Джордан Николь. Уроки обольщения

   Не оставляя надежды победить в состязании умов, барон уже не хотел довольствоваться вынужденной физической капитуляцией Ванессы. Он поставил перед собой новую, более заманчивую цель: разжечь в ней огонь страсти.
   И лучшим способом выполнения этой сложной задачи было, как ему подсказывало чутье, ждать, пока Ванесса расслабится и проникнется к нему расположением.
   Предвкушая неминуемое падение этой твердыни, Дамиен упивался рисующимися в его воображении картинами совращения этой недотроги, мысленно перебирал различные способы овладения ею, представляя ее себе в самых обольстительных позах. Однако он помнил, что ему не следует злоупотреблять ее гостеприимством, и поэтому с явной неохотой встал и промолвил:
   — Я вас покидаю, моя дорогая! Вам пора спать. Надеюсь, что вы позволите мне еще раз навестить вас, Ванесса пожала плечами, скрыв изумление в глазах под опущенными ресницами, и сказала:
   — По-моему, вы вольны сами решать, когда приходить ко мне, барон. В конце концов, это ваш дом. Но не воображайте, что я буду с замирающим сердцем ожидать вашего ночного визита.
   Дамиен насмешливо усмехнулся и ответил на это:
   — Наступит день, когда я услышу от вас иные слова!
   Он наклонился и коснулся пальцем ее щеки, нежной, как персик, желая приучить ее к своим прикосновениям. Ванесса вздрогнула и замерла, вперив в него изумленный взгляд. Дамиен самодовольно улыбнулся, радуясь этой маленькой победе, и молча удалился, утешаясь мыслью, что главная награда у него впереди.
   План Дамиена успешно осуществлялся. С каждым новым днем пребывания Ванессы в его доме они проводили вместе все больше времени. Порой барон присоединялся к гостье и своей сестре, когда они отправлялись на послеобеденную прогулку, и с удовольствием беседовал с ними в тени развесистых деревьев.
   Целительница, о которой говорила Ванесса, вскоре прибыла в усадьбу из Кента и приступила к лечению Оливии. В связи с этим у Ванессы появилось больше свободного времени, и она стала выезжать на верховые прогулки. Каждая экскурсия по поместью барона открывала ей новые красоты этого края. Вместе с конюхом она побывала в соседней деревне Олсестер, где купила в подарок Оливии несколько забавных безделиц, за что больная была ей чрезвычайно признательна. Но больше всего Ванессу радовали редкие верховые прогулки с Дамиеном.
   Имея свободный доступ к его библиотеке, Ванесса быстро освоилась в ней и проводила изрядную часть своего досуга за чтением. Она могла часами сидеть в кресле возле окна, выходящего в розовый сад, и листать страницы фолиантов в кожаных переплетах. В письмах к родным она редко упоминала лорда Синклера, создавая у матушки и сестер впечатление, что ее наняли в качестве сиделки больной сестры барона. Истинную же причину ее нахождения в его усадьбе знал один Обри.
   Перед тем как уехать туда, Ванесса не на шутку разругалась с братом. Обри попытался было указывать ей, в каких рамках ей нужно держаться с бароном. Но она в резких выражениях поставила его на место, напомнив, что речь идет о спасении проигранного им в карты родового поместья, и тут уже не до кривляний и церемоний — годятся любые средства. В заключение она без обиняков заявила брату, что, раз другого выхода из созданной им трудной ситуации нет, она пойдет на самопожертвование.
   Все остальные ее родственники, однако, были уверены, что Ванесса взяла на себя роль сестры-сиделки, что не считалось предосудительным.
   На обман дорогих ей людей Ванесса пошла скрепя сердце, под гнетом обстоятельств. Еще больше душевных сил потребовалось ей, чтобы скрыть от Оливии свое родство с Обри. Она не осмеливалась даже представить себе, как отреагировала бы несчастная девушка, если бы правда выплыла наружу. Но как бы ни тяготил Ванессу грех обмана, она не сомневалась, что поступает правильно. Утешением ей стал искренний радостный отклик больной на предложенную ей дружбу.
