Страница:
Кабинет Наставницы Послушниц был точно таким, каким его помнила Эгвейн – маленькая, облицованная темными панелями, комната с простой, функциональной обстановкой. Узкий стол у двери был покрыт легкой резьбой со своеобразным узором, и на раме зеркала, висевшего на одной из стен, немного позолоты, и больше никаких украшений. Светильник на стене и пара ламп на письменном столе были абсолютно простыми, хотя и были сделаны наборными из шести разных материалов. Женщину, которая занимала этот пост, обычно меняли с каждой новой Амерлин, но Эгвейн была готова держать пари, что женщина, входившая в эту комнату Послушницей двести лет назад, и сегодня найдет все знакомым и на прежних местах.
Когда они вошли, то застали новую Наставницу Послушниц – по крайней мере, тут в Башне – на ногах. Это была коренастая женщина ростом почти с Барасин, с аккуратно уложенными в прическу темными волосами, с квадратным, решительным подбородком. С первого взгляда на Сильвиану Брихон было понятно, что она не выносит никаких глупостей. Она была Красной Сестрой. Ее юбки угольно-черного цвета пересекали вставки красной ткани, однако ее шаль лежала сложенной на спинке стула за письменным столом. Ее большие глаза выглядели встревожено. Казалось, с одного взгляда она проникла в самую суть Эгвейн, словно эта женщина не только узнала каждую мысль в ее голове, но даже то, о чем она еще только подумает завтра.
«Оставьте ее и ждите снаружи», – произнесла Сильвиана низким, уверенным голосом.
«Оставить?» – недоверчиво переспросила Кэтрин.
«Что именно ты не расслышала, Кэтрин? Мне нужно повторить?»
Очевидно, этого не требовалось. Кэтрин покраснела, но ни слова не сказала. Вокруг Сильвианы появилось сияние саидар, и она спокойно перехватила щит, ни дав Эгвейн ни секунды, чтобы прорваться к Источнику. Она была уверена, что теперь смогла бы. За единственным исключением – Сильвиана была отнюдь не из слабых. Поэтому никакой надежды сломать щит не было. Кляп из Воздуха исчез в тот же миг, и она удовлетворилась тем, что отыскала носовой платок в поясной сумке и спокойно вытерла свой подбородок. В ее сумке явно рылись – она клала платок сверху – но проверить, что еще пропало кроме кольца, можно будет позже. Обычно заключенным требуется как-то занять свободное время. Там были: расческа, набор иголок, небольшие ножницы, всякая чепуха – вот и все. Еще палантин Амерлин. Как ей сохранить достоинство пока ее будут сечь, она пока не знала, но это было впереди. А сейчас было сейчас.
Пока за остальными Красными не закрылась дверь, Сильвиана изучала ее, сложив руки на груди. – «По крайней мере, обошлось без истерик», – сказала она затем. – «Это упрощает дело. Вот только, почему ты не боишься?»
«Какой от этого прок?» – ответила Эгвейн, возвращая платок на место. – «Не могу себе представить».
Сильвиана подошла к столу и встала, пробегая глазами бумаги, лежащие на нем, иногда поглядывая на нее. По ее лицу невозможно было понять, о чем она думает – настоящая маска спокойствия Айз Седай. Эгвейн терпеливо ждала, обняв себя руками за талию. Даже вверх ногами она легко смогла признать подчерк Элайды, но только не могла прочитать, что там было написано. Пусть женщина не думает, что из-за ожидания и неопределенности она станет нервничать. Терпение было одним из того небогатого арсенала оружия, что у нее осталось.
«Кажется, Амерлин что-то напутала, когда решала, как с тобой поступить», – наконец сказала Сильвиана. Если она ждала, что Эгвейн грохнется на колени или станет заламывать руки, то не проявила своего разочарования. – «У нее тут целый план действий. Она не хочет, чтобы Башня тебя потеряла. В этом я с ней солидарна. Элайда решила, что тобой воспользовались как марионеткой остальные, и ты не должна нести за это ответственности. Поэтому тебя не станут обвинять за ложное провозглашение Амерлин. Она вычеркнула твое имя из книги Принятых, и снова вписала его в книгу Послушниц. Я от всей души согласна с подобным решением, хотя раньше подобного никогда не происходило. Чтобы не говорили о твоих способностях, ты пропустила почти все занятия, поэтому для тебя же самой будет полезно снова побыть послушницей. С другой стороны, тебе не нужно бояться повторного испытания. Я бы никогда в жизни никого не заставила проходить его дважды».
«Я полноправная Айз Седай, на основании того, что была выбрана Престол Амерлин», – спокойно ответила Эгвейн. В отстаивании собственного титула не было никакой непоследовательности, даже если это вело к смерти. Любые уступки, как и ее казнь, больно ударят по восставшим. Возможно, даже больнее, чем она думает. Стать снова Послушницей? Это абсолютная глупость! – «Если вы пожелаете, я могу процитировать нужное место из закона Башни».
Сильвиана выгнула дугой бровь и села, открыв большую книгу в кожаном переплете. Книга Наказаний. Опустив перо в самую обычную стеклянную чернильницу, она сделала какие-то пометки. – «Ты только что заработала свое первое посещение этого кабинета. Я дам тебе ночь на раздумья, вместо того чтобы положить к себе на колено прямо сейчас. Будем надеяться, что раздумья усилят лечебный эффект».
«Думаете, что после пары шлепков я передумаю и откажусь от того, кто я есть?» – Эгвейн с трудом удалось сдержать сомнение в голосе. Но она не была уверена, что преуспела.
«Шлепки шлепкам рознь», – ответила Сильвиана. Вытерев кончик пера об обрывок тряпки, она поставила ручку на ее место в стеклянном держателе и посмотрела на Эгвейн. – «Ты привыкла к наказаниям Шириам, когда она была Наставницей Послушниц». – Сильвиана пренебрежительно покачала головой. – «Я просмотрела ее Книгу Наказаний. Она слишком многое спускала девочкам с рук, была слишком снисходительна к своим любимчикам. Поэтому в результате ей приходилось часто исправлять свои ошибки, вместо того, чтобы все делать как надо с самого начала. Я в месяц вношу втрое меньше записей, чем делала Шириам, потому что удостоверяюсь, что каждая, кого я наказывала, покидая меня, больше всего на свете желает никогда сюда не возвращаться вновь».
