— Замечательно, — страстные зеленые глаза герцога пристально смотрели на нее. — Боюсь, что я всю ночь не дам тебе спать после этого. Ты не возражаешь?
   Было чтото диковатое в его мягком голосе, вызывающем опьяняющее волнение. Ее соски напряглись, а грудь болела, стоило ей прикоснуться к Этьену. Трепетная дрожь между бедрами и ощущение увлажненного тепла с трудом позволили ей выдохнуть:
   — Я не возражаю…
   Она немного приоткрыла глаза, в них бушевало пламя желания.
   Аромат сосновых бревен наполнял воздух. Тепло от горящего камина согревало комнату. Единственная керосиновая лампа отражалась в высоком зеркале на стене.
   — Распусти волосы, — сказал Этьен, убирая руки с ее плеч.
   — Я сейчас разорву на тебе одежду, — сказала Дейзи, дотрагиваясь до его шейного платка. Мягкий стук в дверь прервал ее.
   — Позже, — пообещал герцог хриплым голосом. — Тебя ждет твое молоко, — и он подвел Дейзи к бархатной кушетке.
   — Подожди меня здесь.
   Их глаза на секунду встретились в свете танцующего огня камина.
   — Я не хочу долго ждать, — сказала Дейзи.
   — Я вообще не хочу ждать, — ответил Этьен, проводя ладонью по ее полной груди. — Не двигайся. — Он мягко поцеловал ее и быстро подошел к двери.
   Поблагодарив Луи, он отпустил его и поставил поднос на маленький столик.
   — Распусти волосы, — повторил он, сбрасывая жакет и садясь на стул возле нее.
   Она начала медленно вытаскивать шпильки из волос, которые падали крупными локонами на ее плечи, рассыпаясь по платью. Этьен принимал у нее заколки. Когда она вытащила последнюю, герцог положил горсть блестящих шпилек на стол возле кушетки. Вернувшись, он нырнул рукой в черный шелк ее волос, позволяя им скользить между пальцами.
   — Это мое, — сказал он, держа ее волосы в своей руке. — Ты моя, — добавил он, проводя кончиками волос по ее губам.
   — Я так долго чувствовала себя обделенной, — сказала она, откинувшись назад, отчего ее грудь соблазнительно поднялась.
   — Теперь я здесь, чтобы ты не чувствовала себя обделенной.
   — Я люблю этот звук, — сказала она, расстегивая верхнюю пуговицу на платье. Платье Дейзи было строгого, почти монашеского покроя, из тяжелого шелка, с длинными рукавами, воротничком и манжетами из черного бархата.
   — Это наряд, в котором я выступаю в суде. Он мало мне соответствует.
   — Не соответствует чему?
   — Моему внутреннему содержанию.
   — Которое начинает проявляться сейчас. С каждой расстегиваемой пуговицей лифа все больше открывалась ее изящная, украшенная кружевами сорочка, обнажалась атласная кожа, очаровательные холмы грудей.
   — Это все для тебя, — сказала она с соблазнительной улыбкой.
   — Только для меня, — прошептал он. — Тебе помочь?
   Дейзи мотнула головой. Она расстегнула последнюю пуговицу и, полностью распахнув лиф платья, начала медленно снимать его через голову. Как только она освободилась от тесного платья, ее грудь открылась и почти выпала из сорочки. Герцог придвинулся ближе. Она подала ему лиф, как будто он был ее камердинером. Герцог не сводил с Дейзи глаз.
   — Твоя грудь стала больше, — сказал он, проводя рукой по шелку сорочки.
   — Она готовится к материнству, — сказала Дейзи со вздохом удовлетворения. — Я чувствую, даже воздух вокруг них становится теплее.
   — Ты не против беременности?
   — Я наслаждаюсь этим состоянием, — ответила она, потянувшись, подобно кошке, на мягком темнозеленом бархате кушетки, отчего ее груди рельефно выделились в кружевном верхе сорочки.
