Джонсон Сьюзен. Греховный соблазн

   — Нет, и никогда не думай об извинениях, — перебил он, гладя ее руку. — Я опьянен тобой и готов на все. — Он осторожно провел пальцем по ее ладони. — А когда привезу тебя в Минстер-Хилл… серьезно подумываю больше оттуда не выпускать.
   — А если бы сны сбывались, я бы серьезно подумывала остаться.
   Кристина закрыла глаза, чувствуя, как загорается в жилах кровь.
   — Собственно говоря, — заметил он, — нам совершенно не обязательно уезжать первым поездом.
   Ресницы Кристины взметнулись вверх.
   — Согласна!
   Она задохнулась, ощущая прежний голод, как будто не было этой ночи. И все только потому, что он продолжал гладить ее ладонь!
   — Ты сыт?
   Он посмотрел на почти нетронутую еду и после минутного колебания кивнул:
   — Сыт.
   Вопреки уверениям Макс, прежде чем встать, все же подхватил с тарелки намазанную маслом сдобную лепешку. Она протянула ему руки, и он увидел, как они дрожат.
   — Видишь, что ты со мной делаешь? Я словно пьяница… хочу тебя каждую секунду, не могу утолить жажду, даже не даю тебе позавтракать.
   Проглотив лепешку, Макс сжал ее пальцы и поднял на ноги.
   — Я больше не в силах есть. Посмотрим, чем можно утолить твою жажду.
   Она шагнула к нему. О эта его уверенность, столь же соблазнительная, как и красота, его чувственная притягательность, такая мощная, что Кристина понимала женщин, бросавшихся к его ногам.
   — Ты всегда так… неутомим…
   Ее охватило извращенное наслаждение от сознания того, что она была одной из многих. Репутация Макса, его сексуальная ненасытность манили ее, хотелось пасть низко, окунуться в ту грязь, которой она всегда сторонилась.
   — Ты когда-нибудь отказывал даме?
   — Только не тебе, — уклончиво ответил он.
   — А как вы решаете, милорд, — гортанно выдохнула она, — какую из них выбрать?
   Он медленно улыбнулся:
   — Разве это имеет значение?
   — Мне не позволено спросить?
   — Тебе позволяется все, что угодно, дорогая.
   — Тогда скажи, что тебе нравится… больше всего.
   Он уловил нотки возбуждения в ее голосе.
   — Ты снова подумываешь о нашей игре?
   — А если и да?
   Сжав ладонями ее лицо, он наклонился и впился глазами в ее глаза.
   — Тогда мне пришлось бы вновь оседлать тебя, как я всегда это делаю с дамами, которым взбрело в голову поиграть.
   — С другой стороны, — томно протянула она, — я не совсем уверена, чего хочу именно сейчас.
   Она никогда не играла раньше, даже в детстве, потому что мать считала неприличием всякое проявление фантазии, и сейчас наслаждалась прихотливыми поворотами их отношений.
   Макс негромко рассмеялся и выпрямился.
   — Неужели не помните, мисс Грей? — шепнул он, легонько проводя пальцем по ее нижней губе, намеренно употребив ее девичье имя, потому что предпочитал иллюзию доступности. — Я решаю, когда, где и хотите ли вы.
   — Какая спесь, милорд! Неужели женщины находят это привлекательным?
   — Думаю, большинство женщин интересует кое-что другое.
   — Что же именно?
   — Удовлетворение, — спокойно объяснил он.
   — Сексуальное удовлетворение.
   — В основном, — пожал он плечами. — Но ты и без того это знаешь.
   — А есть что-то большее?
   — Ты и не представляешь, насколько. Хочешь получить несколько уроков, как удовлетворять мужчину и удовлетворяться самой?
   — Это займет много времени? — допрашивала Кристина.
   — Зависит от того, чего ты ищешь.
   Она перевела взгляд с его мускулистой груди на очевидное свидетельство желания:
   — Этого, разумеется.
