Джонсон Сьюзен. Греховный соблазн

   — Тебе этого хочется?
   — Не знаю… если не возражаешь… сама идея весьма интригующа… но только с тобой. Впрочем, с тобой все кажется интригующим: секс и простая беседа, одеты ли мы, или на нас ничего нет. Вот видишь, во что ты меня превратил. Кажется, я влюблена… нет, вернее, увлечена. Думаю, это более точное определение, если учесть, как мало мы знакомы. И кроме того, ты всегда так восхитительно готов! — ахнула Кристина, глядя на его вздыбленную плоть.
   И немудрено: при слове «связать» его плоть неудержимо рванулась вверх.
   — Должно быть, ты что-то такое сказала, — ухмыльнулся он, садясь на кровать и ставя Кристину между раздвинутыми ногами.
   — О, так и быть… хотя ты должен мне помочь. Кстати, а чем тебя связать?
   Макс огляделся.
   — Гардинные шнуры подойдут?
   Она оглянулась. Окна были завешены простыми муслиновыми шторами, перехваченными широкими лентами гро-гро. Обернувшись, она наклонилась, чтобы поцеловать его в щеку.
   — Как ты мил, что позволил мне такое.
   — Но у меня есть одно условие, перед тем как меня прикуют.
   — О, дорогой, ты этого не хочешь.
   Уж слишком сдержанно он произнес слово «прикуют».
   — Ничего подобного.
   Какая обаятельная, чарующая улыбка!
   — Но в зависимости от обстоятельств я могу опоздать. Понимаешь? Не сумею вовремя выйти из тебя. Тут поможет губка… внутри, — добавил он, отвечая на ее безмолвный вопрос.
   — Значит, губка не для ванны?
   ― Нет.
   Он в который раз поразился ее наивности. После двенадцати лет брака и двоих детей она понятия не имеет о противозачаточных средствах! Можно только гадать, каковы супружеские отношения князя и княгини! Но почему мысль о том, что она редко принимает мужа в постели, так приятна?
   — Наверное, сначала следует сделать именно это.
   — Ты сможешь излиться в меня без нежелательных последствий?
   Он на миг почувствовал себя преподавателем гигиены.
   — Теперь ты видишь мои эгоистичные мотивы.
   — О, мне они нравятся… — Она снова вспыхнула. — То есть… мне так хорошо, когда ты…
   Казалось, даже ее груди порозовели!
   — Садись, — предложил он, подтолкнув ее на кровать, и, встав, улыбнулся. — Подготовимся к сексу.
   — О Господи… Макс… только услышав это, я уже… Она закрыла глаза, отдаваясь на волю расплавленному жару, залившему ее лоно.
   Макс легко коснулся губами ее сомкнутых век.
   — Это неизведанная территория для нас обоих, — пробормотал он, приподнимая ее подбородок согнутым пальцем, и, когда ее ресницы взметнулись вверх, добавил: — Я, как правило, не позволяю себя связывать.
   — Но позволишь ради меня?
   — Я бы сделал для тебя все на свете.
   — Не предлагай мне так много. Я жадная. Он ответил сладострастной улыбкой.
   — О, дорогая, поверь, я намерен получить свою долю.
   — И нам никто не помешает?
   Она чувствовала себя восхитительно развратной и не могла поверить, что у них достаточно времени.
   — Бегшотам хорошо заплатили за наше уединение.
   — В таком случае скорее покажи мне. Покажи губку, которая позволит тебе быть со мной до конца.
   Он подошел к столу, взял губку и, вынув из кармана небольшой золотой ножичек, вырезал из нее овальный кусочек. Потом налил в стакан немного бренди, окунул губку и тщательно выжал.
   Сгорая от вожделения, она тем не менее зачарованно наблюдала за ним. За каждым движением. Каждым жестом. Точным. Завораживающим. Пьянящим. Даже самая равнодушная женщина должна согласиться, что он само совершенство. Тугие бугрящиеся мышцы, живое свидетельство его постоянных тренировок, высокое стройное тело таких идеальных пропорций, что могло бы послужить моделью любому скульптору. Бронзовая кожа, смоляные волосы… как не похоже это на все, что она когда-то искала в мужчине!