   — Ты обещал баловать меня. — Обязательно, — сказал Этьен с нескрываемым вожделением. — Я обещал.
   — Ты должен избавиться от своей одежды, потому что я не видела тебя очень давно, а я больше не могу терпеть.
   — Мы очень быстро все исправим.
   — Конечно. — Ее голос отражал нетерпение. Он снял шейный платок, расстегнул жилет и рубашку и уронил их на пол. Сняв низкие ботинки, он отбросил их в сторону, чтобы избавиться от брюк. Дейзи с вниманием наблюдала за его движениями, когда он расстегивал брюки в месте рельефной выпуклости. Он посмотрел на нее с усмешкой.
   — Портные никогда не учитывают любовной ситуации — безумное количество пуговиц.
   Но он успешно справился с задачей. Тем же изящным движением он сбросил с себя свежий хлопок нижнего белья с монограммой.
   Он был чертовски красив, когда минутой позже стоял перед ней, темный, как араб, мощный и изящный. Его член казался таким большим, что она сказала:
   — Я забыла, что…
   — Позволь мне восстановить твою память…
   — Мне не нравится твой самоуверенный тон.
   — Возможно, в менее драматических обстоятельствах ты могла бы себе позволить немного покапризничать, — сказал он, присаживаясь рядом с ней. — Послушай мое сердце. — И, взяв руку Дейзи, положил ее себе на грудь.
   Она почувствовала, как бешено колотится его сердце.
   — О да… — шептал он, поднимая зеленый шелк ее юбки, медленно отодвигая ее просвечивающееся белье и направляя свою руку к подвязкам чулок на ее ногах.
   — У тебя масса нижнего белья, — сказал он с улыбкой, спуская ее чулки. — Ты защищена от вторжения.
   — Это моя дневная одежда. Мы приехали домой прямо из суда.
   — Я помню, ты подчеркивала, что не носишь ничего лишнего.
   — Теперь, когда ты здесь, у меня есть повод отказаться от всего лишнего.
   — Так ты всегда будешь готова для меня, — он погладил шелковистые волосы между бедер.
   — Да… — прошептала она.
   Его пальцы заскользили вниз по увлажненному свидетельству страстного желания. Они скользили мягко, вторгаясь глубоко, и она стонала от удовольствия.
   — Ты готова, — прошептал он. Она всегда была готова с ним, подумала Дейзи, подобно наложнице, чья жизнь полностью посвящена удовольствиям хозяина. Ее всегда удивляло, почему эротические фантазии настолько усиливались от его присутствия, прикосновения, голоса.
   — Когда ты трогаешь меня, целуешь и хочешь меня, я полностью покоряюсь тебе так, как будто обязана делать то, что ты просишь, или…
   — Или? — он нежно гладил ее волосы на горячей поверхности между бедрами.
   Ее глаза были полуприкрыты от жара, охватившего тело при его опытном прикосновении.
   — Ты не будешь?..
   — Буду, — прошептал Этьен. Его пальцы доводили ее до оргазма. — Я чувствую.
   Он знал, что Дейзи имела в виду, поскольку нуждался в ней, в этой женщине, которая необъяснимо изменила его жизнь.
   Если бы ктонибудь сказал ему полгода назад, что он встретит женщину, которая сделает это с ним, он бы не поверил.
   — Я не могу ждать. — Дейзи часто дышала, изо всех сил притягивая его к себе.
   И когда он, удовлетворяя ее страстное желание, лег на нее, она кончиками пальцев коснулась его набухшего пениса и нежно ввела его в себя. Он заполнил ее медленно, постепенно проникая вовнутрь. Его руки скользнули под ее бедра, и, когда он сделал первый толчок, сокращая дистанцию между ними, Дейзи закричала в экстазе.
   — Наконецто, — прошептал он.
   Они закончили заниматься любовью очень быстро, в лихорадочной поспешности, на зеленой кушетке перед камином, потому что очень долго ждали этого.
