Келл поморщился. С женщинами просто невозможно: из всего они делают событие, все превращают в предмет обсуждения.
   — Спасибо за заботу, Рейвен, — произнес он, — но, право, не стоит вторгаться в мои дела.
   — Хорошо, я не буду.
   «Только не надо обижаться, — сказала она себе, — иначе я ничего не добьюсь».
   — Я понимаю, — продолжала она, — причину, по которой вы презираете высшее общество, но ведь сейчас речь о другом. Ваш клуб в опасности.
   — Это не должно вас касаться, леди…
   — Но к сожалению, касается, Келл. Ведь причина ваших неприятностей — я… то, что вы женились на мне. И вы это прекрасно понимаете. Поэтому я не могу делать вид, что мне это безразлично, не могу не пытаться помочь. Стоять в стороне.
   — Я уже сказал: мне не нужна ваша помощь.
   В красивых голубых глазах появилось выражение истинного страдания. Безысходности. Отчаяния.
   — Не понимаю, — выкрикнула она, — отчего вы так мучительно упрямы!
   Он тоже испытывал что-то сродни отчаянию. Почему она не уйдет, не оставит его в покое? То, что она находится так близко от него, уже мучительно! Соблазн, который не должен быть претворен в жизнь, ибо ничего не изменит в их отношениях — лишь сделает их еще более напряженными. То, чего он от нее хочет, невозможно без любви, без того, что называется настоящим чувством. Если его нет ни с одной, ни с другой стороны, то его не заменить ничем… И значит, остается одно — избегать общения. Тем более в такой непосредственной близости, как сейчас… Нужно, чтобы она ушла как можно скорее. Но как это сделать? Не вытолкать же ее силой?.. Нет, конечно, не силой, но словами. Не грубыми и оскорбительными, однако такими, после которых она бы ушла…
   — Есть одна вещь, дорогая, — сказал он спокойным, ровным тоном, — которую я бы хотел от вас.
   Она вскинула голову.
   — О, и что же это такое?
   — Как? Вы не догадываетесь? — Он подошел к ней почти вплотную, протянул руку, коснулся ее груди. — Интимные отношения. Вы могли бы удовлетворять мои плотские желания.
   Она отпрянула, у нее прервалось дыхание.
   — Вы… — начала она.
   — Вижу, вас шокировали мои слова, леди. Вы даже ненадолго лишились дара речи.
   Она пропустила мимо ушей его язвительность и, взглянув гму прямо в глаза, простодушно спросила:
   — Вы в самом деле хотите, чтобы между нами были такие отношения?
   «Конечно!» — хотелось ответить ему, однако слова он произнес прямо противоположные.
   — Нет, — сказал он, — я вполне удовлетворен условиями нашего соглашения. По которому каждый из нас свободен и не может ничего требовать или ожидать от другого.
   — Вы это повторяете уже не раз, но я не понимаю, зачем же тогда говорить на эту тему. И отпускать шутки.
   — Наверное, я не прав, — признал он с кривой усмешкой.
   — Тогда скажите мне, — уже совсем другим, деловым и обеспокоенным тоном произнесла она, — отчего все-таки вы не хотите принять предложенную вам помощь от Вулвертона?
   — Я уже говорил вам, леди, — отчеканил он раздраженно, — не занимайте свою голову этими вопросами.
   — Хорошо, — сказала она спокойно и задумчиво. — Тогда… — Она решительно тряхнула головой. — Тогда у меня к вам предложение.
   Он смерил ее недоверчивым взглядом.
   — Какое у вас может быть предложение? Нас ничто не связывает.
   Она пропустила его слова мимо ушей и продолжала тем же деловитым тоном:
   — Вы по натуре игрок, сэр. Во всяком случае, были им. Надеюсь, этого вы не станете отрицать. И я хочу заключить с вами пари как с игроком. Полагаю, вы не сможете уклониться: ваша гордость не позволит.