   Уход за Оливией не был Ванессе в тягость, ей доставляло удовольствие помогать девушке преодолевать недуг. И по мере того как росла и крепла надежда на ее исцеление, теплели и отношения между Оливией и Дамиеном.
   Барон предлагал сестре съездить полечиться минеральными водами в Бате — естественно, он готов был ее туда сопроводить. Но Оливия наотрез отказалась, и не столько по причине неудобств, связанных с путешествием в экипаже, сколько не желая предавать огласке свою инвалидность. Тогда Дамиен выдвинул новую идею — соорудить специальный лечебный бассейн для сестры в усадьбе, и тотчас же начал проводить ее в жизнь: каждое утро он что-то мастерил в оранжерее, где раньше выводил новые сорта роз.
   Неожиданно для себя Ванесса обнаружила, что его отсутствие волнует ее не меньше, чем присутствие. Он стал стержнем всех ее мыслей и героем ее снов. Ни ночью, ни днем ей не удавалось забыть о нем.
   Дамиен оказался гораздо более разносторонней личностью, чем думала Ванесса поначалу. Постепенно она стала понимать, как он превратился в легендарного Князя Порока.
   Однажды утром они случайно встретились на конюшне, и барон предложил ей отправиться вместе на верховую прогулку. Она с радостью согласилась, и они поскакали галопом по аллеям парка. На обратном пути, когда они ехали трусцой, давая скакунам отдохнуть, Ванесса окинула восторженным взглядом живописный ландшафт и, с наслаждением вдохнув свежий утренний воздух, воскликнула:
   — Какая красота! Я бы никуда отсюда не уезжала, будь на то моя воля.
   — А вот я уезжаю отсюда при любой оказии, — с печалью в голосе сказал Дамиен, придерживая коня. — Дело в том, что в детстве у меня возникла антипатия к этим местам. Слишком уж много неприятных воспоминаний с ними связано!
   Барон спешился и задумчиво уставился на сверкающую на солнце поверхность озера над холмом. Ванесса терпеливо ждала продолжения его рассказа. Наконец он негромко промолвил:
   — Мои родители часто ссорились, а я от этого очень страдал. Отец, потерявший голову от бесконечных амурных интриг, стал требовать у матери развода. Она его возненавидела.
   — Но ведь бракоразводный процесс — затея сложная и долгая! — заметила Ванесса. — Он не опасался его проиграть?
   — Видите ли, миледи, законы Англии уравнивают права сторон. Мать тоже изменяла отцу, как и он ей, поэтому у него имелись шансы выиграть это дело. Но мать происходила из богатой и влиятельной семьи, способной оградить ее от нападок беспутного супруга. Чувствуя себя достаточно защищенной своими знатными родственниками, мать осмелела и стала менять любовников как перчатки. Из ненависти к своему неверному мужу и жажды мести, как я полагаю. Но один из ее любовников столь же коварно обошелся с ней самой: он с презрением отверг ее ради другой, которая оказалась моложе и богаче матери. После этого жизнь в нашем доме превратилась в ад. — Дамиен облизнул пересохшие губы, тяжело вздохнул и продолжал: — К счастью, я в ту пору учился в университете и редко здесь бывал, а позже, закончив учебу, обосновался в Лондоне. Отец тоже перебрался туда, мать же осталась в усадьбе. Жить под одной крышей им стало невмоготу. — Он нервно хохотнул: — По иронии судьбы мои родители погибли вместе, в результате дорожного происшествия, когда они возвращались в одной карете с бала, который давал принц-регент. Честно говоря, я не слишком расстроился в связи с их смертью, как ни жестоко это звучит.
