Джонсон Сьюзен. Запретный плод

   — Иногда, Дейзи, дорогая, слишком трезво. Раз я сказал, что «Ты будешь первой» — значит, так оно и есть. Мне нет смысла лгать.
   — Только не говори мне, что ты всегда правдив в своих… — досадуя на его опыт с женщинами, она подыскивала более подходящие слова, — в своих дружественных контактах с женщинами.
   Она погрузилась глубже в воду, ее темные волосы плавали по поверхности воды, и с упреком взглянула на него.
   — Я не всегда вежлив, но всегда честен с ними, любимая.
   Он был просто очарователен. Как она страстно желала его! Он был так красив, лениво развалившийся на простом деревянном стуле, одетый в белую рубашку с открытым воротом и бежевые брюки, закатанные чуть ниже колен. Тяжелые веки прикрывали чарующие глаза, а смуглую кожу оттеняла светлая одежда. Он был мучительно хорош собой. Дейзи вдруг подумала, что он мог бы помочь ей купаться, по меньшей мере, подойти и поцеловать, и она поймала себя на том, что желает ощущать его внутри себя. Если он держится на расстоянии преднамеренно, то как часто он играл в эту игру, сколько раз сидел и ждал, когда женщина сама подойдет к нему? Интересно, она чемнибудь отличается для него от всех других? Заметил ли он, как она возбуждена?
   — Подойди ко мне, — позвала она, проверяя свою власть над ним.
   — Ты закончила? — мягко спросил Этьен, игнорируя ее реплику.
   — Да, закончила, — ответила она, думая о своей неудовлетворенной страсти. — Подойди и поцелуй меня.
   — Я принесу полотенце. — Ему вовсе не хотелось намокнуть.
   Дейзи вдруг поднялась из ванны, как возрожденная Афродита, в скользком, опьяняющем приглашении. Вода радужно струилась по ее телу, волосы черным каскадом ниспадали вниз, как шелковая река, влажный треугольник между бедрами темнел вечерними сумерками. Она коснулась себя изящным жестом, как бы приглашая и ожидая его. Но он только протянул руки, чтобы обернуть ее большим белым полотенцем, которое снял с кровати.
   — Мы можем поесть позже, — слегка охрипшим голосом предложила она, сбрасывая полотенце на пол и наблюдая, как его глаза скользят по ее стройной фигуре. Она поражалась необъяснимым тайнам собственной души, которые властно влекли заниматься любовью с этим человеком в любое время, она желала видеть его каждое мгновение, думала о нем каждое мгновение.
   — Пойдем в сад, — мягко предложил герцог.
   — Разве ты не хочешь меня? Она была скорее прямолинейна, чем похотлива, стоя перед ним нагая, словно рабыня на невольничьем рынке. Глубоко вздохнув, он медленно кивнул.
   — Хочу…
   С уверенностью Евы она потянулась к пуговицам на его рубашке. У нее возникло желание, и она хотела вызвать в нем ответ на зов своей разгоряченной крови. И когда он, нежно сжав, остановил ее руку, прежде чем ее пальцы успели расстегнуть пуговицу из слоновой кости, в ее глазах застыл немой укор.
   — Я надеюсь, что это не повлияет на мой имидж распутника, — усмехнулся де Век, — но я пообещал Габриэль, моей кухарке, — добавил он, заметив, что она недоуменно нахмурилась, — что мы будем обедать в три.
   Он осторожно и нежно поцеловал ее руку.
   — Франсуа напомнил, что она готовит заливного лосося. И вообще она и Франсуа заботятся обо мне здесь с давних времен.
   — Давай называть вещи своими именами: заливной лосось Габриэль предпочтительнее, чем любовь со мной. Если бы она не улыбнулась, он ответил бы ей иначе.
   — Скажем так, я более уверен в твоей способности ждать, чем в подобной способности заливного лосося… — и добавил, широко улыбаясь и обхватив ее руками: — Если ты рассердишься на меня, я знаю два или три способа, как укротить твой гнев.