   — Что за ерунда, Рейвен?
   В его голосе прозвучала явная заинтересованность.
   — Не ерунда, Келл, а всего несколько бросков костей. — Она вдруг припомнила, что ей когда-то рассказывал и показывал О'Малли. — Трека, чека, петух… полняк… Я правильно произношу названия счета на костях?.. Теперь вы лишились дара речи, сэр?
   Келл смотрел на нее, не скрывая изумления.
   — Что вы хотите? — пробормотал он.
   — Ничего особенного. Просто заключить с вами пари. Или как это еще у вас называют — биться об заклад?
   — Какое еще пари?
   В его глазах уже зажегся азартный огонек.
   — Сейчас скажу, не торопите меня… Если я три раза брошу кости и все три раза выпадет семь или одиннадцать, то я выиграла, и вы позволите Вулвертону и Люсиану Уиклиффу, если тот предложит, помочь вам.
   — А если у вас не выпадет?..
   — Что ж, тогда я обещаю больше никогда не беспокоить вас разговорами о вашем клубе. Пускай он проваливается в тартарары, а с ним и весь ваш бизнес!
   Келл молчал, пытаясь прийти в себя от удивления: чего-чего, а такого он от Рейвен не ожидал. Ведет себя как завзятый игрок.
   — Боитесь, что проиграете? — прервала его молчание Рейвен.
   В глазах у нее тоже горел азарт.
   Ему хотелось послать ее к дьяволу, но собственная горячность взяла свое. Толкнув по игровому столу ящичек с костями, он мотнул головой, сложил руки на груди и сказал:
   — Заклад принят. Бросайте!
   Она разжала стиснутую в кулак левую руку и показала ему два костяных кубика.
   — У меня свои.
   Не давая ему опомниться от нового приступа удивления, она залихватски потрясла их на ладони — так делал О'Малли, — а потом кинула на зеленое сукно стола. Выпало одиннадцать очков.
   У Келла взлетели вверх брови. Рейвен удовлетворенно улыбнулась.
   Второй бросок был таким же успешным: семь очков. Она подняла кости и приготовилась бросить их в третий раз.
   Рука Келла, которая легла ей на пальцы, остановила ее. Отогнув их, он забрал кости, подбросил у себя на ладони, словно взвешивая.
   На его лице отразилось понимание чего-то и в то же время гнев.
   — Они утяжеленные, — сказал он с отвращением. — Поддельные.
   — Я никогда не утверждала обратного, — с ослепительной улыбкой проворковала Рейвен. — И мы не уговаривались, какие кости я буду бросать.
   Келл с мрачным выражением лица легко, без нажима схватил ее за горло.
   — В моем заведении шулеров бьют, — произнес он.
   — Не сомневаюсь в этом, сэр. Но вы все равно уже проиграли.
   — Хотите сказать, вы меня одурачили, как зеленого новичка?
   — Боюсь, что так. — Она осторожно сняла его пальцы со своей шеи. — Но сделала это из самых лучших побуждений.
   Ее губы дрожали от сдерживаемого смеха. Он чертыхнулся:
   — Какого дьявола… Где вы добыли фальшивые кости?.. Нет, не надо отвечать: я догадываюсь. О'Малли?
   — Да. Он с детства учил меня разным играм.
   — И шалить с пистолетом тоже?
   — Да. И стрелять, и ездить верхом, и играть в карты, и…
   — Ваше образование несколько своеобразно для девушки.
   — Не буду спорить. Моя мама тоже удивилась бы, застань меня за стрельбой… Отдайте мне…
   Она отобрала у него кости и кинула еще раз. Снова семь.
   — Я окончательно выиграла! — с торжеством объявила она.
   Однако он, видимо, не хотел так просто признавать свое поражение. Схватив за руку, он притянул ее к бортику стола и повернул лицом к себе.
   — Знаешь, что я делаю с шулерами?
   У нее перехватило дыхание.