   — Так и думал, что тебе нужен мой петушок, — кивнул Макс. — И как сильно ты его хочешь?
   — До умопомрачения. Слишком сильно…
   Уголки ее губ внезапно приподнялись в зазывной усмешке.
   — Правда, в эту минуту не слишком.
   Макс улыбнулся ее обтекаемым выражениям.
   — Скажи это слово вслух, дорогая, или молодые леди вроде тебя не говорят «петушок»?
   — Прошу прощения? — с легком упреком произнесла она, хотя Макс так и не понял, притворное ли это возмущение или искреннее. Неплохо бы добраться до истины.
   — Тебе придется повторить, иначе… — он залихватски подмигнул, — ты его не получишь.
   Кристина вздохнула и покачала головой:
   — Не могу.
   Но все же переступила с ноги на ногу: чувственный вызов уже зажег ответный огонь в и без того накаленном средоточии желания.
   Он опытным глазом ценителя женщин заметил это легкое движение и понял, как мало она расположена ждать.
   — Все, что от вас требуется, мисс Грей, — сказать вслух это слово, и я вставлю вам этот длинный толстый петушок. Немедленно. Сможете кончить столько раз, сколько вздумается.
   — Сейчас мы увидим, чего бы хотел ты, — объявила она, сообразив, что в эту игру могут играть двое. Протянув руку, она провела пальцем по выпуклым венам его фаллоса и взяла в теплое колечко его горячую головку. Но Макс, куда более поднаторевший в подобного рода забавах, отстранил ее.
   — На этот раз тебе не выиграть, дорогая, — предупредил он, сжимая свой пенис так, что блестящая алая головка с сочащимся влагой отверстием набухла еще больше перед ее зачарованным взором.
   — Почему бы тебе просто не попросить?
   — Пожалуйста, Макс…
   — Не так, — упрямо качнул он головой.
   Она не отрывала взгляда от чудовищно огромной плоти. На какое-то головокружительное мгновение весь мир сосредоточился в одной, чувственной точке плотского желания. Кристина слабо вздрогнула, беспомощная перед этим желанием.
   — Пожалуйста… я хочу… это…
   Он укоризненно вскинул брови.
   — Твой… петушок… — закончила она едва слышно. Окрыленный победой, Макс прижал ее к себе.
   — Вы были самим совершенством, мисс Грей, — заверил он голосом глубоким и мягким, словно ощутимая ласка. — И заслуживаете награды.
   Едва не заплакав, она растаяла в его объятиях. Пульсация внизу живота превратилась в лихорадочную барабанную дробь острой потребности.
   — Я никогда не была такой раньше… ненасытной… жаждущей секса… О, если бы ты вообще не выходил из меня!
   При этом туманном намеке на мужа Макс на мгновение застыл, но быстро обрел способность двигаться, напомнив себе, что любовная игра не имеет ничего общего с личной жизнью, мужьями и женами.
   — Ш-ш-ш, дорогая, я здесь, — шепнул он и, сгорая от той же потребности, влекомый тем же соблазном, легко подхватил Кристину и, поддерживая под ягодицы одной рукой, обвил ее ногами свою талию. Она вцепилась в его плечи и тяжело задышала, когда он уперся своей плотью в ее еще сомкнутую расщелину. Он еще приподнял Кристину и медленно опустил на свое копье, легко скользнувшее в самые глубины. Удовольствие обжигало каждый нерв раскаленной лавой. Макс неторопливо наполнял Кристину, желая ощутить постепенное, упругое раскрытие влажных складок, и, когда дошел до самого конца, когда она полностью поглотила его, когда дальнейшее проникновение стало невозможным, последовал миг захватывающей дух неподвижности.
   И тут он с силой подался вперед. И оба сдавленно застонали. Мир покачнулся, утонченная пытка наслаждением становилась все острее.
