Страница:
Совершенные им подлые поступки были настолько омерзительны, что барон сомневался, сможет ли он когда-нибудь вспоминать о них без содрогания. Ведь даже делая Ванессе предложение стать его супругой, он не выказал ей вполне заслуженного ею уважения. Напротив, он вел себя так, будто бы делал ей огромное одолжение, и не сказал ни слова о том, как много она для него значит.
Стоило ли удивляться, что она его отвергла?
Вспомнив, с какой горечью Ванесса произнесла свой отказ и высказала сожаление, что полюбила его, Дамиен зажмурился. Яркий солнечный свет, бивший в окно, раздражал его своим назойливым напоминанием о том, что жизнь идет своим чередом. Барон не видел смысла продолжать свое существование, — настолько оно казалось ему бесцельным и постыдным.
Очевидно, склонность к разврату и греху передалась ему по наследству от родителей. А поскольку порочность у него была в крови, он даже не подвергал сомнению свое неправедное поведение и не пытался усмирить свои дикие порывы и авантюристический зуд, оставляя без внимания уколы совести и гнетущее ощущение душевной опустошенности.
Он пал так же низко, как и его развратный папаша, а потому стал отвратителен самому себе. Из этой ужасной ситуации был только один выход — собраться с остатками духа и попытаться реабилитироваться в глазах Ванессы.
Спустя еще несколько дней, когда Дамиен начал без посторонней помощи совершать прогулки по саду, к нему пожаловал с визитом лорд Клун.
— Я бы хотел еще раз принести тебе свои извинения и поблагодарить тебя за то, что ты не прервал мое существование на этом свете. С моей стороны было, разумеется, непростительно бросить тень на репутацию леди Уиндем, и я прошу принять мои сожаления в связи с этим, — промолвил он сдавленным голосом.
Дамиен натянуто улыбнулся:
— Прими же в таком случае и от меня благодарность за то, что ты не ранил меня в самое сердце.
— Я целил в плечо, смею тебя уверить, — заметил Клун.
— Что ж, на сей раз ты выказал похвальную меткость, — мрачно пошутил барон. — Ты делаешь успехи! Что же ты стоишь как столб? Присаживайся в кресло.
Клун сел, и Дамиен окинул его грустным взглядом. Они были друзьями многие годы, еще с беззаботной студенческой поры, когда вместе учились в университете. И вот теперь их дороги разошлись. Барон не испытывал сожаления в связи с отказом от своего прежнего — порочного и суетного — образа жизни, но чувствовал, что будет скучать по старому другу.
— Я, похоже, омрачил вам вашу охотничью вылазку, — сказал Дамиен.
— Да уж не украсил, это точно. Твои игры со смертью всем изрядно испортили настроение, так что большинство из нас уехало в Лондон. Мне хотелось поговорить с тобой с глазу на глаз, старина. Но боюсь, что это вряд ли удастся. К тебе сегодня наверняка пожалуют другие визитеры.
— Что ж, раз так, давай простимся, — сказал Дамиен. — Ведь я намерен выйти из Лиги адских грешников.
— Однако не слишком ли ты торопишься, мой друг? Стоит ли принимать так близко к сердцу этот пустячный огорчительный эпизод? Разве он дает тебе повод отказываться от своих старых испытанных друзей? — воскликнул граф.
— Я не отвергаю своих приятелей, но прекращаю беспутную жизнь, — возразил Дамиен, чем очень огорчил Клуна.
— Это все из-за нее, верно? — помрачнев, спросил он. — Из-за леди Уиндем. Выходит, я все-таки был прав, ты в нее влюблен по самые уши.
— Да, ты был прав, старина, — подтвердил барон. Клун всплеснул руками и воскликнул:
— Ты меня убил этой новостью! А ведь меня трудно чем-либо удивить. Ты ведь поклялся, что никогда не угодишь в сети Амура. Как же тебя угораздило все-таки запутаться в них, мой друг?
— Я встретил Ванессу, — ответил Дамиен.
— Сомневаюсь, что эта любовь сделает тебя счастливым, — сказал граф. — Боюсь, что все выйдет как раз наоборот.
— Я это знаю.
— Подумай, какому риску ты себя подвергаешь! На тебя обрушится множество невероятных напастей!
— Может быть, ты и прав.
— Хорошо, что ты это признаешь, мой друг. Я рад, что любовь пленила не меня, а тебя. Мне бы не хотелось прослыть дураком, — сказал граф с умильным выражением на лице.
— Законченным дураком, — добавил Дамиен, любезно улыбаясь. — Будь я в здравом уме, разве я вызвал бы тебя на дуэль на рассвете?
Клун смерил его долгим сочувственным взглядом и заметил:
— Раньше ты никогда не позволял себе самоуничижаться.
— И вновь ты прав, мой друг! — без тени смущения признал Дамиен. — Но раньше меня величали Князем Порока, а теперь я просто барон Синклер. Прошу впредь меня так и называть.
— Как тебе будет угодно, — сказал граф. — Когда я смогу поздравить тебя со вступлением в законный брак?
— Не знаю, — нахмурившись, ответил Дамиен. — Ванесса мне отказала.
— Она отвергла твое предложение? — переспросил, не веря своим ушам, граф Клун.
— Увы, это так, — подтвердил барон Синклер. — Она заявила, что не желает становиться женой развратника и дебошира.
— Ах вот оно что! — Граф пожевал губами. — Теперь мне понятно, почему ты намерен отказаться от членства в нашей Лиге. Советую одуматься, мой друг, иначе и не заметишь, как превратишься в тряпку и подкаблучника!
Взор барона затуманился, он отвернулся к окну и тихо произнес:
— Я готов на все, лишь бы только она меня простила!
Оливия отнеслась к намерению брата преобразиться куда более сдержанно и скептически. Как только барон окреп, он вызвал сестру к себе для обстоятельного разговора. Она неохотно подчинилась ему, но по ее упрямо вздернутому подбородку Дамиен догадался, что сестра настроена враждебно. Его догадка подтвердилась, как только лакей, вкативший в комнату инвалидную коляску, вышел и закрыл за собой дверь.
— Мне нечего тебе сказать, — заявила Оливия. Дамиен болезненно поморщился, огорченный таким началом разговора, и, тяжело вздохнув, сказал:
— А я хочу сообщить тебе, моя любимая сестра, что снимаю свой запрет на твое бракосочетание с виконтом Ратерфордом.
Оливия от изумления раскрыла рот и вытаращила глаза.
— Вероятно, это твоя очередная жестокая шутка? — наконец спросила она.