   Он обернулся, и Ванесса заметила боль в его серых глазах. Дамиен передернул плечами и, протянув к Ванессе руки, помог ей слезть с коня. Она поправила платье и спросила:
   — Именно в то время вы и стали попечителем своей сестры?
   — Вы угадали, — ответил Дамиен, наклоняясь, чтобы сорвать травинку. — Тогда мне казалось, что я полностью выполняю все свои обязанности перед Оливией. И только после того как она попала в беду, я понял, что уделял ей слишком мало внимания. Она, разумеется, пользовалась всеми возможными благами — роскошью, положением в обществе, услугами преподавателей. Но чувствовала себя при этом одинокой, чего до сих пор не может мне простить. Мое пренебрежение ею действительно непростительно, я понимаю это и не виню сестру за ее неприязнь ко мне. Единственное мое оправдание — это моя полная неприспособленность к роли воспитателя юной леди.
   — Почему бы вам не поговорить с ней по душам? — спросила Ванесса.
   — А что, по-вашему, мне следует ей сказать?
   — Хотя бы дайте понять, что вы ей сочувствуете. Объясните ей, что вы сожалеете о своем поведении, поделитесь своими мыслями. Возможно, ей не приходило в голову, что далеко не все от вас зависит и не все вам под силу!
   — И вы полагаете, что после этого она меня простит? — с иронической улыбкой спросил Дамиен.
   — Я в этом не сомневаюсь! — воскликнула Ванесса. — Она вас совершенно не знает, хотя вы и единственный родной ей человек во всем свете. Ей очень одиноко, она угнетена своим нынешним положением и нуждается в вас даже больше, чем прежде, когда жила под присмотром строгой и бездушной гувернантки, неспособной понять ее чувства. Вы когда-нибудь спрашивали, о чем она мечтает, чего хочет от жизни?
   — К чему вы клоните? — насторожился барон.
   — Ну как бы вам это лучше объяснить? Вот, к примеру, недавно Оливия посетовала на неравноправие полов. Дескать, молодым мужчинам дозволено выезжать в свет в поисках приключений и развлечений, а девушкам положено сидеть дома и ждать, пока их выдадут замуж. Вы сами говорили, что в вашем доме не было ни минуты покоя и что ваша жизнь напоминала поле боя. У вас имелась возможность перебраться в Лондон, а у Оливии — нет. Разве это справедливо?
   Барон скептически насупил брови и хмыкнул: мол, так уж устроен мир! Но по выражению его глаз было понятно, что слова Ванессы заставили его серьезно задуматься. Остаток пути они проделали молча.
   Ночью Дамиен вновь посетил Ванессу; как всегда, в одной руке он держал цветок розы, а в другой — бокал с коньком. Он зажег свечу и, усевшись в кресло у камина, сделал первый глоток. Ванесса понюхала розу и сказала:
   — Если так пойдет и дальше, барон, в вашем саду не останется цветов!
   — Думаю, что такая опасность моему саду не грозит, роз в нем предостаточно, — возразил Дамиен с подкупающей улыбкой.
   Несомненно, во многом благодаря ей, подумала Ванесса, ему и удается легко покорять сердца дам.
   — Скажите, почему вас прозвали Князем Порока? — спросила она.
   — Полагаю, за мои опрометчивые поступки в юности. Тогда, вырвавшись из-под родительской опеки на свободу, я закусил удила и, подобно своему беспутному папаше, кинулся в омут разврата. Вскоре весь Лондон уже судачил о моих похождениях. Но молодая кровь бурлила в моих жилах, затмевая рассудок, и я продолжал вести жизнь повесы, наплевав на мнение света. Позже, когда мне наскучило предаваться безумству в одиночку, я создал Лигу адских грешников. Но со временем и эта затея перестала меня забавлять, — с горечью произнес Дамиен.