   — Нет… А что?
   Его взгляд скользил по ее лицу, задержался на губах. Ему хотелось хорошенько встряхнуть ее. Хотелось поцеловать. Хотелось проникнуть в глубину ее неправдоподобно голубых глаз. Хотелось приподнять ее, положить на стол, почувствовать себя между ее раздвинутых ног…
   — Я беру обманщиков за шиворот и выкидываю на улицу!
   — Вы поступите со мной так же?
   Что он мог ответить? Только теснее прижать ее к краю стола, на котором лежали злополучные кости. Она ощутила его возбуждение и почувствовала, что невольно отвечает ему тем же.
   Он склонился к ее лицу, его рот был совсем рядом, дыхание овевало ее губы. Поцелует он ее? И как ей это принять — после всего, что он говорил о нежелательности, о ненужности близких отношений между ними?..
   Решать этот вопрос ей не пришлось: он внезапно стиснул зубы и отстранился от нее на безопасное для обоих расстояние.
   — Уходи! — сказал он, однако грубоватая интонация почему-то не прозвучала обидно. — Уходи сейчас же, пока я не придумал, как наказать тебя за обман и подлог.
   Это была, разумеется, шутка, но Рейвен решила не искушать судьбу и поступить так, как он советует. Чуть дрожащими руками она схватила со стола принесенные с собой кости и покинула комнату.
   Эмма была в холле — видимо, ожидала ее ухода и хотела попрощаться с ней. Стараясь выглядеть спокойной, Рейвен приняла плащ из рук привратника и повернулась, чтобы поблагодарить Эмму. У нее упало сердце, когда она увидела рядом с Эммой Келла. Он стоял с неподвижным мрачным лицом, его рука лежала у нее на плече, утопая в светлых волосах, — жест, который может позволить себе мужчина только по отношению к женщине, состоящей с ним в интимной близости. Позднее, печально подумала Рейвен, когда она будет лежать в своей одинокой постели, эти двое развеют свое одиночество.
   Она через силу улыбнулась, проговорила слова благодарности и прощания и вышла с высоко поднятой головой.
 
   Она беспокойно металась в сумеречном свете раннего утра между бдением и сном, пытаясь унять растущую тревогу в душе и во всем теле. Столь знакомые и любимые губы того, кого она издавна прозвала пиратом, похитителем, целовали ее обнаженную грудь. С грубоватой настойчивостью касались напружиненных сосков.
   Она ощущала властное прикосновение его пальцев к своему влажному лону, она изгибалась, жаждала своего пирата.
   Его губы уже опустились ниже, его дыхание она ощущала там, где только что были его пальцы. У нее вырвался сдавленный стон наслаждения, а он еще сильнее прижался губами к ее лону, его язык передавал свой жар всему ее телу.
   Терпеть неутоленное желание было свыше сил, она вцепилась ему в волосы, призывая спасти ее от наваждения, от безумного вожделения.
   Однако он не спешил, продолжая терзать ее своей нежностью. Теперь инструментом были уже не пальцы, не губы, не язык, а тот орган, который давно ожидал своей очереди. Но он отчего-то медлил… а она… она… Где взять силы, чтобы терпеть эти сладостные терзания ?
   — Ты тоже моя страсть, — услышала она его хриплый шепот, — но и моя боль.
   И вот наконец его восставший член вошел в нее, вызвав благодарный вздох. Она решила никогда не отпускать пирата, для чего обхватила его ногами, стараясь, чтобы он проник глубже… Еще глубже. А когда он начал совершать движения, она отвечала тем же, слегка приподнимаясь ему навстречу.
   Это было недолгое, но немыслимо бурное соединение, в наивысшей точке которого она не могла сдержать радостных стонов, от которых содрогалось все ее тело.
   И тем не менее, когда стихли счастливые конвульсии, она почувствовала неудовлетворенность.