— Отнюдь! — ответил Дамиен. — Хотя я и сейчас еще не совсем уверен в искренности его намерений, я счел возможным дать ему шанс доказать, что он сохранил каплю порядочности. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Оливия. Если виконт Ратерфорд может сделать тебя счастливой, я не стану этому мешать.
На бледном лице девушки промелькнула тень робкой надежды.
— Ты говоришь это серьезно? — спросила она.
— Вполне! — ответил Дамиен.
Оливия радостно улыбнулась, глаза ее засветились счастьем.
— Ах, дорогой мой брат! Это чудесная новость!
— Мне очень приятно это слышать.
— Я сейчас же сообщу ее Обри. Ты не возражаешь? Ты не застрелишь его из своего ужасного дуэльного пистолета, когда он появится в нашем доме?
— Нет, Оливия, — криво усмехнувшись, заверил ее барон. — С дуэлями навсегда покончено. Я буду вести себя примерно.
Взгляд ее голубых глаз стал серьезным.
— Я рада это слышать, Дамиен, — промолвила она. — Давно пора прекратить безумствовать. Ванесса права, отмщение не может принести душевного покоя. Я это поняла на собственном горьком опыте. Поначалу мне хотелось наказать Обри, отомстить ему за его жестокую шутку. Но потом я осознала, что в действительности жаждала его любви.
Дамиен улыбнулся и тихо заметил:
— Ты, оказывается, не по годам мудра, дорогая сестра! Что ж, не стану тебя задерживать, можешь отпраздновать победу вместе со своим возлюбленным.
Он дернул за шнур звонка, вызывая лакея. Но прежде чем покинуть комнату, Оливия обернулась и сказала:
— Я получила весточку от Ванессы. Она добралась до дома вполне благополучно.
— Вот как? — заметил барон невозмутимым тоном.
— Она написала мне и кое-что еще в своем письме…
— Любопытно, что же именно?
— Она выразила сожаление о том, что вы разошлись в своих взглядах на жизнь, но заверила меня, что останется моей верной подругой.
— Тебе везет, — сказал Дамиен, почувствовав в груди боль.
— Честно говоря, Дамиен, я по ней ужасно скучаю. Ты не будешь возражать, если я попрошу ее к нам вернуться? — спросила с мольбой во взгляде Оливия.
Барон Синклер ответил ей не сразу, понимая, что его ответ ее огорчит.
— Она уже никогда сюда не вернется, — наконец сказал он. — Но все равно благодарю тебя за твою искренность.
Оливия грустно улыбнулась и отвернулась. Когда лакей выкатил из комнаты ее коляску, Дамиен лег и задумался над тем, что сестра сказала о мести. Безусловно, вкус ее не сладок, а горек, подумал он, а в случае с Ванессой судьба вообще сыграла с ним злую шутку. Он стремился отомстить за поступок ее брата, но в результате сам стал жертвой несчастной любви. Провидение проделало с ним свой излюбленный и старый как мир фокус, заманив в сети, раскинутые проказником Амуром, который не преминул поразить своей стрелой его сердце.
Поэты, воспевшие неукротимую силу любви, правы, подумал Дамиен, глядя в потолок. Любовь способна потрясти до основания даже самого отъявленного повесу и негодяя.
Сколько бессонных ночей он провел, мечтая о любви, но не осмеливаясь признаться себе в этом! И вот она пришла к нему и принесла с собой новые страдания, доселе неведомые ему, считавшему себя закоренелым циником и развратником. Томление ни на миг не покидало его чресла, мысли были заняты в основном Ванессой. Он засыпал, думая о ней, и просыпался, видя ее прекрасный образ. Она заполнила собой его сны, пленила его сердце. В ней он видел свой идеал, и только ей одной было дано унять его беспокойство и заглушить душевную боль…
Только она была способна утолить его вожделение, ради обладания Ванессой Дамиен был готов пожертвовать своей свободой. Более того, он мечтал стать ее преданным рабом. Как же ему ее вернуть? Возможно ли исправить свою ошибку и начать все сначала? Услышит ли Господь его мольбу? Поможет ли ему завоевать ее любовь?
Дамиен всем сердцем, хотел стать другим человеком, но не знал, что ему нужно для этого предпринять. Холодные и себялюбивые родители не могли служить ему примером. Лишенный их ласки и внимания в детстве, он вырос дебоширом и повесой, необузданным самовлюбленным эгоистом и распутником. В конце концов он утратил вкус к жизни, так и не найдя смысла своего существования.
Но теперь Дамиен чувствовал, что он может исправиться и стать другим человеком. Он задался целью доказать Ванессе, что нет правил без исключения и что даже закоренелые распутники могут преобразиться благодаря волшебной силе любви.
В сердце Дамиена появилась надежда, что он сможет добиться от Ванессы взаимности, сумеет воскресить в ней однажды уже вспыхнувшее подлинное чувство. Ему хотелось верить, что свершится чудо и он, который чуть было не погубил ее, обретет в ней спасение.
Глава 20
Стоило ли удивляться, что она его отвергла?
Вспомнив, с какой горечью Ванесса произнесла свой отказ и высказала сожаление, что полюбила его, Дамиен зажмурился. Яркий солнечный свет, бивший в окно, раздражал его своим назойливым напоминанием о том, что жизнь идет своим чередом. Барон не видел смысла продолжать свое существование, — настолько оно казалось ему бесцельным и постыдным.
Очевидно, склонность к разврату и греху передалась ему по наследству от родителей. А поскольку порочность у него была в крови, он даже не подвергал сомнению свое неправедное поведение и не пытался усмирить свои дикие порывы и авантюристический зуд, оставляя без внимания уколы совести и гнетущее ощущение душевной опустошенности.
Он пал так же низко, как и его развратный папаша, а потому стал отвратителен самому себе. Из этой ужасной ситуации был только один выход — собраться с остатками духа и попытаться реабилитироваться в глазах Ванессы.
Спустя еще несколько дней, когда Дамиен начал без посторонней помощи совершать прогулки по саду, к нему пожаловал с визитом лорд Клун.
— Я бы хотел еще раз принести тебе свои извинения и поблагодарить тебя за то, что ты не прервал мое существование на этом свете. С моей стороны было, разумеется, непростительно бросить тень на репутацию леди Уиндем, и я прошу принять мои сожаления в связи с этим, — промолвил он сдавленным голосом.
Дамиен натянуто улыбнулся:
— Прими же в таком случае и от меня благодарность за то, что ты не ранил меня в самое сердце.
— Я целил в плечо, смею тебя уверить, — заметил Клун.
— Что ж, на сей раз ты выказал похвальную меткость, — мрачно пошутил барон. — Ты делаешь успехи! Что же ты стоишь как столб? Присаживайся в кресло.