   Они стояли так близко, что дыхание их сливалось.
   — Другими словами, Габриэль неподвластна твоим чарам?
   — Чтото вроде этого.
   — Ты, я вижу, не сомневался, что я подожду, — ее голос снизился до контральто, глаза лукаво блестели. — Что ж, вознаградишь меня позже.
   — Непременно, ваша честь, — усмехнулся он, — после того как отдадим должное заливному лососю, я полностью в вашем распоряжении.
   — Полностью? — это слово рождало в ней массу смелых фантазий. Он улыбнулся.
   — Абсолютно.
   После того как он дал ей одну из своих рубашек, чтобы переодеться, и сказал, что она может чувствовать себя свободно, так как дом совершенно пуст, они рука об руку спустились по лестнице. Дейзи, одетая в широкую для нее мужскую рубашку, чувствовала себя так, как будто она в национальном платье в летнем лагере абсароки. Ноги были открыты, как в те летние дни безграничной свободы.
   Герцог вывел ее через главный вход, и они пошли по травяному газону мимо прохладных папоротников и плакучих ив, склонившихся к реке. Лесной мир открылся перед ними во всей своей зеленой, пятнистой красе. Летний павильон, помещенный среди высоких ив, был удачно расположен на поляне необыкновенной красоты. Легкая постройка, крытая соломой, сулила прохладу даже в самые жаркие дни.
   — Как замечательно!-воскликнула Дейзи. Павильон был похож на иллюстрацию к сказке.
   — Ты не показывал мне его в прошлый раз.
   — Мне принадлежит пять миль вниз по реке, — уклончиво ответил Этьен. — Это одна из моих игрушек.
   — Имеются и другие?
   Она никогда не думала о нем как о чудаке, поскольку вся его жизнь, в ее понимании, проходила в предсказуемой аристократической манере.
   — Есть немного, — скромно ответил он, думая о том, как будут светиться ее глаза, когда он покажет ей монгольскую юрту, поставленную на холме у излучины Сены.
   Именно в этот момент на лесной дорожке бесшумно появился Франсуа с большим серебряным подносом. Проводив Дейзи в павильон, герцог усадил ее на плетеный диван, обложенный пышными ткаными подушками темнофиолетового цвета, и предложил шампанское. Бутылка стояла на льду в серебряном ведерке. Усевшись на подлокотник дивана, на котором сидела Дейзи, Этьен наблюдал, как Франсуа сервировал обед на столе, покрытом льняной скатертью. Когда стол был накрыт, герцог, вежливо поблагодарив, отпустил слугу.
   — Слушаюсь, господин. Полотенца на пристани возле лодочной станции.
   — А шампанское там есть?
   — Да, господин.
   — Передайте Габриэль, что я пришлю игрушки для ваших внуков. Мой менеджер обещал это сделать завтра.
   Франсуа, покрестьянски приложив руку к сердцу, поклонился.
   — Благодарю вас, хозяин. Габриэль будет очень довольна, — сказал он человеку, которого знал как барона Фермонд.
   — Как давно они у тебя работают? — спросила Дейзи, когда Франсуа скрылся в ивовой роще.
   — Они часть моей собственности. Их семья была тогда молода. Должно быть, это было лет двадцать назад.
   Он приложил усилие, чтобы ответ его прозвучал как бы между прочим. Он отлично помнил день, когда купил Кольсек, сразу же после того, как Изабель, родив близнецов, заявила, что больше не собирается делить с ним постель. В этот самый день он велел своему поверенному подыскать чтонибудь недалеко от Парижа. Неделей позже был куплен Кольсек. Последнее время он часто приезжал сюда, когда светское окружение становилось невыносимым и ему нужна была передышка.
   — Они боялись, что я выгоню их и привезу свою прислугу, но мне нужно было уединение, и я хотел, чтобы слуги не имели никакого отношения к Парижу. Их дети тоже работают на меня — и в деревне, и здесь. Младший возглавляет библиотеку в деревне.