«Что бы вы ни делали, вы не заставите меня отказаться», – твердо сказала Эгвейн. – «А как вы себе это представляете? На каждое занятие я буду приходить огражденной щитом? »
Сильвиана откинулась назад на свою шаль, положив ладони на край стола. – «Ты имеешь в виду, что будешь сопротивляться, пока можешь, не так ли?»
«Я буду делать то, что должна».
«И я сделаю то, что должна. Днем тебя не станут ограждать совсем. Но каждый час тебе будут давать слабый отвар корня вилочника». – Рот Сильвианы, покривился при этом слове. Она взяла лист бумаги, на котором были заметки Элайды, словно собралась зачитать, но потом отпустила его, дав ему упасть, потирая кончики пальцев, словно на них осталось что-то вредное или ядовитое. – «Мне совсем не нравится эта дрянь. Кажется, что ее специально придумали, чтобы бороться с Айз Седай. Кто-то, кто не способен направлять, может выпить в пять раз больше дозы, которой хватит, чтобы вывести из строя Сестру, и почувствует всего лишь головокружение. Отвратительное зелье. Но в чем-то, кажется, полезное. Возможно, оно подействует на этих Аша’манов. От слабого отвара головокружения не будет, но и направлять ты почти не сможешь, чтобы не создавать проблем. Только слабые потоки. Откажешься пить, и тебе все равно вольют его насильно. А так же за тобой будут постоянно присматривать, поэтому веди себя прилежно и не пытайся сбежать. Ночью тебя будут ограждать щитом или напоят сильным отваром вилочника, после которого ты проспишь всю ночь, но на утро будешь маяться животом. Теперь ты послушница, Эгвейн, и останешься послушницей. Многие сестры все еще считают тебя беглянкой, независимо оттого, что ты выполняла приказы Суан Санчей, а прочие, без сомнения, станут осуждать Элайду за то, что она не дала тебя казнить. Они станут следить за тобой. За каждым нарушением. За каждой ошибкой. Сейчас ты посмеялась над наказанием еще его не испытав на себе, но что ты скажешь потом, когда станешь посещать меня пять, шесть, семь раз подряд каждый день? Посмотрим, сколько тебе потребуется времени, чтобы передумать».
К собственному удивлению Эгвейн, она спокойно улыбнулась, и брови Сильвианы взлетели вверх. Ее рука дернулась, словно была готова схватить ручку.
«Я сказала что-то смешное, дочь моя?»
«Нисколько», – честно ответила Эгвейн. Просто она поняла, что сможет справиться с болью с помощью науки Айил. Она надеялась, что это сработает, иначе исчезнет вся надежда на сохранение достоинства. Во время наказания, по крайней мере. Со всем остальным, она будет справляться по мере сил.
Сильвиана посмотрела на свою ручку, но потом встала, так ее и не взяв. – «Тогда на сегодня с тобой все. Точнее этой ночью. Но я хочу увидеть тебя перед завтраком. Пойдем».
Она направилась к двери, уверенная, что Эгвейн последует за ней, и Эгвейн так и поступила. Нападение с кулаками не приведет ни к чему, кроме еще одной записи в книге. Корень вилочника. Отлично, она все равно отыщет какую-нибудь лазейку. А если нет… Но она отказалась думать о плохом.
Сказать, что Кэтрин и Барасин были поражены, услышав план Элайды, это значит не сказать ничего. Еще сильнее они расстроились, узнав, что им придется присматривать за ней и поддерживать щит во время ее сна, хотя Сильвиана и обещала им, что через час или два их сменят другие сестры.
«Почему мы обе?» – захотела узнать Кэтрин, за что заслужила косой взгляд от Барасин. Если бы это поручили только одной, то без сомнения это оказалась бы не Кэтрин, которая была выше по положению.
«Во-первых, потому что я так сказала», – Сильвиана подождала, пока остальные Красные не кивнут в знак согласия. Они кивнули, но с явной неохотой, однако не заставили себя долго ждать. Сильвиана не стала брать шаль, когда вышла в коридор, и странным образом казалась не соответствующей этому месту. – «А во-вторых, потому что я считаю, что это дитя хитрит. И поэтому я хочу, чтобы вы внимательно за ней присматривали, не важно бодрствует она или спит. У кого из вас ее кольцо?»
Через мгновение, Барасин вынула кусочек золота из своей поясной сумочки, пробормотав, – «я просто решила, сохранить его в качестве сувенира от мятежницы, поставленной на колени. Теперь-то с ними покончат наверняка». – Сувенир? Сказала бы, что просто его украла!
Эгвейн протянула за кольцом руку, но Сильвиана оказалась быстрее, и оно тут же очутилось в ее сумочке. – «Оно побудет у меня, пока ты снова не обретешь право его носить, дитя. А теперь отведите ее к послушницам, и присмотрите за ней. Комната уже должна быть подготовлена».
Кэтрин перехватила щит, а Барасин снова взяла Эгвейн за руку, но Эгвейн сделала жест к Сильвиане. – «Постойте. Я должна вам кое-что сказать». – Это знание вызывало у нее мучительную боль. Вместе с тем, слишком легко было выдать больше, чем следовало. Но она должна была это сделать. – «У меня есть Талант Сновидицы. Меня обучали видеть истинные сны, и объяснять некоторые из них. Мне приснилась стеклянная лампа, горевшая белым пламенем. Из тумана появились два ворона и налетели на нее. Лампа закачалась, разбрасывая капли горящего масла. Какие-то из них сгорели в полете, другие упали на землю, а лампа продолжала качаться на грани падения. Это означает, что на Белую Башню нападут Шончан и причинят великий вред».
Барасин фыркнула. Кэтрин иронично прыснула.
«Сновидица», – скучным голосом сказала Сильвиана. – «А есть кто-нибудь, кто смог бы это подтвердить? И если есть, то как ты можешь утверждать, что твой сон про Шончан? Я бы сказала, что вороны означают Тень».
«Я – Сновидица, а когда Сновидица знает, то она просто знает. Это не Тень, а Шончан. Что до того, кто может подтвердить…» – Эгвейн пожала плечами. – «Единственная, кого вы можете расспросить – Лиане Шариф, которую держат в камере внизу». – Не было смысла здесь упоминать про Хранительниц Мудрости, чтобы не раскрывать слишком много деталей.
«Та женщина – просто дичок, а не Го…» – сердито начала говорить Кэтрин, но захлопнула рот, едва Сильвиана решительно подняла руку.