Клун сел, и Дамиен окинул его грустным взглядом. Они были друзьями многие годы, еще с беззаботной студенческой поры, когда вместе учились в университете. И вот теперь их дороги разошлись. Барон не испытывал сожаления в связи с отказом от своего прежнего — порочного и суетного — образа жизни, но чувствовал, что будет скучать по старому другу.
— Я, похоже, омрачил вам вашу охотничью вылазку, — сказал Дамиен.
— Да уж не украсил, это точно. Твои игры со смертью всем изрядно испортили настроение, так что большинство из нас уехало в Лондон. Мне хотелось поговорить с тобой с глазу на глаз, старина. Но боюсь, что это вряд ли удастся. К тебе сегодня наверняка пожалуют другие визитеры.
— Что ж, раз так, давай простимся, — сказал Дамиен. — Ведь я намерен выйти из Лиги адских грешников.
— Однако не слишком ли ты торопишься, мой друг? Стоит ли принимать так близко к сердцу этот пустячный огорчительный эпизод? Разве он дает тебе повод отказываться от своих старых испытанных друзей? — воскликнул граф.
— Я не отвергаю своих приятелей, но прекращаю беспутную жизнь, — возразил Дамиен, чем очень огорчил Клуна.
— Это все из-за нее, верно? — помрачнев, спросил он. — Из-за леди Уиндем. Выходит, я все-таки был прав, ты в нее влюблен по самые уши.
— Да, ты был прав, старина, — подтвердил барон. Клун всплеснул руками и воскликнул:
— Ты меня убил этой новостью! А ведь меня трудно чем-либо удивить. Ты ведь поклялся, что никогда не угодишь в сети Амура. Как же тебя угораздило все-таки запутаться в них, мой друг?
— Я встретил Ванессу, — ответил Дамиен.
— Сомневаюсь, что эта любовь сделает тебя счастливым, — сказал граф. — Боюсь, что все выйдет как раз наоборот.
— Я это знаю.
— Подумай, какому риску ты себя подвергаешь! На тебя обрушится множество невероятных напастей!
— Может быть, ты и прав.
— Хорошо, что ты это признаешь, мой друг. Я рад, что любовь пленила не меня, а тебя. Мне бы не хотелось прослыть дураком, — сказал граф с умильным выражением на лице.
— Законченным дураком, — добавил Дамиен, любезно улыбаясь. — Будь я в здравом уме, разве я вызвал бы тебя на дуэль на рассвете?
Клун смерил его долгим сочувственным взглядом и заметил:
— Раньше ты никогда не позволял себе самоуничижаться.
— И вновь ты прав, мой друг! — без тени смущения признал Дамиен. — Но раньше меня величали Князем Порока, а теперь я просто барон Синклер. Прошу впредь меня так и называть.
— Как тебе будет угодно, — сказал граф. — Когда я смогу поздравить тебя со вступлением в законный брак?
— Не знаю, — нахмурившись, ответил Дамиен. — Ванесса мне отказала.
— Она отвергла твое предложение? — переспросил, не веря своим ушам, граф Клун.
— Увы, это так, — подтвердил барон Синклер. — Она заявила, что не желает становиться женой развратника и дебошира.
— Ах вот оно что! — Граф пожевал губами. — Теперь мне понятно, почему ты намерен отказаться от членства в нашей Лиге. Советую одуматься, мой друг, иначе и не заметишь, как превратишься в тряпку и подкаблучника!
Взор барона затуманился, он отвернулся к окну и тихо произнес:
— Я готов на все, лишь бы только она меня простила!
Оливия отнеслась к намерению брата преобразиться куда более сдержанно и скептически. Как только барон окреп, он вызвал сестру к себе для обстоятельного разговора. Она неохотно подчинилась ему, но по ее упрямо вздернутому подбородку Дамиен догадался, что сестра настроена враждебно. Его догадка подтвердилась, как только лакей, вкативший в комнату инвалидную коляску, вышел и закрыл за собой дверь.
— Мне нечего тебе сказать, — заявила Оливия. Дамиен болезненно поморщился, огорченный таким началом разговора, и, тяжело вздохнув, сказал:
— А я хочу сообщить тебе, моя любимая сестра, что снимаю свой запрет на твое бракосочетание с виконтом Ратерфордом.
Оливия от изумления раскрыла рот и вытаращила глаза.
— Вероятно, это твоя очередная жестокая шутка? — наконец спросила она.
— Отнюдь! — ответил Дамиен. — Хотя я и сейчас еще не совсем уверен в искренности его намерений, я счел возможным дать ему шанс доказать, что он сохранил каплю порядочности. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Оливия. Если виконт Ратерфорд может сделать тебя счастливой, я не стану этому мешать.
На бледном лице девушки промелькнула тень робкой надежды.
— Ты говоришь это серьезно? — спросила она.
— Вполне! — ответил Дамиен.
Оливия радостно улыбнулась, глаза ее засветились счастьем.
— Ах, дорогой мой брат! Это чудесная новость!
— Мне очень приятно это слышать.
— Я сейчас же сообщу ее Обри. Ты не возражаешь? Ты не застрелишь его из своего ужасного дуэльного пистолета, когда он появится в нашем доме?
— Нет, Оливия, — криво усмехнувшись, заверил ее барон. — С дуэлями навсегда покончено. Я буду вести себя примерно.
Взгляд ее голубых глаз стал серьезным.
— Я рада это слышать, Дамиен, — промолвила она. — Давно пора прекратить безумствовать. Ванесса права, отмщение не может принести душевного покоя. Я это поняла на собственном горьком опыте. Поначалу мне хотелось наказать Обри, отомстить ему за его жестокую шутку. Но потом я осознала, что в действительности жаждала его любви.
Дамиен улыбнулся и тихо заметил:
— Ты, оказывается, не по годам мудра, дорогая сестра! Что ж, не стану тебя задерживать, можешь отпраздновать победу вместе со своим возлюбленным.
Он дернул за шнур звонка, вызывая лакея. Но прежде чем покинуть комнату, Оливия обернулась и сказала:
— Я получила весточку от Ванессы. Она добралась до дома вполне благополучно.
— Вот как? — заметил барон невозмутимым тоном.
— Она написала мне и кое-что еще в своем письме…
— Любопытно, что же именно?
— Она выразила сожаление о том, что вы разошлись в своих взглядах на жизнь, но заверила меня, что останется моей верной подругой.
— Тебе везет, — сказал Дамиен, почувствовав в груди боль.
— Честно говоря, Дамиен, я по ней ужасно скучаю. Ты не будешь возражать, если я попрошу ее к нам вернуться? — спросила с мольбой во взгляде Оливия.