   — Ты смущаешь меня, — сказал, задыхаясь, Этьен. Черные волнистые волосы закрывали ему лицо, когда он смотрел на нее сверху вниз. — Я как неопытный школьник, — сказал он, слегка прижав ее сверху и запутавшись в ее юбках и нижнем белье.
   — Я испытываю тот же ненасытный голод, так что мы квиты, — ответила Дейзи, облизывая полные губы и сдерживая волну охватившей ее страсти,
   — Я возмещу это тебе, — он говорил серьезно и в то же время, как всегда, поддразнивал ее.
   Спустя некоторое время он отнес ее на кровать, положил на край и начал снимать оставшуюся на ней одежду. Развязал шнурки на сорочке, затем добрался до пуговиц на поясе. В это время она сказала:
   — Я вся липкая.
   — Сиди спокойно. Я закончу раздевать тебя, а потом вымою.
   — Но я не чувствую дискомфорта, — тихо сказала она.
   — А как ты себя чувствуешь? — спросил он со слабой улыбкой.
   — Как будто горячая часть тебя все еще внутри меня.
   — Умная девочка, — поддразнил он, целуя ее в губы.
   — Поцелуй меня еще сюда, — сказала она, трогая набухшие соски.
   — Позволь мне сначала раздеть тебя, иначе мы никогда не избавимся от остальной части твоей одежды.
   — Как ты можешь быть спокойным, рассудительным, и это при таком состоянии?
   Она коснулась его пениса, который снова был твердым и огромным, как будто ничего не было между ними всего пару минут назад.
   — Ктото же должен быть рассудительным, — сказал он с усмешкой.
   — Почему? — она кокетливо посмотрела на него.
   — Потому что я хочу избавиться от этой надоевшей мне юбки и белья. Этот пояс слишком тугой, — сказал он, ведя борьбу с пуговицей.
   — Нужно добавить по дюйму вот сюда и туда, — она показала пальцем.
   — Приятная мысль, — сказал он. — Ты нуждаешься в новом платяном шкафе. Завтра.
   — Мы не можем все сделать завтра. Кроме того, может быть, завтра я не собираюсь вылезать из постели.
   — Хорошо, — сказал он. — Тогда завтра мы вызовем когонибудь из магазина и тебе не нужно будет покидать кровать.
   — Это тебе не Париж.
   — Торговцы отказываются от денег в Монтане?
   — Сплетни разносятся по городу со сказочной быстротой.
   — Так же, как и в Париже, да? Она улыбнулась.
   — Ты всегда будешь баловнем судьбы?
   — В ближайшие годы — да. Терпи, я намерен остаться с тобой навсегда. — Он с треском отодрал пуговицу. — Большая пуговица или маленькая петля, — объявил он с веселым блеском в глазах. — Если я буду все время одевать тебя…
   — Или раздевать…
   — У меня это само собой получается.
   — Я думаю, что тогда у меня через месяц не будет одежды.
   — Я улажу это.
   — Я умру от счастья… через неделю.
   — Я не позволю тебе.
   — Как высокомерно. Он усмехнулся:
   — Я гдето читал об этом.
   — В дополнение к большому практическому опыту.
   — С того дня, как я встретил тебя, я предан только тебе. Теперь встань, и мы наконец избавимся от всего этого…
   Она подняла руки и обняла его.
   — Я все правильно говорю о своей верности? — спросил он с плутоватой улыбкой, когда она отпустила его.
   — Это очень приятно слушать, — дразнящим тоном ответила она.
   — Я привез тебе подарки. Надеюсь, они сработают.
   — Каким образом?
   — Обычным, — передразнил он. — Только не надувай губы, или я не дам их тебе.
   — Я не дуюсь, — сказала Дэйзи, вдруг подумав о других женщинах, которым он покупал подарки. — Что же, с подарками у тебя богатый опыт.
   — Ты не любишь подарки? — сказал он, поднимая ее на ноги, чтобы снять остатки одежды. — Мои тебе понравятся, — сказал он, не обращая внимания на ее ревность и укладывая ее на белоснежные подушки. — Сейчас, подожди немного.