Наставница Послушниц внимательно всмотрелась в лицо Эгвейн. На ее лице, по-прежнему, сохранялась невозмутимая маска спокойствия. – «Ты на самом деле веришь в то, о чем говоришь», – произнесла она наконец. – «Я надеюсь, что твои сны не причинят нам столько же проблем, как Предсказания юной Николь. Если только ты на самом деле умеешь Ходить по Снам. Хорошо, я передам твое предупреждение. Не знаю, как Шончан смогут добраться до Тар Валона, но осторожность никогда не помешает. И я расспрошу ту женщину, которую держат внизу. Очень тщательно. И если она не сможет подтвердить твой рассказ, то твое утреннее посещение выйдет незабываемым». – Она махнула рукой Кэтрин. – «Уведите ее, пока она не выдала что-нибудь еще эдакого, что не даст мне сегодня поспать».
На сей раз, Кэтрин бурчала не меньше Барасин. Но они обе дождались, пока они не выйдут за пределы слышимости Сильвианы. Женщина будет серьезным противником. Эгвейн понадеялась, что принятие боли сработает так, как обещали Хранительницы Мудрости. В противном случае… Об этом лучше не думать.
Седая худосочная служанка показала им, какую из комнат в третьей галерее покоев послушниц она только что приготовила, и после краткого реверанса умчалась по делам. Она даже ни разу не взглянула в сторону Эгвейн. Какое ей дело до еще одной послушницы? Эгвейн сжала зубы. Она решила заставить людей заговорить о ней, не как об обычной послушнице.
«Взгляни на ее лицо», – отметила Барасин. – «Наконец-то до нее дошло».
«Я – та, кто я есть», – спокойно ответила Эгвейн. Барасин подтолкнула ее к залитой ярким светом убывающей луны лестнице, которая вела сквозь колоннаду галереи. Завыв в колоннах, пронесся ветерок. Все казалось чрезвычайно мирным. Нигде не было ни намека на свет под дверью. Все Послушницы к настоящему времени уже спали, за исключением тех, кто заканчивал последние работы по хозяйству или выполнял поручения. Обстановка была мирной для них, но не для Эгвейн.
Крошечная, лишенная окон комнатушка была как две капли воды похожа на ту, которая была у нее, когда она только прибыла в Башню, с такой же узкой кроватью у стены, и крошечным камином, в котором едва теплился огонь. На крохотном столе горела лампа, но ее света хватало только на то, чтобы осветить столешницу, и масло, похоже, испортилось, судя по слабому, но неприятному запаху. Завершали обстановку умывальник и трехногий табурет, который мгновенно заняла Кэтрин, расправив на нем свои юбки, как на троне. Поняв, что больше сидячих мест не осталось, Барасин скрестила руки на груди и хмуро посмотрела на Эгвейн.
Втроем в комнате было тесно, но Эгвейн представила, что больше никого в ней нет, и занялась приготовлением ко сну. Повесила плащ, пояс и платье на грубую вешалку, приделанную к одной из покрытых побелкой стен. Она не стала просить женщин помочь ей с пуговицами. Когда она аккуратно сложила скатанные чулки на ботинки, Барасин, скрестив ноги, устроилась прямо на полу, погрузившись в чтение маленькой книги в кожаной обложке, которую, должно быть, носила на поясе в своей сумочке. Кэтрин внимательно следила за Эгвейн, словно ждала, что та в любой момент рванет к двери.
Забравшись в одной сорочке под легкое шерстяное одеяло, Эгвейн постаралась поудобнее устроить голову на крохотной подушке. Это вам точно не гусиный пух! И проделала ряд упражнений, расслабляя свою телесную часть, что поможет ей уснуть. Она делала это так часто, что показалось, будто едва начала, как уже заснула…
И поплыла, бестелесная, в темноте, которая находится между бодрствующим миром и Тел’аран’риодом, в узком промежутке между сном и реальностью. В бескрайней пустоте, заполненной несметным числом мерцающих точек света, которые представляли собой сны всех спящих в мире. Они проплывали мимо нее, в этом месте, где отсутствовали понятие верха и низа, бескрайнем насколько хватало глаз. Когда сон заканчивался, точка гасла, и на ее месте появлялась яркая новая, когда кто-то засыпал. Некоторые из них она смогла узнать, и назвать имя спящего, но пока не видела ту, которую искала.
Она должна поговорить с Суан, которая уже вероятно знает, что произошло несчастье, и которая, вероятно, не сможет уснуть, пока не свалится с ног от усталости. Она приготовилась ждать. Здесь не существовало понятие времени. Поэтому она не заскучает от ожидания. Но ей нужно подумать, что она скажет. Так много всего произошло, с тех пор как она проснулась. Она столько всего узнала. Еще недавно она была уверена, что скоро умрет. Уверена, что Сестры в Башне непоколебимой армией стоят за спиной Элайды. А теперь… Элайда решила, что держит ее в надежной тюрьме. Чтобы она там себе не напридумывала про новый срок послушничества. Даже если Элайда на самом деле в это верит, то Эгвейн ал’Вир – нет. Она не считает себя заключенной. Сейчас она перенесла битву в самое сердце Белой Башни. Если бы в пустоте у нее были губы, то она бы улыбнулась.
Глава 1
Когда они вошли, то застали новую Наставницу Послушниц – по крайней мере, тут в Башне – на ногах. Это была коренастая женщина ростом почти с Барасин, с аккуратно уложенными в прическу темными волосами, с квадратным, решительным подбородком. С первого взгляда на Сильвиану Брихон было понятно, что она не выносит никаких глупостей. Она была Красной Сестрой. Ее юбки угольно-черного цвета пересекали вставки красной ткани, однако ее шаль лежала сложенной на спинке стула за письменным столом. Ее большие глаза выглядели встревожено. Казалось, с одного взгляда она проникла в самую суть Эгвейн, словно эта женщина не только узнала каждую мысль в ее голове, но даже то, о чем она еще только подумает завтра.
«Оставьте ее и ждите снаружи», – произнесла Сильвиана низким, уверенным голосом.
«Оставить?» – недоверчиво переспросила Кэтрин.
«Что именно ты не расслышала, Кэтрин? Мне нужно повторить?»
