Джуэлл Лайза. Тридцатник, и только

   — Ну вот, — нарочито бодрым тоном объявила Надин, — я уезжаю. — Она торопливо приблизилась к тумбочке и бросила на нее ключи. — Запасные для тебя. — Надин заправила прядь волос за ухо. — Брось их в почтовый ящик, когда будешь уезжать. Я… э-э… оставила тебе кофе и чай, но вряд ли ты сможешь добраться до кухни, а? — Фил уныло пожал плечами, словно он уже смирился с ролью беспомощного инвалида. — Можешь звонить, куда угодно и… м-м… — она поставила ведро у кровати — Наверное, тебе это понадобится. Ты ведь не можешь дойти до туалета. — Фил беззащитно улыбнулся. — Что ж, выздоравливай. Надеюсь, с ногой все будет в порядке. И, Фил… извини. За то, что вчера случилось. Надеюсь, ты сможешь меня простить. — Она натянуто улыбнулась.
   Фил взял ее руку, безвольно висевшую вдоль тела, и благодарно улыбнулся. Надин смутилась. Размеренным жестом он поднес ее руку к губам и впился в нее долгим страстным поцелуем, вдыхая запах и слюнявя кожу. Надин смотрела на него сверху вниз, еле сдерживаясь, чтобы не выдернуть руку. Она попыталась снова улыбнуться, попытка не удалась.
   — Надин Кайт, — прочувствованно начал Фил, не выпуская руки, — тебе цены нет. Ты самая прекрасная девушка на свете. Ты приносишь мне ведра, заботишься обо мне, беспокоишься. Как же я могу в тебя не влюбиться! А возможно, — он ухмыльнулся и сжал ей руку, — я уже влюбился.
   Надин удалось вырваться, не проявив грубости, она попятилась к двери. Лицо горело, и это ее бесило, ибо Филу хватит наглости вообразить, будто она покраснела от желания и удовольствия, а не от неодолимого отвращения и ужаса, которые на самом деле испытывала.
   — Мне пора, Фил, — она глянула на часы. — Я позвоню… из аэропорта или еще откуда-нибудь. Счастливо.
   Фил поднял руку и опять улыбнулся.
   — Прощай, небесное созданье, — произнес он, подражая актерам в шекспировских пьесах, затем крутанул запястьем и сделал вид, будто отвешивает поклон.
   Надин натужно улыбнулась, нащупала дверную ручку и вышла вон.
   С глубокой печалью она запирала дверь своей чудесной квартирки, словно мать, оставлявшая прелестную дочурку наедине с распутной нянькой.
   — Прости, — шепнула она, направляясь к машине, — прости меня.
   Она села за руль. Сердце сжималось от ужасных предчувствий.
   Включив зажигание, Надин двинулась в Хитроу.

Глава тридцать третья

   Что это? Там впереди, под самым носом?
   Узнав затылок Дилайлы в машине, следовавшей впереди, Диг сполз на сиденье — над перегородкой, отделявшей пассажира от водителя, торчала лишь его бровь. Его шофер определенно не терял времени даром, по северному Лондону они промчались с ветерком, и теперь у светофора на Стрэнде, перед поворотом на мост Ватерлоо, такси Дига затормозило сразу за такси Дилайлы.
   На часах было двадцать минут десятого. Вспыхнул зеленый свет, и Диг ухватился за подлокотник, когда водитель лихо завернул за угол. Он хотел было сказать, что теперь можно ехать помедленнее, но понял, как глупо это прозвучит. Оставалось надеяться, что они не слишком обгонят такси Дилайлы.
