Страница:
Как ни противилась Оливия скорейшему возвращению в усадьбу, Дамиен настоял на нем, пообещав сестре устроить еще несколько пикников в ближайшем будущем.
Уже дома, когда брат внес ее на руках в спальню, она спохватилась, что оставила в оранжерее шаль во время своего последнего купания. Ванесса вызвалась принести забытую вещицу и поспешила в бассейн. Шаль действительно лежала на лавке, Ванесса взяла ее и собралась было уже уйти, когда кто-то окликнул ее по имени. Она вздрогнула и, оглянувшись, увидела за кустами роз бородатого мужчину в нахлобученной на лоб шляпе и поношенном сюртуке.
Ей уже доводилось встречать в розарии и на аллеях парка незнакомцев, это были ученые или художники, приезжавшие сюда на все лето. Но никто из них не пытался заговорить с ней, и все имели приличный внешний вид. Этот же подозрительный незнакомец смахивал на грабителя или бродягу, и Ванесса от испуга застыла на месте.
Мужчина осклабился, явно довольный тем, что напугал ее своим видом, и снял шляпу. Ванесса тотчас же узнала Обри и воскликнула:
— Какого дьявола ты здесь делаешь?
— Не слишком же ты гостеприимна, сестрица! Разве так встречают любимого брата?
Он подошел к Ванессе и, неуклюже обняв ее, промолвил:
— Не сердись, я не хотел тебя испугать.
— Зачем ты отпустил бороду? — спросила она. — Я тебя не узнала, пока ты не снял шляпу. Что за маскарад?
— В этом-то и заключается моя идея, сестрица! Узнай меня барон Синклер, он бы пристрелил меня, не задумываясь.
— Уж не сошел ли ты с ума, Обри! Он может в любой момент прийти сюда, и тогда… — испуганно воскликнула Ванесса. — Встань за ширму на всякий случай! А теперь отвечай, почему ты пожаловал сюда в таком виде?
— Я соскучился и решил тебя проведать, — ответил Обри. — Ну, как ты здесь? Барон тебя не обижает?
— Я всем довольна, меня приняли здесь очень хорошо, — ответила Ванесса. — Но тебе не следовало так рисковать!
— А как себя чувствует Оливия? — спросил брат. — Мне важно это знать. Я видел, как весело она смеялась, когда барон на руках нес ее в дом. Мне показалось, что она уже не страдает так сильно, как прежде. Это верно?
— Да, но лишь отчасти: она все еще не может самостоятельно ходить, — помрачнев, ответила Ванесса. — Она остается калекой, и состояние ее здоровья по-прежнему внушает опасение, хотя она немного воспрянула духом.
— Нельзя ли мне с ней повидаться и поговорить?
— Это невозможно, Обри! Она расстроится, если тебя увидит.
— Неужели она меня так ненавидит?
— А как ты думаешь?
— Я хочу сказать ей, что раскаиваюсь в содеянном и сожалею о случившемся, — промолвил Обри, отводя взгляд.
— Что ж, это, возможно, и поможет тебе спасти свою душу, но вряд ли сделает ее здоровой.
— Ты не могла бы передать ей записку? Я писал ей, но все письма вернулись обратно.
— Нет, Обри! — Ванесса покачала головой. — Я не могу этого сделать, это лишний раз напомнит ей о том, что именно ты сломал ей жизнь.
— Если бы ты только знала, как нестерпимо больно мне думать об этом! — с мольбой во взгляде воскликнул Обри.
— Тебе придется с этим смириться, братец! — тяжело вздохнув, ответила Ванесса. — Как и бедной Оливии.
— Но ты передашь ей мои сожаления? — со слезами на глазах спросил Обри.
— Нет, и даже не проси! — отрезала Ванесса. — Оливия доверяет мне, поскольку не знает о нашем родстве. Я согрешила, введя ее в заблуждение своим обманом. Но не рискну огорчить ее, открыв ей горькую правду. Она почувствует себя преданной.
— Но как бы мне все-таки извиниться перед ней и загладить свою вину? — спросил Обри.
— Не знаю. Тебе лучше поскорее убраться отсюда и впредь никогда не появляться, — озабоченно оглянувшись по сторонам, сказала Ванесса, начиная нервничать.
Обри стиснул зубы и упрямо вскинул подбородок.
— Но я не могу уйти ни с чем! Ведь как-то я должен ей помочь!
— Надеюсь, ты пришел сюда, повинуясь зову совести, а не заключив пари с кем-то из своих друзей, как в прошлый раз? — спросила, с подозрением вглядываясь в его глаза, Ванесса.
— Как ты можешь так плохо обо мне думать, сестра! — с обидой в голосе воскликнул Обри. — Поверь, Ванесса, я пробрался в усадьбу, чтобы помочь и ей, и тебе.
Ванесса вздохнула, видя, что он говорит вполне искренно, и промолвила:
— Возможно, что ты действуешь по велению сердца, братец. Но ты лишь испортишь все дело, если задержишься здесь.
Он порывисто сжал ее руку и, запинаясь, воскликнул:
— Я так благодарен тебе за твой поступок, дорогая сестра! Ты не должна была бы расплачиваться за мои прегрешения. Я обещаю, что твое самопожертвование не окажется напрасным. Я у тебя в вечном долгу. Благодаря тебе я по-новому взглянул на свой образ жизни и осознал, как низко я пал. Я обещаю измениться к лучшему, стать другим человеком.
— Что ж, я рада это слышать, брат, — сказала Ванесса. — Как дела дома? Как мама? Что поделывают сестры? — помолчав, спросила она.
— Скучают по тебе, особенно матушка. Ты не поверишь, но Фанни и Шарлотта стараются на всем экономить, отказывают себе даже в таких пустяках, как покупка новой шляпки.
— Передай им, что я одобряю такое поведение, — с улыбкой сказала Ванесса.
— Лучше напиши им это сама в своем следующем письме. Я пока не поеду домой, поживу некоторое время в соседней деревне, — сказал Обри. — Я снял там комнату на верхнем этаже у одной славной одинокой старушки.
— Послушай, Обри, я рассержусь! Ты не должен здесь оставаться. Ты и так принес достаточно бед несчастной Оливии!
— Успокойся, сестра! — Обри приложил указательный палец к ее губам. — Пойми, я не желаю Оливии зла, но уехать, не извинившись и не загладив свою вину, я не могу. Она не выходит у меня из головы. Поживу немного по соседству с ней и, возможно, придумаю, как мне лучше поступить.
Взволнованная неожиданной встречей и разговором с братом, Ванесса долго не могла успокоиться. Как ни хотелось ей верить в искренность добрых намерений Обри, мысль о том, что им движет эгоизм или корыстный расчет, не покидала ее на протяжении всего ужина.