Очевидно, этого не требовалось. Кэтрин покраснела, но ни слова не сказала. Вокруг Сильвианы появилось сияние саидар, и она спокойно перехватила щит, ни дав Эгвейн ни секунды, чтобы прорваться к Источнику. Она была уверена, что теперь смогла бы. За единственным исключением – Сильвиана была отнюдь не из слабых. Поэтому никакой надежды сломать щит не было. Кляп из Воздуха исчез в тот же миг, и она удовлетворилась тем, что отыскала носовой платок в поясной сумке и спокойно вытерла свой подбородок. В ее сумке явно рылись – она клала платок сверху – но проверить, что еще пропало кроме кольца, можно будет позже. Обычно заключенным требуется как-то занять свободное время. Там были: расческа, набор иголок, небольшие ножницы, всякая чепуха – вот и все. Еще палантин Амерлин. Как ей сохранить достоинство пока ее будут сечь, она пока не знала, но это было впереди. А сейчас было сейчас.
Пока за остальными Красными не закрылась дверь, Сильвиана изучала ее, сложив руки на груди. – «По крайней мере, обошлось без истерик», – сказала она затем. – «Это упрощает дело. Вот только, почему ты не боишься?»
«Какой от этого прок?» – ответила Эгвейн, возвращая платок на место. – «Не могу себе представить».
Сильвиана подошла к столу и встала, пробегая глазами бумаги, лежащие на нем, иногда поглядывая на нее. По ее лицу невозможно было понять, о чем она думает – настоящая маска спокойствия Айз Седай. Эгвейн терпеливо ждала, обняв себя руками за талию. Даже вверх ногами она легко смогла признать подчерк Элайды, но только не могла прочитать, что там было написано. Пусть женщина не думает, что из-за ожидания и неопределенности она станет нервничать. Терпение было одним из того небогатого арсенала оружия, что у нее осталось.
«Кажется, Амерлин что-то напутала, когда решала, как с тобой поступить», – наконец сказала Сильвиана. Если она ждала, что Эгвейн грохнется на колени или станет заламывать руки, то не проявила своего разочарования. – «У нее тут целый план действий. Она не хочет, чтобы Башня тебя потеряла. В этом я с ней солидарна. Элайда решила, что тобой воспользовались как марионеткой остальные, и ты не должна нести за это ответственности. Поэтому тебя не станут обвинять за ложное провозглашение Амерлин. Она вычеркнула твое имя из книги Принятых, и снова вписала его в книгу Послушниц. Я от всей души согласна с подобным решением, хотя раньше подобного никогда не происходило. Чтобы не говорили о твоих способностях, ты пропустила почти все занятия, поэтому для тебя же самой будет полезно снова побыть послушницей. С другой стороны, тебе не нужно бояться повторного испытания. Я бы никогда в жизни никого не заставила проходить его дважды».
«Я полноправная Айз Седай, на основании того, что была выбрана Престол Амерлин», – спокойно ответила Эгвейн. В отстаивании собственного титула не было никакой непоследовательности, даже если это вело к смерти. Любые уступки, как и ее казнь, больно ударят по восставшим. Возможно, даже больнее, чем она думает. Стать снова Послушницей? Это абсолютная глупость! – «Если вы пожелаете, я могу процитировать нужное место из закона Башни».
Сильвиана выгнула дугой бровь и села, открыв большую книгу в кожаном переплете. Книга Наказаний. Опустив перо в самую обычную стеклянную чернильницу, она сделала какие-то пометки. – «Ты только что заработала свое первое посещение этого кабинета. Я дам тебе ночь на раздумья, вместо того чтобы положить к себе на колено прямо сейчас. Будем надеяться, что раздумья усилят лечебный эффект».
«Думаете, что после пары шлепков я передумаю и откажусь от того, кто я есть?» – Эгвейн с трудом удалось сдержать сомнение в голосе. Но она не была уверена, что преуспела.
«Шлепки шлепкам рознь», – ответила Сильвиана. Вытерев кончик пера об обрывок тряпки, она поставила ручку на ее место в стеклянном держателе и посмотрела на Эгвейн. – «Ты привыкла к наказаниям Шириам, когда она была Наставницей Послушниц». – Сильвиана пренебрежительно покачала головой. – «Я просмотрела ее Книгу Наказаний. Она слишком многое спускала девочкам с рук, была слишком снисходительна к своим любимчикам. Поэтому в результате ей приходилось часто исправлять свои ошибки, вместо того, чтобы все делать как надо с самого начала. Я в месяц вношу втрое меньше записей, чем делала Шириам, потому что удостоверяюсь, что каждая, кого я наказывала, покидая меня, больше всего на свете желает никогда сюда не возвращаться вновь».
«Что бы вы ни делали, вы не заставите меня отказаться», – твердо сказала Эгвейн. – «А как вы себе это представляете? На каждое занятие я буду приходить огражденной щитом? »
Сильвиана откинулась назад на свою шаль, положив ладони на край стола. – «Ты имеешь в виду, что будешь сопротивляться, пока можешь, не так ли?»
«Я буду делать то, что должна».
«И я сделаю то, что должна. Днем тебя не станут ограждать совсем. Но каждый час тебе будут давать слабый отвар корня вилочника». – Рот Сильвианы, покривился при этом слове. Она взяла лист бумаги, на котором были заметки Элайды, словно собралась зачитать, но потом отпустила его, дав ему упасть, потирая кончики пальцев, словно на них осталось что-то вредное или ядовитое. – «Мне совсем не нравится эта дрянь. Кажется, что ее специально придумали, чтобы бороться с Айз Седай. Кто-то, кто не способен направлять, может выпить в пять раз больше дозы, которой хватит, чтобы вывести из строя Сестру, и почувствует всего лишь головокружение. Отвратительное зелье. Но в чем-то, кажется, полезное. Возможно, оно подействует на этих Аша’манов. От слабого отвара головокружения не будет, но и направлять ты почти не сможешь, чтобы не создавать проблем. Только слабые потоки. Откажешься пить, и тебе все равно вольют его насильно. А так же за тобой будут постоянно присматривать, поэтому веди себя прилежно и не пытайся сбежать. Ночью тебя будут ограждать щитом или напоят сильным отваром вилочника, после которого ты проспишь всю ночь, но на утро будешь маяться животом. Теперь ты послушница, Эгвейн, и останешься послушницей. Многие сестры все еще считают тебя беглянкой, независимо оттого, что ты выполняла приказы Суан Санчей, а прочие, без сомнения, станут осуждать Элайду за то, что она не дала тебя казнить. Они станут следить за тобой. За каждым нарушением. За каждой ошибкой. Сейчас ты посмеялась над наказанием еще его не испытав на себе, но что ты скажешь потом, когда станешь посещать меня пять, шесть, семь раз подряд каждый день? Посмотрим, сколько тебе потребуется времени, чтобы передумать».