Барон Синклер ответил ей не сразу, понимая, что его ответ ее огорчит.
— Она уже никогда сюда не вернется, — наконец сказал он. — Но все равно благодарю тебя за твою искренность.
Оливия грустно улыбнулась и отвернулась. Когда лакей выкатил из комнаты ее коляску, Дамиен лег и задумался над тем, что сестра сказала о мести. Безусловно, вкус ее не сладок, а горек, подумал он, а в случае с Ванессой судьба вообще сыграла с ним злую шутку. Он стремился отомстить за поступок ее брата, но в результате сам стал жертвой несчастной любви. Провидение проделало с ним свой излюбленный и старый как мир фокус, заманив в сети, раскинутые проказником Амуром, который не преминул поразить своей стрелой его сердце.
Поэты, воспевшие неукротимую силу любви, правы, подумал Дамиен, глядя в потолок. Любовь способна потрясти до основания даже самого отъявленного повесу и негодяя.
Сколько бессонных ночей он провел, мечтая о любви, но не осмеливаясь признаться себе в этом! И вот она пришла к нему и принесла с собой новые страдания, доселе неведомые ему, считавшему себя закоренелым циником и развратником. Томление ни на миг не покидало его чресла, мысли были заняты в основном Ванессой. Он засыпал, думая о ней, и просыпался, видя ее прекрасный образ. Она заполнила собой его сны, пленила его сердце. В ней он видел свой идеал, и только ей одной было дано унять его беспокойство и заглушить душевную боль…
Только она была способна утолить его вожделение, ради обладания Ванессой Дамиен был готов пожертвовать своей свободой. Более того, он мечтал стать ее преданным рабом. Как же ему ее вернуть? Возможно ли исправить свою ошибку и начать все сначала? Услышит ли Господь его мольбу? Поможет ли ему завоевать ее любовь?
Дамиен всем сердцем, хотел стать другим человеком, но не знал, что ему нужно для этого предпринять. Холодные и себялюбивые родители не могли служить ему примером. Лишенный их ласки и внимания в детстве, он вырос дебоширом и повесой, необузданным самовлюбленным эгоистом и распутником. В конце концов он утратил вкус к жизни, так и не найдя смысла своего существования.
Но теперь Дамиен чувствовал, что он может исправиться и стать другим человеком. Он задался целью доказать Ванессе, что нет правил без исключения и что даже закоренелые распутники могут преобразиться благодаря волшебной силе любви.
В сердце Дамиена появилась надежда, что он сможет добиться от Ванессы взаимности, сумеет воскресить в ней однажды уже вспыхнувшее подлинное чувство. Ему хотелось верить, что свершится чудо и он, который чуть было не погубил ее, обретет в ней спасение.
Глава 20
Сидя вместе со своими сестрами и матушкой в утренней гостиной, Ванесса мысленно была далека от их насущных забот, которые они обсуждали, ловко управляясь с вышиванием. В душе Ванессы поселилась пугающая пустота.
Минула неделя, с тех пор как она вернулась в родовое имение Ратерфордов, но отчаяние, охватившее ее в день отъезда из усадьбы барона Синклера, так и не покинуло ее. Письмо, которое недавно прислал ей Обри, усугубило ее мрачное настроение. Она запомнила его слово в слово и не раз восстанавливала в памяти. Вот и сейчас хорошо заученный текст вновь всплыл у нее перед мысленным взором:
«Дорогая сестра! Я уверен, что тебе не хотелось бы узнать об исходе дуэли от постороннего человека, поэтому беру эту миссию на себя. Умоляю, не волнуйся чрезмерно, но он был серьезно ранен в плечо, и врач извлек из него пулю. Лорд Синклер, к изумлению своих друзей, промахнулся, так что граф Клун не получил даже царапины в этом поединке.
Очевидно, барон должен полностью поправиться, но я могу судить только по слухам, поскольку меня не пускают в его усадьбу. К сожалению, мои личные обстоятельства не изменились, о чем тебе тоже сообщаю. Преданный тебе брат Обри».
Ванессе живо представился раненый Дамиен, лежащий в луже крови, и она вздрогнула и зажмурилась. Кошмары продолжали преследовать ее по ночам, несмотря на то что в своем втором письме брат сообщал, что барон выздоравливает даже быстрее, чем это ожидалось.
Самой Ванессе не удавалось так же быстро оправиться от своих душевных ран. Она так и не сумела залечить в своем сердце боль, причиненную любовью к Дамиену. Расставание с ним забрало все ее силы. Более решительного поступка она еще никогда не совершала.
Стоило только ей взглянуть на розу, как ей вспоминался Дамиен, а в сердце возникала боль утраты…
— Прибыла почта! — воскликнула Шарлотта, возвращая Ванессу из мира грез в жестокую реальность.
Спустя минуту в гостиную вошла горничная и, сделав реверанс, сказала:
— Вам письмо, миледи.
— Благодарю, — ответила Ванесса, покосившись на печать с оттиском герба Синклеров, и сердце ее сладко заныло. Она торопливо вскрыла письмо и, развернув его, начала разбирать каракули Оливии, что удавалось ей с большим трудом, так как ей мешали чернильные кляксы и бесчисленные восклицательные знаки. Явно пребывая в сильнейшем волнении, Оливия сообщала своей подруге следующее:
«Моя дорогая и любимая Ванесса! Знаю, что тебе будет в это трудно поверить, но Дамиен смягчился и благословил нас с твоим братом на брак! Он сказал, что желает мне счастья, и теперь я самая счастливая девушка на свете! Отныне я могу называть тебя сестрой! Надеюсь, ты понимаешь, как я возбуждена. Я с трудом держу в руке перо от волнения. Несомненно, Дамиен изменил свое мнение только благодаря твоему благотворному влиянию. Он всегда придавал большое значение всем твоим высказываниям.
Мы еще не обговаривали с Обри все детали нашей предстоящей свадьбы, как-то: где именно она состоится и где на первых порах мы будем жить, однако я полагаю, что все разрешится до наступления зимы. Следовательно, скоро мы с тобой непременно увидимся в вашем имении. Надеюсь, что твоя матушка не станет сердиться, получив титул вдовствующей виконтессы. Я буду с нетерпением ждать нашей встречи. Еще раз сердечно благодарю тебя, Ванесса, за твое участие во всей этой истории».
На глазах у Ванессы навернулись слезы радости.
— Что с тобой? — спросила, заметив их, Шарлотта. — Надеюсь, новости не слишком печальные?
Ванесса посмотрела на сестру затуманенным взглядом и, запинаясь от волнения, ответила:
— Напротив, новость радостная! Обри женится на Оливии Синклер.