Не в меньшей мере тревожило Ванессу и опасение, что Оливия узнает об их с Обри родстве и переживет новое нервное потрясение, возненавидев и своего обидчика, и его сестру. Тогда разъярится и Дамиен, и всем их добрым отношениям придет конец. Рассуждая подобным образом, Ванесса беспокойно ерзала на стуле и то и дело поглядывала на барона.
Он был мрачен и не смотрел в ее сторону, думая о чем-то своем. Столь неожиданная холодность озадачила Ванессу, и она еще сильнее разнервничалась, гадая, чем вызвана такая резкая смена его настроения. Может быть, ему стало известно о тайном проникновении ее брата в усадьбу? Или он все еще сердится на нее за то маленькое недоразумение на пикнике?
Словно прочитав ее мысли, Дамиен как бы между прочим обмолвился, что неотложные дела вынуждают его покинуть на некоторое время Палисандровую Рощу.
— Хочу проверить, как идет работа на моей новой фабрике, — добавил он. — Да и граф Клун давно приглашает меня к себе на ужин.
Ванесса изумленно покинула брови: так называемые званые ужины у графа Клуна снискали в Лондоне скандальную славу благодаря слухам отворящихся там вакханалиях.
— Я уеду в пятницу, — как ни в чем не бывало продолжал Дамиен. — Оставляю Оливию под вашим присмотром. Надеюсь, что без меня вы не будете скучать.
Ванесса выразительно уставилась на него, умоляя взглядом объяснить, что означает этот внезапный отъезд. Однако барон не проронил больше ни слова, чем поверг ее в состояние, граничащее с отчаянием.
Еще хуже ей стало ночью, когда она поняла, что сегодня он к ней не придет. Сердце ее то колотилось в груди, то замирало, то сжималось от боли. Ванесса металась по кровати, кусая губы и стараясь не вспоминать их с Дамиеном страстные любовные забавы. Тело ее пылало, настоятельно требуя его ласк, плоть трепетала, жаждая удовлетворения. Лишь на рассвете Ванессе удалось наконец забыться сном, но и он не принес ей облегчения.
Глава 10
Уже дома, когда брат внес ее на руках в спальню, она спохватилась, что оставила в оранжерее шаль во время своего последнего купания. Ванесса вызвалась принести забытую вещицу и поспешила в бассейн. Шаль действительно лежала на лавке, Ванесса взяла ее и собралась было уже уйти, когда кто-то окликнул ее по имени. Она вздрогнула и, оглянувшись, увидела за кустами роз бородатого мужчину в нахлобученной на лоб шляпе и поношенном сюртуке.
Ей уже доводилось встречать в розарии и на аллеях парка незнакомцев, это были ученые или художники, приезжавшие сюда на все лето. Но никто из них не пытался заговорить с ней, и все имели приличный внешний вид. Этот же подозрительный незнакомец смахивал на грабителя или бродягу, и Ванесса от испуга застыла на месте.
Мужчина осклабился, явно довольный тем, что напугал ее своим видом, и снял шляпу. Ванесса тотчас же узнала Обри и воскликнула:
— Какого дьявола ты здесь делаешь?
— Не слишком же ты гостеприимна, сестрица! Разве так встречают любимого брата?
Он подошел к Ванессе и, неуклюже обняв ее, промолвил:
— Не сердись, я не хотел тебя испугать.
— Зачем ты отпустил бороду? — спросила она. — Я тебя не узнала, пока ты не снял шляпу. Что за маскарад?
— В этом-то и заключается моя идея, сестрица! Узнай меня барон Синклер, он бы пристрелил меня, не задумываясь.
— Уж не сошел ли ты с ума, Обри! Он может в любой момент прийти сюда, и тогда… — испуганно воскликнула Ванесса. — Встань за ширму на всякий случай! А теперь отвечай, почему ты пожаловал сюда в таком виде?
— Я соскучился и решил тебя проведать, — ответил Обри. — Ну, как ты здесь? Барон тебя не обижает?
— Я всем довольна, меня приняли здесь очень хорошо, — ответила Ванесса. — Но тебе не следовало так рисковать!
— А как себя чувствует Оливия? — спросил брат. — Мне важно это знать. Я видел, как весело она смеялась, когда барон на руках нес ее в дом. Мне показалось, что она уже не страдает так сильно, как прежде. Это верно?
— Да, но лишь отчасти: она все еще не может самостоятельно ходить, — помрачнев, ответила Ванесса. — Она остается калекой, и состояние ее здоровья по-прежнему внушает опасение, хотя она немного воспрянула духом.
— Нельзя ли мне с ней повидаться и поговорить?
— Это невозможно, Обри! Она расстроится, если тебя увидит.
— Неужели она меня так ненавидит?
— А как ты думаешь?
— Я хочу сказать ей, что раскаиваюсь в содеянном и сожалею о случившемся, — промолвил Обри, отводя взгляд.
— Что ж, это, возможно, и поможет тебе спасти свою душу, но вряд ли сделает ее здоровой.
— Ты не могла бы передать ей записку? Я писал ей, но все письма вернулись обратно.
— Нет, Обри! — Ванесса покачала головой. — Я не могу этого сделать, это лишний раз напомнит ей о том, что именно ты сломал ей жизнь.
— Если бы ты только знала, как нестерпимо больно мне думать об этом! — с мольбой во взгляде воскликнул Обри.
— Тебе придется с этим смириться, братец! — тяжело вздохнув, ответила Ванесса. — Как и бедной Оливии.
— Но ты передашь ей мои сожаления? — со слезами на глазах спросил Обри.
— Нет, и даже не проси! — отрезала Ванесса. — Оливия доверяет мне, поскольку не знает о нашем родстве. Я согрешила, введя ее в заблуждение своим обманом. Но не рискну огорчить ее, открыв ей горькую правду. Она почувствует себя преданной.
— Но как бы мне все-таки извиниться перед ней и загладить свою вину? — спросил Обри.
— Не знаю. Тебе лучше поскорее убраться отсюда и впредь никогда не появляться, — озабоченно оглянувшись по сторонам, сказала Ванесса, начиная нервничать.
Обри стиснул зубы и упрямо вскинул подбородок.
— Но я не могу уйти ни с чем! Ведь как-то я должен ей помочь!
— Надеюсь, ты пришел сюда, повинуясь зову совести, а не заключив пари с кем-то из своих друзей, как в прошлый раз? — спросила, с подозрением вглядываясь в его глаза, Ванесса.
— Как ты можешь так плохо обо мне думать, сестра! — с обидой в голосе воскликнул Обри. — Поверь, Ванесса, я пробрался в усадьбу, чтобы помочь и ей, и тебе.
Ванесса вздохнула, видя, что он говорит вполне искренно, и промолвила:
— Возможно, что ты действуешь по велению сердца, братец. Но ты лишь испортишь все дело, если задержишься здесь.
