, попросить отдельную комнату? Там нас не потревожат.
   Его лицо и голос ничем не выдавали бушевавших в нем эмоций. С таким же успехом он мог говорить со случайными знакомыми.
   — Соглашайся, мама, — умолял Фриц, ерзая на скамье.
   — Нас не хватятся до вечера, — вторил Джонни. Кристина лихорадочно искала предлог отказать. И не находила.
   — Я только что приехал и еще не успел осмотреться. Может, за обедом мальчики расскажут мне, где здесь можно поохотиться? — предложил Макс, не собираясь так быстро расставаться с ней.
   — Мама! — заныл Фриц, дергая ее за рукав. — Ну же, мама.
   — Позвольте, я узнаю, свободен ли отдельный кабинет.
   Макс поднялся и оглядел зал в поисках официанта.
   Она могла остановить его. Должна была. Во что ее втягивают? Запереться с Максом и сыновьями в отдельной комнате? Это безумие! Если ее увидит кто-то из знакомых, наверняка передадут Гансу.
   Но рай был так близок, сыновья раскраснелись от возбуждения, и Макс уже говорил со слугой. Она не могла заставить себя сказать «нет».
   — Все устроено, — объявил Макс, вернувшись. — У них есть отдельная столовая.
   Мальчики спрыгнули со скамьи, и Макс, глядя поверх их голов, прошептал одними губами:
   — Я люблю тебя.
   Щеки Кристины мгновенно приобрели цвет спелых вишен.
   Макс ухмыльнулся, кивнул в знак того, что все понял, и предложил ей руку.
   Кристина вложила пальцы в его ладонь, потому что боялась привлечь к себе внимание.
   Но оба оказались не готовы к тому потрясению, которое вызовет этот простой жест. Кровь бросилась в лицо Максу. Кристина затрепетала.
   Максу пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем он смог сжать ее пальцы и сдавленно осведомиться:
   — Вы голодны?
   Двойной смысл его слов мгновенно дошел до Кристины.
   — Ужасно! — жизнерадостно объявил Фриц, размахивая коньками. — Можно нам еще оладий с яблоками, мама?
   Кристина кивнула, не в силах говорить. Пальцы Макса обжигали кожу. Господи, как она вынесет этот обед?
   — Позвольте взять ваши коньки, — предложил Макс, отпустив ее руку и понимая, что иные прикосновения просто опасны.
   — Спасибо, — поблагодарила она почти обычным тоном и даже смогла слегка улыбнуться, как всякий воспитанный человек. Одного только не сумела: сдержать накал своих желаний. Оставалось лишь терпеть и надеяться на лучшее.
   Макс специально сел от Кристины как можно дальше и на протяжении всего обеда не смел поднять на нее глаз. Он отнюдь не был похож на человека, имевшего столько случайных связей и репутацию неотразимого любовника, и с огромным трудом старался сохранять бесстрастный вид. Но в конце концов это ему удалось. Потому что иначе было нельзя. Потому что он не мог рисковать и ставить под удар возможность дальнейших встреч. Потому что твердо намеревался сегодня спать с ней.
   Макс в основном беседовал с мальчиками, отвечал на бесчисленные вопросы, сам расспрашивал, какая дичь водится в здешних местах. Ел с аппетитом, не желая показаться расстроенным. Отказался от местного пива, поскольку не доверял себе: кто знает, какое действие может произвести даже небольшое количество спиртного, когда Кристина так близко?!
   После обеда он немедленно откланялся, объяснив, что должен встретиться со здешним проводником, боясь, что, если останется еще на несколько минут, не выдержит и схватит Кристину в объятия. И поднялся так порывисто, что опрокинул стул, а в ответ на просьбу Фрица встретиться с ними еще раз непонимающе уставился на мальчика.
   — Возможно, после каникул, — вымолвил он наконец. Лица детей омрачились.
   — После каникул мы едем в Лондон, — вздохнул Джонни.
   Макс вопросительно взглянул на Кристину.
   — В зависимости от обстоятельств, — пояснила та.
   — Если тетя Шарлотта будет дома, а папа поедет кататься на лыжах, — вставил Фриц в надежде снова поболтать с Максом.
   — Понимаю, — с легким поклоном ответил тот.
   — А где вы остановитесь? — не отставал Фриц, игнорируя строго сведенные брови матери.
   — Еще не знаю, — ответил Макс, беря пальто. — Но уверен, что мы встретимся снова.
   Он вежливо откланялся и ушел.
   — Как по-твоему, мы еще увидим его? — спросил Джонни, которому явно пришлось по душе общество Макса.
   — Возможно, — уклончиво пробормотала Кристина.
   — Можно прийти сюда: он наверняка будет здесь обедать, — предложил Фриц.
   — У нас слишком много дел дома. Нужно развлекать гостей, — с сожалением напомнила Кристина.
   — А вдруг они скоро уедут? — с надеждой протянул Джонни.
   — Посмотрим, может, удастся как-нибудь утром вырваться из дома, — пообещала Кристина при виде разочарованных мальчишеских физиономий.
   — Ура!
   — Вот здорово!
   Дети снова заулыбались.
   — А сейчас нам лучше вернуться и быть приветливыми с родственниками.
   Все дружно застонали.
   — Вот вырасту и куплю таких же вороных! — объявил Фриц, вскакивая.
   «А вдруг Макс подарит тебе своих?» — ни с того ни с сего подумала Кристина, позволив себе немного помечтать в предвидении предстоящего тоскливого вечера.
   — А я спрошу нового привратника, Берта, может, он сумеет узнать, где остановился Билл. Ему всегда все известно! — вторил Джонни.