   На мосту Диг в изумлении уставился на верхнюю площадку туристского автобуса, тащившегося по соседней полосе; площадка была битком набита желеобразными туристами, восторженно внимавшими мужчине в синей нейлоновой куртке и с микрофоном. И это почти в декабре, в десятом часу утра! Если бы Диг приехал туристом в Лондон, он бы сейчас сидел в буфете, намазывал маслом круассан, срезал верхушку сваренного в крутую яйца и планировал щадящую экскурсию в Королевскую Академию или в «Фортнум и Мейсон» где-нибудь посреди дня, если, конечно, будет настроение. Он бы не мерзнул на открытой автобусной площадке на самом ветреном мосту Лондона в обществе лопоухого юнца с микрофоном, надрывно оравшему ему в ухо.
   — К какому входу? — раздался скрипучий голос шофера, когда они подъехали к развязке у вокзала.
   Диг выпрямился с таким видом, будто знает куда едет:
   — А… к главному, пожалуйста.
   И тут же понял, что сморозил глупость, ибо водитель устало вздохнул в переговорное устройство:
   — «Евростар?» Главная линия? Метро? К которому из них, приятель?
   Неужто придется признаться? Лет десять назад Диг бы наслаждался азартом погони, но сейчас чувствовал себя не в своей тарелке.
   — Вы не могли бы.. э-э… — Диг откашлялся, — следовать вон за тем такси? — Как же по-дурацки это прозвучало!
   Водитель выгнул бровь.
   — Спорим, ты с самого начала хотел это сказать, — хохотнул он.
   Такси Дилайлы затормозило у кремовых каменных ступеней, ведущих на главную платформу вокзала. Диг наблюдал, как она выбирается из машины: сначала одна длинная нога в брючине и на высоком каблуке, затем другая, следом — пакет с зайцем.
   Его такси остановилось сзади; водитель с легкой усмешкой поглядывал на Дига, когда тот расплачивался, чуть ли не лежа на заднем сиденье и просовывая десятифунтовую бумажку в щель в окошке. Удостоверившись, что Дилайла поднимается по ступеням, Диг, пригнувшись, открыл дверцу. Когда он медленно и настороженно двинулся вверх по широкой лестнице, Дигби у него на руках затрепетал от волнения, нюхая воздух замшевым носиком. Он чуял запах хозяйки. Тоненько пискнув, пес попытался вырваться.
   — Ш-ш, — Диг зажал ладонью влажную собачью морду. — Ш-ш…
   На платформе Диг спрятался за телефонными будками, отслеживая передвижения Дилайлы. Она шагала по направлению к билетной кассе, каблучки стучали по мраморному покрытию, заячье ухо моталось в такт шагам.
   Диг подождал, пока Дилайла не укоренится в очереди, затем стремглав перебежал к стенду с объявлениями и красочной рекламой однодневных экскурсий. Наклонил голову и притворился, будто изучает объявления. Когда Дилайла взяла сдачу и двинулась прочь от кассы, Диг метнулся к противоположной стороне стенда.
   Он понятия не имел, куда она направляется. Судя по густым строчкам мигающего табло с информацией о поездах, она могла поехать куда угодно — от Бэгшота до Эпсома, от Хука до Вула, не говоря уж о Сурбитоне, Стейнсе и Саннингдейле.
   Сердце забилось чаще. Первобытный инстинкт, глубоко похороненный, рвался наружу: выследить добычу, хоронясь в зарослях, а столбы и телефонные будки вполне сойдут за деревья и кустарник.
   Теперь Дилайла не торопилась; она двигалась к дальнему концу вокзала — миновала девятую, восьмую, седьмую, шестую платформы и остановилась у магазинчика аксессуаров, перебирая меховые покрывала, кожаные перчатки, искусственные кашмирские шали, сумочки, вышитые бисером; пройдя мимо пятой, четвертой и третьей платформы, заглянула в лавку с нижним бельем, пощупала шелк и атлас, ядовито-зеленые трусики-тесемки, хлопчатобумажные лифчики и коротенькие трикотажные майки с розочками. Женщины вообще понимают, сколь абсолютно сногсшибательно они выглядят, копаясь в белье на прилавках?