   Когда ему удалось снова наполнить легкие воздухом, когда он пришел в себя настолько, чтобы обрести способность говорить, сквозь дымку чувственности, застилавшую мозг, до Кристины донеслось:
   — Мы никогда отсюда не выберемся.
   — Мне все равно, — прошептала она.
   — Не говори так! — возмутился он, не зная, сумеет ли набраться благоразумия за нее и за себя.
   — Мне все равно, все равно, все равно, — бесшабашно твердила она и, отпустив его плечи, подалась вперед, туда, где надеялась обрести экстаз.
   Сиюминутные заботы уступили место более головокружительным ощущениям, и он еще яростнее вцепился в ее ягодицы, как будто она своими словами дала ему полную свободу действий. Изо всех сил удерживая ее на своей вздыбленной плоти, он с беззастенчивой дерзостью объявил:
   — В таком случае отныне ты моя навсегда. — И исступленно врезался в нее.
   И любовниками овладела горячка.
   Для рассуждений и раздумий не осталось места. Он двигался в жестком неумолимом ритме: чувственное наслаждение затмило рассудок, жаркая потребность растворила все остальное в алчном желании.
   Воспламененная, теряющая разум, она впилась зубами в его шею.
   Зарычав от боли, он сверхъестественным усилием подавил мгновенный импульс, побуждающий его сделать то же самое.
   Придя в ужас от содеянного, она покаянно заплакала:
   — О Боже, прости меня… прости… мне так жаль…
   Но во рту ощущался вкус крови, напоминая о ее минутном умопомешательстве.
   — Как и мне, — неприязненно оборвал он, предчувствуя, сколько неминуемых бед обрушится на их головы. Нельзя хотеть друг друга так, как хотят они. А что будет дальше?
   Но, несмотря ни на какие трезвые соображения, он в три шага очутился у стены, прижал Кристину спиной к дубовой панели, вложил всю тяжесть своего тела в следующий резкий выпад и пронзил ее снизу вверх, словно лишь одной грубой силой мог унять бушующий в мозгу ураган.
   Поддавшись тому же отчаянному безумию, она всхлипывала, металась, рвалась к нему, желая большего, желая всего его, желая полного, ослепительного, рвущего душу и сердце восторга, который находила лишь в его объятиях.
   Их слияние превратилось в животное совокупление… грубое, почти грязное… вышедшее из-под контроля.
   Безрассудное, бесстыдное в своей алчности. Фантастически, невозможно прекрасное. И, кончив, он исторгся, бешено, как первобытный дикарь, в ее незащищенное тело.
 
   В наступившей тишине воцарилась ощутимая атмосфера несчастья и грядущего позора.
   Макс, прижавшись лбом к стене, тихо выругался.
   Кристине хотелось успокоить его, но язык не поворачивался говорить какие-то утешительные слова, когда ее трясло от страха.
   — Мы должны как-то позаботиться об этом, — выдавил он наконец.
   — Мы? — с нескрываемой иронией осведомилась она.
   — Я обо всем позабочусь, — поправился он и, выпрямившись, поднял ее на руки и понес к постели. — В городе должна быть аптека, — добавил он, укрывая ее одеялом.
   — Макс! — возмущенно воскликнула она. Вся ее жизнь превращается в публичный фарс!
   — Не смотри на меня так. Нам что-то потребуется, чтобы вымыть из тебя сперму.
   — Хоть бы сказал, что сожалеешь, черт побери, — прошипела Кристина, злясь на него, на себя, на полный идиотизм их поведения.
   — Я сожалею. И раньше со мной никогда не было ничего подобного, хотя это вряд ли тебя утешит. Но мне в самом деле жаль.
   — Надеюсь!
   О, какое же праведное негодование звенело в ее голосе!
   Макс потянулся было к бриджам, но стремительно обернулся. Глаза опасно вспыхнули.
   — Прости, — с едким сарказмом заметил он, — но я что-то не слышал, чтобы ты хоть раз сказала «нет»!