   Вернувшись к кровати, Макс показал ей кусочек губки.
   — Наверное… лучше это сделать мне.
   — Ты прав. Не уверена, что смогу правильно…
   Она осеклась. Лулу рассказывала о каком-то каучуковом колпачке и «французских письмах»^[3], но ни словом не упомянула о губке. А откуда узнать о таких вещах женщине, которая за двенадцать лет считанные разы бывала с мужчиной?
   — Боюсь, я никогда не обращала внимания… на такие вещи.
   Он пережил минуту чисто мужского торжества. Сознания того, что обладает женщиной, совершенно невежественной в подобных вещах. И поразился внезапно нахлынувшим угрызениям совести. И это он?! Тот, кто всегда исповедовал принцип равенства в любовных играх?
   — Правда, я слышала о «французских письмах». У тебя их нет?
   — Я не рассчитывал на…
   — …что-то, кроме прогулки верхом. Понимаю. — Она раздвинула губы в медленной улыбке. — А я соблазнила тебя.
   — За что я глубоко благодарен, — хмыкнул Макс.
   — И теперь собираешься позволить мне делать с тобой все, что угодно? — пробормотала она, восхищенная тем, что может впервые в жизни разыгрывать кокетку.
   — Не беспокойся, я отвечу тем же. Пока это всего лишь предупреждение, — поддразнил он, опрокидывая ее на спину.
   — Ты меня тоже свяжешь?
   — Я еще не решил, — лукаво улыбнулся он, поднимая ее колени и раздвигая ноги. — Посмотрим, в каком я буду настроении.
   — Ты по крайней мере хотя бы знаешь, что делать. А для меня это так ново… о Господи, включая и это…
   Она выгнула спину и тихо застонала: длинные, пальцы Макса скользнули вверх, проникли в лоно, чуть нажимая на пульсирующую плоть, проталкивая губку, казалось, в самое ее чрево… удерживая легким надавливанием, пока яростные судороги сотрясали ее существо.
   Только сверхъестественным усилием воли удержался он от того, чтобы не оседлать Кристину, особенно сейчас, когда появилась возможность исторгнуться в нее. Ноздри Макса раздувались от напряжения, необходимости подавлять свои желания, и он, резко выдернув пальцы, встал и отодвинулся.
   — Это будет чертовски трудно, — пробурчал он, снова борясь с ошеломляющим порывом взять ее, сейчас и немедленно. Их взгляды скрестились: ее — лихорадочный, его — жадный.
   — Я не могу ждать. Прости. Я чувствую себя такой простушкой, глупенькой и наивной, но не могу…
   «Слава Богу!» — подумал он, чувствуя, что теряет контроль над собой.
   — Мы слишком долго не были вместе, — выдохнул он вслух, подводя свой набухший фаллос к жаждущему лону, забыв о том, что прошел всего час с тех пор, как они любили друг друга.
   Обезумев от желания, она гостеприимно развела бедра, и он свирепо ринулся в нее, как враг в завоеванный город.
   — На этот раз я наполню тебя своим семенем, — хрипло выдавил он. Властно. Как хозяин.
   — Каждый раз…
   Она поняла, что он предъявил на нее права, и хотела его с яростью, которая всего день назад была бы невозможной.
   — Каждый раз, — поклялся он, и его слова прозвучали скорее вызовом, чем подтверждением. Раздвинув ее ноги еще шире, он снова вонзился в нее могучим, горячечным выпадом.
   И она на кратчайший миг потеряла сознание.
   Из его груди вырвался тихий рык. Подсунув ладони под ее попку, он почти грубо дернул ее вверх, подгоняемый невыразимой потребностью владеть. Сделать своей.