К собственному удивлению Эгвейн, она спокойно улыбнулась, и брови Сильвианы взлетели вверх. Ее рука дернулась, словно была готова схватить ручку.
«Я сказала что-то смешное, дочь моя?»
«Нисколько», – честно ответила Эгвейн. Просто она поняла, что сможет справиться с болью с помощью науки Айил. Она надеялась, что это сработает, иначе исчезнет вся надежда на сохранение достоинства. Во время наказания, по крайней мере. Со всем остальным, она будет справляться по мере сил.
Сильвиана посмотрела на свою ручку, но потом встала, так ее и не взяв. – «Тогда на сегодня с тобой все. Точнее этой ночью. Но я хочу увидеть тебя перед завтраком. Пойдем».
Она направилась к двери, уверенная, что Эгвейн последует за ней, и Эгвейн так и поступила. Нападение с кулаками не приведет ни к чему, кроме еще одной записи в книге. Корень вилочника. Отлично, она все равно отыщет какую-нибудь лазейку. А если нет… Но она отказалась думать о плохом.
Сказать, что Кэтрин и Барасин были поражены, услышав план Элайды, это значит не сказать ничего. Еще сильнее они расстроились, узнав, что им придется присматривать за ней и поддерживать щит во время ее сна, хотя Сильвиана и обещала им, что через час или два их сменят другие сестры.
«Почему мы обе?» – захотела узнать Кэтрин, за что заслужила косой взгляд от Барасин. Если бы это поручили только одной, то без сомнения это оказалась бы не Кэтрин, которая была выше по положению.
«Во-первых, потому что я так сказала», – Сильвиана подождала, пока остальные Красные не кивнут в знак согласия. Они кивнули, но с явной неохотой, однако не заставили себя долго ждать. Сильвиана не стала брать шаль, когда вышла в коридор, и странным образом казалась не соответствующей этому месту. – «А во-вторых, потому что я считаю, что это дитя хитрит. И поэтому я хочу, чтобы вы внимательно за ней присматривали, не важно бодрствует она или спит. У кого из вас ее кольцо?»
Через мгновение, Барасин вынула кусочек золота из своей поясной сумочки, пробормотав, – «я просто решила, сохранить его в качестве сувенира от мятежницы, поставленной на колени. Теперь-то с ними покончат наверняка». – Сувенир? Сказала бы, что просто его украла!
Эгвейн протянула за кольцом руку, но Сильвиана оказалась быстрее, и оно тут же очутилось в ее сумочке. – «Оно побудет у меня, пока ты снова не обретешь право его носить, дитя. А теперь отведите ее к послушницам, и присмотрите за ней. Комната уже должна быть подготовлена».
Кэтрин перехватила щит, а Барасин снова взяла Эгвейн за руку, но Эгвейн сделала жест к Сильвиане. – «Постойте. Я должна вам кое-что сказать». – Это знание вызывало у нее мучительную боль. Вместе с тем, слишком легко было выдать больше, чем следовало. Но она должна была это сделать. – «У меня есть Талант Сновидицы. Меня обучали видеть истинные сны, и объяснять некоторые из них. Мне приснилась стеклянная лампа, горевшая белым пламенем. Из тумана появились два ворона и налетели на нее. Лампа закачалась, разбрасывая капли горящего масла. Какие-то из них сгорели в полете, другие упали на землю, а лампа продолжала качаться на грани падения. Это означает, что на Белую Башню нападут Шончан и причинят великий вред».
Барасин фыркнула. Кэтрин иронично прыснула.
«Сновидица», – скучным голосом сказала Сильвиана. – «А есть кто-нибудь, кто смог бы это подтвердить? И если есть, то как ты можешь утверждать, что твой сон про Шончан? Я бы сказала, что вороны означают Тень».
«Я – Сновидица, а когда Сновидица знает, то она просто знает. Это не Тень, а Шончан. Что до того, кто может подтвердить…» – Эгвейн пожала плечами. – «Единственная, кого вы можете расспросить – Лиане Шариф, которую держат в камере внизу». – Не было смысла здесь упоминать про Хранительниц Мудрости, чтобы не раскрывать слишком много деталей.
«Та женщина – просто дичок, а не Го…» – сердито начала говорить Кэтрин, но захлопнула рот, едва Сильвиана решительно подняла руку.
Наставница Послушниц внимательно всмотрелась в лицо Эгвейн. На ее лице, по-прежнему, сохранялась невозмутимая маска спокойствия. – «Ты на самом деле веришь в то, о чем говоришь», – произнесла она наконец. – «Я надеюсь, что твои сны не причинят нам столько же проблем, как Предсказания юной Николь. Если только ты на самом деле умеешь Ходить по Снам. Хорошо, я передам твое предупреждение. Не знаю, как Шончан смогут добраться до Тар Валона, но осторожность никогда не помешает. И я расспрошу ту женщину, которую держат внизу. Очень тщательно. И если она не сможет подтвердить твой рассказ, то твое утреннее посещение выйдет незабываемым». – Она махнула рукой Кэтрин. – «Уведите ее, пока она не выдала что-нибудь еще эдакого, что не даст мне сегодня поспать».
На сей раз, Кэтрин бурчала не меньше Барасин. Но они обе дождались, пока они не выйдут за пределы слышимости Сильвианы. Женщина будет серьезным противником. Эгвейн понадеялась, что принятие боли сработает так, как обещали Хранительницы Мудрости. В противном случае… Об этом лучше не думать.
Седая худосочная служанка показала им, какую из комнат в третьей галерее покоев послушниц она только что приготовила, и после краткого реверанса умчалась по делам. Она даже ни разу не взглянула в сторону Эгвейн. Какое ей дело до еще одной послушницы? Эгвейн сжала зубы. Она решила заставить людей заговорить о ней, не как об обычной послушнице.
«Взгляни на ее лицо», – отметила Барасин. – «Наконец-то до нее дошло».
«Я – та, кто я есть», – спокойно ответила Эгвейн. Барасин подтолкнула ее к залитой ярким светом убывающей луны лестнице, которая вела сквозь колоннаду галереи. Завыв в колоннах, пронесся ветерок. Все казалось чрезвычайно мирным. Нигде не было ни намека на свет под дверью. Все Послушницы к настоящему времени уже спали, за исключением тех, кто заканчивал последние работы по хозяйству или выполнял поручения. Обстановка была мирной для них, но не для Эгвейн.