   Ванесса пытливо посмотрела на него и вдруг поняла, что он поражен тем же недугом, что и ее братец, — скукой, обусловленной избытком возможностей и отсутствием увлечения серьезным делом. В свое время ее супруг пытался обрести смысл существования в азартных играх и пьянстве, но быстро сгорел на этом поприще.
   — Я ненавижу Лондон, — сказала Ванесса. — С этим городом, полным соблазнов, у меня связаны тягостные воспоминания. До сих пор меня бросает в дрожь, когда я вспоминаю день гибели моего мужа. Известие о ней мне принес его друг, а потом доставили бездыханное тело Роджера. Я впала в прострацию, выручил меня брат. Он разобрался с делами покойного, рассчитался с его кредиторами… Ах, простите меня, ради Бога, барон! Я забыла о нашем уговоре! — воскликнула, спохватившись, она.
   Дамиен сделал вид, что не заметил оплошности собеседницы, и спросил, прищурив глаза:
   — Неужели с Лондоном у вас связаны только скверные ассоциации?
   — Нет, конечно. Но я мало выезжала в свет, больше сидела дома одна, пока мой супруг развлекался и пьянствовал.
   — Я готов побиться об заклад, что смогу показать вам и приятные стороны этого города! — сказал Дамиен.
   — Боюсь, барон, что я недостаточно порочна, чтобы войти на равных в круг ваших близких знакомых, — возразила Ванесса. — Я прослыву белой вороной.
   — Вам никогда не хотелось позволить себе маленькую аморальную шалость? — вскинув бровь, с недоверием спросил барон.
   — Наверное, мы с вами по-разному понимаем мораль, милорд. Что вы подразумеваете под словом «шалость»? Признаюсь, порой меня подмывает отбросить условности и дать волю своим эмоциям. Помнится, когда однажды на балу во дворце герцогиня Салфордская позволила себе едкое замечание в мой адрес, я чуть было не плеснула ей в лицо пуншем из своего бокала.
   — Это был бы действительно аморальный поступок! — промолвил Дамиен с улыбкой падшего ангела. — А вы, оказывается, шалунья!
   У Ванессы екнуло сердце, она покраснела и потупилась.
   — Не понимаю, почему я раскрываю вам свои маленькие тайны? — сказала она.
   — Возможно, потому, что я не поучаю и не осуждаю вас!
   Ванесса вздрогнула, пораженная справедливостью такого объяснения. Дамиен действительно никогда не навязывал ей свои суждения и был приятным собеседником.
   — Вы тоже порой вызываете меня на откровенность, — добавил барон. — Порой полезно облегчить душу, так что не корите себя за излишнюю доверчивость. Я вам не враг.
   Однако Ванессе не верилось, что их доверительные беседы в уютной обстановке обусловлены невинным желанием барона поплакаться кому-то в жилетку. У нее исподволь складывалось впечатление, что он умело выпытывает у нее все заветные секреты, чтобы легче было подобрать ключик к ее сердцу и заманить в постель.
   Но хотя рассудок и напоминал ей о необходимости быть начеку, Ванесса потеряла волю к сопротивлению и все больше запутывалась в сетях, раскинутых опытным ловцом женских душ. Стоило ему лишь улыбнуться своей обворожительной улыбкой или ласково на нее взглянуть, как она утрачивала осторожность и начинала таять. Одно лишь его легкое прикосновение бросало ее в жар. И тем не менее полностью расслабиться в его присутствии ей не удавалось.
   Возможно, виной этой странной взвинченности был страх перед финалом полночных рандеву. И хотя хозяин усадьбы и проявлял пока поразительное терпение, не требуя от нее даже поцелуя, Ванесса не сомневалась, что такое положение вещей не будет продолжаться вечно. Рано или поздно барон потребует, чтобы она стала его настоящей любовницей.