   Равнодушная ко всему, кроме урагана ощущений, не сознававшая того, какие эмоции владеют Максом, она двигалась в одном ритме с ним, желая большего. Дыхание застревало у него в груди, мышцы спины, казалось, вот-вот порвутся, но он только крепче стискивал ее ягодицы, требуя, приказывая, заставляя.
   Их соитие было исступленным, мучительным, алчным.
   Он потерял способность мыслить ясно: поразительное помрачение ума для мужчины, всегда приравнивавшего секс к обычному спорту, разве чуть более азартному. Она, похоже, снова теряла сознание, хотя не знала, возможно ли это в пылу страсти. Но в конце, когда льнула к нему, испуская дикие, бессвязные крики, а он с каждым вздохом изливался в нее мощными струями, и кровать, и гостиница, и ноябрьский день растворились, ушли за грань сознания.
   Некоторое время спустя, когда они немного пришли в себя, а действительность вернулась, до них постепенно стали доходить стук дверей, чьи-то голоса, прохлада, солнечные лучи, проникавшие в окна…
   «Значит, можно на самом деле купаться в наслаждении», — подумала она.
   И секс перестал быть просто сексом, смутно понял он.
 
   Макс встрепенулся первым, возможно, по привычке: он часто занимался любовью в будуарах, где в любую минуту мог появиться разъяренный муж. И сейчас повиновался инстинкту.
   Кристина подняла голову, когда он шевельнулся.
   — Одновременный финиш, — пояснил он с улыбкой. — Нужно срочно повторить.
   Кристина и не подозревала, что на свете может существовать столь идеальная гармония.
   — Должно быть, это одно из чудес Господних.
   — Так оно и есть, — кивнул Макс.
   — Теперь я не шевельнусь целых десять лет, — объявила она, жмурясь от удовольствия.
   Он улыбнулся.
   — Я пошлю Шейле записку.
   — Если только…
   Макс, как человек действия, был более уверен в себе.
   — Можешь делать все, что пожелаешь.
   — А я думала, только мужчины могут делать все, что пожелают.
   Макс пожал плечами:
   — И некоторые женщины тоже.
   Чмокнув ее в нос, он откатился и потянулся за полотенцем, равнодушный к загадкам пола.
   Лишенная его тепла, она вздрогнула. Макс заметил это и быстро вскочил:
   — Сейчас разведу огонь.
   Укутав Кристину одеялом, он отдал полотенце, сунул руку между ее бедер и молниеносно вынул губку, прежде чем она успела удивиться.
   — Со временем все сама усвоишь, а пока… — галантно пробормотал он и, подойдя к умывальнику, открыл дверцу внизу и избавился от губки. Потом вытерся маленьким полотенцем, бросил под умывальник и его. Очевидно, он был не только знаком, но и вполне освоился со всеми прозаическими подробностями случайных рандеву.
   Он ничуть не стеснялся своей наготы, как и практических вопросов секса, и она с нескрываемым интересом новичка наблюдала за каждым его движением. И вдруг перед глазами всплыла сцена с Лулу в спальне дома Шейлы: безразличный взгляд, отсутствие всякого смущения…
   Волна неловкости… отвращения к себе снова захлестнула ее. Она и в самом деле последняя в длинном списке готовых на все женщин.
   Но он, словно что-то почувствовав, с улыбкой обернулся, и она без всяких видимых причин мгновенно забыла все обиды.
   — Сейчас я тебя согрею, — пообещал Макс, садясь на корточки и подбрасывая дрова в камин. — Здесь достаточно топлива, чтобы поджарить оленя. Вряд ли вы устраиваете барбекю в Силезии.
   Счастье Кристины было так огромно, что сейчас ей было все равно. Ну и пусть она всего лишь очередная одалиска в его гареме, пусть!
   — Да и в Англии тоже, — ответила она, умирая от желания провести ладонями по его гладкой спине, снова ощутить его силу и мощь.
   — Тебе бы понравилось наше ранчо в Монтане, особенно летом, когда цветут дикие розы. Они тянутся вдоль берега реки на многие мили. Ну вот, сейчас разгорится.