 
   Рейвен пробудилась с острым ощущением разочарования. Это было неприятно и непривычно, потому что раньше, после погружения в мир чувственных иллюзий, она просыпалась в спокойном, даже радостном настроении. Сейчас ни покоя, ни радости не было в помине, а только чувство неудовлетворенности, опустошенности. Странная пустота…
   Повернувшись на спину в постели, Рейвен натянула простыню на обнаженную грудь. Что, собственно, произошло? Что-то не так… Никогда раньше ее иллюзорный возлюбленный не оставлял у нее ощущения неудовлетворенности. Чем она его рассердила? Обидела?
   В сущности, она создала его как идеал возлюбленного. Он был пределом мечтаний, рыцарем без страха и упрека — всем, что она искала и хотела бы найти в любимом мужчине. Он был нежен, страстен, умен, решителен. Бестелесный, без имени, без определенных черт лица, он все равно был близок по духу, все равно волновал кровь и успокаивал душу. Он не спорил с ней, не бросал ей вызов, не унижал даже по мелочам. Он считал ее ровней и не старался показать свое превосходство, не пытался командовать ею.
   С ним ей было легко и спокойно, чего она, исходя из опыта своей матери, не надеялась найти в людях. И не хотела искать.
   Однако никогда еще он не поступал с ней так, как этой ночью. Никогда не оставлял ее в таком состоянии, никогда еще она не ощущала так явственно его нереальность, иллюзорность, призрачность. Да и есть ли он? Был ли он? И кто он, собственно, такой?..
   Она снова закрыла глаза, желая воссоздать его образ — так хорошо знакомый, ставший почти родным, образ пирата… Какой же он? Твердое, мужественное лицо. Густые темные ресницы. Глаза… Какие же глаза? Да, конечно, тоже темные, жаркие, страстные…
   О, Господи!.. Это же Келл.
   Она застонала, пытаясь прогнать явившийся ей образ… Но зачем? Это ведь и есть ее ночной возлюбленный. Но почему он так похож на Келла?.. Или тот на него…
   Она почувствовала нечто вроде разочарования. И страх. Оказалось, что ее воображаемый возлюбленный, с кем было так хорошо и бестревожно, имеет совершенно реальное воплощение. Человек из плоти и крови, которого она так близко знает. Ближе, чем пирата. Кто возбудил ее чувства, ее страсть. С кем ей было так хорошо в ту свадебную ночь. В их первую и последнюю ночь.
   Рейвен зарылась головой в подушки, пытаясь прогнать яркую и пронзительную память о той ночи. О нем. Но тщетно…
   Никуда было не деться от сознания того, что порожденный ее фантазией любовник так и останется там, в мире воображения, откуда уже не может дать ей того, что она желает — что может, но не хочет дать ее ускользающий муж.

Глава 13

   Рейвен совсем не сожалела о том, что в попытке понудить Келла заняться собственным спасением вынуждена была прибегнуть к легкому обману. Ей ни капли не было стыдно, а единственное, что беспокоило, так это его отношение к ее предупреждениям и к предложениям ее друзей о помощи.
   Чтобы лишний раз убедиться в его намерениях, она на следующее же утро вместо обычной верховой прогулки удивила мужа неожиданным появлением в столовой.
   Келл сидел за столом с утренней газетой и не стал скрывать некоторого недоумения и даже недовольства появлением Рейвен. Впрочем, после короткого приветствия он вернулся к чтению «Морнинг кроникл».
   Его невнимательность уколола Рейвен, но она не позволила разгореться обиде, положила себе на тарелку еду и уселась справа от Келла.
   Намазывая еще не остывшую булочку клубничным вареньем, Рейвен решилась прервать царившее за столом молчание.
   — Я успела вчера поговорить еще раз с Вулвертоном и Люсианом, — сказала она, — и они подтвердили, что теперь, когда вы выразили согласие, будут готовы помочь вам восстановить репутацию клуба и вашу собственную.