Он порывисто сжал ее руку и, запинаясь, воскликнул:
— Я так благодарен тебе за твой поступок, дорогая сестра! Ты не должна была бы расплачиваться за мои прегрешения. Я обещаю, что твое самопожертвование не окажется напрасным. Я у тебя в вечном долгу. Благодаря тебе я по-новому взглянул на свой образ жизни и осознал, как низко я пал. Я обещаю измениться к лучшему, стать другим человеком.
— Что ж, я рада это слышать, брат, — сказала Ванесса. — Как дела дома? Как мама? Что поделывают сестры? — помолчав, спросила она.
— Скучают по тебе, особенно матушка. Ты не поверишь, но Фанни и Шарлотта стараются на всем экономить, отказывают себе даже в таких пустяках, как покупка новой шляпки.
— Передай им, что я одобряю такое поведение, — с улыбкой сказала Ванесса.
— Лучше напиши им это сама в своем следующем письме. Я пока не поеду домой, поживу некоторое время в соседней деревне, — сказал Обри. — Я снял там комнату на верхнем этаже у одной славной одинокой старушки.
— Послушай, Обри, я рассержусь! Ты не должен здесь оставаться. Ты и так принес достаточно бед несчастной Оливии!
— Успокойся, сестра! — Обри приложил указательный палец к ее губам. — Пойми, я не желаю Оливии зла, но уехать, не извинившись и не загладив свою вину, я не могу. Она не выходит у меня из головы. Поживу немного по соседству с ней и, возможно, придумаю, как мне лучше поступить.
Взволнованная неожиданной встречей и разговором с братом, Ванесса долго не могла успокоиться. Как ни хотелось ей верить в искренность добрых намерений Обри, мысль о том, что им движет эгоизм или корыстный расчет, не покидала ее на протяжении всего ужина.
Не в меньшей мере тревожило Ванессу и опасение, что Оливия узнает об их с Обри родстве и переживет новое нервное потрясение, возненавидев и своего обидчика, и его сестру. Тогда разъярится и Дамиен, и всем их добрым отношениям придет конец. Рассуждая подобным образом, Ванесса беспокойно ерзала на стуле и то и дело поглядывала на барона.
Он был мрачен и не смотрел в ее сторону, думая о чем-то своем. Столь неожиданная холодность озадачила Ванессу, и она еще сильнее разнервничалась, гадая, чем вызвана такая резкая смена его настроения. Может быть, ему стало известно о тайном проникновении ее брата в усадьбу? Или он все еще сердится на нее за то маленькое недоразумение на пикнике?
Словно прочитав ее мысли, Дамиен как бы между прочим обмолвился, что неотложные дела вынуждают его покинуть на некоторое время Палисандровую Рощу.
— Хочу проверить, как идет работа на моей новой фабрике, — добавил он. — Да и граф Клун давно приглашает меня к себе на ужин.
Ванесса изумленно покинула брови: так называемые званые ужины у графа Клуна снискали в Лондоне скандальную славу благодаря слухам отворящихся там вакханалиях.
— Я уеду в пятницу, — как ни в чем не бывало продолжал Дамиен. — Оставляю Оливию под вашим присмотром. Надеюсь, что без меня вы не будете скучать.
Ванесса выразительно уставилась на него, умоляя взглядом объяснить, что означает этот внезапный отъезд. Однако барон не проронил больше ни слова, чем поверг ее в состояние, граничащее с отчаянием.
Еще хуже ей стало ночью, когда она поняла, что сегодня он к ней не придет. Сердце ее то колотилось в груди, то замирало, то сжималось от боли. Ванесса металась по кровати, кусая губы и стараясь не вспоминать их с Дамиеном страстные любовные забавы. Тело ее пылало, настоятельно требуя его ласк, плоть трепетала, жаждая удовлетворения. Лишь на рассвете Ванессе удалось наконец забыться сном, но и он не принес ей облегчения.
Глава 10
Изнуряющая боль и ломота во всем теле не оставили Ванессу и утром, когда она проснулась, испытывая головокружение и подавленность. Лишь сполоснув лицо холодной водой, она обрела способность рассуждать спокойно и здраво.
Ей стало ясно, что последние несколько недель она заблуждалась, попав под обаяние циничного и многоопытного негодяя и развратника. Добившись своей цели, он успокоился и утратил к ней интерес.
Было глупо расстраиваться из-за его внезапного отъезда, — так решила Ванесса, одеваясь и прихорашиваясь перед зеркалом, прежде чем спуститься в столовую на завтрак. Барон с самого начала был с ней предельно откровенен, он ясно обозначил условия их сделки. Ей отводилась роль его любовницы, и все их отношения основывались на его желании отомстить за ущерб, нанесенный ее братом его сестре. Следовательно, ей нужно было не огорчаться, а радоваться, что Дамиен к ней охладел.
Сделав такой вывод, Ванесса встретила известие о том, что он уже позавтракал без нее, вполне спокойно и даже с чувством облегчения. Ее нервы и без того были напряжены до предела, так что встречаться с ним и вновь испытывать смятение и обиду ей совершенно не хотелось.
Продолжительная верховая прогулка по аллеям парка в это прекрасное летнее утро принесла Ванессе некоторое успокоение. Но настроение у нее вновь испортилось, когда она узнала, вернувшись в усадьбу, что туда пожаловали две гостьи. Она вновь почувствовала, насколько сомнительным и непрочным является ее положение в имении барона Синклера.
Как ни странно, Оливия приняла гостей в утренней гостиной, не постеснявшись выехать к ним в своем инвалидном кресле. Появление там Ванессы ее обрадовало, она приветливо кивнула своей компаньонке и представила ей двух сидевших в креслах дам.
— Это мои соседи, леди Фоксмур и ее дочь мисс Эмилия Прайс, — с безмятежной улыбкой промолвила она и добавила: — Мы с Эмилией вместе учились в школе.
— Очень приятно, — сказала Ванесса. — Как поживаете?
Она уселась на обитый ситцем стул и вымучила любезную улыбку в ответ на откровенно враждебные взгляды двух пар холодных голубых глаз.
— Так вы и есть новая компаньонка Оливии! — скрипучим голосом промолвила леди Фоксмур. — Насколько я знаю, вас наняли совсем недавно, не так ли?
Ванесса стиснула зубы и пропустила эту колкость мимо ушей. Однако неуемная гостья на этом не успокоилась, очевидно, вознамерившись сразу же подчеркнуть свое превосходство перед наемной работницей, пусть и благородного происхождения.
— Мы здесь наслышаны о похождениях вашего покойного супруга, леди Уиндем, — язвительным тоном добавила она. — О его скандальных выходках до сих пор не могут забыть в Лондоне, а в провинции его фамилия обросла легендами.