Крошечная, лишенная окон комнатушка была как две капли воды похожа на ту, которая была у нее, когда она только прибыла в Башню, с такой же узкой кроватью у стены, и крошечным камином, в котором едва теплился огонь. На крохотном столе горела лампа, но ее света хватало только на то, чтобы осветить столешницу, и масло, похоже, испортилось, судя по слабому, но неприятному запаху. Завершали обстановку умывальник и трехногий табурет, который мгновенно заняла Кэтрин, расправив на нем свои юбки, как на троне. Поняв, что больше сидячих мест не осталось, Барасин скрестила руки на груди и хмуро посмотрела на Эгвейн.
Втроем в комнате было тесно, но Эгвейн представила, что больше никого в ней нет, и занялась приготовлением ко сну. Повесила плащ, пояс и платье на грубую вешалку, приделанную к одной из покрытых побелкой стен. Она не стала просить женщин помочь ей с пуговицами. Когда она аккуратно сложила скатанные чулки на ботинки, Барасин, скрестив ноги, устроилась прямо на полу, погрузившись в чтение маленькой книги в кожаной обложке, которую, должно быть, носила на поясе в своей сумочке. Кэтрин внимательно следила за Эгвейн, словно ждала, что та в любой момент рванет к двери.
Забравшись в одной сорочке под легкое шерстяное одеяло, Эгвейн постаралась поудобнее устроить голову на крохотной подушке. Это вам точно не гусиный пух! И проделала ряд упражнений, расслабляя свою телесную часть, что поможет ей уснуть. Она делала это так часто, что показалось, будто едва начала, как уже заснула…
И поплыла, бестелесная, в темноте, которая находится между бодрствующим миром и Тел’аран’риодом, в узком промежутке между сном и реальностью. В бескрайней пустоте, заполненной несметным числом мерцающих точек света, которые представляли собой сны всех спящих в мире. Они проплывали мимо нее, в этом месте, где отсутствовали понятие верха и низа, бескрайнем насколько хватало глаз. Когда сон заканчивался, точка гасла, и на ее месте появлялась яркая новая, когда кто-то засыпал. Некоторые из них она смогла узнать, и назвать имя спящего, но пока не видела ту, которую искала.
Она должна поговорить с Суан, которая уже вероятно знает, что произошло несчастье, и которая, вероятно, не сможет уснуть, пока не свалится с ног от усталости. Она приготовилась ждать. Здесь не существовало понятие времени. Поэтому она не заскучает от ожидания. Но ей нужно подумать, что она скажет. Так много всего произошло, с тех пор как она проснулась. Она столько всего узнала. Еще недавно она была уверена, что скоро умрет. Уверена, что Сестры в Башне непоколебимой армией стоят за спиной Элайды. А теперь… Элайда решила, что держит ее в надежной тюрьме. Чтобы она там себе не напридумывала про новый срок послушничества. Даже если Элайда на самом деле в это верит, то Эгвейн ал’Вир – нет. Она не считает себя заключенной. Сейчас она перенесла битву в самое сердце Белой Башни. Если бы в пустоте у нее были губы, то она бы улыбнулась.
Глава 1
Когда прозвучит последний колокол
Вращается Колесо Времени, приходят и уходят эпохи, оставляя после себя воспоминания, которые постепенно превращаются в легенды. Легенды тускнеют, и становятся мифами, и даже миф оказывается давно забыт, когда породившая его эпоха, приходит вновь. В Эпоху, называемую Третьей, Эпоху, которая еще будет, Эпоху, которая давно миновала, на сломанной вершине горы, которую люди прозвали Горой Дракона родился ветер. Ветер не был началом. Потому что оборотам Колеса Времени нет начала и конца. Но это было начало.
Родившись под светом полной заходящей луны, на высоте, где не может дышать человек, родившись среди извивающихся потоков огня, подогреваемых огнем внутри сломанной вершины, поначалу ветер был всего лишь легким ветерком, но спустившись вниз по крутому, неровному склону, он набрал силу. Принеся с собой с вершины золу и зловоние горящей серы, ветер проревел мимо редких заснеженных холмов, возвышавшихся на равнине вокруг высоченной горы, проревел и бросился в ночные деревья.
К востоку от холмов ветер провыл через большой лагерь, больше походивший на крупную деревню из палаток с деревянными улицами вдоль замерзшей колеи. Скоро, скоро уже колея оттает, исчезнет последний снег, сменившись весенними ливнями и грязью. Если только лагерь пробудет тут достаточно долго. Несмотря на поздний час, многие Айз Седай не спали, собравшись небольшими группами и, поставив стражи от подслушивания, обсуждали ночное происшествие. Немалое число тех обсуждений проходило весьма оживленно, при полной нехватке аргументов, а некоторые споры достигли очень высокого накала. И если бы они не были Айз Седай, то в ход пошли бы кулаки или, возможно, что-то потяжелее. Вторым основным вопросом было – что делать дальше. Уже каждой сестре была известна основная новость с реки, но не всем были известны детали. Амерлин собственной персоной в тайне отправилась на реку, чтобы запереть Южную гавань. Ее лодку нашли перевернутой на отмели, запутавшейся в тростнике. Выжить в быстрой, ледяной воде Эринин было маловероятно, и час за часом это становилось все очевиднее, пока не переросло в полную уверенность. Престол Амерлин была мертва. Каждая сестра в лагере знала, что с ней было связано их будущее, и возможно жизни, не говоря уже о будущем самой Белой Башни. Что же теперь им делать? Но голоса стихли, и головы поднялись вверх, когда ужасный вихрь пронесся через лагерь, взбивая холст палаток как флаги, закидывая его хлопьями снега. Внезапная серная вонь, тяжело повисшая в воздухе, сообщила всем откуда появился этот ветер, и далеко не одна Айз Седай тихо произнесла молитву против зла. Тем не менее, уже через мгновение ветер стих, и сестры вернулись назад к своему спору о будущем, которое, в соответствии с острым исчезающим зловонием, казалось достаточно безрадостным.