   После этого он вымыл ее теплой водой, приготовленной заранее, весьма эротично поглаживая льняной тканью бедра и убирая остатки их любовных утех.
   Она была довольна, что позволила ему позаботиться о себе. Позже он вымылся сам, чем удивил ее. Он никогда раньше не делал этого в ее присутствии. Дейзи внимательно наблюдала за ним. Этьен был прекрасно сложен, его возбуждение снова было очевидным. Она поражалась тому, как он мог сдерживать себя, ощущая такую сильную физиологическую потребность, и рационально вести речь о какихто подарках.
   Принеся с собой маленький кожаный несессер, он достал стопку фотографий, разложив их на кровати. Взял себе пунш, а Дейзи вручил теплое молоко. Затем сел, скрестив ноги, рядом с ней, среди соблазнительных обнаженных натур Боннара.
   Женщины в самых различных позах раздевались, купались, поднимались с постели, лежали, закрыв или открыв ноги в длинных черных чулках, рассматривали себя в зеркале, томно расчесывали волосы.
   — Они прекрасны, — сказала Дейзи, — и очень привлекательны в этих черных чулках.
   — Они невзрачны для любви, но независимы и очаровательны в своей раскованности. Я подумал, что они понравятся тебе. Но у меня есть еще коечто.
   Он наклонился и достал изза кресла картину, на которой была изображена мать, держащая ребенка сразу после купания, — великолепное произведение в японском стиле.
   — Это работа американской художницы Мэри Кассатт. Я думаю, что она тебе тоже понравится.
   — Я ничего тебе не подарила, — тихо сказала она. — И поэтому чувствую себя виноватой.
   Ее пальцы двигались по позолоченной рамке картины.
   — Никакие подарки не сравнятся с ребенком, которого ты носишь от меня.
   И, придвинувшись к ней, он поцеловал ее долго, медленно, сладко.
   Этьен чувствовал ее реакцию, ее желание. Но, оторвав свои губы, забрал у Дейзи пустую чашку и вместе со своей поставил на стол.
   — Я не знаю, спит сейчас Луи или нет, чтобы подтвердить мои слова, но теплое миндальное молоко, как рассказывала его мать, использовалось арабами как элексир в определенных целях.
   — Поэтому его пьют от усталости?
   — Возможно, — сказал Этьен, отодвигая фотографии и картину.
   — Это очень полезно — молоко с медом, миндалем и яичным желтком, — добавил он, возвращаясь к ней. — И мы поддержим твое здоровье. — Он обхватил ее груди руками, скользя по их выпуклостям к соскам. Затем коснулся чувствительных точек, нежно, мягко потянув их, наклонил голову и взял один сосок губами. — Я готовлю их к приходу малыша.
   Он сосал нежно, постепенно усиливая давление, сначала один, потом другой, пока Дейзи в изнеможении не откинулась на подушки. Ее чувства были напряжены до предела, сфокусированы на его губах, на своем безумном желании, от которого подрагивал каждый нерв, а жар разливался по всему телу.
   — Я хочу тебя, — прошептала она. Ее пальцы ласкали его черные волосы, спина изогнулась, грудь приподнялась, а глаза были закрыты от удовольствия.
   Он не ответил, продолжая сосать, покусывать тугие выпуклости до тех пор, пока она не почувствовала обжигающее блаженство.
   — Открой глаза, — прошептал Этьен, и его рука скользнула между ее ног. Она с трудом открыла глаза, с усилием расставаясь с райским ощущением.
   — Посмотри на это, — он положил маленький перевязанный пакет на ее живот.
   Пока она развязывала шелковую ленточку, пальцы герцога путешествовали через черный треугольник ее волос между ног вниз к увлажненной щели.
   — Я не могу сосредоточиться, когда ты так делаешь, — выдохнула она, замерев на секунду и наслаждаясь ощущениями.