   — Значит, это я виновата?
   Прошло несколько секунд, прежде чем он набрался мужества признаться:
   — Нет. Не ты.
   — Благодарю.
   Макс поморщился и шумно выдохнул.
   — Иногда ты можешь быть чертовски раздражающей.
   — А ты — глупым.
   За этой репликой последовало мертвенное молчание.
   Угрюмый и обозленный, Макс застегнул бриджи, но когда взглянул на нее, лоб его медленно разгладился, а на губах заиграла улыбка.
   — Мне одновременно хочется и отшлепать тебя, и поцеловать, и, как ни глупо это звучит, сделать тебе ребенка, и я, должно быть, спятил, но это было очевидно уже с того момента, как впервые тебя увидел. Кстати, я терпеть не могу добродетельных женщин.
   Кристина улыбнулась, потому что только сейчас услышала точное описание всех симптомов своего собственного помешательства.
   — По крайней мере добродетель больше проблемы не представляет.
   — Поскольку вытеснена куда более болезненными проблемами. Означает ли это, что мне не стоит бежать к аптекарю?
   — О, лишняя предосторожность не повредит, — заверила она с покаянным видом. — Правда, я надеюсь, ты знаешь, что спрашивать, потому что я не имею ни малейшего понятия.
   — Да и я тоже. Но обязательно выясню.
   Не в его привычках было спать с наивными особами: все дамы в его жизни были достаточно опытны, чтобы предохраняться самим. Но, опасаясь новой ссоры, он мудро воздержался от упоминания этого факта.

Глава 12

   При виде стоявшего на пороге Макса аптекарь и его помощница потрясенно вытаращились на необычного посетителя. Логичнее всего было предположить, что к ним впервые средь бела дня забрел клиент в вечернем костюме. А может, дело в том, что фрак безнадежно помят, словно его владелец провел ночь в веселом заведении?
   — Мне нужны две вещи для личного употребления, — объявил он в полной тишине.
   Женщина растерянно захлопала глазами, открыла рот, тут же закрыла снова, и пожилой фармацевт, сжалившись над ней, кивнул:
   — Я все сделаю сам, Клер.
   После ее ухода Макс коротко объяснил, в чем дело. Найти первый предмет, как оказалось, не составило трудности. В таком маленьком городке, как Таттон, на подобные устройства не было особого спроса, и, вытащив пыльную коробку, аптекарь старательно вытер ее и подвинул Максу.
   — Что же касается кондомов… в последнее время они пользуются популярностью. Какой вам требуется?
   — Я возьму все, что у вас есть.
   — Все?!
   — Да, пожалуйста.
   Не обращая внимания на удивленное восклицание аптекаря, Макс решил, что их отъезд из «Единорога» может быть отложен на неопределенное время и лучше не шокировать здешних обитателей лишний раз.
   — У меня имеется значительное количество, сэр.
   — Прекрасно. Заверните. И побыстрее, прошу вас.
   Аптекарь принялся заворачивать первую из четырех коробок с презервативами, испытующе глядя на клиента поверх очков в проволочной оправе.
   — Вижу, вы остановились в гостинице.
   — Да, — бросил Макс, многозначительно глядя на часы.
   — Вы из здешних мест?
   — Нет.
   — Гостили у кого-то в округе?
   Макс едва сдержал нетерпеливый вздох.
   — Нет. Дайте мне бумаги, я помогу вам.
   Аптекарь вручил Максу оберточную бумагу и тесьму.
   — Значит, проездом? — допытывался он, очевидно, решив побольше узнать о таинственном посетителе.
   — Более или менее, — уклончиво ответил Макс, не собиравшийся обсуждать свою жизнь с пронырливым незнакомцем в тот момент, когда в Кристине, возможно, уже зарождается новая жизнь, и, ответив аптекарю ледяным взглядом, напомнил: — Я спешу, так что, если не возражаете…
   Испуганный резким тоном Макса и невысказанной угрозой, таившейся в этой простой фразе, фармацевт судорожно сглотнул и замолчал.