— Не советую вам верить сплетням, — сухо ответила Ванесса. — Вы можете оказаться в нелепом положении.
Оливия, обеспокоенная их пикировкой, поспешила вмешаться и воскликнула:
— Дамы пожаловали к нам, чтобы пригласить нас на бал в своем имении, Ванесса!
— Я уверена, что леди Уиндем не заинтересуется нашей незамысловатой сельской вечеринкой. Ведь она привыкла к роскоши и блеску лондонских светских раутов! — сказала леди Фоксмур.
Ванессе не составило труда догадаться, что за этой ремаркой кроется нежелание соседей Дамиена принимать у себя его новую служанку. Но это ее совершенно не огорчило.
Зато на выпад леди Фоксмур немедленно отреагировала Оливия, решившая взять Ванессу под свою защиту.
— Уверяю вас, что леди Уиндем не избалована роскошью и придерживается либеральных взглядов, — сказала она.
— Это заметно, — с усмешкой ответила ее собеседница. — Иначе вряд ли бы она нанялась к вам в компаньонки. Однако не думаю, что ей захочется афишировать, как низко она пала.
— Я отношусь к ней скорее как к своей сестре, чем как к служанке! — горячо запротестовала Оливия. — И вообще, с каких это пор роль компаньонки считается унизительной для аристократки?
— Леди Фоксмур! — медовым голоском промолвила Ванесса. — Вы заблуждаетесь на мой счет. Я с удовольствием побываю на ваших простеньких деревенских посиделках, хотя бы из любопытства.
Леди Фоксмур поджала губы, едва не заскрежетав зубами от злости. Предпочитавшая сохранять нейтралитет мисс Прайс потупилась, изображая невинную скромницу. Оливия же раскраснелась и с трудом сдерживала свое возмущение бесцеремонным поведением соседки.
Незваные гостьи еще немного посидели для приличия и откланялись. Как только дворецкий выпроводил их за дверь, Оливия взорвалась.
— Какая наглость! — вскричала она. — Как эта старая перечница посмела попытаться отказать тебе в приглашении на бал?! Ты здесь на правах моей гостьи! Им следовало отнестись к тебе с надлежащим почтением.
— Пустяки! — успокоила ее Ванесса. — У меня нет ни малейшего желания присутствовать на этом балу. Я сказала гак, лишь чтобы ее позлить.
— Нет, я не поеду! Я пока не готова к этому. С меня довольно и невинной светской болтовни.
На этом их разговор закончился, и Ванесса решила, что Оливия успокоилась. Но поведение леди Фоксмур так возмутило ее, что вечером она пожаловалась на соседку брату. Ванесса притворилась равнодушной к их с Дамиеном беседе и сидела за столом с невозмутимым лицом. Однако постепенно она стала вникать в смысл слов Оливии, поскольку они касались ее самым непосредственным образом.
— Еще раз повторяю, Дамиен: меня возмутило, что леди Фоксмур вела себя подчеркнуто грубо и не скрывала, что хочет унизить нашу гостью. Она фактически потребовала, чтобы Ванесса не появлялась на балу, дескать, компаньонкам там не место.
Дамиен стиснул зубы, но промолчал.
— Несомненно, ей хотелось, чтобы на бал меня сопровождал ты, — продолжала Оливия. — Она дважды обмолвилась, что будет рада тебя там видеть. Было бы здорово, если бы в отместку за такое непочтение к Ванессе ты появился на балу не со мной, а с ней. Вот уж когда эта старая интриганка взбеленится! Появившись на балу с нашей гостьей, ты не только утрешь нос леди Фоксмур, но и продемонстрируешь, что не считаешь Ванессу служанкой.
— А когда состоится бал? — спросил Дамиен.
— Через неделю, ты к тому времени вернешься, — ответила Оливия.
— Да, пожалуй, — согласился Дамиен и, посмотрев на Ванессу, добавил: — Сочту за честь сопроводить вас туда, миледи.
— Вот и чудесно! — обрадовалась Оливия. — В твоем присутствии старая перечница не посмеет ее оскорбить!
— Я и сама сумею постоять за себя, — заметила Ванесса.
— Мы должны защитить честь Синклеров! — с холодной улыбкой возразил барон.
— Да, естественно, — поддержала его сестра. — Но Ванессе потребуется для бала новый наряд. И не пытайся возражать, Ванесса! Я лично выберу ткань для платья, у меня отличный вкус. Ты ведь давно подбивала меня посетить местные лавки, не так ли? Вот и съездим вместе в деревню.
Этот довод Ванесса не стала оспаривать. Ради того, чтобы Оливия наконец выбралась из усадьбы, она готова была принять дорогой подарок, пусть и скрепя сердце.
Последовавшие за этим дни тянулись для Ванессы мучительно медленно. Дамиен продолжал уклоняться от общения с ней, она же пыталась примириться с этим удручающим обстоятельством и сохранить хладнокровие. Снова и снова она внушала себе, что ей нужно помнить свое место, что она всего лишь содержанка Дамиена, но не более.
Она была для него только средством удовлетворения его физических потребностей, и с ее стороны было глупо принимать его чувственность за выражение особого расположения к ней. Точно так же пылко он вел себя и в любом другом будуаре. Дамиен Синклер был и остался коварным обольстителем, беспринципным гедонистом, способным соблазнить любую женщину и, удовлетворив свой каприз, безжалостно отвергнуть ее. Несомненно, она не первая и не последняя жертва его ненасытной похоти.
То, что она приняла, по своей наивности, за попытку наладить с ней доверительные отношения, на самом деле только уловка, хитроумный способ притупить ее бдительность, игра в кошки-мышки. И как бы ни приятны ей были полуночные беседы с ним, как бы ни хотелось ей расценивать их как проявление искренней дружбы, ей нельзя было строить воздушные замки, ожидая, что их дружба со временем перерастет в глубокое чувство. А главное — ей не следовало раскрывать перед Дамиеном свою ранимую душу.
В четверг, накануне предполагаемого отъезда барона из усадьбы, Ванесса и Оливия отправились в деревню покупать платье. Прибыв на место, они оставили лакея ожидать их в экипаже и вдвоем вошли в ателье.
Ванесса вынуждена была признать, что Оливия знает толк в одежде. Спустя час они остановили свой выбор на шикарном бальном платье из бронзированного люстрина, с пышной юбкой, отделанной золотым шитьем. В модном лондонском салоне такой наряд обошелся бы Ванессе раз в десять дороже.
Они уже покидали ателье, когда Оливия испуганно ахнула и, вцепившись в ручки инвалидного кресла, воскликнула:
— Взгляни-ка на того мужчину!