   Он встал и отряхнул руки.
   — Я никогда не была в Америке. Но столько слышала о тамошних бескрайних землях!
   — Плывем со мной? Я покажу тебе Америку.
   — Вот так взять и уплыть?
   — Возьми мальчиков.
   — Ты с ума сошел.
   — Возможно.
   «Наверняка», — подумал он. Разве нормальный человек пригласит женщину, которую только что встретил, и ее сыновей, которых в жизни не видел, к себе домой, в чужую для них страну?
   Решив, что глоток-другой бренди успокоит его разгоряченный мозг, он шагнул к столу, взял бутылку и стаканы и понес все это к кровати.
   — Еще немного тепла, миледи, — проговорил он, растягиваясь рядом, твердо решив игнорировать будоражившие душу мысли. Вытащил пробку зубами, наклонился, уронил ее на пол и, налив янтарной жидкости в стаканы, протянул Кристине один.
   — Немного рановато для выпивки, не находишь? Макс удивленно поднял брови:
   — Тогда не пей вообще.
   Но она взяла стакан, осознав, что бренди в такой час — куда меньший грех, чем лежать в постели с мужчиной, которого впервые увидела только вчера.
   — А если терзаешься угрызениями совести, — заметил он с легкой улыбкой, словно читая ее мысли, — подумай о том, что сегодня вечером мы могли бы сидеть за столом в обществе леди Моффет и слушать ее бесконечные рассуждения.
   Кристина невольно улыбнулась.
   — Причина вполне достаточная для того, чтобы наслаждаться твоими ласками.
   — Одна из причин… — хмыкнул он, дерзко оглядывая ее поверх краев стакана.
   — Одна из многих, надеюсь.
   Она осторожно отпила глоточек.
   — Рассчитывай на это, дорогая. Как только комната согреется. Не хочу, чтобы моя возлюбленная подхватила простуду, — объявил он, осушив стакан.
   — Когда ты рядом, мне не грозит никакая простуда. Я бесстыдно пылаю, стоит тебе подойти на шаг. Ты всегда пьешь так рано?
   — А ты что, моя мать?
   Он вновь наполнил стакан и так же быстро выпил.
   — Предпочитаю не быть твоей матерью, если понимаешь, о чем я.
   Он понял и, внезапно забыв о бренди, привлеченный возможностью куда более приятного времяпрепровождения, взял у нее стакан.
   — Довольно разговоров.
   — Это приказ? Ты командуешь, я подчиняюсь?
   — Это вопрос размера, — хмыкнул он.
   — Кстати, о размерах, — пробормотала она, опуская взгляд.
   — Мы готовы, — хрипловато предложил он. — Ко всему на свете.
   — Даже к тому, что я тебя свяжу? — мягко осведомилась она.
   — Или я — тебя, — так же мягко пообещал он. Кристина кокетливо надула губки:
   — Уже в кусты? Несправедливо, ведь я никогда в жизни…
   Его гримаса испугала ее.
   — Не напоминай о той свинье, которую именуешь мужем!
   Кристина уставилась на него, пораженная неожиданно резким тоном.
   — Вряд ли ты имеешь право его упрекать.
   — Надеюсь, ты его не защищаешь.
   Она не защищала. Не могла.
   — У тебя нет причин сердиться на меня.
   А если бы и была, он, честно говоря, не стал бы этого делать.
   — Ты права, — тихо признал он. — Прости меня.
   — Возможно, я могла бы… — Она озорно усмехнулась. — С одним условием.
   — И будешь настаивать на своем, верно? — рассмеялся он.
   — Считай это жизненным уроком. И я счастлива иметь такого наставника, как ты.
   «Весьма лестно», — жизнерадостно отметил он, снова возвращаясь мыслями к более заманчивым занятиям.
   — В таком случае это я должен командовать.
   — А сам не терпишь приказов.
   — Обычно не терплю.
   — А ради меня?