   Келл махнул рукой, как бы отгоняя назойливую муху, и ворчливо произнес:
   — Да, я знаю. Они вчера изволили посетить мой клуб.
   — О, неужели? Как мило с их стороны, что они действуют так быстро. Я знала, что на них можно положиться.
   Она откусила кусочек булочки и внимательно посмотрела на Келла, удивляясь, что всякий раз открывает в его облике какие-то новые черты.
   — Я хотела спросить вас, Келл, об этом мальчике, который работал у трубочиста. Что с ним будет дальше?
   Келл отложил наконец газету.
   — Надеюсь, ничего плохого.
   — Конечно. Однако мне кажется, игорный дом не лучшее место, где он может жить и работать. Келл снисходительно усмехнулся.
   — Вы очень точно определили, леди, сложившуюся ситуацию. Я придерживаюсь точно такого же мнения.
   — Я не только определила ситуацию, сэр, — холодно произнесла Рейвен, ей была неприятна его ирония, — но и хотела предложить взять мальчика сюда, в этот… в ваш, — поправилась она, — дом.
   — Вот как? А вы не боитесь, что этот уличный мальчишка может украсть столовое серебро и, что несколько хуже, зарезать вас в постели?
   Да что же такое? Чем она вызывает его постоянное недовольство, выражающееся в сухости и ироничности тона? Это начинает надоедать…
   — Меня это не пугает, — резко ответила она. — Тем более что серебро — ваше.
   Он оценил ее юмор и ухмыльнулся.
   — Многие женщины испугались бы, — сказал он примирительным тоном.
   — Значит, я не из их числа, сэр.
   Теперь он уже был готов ответить ей по существу.
   — Ваше предложение весьма великодушно, Рейвен, но мальчика я взял в клуб совсем ненадолго. Чтобы он немного пришел в себя в домашней обстановке. Через несколько дней мы отправим Нейта в приют.
   Рейвен нахмурилась.
   — О приютах рассказывают мало хорошего. Там жестоко обращаются с детьми.
   — Не все сиротские приюты таковы. Но в любом случае мальчику надо находиться в кругу своих сверстников и изучить какое-нибудь ремесло. У Нейта, насколько я понимаю, хорошая природная сметка и ловкие руки. А хозяин и хозяйка там неплохие и даже иногда кормят детей имбирными пряниками. Правда, за мои деньги.
   — А можно будет, — неуверенно сказала она, — поехать с вами, когда повезете мальчика в приют?
   — Зачем? — спросил он строго.
   — Не бойтесь, я не стану вмешиваться в ваши дела. Просто у меня слишком много свободного времени и я хотела бы заняться чем-то полезным. Может быть, помочь как-то хозяевам приюта.
   Келл смотрел на Рейвен с подозрением.
   — У вас, леди, просто мания помогать. Но это все же лучше, нежели мешать, и потому…
   — Прекрасно, спасибо! — поторопилась она поблагодарить.
   — Теперь я могу наконец спокойно закончить завтрак? — поинтересовался он, снова принимаясь за чтение газеты.
   — Да, — ответила она. — Если поделитесь со мной несколькими страницами газеты. Теми, где общественные новости…
 
   Четыре дня спустя Рейвен ехала с Келлом и Нейтом из Лондона в Хэмпстед, где находился Дом призрения для мальчиков.
   Поначалу Нейт выглядел совершенно ошеломленным: убранство кареты, вид сидящей рядом леди, незнакомые сельские пейзажи, когда они выехали из Лондона, — все поражало его. Однако он не пропускал мимо ушей ни одного слова из того, о чем говорил ему Келл:
   — …Если тебе уж очень не понравится там, малыш, насильно тебя держать не будут, не бойся. Но там много мальцов твоего возраста, ты с ними подружишься, верно? И тебя будут учить какому-нибудь ремеслу, какое больше понравится. Когда подрастешь, ты сам станешь мастером и откроешь собственное дело. Понимаешь?