   Дейзи вопросительно подняла бровь. Французские крестьяне редко становились библиотекарями, а маленькая деревня, имеющая библиотеку, была вообще исключением.
   — Твои соплеменники — не единственные представители рода человечества, кому знакомо милосердие.
   — Ты удивляешь меня, — обрадованно воскликнула Дейзи. — Я думала, что твое милосердие сводится к драгоценным подаркам роскошным дамам.
   — В таком случае время от времени обязуюсь удивлять тебя своими… актами милосердия.
   Хрипловатым, очень сексуальным голосом она ответила:
   — Я очень на это надеюсь.
   — Тебе надо встретиться с моими монашками, — весело добавил герцог. — Я ведь еще помогаю и женскому монастырю.
   — Женскому монастырю? — глаза Дейзи подозрительно прищурились.
   — Я никогда не испытывал предубеждения против религии, — Этьен слабо улыбнулся, читая ее мысли. — Епископ сократил их содержание, и они буквально голодали. Вот и все.
   — Ты помогаешь большому количеству людей, — она произнесла это почти нехотя, не желая признать, что у нее сложилось в корне противоположное представление об Этьене.
   — Многие из них помогают увеличиваться моим доходам. Было бы глупо не поддерживать их, — он произнес свой ответ в обычной небрежной манере аристократа.
   Дейзи воспитывалась там, где каждый индивидуум вносил свой вклад в благосостояние клана. Поскольку в обществе герцог зарекомендовал себя законченным эгоистом, ей очень хотелось найти в нем как можно больше положительных черт, чтобы оправдать свое очарование им. Она, конечно, не собирается отказываться от любви к Этьену, но эти и подобные мысли тревожили ее. Подняв бокал изпод шампанского, чтобы вновь его наполнить, она пыталась понять, где же истинное лицо де Века.
   — Может, отведаешь заливного лосося? Я предупреждаю, что это настолько изумительное блюдо, что я ожидаю зависти самих богов и, пожалуй, их мести.
   Пять минут спустя, полулежа на диване, она с аппетитом поглощала лосося и, поймав взгляд Этьена, сказала:
   — Не стоит быть таким самодовольным. Лучше положи мне еще кусочек.
   — Мне позволено произнести по этому поводу чтонибудь патетическое?
   — Нет, если тебе дорога жизнь.
   Герцог засмеялся и добавил ей еще немного лосося. В тишине он наблюдал, как она ест, посмотрел, как она облизала вилку. После небольшой, но сосредоточенной паузы она произнесла:
   — Там, в этом блюде, конечно, есть чтото возбуждающее, не так ли?
   — Вряд ли. Габриэль говорила мне, что это их семейный рецепт для свадебного ужина.
   — Что там было? — несмотря на опровержение, она ощущала, как чувственное желание медленно, но неуклонно поднимается в ней.
   Этьен только пожал плечами. Он был слишком далек от кухни.
   — Меня не спрашивай, но, если хочешь, я позову Габриэль и спрошу у нее.
   — Нет, нет, — поспешно отказалась Дейзи. Ей сейчас вовсе не нужна была дополнительная компания.
   — Хочешь лесной земляники или чашечку чая?
   — Ты что, ничего не чувствуешь? — спросила она, удивляясь, как можно говорить о пище, в то время как ей казалось, что шелковая рубашка на ней превратилась в пылающий костер.
   — Конечно, чувствую. Еще шампанского?
   — Нет, спасибо. — Наклонившись с дивана, она поставила свою тарелку на пол, затем, выпрямившись, расстегнула рубашку. Улыбаясь герцогу, который отставил в сторону свой фужер с шампанским, Дейзи медленно спустила рубашку сначала с плеч, затем с рук, пока она не соскользнула на подушки. Подняв оголенные руки, она вытянулась на подушках.
   — Я жду обещанную награду, — улыбнулась она, подарив ему пылкий взгляд.