   Однажды, в начале третьей недели ее пребывания в усадьбе Палисандровая Роща, их очередной откровенный разговор обрел чересчур личный характер. Они сидели, как обычно, возле горящего камина при зажженных свечах. Дамиен вперил в нее пристальный, тяжелый взгляд из-под полуопущенных ресниц и спросил густым бархатным баритоном:
   — У вас давно никого не было?
   Она могла бы притвориться, что не поняла вопроса, либо отказаться отвечать. Но тогда их доверительные полночные беседы потеряли бы всякий смысл. И поэтому Ванесса честно ответила, отбросив опасения:
   — Уже два года.
   — Неужели?
   Она отвела взгляд и с дрожью в голосе сказала:
   — Я же говорила, что неопытна в интимных утехах! Вы напрасно мне не поверили. Я знала только одного мужчину — своего супруга.
   — И близость с ним не доставила вам радости, — тихо подсказал ей барон.
   — Да, мои супружеские обязанности были мне в тягость, — чуть слышно сказала она, густо покраснев.
   — Позвольте мне предположить, милая Ванесса, — вкрадчиво продолжил Князь Порока, — что виной тому — его эгоизм. Он не удосуживался возбудить вас в должной мере, а норовил поскорее получить удовольствие сам, не принимая во внимание ни ваше настроение, ни ваши желания. Вы молча терпели все это, закусив от обиды губу, и оставались на всем протяжении соития напряженной и неподвижной, не ожидая от него ничего, кроме боли и унижения.
   В очередной раз пораженная его проницательностью, Ванесса потупилась и прошептала:
   — Я исполняла свой долг, но муж постоянно причинял мне боль, заставляя удовлетворять его прихоти…
   — Поверьте, Ванесса, я никогда не причиню вам боль! — сказал Дамиен.
   Она медленно подняла голову и, взглянув ему в глаза, поняла, что Дамиен Синклер не обманывает ее. Значит, не зря она делилась с ним сокровенными тайнами, женское чутье не подвело ее! Возможно, она и совершила опрометчивый поступок, раскрыв перед ним свой самый интимный секрет, но ей совершенно не было стыдно. Более того, она почувствовала облегчение.
   Дамиен пронзил ее взглядом и промолвил:
   — Физическая близость с мужчиной должна доставлять женщине не боль и огорчение, а радость и удовольствие.
   — Муж упрекал меня в бесчувственности и холодности. А я порой не выдерживала того, что он делал со мной, и постепенно одно лишь его прикосновение стало вызывать во мне отвращение, — сказала Ванесса, сглотнув подступивший ком.
   — Какой же он глупец! — в сердцах воскликнул Дамиен, яростно сверкнув глазами. — Ванесса! Поверь мне, что все твои страхи перед соитием вызваны первым неудачным опытом и последовавшим за ним разочарованием. Пусть ты и не избалована ласками и не можешь похвастаться умением ублажать мужчину, однако я уверен, что по своей натуре ты не бесчувственна и не равнодушна к плотским утехам. В тебе дремлет необыкновенная страсть и чувственная натура. Пришло время выпустить твой внутренний огонь наружу, моя милая!
   На глазах у Ванессы навернулись слезы. Она не находила слов, чтобы выразить Дамиену свою признательность за такие слова. Ведь долгие годы она упрекала себя за свою холодность к мужу, винила себя в том, что не сумела удовлетворить его и тем самым подтолкнула в постель любовницы. Будь она с ним поласковее и понежнее, он, возможно, и не погряз бы в азартных играх, пьянстве и разврате, а умерил бы свой пыл и избежал бесславной смерти на дуэли.
   Предположение, высказанное Дамиеном, было подобно бальзаму, излитому на рану, и, тронутая им до глубины души, она спросила:
   — Так вы считаете меня чувственной женщиной?
   Она все еще не могла заставить себя перейти с Дамиеном на ты, хотя он и сделал первый шаг ей навстречу, приглашая окончательно отбросить условности.