Затем ветер повернул к Тар Валону, с каждой секундой набирая силу, и обрушился на военный городок у реки, где спали воины и их спутники. Он внезапно сорвал со спящих на земле одеяла, а спавшие в палатках проснулись, обнаружив, что их палатки улетели прочь в темноту вместе с колышками, если парень не успел ухватиться за веревку. Груженные фургоны качались и валились на бок, знамена упорно сопротивлялись, но и их вырвало из земли, их стремительные древка превратились в копья, которые пронзали все живое, попавшееся на пути. Пригибаясь под ветром, люди изо всех сил бросились к коновязям, успокаивать животных, которые от страха вставали на дыбы и ржали. Никто из солдат не знал то, что знали Айз Седай, но резкий серный запах, заполнивший холодный ночной воздух, всем показался плохим предзнаменованием, и суровые, закаленные в боях мужчины громко молились так же пылко как безусые юнцы. К их молитвам прибавились громкие молитвы их спутников – оружейников и кузнецов, стрельников, жен, швей и прачек. Внезапно все ощутили страх, словно этой ночью появилось что-то темное, темнее, чем сама темнота.
Ужасные хлопки холста крыши палатки, готовой вот-вот разорваться, громкие крики людей и лошадиное ржание, перекрывающие шум ветра, с трудом помогли Суан Санчей проснуться второй раз.
От резкого запаха серы, из глаз тут же потекли слезы, и она за это была ему едва ли не благодарна. Эгвейн могла управляться со сновидениями с той же легкостью, с какой снимала и одевала пару чулок, но про нее этого сказать было нельзя. Заснуть было очень трудно, даже когда она наконец заставила себя лечь. Едва она узнала про новости с речного берега, то была уверена, что заснет только, когда свалится с ног от усталости. Она помолилась за Лиане, они возложили свои общие надежды на плечи Эгвейн, а теперь, похоже, их выпотрошили и повесили сушиться. Ладно, она сама вымотала себя беспокойством, нервотрепкой и беготней. Теперь в ней снова проснулась надежда, и она не могла позволить своим тяжелым векам снова сомкнуться из опасения, что тогда точно проспит до полудня. Вихрь утих, но крики людей и животных не стихали. Устало, она отбросила одеяло и неуверенно поднялась на ноги. Постель была очень не удобной. Она была разложена на сложенном куске холста прямо на земле в углу не слишком большой квадратной палатки. Однако она оказалась здесь, хотя для нее это означало скакать верхом. Конечно, к тому моменту она уже валилась с ног и по всей видимости была не в себе от случившегося горя. Она коснулась тер’ангриала – перекрученного кольца, свисавшего с кожаного ремешка на ее шее.
Первое пробуждение, почти столь же трудное, как и нынешнее, привело к тому, что пришлось извлечь кольцо из кошеля. Хорошо, теперь горе уже почти прошло, и настал момент приступить к действиям. От внезапного зевка челюсть заскрипела словно ржавая уключина. Только этого не хватало. Она думала, что сообщения Эгвейн, и того факта, что она жива и отправила это сообщение, будет достаточно, чтобы снять усталость как рукой. Как оказалось, все было иначе.
Вызвав небольшой светящийся шарик, чтобы разглядеть висевший на столбе палатки стеклянный фонарь, она зажгла его тонким потоком Огня. Крохотный язычок пламени давал очень тусклый, мерцающий свет. В палатке были еще несколько ламп и фонарей, но Гарет все время повторял, как мало осталось масла на складе. Она не стала разжигать жаровню. Гарет не так скупился на уголь, как на масло, потому что его было проще добыть, но ей было наплевать на холод. Она хмуро смотрела на его постель в противоположном углу палатки, которая так и осталась не разобрана. Ему, конечно, уже известно о лодке и кто в ней был. Сестры старались держать его в неведении, но каким-то образом им это не часто удавалось. Он не раз поражал ее своими познаниями. Где его носит ночью? Муштрует своих солдат, не думая о том, что решит Совет Башни? Или уже уехал, бросив проигранное дело? Не такое уж и проигранное, но он-то об этом еще не знает.
«Нет», – сказала она самой себе, чувствуя при этом странное чувство… предательства что ли… за то, что просто мысленно сомневалась в этом мужчине. С восходом солнца он, конечно, будет здесь, и так день за днем, пока Совет Башни не прикажет ему убраться восвояси. Возможно даже тогда он не уедет. Она не верила, что он бросит Эгвейн, даже по приказу Совета. Он слишком упрямый и гордый. Нет. Не так. Гарет Брин – человек чести. Однажды дав слово, он никогда не заберет его назад, чего бы ему это не стоило. А еще, возможно, но только возможно, у него была и иная причина остаться. Она постаралась не думать об этом.
Но, если отбросить мысли о Гарете, то почему же она оказалась в его палатке? Было проще лечь в своей собственной в лагере Айз Седай, точно такой же тесной, или даже разделить компанию с ревущей Чезой. Хотя вообще-то, если задуматься, это было бы уже слишком. Она не смогла бы долго стерпеть ее завываний, горничная Эгвейн ревет не прекращая. Поэтому, твердой рукой выкинув Гарета из головы, она поспешно пробежала жесткой щеткой по волосам, и переоделась в свежую рубашку так быстро, как смогла при тусклом свете. Ее простое синее дорожное платье из шерсти, оказалось в полном беспорядке, и весь подол заляпан грязью, потому что она спускалась, чтобы осмотреть лодку лично, но она не стала тратить время на его чистку и глажку с помощью Силы. Нужно было спешить.
Родившись под светом полной заходящей луны, на высоте, где не может дышать человек, родившись среди извивающихся потоков огня, подогреваемых огнем внутри сломанной вершины, поначалу ветер был всего лишь легким ветерком, но спустившись вниз по крутому, неровному склону, он набрал силу. Принеся с собой с вершины золу и зловоние горящей серы, ветер проревел мимо редких заснеженных холмов, возвышавшихся на равнине вокруг высоченной горы, проревел и бросился в ночные деревья.