   Это была самая совершенная из всех женщин, которых когдалибо видел Этьен. Красивая, стройная, грациозно скрестившая длинные ноги, с возлежащей на спинке дивана рукой, она была мечтой любого мужчины. Изза поднятых рук ее роскошная грудь приподнялась и была похожа на райский плод, мягкий и сочный, ожидающий его прикосновения. Ее соски затвердели и упруго, вызывающе торчали (явный результат заливного лосося Габриэль). Этьен представил себе, что будет, если он начнет их целовать. Когда его взгляд переместился к горячему влажному месту между бедер, она чуть вздрогнула, словно он дотронулся до него.
   Герцог протянул ей руку и сказал только одно слово: «Пойдем», — зная, что она повинуется. Он наслаждался каждым ее движением, когда она поднялась, чтобы подойти к нему. Ее теплая рука скользнула в его ладонь, он прижал желанную женщину к себе, и в эти мгновения, прежде чем соприкоснулись их губы, воздух между ними казался густым и горячим. Первое касание губ — легкое и нежное. Ее маленький горячий рот и его охлажденные шампанским прохладные губы прикоснулись друг к другу, и это опалило их тела и чувства, возбуждая еще большее желание, и так уже зажженное хитрым деликатесом Габриэль. Слившись в поцелуе, они задохнулись, ошеломленные своей потребностью друг в друге.
   — Диван слишком мал, — выдохнула Дейзи.
   — Тогда я покажу тебе мою яхту, — он уже тянул ее за руку к выходу из павильона, к реке.
   Они шли вместе под густыми ветвями ив по дорожке, покрытой мхом, пружинящим под ногами, и легкая прохлада овевала их разгоряченные тела.
   — Подожди, — вдруг сказала Дейзи, невыносимо желая дотронуться до него, и, вскинув руки, взяла в ладони лицо и притянула к себе, чтобы поцеловать. Если бы Эгьен не знал о комфорте, ожидавшем их на яхте, он прямо сейчас опустил бы ее на землю.
   — Нет, — он мягко отстранился. — Подожди.
   Подняв ее на руки, он быстро одолел оставшееся расстояние до лодочной станции, открыл ногой дверь, несколько секунд стоял в полумраке, привыкая к темноте. Дейзи покусывала мочку его уха, нашептывая такие соблазнительные пожелания, что герцог поспешно перебежал через мостик на яхту.
   Судно, построенное лет сто назад, предназначалось для речных увеселительных прогулок. Верхняя палуба была очень большой, приспособленной для оркестра и танцев, зато нижняя была предназначена для действий более интимного характера. Щедро отделанная позолотой в стиле рококо, главная каюткомпания была расписана картинами, на которых пастухи и пастушки занимались любовью. Но все затмевала собой огромная золотая кровать.
   — Откуда все это? — спросила Дейзи со смесью любопытства и робости. Овальная кровать была дополнена всякими любопытными вещами, предназначенными для соблазнения и любви, — великолепная работа золотых дел мастеров экзотического Востока.
   — Из гарема.
   — Ты, вероятно, часто пользуешься этой забавой, — сухо заметила она.
   — Кровать покупалась вместе с яхтой, — пояснил он, укладывая ее на шелковое покрывало и стараясь сохранить серьезность. — Прежним владельцем был русский князь. У него оказалась ревнивая жена, и он вынужден был продать все это. — Ее ревность даже забавляла герцога, но он все же счел нужным пояснить: — В отношении меня кровать девственна, как мои монахини, так что успокойся, мои шери.
   — Твои монахини? — не удержалась Дейзи, делая ударение на первом слове.
   — Ради Бога, Дейзи, будь благоразумной. — Он мог бы сказать, что и так имел всех женщин, которых хотел, без того, чтобы вторгаться в женский монастырь, но знал, что плата за откровенность будет слишком высокой.
   Дейзи, вероятно, осознав всю нелепость своей ревности, тут же спохватилась.
   — Извини.