Глава 18

   — Где тебя носило? — тихо прорычал Ганс, когда Кристина и мальчики появились в холле. Вдова как раз спускалась по лестнице, и он не желал новой сцены. — Все уже собрались, а ты опаздываешь к чаю.
   — Кухарке приказано подавать чай без меня.
   — Предупреждаю, если не появишься в гостиной через десять минут, я…
   — Ганс! Подай мне руку!
   Повелительный голос вдовствующей княгини несколько умерил пыл Ганса, но он все же угрожающе пробормотал, прежде чем обернуться к матери:
   — Десять минут!
   Мальчики все это время прятались за спиной Кристины и посмели пошевелиться только после его ухода. Оба робко коснулись рук матери.
   — Идите к себе, — тихо велела Кристина. — Я приду к вам после чая.
   — Мы всего лишь катались на коньках, — мрачно буркнул Джонни.
   Кристина ободряюще улыбнулась:
   — Сомневаюсь, милый, что твоего отца это интересует.
   Мальчики давно уже научились не откровенничать с Гансом. Он кричал на них, а иногда и просто срывал злость.
   — Сейчас прикажу, чтобы вам наверх подали пирожных.
   — Мы поедем завтра кататься? — умоляюще прошептал Фриц.
   — Попробуем, если встанете пораньше, — кивнула мать, жалея, что в жизни ее детей так много запретов.
   — Я проснусь, когда ты скажешь, — пообещал Фриц.
   — Я тоже, — поддакнул старший.
   — Поговорим после чая, дорогие. А сейчас бегом наверх. Кто первый?
 