— Потрясающе! — воскликнула Фанни.
— Как, мой сын женится? — переспросила их матушка Грейс. — Я впервые слышу, что он знаком с этой девицей. Почему мне не сказали, что он сватается к ней?
— Ему не хотелось волновать вас прежде времени, мама, — заверила ее Шарлотта, — и обнадеживать нас без веских на то оснований. Это будет великолепная партия! Ты должна помнить, что нам писала о мисс Синклер Ванесса в своих письмах.
Ванесса была признательна сестре за находчивость, сама она была не в состоянии поддерживать беседу. Улучив удобный момент, она под благовидным предлогом оставила своих родственников и уединилась в спальне. Но и там ее волнение ничуть не уменьшилось. Ее переполняли самые разные чувства. В первую очередь радость за Оливию, затем — любопытство. Ей с трудом верилось, что Дамиен так радикально изменился. Неужели этому действительно способствовала она? Неужели он все-таки принял близко к сердцу брошенные ею ему упреки? Неужели он всерьез воспринял ее пожелания и предостережения? Означает ли это, что Дамиен преобразился?
Нет, решила Ванесса, глупо и наивно делать далеко идущие предположения на основе одного доброго поступка. Она заставила себя успокоиться и не тешить себя неоправданной надеждой, ведь горькая истина, открывшаяся ей накануне дуэли, осталась неизменной. Как и прежде, Дамиен ее не любил. То, что он дал согласие на бракосочетание Оливии и Обри, еще не доказывало, что в нем проснулись глубокие чувства к ней.
Она правильно поступила, потому что жизнь в браке с равнодушным к ней человеком стала бы для нее адом. Лучше остаться одинокой, чем превратиться в бесправную рабыню безнравственного деспота-мужа. Придя к такому умозаключению, Ванесса едва не разрыдалась от отчаяния. Сердце ее тоскливо заныло, и она судорожно вздохнула, пытаясь восстановить свободное и ровное дыхание.
В последовавшие за этим несколько недель ей все-таки удалось обрести душевное равновесие. Однако выглядела она такой вялой и бледной, что матушка даже заподозрила, что ее старшая дочь заболела.
Время от времени Оливия извещала ее о том, как идут приготовления к свадьбе и где состоится обряд бракосочетания. Торжественная церемония должна была состояться в начале ноября в местной церкви, а в сентябре они с Дамиеном собирались поехать в Лондон за свадебным платьем. Ванесса разделяла эти маленькие радости Оливии, но в экстаз, как она, конечно же, не впадала. Однако следующее письмо от Обри повергло ее в сильное изумление и волнение. Брат писал:
«Дорогая сестра! Ты ни за что не поверишь, что недавно учудил барон Синклер. Тебя вряд ли удивит, разумеется, что он простил мне все мои карточные долги: требовать их оплаты ему все равно не имело смысла, поскольку ты добросовестно отработала их, служа у него в качестве компаньонки Оливии. Вдобавок он вряд ли бы желал, чтобы Оливия жила в нищете.
Но этим его великодушие не ограничилось, он выпытал у меня, кому и сколько я еще должен, и сполна рассчитался со всеми моими кредиторами. Так что теперь я даже не представляю себе, как я смогу расплатиться с ним за такую щедрость, моего жалованья секретаря для этого наверняка не хватит, как бы я ни экономил. А теперь соберись с духом и приготовься к следующей невероятной новости: барон выделил изрядную сумму на приданое для наших сестер!
Ты не представляешь, как это меня обрадовало. Теперь, когда я знаю, что будущее Шарлотты и Фанни обеспечено, я чувствую себя гораздо спокойнее. Полагаю, что и у тебя полегчает на душе: ведь имея по десять тысяч фунтов стерлингов каждая, они могут сами выбрать себе женихов.
Я беру обратно все высказанные мной о лорде Синклере хулительные слова. Он дал мне возможность доказать, что я еще на что-то способен, и я клянусь, что не разочарую его.
Честно говоря, его поступки остаются для меня неразрешимой загадкой. Он уже не грозит мне расправой за мои мнимые оскорбления Оливии, однако бывает, так обожжет своим суровым взглядом, что у меня тотчас же исчезают сомнения в том, что он не задумываясь пристрелит меня, если с ее головы упадет хоть один волосок. Моя гордость восстает против принятия его щедрых подарков, но рассудок и обстоятельства вынуждают их принять ради благополучия наших сестер и, конечно же, Оливии. Ты не представляешь, как я ее люблю!»
Ванесса перечитала это письмо несколько раз, прежде чем его смысл дошел до нее. И в самом деле, как можно было поверить, что Князь Порока подарил по десять тысяч фунтов стерлингов каждой из ее младших сестер и простил Обри долг! Ведь это означало, что с ее плеч снято тягчайшее бремя, угнетавшее ее с тех пор, как скончался ее отец.
В сердце Ванессы вновь вспыхнула искра надежды. На сей раз сна грозила быстро окрепнуть и превратиться в пламя.
В последовавшие за этим событием дни поступили новые приятные известия из Палисандровой Рощи. Самой радостной для Ванессы стала новость, что Оливия быстро выздоравливает. Чувствительность в ее ногах улучшилась, и лекарь заявил, что если ока будет продолжать регулярно принимать лечебные процедуры, то на обряд бракосочетания придет самостоятельно.
Оливия также сообщала ей, что на следующей неделе она поедет в Лондон, после чего хотела бы съездить вместе с Обри в имение Ратерфордов, чтобы еще до свадьбы познакомиться с его матушкой и сестрами.
Письма из Лондона пестрили восклицательными знаками, являя собой панегирик столичным магазинам и модным салонам. Уже начался малый светский сезон, и Обри возил невесту по раутам и балам, где ей неизменно оказывался радушный прием. В каждом своем письме она писала, что безмерно счастлива, что любит такого чудесного мужчину, как Обри.
Всякий раз, когда Ванесса читала восхищенные отзывы о своем брате, у нее щемило сердце. Ее обуревало предчувствие, что подобным образом переменился и Дамиен. Ведь после всех его удивительных поступков его уже нельзя было назвать бессердечным прожигателем жизни. Последнее письмо от Оливии содержало в себе самый большой сюрприз.