   — Я тебе помогу, — сказал герцог, игнорируя ее замечание и разворачивая свободной рукой серебряную бумагу. — Тебе нравится?
   Внутри лежала дюжина пар шелковых чулок всех оттенков, роскошных и изысканных.
   — Они великолепны, — сказала Дейзи, слегка касаясь их. — Они предназначены для свиданий и поклонников.
   — Надень черные с сиреневыми подвязками, как у Боннара на фотографиях.
   — Помоги мне. — Она подняла колено и откинулась назад.
   Черные чулки скользили по ноге медленно, от носка к мягкой роскоши бедер и далее — к сладкому проходу. Дейзи испытывала чувственное удовольствие от всей этой процедуры.
   — Я не хочу чувствовать себя рабыней для развлечений, — прошептала Дейзи.
   — Мне остановиться? — вежливо спросил он.
   — Нет, продолжай.
   Она кивнула головой, поскольку поняла, что любит наслаждения больше, чем независимость.
   — Есть еще один чулок.
   Она думала, что истечет в экстазе, когда подняла вторую ногу и Этьен начал надевать его. Он умел управлять ее чувствами, его пальцы двигались то быстрее, то медленнее, нежно поглаживая ее тело. Спустя какоето время она с трудом открыла глаза. Простыни под ней казались прохладными изза жара охватившего ее возбуждения.
   Этьен положил руки на ее грудь и очень нежно сжал пальцы. Затем его руки переместились к бедрам, еще ниже…
   — Я хочу, чтобы ты почувствовала это… — его пальцы двигались по внутренней стороне бедер к увлажненному треугольнику, возбуждая в ней пульсирующее пламя.
   Она выгнулась в его горячих руках.
   — Твои чувства становятся более яркими, будоражащими сердце и кровь благодаря миндалю. Он очень полезен, — добавил он с усмешкой.
   — Как это прекрасно, — сказала она, — я истекаю в экстазе.
   Кончиком языка она облизывала пересохшие губы.
   — Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя?
   — И это тоже, — жадно сказала она.
   — Я сделаю это, если ты посмотришь еще несколько подарков.
   — Опять? — она недовольно и своенравно надула губы, но ее темные страстные глаза, сейчас совершенно бесстыжие, совращали его.
   Требовалось огромное усилие, чтобы не видеть этого взгляда, но герцог знал, что было в коробках, и твердо сказал:
   — Посмотри.
   Он достал две коробки от Душе — одну маленькую, другую очень большую.
   Дейзи узнала упаковку от знаменитого кутюрье и догадалась, чего ожидать, но то, что она достала из серебряной бумаги, поразило ее — кружевной корсет ослепительно белого цвета с отдельными чашечками для каждой груди. Он был устроен както очень необычно. Приложив его к себе, она спросила:
   — Ты хочешь взглянуть, как я в этом выгляжу? Он улыбнулся в ответ, растянувшись во весь рост на кровати.
   Она встала, обнаженная, в одних черных чулках, и подошла к напольному зеркалу. Откинув волосы на плечи, она вложила свои пышные груди в кружевной корсет, не застегивая его, затем сказала:
   — Ты, конечно, понимаешь, что мне нужна помощь, если я собираюсь искушать тебя в этом эротическом наряде.
   — Да, мадам, — сказал Этьен, копируя американский акцент. Затем встал и помог ей.
   Корсет стягивался шнуром, который проходил через серебряные петли — дань индустриальной революции, однако металлические детали были сделаны явно не машиной, а вручную, с прекрасной гравировкой на каждой.
   — Скажи мне, если шнуровка очень тесная, — сказал он, затягивая шнур, отчего грудь Дейзи поднялась, подчеркивая талию и бедра.
   — В самый раз, — ответила она, улыбнувшись ему через плечо. — Но, послушай, у Душе ведь не было моих размеров.
   — Да, но у меня хорошая память, — сказал герцог, обхватывая затянутые в корсет груди и улыбаясь ей в зеркало. — И потом, Душе понял мое описание. — Его пальцы двигались к соскам. — Эта вещь придумана для удовольствия.