   Входя в гостиную, Кристина чувствовала себя разведчиком во вражеском лагере. Пронизывающие взгляды собравшихся были устремлены на нее. Даже после двенадцати лет брака она по-прежнему оставалась чужачкой, «этой англичанкой», хотя, по правде сказать, их мнение давным-давно стало для нее безразлично. Пусть думают что хотят!
   Братьям Ганса, как младшим сыновьям, пришлось жениться на деньгах, и, следовательно, их жены славились не внешностью, а приданым. Дочери богатых бюргеров, типичные буржуа по виду и характером, глубоко презирали аристократическое наследие Кристины, ее безупречные манеры и, самое главное, изысканную английскую красоту. Их мужья подобно старшему брату пользовались негласными преимуществами мужского пола и, равнодушные к чувствам жен, распутничали и заводили любовниц. Ах, знай она только обо всем этом до замужества…
   Но сетовать уже поздно. Пока что нужно выдержать это невероятно скучное чаепитие. Кристина давно уже обнаружила что самое главное — умение правильно рассчитать время. Вот прошла минута… другая… третья… если отмечать каждую, то и конец недалек. Кроме того, теперь, когда Макс рядом, стало легче терпеть холодную удушливую скуку которой, казалось, была пронизана вся обстановка. Она может даже помечтать о блаженной радости увидеть его вновь.
   Она была так счастлива, что не обращала внимания ни на злобные голоса, ни на колкости, ни на глупые сплетни. Забытый чай стыл в чашке.
   Внезапно до нее дошло, что невестки дружно поднимаются с мест шурша тафтой, неуклюже топорщившейся на их пышных бедрах. Осознав, что очередная пытка кончилась, Кристина тоже встала.
   — Ужин в девять, — рассеянно объявила она. — До встречи. — И, грациозно кивнув, направилась к двери.
   — Она и словом с нами не перемолвилась, — взвизгнула одна невестка.
   ― По-моему, просто подвыпила, — вставила вторая, поджав губы.
   — По крайней мере лицо у нее так и сияло, — добавила третья, и злобные гарпии обменялись многозначительными взглядами.
   Ганс, терпеливо вздохнув, поднял глаза к небу.
   — Еще есть время выпить перед ужином. Кто хочет партию в бильярд?
   Семейные сборища были тяжким испытанием и для него, поскольку он не выносил своих невесток и терпеть не мог матери, делавшей из старшего сына мальчика на побегушках.
   — Твоя жена, случайно, не беременна? — осведомилась вдовствующая княгиня, пронзив его скептическим взглядом.
   — Господи, конечно, нет!
   Но тут в голову Ганса пришла ужасная мысль.
   — Прошу простить, у меня дела, — мрачно объявил он. — Встретимся в бильярдной.
   Взбежав по ступенькам, Ганс ворвался в гостиную Кристины, словно разъяренный бык. Но комната оказалась пуста. Он рывком распахнул дверь спальни. Кристина, все еще в нарядном платье, лежала в шезлонге с закрытыми глазами.
   — Попробуй мне признаться, что беременна, сука ты этакая!
   Истерический вопль ворвался в ее блаженные грезы, и глаза Кристины удивленно распахнулись.
   — Только не в присутствии слуг, — резко бросила она, садясь. — Лиза услышит.
   Камеристка гладила ее вечернее платье в смежной со спальней гардеробной.
   — Плевать мне на слуг! — прорычал Ганс. — Отвечай, стерва, ты беременна?
   — Будь добр убраться отсюда.
   Он не заслуживает ответа, этот негодяй, с его постоянными изменами и откровенным безразличием!
   — Отвечай мне, черт возьми! — повторил он, сжав кулаки.
   — Нет. А теперь вон из моей комнаты!
   Презрительно усмехнувшись, она подобрала белую шифоновую юбку и шагнула к двери гардеробной.
   — Ты так не уйдешь! — завопил муж:, преградив ей дорогу и пытаясь схватить за руку.
   — Только коснись меня, — тихо процедила она, — и я закричу так громко, что твоя мамаша услышит меня снизу, или из своей комнаты, или где там еще покоится жирный зад этой старой клячи!
   Руки Ганса бессильно повисли: связываться с матерью не хотелось. Она все еще имела огромное влияние в княжестве и твердо полагала, что прежде всего следует соблюдать внешние приличия.
   — Я еще не покончил с тобой, — шепнул он.
   — Зато я с тобой покончила.
   По крайней мере пока его мамаша торчит во дворце.
   — Если ты беременна… я убью тебя… после ее отъезда, — тихо добавил он.
   Леденящая злоба в его глазах пугала, и Кристина впилась ногтями в ладони, чтобы не заплакать от страха.
   — К счастью, этого не понадобится, — с усмешкой пообещала она и, обойдя его, направилась в гардеробную.
   — Ты принадлежишь мне! — взвизгнул он, сверля ее взглядом. — И не забывай…
   Войдя в гардеробную, Кристина отослала Лизу с поручением, чтобы немного побыть одной и прийти в себя. С чего это он вдруг пришел в такую ярость и стал задавать вопросы? Действительно ли ей грозит опасность, или он просто вспылил? И не приставит ли снова стражу, если так взбешен ее неверностью? Хоть бы это ему не взбрело в голову теперь, когда Макс рядом!
   Только сейчас она позволила себе содрогнуться от страха. Что теперь будет? И что задумал ее муж?
 
   За ужином она разыгрывала роль идеальной хозяйки, улыбалась с деланной сердечностью, отвечала на вопросы с утонченной вежливостью, смеялась над неуклюжими шутками деверей, командовала слугами. И очень мало пила, боясь, что окончательно потеряет самообладание. Только украдкой, когда становилось совсем невмоготу, поглядывала на часы, опасаясь, что они попросту сломались: стрелка никак не хотела двигаться. Но, удостоверившись, что все в порядке, вздохнула про себя и знаком велела лакею наполнить бокал деверя.
   После ужина мужчины засиделись за портвейном. Дамы пили чай в гостиной, и, пока родственницы перебирали придворные сплетни, Кристина считала розы на юбках пастушек из мейсенского фарфора, украшавших камин.
   Наконец появились мужчины и снова принялись за вино.
   Но все проходит. Часы пробили одиннадцать, и Кристина смогла, не нарушая правил этикета, распрощаться и удалиться к себе.
 