К востоку от холмов ветер провыл через большой лагерь, больше походивший на крупную деревню из палаток с деревянными улицами вдоль замерзшей колеи. Скоро, скоро уже колея оттает, исчезнет последний снег, сменившись весенними ливнями и грязью. Если только лагерь пробудет тут достаточно долго. Несмотря на поздний час, многие Айз Седай не спали, собравшись небольшими группами и, поставив стражи от подслушивания, обсуждали ночное происшествие. Немалое число тех обсуждений проходило весьма оживленно, при полной нехватке аргументов, а некоторые споры достигли очень высокого накала. И если бы они не были Айз Седай, то в ход пошли бы кулаки или, возможно, что-то потяжелее. Вторым основным вопросом было – что делать дальше. Уже каждой сестре была известна основная новость с реки, но не всем были известны детали. Амерлин собственной персоной в тайне отправилась на реку, чтобы запереть Южную гавань. Ее лодку нашли перевернутой на отмели, запутавшейся в тростнике. Выжить в быстрой, ледяной воде Эринин было маловероятно, и час за часом это становилось все очевиднее, пока не переросло в полную уверенность. Престол Амерлин была мертва. Каждая сестра в лагере знала, что с ней было связано их будущее, и возможно жизни, не говоря уже о будущем самой Белой Башни. Что же теперь им делать? Но голоса стихли, и головы поднялись вверх, когда ужасный вихрь пронесся через лагерь, взбивая холст палаток как флаги, закидывая его хлопьями снега. Внезапная серная вонь, тяжело повисшая в воздухе, сообщила всем откуда появился этот ветер, и далеко не одна Айз Седай тихо произнесла молитву против зла. Тем не менее, уже через мгновение ветер стих, и сестры вернулись назад к своему спору о будущем, которое, в соответствии с острым исчезающим зловонием, казалось достаточно безрадостным.
Затем ветер повернул к Тар Валону, с каждой секундой набирая силу, и обрушился на военный городок у реки, где спали воины и их спутники. Он внезапно сорвал со спящих на земле одеяла, а спавшие в палатках проснулись, обнаружив, что их палатки улетели прочь в темноту вместе с колышками, если парень не успел ухватиться за веревку. Груженные фургоны качались и валились на бок, знамена упорно сопротивлялись, но и их вырвало из земли, их стремительные древка превратились в копья, которые пронзали все живое, попавшееся на пути. Пригибаясь под ветром, люди изо всех сил бросились к коновязям, успокаивать животных, которые от страха вставали на дыбы и ржали. Никто из солдат не знал то, что знали Айз Седай, но резкий серный запах, заполнивший холодный ночной воздух, всем показался плохим предзнаменованием, и суровые, закаленные в боях мужчины громко молились так же пылко как безусые юнцы. К их молитвам прибавились громкие молитвы их спутников – оружейников и кузнецов, стрельников, жен, швей и прачек. Внезапно все ощутили страх, словно этой ночью появилось что-то темное, темнее, чем сама темнота.
Ужасные хлопки холста крыши палатки, готовой вот-вот разорваться, громкие крики людей и лошадиное ржание, перекрывающие шум ветра, с трудом помогли Суан Санчей проснуться второй раз.
От резкого запаха серы, из глаз тут же потекли слезы, и она за это была ему едва ли не благодарна. Эгвейн могла управляться со сновидениями с той же легкостью, с какой снимала и одевала пару чулок, но про нее этого сказать было нельзя. Заснуть было очень трудно, даже когда она наконец заставила себя лечь. Едва она узнала про новости с речного берега, то была уверена, что заснет только, когда свалится с ног от усталости. Она помолилась за Лиане, они возложили свои общие надежды на плечи Эгвейн, а теперь, похоже, их выпотрошили и повесили сушиться. Ладно, она сама вымотала себя беспокойством, нервотрепкой и беготней. Теперь в ней снова проснулась надежда, и она не могла позволить своим тяжелым векам снова сомкнуться из опасения, что тогда точно проспит до полудня. Вихрь утих, но крики людей и животных не стихали. Устало, она отбросила одеяло и неуверенно поднялась на ноги. Постель была очень не удобной. Она была разложена на сложенном куске холста прямо на земле в углу не слишком большой квадратной палатки. Однако она оказалась здесь, хотя для нее это означало скакать верхом. Конечно, к тому моменту она уже валилась с ног и по всей видимости была не в себе от случившегося горя. Она коснулась тер’ангриала – перекрученного кольца, свисавшего с кожаного ремешка на ее шее.
Первое пробуждение, почти столь же трудное, как и нынешнее, привело к тому, что пришлось извлечь кольцо из кошеля. Хорошо, теперь горе уже почти прошло, и настал момент приступить к действиям. От внезапного зевка челюсть заскрипела словно ржавая уключина. Только этого не хватало. Она думала, что сообщения Эгвейн, и того факта, что она жива и отправила это сообщение, будет достаточно, чтобы снять усталость как рукой. Как оказалось, все было иначе.
Вызвав небольшой светящийся шарик, чтобы разглядеть висевший на столбе палатки стеклянный фонарь, она зажгла его тонким потоком Огня. Крохотный язычок пламени давал очень тусклый, мерцающий свет. В палатке были еще несколько ламп и фонарей, но Гарет все время повторял, как мало осталось масла на складе. Она не стала разжигать жаровню. Гарет не так скупился на уголь, как на масло, потому что его было проще добыть, но ей было наплевать на холод. Она хмуро смотрела на его постель в противоположном углу палатки, которая так и осталась не разобрана. Ему, конечно, уже известно о лодке и кто в ней был. Сестры старались держать его в неведении, но каким-то образом им это не часто удавалось. Он не раз поражал ее своими познаниями. Где его носит ночью? Муштрует своих солдат, не думая о том, что решит Совет Башни? Или уже уехал, бросив проигранное дело? Не такое уж и проигранное, но он-то об этом еще не знает.
«Нет», – сказала она самой себе, чувствуя при этом странное чувство… предательства что ли… за то, что просто мысленно сомневалась в этом мужчине. С восходом солнца он, конечно, будет здесь, и так день за днем, пока Совет Башни не прикажет ему убраться восвояси. Возможно даже тогда он не уедет. Она не верила, что он бросит Эгвейн, даже по приказу Совета. Он слишком упрямый и гордый. Нет. Не так. Гарет Брин – человек чести. Однажды дав слово, он никогда не заберет его назад, чего бы ему это не стоило. А еще, возможно, но только возможно, у него была и иная причина остаться. Она постаралась не думать об этом.
Но, если отбросить мысли о Гарете, то почему же она оказалась в его палатке? Было проще лечь в своей собственной в лагере Айз Седай, точно такой же тесной, или даже разделить компанию с ревущей Чезой. Хотя вообще-то, если задуматься, это было бы уже слишком. Она не смогла бы долго стерпеть ее завываний, горничная Эгвейн ревет не прекращая. Поэтому, твердой рукой выкинув Гарета из головы, она поспешно пробежала жесткой щеткой по волосам, и переоделась в свежую рубашку так быстро, как смогла при тусклом свете. Ее простое синее дорожное платье из шерсти, оказалось в полном беспорядке, и весь подол заляпан грязью, потому что она спускалась, чтобы осмотреть лодку лично, но она не стала тратить время на его чистку и глажку с помощью Силы. Нужно было спешить.