   Она сидела посреди золотой кровати, восхитительно нагая, и чуть улыбалась.
   — Я должен был ответить иначе? — спросил он, стягивая рубашку и пристально глядя на нее с дразнящей улыбкой. Испытанный прием для пресечения любых возражений.
   — Еще чего! Я бы тут же ушла.
   — Далеко не ушла бы. — Его взгляд скользил по ее пышной груди, по впалому упругому животу и ниже, где темный шелк ее волос касался персикового цвета покрывала.
   — Я могу сбежать от тебя, — она говорила очень тихо и убежденно.
   — Возможно, — не стал спорить герцог. Он сомневался в такой возможности. Одна, обнаженная, а вокруг двадцать пять квадратных миль его владений. Эта мысль, опьяняющее чувство власти, еще больше распалила его.
   — Я всегда побеждала, даже своих братьев, когда мы были детьми.
   — Так, может, мне лучше запереть дверь? — спросил он с усмешкой, собираясь расстегнуть пуговицы на брюках.
   И вдруг женский смех, плеск весел и резкий мужской голос грубо нарушили их уединение.
   — Нет, перебрось веревку с правого борта на левый. Левый! О черт!
   Чтото с шумом и треском врезалось в лодочную станцию.
   — Дьявол! — рявкнул Этьен.
   Он пытался понять, что происходит, когда хихикающий женский голос снаружи взорвался новым приступом смеха.
   — Вот дьявол! — снова выругался герцог и, повернувшись к Дейзи, добавил, застегивая брюки: — Подожди здесь. Я скоро вернусь.
   Однако прошла добрая четверть часа, прежде чем он вернулся, после того как помог молодому человеку зафиксировать парус маленькой лодки и найти и заменить поломанное весло. С молодым человеком была симпатичная, но довольно нетрезвая молодая особа. Молодой человек объяснил герцогу, что они в отпуске и плывут в Гавр. Но Анжелика выпила за завтраком слишком много вина и решила сама попробовать управлять парусом. Этьен вежливо сказал, что такие вещи случаются. Да, Сена особенно красива в это время года и в этой части реки. Нет, никакого беспокойства. Возьмите себе весло, у него есть много других, будьте осторожны при входе в шлюз, там слишком быстрое течение. Он стоял на пристани, провожая незваных гостей, чтобы убедиться, что они не вернутся и не помешают им снова.
   — Все в порядке? — спросила Дейзи, когда он вернулся. Она слышала достаточно из их разговора, чтобы понять, что происходит.
   — Ты выглядишь таким разгоряченным, — она чуть поднялась на подушках и выглядела спокойной и холодной, но ее выдавала дразнящая хрипотца в голосе.
   — Хм, — только и произнес де Век, разгоряченный солнцем и той поспешностью, с которой он старался ускорить отъезд нарушителей покоя.
   Налив воды из золотого кувшина для умывания в большой фарфоровый таз, он с наслаждением ополоснул лицо и пошел было к Дейзи, когда вдруг бесшумно открылась потайная дверца, вделанная в широкую спинку кровати.
   — Вижу, ты не теряла времени, пока я отсутствовал, — усмехнулся Этьен.
   Скрытые дверцы на спинке гаремной кровати приводились в движение сложным резным механизмом.
   Дейзи невинно распахнула большие глаза, оттененные темными шелковистыми бровями, затем лукаво улыбнулась, сменив невинное выражение лица на игривое.
   — Я любовалась ювелирной работой мастеров.
   — Сколько ты нашла дверей?
   — Восемь.
   — Очень хорошо, — восхищенно произнес он. — Они были хорошо скрыты.
   — А сколько их на самом деле?
   — Восемь. Ты нашла все.
   — Восемь — для восьми женщин? Герцог пожал плечами, на этот вопрос он не собирался отвечать.
   — Хочешь попробовать шелковые шнуры? Приподняв бедра, она чуть подвинулась на кровати.
   — А ты? — она медленно изогнула спину, чувствуя, как разгоряченная кровь пульсирует в висках, груди, между бедер.