   Он посмотрел на нее своими серыми глазами, полными ласки и нежности, и ответил:
   — Разумеется! И готов это доказать, если ты мне доверишься.
   Она раскрыла рот, но ничего не ответила.
   Дамиен встал и, поставив бокал на столик, спросил:
   — Ты хочешь, чтобы я объяснил тебе, что значит чувствовать себя желанной?
   Он наклонился и, взяв ее под мышки, поставил на ноги. Она застыла, глядя в его лучистые глаза. Тело ее внезапно наполнилось приятным теплом. Дамиен прошептал:
   — Я хочу тебя, мой ангел! Хочу тебя так страстно, что ты не можешь себе этого представить.
   — Но, Дамиен… — выдохнула Ванесса, чувствуя, что не устоит на ногах, вдруг ставших ватными.
   — Тише! Молчи! И не бойся меня. Я не стану торопить тебя. Для начала просто дотронься до меня! — Он погладил ее по щеке.
   Ванесса охнула и затрепетала.
   Дамиен взял ее за руку и, прижав ее ладонь к своей небритой щеке, пристально взглянул в глаза.
   Ванесса зажмурилась, не выдержав его взгляда, и томно повела плечами, чувствуя, как от его ладони распространяется по ее телу жар. Она уже не раз испытывала сходное ощущение, когда во сне гладила его мужественный колючий подбородок и любовалась суровыми чертами привлекательного лица. Внутренний жар достиг ее сокровенных мест, и плоть начала плавиться, словно воск.
   Она открыла глаза и вопросительно взглянула на Дамиена, готовая на все, но не осмеливаясь сказать ему об этом.
   Он нежно поцеловал кончики ее пальцев и хрипло произнес:
   — Нет, моя прелесть, ты не созрела! В твою постель я лягу, когда ты сама попросишь меня об этом. Сейчас же я тебя покину. Желаю приятных сновидений.
   Эти слова еще долго звучали в ее ушах после его ухода. Она вздрагивала и стонала, ворочаясь в постели, от сладостно-тревожного томления, и улыбалась во сне, вспоминая прикосновения его губ к ее пальцам.

Глава 7

 
   Отправляясь в поместье Палисандровая Роща, Ванесса и не помышляла, чем обернется ее пребывание там. Разумеется, она не считала, что все будет легко и просто. Но и не предполагала, что ей предстоит пережить настоящую бурю эмоций. Не прошло и месяца со дня ее прибытия в усадьбу, а брат и сестра Синклер уже умудрились пленить ее рассудок и чувства.
   Больше всего Ванессу пугало вожделение, проснувшееся в ней под влиянием обаяния Дамиена. Это новое ощущение лишало ее покоя и повергало в смятение. Она боялась, что всерьез увлечется бароном в мало подходящее для этого время. Ведь он только играл в обольщение, а в душе вынашивал свой коварный план отмщения, в котором ей была уготована роль жертвы.
   Истерзанная сомнениями, Ванесса жаждала развязки подобно тому, как узник, приговоренный к смерти, с нетерпением ждет отсроченной казни. Томительное ожидание угнетало ее сильнее, чем страх перед неминуемой экзекуцией. Совокупление с мужчиной ассоциировалось у нее с болью и отвращением. И стоило зыбкому сумраку ночи смениться ясным светом дня, как ее снова охватило недоверие к заверениям Дамиена, что она по своей натуре не бесчувственная, а страстная женщина.
   После мучительных раздумий она пришла к выводу, что разумнее ускорить исполнение заключенной ими постыдной сделки. Ибо чем раньше он узнает о ней всю правду, тем быстрее перестанет ее мучить, разочаровавшись в ее возможностях и отчаявшись добиться от нее желанного результата. И тогда, думала Ванесса, он скорее всего велит ей убраться восвояси.