«Мы с Обри каждое утро посещаем магазины на Оксфорд-стрит и ярмарку на Эксетер-Чейндж. А Дамиен в это время бывает — где бы ты думала? Ни за что не поверишь, когда узнаешь! В Уайтхолле! Он стал советником министра финансов, чем, по общему мнению, сделал казначейству большую честь и неоценимую услугу. Более того, он намерен уже в январе занять свое кресло в палате лордов. Сейчас они с его секретарем мистером Хаскеллом пишут и обсуждают его будущие речи. Дамиен так увлекся своей новой работой, что не хочет уезжать из Лондона. Так что мы с Обри завтра утром отправимся домой вдвоем, оставив Дамиена в компании его коллег-либералов из партии вигов. Обри говорит, что в ней собрались неугомонные реформисты и смутьяны, поэтому Дамиену среди них самое место. Себя Обри считает убежденным консерватором. Естественно, став его женой, я тоже буду тори.
Я не могу дождаться дня, когда это наконец-то случится. Обещай мне, что будешь присутствовать на нашей свадьбе в качестве подружки невесты!»
Эта просьба повергла Ванессу в трепет. С одной стороны, она обязана была присутствовать на свадьбе своего единственного брата. С другой — боялась новой встречи с Дамиеном, не уверенная, что сможет спокойно выдержать пристальный взгляд его серых глаз, от которого ее всегда бросало в жар.
Спустя два дня она получила письмо, которое не столько удивило, сколько озадачило ее. Написано оно было личным секретарем Дамиена Джорджем Хаскеллом.
«Милостивая государыня! Пишу вам от имени барона Синклера, чтобы просить вас встретиться через две недели с мистером Нейсмитом, поверенным барона. Он будет в графстве Кент в начале октября и хотел бы посетить вас в удобное для вас время. Если вы находите возможным его принять, то сообщите мне день и час встречи. Ваш покорный слуга, Джордж Хаскелл».
Теряясь в догадках, о чем хочет с ней поговорить стряпчий Дамиена, Ванесса все же отправила мистеру Хаскеллу вежливый ответ, в котором сообщила о своем согласии встретиться с Нейсмитом в десять часов утра третьего октября.
Когда этот день наступил, Ванесса выпроводила сестер на верховую прогулку и, убедившись, что матушка отдыхает в своих покоях, уселась с книгой в руках в кабинете, где и намеревалась принять стряпчего.
Он прибыл точно в назначенный час и приступил к изложению дела, ради которого приехал к Ванессе, как только сел на стул.
— Я должен довести до вашего сведения, леди Уиндем, что лорд Синклер приобрел для вас усадьбу в графстве Кент. Дом, окруженный большим парком, полностью декорирован и меблирован, можете хоть завтра в него переехать. Остается лишь подписать документы.
Ванесса с гневом посмотрела на дерзкого стряпчего, осмелившегося сообщить ей о намерении барона сделать ее своей постоянной любовницей в столь скверно завуалированной форме, однако сумела взять себя в руки и спокойно спросила:
— Не могли бы вы объяснить, что побудило Дамиена на столь щедрый жест?
— Он подумал, что у вас может возникнуть желание иметь собственное жилище в связи с тем, что владение вашим родовым поместьем перейдет к супруге вашего брата. Хочу отметить, что купленный бароном особняк расположен посередине пути от вашего имения до Лондона. Правда, конюшня пока пустует, но лишь только потому, что барон решил предоставить вам возможность самим решить, каких лошадей лучше держать…
— Мистер Нейсмит! — нетерпеливо перебила его Ванесса. — Я действительно подумываю над тем, не перебраться ли мне в другое место, когда хозяйкой здесь станет жена моего брата. Но какое дело лорду Синклеру до моих забот?
— Хорошо, миледи, я все объясню, — смиренно кивнув, промолвил стряпчий. — Видите ли, леди Уиндем, озабоченность лорда Синклера обусловлена его искренним христианским желанием помочь вам обрести финансовую самостоятельность и возможность по собственному усмотрению решать свою судьбу, в особенности в плане вероятного повторного замужества.
Ответ потряс Ванессу настолько основательно, что она добрую минуту не могла вымолвить ни слова.
Истолковав ее молчание как согласие со всем сказанным им ранее, стряпчий продолжал:
— Вам будет полезно знать, любезнейшая леди Уиидем, что барон распорядился открыть счет в банке на ваше имя на сумму более двухсот тысяч фунтов, а также купить для вас ценные бумаги. Не вдаваясь в детали, скажу, что отныне вы обладательница крупного состояния. Поздравляю вас, вы стали одной из самых богатых женщин Англии. Хочу добавить, что ваш капитал размещен так, что воспользоваться им сможете только вы сами и ваши дети, но не супруг, как это предусмотрено английскими законами. Для этого мне пришлось прибегнуть к маленьким хитростям, но вам их знать не обязательно. Вот здесь все дарственные и другие бумаги. — Стряпчий достал из своего саквояжа документы и вручил их остолбеневшей Ванессе со словами: — Ознакомьтесь с ними и спрячьте в надежном месте. Если у вас возникнут какие-то вопросы, я буду рад встретиться с вами еще раз и дать исчерпывающие пояснения.
Минула неделя, с тех пор как она вернулась в родовое имение Ратерфордов, но отчаяние, охватившее ее в день отъезда из усадьбы барона Синклера, так и не покинуло ее. Письмо, которое недавно прислал ей Обри, усугубило ее мрачное настроение. Она запомнила его слово в слово и не раз восстанавливала в памяти. Вот и сейчас хорошо заученный текст вновь всплыл у нее перед мысленным взором:
«Дорогая сестра! Я уверен, что тебе не хотелось бы узнать об исходе дуэли от постороннего человека, поэтому беру эту миссию на себя. Умоляю, не волнуйся чрезмерно, но он был серьезно ранен в плечо, и врач извлек из него пулю. Лорд Синклер, к изумлению своих друзей, промахнулся, так что граф Клун не получил даже царапины в этом поединке.
Очевидно, барон должен полностью поправиться, но я могу судить только по слухам, поскольку меня не пускают в его усадьбу. К сожалению, мои личные обстоятельства не изменились, о чем тебе тоже сообщаю. Преданный тебе брат Обри».
Ванессе живо представился раненый Дамиен, лежащий в луже крови, и она вздрогнула и зажмурилась. Кошмары продолжали преследовать ее по ночам, несмотря на то что в своем втором письме брат сообщал, что барон выздоравливает даже быстрее, чем это ожидалось.
Самой Ванессе не удавалось так же быстро оправиться от своих душевных ран. Она так и не сумела залечить в своем сердце боль, причиненную любовью к Дамиену. Расставание с ним забрало все ее силы. Более решительного поступка она еще никогда не совершала.
Стоило только ей взглянуть на розу, как ей вспоминался Дамиен, а в сердце возникала боль утраты…
— Прибыла почта! — воскликнула Шарлотта, возвращая Ванессу из мира грез в жестокую реальность.