Ванесса обернулась и увидела приближающегося к ним верхом ка гнедой кляче Обри. Несомненно, Оливия тоже его узнала, судя по тому, что она побледнела и задрожала. Ванесса оцепенела, разум ее на несколько секунд помрачился, и она не сразу сообразила, как лучше поступить в этой ситуации. А когда она наконец оправилась от потрясения, было поздно что-либо предпринимать: Обри подъехал к ним совсем близко и, остановив лошадь, уставился на Оливию.
Ванесса готова была разорвать брата на кусочки. Как он посмел разыграть эту нелепую мелодраму! Даже если эта встреча и произошла случайно, все равно он виноват — нечего разъезжать верхом по соседней с имением Синклеров деревне! Женщины испуганно переглянулись. Обри стал спешиваться, Оливия чуть слышно промолвила:
— Ванесса, увези меня отсюда домой!
— Да, разумеется, — пролепетала ее компаньонка. Обри подошел к ним и, сорвав с головы касторовую шляпу, пылко воскликнул:
— Мисс Синклер! Оливия! Позвольте мне…
— Да как вы смели приблизиться ко мне?! — стиснув зубы, возмущенно спросила девушка. — Вам же известно, что я не желаю с вами разговаривать!
Обри упал перед ней на колени и с мольбой во взгляде сказал:
— Вы правы. Я понимаю, что противен вам, и не виню вас за это! Я не заслуживаю прощения, но все же хочу, чтобы вы знали, что я сожалею о своем поступке. Более того, я раскаиваюсь в нем! Мне очень стыдно! Лучше бы я оказался в этом инвалидном кресле!
— Не кажется ли вам, сударь, что вы запоздали с извинениями? Я. вам не верю! Вы уже подло обманули меня однажды, и я жестоко поплатилась за свою доверчивость.
— Я искал встречи с вами, посылал вам письма, но ваш брат запретил мне появляться у вас в имении и отсылал обратно все мои письма! — пролепетал Обри.
— Жаль, что я вовремя вас не раскусила! — воскликнула Оливия. — Представляю, как вы ликовали, добившись столь легкой победы в споре со своими приятелями.
— Нет! — покачав головой, ответил Обри. — Эта победа меня не обрадовала. Дело в том, что в процессе нашего знакомства я почувствовал к вам нечто большее, чем азарт игрока. Видите ли, Оливия, дело в том, что я влюбился в вас!
Ванесса больше не могла молчать.
— Немедленно прекрати этот спектакль, Обри! — воскликнула она, делая шаг вперед и заслоняя собой дрожащую Оливию.
Побелев как мел, девушка чуть слышно спросила:
— Как вы смеете насмехаться надо мной? Вам мало того, что вы уже со мной сделали? Вам непременно нужно еще раз поиздеваться надо мной? Вы снова заключили с кем-то пари?
— Я говорю все это от чистого сердца, Оливия! Клянусь своей жизнью, я не в силах вас забыть! — со слезами на глазах возразил Обри. — Я понимаю, что лишил себя шансов связать с вами будущее, но я не могу допустить, чтобы вы думали, что вы мне безразличны. Умоляю, поверьте, я не хотел причинить вам боль!
Оливия с мольбой обратилась к Ванессе:
— Пожалуйста, скорее увези меня домой! Мне дурно… Обри встал с колен и сказал:
— Вы вольны поступать так, как находите нужным, мисс Синклер. Я не стану обременять вас более своим присутствием. И постараюсь сделать так, чтобы вы больше меня не увидели.
Он повернулся, вскочил на лошадь и добавил, обращаясь к сестре:
— Прошу тебя, Ванесса, позаботься о ней!
С этими словами он пришпорил коня и сорвался с места.
Женщины проводили его взглядами и уставились одна на другую, не в силах промолвить ни слова.
Первой пришла в себя Ванесса. Она поправила плед на коленях Оливии и покатила кресло к карете, лихорадочно соображая, что делать дальше.
Оливия оправилась от потрясения, лишь когда карета уже приближалась к усадьбе. Подняв голову, она спросила:
— Оказывается, вы с ним знакомы!
— Обри — мой родной брат, — призналась Ванесса.
— Почему же ты утаила это от меня? — спросила Оливия, болезненно поморщившись и побелев как мел.
— Я боялась, что ты не захочешь не только дружить, но и разговаривать со мной, если узнаешь правду.
— А мой брат? Он знал об этом?
— Да, — потупившись, ответила Ванесса. — Но мы с ним сочли нужным до поры не расстраивать тебя.
— Но что привело тебя сюда?
Это был очень трудный вопрос. Ванесса не могла раскрыть наивной девушке истинные причины своего приезда в усадьбу ее брата. Оливия была слишком молода, чтобы понять ее.
— Мне хотелось искупить вину Обри и помочь тебе, — ответила она, глядя в окно.
— Значит, с самого начала ты знала всю подоплеку этой истории и молчала об этом? Почему? — вскричала Оливия.
— Если ты не в силах мне это простить, лучше скажи сразу, я немедленно покину ваш дом, — ответила Ванесса, глядя ей в глаза.
— Я отвечу тебе позже. Мне нужно все спокойно обдумать, — сказала Оливия и погрузилась в молчание.
Сердце Ванессы тревожно заныло. Очутившись наконец в своих покоях, Оливия заперлась и никого к себе не впускала до самого ужина.
Не зная, собирать ли ей саквояж или нет, Ванесса беспокойно металась все это время по своей комнате. И когда лакей сообщил ей, что Оливия желает ее видеть, она пошла к ней словно на казнь, готовая к худшему.
Оливия задумчиво смотрела в окно, сидя в инвалидном кресле. Заслышав шаги компаньонки, она обернулась и промолвила:
— Кажется, я поняла, почему ты скрыла от меня свое родство с лордом Ратерфордом: ты поступила так из опасения, что я отвергну тебя, если узнаю о нем. Ты действительно желаешь мне добра и хочешь остаться моей подругой?
— Да, Оливия! Как ты могла в этом усомниться? — воскликнула Ванесса.
— Я тебе верю и не хочу, чтобы ты покидала наше имение. Однако меня гложет сомнение в правдивости заверений Обри…
— Ты сомневаешься, что он раскаялся в содеянном?
— Нет, не в этом.
— В чем же?
— Он сказал, что влюблен в меня. Ему можно верить? Оливия вцепилась тонкими пальцами в ручки инвалидного кресла и напряглась в ожидании ответа, закусив нижнюю губу. Лицо ее побледнело, глаза смотрели на собеседницу пытливо и встревоженно. Несомненно, слова Обри затронули ее сердце.
Ее вопрос поверг Ванессу в замешательство. Она сомневалась, что Обри, этот бесшабашный вертопрах и каналья, влюблен в Оливию. И хотя его признание в любви прозвучало искренно, она была склонна полагать, что брат сделал его, испытывая чувство вины перед безвинно пострадавшей девушкой и стремясь вымолить у нее прощение.