   — Только не в трубы лазить! — испуганно пропищал мальчик.
   — Нет, зачем? Тебя научат читать и считать..
   — А зачем считать?
   — Ну как же… У тебя появятся деньги за твою работу, надо ведь их сосчитать. Вот, например, такие…
   Келл сделал молниеносное движение рукой и вытащил откуда-то из-за уха Нейта монетку достоинством в пенни. Мальчик с разинутым ртом смотрел на него. Он был восхищен. Восхищена была и Рейвен, но не столько ловкостью рук Келла, сколько тем, как терпеливо и ласково он разговаривает с ребенком. Если бы с ней он общался в таком роде! Неужели за добрый поступок, который он совершил ради нее — да и не только ради нее, — он будет теперь суров и отчужден весь остаток их совместной жизни?
   Когда они приехали в Хэмпстед и вышли из кареты, Нейт совсем растерялся. Он даже осмелился схватить Келла за руку и прижаться к нему, что вызвало у Рейвен слезы умиления, которые она поторопилась подавить, пока Келл не увидел.
   Ей понравилось, как выглядит селение, понравился увитый плющом белостенный коттедж, к которому направился Келл. Приятным, вопреки ожиданиям, показался ей и вышедший к ним навстречу хозяин приюта. Скорее, впрочем, не приюта, а добротного фермерского дома. В его просторном дворе разгуливали куры, свиньи, а на лугу паслись коровы. Появившаяся вслед за хозяином жена встретила нового постояльца имбирным пряником, чем сразу же завоевала его доверие. Мальчик с места в карьер начал охотно отвечать на ее вопросы о том, кто он такой и откуда.
   Он не знал своего отца, мать же, судя по тому, что он мог рассказать, была девицей легкого поведения из района Ковент-Гардена. Она отдала его — считай, что продала — лет пять назад какому-то страшному человеку, который заставлял его влезать со скребком в трубы, где он обжигался и задыхался. А еще он всегда был голоден.
   Выслушав его сбивчивые ответы, хозяйка заверила его, что у них в доме ему не будет ни голодно, ни холодно. Никто и никогда не заставит его лазить по трубам и что-то там делать. Но если он все-таки захочет куда-то полезть, добавила хозяйка, то у них есть сеновал и к нему приставлена лестница. Небось он даже не знает, бедный мальчик, что такое сено и как оно приятно пахнет?..
   После этого миссис Фентон, так звали хозяйку, подозвала нескольких мальчиков и велела им показать новичку все, что они найдут нужным и интересным в доме и во дворе.
   Рейвен узнала от нее, что в доме сейчас содержатся около сорока мальчиков-сирот. Все они бывшие попрошайки, воришки, трубочисты. Живут они в нескольких комнатах — распределены по возрасту. Ежедневно работают по хозяйству, но несколько часов обязательно проводят в учебном классе с учителями, а также с мастерами, которые учат их разным ремеслам.
   Хозяйка спросила, чему нужно учить Нейта, и Келл не очень уверенно сказал, что, как ему кажется, у мальчика есть склонность к арифметике.
   — Ну и, конечно, необходимо научить его читать. А также говорить на нормальном языке, — добавил он с легкой улыбкой. — Сейчас он изъясняется так, что заставит покраснеть бывалого матроса. А еще он не привык умываться, надо бы его приучить пользоваться водой и мылом… Вообще же мальчик довольно слабый и, боюсь, к тяжелой работе уже никогда не будет способен.
   — Мы постараемся сделать все, что сможем, сэр, — заверила хозяйка. — Вы же знаете нас.
   — Да, миссис Фентон, — согласился Келл. — С теми питомцами, которых я к вам привозил, произошли настоящие чудеса.
   Рейвен мысленно попросила Бога, чтобы и с несчастным Нейтом произошло то же самое.