   Корсет не предназначался для повседневной носки, кружевная тесьма внизу только подчеркивала особенности женской анатомии. Дейзи наклонилась перед зеркалом, разглядывая себя. Она чувствовала, что ее сексуальное возбуждение перешло всякие пределы. Подобно открыткам Боннара и живописи Кассатт, она сейчас была экзотическим сочетанием страсти и мягкой женственности. Она безумно хотела Этьена и ничего не могла с этим поделать. Повернувшись к нему лицом, она ритмично покачивала бедрами, понимая, что откровенно соблазняет его.
   — Еще один пакет, — невозмутимо сказал Этьен. И когда Дейзи застонала от нетерпения, он поднял ее на руки, преодолел короткое расстояние до кровати и посадил на колени лицом к себе. Приподняв ее так, чтобы она могла двигаться, он усадил ее на свой восставший пенис.
   — Это то, что ты хотела? — ласково спросил он, когда Дейзи прильнула к нему в ожидании безумных волн удовольствия. — А так лучше? — приподняв ее и в то же время сжимая ее бедра руками, спросил он. — Не уходи, — сказал он охрипшим голосом, чувствуя, как дрожит Дейзи в момент скольжения вдоль его твердого члена. Мир перестал существовать для нее, она наслаждалась своими ощущениями, а условием ее существования был этот высокий смуглый сильный человек, которого она безмерно любила.
   Не выходя из Дейзи, герцог дотянулся до большой коробки от Душе, разорвал ленты и вытащил солнечножелтый прозрачный пеньюар. Все это он проделал так, как будто не замечал ее полубезумного состояния. Потом набросил пеньюар ей на плечи, придерживая руками на груди и одновременно лаская ее.
   — Этьен, я умираю, — горячим шепотом сказала Дейзи. Стягивающий корсет усиливал чувствительность ее груди.
   Она остро ощущала, как он двигался внутри, затем начал приподнимать ее, чтобы увеличить амплитуду колебаний.
   — Подожди. — Его руки стискивали ее бедра.
   — Нет, — она сопротивлялась его рукам.
   — Еще минуту, — спокойным голосом сказал Этьен, так, как будто он не был внутри нее, как будто она не таяла у него на бедрах, как будто он мог предложить чтото лучшее, если она подождет.
   Она не могла двигаться, руки Этьена удерживали ее. Глаза Дейзи закрылись, она находилась в полном изнеможении, поскольку тело было разогрето его стараниями, как августовским солнцем. Он отпустил руки, медленно, проверяя, не начала ли она двигаться, и, когда убедился в этом, развязал тонкую прозрачную ленту у нее на шее — пеньюар полностью накрыл ее, скользнув по корсету и мягкой плоти ее бедер.
   — Тебе нравится это? — спросил он, лаская ее соски и приподнимая разгоряченную женщину еще выше на своих коленях.
   Ее «да» прозвучало почти беззвучно, с чуть слышным рыданием.
   — Я доволен, — сказал он.-Ты хочешь сейчас кончить? — прошептал он, начиная снова приподнимать ее в медленном темпе.
   На мгновение она потеряла дар речи, но он чувствовал ее состояние и, запустив пальцы в шелк ее волос, лизал ей соски, каждый раз на мгновение задерживаясь в высшей точке подъема. Он продолжал это делать, пока она не задрожала в исступленных конвульсиях.
   Этьен поправил ей волосы и нежно поцеловал. Его нежные руки, поглаживая, успокаивали ее возбуждение.
   Это было, он знал, частично данью обстоятельствам. Для женщин, подобных Дейзи, недели воздержания были стимулом к жадному наслаждению. Но миндальное молоко, очевидно, тоже повысило эротичность Дейзи. Когдато давно герцог уже был удивлен его действием, когда Луи первый раз предложил ему выпить его от усталости.
   — Я люблю тебя, — сказала Дейзи, уткнувшись ему в плечо.