   Какое счастье!
   Она чувствовала себя ребенком, отпущенным с уроков, и мечтала только об одном: поскорее очутиться в тишине своих покоев. В гостиной ее дожидалась Лиза, но после долгого, бесконечно утомительного вечера Кристине нестерпимо захотелось остаться одной.
   — Я сама разденусь, — сказала она с улыбкой грешника, которому удалось вырваться из чистилища. — Спокойной ночи, Лиза. Разбуди меня в пять. Мы с мальчиками хотим покататься на коньках до завтрака.
   Завтра она предупредит Макса.
   — Да, мадам, — ответила горничная, приседая. — Позвольте только помочь вам с жемчугами.
   Кристина лениво отмахнулась:
   — Не нужно. Иди.

Глава 19

   — Позвольте только помочь вам с жемчугами.
   Мужской голос — глубокий, низкий, мучительно знакомый…
   Кристина круто обернулась и прижала руку к сердцу.
   — Как ты сюда попал? — потрясенно пролепетала она, вне себя от страха, сомнения, радости…
   — Никто меня не видел. Ну, как прошел ужин?
   Макс стоял у окна, одетый как местные жители: белый свитер, твидовые брюки, высокие охотничьи ботинки. И выговор ленивый, небрежный, словно он случайно проходил мимо. Словно ему не грозила смертельная опасность. И ей тоже.
   — Макс! Тебе нельзя здесь оставаться! Уходи!
   — Я слышал, что по ночам Ганс покидает дворец, хотя и позже обычного, поскольку его мамаша все видит и слышит. Так что, если именно это тебя беспокоит, нам никто не помешает.
   Кристина не расскажет о последних угрозах мужа, иначе Макс потребует, чтобы она уехала… а это невозможно. Она никогда не оставит мальчиков, а Макс, при всех своих добрых намерениях, не сумеет преодолеть препятствий ее брачного контракта.
   — Я боюсь за тебя. Уходи скорее! Мы с мальчиками с утра пойдем на пруд кататься на коньках. Тогда и сможем немного поговорить. А теперь, прошу, уходи…
   — Он что-то сказал тебе?
   Она явно нервничает, и куда сильнее, чем утром.
   — Нет! — Кристина в отчаянии заломила руки. — Он ничего не сказал, но нельзя, чтобы тебя тут обнаружили.
   — Несколько часов назад, в деревне, ты вела себя по-другому. Что случилось?!
   — Пожалуйста, Макс, — взмолилась она. — Все это не играет роли. Подумай о моих сыновьях!
   — Смогу я увидеть тебя позже, если уверюсь в полной их безопасности? Твой новый привратник Берт у меня на службе. Если он подтвердит, что твой муж убрался на ночь из замка, ты согласишься поговорить со мной, хотя бы несколько минут?
   Как он мог оставить ее без защиты, такую напуганную и одинокую?
   — И я должен держать тебя в своих объятиях… — мягко добавил он.
   Она нерешительно подняла руку, то ли прося его уйти, то ли остаться… и, закусив губу, глянула сначала в сторону окон, потом на дверь.
   — Не знаю, Макс… мне очень хочется… но не здесь, ради Бога, не здесь!
   Пытаясь не расстроить ее еще больше, Макс, несмотря на то что безумно жаждал сжать ее в объятиях и пообещать луну с неба, старательно держался на расстоянии.
   — Я не останусь надолго, — пообещал он. — Всего пять минут, если Ганса не будет в замке.
   Кристина глубоко вздохнула. Страхи одолевали ее. Эмоции, которым не было названия, раздирали душу. Любовь всей ее жизни так близко и все же невероятно далеко.
   Волна желания неожиданно захлестнула ее, и Кристина услышала собственный шепот:
   — Я так тосковала по тебе…
   Тоска и боль, звучавшие в ее словах, ошеломили Макса, и он, забыв обо всем, одним прыжком подскочил к ней и сгреб ее в охапку.
   — Я ухожу или остаюсь. Как скажешь, — выдохнул он. — Мы встретимся, где ты захочешь. Я буду вечно ждать тебя. Одно твое слово…
   — Я сама ничего не знаю. И мечтаю о тысяче вещей, которых никогда не смогу иметь, — прошептала она, поднимая голову. В глазах ее сияла любовь. Любовь, которую она не могла скрыть.
   Обретший внезапную уверенность, которой не было раньше, Макс, мир которого вдруг заиграл яркими красками, улыбнулся совсем как тем утром в Дигби, с мальчишеским задором и нескрываемым обещанием.
   — Я дам тебе все, чего бы ты ни пожелала. Положу к ногам все, о чем попросишь.
   Их губы соприкоснулись, и он стал целовать ее с такой жаждой, словно все было впервые. Сейчас все препятствия казались незначительными, их души ликовали, в нежном шепоте звучали сладостная страсть и светлая надежда, и на какое-то мгновение оба забыли мрачное настоящее.
   Но под хрупким ледком счастья лежало отчаяние. Кристина пришла в себя первой, помня об угрозах Ганса.
   — Еще минуту, — взмолился Макс, обдавая ее теплым дыханием.
   В коридоре прозвучали шаги, и Кристина окаменела.
   — Ты должен идти, — заклинала она, упираясь кулачками в его грудь.
   Макс разжал руки и прошептал:
   — Я приду после полуночи, когда Ганса не будет в замке.
   — Только если будешь абсолютно уверен, что это безопасно, — прошипела она, отступая. — Я не шучу, Макс. Мы смертельно рискуем.
   Ему хотелось снова обнять ее и не выпускать тысячу лет.
   — Понимаю, — кивнул он.
   — Будь я одна… — вздохнула она. — Я чувствую себя так, будто в чем-то виновата.
   — Нет, — покачал головой Макс. — На карту поставлено будущее твоих детей.
   Он послал ей воздушный поцелуй.
   — Я вернусь.
   И, подойдя к ведущей на балкон двери, исчез за шторами.
   Послышался тихий стук.
 