— Даже не знаю, что тебе на это сказать, — со вздохом промолвила она. — Обри, несомненно, сожалеет о своем жестоком поступке. Но я не уверена, что он действительно влюблен в тебя, мне не хотелось бы подозревать его во лжи из корыстных побуждений или трусости, но, с другой стороны, еще полгода тому назад я не предполагала, что он способен заключить такое отвратительное пари.
Оливия горько усмехнулась и сказала:
— Самое печальное во всей этой истории то, что мне хочется ему верить. Наверное, я законченная идиотка.
Но не успела Ванесса успокоить ее и заверить, что она вовсе не дура, как девушка упрямо вскинула подбородок и процедила сквозь зубы, моментально превратившись из расстроенной простодушной девицы, обманутой возлюбленным, в горделивую дочь барона:
— Он заблуждается, надеясь одурачить меня еще раз.
Во время ужина Оливия не проронила ни слова. Встревоженный ее задумчивостью, Дамиен спросил, вполне ли она здорова. Бросив на Ванессу быстрый взгляд из-под длинных ресниц, девушка ответила, что она немного утомлена поездкой в деревню.
— Если хочешь, я отложу свой отъезд, — сказал Дамиен.
— Обо мне не беспокойся, — сказала Оливия. — За мной присмотрит Ванесса.
Услышав это, Ванесса повеселела и мысленно поблагодарила ее за тактичность и доверие. Одному Богу известно, как повел бы себя Дамиен, узнай он об их встрече с Обри. Легкомысленному юноше следовало бы исчезнуть из деревни и никогда там больше не появляться.
Истерзанная за минувшие бессонные ночи противоречивыми желаниями и мыслями, Ванесса надеялась обрести облегчение после отъезда барона из имения. Вожделение, возникавшее у нее всякий раз, когда Дамиен приближался к ней, сводило ее с ума. Она не могла избавиться от него и постоянно хотела вновь испытать блаженство в объятиях Князя Порока. Умиротворение ей могла принести лишь разлука.
Ей стало ясно, что последние несколько недель она заблуждалась, попав под обаяние циничного и многоопытного негодяя и развратника. Добившись своей цели, он успокоился и утратил к ней интерес.
Было глупо расстраиваться из-за его внезапного отъезда, — так решила Ванесса, одеваясь и прихорашиваясь перед зеркалом, прежде чем спуститься в столовую на завтрак. Барон с самого начала был с ней предельно откровенен, он ясно обозначил условия их сделки. Ей отводилась роль его любовницы, и все их отношения основывались на его желании отомстить за ущерб, нанесенный ее братом его сестре. Следовательно, ей нужно было не огорчаться, а радоваться, что Дамиен к ней охладел.
Сделав такой вывод, Ванесса встретила известие о том, что он уже позавтракал без нее, вполне спокойно и даже с чувством облегчения. Ее нервы и без того были напряжены до предела, так что встречаться с ним и вновь испытывать смятение и обиду ей совершенно не хотелось.
Продолжительная верховая прогулка по аллеям парка в это прекрасное летнее утро принесла Ванессе некоторое успокоение. Но настроение у нее вновь испортилось, когда она узнала, вернувшись в усадьбу, что туда пожаловали две гостьи. Она вновь почувствовала, насколько сомнительным и непрочным является ее положение в имении барона Синклера.
Как ни странно, Оливия приняла гостей в утренней гостиной, не постеснявшись выехать к ним в своем инвалидном кресле. Появление там Ванессы ее обрадовало, она приветливо кивнула своей компаньонке и представила ей двух сидевших в креслах дам.
— Это мои соседи, леди Фоксмур и ее дочь мисс Эмилия Прайс, — с безмятежной улыбкой промолвила она и добавила: — Мы с Эмилией вместе учились в школе.
— Очень приятно, — сказала Ванесса. — Как поживаете?
Она уселась на обитый ситцем стул и вымучила любезную улыбку в ответ на откровенно враждебные взгляды двух пар холодных голубых глаз.
— Так вы и есть новая компаньонка Оливии! — скрипучим голосом промолвила леди Фоксмур. — Насколько я знаю, вас наняли совсем недавно, не так ли?
Ванесса стиснула зубы и пропустила эту колкость мимо ушей. Однако неуемная гостья на этом не успокоилась, очевидно, вознамерившись сразу же подчеркнуть свое превосходство перед наемной работницей, пусть и благородного происхождения.
— Мы здесь наслышаны о похождениях вашего покойного супруга, леди Уиндем, — язвительным тоном добавила она. — О его скандальных выходках до сих пор не могут забыть в Лондоне, а в провинции его фамилия обросла легендами.
— Не советую вам верить сплетням, — сухо ответила Ванесса. — Вы можете оказаться в нелепом положении.
Оливия, обеспокоенная их пикировкой, поспешила вмешаться и воскликнула:
— Дамы пожаловали к нам, чтобы пригласить нас на бал в своем имении, Ванесса!
— Я уверена, что леди Уиндем не заинтересуется нашей незамысловатой сельской вечеринкой. Ведь она привыкла к роскоши и блеску лондонских светских раутов! — сказала леди Фоксмур.
Ванессе не составило труда догадаться, что за этой ремаркой кроется нежелание соседей Дамиена принимать у себя его новую служанку. Но это ее совершенно не огорчило.
Зато на выпад леди Фоксмур немедленно отреагировала Оливия, решившая взять Ванессу под свою защиту.
— Уверяю вас, что леди Уиндем не избалована роскошью и придерживается либеральных взглядов, — сказала она.
— Это заметно, — с усмешкой ответила ее собеседница. — Иначе вряд ли бы она нанялась к вам в компаньонки. Однако не думаю, что ей захочется афишировать, как низко она пала.
— Я отношусь к ней скорее как к своей сестре, чем как к служанке! — горячо запротестовала Оливия. — И вообще, с каких это пор роль компаньонки считается унизительной для аристократки?
— Леди Фоксмур! — медовым голоском промолвила Ванесса. — Вы заблуждаетесь на мой счет. Я с удовольствием побываю на ваших простеньких деревенских посиделках, хотя бы из любопытства.
Леди Фоксмур поджала губы, едва не заскрежетав зубами от злости. Предпочитавшая сохранять нейтралитет мисс Прайс потупилась, изображая невинную скромницу. Оливия же раскраснелась и с трудом сдерживала свое возмущение бесцеремонным поведением соседки.
Незваные гостьи еще немного посидели для приличия и откланялись. Как только дворецкий выпроводил их за дверь, Оливия взорвалась.