   Но если не принимать во внимание душевные терзания Ванессы в связи с ее новыми смутными желаниями, то нельзя не признать, что условия ее жизни в усадьбе оказались значительно лучше, чем она осмеливалась предполагать. Она чувствовала себя довольно неловко от того, что ей не требовалось постоянно думать, как свести концы с концами. На протяжении двух последних лет ей приходилось экономить буквально на всем и отказывать себе даже в маленьких радостях. Однако Дамиен определенно не считался с расходами, когда речь шла об излечении Оливии. И стоило Ванессе высказать предположение, что на больную окажет благотворное воздействие приезд в усадьбу портнихи и модистки, как барон тотчас же их пригласил.
   Оливия наотрез отказывалась покидать усадьбу, но Ванесса убеждала ее, что нужно заботиться о своей внешности.
   — Зачем мне новые наряды? — упрямо возражала Оливия. — Куда я в них поеду? Я не собираюсь выезжать на балы!
   — Допустим, что в ближайшее время вы и не, поедете в Лондон, — соглашалась Ванесса. — Однако вам не помещает принарядиться, отправляясь на прогулку. Моя сестра Фанни говорит, что ничто так не поднимает ей настроение, как новая шляпка или шаль. Вам определенно понадобится новый костюм для купания в бассейне, который сооружает для вас в оранжерее Дамиен.
   Приезд модистки, прихватившей с собой богатый ассортимент модных товаров, действительно поднял Оливии настроение, и она купила две понравившиеся ей вещицы.
   — Несомненно, столичные шляпки наряднее и элегантнее тех, что продаются в местных лавках, — сказала она Ванессе, когда они остались одни.
   — Не обязательно, хотя цены в Лондоне, безусловно, несравненно выше, — ответила Ванесса.
   — Должно быть, вам хорошо жилось в Лондоне!
   — Честно говоря, мне не нравится жить в городе.
   — В самом деле? Странно! Там так много возможностей для развлечения и всяческих зрелищ! А сколько там библиотек, книжных лавок, музеев и театров!
   — Определенные преимущества в городской жизни, конечно же, есть. Но мне лично претит ее суета и бесконечная круговерть балов, раутов и званых обедов.
   Ванесса еще раз полюбовалась шляпкой лимонного цвета, которую выбрала Оливия, и с легкой грустью вспомнила свои ощущения в ее возрасте. В пик светского сезона она, случалось, получала до полудюжины приглашений на балы и страшно волновалась, готовясь к ним. Но с годами ее все меньше возбуждал мишурный блеск высшего лондонского общества с его непременными сплетнями, притворством, интригами и завистью. А когда ее супруга засосала опасная трясина разврата, званые вечера стали для Ванессы настоящей пыткой. Ей стоило огромных усилий изображать улыбку и терпеть косые взгляды и шушуканье у себя за спиной, но она стоически переносила все оскорбительные намеки и реплики в связи с очередной безобразной выходкой мужа.
   Но разочаровывать наивную Оливию ей не хотелось, и она непринужденно сказала:
   — На балах, конечно же, весело, однако с годами к ним так привыкаешь, что они кажутся одинаковыми. Но каждая состоятельная юная леди должна хотя бы раз в жизни испытать, что такое лондонский светский сезон.
   — Вряд ли мне это удастся, — с дрожью в голосе промолвила Оливия. — Миссис Дженкинс, моя бывшая сиделка, говорила, что мне повезло: мол, отправься я на тот свет после падения, гореть мне за свои грехи в адском огне. Выходит, мне следует благодарить Бога за то, что он оставил меня, пусть и калекой, в живых, и вымаливать у него прощение. Согласитесь, что тут уже не до развлечений.
   — Вы этого не заслуживаете, все это вздор! — в сердцах воскликнула Ванесса.
   — Я в этом не уверена, — сказала девушка. — Я наказана за глупость и порочность.
   — Разве можно корить себя за то, что вы влюбились! Ваша ошибка лишь в том, что вы доверились негодяю и обманщику.