   Очередной момент замешательства был вызван крупной купюрой, которую протянул Макс. Аптекарь так долго копался в ящике кассы, что Макс сжалился:
   — Сдачи не надо.
   — Но я мог бы послать вам деньги почтой, сэр. Или сбегать в банк разменять банкноту и оставить сдачу в гостинице.
   — Не стоит, — отмахнулся Макс, шагнув к двери.
   — Спасибо, сэр. Вы очень щедры, сэр. Хорошего вам отдыха, сэр.
   Стук захлопнувшейся двери заглушил последние слова мужчины, а секунду спустя в помещение ворвалась помощница, все это время отсиживавшаяся в задней комнате.
   — Ну и ну! — выпалила она, подбегая к передней двери так быстро, как только позволял ее немалый вес. — Я слышала каждое слово! Должно быть, он богат, как Крез, если оставил вам такие чаевые!
   Наблюдая за Максом, переходившим улицу, она продолжала тараторить:
   — Хотела бы я посмотреть, что за кобылку он себе добыл, если для нее требуется целых четыре коробки сами знаете чего! Видели следы зубов у него на шее? Он и не попытался их скрыть! Погодите, он зашел в лавку Мейзи! Как по-вашему, что ему там нужно?
   — Скоро узнаем, — сухо ответил аптекарь. — Мейзи — первая сплетница в городе.
   — Но какой же красавчик…
   Мужчина в изумлении уставился на помощницу. Вдова Клер считалась заядлой мужененавистницей, как и подобало богобоязненной христианке.
   — То есть это прямо в глаза бросается, — поправилась она, быстро обретя праведный пыл. — Тут явно видна рука Господа нашего.
   — Ну да, а в пороках этого господина явно видна рука дьявола, — хмыкнул аптекарь.
 
   В отличие от вдовы Клер праведности в Мейзи Картер не было ни на грош. Впрочем, и доброй христианкой ее трудно было назвать. Так что, когда Макс показался в дверях, она подумала, будто умерла и попала на небеса, а Господь достойно вознаградил ее за то, что она всю свою жизнь кланялась и льстила грубым, неприветливым, капризным заказчицам из местного мелкого дворянства, имеющим к тому же привычку не платить по счетам.
   — Доброе утро, сэр, — промяукала она, проводя ладонью по крашеным светлым локонам и жалея, что не надела свое лучшее платье.
   Макс распознал этот тон, такой привычный для слуха, не содержащий никаких тайн, бесстыдно-призывный, и, окинув быстрым взглядом стоявшую перед ним женщину, ответил вежливо, но суховато:
   — Доброе утро.
   — Зовите меня Мейзи! — жизнерадостно объявила женщина. — Меня все так зовут. А как ваше имечко, милорд?
   «Мой породистый жеребец!»
   Но не могла же она высказать такое этому надменному аристократу! Уж лучше держаться дипломатичнее, а там кто знает?
   — Я маркиз Вейл, — ответил Макс, зная, что пытаться обмануть бесполезно. Хозяйка гостиницы наверняка поделится с приятельницами новостью о прибытии богатых постояльцев. — И сегодня мне понадобятся ваши услуги. — Он улыбнулся, по опыту зная, как помогает в таких делах приветливость. — К сожалению, я несколько тороплюсь, но, надеюсь, вы мне поможете.
   — Об этом можете не беспокоиться, милорд.
   Улыбка Макса стала еще шире.
   — Прекрасно.
   Оглядывая лавку, он заметил великолепную соболью накидку, брошенную на прилавок.
   — Мне нужно что-то в этом роде, — пояснил он, кивком указав на накидку. — Подойдет идеально.
   Хотя Мейзи втайне надеялась на то, что красавец маркиз заговорит на темы, более близкие ее сердцу, все же понимала: он не для нее. Но ведь надеяться никому не запрещено, верно?