   Когда они с Келлом уезжали, Нейт, оторвавшись от новых друзей, прибежал попрощаться с ними. Его уже было не узнать: глаза горели живым блеском, щеки зарумянились. Благодарить он еще не научился, но лицо его выражало печаль, и он снова прижался к Келлу, обнявшему его за плечи.
   По дороге обратно в Лондон Келл спросил у Рейвен, успокоилась ли ее душа после того, что они увидели. Рейвен со всей искренностью ответила, что да и что ей, глядя на Нейта, сделалось вдруг стыдно за себя, считавшую свое детство несчастливым, даже ужасным. Ведь у нее была любящая мать, а у мальчика совсем никого. Страшная нищета и жуткий труд. Если бы не Кейт, он наверняка бы вскоре погиб.
   — Как прекрасно с вашей стороны, — воскликнула она, — что вы помогли ему! Вы его ангел-хранитель!
   Келл покачал головой, поморщился.
   — Я далеко не ангел и не святой, вы мне безбожно льстите.
   Она с усилием улыбнулась.
   — Я знала, что вы не святой. Но все же скажите мне, почему вы приняли такое участие в мальчишке, которого не знаете? И в других мальчиках тоже?
   Он ответил не сразу.
   — Возможно, потому, что его судьба напомнила мне мою собственную. Мою и моего несчастного брата. Я знаю, что такое беспомощность — в детстве, в отрочестве. Что такое оказаться на улице. В полном смысле этих слов. Когда нет никого, к кому можно обратиться за помощью, за участием.
   В голосе Келла она ощутила подлинную боль, и ей стало до слез жалко его. И тут же подумала, что сделалась чересчур слезлива. Следует крепче держать себя в руках.
   — Нейт напомнил мне, — продолжал Келл, — моего брата. Каким тот был в его возрасте. Когда мы удрали из дома нашего дяди… Однако… — в его голосе появилась более свойственная ему ироничность, — вероятно, вы правы: стремление помочь любому беззащитному существу, появившемуся на моей дороге, у меня превратилось в манию.
   — Порою эта мания может заставить вас даже жениться?
   Келл нахмурился, но Рейвен чувствовала, что на сей раз это всего лишь притворство.
   — Уж не позволяете ли вы язвить по адресу вашего супруга? Разве вы не давали торжественного обещания не досаждать ему?
   — Кажется, давала. Но временами так трудно сдержать себя, вы сами это знаете.
   — Не испытывайте мое терпение, леди! — грозно произнес он. После чего откинулся на кожаную спинку сиденья и прикрыл глаза.
   Рейвен некоторое время изучала его лицо, уже хорошо знакомое, но все равно таящее в себе много туманного и загадочного. Ей пришла в голову мысль, от которой на душе сразу сделалось теплее и легче: этот мужественный, колючий, временами даже резкий человек в действительности сделан вовсе не из гранита, а из воска. Его резкость не больше чем защитная реакция — боязнь того, что люди могут разгадать его истинную, сущность и сесть ему на голову.
   Еще она подумала, что Нейту, другим сиротам, Шону очень повезло, что у них нашелся спаситель в лице Келла. Интересно, повезет ли ей так же, как им?
   Она поежилась и постаралась уйти от ответа на этот вопрос. Она не хотела признаться самой себе, что ничего хорошего или радостного в этом браке ее не ждет.
   Отвернувшись от Келла, она уставилась в окно кареты.
 
   Судьба Келла как предпринимателя продолжала беспокоить Рейвен. То, что она слышала от своих друзей о состоянии его дел в клубе, не внушало оптимизма: посетителей становилось все меньше, позорящих слухов — все больше.
   Ей стало известно, что Келл, наступив на любимую мозоль, все же заставил себя встретиться в домашней обстановке с лордами Вулвертоном и Уиклиффом и даже увидеться где-то с некоторыми крупными общественными деятелями страны, включая самого принца Уэльского. Принц два года назад, после того как его отец, король Георг III, впал в безумие, сделался регентом.