   Нежная, но настойчивая мольба. Она пробует свое новое умение кокетничать.
   Он спустился чуть ниже и долго смотрел на нее, прежде чем махнуть рукой.
   — А, дьявол, почему бы нет? Но не могу гарантировать длительное послушание.
   — Как только тебя свяжут, дорогой, тебе не придется ничего гарантировать.
   — Боже, — простонал он, — на что я только не иду, лишь бы угодить тебе!
   — Не нужно. Можешь уходить.
   — Неужели ты воображаешь, будто я оставлю тебя? Или позволю тебе меня покинуть?
   — Итак?
   Макс подумал, что она слишком уж развеселилась, но был рад потакать ей хотя бы потому, что она невероятно нравилась ему. Такого он еще не испытывал. Нечто новое, свежее, живое… искреннее.
   — Ладно, ты главная, — неохотно буркнул он.
   — Лучше объясни, что сначала делать.
   — Ну уж нет. Справляйся сама.
   — Что же, значит, придется импровизировать.
   — Интересно, как это у тебя получится, — ехидно улыбнулся он.
   Макс успел выпить еще два стакана, пока она отвязывала ленты. При этом он задавался вопросом, почему вообще пошел на это, если ненавидит ограничения любого рода. Да к тому же не мог вспомнить, когда в последний раз повиновался приказам женщины.
   — Представь, дорогой, как тебе пойдет голубое!
   Глаза его зловеще сузились.
   — Забавляешься?
   Кристина кивнула, откидывая назад золотистое покрывало волос.
   — В жизни так не веселилась. Подумать только, я совсем голая перед кем-то еще, кроме моей горничной, и ничуть этого не стесняюсь! Мало того, собираюсь связать этого восхитительного, сильного…
   — Не могла бы ты выразиться поточнее, милая? Исключительно ради моего спокойствия.
   — Восхитительного, сильного, дорогого мне человека, которого я обожаю, — с улыбкой продолжала она. — И это в то время, когда мне не следовало тебя обожать, не следовало быть здесь, а я продолжаю наслаждаться и счастлива до безумия.
   Она никогда не стояла нагой перед мужем?
   В очередной раз поразившись и одновременно обрадовавшись, он мудро не высказал своих мыслей вслух. Сейчас не место и не время напоминать ей о муже. Правда, князя явно не занимали проповеди супружеской верности. Прошлым летом, на стипль-чезе, у него в постели перебывало множество женщин, причем ни с одной он не провел две ночи подряд.
   — Повтори, что там насчет обожания? Я не расслышал. Кажется, мне начинает нравиться, — объявил Макс. — Означает ли это, что мне придется дирижировать всеми твоими дальнейшими действиями?
   — О нет, дорогой. Не настолько уж я тебя обожаю. Считай, что делаешь мне громадное одолжение. Подумай только, чему приходится учиться!
   — Так это научный термин?
   — Совершенно верно. Еще немного, и я наберусь опыта и ни в чем не буду уступать тебе.
   — Черта с два! — вырвалось у него.
   Кристина от неожиданности так растерялась, что он тут же смягчился.
   — Последнее замечание можешь вычеркнуть. Считай, что я просто борюсь с совершенно неуместным собственническим инстинктом.
   — Бедняжка, — улыбнулась она, радуясь, что не одинока в смятении чувств. — Но берегись, ты не знаешь, о чем я думаю. Сказать? Думаю, что неплохо бы навеки приковать тебя к кровати.
   Она несвязно замурлыкала, проводя голубой лентой по его ногам.
   — Поэтому и я проверяю границы своего права на собственность.
   Он имел в виду не это. Но о том, что он имел в виду, лучше не думать, учитывая те обстоятельства, в которых они оказались. Поэтому он устроился поудобнее и предложил:
   — Давай-ка определим, кто кем владеет.
   — Чур, я первая!
   — Не возражаю против того, чтобы оказаться последним. У меня времени больше.
   — Зато сейчас ты в моей власти. Протяни руку, дорогой.