   Глубоко вздохнув, чтобы показать пышную грудь во всем великолепии, она мягко покачала головой:
   — Прошу прощения, но это заказ. Сегодня за ней приедет лакей графини Темпл.
   — Графиня — мой хороший друг. Она с удовольствием сделает мне одолжение.
   Мейзи не усомнилась в том, что любая женщина будет готова на все ради этого полубога, но графиня и в самом деле была одной из самых выгодных ее клиенток и ожидала накидку именно сегодня.
   — Я заплачу сверху за вашу доброту, — предложил Макс.
   — Вы не из здешних мест, верно? — спросила она, чуть прищурившись. — Выговор вроде как американский.
   — Я и есть американец. Наполовину.
   — Не со стороны Вейлов, разумеется.
   — Разумеется.
   Мейзи беззастенчиво оглядела Макса.
   — Значит, вы друг графини?
   — И принца Уэльского, если это поможет, — упомянул Макс, хорошо знавший, насколько люди по природе своей склонны к пресмыкательству перед сильными мира сего. — Мне в самом деле нужны эта накидка и дорожный костюм.
   — И вы действительно готовы расщедриться?
   — Даю слово.
   — Ну, вы точно родом не отсюда, — засмеялась Мейзи. — Здешние торгуются за каждый пенни.
   — Обещаю вообще не торговаться. Назовите цену.
   — Так вы богатенький американец! — догадалась наконец она, оценивающе оглядывая его фрак, туфли ручной работы и бриллиантовые запонки.
   — Скажем, состоятельный, — слегка улыбнулся Макс, ничем не выказав раздражения столь откровенным осмотром. — Надеюсь, рекомендаций от моего банкира не понадобится.
   — И у вас хватит наличных на соболью накидку? Похоже, вы и в самом деле собирались в спешке, если не успели ничего захватить!
   — Хватит!
   Когда собираешься играть в карты с принцем Уэльским, лучше заранее иметь при себе значительную сумму, поскольку тот не только повышает ставки, но и любит выигрывать.
   — И я был бы крайне благодарен, если бы вы поторопились найти костюм.
   — Вижу, вы прямиком от аптекаря, — заметила опытная особа, узнав форму коробок.
   — Да, вы одобряете?
   — Ну до чего же дерзкий дьявол! — восхищенно выпалила она. — Хотя с вашей-то внешностью… ничего удивительного.
   — Мейзи, дорогая, — тихо взмолился он, — я чертовски спешу.
   — Должно быть, она настоящая красавица.
   Нежность на миг блеснула в его глазах, смягчив напряженное лицо.
   — Да… и больше.
   Сострадательное сердце Мейзи вмиг растаяло при виде столь нескрываемой привязанности.
   — Мужчина с таким выражением в глазах достоин собольей накидки.
   — Спасибо. А костюм?
   — Видать, ваша дама уехала в вечернем платье?
   — Видать, — кивнул он.
   — Какой размер? Хотя я не держу готовой одежды, но у меня есть парочка выполненных заказов, за которыми должны приехать.
   — Такой же, как у графини Темпл.
   — Тогда берите ее прогулочный костюм из лучшего зеленого харрисского^[5] твида. Здесь мы часто носим спортивную одежду, так что у моего брата Бена может найтись куртка для верховой езды. Его лавка как раз вниз по улице и чуть дальше. Хотя с вашим ростом… не уверена.
   — Сейчас у меня нет времени.
   — В таком случае потом. Я попрошу его найти вам что-нибудь подходящее. И неплохо бы купить шарф, чтобы прикрыть шею, — объявила она, подмигнув.
   — Он и глазом не моргнул, — заметила Мейзи позже, пересказывая приятельницам подробности знакомства с красавчиком маркизом. — Ну чисто Дон Жуан. — Она завистливо вздохнула. — И к тому же денег полно.