— Какая наглость! — вскричала она. — Как эта старая перечница посмела попытаться отказать тебе в приглашении на бал?! Ты здесь на правах моей гостьи! Им следовало отнестись к тебе с надлежащим почтением.
— Пустяки! — успокоила ее Ванесса. — У меня нет ни малейшего желания присутствовать на этом балу. Я сказала гак, лишь чтобы ее позлить.
— Нет, я не поеду! Я пока не готова к этому. С меня довольно и невинной светской болтовни.
На этом их разговор закончился, и Ванесса решила, что Оливия успокоилась. Но поведение леди Фоксмур так возмутило ее, что вечером она пожаловалась на соседку брату. Ванесса притворилась равнодушной к их с Дамиеном беседе и сидела за столом с невозмутимым лицом. Однако постепенно она стала вникать в смысл слов Оливии, поскольку они касались ее самым непосредственным образом.
— Еще раз повторяю, Дамиен: меня возмутило, что леди Фоксмур вела себя подчеркнуто грубо и не скрывала, что хочет унизить нашу гостью. Она фактически потребовала, чтобы Ванесса не появлялась на балу, дескать, компаньонкам там не место.
Дамиен стиснул зубы, но промолчал.
— Несомненно, ей хотелось, чтобы на бал меня сопровождал ты, — продолжала Оливия. — Она дважды обмолвилась, что будет рада тебя там видеть. Было бы здорово, если бы в отместку за такое непочтение к Ванессе ты появился на балу не со мной, а с ней. Вот уж когда эта старая интриганка взбеленится! Появившись на балу с нашей гостьей, ты не только утрешь нос леди Фоксмур, но и продемонстрируешь, что не считаешь Ванессу служанкой.
— А когда состоится бал? — спросил Дамиен.
— Через неделю, ты к тому времени вернешься, — ответила Оливия.
— Да, пожалуй, — согласился Дамиен и, посмотрев на Ванессу, добавил: — Сочту за честь сопроводить вас туда, миледи.
— Вот и чудесно! — обрадовалась Оливия. — В твоем присутствии старая перечница не посмеет ее оскорбить!
— Я и сама сумею постоять за себя, — заметила Ванесса.
— Мы должны защитить честь Синклеров! — с холодной улыбкой возразил барон.
— Да, естественно, — поддержала его сестра. — Но Ванессе потребуется для бала новый наряд. И не пытайся возражать, Ванесса! Я лично выберу ткань для платья, у меня отличный вкус. Ты ведь давно подбивала меня посетить местные лавки, не так ли? Вот и съездим вместе в деревню.
Этот довод Ванесса не стала оспаривать. Ради того, чтобы Оливия наконец выбралась из усадьбы, она готова была принять дорогой подарок, пусть и скрепя сердце.
Последовавшие за этим дни тянулись для Ванессы мучительно медленно. Дамиен продолжал уклоняться от общения с ней, она же пыталась примириться с этим удручающим обстоятельством и сохранить хладнокровие. Снова и снова она внушала себе, что ей нужно помнить свое место, что она всего лишь содержанка Дамиена, но не более.
Она была для него только средством удовлетворения его физических потребностей, и с ее стороны было глупо принимать его чувственность за выражение особого расположения к ней. Точно так же пылко он вел себя и в любом другом будуаре. Дамиен Синклер был и остался коварным обольстителем, беспринципным гедонистом, способным соблазнить любую женщину и, удовлетворив свой каприз, безжалостно отвергнуть ее. Несомненно, она не первая и не последняя жертва его ненасытной похоти.
То, что она приняла, по своей наивности, за попытку наладить с ней доверительные отношения, на самом деле только уловка, хитроумный способ притупить ее бдительность, игра в кошки-мышки. И как бы ни приятны ей были полуночные беседы с ним, как бы ни хотелось ей расценивать их как проявление искренней дружбы, ей нельзя было строить воздушные замки, ожидая, что их дружба со временем перерастет в глубокое чувство. А главное — ей не следовало раскрывать перед Дамиеном свою ранимую душу.
В четверг, накануне предполагаемого отъезда барона из усадьбы, Ванесса и Оливия отправились в деревню покупать платье. Прибыв на место, они оставили лакея ожидать их в экипаже и вдвоем вошли в ателье.
Ванесса вынуждена была признать, что Оливия знает толк в одежде. Спустя час они остановили свой выбор на шикарном бальном платье из бронзированного люстрина, с пышной юбкой, отделанной золотым шитьем. В модном лондонском салоне такой наряд обошелся бы Ванессе раз в десять дороже.
Они уже покидали ателье, когда Оливия испуганно ахнула и, вцепившись в ручки инвалидного кресла, воскликнула:
— Взгляни-ка на того мужчину!
Ванесса обернулась и увидела приближающегося к ним верхом ка гнедой кляче Обри. Несомненно, Оливия тоже его узнала, судя по тому, что она побледнела и задрожала. Ванесса оцепенела, разум ее на несколько секунд помрачился, и она не сразу сообразила, как лучше поступить в этой ситуации. А когда она наконец оправилась от потрясения, было поздно что-либо предпринимать: Обри подъехал к ним совсем близко и, остановив лошадь, уставился на Оливию.
Ванесса готова была разорвать брата на кусочки. Как он посмел разыграть эту нелепую мелодраму! Даже если эта встреча и произошла случайно, все равно он виноват — нечего разъезжать верхом по соседней с имением Синклеров деревне! Женщины испуганно переглянулись. Обри стал спешиваться, Оливия чуть слышно промолвила:
— Ванесса, увези меня отсюда домой!
— Да, разумеется, — пролепетала ее компаньонка. Обри подошел к ним и, сорвав с головы касторовую шляпу, пылко воскликнул:
— Мисс Синклер! Оливия! Позвольте мне…
— Да как вы смели приблизиться ко мне?! — стиснув зубы, возмущенно спросила девушка. — Вам же известно, что я не желаю с вами разговаривать!
Обри упал перед ней на колени и с мольбой во взгляде сказал:
— Вы правы. Я понимаю, что противен вам, и не виню вас за это! Я не заслуживаю прощения, но все же хочу, чтобы вы знали, что я сожалею о своем поступке. Более того, я раскаиваюсь в нем! Мне очень стыдно! Лучше бы я оказался в этом инвалидном кресле!
— Не кажется ли вам, сударь, что вы запоздали с извинениями? Я. вам не верю! Вы уже подло обманули меня однажды, и я жестоко поплатилась за свою доверчивость.
— Я искал встречи с вами, посылал вам письма, но ваш брат запретил мне появляться у вас в имении и отсылал обратно все мои письма! — пролепетал Обри.
— Жаль, что я вовремя вас не раскусила! — воскликнула Оливия. — Представляю, как вы ликовали, добившись столь легкой победы в споре со своими приятелями.