   — Не знаю, — неопределенно улыбнулся он. — А ты не возражаешь, чтоб тебя связали? Дейзи подняла бровь.
   — Вообщето я предполагала, что это ты будешь связан.
   Он не мог подавить в себе растущее возбуждение, и вздувшийся бугорок мягкой ткани его брюк в определенном месте красноречиво свидетельствовал об этом.
   — Тебе нравится эта идея?
   — Еще не знаю… — глаза ее вызывающе блестели. — Раньше ты имел дело только с уступчивыми женщинами?
   — Похоже на то, — медленно ответил он. «Если называть уступчивостью их стремление угодить во что бы то ни стало», — мог бы добавить он, но не сделал этого из скромности. С другой стороны, искренность Дейзи, ее открытая и непосредственная свобода духа были ему по душе. Он впервые встретил женщину, требующую равенства.
   — Ты не возражаешь, — произнесла она, опустив ресницы, — если я попрошу снять вот это? — ее палец указывал на брюки. — Желаю кое в чем наглядно убедиться.
   — С удовольствием, — улыбнулся Этьен, быстро расстегивая пуговицы.
   Дейзи наблюдала, как его брюки соскользнули вниз, обнажив бедра, ноги. Его тело было сухощавым, но мускулистым и сильным, словно выточенным из бронзы и, когда он лег рядом, она с очаровательным любопытством стала разглядывать его мускулы на бедрах, торс, плечи и загорелую кожу.
   Он приподнялся на колени и нажал какоето скрытое устройство в спинке кровати. Тотчас распахнулась дверца, и Этьен потянулся к открывшейся нише.
   В Дейзи начало расти раздражение. Конечно, ее не было в его прошлом, она понимала это, но все же подавить ревность не могла. Ее обижал любой намек на женщин, которые были у него раньше, несмотря на то, что он отрицал их присутствие на этой яхте. Не здесь, так гденибудь еще он делил эту кровать со своими любовницами. Уж слишком хорошо он ориентировался во всех этих фокусах.
   — Ты все осмотрела? — небрежно спросил герцог, когда все декоративные дверцы были открыты. — Султан, как видишь, любил развлечения.
   В маленьких многочисленных нишах были духи и масла, игрушки для сексуальных игр, шелковые шнуры всех оттенков радуги, металлические кольца, маленькие баночки с ароматными мазями алого цвета, тонкая бритва с золотой гравировкой, перья с изогнутыми ручками из слоновой кости.
   — Многих вещей я не знаю. Вот это для чего? — спросила Дейзи, наклонившись, чтобы извлечь два горшочка с алыми мазями.
   — Гаремные гурии смазывают свои соски и гениталии красным. Очевидно, на Востоке это традиция.
   — Откуда ты знаешь?
   Он пожал плечами и развалился на подушках.
   — Я полагал, что это знает каждый.
   — Как таблицу умножения, да? Сарказм Дейзи удивил его.
   — Как все игры, в которые играют взрослые, — мягко поправил он.
   — А это? — она вытащила крошечную золотую бритву. — Для расправы с неигривыми гуриями?
   Он усмехнулся.
   — Ты не прожила бы в гареме и дня. — Его пальцы были нежны, когда он погладил ее темные волосы между бедрами. — Это для бритья здесь, чтобы были видны алые румяна. Восточные мужчины считают, что красный цвет возбуждает.
   — А ты?
   — Не знаю… пока.
   — Лжец.
   — У абсароки есть все это? — спросил он, вместо того чтобы спорить по поводу его знаний, принесенных из прошлой жизни. Он достал из бархатного ящичка два дилдо среднего размера, которые находились в инкрустированном кубке.
   — Есть, но не в кубках.
   Небрежный ответ Дейзи неожиданно разозлил его.
   — Откуда ты знаешь? — злобно спросил он.
   — Я думала, что любой взрослый человек это знает, — она получила массу удовольствия от своей реплики.