Глава 13

   — Слишком поздно, слишком поздно, — зарыдала Кристина, едва Макс вошел в комнату. — Что тебя так задержало?
   За те полчаса, что Макса не было, она довела себя едва не до истерики, воображая все возможные беды и несчастья. Винила его, себя и даже мужа, хотя понимала, что моральная ответственность за случившееся лежит только на ней.
   — Покажи, что ты принес.
   Она шагнула к нему и отмахнулась от протянутой одежды, прикрытой муслиновым покрывалом.
   — Я имею в виду средства от аптекаря.
   — Тебе больше понравится костюм, — ухмыльнулся он, швыряя вещи на стул.
   — Сейчас мне не до юмора, — кисло буркнула она.
   — Прости, но я спешил как мог и совсем не опоздал.
   Положив остальные покупки на стол, он обнял Кристину.
   — Я все улажу, только не волнуйся.
   — Тебе легко говорить!
   — Мне действительно ужасно жаль, дорогая, и можешь ругать меня сколько захочешь, как только я о тебе позабочусь, — пообещал он, нежно ее целуя. — Пойдем, посмотришь, что я купил у аптекаря.
   Кристина ахала, ужасалась, радовалась, возмущалась, соглашалась, и когда, наконец, они сумели сообразить, как действует спринцовка, — не без насмешек над собственной неопытностью, — она облегченно вздохнула и снова обрела способность думать связно.
   Лежа на постели, она лениво потянулась и улыбнулась Максу:
   — Ну, уж если ты даже такое способен превратить в наслаждение, я твоя навеки.
   — Погоди, пока увидишь, что я нашел в этом забытом Богом захолустье, — ответил Макс, кладя уже использованную спринцовку в шкафчик под умывальником. — Еще больше обрадуешься.
   Закрыв дверцы шкафчика, он вытер руки, поднял муслиновое покрывало и бросил ей накидку.
   — Я сказал модистке, что нуждаюсь в этом больше, чем леди Кавендиш.
   — Так это Шейлы?
   — Уже нет.
   — О Господи, думаешь, тебе следовало…
   — Следовало или нет, дорогая, дело сделано.
   — Какая прелесть! — воскликнула Кристина, гладя дорогой, отливающий золотом мех. — Подумать только, соболь! Но, как бы он мне ни нравился, вряд ли я могу принять такой невероятно дорогой подарок.
   — Разумеется, можешь, и не будь глупышкой.
   Вернувшись к кровати, он закутал ее в накидку, как в одеяло, прежде чем сесть рядом.
   — И если тебя смущают соображения приличия, считай, что я купил ее для себя. Чертовски мягко будет разложить тебя на ней.
   Кристина неприязненно поморщилась при столь откровенном пренебрежении к ее чувствам.
   — Ты когда-нибудь думаешь о чем-то еще? И я не возьму это.
   — Ради Бога! Я по сравнению с тобой мастер принуждать людей, и, если ты не захочешь, мех останется у меня.
   Ах, не стоило ей сердиться на этого добрейшего, великодушнейшего во многих отношениях человека, но слишком острой была ее вновь обретенная потребность в независимости.
   — Мне нечего сказать на этот счет. Жалуешься, что я не сдержалась?
   — Ни в коем случае, пока в моем теле останется хотя бы искра жизни, — вкрадчиво поклялся он, — и давай не ссориться из-за накидки, которая совершенно Шейле не нужна. Не смотри на меня так: ты прекрасно знаешь, что у нее не меньше дюжины шуб.
   — Не в этом дело.
   — Так мы спорим о… — Он расплылся в улыбке. — Напомни мне, я, кажется, забыл, в чем суть…
   — Суть в том, что тебе обязательно нужно поставить на своем, а мне не всегда это нравится.
   — Рискуя снова обострить бессмысленную перепалку, я все же посмею заметить, что исполняю все твои желания, когда бы ты их ни выразила, и если требуешь большей определенности, я с радостью…