   — И я люблю тебя, — ответил герцог, не задумываясь. Его земной рай был возможен только с этой красивой темноволосой темпераментной женщиной, понастоящему захватившей его сердце.
   — Я постараюсь сделать тебя счастливым, — сказала она, приподняв голову.
   — Ты уже сделала…
   Она наслаждалась его нежностью, его страстью, ей бесконечно нравилась его дразнящая улыбка. Повторится ли эта улыбка в их ребенке? А если родится девочка, Этьен будет недоволен? Некоторым мужчинам не нравится, когда появляется девочка.
   — Ты хочешь мальчика или девочку?
   — Кого хочешь ты? — переспросил он, укладывая ее на подушки.
   — Обоих.
   — Прекрасно. Кроме того, следующий ребенок может оказаться другого пола.
   — Этьен, я хочу запереть тебя на замок, чтобы ты не мог убегать от меня в Париж, — сказала Дейзи, лежа в пене желтого шелка. — Так что у нас будет много детей.
   — Поехали вместе с тобой в Париж, будем делать детей и там. Но мне нравится и в Монтане, — быстро добавил он, увидев беспокойство в ее глазах.
   — Ты еще не видел здесь многого, но спасибо, — ответила Дейзи с благодарной улыбкой, догадываясь, что он пытается успокоить ее опасения.
   — Ты здесь, и этого достаточно. Жюстен займется бизнесом, так что я согласен быть запертым для твоего удовольствия.
   — Интересная идея. Так ты принимаешь мое предложение?
   Он усмехнулся.
   — Вероятно.
   Она вспомнила старую гаремную кровать на яхте.
   — Вероятно, нет — ты это имеешь в виду? — Я стал дипломатом с нашей первой ночи. Ньюпорт не в счет. — Он широко улыбнулся.
   — Мы не слишком много с тобой говорили, боюсь, что мы еще мало знаем друг друга.
   Зато этой ночью в промежутках между любовными играми они все время говорили. Лежали на кушетке перед камином или на большой кровати в полнейшем беспорядке и обсуждали их будущее и будущее их ребенка, их надежды, мечты, их любовь.
   Оба, сугубо рациональные, порой циничные по отношению к этому миру, были согласны с тем, что духи, шаманы или неизвестные боги чудом соединили их в тот вечер у Аделаиды.
   — Ты мне не понравился, когда мы встретились, — сказала Дейзи, тесно прижимаясь к его мускулистому телу.
   — Ты мне тоже, — усмехаясь, сказал Этьен, лежа на заложенных за голову руках, — но тогда я не искал в женщине близкого человека, друга. Но привлекательной я тебя считал с первой минуты, как увидел. Ты очень красива.
   — Тогда мы должны благодарить твою сексуальную распущенность за то, что сейчас вместе. — Взгляд Дейзи был почти кокетлив.
   — Нужно поблагодарить еще и барона, который сломал ногу во время игры в поло, а также настойчивость Валентина. Я раза три категорически отказывался, прежде чем согласился прийти к нему на обед. Я тогда не часто обедал у друзей.
   — Почему? — Она пошевелилась, и это моментально отвлекло его. Он опять хотел ее. Не опять — всегда, подумал он.
   — Расскажи мне, — допытывалась она, желая узнать больше о человеке, ставшим для нее всем.
   Она была так настойчива в своем любопытстве, что он стал более осторожным в выборе слов. Что он должен ей рассказать? Обед в компании благопристойных семейных пар был слишком скучен для него в те времена. Он предпочитал более веселую компанию и откровенный флирт, без долгих предварительных бесед между блюдами в качестве прелюдии.
   — Дома у меня был превосходный повар, — сказал он, говоря по сути правду, но уклоняясь от истинных причин. — В клубах, где я иногда обедал, имелись прекрасные винные подвалы, а чинные беседы за семейными обедами надоели мне. В основном это были светские сплетни.
   — Ты обедал один? — Она представила его в уединенной столовой за длиннейшим столом.