   После его ухода ее снова охватил удушливый страх, и, знай Кристина, куда пошел Макс, бросилась бы за ним и уговаривала немедленно уехать. Но отпечатки на снежном ковре, выстлавшем балкон, уже наполовину занесло, и, даже если бы она хотела найти его, было уже поздно.
   Кристина быстро заперла дверь в покои, но тут же отперла, не уверенная, каким способом Макс предпочтет явиться на этот раз. Правда, будь она по-настоящему сильна, нашла бы в себе мужество отказаться от счастья и прогнать его… навсегда…
   Будь она…
   Кристина молилась о том, чтобы ему не пришло в голову воспользоваться коридорами дворца: здание кишело слугами, гостями и приглашенными помочь жителями деревни. Но тут она кое-что вспомнила: Макс говорил о новом привратнике. Неужели это тот Берт, о котором упоминали мальчики? Но имеет ли он доступ в ее комнаты? Неужели Макс скрывается в его коттедже? Следует ли ей отправиться туда? Может, и в самом деле благоразумнее будет покинуть свои покои?
   Но она все же осталась, потому что Макс ожидал увидеть ее, когда вернется. Осталась, хотя каждый стук, каждый шорох заставлял ее вздрагивать и оглядываться.
   Как он мог быть таким безрассудным, чтобы явиться сюда?
   Как мог подвергнуть такой опасности ее мальчиков?
   Как мог быть так опрометчив?
   Как ей жить, если он не возвратится к ней?
 
   Кристина горела как в лихорадке, переходя от возбуждения к тревоге и головокружительному восторгу. Она металась по комнате, присаживалась и снова металась. Может, выпить немного вина, чтобы успокоить нервы?
   Но, налив себе бокал, она с отвращением взглянула на него и отставила.
   Дальше начались сомнения относительно того, зажечь или погасить лампы. Что привлечет меньше внимания? Стоит ли переодеть вечернее платье или нет?
   Изнемогая от нервного возбуждения, она никак не могла решить, что делать, и поэтому все осталось по-прежнему до тех пор, пока вскоре после полуночи не открылась балконная дверь. В комнату ступил Макс.
   Неистовое желание заглушило едва слышный голосок разума, и Кристина, подлетев к Максу, бросилась в его объятия и стиснула изо всех сил.
   — Я хочу чуда, — прошептала она. — И хочу тебя.
   Прижимая ее к себе, он коснулся губами маленького ушка.
   — Я твой волшебник… только сначала поздоровайся с Бертом.
   Кристина, сконфуженно багровея, отпрянула. Макс, отнюдь не отличавшийся застенчивостью, небрежно взмахнул рукой:
   — Дорогая, это Берт Дэвис. Берт, это княгиня Кристина. А теперь скажи ей, кто ушел.
   — Князь покинул замок десять минут назад, мэм, — почтительно сказал Берт.