   Выйдя из лавочки, Дилайла посмотрела на табло, висевшее над первой платформой. Диг проследил ее взгляд, вжавшись в дверь закрытого паба на другой стороне платформы. Он прищурился, пытаясь разобрать надпись:
 
   9.52 Гилфорд через Клэпхем
 
   Ладно, подумал он, пусть будет Гилфорд.
   Он воровато двинулся по платформе, следуя за покачивающимися бедрами Дилайлы и болтавшимся ухом плюшевого зайца. Дигби отчаянно рвался на свободу; завидев фигуру Дилайлы в отдалении, он принялся повизгивать. Диг пожалел, что не прихватил поводок или намордник, чтобы приструнить животное. Эта псина ставила под угрозу исход всей операции.
   Дилайла вошла в поезд, и Диг ускорил шаг. Он сел в соседний вагон, откуда мог преспокойно наблюдать за ней через окно между вагонами. К счастью, Дилайла сидела спиной к нему, просматривая стопку бумаг. Хвала бумагам!.. Но почему они всегда при ней и в таком количестве? Наверное, учится на диктора и пользуется любой возможностью попрактиковаться…
   Между остановками Диг, подперев ладонью подбородок, смотрел в окно. Угрюмые грязные задворки Лондона сменились сияющими, вымытыми шампунем пригородами. Крошечные, заросшие, с брошенным поржавевшим скарбом сады Баттерси, Клапама и Стрихема уступили место новеньким оранжереям Уимблдона, Кингстона и Нью-Молдена, ярким пластиковым качелям и горкам в садах, блестящим мангалам для барбекю на полянках и белоснежным тентам. Диг смотрел на это великолепие, как на другую вселенную. Пригороды, размышлял он, наверное, хороши как источник творчества и вдохновения, от их скуки и банальности хочется бежать куда глаза глядят, рваться к высотам, жаждать неизведанного, но он их ненавидел. В пригородах он задыхался, чувствовал себя так, словно его сунули в огромный зеленый пластиковый мешок и вот-вот завяжут горловину, лишив доступа воздуха.
   Когда поезд тащился по Сурбитону, Диг бросил взгляд украдкой на соседний вагон. Дилайла уже не перебирала бумаги, теперь она смотрела в окно, нервно покусывая кожу вокруг ногтей. Черт, до чего же она красива, подумал Диг — как всегда не кстати.
   За безликим офисным зданием следовал безликий ряд магазинов и такие же сады. Анонимные станции проносились одна за другой, в глазах лишь мелькала красная, белая и синяя эмблема Юго-восточной железной дороги, и спустя двадцать минут Диг обнаружил, что поезд остановился в местечке под названием Уолтон-на-Темзе.
   Дилайла сошла с поезда и повернула налево, что было на руку Дигу: она не заметила, как он ступил на платформу. Его сердце, успокоившееся во время поездки, возобновило свой бешеный тамтам. Диг вынул солнечные очки из кармана пальто и нацепил их на нос. Нет-нет, поспешил он заверить себя, он не идиот, чтобы разыгрывать шпионские страсти, просто солнце слепит глаза.
   Пока они шли по платформе, Диг держался на приличном расстоянии; лишь горстка пассажиров сошла на станции, и его легко было заметить. Ему пришлось метнуться за столб, когда Дигби, увидев Дилайлу, пискливо тявкнул. Заслышав голос пса, Дилайла, как насторожившаяся кошка, замедлила шаг. Диг затаил дыхание, зажав собаке пасть.
   Этот крысенок завалит все дело. Надо было оставить его дома. Внезапно Диг с ужасом сообразил, что похож на придурошного гомика, вышедшего на прогулку, но вместо барсетки от Александра Маккуина он прижимает к груди уродливую собачонку. Почему, в который раз подивился он, Дилайла из множества щенков — спаниелей, колли, овчарок и волкодавов, — выбрала именно это недоразумение? Что привлекло ее в этом зачуханном, вечно дрожащем мешочке с костями? Загадка, совершеннейшая загадка.