Спустя минуту в гостиную вошла горничная и, сделав реверанс, сказала:
— Вам письмо, миледи.
— Благодарю, — ответила Ванесса, покосившись на печать с оттиском герба Синклеров, и сердце ее сладко заныло. Она торопливо вскрыла письмо и, развернув его, начала разбирать каракули Оливии, что удавалось ей с большим трудом, так как ей мешали чернильные кляксы и бесчисленные восклицательные знаки. Явно пребывая в сильнейшем волнении, Оливия сообщала своей подруге следующее:
«Моя дорогая и любимая Ванесса! Знаю, что тебе будет в это трудно поверить, но Дамиен смягчился и благословил нас с твоим братом на брак! Он сказал, что желает мне счастья, и теперь я самая счастливая девушка на свете! Отныне я могу называть тебя сестрой! Надеюсь, ты понимаешь, как я возбуждена. Я с трудом держу в руке перо от волнения. Несомненно, Дамиен изменил свое мнение только благодаря твоему благотворному влиянию. Он всегда придавал большое значение всем твоим высказываниям.
Мы еще не обговаривали с Обри все детали нашей предстоящей свадьбы, как-то: где именно она состоится и где на первых порах мы будем жить, однако я полагаю, что все разрешится до наступления зимы. Следовательно, скоро мы с тобой непременно увидимся в вашем имении. Надеюсь, что твоя матушка не станет сердиться, получив титул вдовствующей виконтессы. Я буду с нетерпением ждать нашей встречи. Еще раз сердечно благодарю тебя, Ванесса, за твое участие во всей этой истории».
На глазах у Ванессы навернулись слезы радости.
— Что с тобой? — спросила, заметив их, Шарлотта. — Надеюсь, новости не слишком печальные?
Ванесса посмотрела на сестру затуманенным взглядом и, запинаясь от волнения, ответила:
— Напротив, новость радостная! Обри женится на Оливии Синклер.
— Потрясающе! — воскликнула Фанни.
— Как, мой сын женится? — переспросила их матушка Грейс. — Я впервые слышу, что он знаком с этой девицей. Почему мне не сказали, что он сватается к ней?
— Ему не хотелось волновать вас прежде времени, мама, — заверила ее Шарлотта, — и обнадеживать нас без веских на то оснований. Это будет великолепная партия! Ты должна помнить, что нам писала о мисс Синклер Ванесса в своих письмах.
Ванесса была признательна сестре за находчивость, сама она была не в состоянии поддерживать беседу. Улучив удобный момент, она под благовидным предлогом оставила своих родственников и уединилась в спальне. Но и там ее волнение ничуть не уменьшилось. Ее переполняли самые разные чувства. В первую очередь радость за Оливию, затем — любопытство. Ей с трудом верилось, что Дамиен так радикально изменился. Неужели этому действительно способствовала она? Неужели он все-таки принял близко к сердцу брошенные ею ему упреки? Неужели он всерьез воспринял ее пожелания и предостережения? Означает ли это, что Дамиен преобразился?
Нет, решила Ванесса, глупо и наивно делать далеко идущие предположения на основе одного доброго поступка. Она заставила себя успокоиться и не тешить себя неоправданной надеждой, ведь горькая истина, открывшаяся ей накануне дуэли, осталась неизменной. Как и прежде, Дамиен ее не любил. То, что он дал согласие на бракосочетание Оливии и Обри, еще не доказывало, что в нем проснулись глубокие чувства к ней.
Она правильно поступила, потому что жизнь в браке с равнодушным к ней человеком стала бы для нее адом. Лучше остаться одинокой, чем превратиться в бесправную рабыню безнравственного деспота-мужа. Придя к такому умозаключению, Ванесса едва не разрыдалась от отчаяния. Сердце ее тоскливо заныло, и она судорожно вздохнула, пытаясь восстановить свободное и ровное дыхание.
В последовавшие за этим несколько недель ей все-таки удалось обрести душевное равновесие. Однако выглядела она такой вялой и бледной, что матушка даже заподозрила, что ее старшая дочь заболела.
Время от времени Оливия извещала ее о том, как идут приготовления к свадьбе и где состоится обряд бракосочетания. Торжественная церемония должна была состояться в начале ноября в местной церкви, а в сентябре они с Дамиеном собирались поехать в Лондон за свадебным платьем. Ванесса разделяла эти маленькие радости Оливии, но в экстаз, как она, конечно же, не впадала. Однако следующее письмо от Обри повергло ее в сильное изумление и волнение. Брат писал:
«Дорогая сестра! Ты ни за что не поверишь, что недавно учудил барон Синклер. Тебя вряд ли удивит, разумеется, что он простил мне все мои карточные долги: требовать их оплаты ему все равно не имело смысла, поскольку ты добросовестно отработала их, служа у него в качестве компаньонки Оливии. Вдобавок он вряд ли бы желал, чтобы Оливия жила в нищете.
Но этим его великодушие не ограничилось, он выпытал у меня, кому и сколько я еще должен, и сполна рассчитался со всеми моими кредиторами. Так что теперь я даже не представляю себе, как я смогу расплатиться с ним за такую щедрость, моего жалованья секретаря для этого наверняка не хватит, как бы я ни экономил. А теперь соберись с духом и приготовься к следующей невероятной новости: барон выделил изрядную сумму на приданое для наших сестер!
Ты не представляешь, как это меня обрадовало. Теперь, когда я знаю, что будущее Шарлотты и Фанни обеспечено, я чувствую себя гораздо спокойнее. Полагаю, что и у тебя полегчает на душе: ведь имея по десять тысяч фунтов стерлингов каждая, они могут сами выбрать себе женихов.
Я беру обратно все высказанные мной о лорде Синклере хулительные слова. Он дал мне возможность доказать, что я еще на что-то способен, и я клянусь, что не разочарую его.
Честно говоря, его поступки остаются для меня неразрешимой загадкой. Он уже не грозит мне расправой за мои мнимые оскорбления Оливии, однако бывает, так обожжет своим суровым взглядом, что у меня тотчас же исчезают сомнения в том, что он не задумываясь пристрелит меня, если с ее головы упадет хоть один волосок. Моя гордость восстает против принятия его щедрых подарков, но рассудок и обстоятельства вынуждают их принять ради благополучия наших сестер и, конечно же, Оливии. Ты не представляешь, как я ее люблю!»
Ванесса перечитала это письмо несколько раз, прежде чем его смысл дошел до нее. И в самом деле, как можно было поверить, что Князь Порока подарил по десять тысяч фунтов стерлингов каждой из ее младших сестер и простил Обри долг! Ведь это означало, что с ее плеч снято тягчайшее бремя, угнетавшее ее с тех пор, как скончался ее отец.