— Нет! — покачав головой, ответил Обри. — Эта победа меня не обрадовала. Дело в том, что в процессе нашего знакомства я почувствовал к вам нечто большее, чем азарт игрока. Видите ли, Оливия, дело в том, что я влюбился в вас!
Ванесса больше не могла молчать.
— Немедленно прекрати этот спектакль, Обри! — воскликнула она, делая шаг вперед и заслоняя собой дрожащую Оливию.
Побелев как мел, девушка чуть слышно спросила:
— Как вы смеете насмехаться надо мной? Вам мало того, что вы уже со мной сделали? Вам непременно нужно еще раз поиздеваться надо мной? Вы снова заключили с кем-то пари?
— Я говорю все это от чистого сердца, Оливия! Клянусь своей жизнью, я не в силах вас забыть! — со слезами на глазах возразил Обри. — Я понимаю, что лишил себя шансов связать с вами будущее, но я не могу допустить, чтобы вы думали, что вы мне безразличны. Умоляю, поверьте, я не хотел причинить вам боль!
Оливия с мольбой обратилась к Ванессе:
— Пожалуйста, скорее увези меня домой! Мне дурно… Обри встал с колен и сказал:
— Вы вольны поступать так, как находите нужным, мисс Синклер. Я не стану обременять вас более своим присутствием. И постараюсь сделать так, чтобы вы больше меня не увидели.
Он повернулся, вскочил на лошадь и добавил, обращаясь к сестре:
— Прошу тебя, Ванесса, позаботься о ней!
С этими словами он пришпорил коня и сорвался с места.
Женщины проводили его взглядами и уставились одна на другую, не в силах промолвить ни слова.
Первой пришла в себя Ванесса. Она поправила плед на коленях Оливии и покатила кресло к карете, лихорадочно соображая, что делать дальше.
Оливия оправилась от потрясения, лишь когда карета уже приближалась к усадьбе. Подняв голову, она спросила:
— Оказывается, вы с ним знакомы!
— Обри — мой родной брат, — призналась Ванесса.
— Почему же ты утаила это от меня? — спросила Оливия, болезненно поморщившись и побелев как мел.
— Я боялась, что ты не захочешь не только дружить, но и разговаривать со мной, если узнаешь правду.
— А мой брат? Он знал об этом?
— Да, — потупившись, ответила Ванесса. — Но мы с ним сочли нужным до поры не расстраивать тебя.
— Но что привело тебя сюда?
Это был очень трудный вопрос. Ванесса не могла раскрыть наивной девушке истинные причины своего приезда в усадьбу ее брата. Оливия была слишком молода, чтобы понять ее.
— Мне хотелось искупить вину Обри и помочь тебе, — ответила она, глядя в окно.
— Значит, с самого начала ты знала всю подоплеку этой истории и молчала об этом? Почему? — вскричала Оливия.
— Если ты не в силах мне это простить, лучше скажи сразу, я немедленно покину ваш дом, — ответила Ванесса, глядя ей в глаза.
— Я отвечу тебе позже. Мне нужно все спокойно обдумать, — сказала Оливия и погрузилась в молчание.
Сердце Ванессы тревожно заныло. Очутившись наконец в своих покоях, Оливия заперлась и никого к себе не впускала до самого ужина.
Не зная, собирать ли ей саквояж или нет, Ванесса беспокойно металась все это время по своей комнате. И когда лакей сообщил ей, что Оливия желает ее видеть, она пошла к ней словно на казнь, готовая к худшему.
Оливия задумчиво смотрела в окно, сидя в инвалидном кресле. Заслышав шаги компаньонки, она обернулась и промолвила:
— Кажется, я поняла, почему ты скрыла от меня свое родство с лордом Ратерфордом: ты поступила так из опасения, что я отвергну тебя, если узнаю о нем. Ты действительно желаешь мне добра и хочешь остаться моей подругой?
— Да, Оливия! Как ты могла в этом усомниться? — воскликнула Ванесса.
— Я тебе верю и не хочу, чтобы ты покидала наше имение. Однако меня гложет сомнение в правдивости заверений Обри…
— Ты сомневаешься, что он раскаялся в содеянном?
— Нет, не в этом.
— В чем же?
— Он сказал, что влюблен в меня. Ему можно верить? Оливия вцепилась тонкими пальцами в ручки инвалидного кресла и напряглась в ожидании ответа, закусив нижнюю губу. Лицо ее побледнело, глаза смотрели на собеседницу пытливо и встревоженно. Несомненно, слова Обри затронули ее сердце.
Ее вопрос поверг Ванессу в замешательство. Она сомневалась, что Обри, этот бесшабашный вертопрах и каналья, влюблен в Оливию. И хотя его признание в любви прозвучало искренно, она была склонна полагать, что брат сделал его, испытывая чувство вины перед безвинно пострадавшей девушкой и стремясь вымолить у нее прощение.
— Даже не знаю, что тебе на это сказать, — со вздохом промолвила она. — Обри, несомненно, сожалеет о своем жестоком поступке. Но я не уверена, что он действительно влюблен в тебя, мне не хотелось бы подозревать его во лжи из корыстных побуждений или трусости, но, с другой стороны, еще полгода тому назад я не предполагала, что он способен заключить такое отвратительное пари.
Оливия горько усмехнулась и сказала:
— Самое печальное во всей этой истории то, что мне хочется ему верить. Наверное, я законченная идиотка.
Но не успела Ванесса успокоить ее и заверить, что она вовсе не дура, как девушка упрямо вскинула подбородок и процедила сквозь зубы, моментально превратившись из расстроенной простодушной девицы, обманутой возлюбленным, в горделивую дочь барона:
— Он заблуждается, надеясь одурачить меня еще раз.
Во время ужина Оливия не проронила ни слова. Встревоженный ее задумчивостью, Дамиен спросил, вполне ли она здорова. Бросив на Ванессу быстрый взгляд из-под длинных ресниц, девушка ответила, что она немного утомлена поездкой в деревню.
— Если хочешь, я отложу свой отъезд, — сказал Дамиен.
— Обо мне не беспокойся, — сказала Оливия. — За мной присмотрит Ванесса.
Услышав это, Ванесса повеселела и мысленно поблагодарила ее за тактичность и доверие. Одному Богу известно, как повел бы себя Дамиен, узнай он об их встрече с Обри. Легкомысленному юноше следовало бы исчезнуть из деревни и никогда там больше не появляться.
Истерзанная за минувшие бессонные ночи противоречивыми желаниями и мыслями, Ванесса надеялась обрести облегчение после отъезда барона из имения. Вожделение, возникавшее у нее всякий раз, когда Дамиен приближался к ней, сводило ее с ума. Она не могла избавиться от него и постоянно хотела вновь испытать блаженство в объятиях Князя Порока. Умиротворение ей могла принести лишь разлука.