   Дилайла исчезла в здании вокзала, и Диг ускорил шаг. Ворвавшись в зал, он успел увидеть в противоположном окне, как Дилайла твердым шагом удаляется прочь от вокзала.
   Диг рванул к выходу и ошарашенно вздрогнул, когда перед ним неожиданно возник человек с шрамом во всю щеку, перебитым носом и кочаном цветной капусты вместо уха:
   — Ваш билет, сэр?
   Диг глянул на контролера, потом на дорогу, по которой удалялась Дилайла, уменьшаясь на глазах до кукольных размеров. Черт бы все побрал. Он переминался с ноги на ногу, лихорадочно соображая, как поступить: потратить пять минут, умасливая этого парня с несчастливой внешностью, чтобы тот не брал с него штрафа, или сбежать без объяснений.
   — Сэр, покажите билет.
   Плевать. Диг покрепче перехватил пса, бросил на контролера извиняющийся взгляд, который, как он надеялся, передавал все нюансы жизненной передряги, безбилетником забросившей его в Уолтон-на-Темзе, и дал деру. Рискованный ход: контролер походил на бывшего кулачного бойца, но, с другой стороны, возраст притупляет реакцию. Риск оправдал себя. Малый с покореженной физиономией вздохнул и вернулся к своей газете; ему явно до смерти надоели заполошные педики с чумазыми терьерами под мышкой, толку от них все равно не добьешься.
   Диг еле дождался, пока автобус сделает полный разворот, и перешел дорогу. Улица, на которой он только что видел Дилайлу, была пустынна. Диг торопливо огляделся и с удивлением обнаружил, что попал на край земли — не в приятном смысле этого слова, не в бескрайние луга и широкие горизонты, не в безбрежные просторы, манящие уединением и покоем, но просто в никуда. Кроме станции на этом тихом и безлюдном перекрестке двух убогих дорог, находилась лишь контора по продаже недвижимости и автобусная остановка.
   Скрипучий трясущийся автобус исчез в ядовитом облаке дыма, и место стало еще пустыннее. Майка липла к спине Дига, тело исходило вонючим потом. Не только сознание двигало Дигом, тело тоже разнообразно реагировало, выделяя жидкости и химикалии, пока он преследовал жертву. Диг, как ни странно, вдруг испытал прилив сил.
   Он чуть ли не бегом двинулся вдоль извилистой улицы, мимо домов, словно взятых из конструктора Барби и во много раз увеличенных. Заслышав за углом эхо шагов Дилайлы, он резко притормозил. Хорошо, что она не исчезла в одном из этих домов, тогда бы он навеки остался стоять столбом посреди Уолтона-на-Темзе.
   Каменная пустыня казалась бесконечной, но наконец единственная улица разветвилась, стали появляться признаки цивилизации: школа, церковь, приземистое официальное здание, население. Вскоре они вышли на шумную центральную улицу, и Дигу пришлось прокладывать себе дорогу меж гуляющих семейств с толстыми шеями и мясистыми руками, нервно шаркавших по тротуару пенсионеров, детских колясок и сумок на колесиках. Дилайла упорно шагала вперед.
   Они миновали ряды магазинов: «Роберт Дайас», «Дороти Перкинс», «Обувь», «Антиквариат», книжная лавка, «Маркс и Спенсер».
   Диг обливался потом.
   Дилайла внезапно остановилась, и он нырнул в подворотню. На кого я похож, думал Диг: потный, растрепанный малый, с всклокоченными волосами и несуразной собакой под мышкой, бродит, озираясь, по улицам, и прячется в подворотнях. Если бы он увидел на улице такого типа, то сомнений бы не возникло: по этому парню психушка плачет.
   Дилайла сверялась с листком бумаги, она вертела его в руках и так и сяк, и Диг предположил, что она разглядывает карту. Он глянул на часы: 10.51. Сколько же им еще тащиться на своих двоих! Он надеялся, что их цель близка, какова бы эта цель ни была. Он опасался, что дольше не выдержит неизвестности.