В сердце Ванессы вновь вспыхнула искра надежды. На сей раз сна грозила быстро окрепнуть и превратиться в пламя.
В последовавшие за этим событием дни поступили новые приятные известия из Палисандровой Рощи. Самой радостной для Ванессы стала новость, что Оливия быстро выздоравливает. Чувствительность в ее ногах улучшилась, и лекарь заявил, что если ока будет продолжать регулярно принимать лечебные процедуры, то на обряд бракосочетания придет самостоятельно.
Оливия также сообщала ей, что на следующей неделе она поедет в Лондон, после чего хотела бы съездить вместе с Обри в имение Ратерфордов, чтобы еще до свадьбы познакомиться с его матушкой и сестрами.
Письма из Лондона пестрили восклицательными знаками, являя собой панегирик столичным магазинам и модным салонам. Уже начался малый светский сезон, и Обри возил невесту по раутам и балам, где ей неизменно оказывался радушный прием. В каждом своем письме она писала, что безмерно счастлива, что любит такого чудесного мужчину, как Обри.
Всякий раз, когда Ванесса читала восхищенные отзывы о своем брате, у нее щемило сердце. Ее обуревало предчувствие, что подобным образом переменился и Дамиен. Ведь после всех его удивительных поступков его уже нельзя было назвать бессердечным прожигателем жизни. Последнее письмо от Оливии содержало в себе самый большой сюрприз.
«Мы с Обри каждое утро посещаем магазины на Оксфорд-стрит и ярмарку на Эксетер-Чейндж. А Дамиен в это время бывает — где бы ты думала? Ни за что не поверишь, когда узнаешь! В Уайтхолле! Он стал советником министра финансов, чем, по общему мнению, сделал казначейству большую честь и неоценимую услугу. Более того, он намерен уже в январе занять свое кресло в палате лордов. Сейчас они с его секретарем мистером Хаскеллом пишут и обсуждают его будущие речи. Дамиен так увлекся своей новой работой, что не хочет уезжать из Лондона. Так что мы с Обри завтра утром отправимся домой вдвоем, оставив Дамиена в компании его коллег-либералов из партии вигов. Обри говорит, что в ней собрались неугомонные реформисты и смутьяны, поэтому Дамиену среди них самое место. Себя Обри считает убежденным консерватором. Естественно, став его женой, я тоже буду тори.
Я не могу дождаться дня, когда это наконец-то случится. Обещай мне, что будешь присутствовать на нашей свадьбе в качестве подружки невесты!»
Эта просьба повергла Ванессу в трепет. С одной стороны, она обязана была присутствовать на свадьбе своего единственного брата. С другой — боялась новой встречи с Дамиеном, не уверенная, что сможет спокойно выдержать пристальный взгляд его серых глаз, от которого ее всегда бросало в жар.
Спустя два дня она получила письмо, которое не столько удивило, сколько озадачило ее. Написано оно было личным секретарем Дамиена Джорджем Хаскеллом.
«Милостивая государыня! Пишу вам от имени барона Синклера, чтобы просить вас встретиться через две недели с мистером Нейсмитом, поверенным барона. Он будет в графстве Кент в начале октября и хотел бы посетить вас в удобное для вас время. Если вы находите возможным его принять, то сообщите мне день и час встречи. Ваш покорный слуга, Джордж Хаскелл».
Теряясь в догадках, о чем хочет с ней поговорить стряпчий Дамиена, Ванесса все же отправила мистеру Хаскеллу вежливый ответ, в котором сообщила о своем согласии встретиться с Нейсмитом в десять часов утра третьего октября.
Когда этот день наступил, Ванесса выпроводила сестер на верховую прогулку и, убедившись, что матушка отдыхает в своих покоях, уселась с книгой в руках в кабинете, где и намеревалась принять стряпчего.
Он прибыл точно в назначенный час и приступил к изложению дела, ради которого приехал к Ванессе, как только сел на стул.
— Я должен довести до вашего сведения, леди Уиндем, что лорд Синклер приобрел для вас усадьбу в графстве Кент. Дом, окруженный большим парком, полностью декорирован и меблирован, можете хоть завтра в него переехать. Остается лишь подписать документы.
Ванесса с гневом посмотрела на дерзкого стряпчего, осмелившегося сообщить ей о намерении барона сделать ее своей постоянной любовницей в столь скверно завуалированной форме, однако сумела взять себя в руки и спокойно спросила:
— Не могли бы вы объяснить, что побудило Дамиена на столь щедрый жест?
— Он подумал, что у вас может возникнуть желание иметь собственное жилище в связи с тем, что владение вашим родовым поместьем перейдет к супруге вашего брата. Хочу отметить, что купленный бароном особняк расположен посередине пути от вашего имения до Лондона. Правда, конюшня пока пустует, но лишь только потому, что барон решил предоставить вам возможность самим решить, каких лошадей лучше держать…
— Мистер Нейсмит! — нетерпеливо перебила его Ванесса. — Я действительно подумываю над тем, не перебраться ли мне в другое место, когда хозяйкой здесь станет жена моего брата. Но какое дело лорду Синклеру до моих забот?
— Хорошо, миледи, я все объясню, — смиренно кивнув, промолвил стряпчий. — Видите ли, леди Уиндем, озабоченность лорда Синклера обусловлена его искренним христианским желанием помочь вам обрести финансовую самостоятельность и возможность по собственному усмотрению решать свою судьбу, в особенности в плане вероятного повторного замужества.
Ответ потряс Ванессу настолько основательно, что она добрую минуту не могла вымолвить ни слова.
Истолковав ее молчание как согласие со всем сказанным им ранее, стряпчий продолжал:
— Вам будет полезно знать, любезнейшая леди Уиидем, что барон распорядился открыть счет в банке на ваше имя на сумму более двухсот тысяч фунтов, а также купить для вас ценные бумаги. Не вдаваясь в детали, скажу, что отныне вы обладательница крупного состояния. Поздравляю вас, вы стали одной из самых богатых женщин Англии. Хочу добавить, что ваш капитал размещен так, что воспользоваться им сможете только вы сами и ваши дети, но не супруг, как это предусмотрено английскими законами. Для этого мне пришлось прибегнуть к маленьким хитростям, но вам их знать не обязательно. Вот здесь все дарственные и другие бумаги. — Стряпчий достал из своего саквояжа документы и вручил их остолбеневшей Ванессе со словами: — Ознакомьтесь с ними и спрячьте в надежном месте. Если у вас возникнут какие-то вопросы, я буду рад встретиться с вами еще раз и дать исчерпывающие пояснения.