   Он великодушно подчинился, и скоро его руку обвила широкая лента, аккуратно завязанная двойным бантом. Ему следовало бы знать, что она станет украшать его бантиками.
   — Как мило ты выглядишь, словно подарок, упакованный специально для меня, — заметила она с довольной улыбкой. — Другую руку, пожалуйста.
   Он терпеливо ждал, пока она закончит свои манипуляции.
   — А теперь ложись. Хочешь подушку под голову?
   — Неплохо бы кое-чем прикрыть мне лицо. Как тебе такая мысль?
   — Неужели? — Ее глаза широко распахнулись. — Чудесно! Просто чудесно! Видишь, я способная ученица.
   Вскоре обе его руки уже были привязаны к кроватным столбикам, под голову подсунута подушка, и княгиня Цейс вовсю развлекалась, прикручивая его щиколотки к изножью кровати. И не будь он спутан по рукам и ногам, наверняка разделял бы ее радость. Но все же с нетерпением ждал, что будет дальше. Чувственность захлестывала через край, затмевая всякое недовольство его нынешним положением. Его плоть уже поднялась и готова была преподать леди любой урок, которого та требовала.
   — Я нахожу это чрезвычайно возбуждающим, — пробормотала Кристина, стоя у кровати и восхищаясь результатом своих трудов. — При одной мысли о том, что сейчас это войдет в меня… — она скользнула кончиком пальца по пенису, нежно обвила набухшие вены, — я буквально истекаю соком.
   — Не верю. Дай мне убедиться, — прошептал он сквозь стиснутые зубы, судорожно выгибая спину: каждое ее прикосновение доводило почти до безумия.
   — Смотри.
   Она погладила шелковистый венерин холмик.
   — Отсюда ничего не видно.
   — На сколько я должна приблизиться?
   — Примерно на столько. — Он шаловливо высунул язык.
   Жаркая спираль начала раскручиваться внизу ее живота, но Кристина вынудила себя сосредоточиться на волнующей игре.
   — А может, я пока не хочу, — кокетливо возразила она.
   — Но мы всего лишь попробуем.
   — Эксперимент.
   — Эксперимент, — согласился он, ее любовник, с языком, которым, словно смычком, играл на скрипке ее чувственности.
   — А если я скажу, что и тут хочу быть первой? — игриво улыбнулась Кристина.
   — Значит, будешь первой.
   Она слегка подняла брови, очевидно, еще раз поняв, кто тут хозяин и господин.
   — До чего же ты сговорчив!
   — И какая ты восхитительно пылкая, дорогая! Подойди ближе, — умасливал он голосом, мягким, как бархат. — Позволь мне увидеть, так ли ты горяча, как утверждаешь.
   — А если бы я велела тебе подождать?
   — Тогда я подожду, — кивнул он после крошечной паузы.
   — И долго?
   Последовала еще одна короткая пауза, в продолжение которой он оценивал прочность лент и свою силу.
   — Немного, — выдавил он наконец.
   — Пока я разрешу или нет?
   Макс улыбнулся холодной снисходительной улыбкой.
   — Я сказал, что ты можешь связать меня, дорогая, а не пытать.
   Кристина с притворно наивным видом захлопала ресницами:
   — О Боже, неужели я была такой противной?
   Макс саркастически усмехнулся:
   — Не думай, что такие штучки у тебя пройдут.
   — Конечно, пройдут, потому что я собираюсь позволить тебе посмотреть, как у меня там мокро.
   Его напряжение мгновенно спало.
   — Так лучше.
   — Погоди у меня, — прошептал он, сгибая руки и проверяя крепость своих пут. — Настанет и моя очередь.
   — Но я могу держать тебя связанным очень долго.
   — Ни в коем случае.
   — Значит, ты просто потакаешь мне.
   — Можно сказать и так.
   — А если я против?