   Этьен вспыхнул, но тут же напомнил себе, что ее опьяняющая привлекательность, наверное, скрыта в ее откровенной чувственности.
   — Ты ревнуешь?
   Будучи совершенно не готовым к новому чувству, которое охватило его, он, по крайней мере, был честен.
   — Хоть это и глупо, но ты права!
   — Для тебя это полезный опыт.
   — Почему? — его озадачил ее ответ и тон, которым она это произнесла.
   — Любой новый жизненный опыт полезен, — усмехнулась она. — Может, ты больше будешь ценить меня.
   — В таком случае, — его ответная усмешка была почти вызывающей, — я с нетерпением жажду образования, тем более, что иногда ты бываешь такой чопорной.
   — Ты не знаешь меня.
   — Это правда, не знаю. А ты, значит, считаешь, что никогда не бываешь чопорной?
   — В постели никогда.
   — Не говори такие вещи, — тихо сказал он.
   — Ты предпочел бы, чтобы я была девственницей?
   Раньше Этьену не нравились девственницы. Он не видел в этом преимущества или привлекательности, поэтому всегда находил способ избегать их, но теперь…
   — Да, — ответил он, зная, что говорит невероятные для себя вещи. — Это было бы прекрасно.
   Ее улыбка была целомудренна и добродетельна, когда она села рядом с ним на кровати, но глаза… Это были те же светящиеся соблазном глаза, которые очаровали его еще тогда, у Аделаиды.
   — В таком случае я счастлива, — сказала она мелодичным голосом, наполненным горячим обещанием, — была бы быть вашей невинной девственницей. Как видишь, я приспосабливаюсь к вашим национальным понятиям. Но мы обсудим это позже, — продолжала она, — а теперь… Какие цвета этих шелковых шнуров вы предпочитаете?
   Немного позже он тихо лежал, связанный шелковым шнуром по рукам и ногам. Как очарованный, с возбужденным пенисом, глубоко дыша, он наблюдал, как Дейзи сбривала волосы между ног. Она использовала одно из ароматических масел, и бритва легко скользила по ее гладкой коже.
   — Эта бритва удивительно острая, — проговорила она, взглянув на него. — Странно для такой старинной вещи.
   — Дамасская сталь, — коротко ответил герцог. Ее чисто выбритая кожа блестела от масла. Когда она потянулась за маленькой коробочкой с помадой, Этьен предупредил:
   — Ты должна стереть масло, прежде чем наносить помаду.
   Дейзи раздраженно взглянула на него.
   — Спасибо за информацию, — ответила она вежливо, хотя с определенной долей яда. Оказывается, он знал весь обряд до мелочей.
   Сначала своим тонким пальчиком она нанесла красную помаду на соски, делая медленные круговые движения, заботясь о том, чтобы соски набухли в процессе массажа.
   — Я чтонибудь упустила? — Дейзи взглянула ему в глаза, пытаясь прочесть в них интерес.
   Его глаза лениво следили за ее рукой, у него было больше опыта, чем у нее, по крайней мере, в такой игре.
   — Для гурииученицы не так плохо, дорогая… прогресс уже виден.
   Его беззаботная манера, приветливость, учтивость, опытность — все это на мгновение вызвало раздражение у Дейзи. Чуть передвинувшись, чтобы он мог лучше видеть ее, она приняла изящную вызывающую позу подобно индийской скульптуре. Скрестив лодыжки, она подтянула их к себе и широко развела колени, словно обрамляя предмет мужского вожделения. Сидя так, Дейзи старательно вытирала масло со своей кожи. Покончив с этим, она взглянула на герцога, чтобы убедиться, что он внимательно следит за ней, и начала наносить помаду на только что выбритую нежную часть тела между ногами, медленными, скользящими движениями размазывая ее по гладкой коже, соблазнительным сгибам, втирая в каждую складку, проникая вглубь, чтобы быть уверенной в том, что вся поверхность кожи покрыта темнокрасной помадой.