   Он снова резко согнул руки, дернул за ленты. Налитые мышцы буграми перекатывались под загорелой кожей. В эту минуту он как нельзя больше походил на статую древнего гладиатора: мощный, могучий, разъяренный. Он внезапно сел, рванул еще раз… и ленты не выдержали. Подавшись вперед, Макс легко развязал банты на щиколотках и схватил ошеломленную Кристину за руки.
   — Прости, — прошептал он, — я не слишком терпелив.
   — Скажи, просто нетерпелив, — прошептала она.
   — Значит, мы прекрасная пара, верно?
   Он притянул ее ближе, продолжая стискивать запястья, обжигая взглядом.
   — Верно?!
   — Тебе лучше знать, — парировала она, не зная, льстит ли ей такая напористость или раздражает.
   — Именно. И я сгораю от желания попробовать на вкус твою маленькую киску. С твоего разрешения, разумеется, — прошептал он.
   Будь даже она раздражена, это чувство немедленно уступило бы место горячечному желанию: откровенная непристойность его слов, чувственное обещание в хрипловатом голосе сводили ее с ума. И когда исходивший от него жар обжег ее, Кристина лукаво, тоном испытавшей все обольстительницы поинтересовалась:
   — А если я не дам разрешения?
   — Придется найти способ убедить тебя. — Он красноречиво опустил глаза вниз и снова перевел взгляд на Кристину. — Меня вполне бы можно было убедить…
   Макс распознал под внешним спокойствием нарастающее возбуждение, но недаром был мастером подобных игр.
   — Это сэкономило бы немало времени, — учтиво пояснил он.
   — А наше время ограничено?
   — Насчет тебя не знаю. Мое — нет.
   Опять откуда-то прорвалась обида на человека, чересчур уверенного в собственной привлекательности.
   — Думаю, я могла бы уделить тебе минуту-другую, — объявила она наконец.
   Макс хмыкнул, но его манеры по-прежнему оставались безупречными.
   — Я польщен, княгиня. Значит, вы готовы?
   И, не дожидаясь ответа, перекинул ноги через край кровати, поднял Кристину и нежно уложил на стеганое одеяло. Глаза ее медленно закрылись. Дрожь предвкушения пробежала по спине, когда он расположился между ее ногами. Сильные руки развели ее бедра еще шире, и она одновременно стыдилась и жаждала испробовать столь беспутные наслаждения. Ей вдруг почудился строгий материнский голос, но секунду спустя на живот легли теплые ладони. Легкое давление оставляло на своем пути обжигающую полоску, и с каждым мигом ее нетерпение поскорее окунуться в слепящее блаженство все усиливалось. Макс погладил светлый газончик завитков, с утонченной медлительностью провел пальцем по росистой расщелине, и Кристина застонала:
   — Хочу тебя…
   — Посмотрим, правду ли ты говоришь, — прошептал он, стиснув ее талию.
   Его слова возбудили ее почти до исступления. Сейчас он возьмет ее. Завладеет. Утвердит свое господство.
   Приоткрыв глаза, она увидела его лежащим между ее ног. Взгляд темных глаз казался ей физической лаской.
   — Океаны полны и горы высоки, — вздохнула она, коснувшись черного шелка его волос.
   — Значит, мне повезло.
   И тут он неспешно потянул ее вниз, пока ее лоно не прижалось к его губам. Аромат его наполнил ноздри Макса, и желание эхом отдалось в лихорадочном биении их сердец. Она была олицетворением соблазна. Страстная, готовая на все, свежая приманка, новый капкан для его пресыщенной похоти…
   Он осторожно разделил пухлые складки, коснулся языком ее жаркой плоти, размышляя о восхитительных особенностях охоты в Лестершире.
   Кристина охнула. Он лизнул скользкие лепестки, провел по ним языком и почувствовал, как трепещет напряженный пульс.
   Она вцепилась в его волосы, воспламененная откровенными ласками. Проникая все глубже, он лизал, покусывал, терзал расцветающий на глазах тугой бутон плоти, сосал, втягивал в рот все глубже с умением, приобретенным и отточенным до совершенства много лет назад.