   Сунув листок в замшевый дипломат, Дилайла опять застучала каблучками, пешеходы же опять начали редеть.
   За розовым пабом она свернула направо; Диг последовал за ней по дорожке, поднимавшейся в гору, сердце гулко вздрагивало каждый раз, когда из-под его ноги вылетал камешек. В конце дорожки Диг остановился, чтобы перевести дух, и впервые за день трезво взглянул на вещи. Что, черт побери, он делает? И, главное, зачем? Где он? Куда идет? Почему он здесь оказался? Угодил в киношную ситуацию, но он ведь не экранный персонаж, ему тут не место.
   Он опустил голову и с отвращением обнаружил, что Дигби горячим розовым язычком жадно слизывает соленый пот с его ладони. Хмыкнув, Диг вытер руку о джинсы. И внезапно почувствовал себя виноватым: бедное животное наверняка страдало от жажды, не говоря уж о голоде, и возможно, — то есть, совершенно определенно, — нуждалось в опорожнении некоторых внутренностей. Диг посмотрел на пса. Пес посмотрел на него, моргнул и сглотнул. В глазах Дигби стояли слезы, и выглядел он ужасно несчастным. Диг почувствовал себя последней сволочью.
   За полоской деревьев, меж которыми прятался Диг, протекала река. Несмотря на название городка, Диг слегка удивился наличию водной артерии, широкой, извилистой и сверкающей. Маленькие флотилии лодок с отдыхающими семьями бороздили поверхность, слева виднелся массивный шлюз, справа — небольшое озерцо. За ним располагался фантастический деревянный паб с облупившейся белой краской и лишайником на стенах, балконом вдоль второго этажа и столиками на улице. Что за место, подумал Диг, мысленно добавляя его в «летний» раздел бесконечного списка симпатичных пабов, где он был бы не прочь как-нибудь посидеть.
   Пыхтящая стая разномастных псов выскочила на песчаную тропу, за ними следовали престарелые холеные хозяева, помахивая отстегнутыми поводками. Дигби заерзал в руках Дига, и тот успокаивающе зашептал псу на ухо.
   Наконец Дилайла сошла с тропы, и Диг с облегчением догадался, что они, вероятно, добрались до цели. Пора бы уже. Солнце припекало вовсю, и Диг буквально варился в собственном соку. Под мышками у него темнели влажные пятна, пот струйками сбегал по спине, застаивался в ложбинке на груди. Согнув палец, он оттянул ворот майки и дунул внутрь. Диг хотел сесть. И не хотел больше никуда идти.
   В конце поворота, на приличном расстоянии от дороги стояло три дома. Это были не мини-особнячки, которые Диг видел у станции, это были настоящие родовые поместья представителей среднего класса. Подъездные дорожки засыпали гравием не вчера, заросли ракитника добрались до верхних этажей, окна по старинке открывались внутрь, у гаражей стояли старые фургоны, крыши особняков украшали шестиугольные башенки, а у порогов торчали изогнутые железки, чтобы счищать грязь с сапог. Дилайла направилась к среднему дому, сбавив темп и более не размахивая пакетом с зайцем. Даже на расстоянии пятнадцати метров Диг услыхал, как она нервно откашлялась.
   Он устроился у ялика, вытащенного на траву; судно находилось в стадии ремонта, один борт у него был белым, другой зеленым. Ялик назывался «Король солнца» и стоял под тутовым деревом — лучшего укрытия не сыскать.
   Приближаясь к большому красивому дому, Дилайла все более замедляла шаг. И вдруг она сделала нечто, что невероятно взбесило Дига. Он выскочил из дома ни свет, ни заря, заплатил десятку за такси, его чуть не арестовали за безбилетный проезд, он полчаса тащился по какой-то суррейской дыре, умаялся, взмок, а сколько переживаний принесло ему это странное нереальное утро! И как же вознаграждено его рвение? Дилайла уселась на скамью, поставив рядом свою поклажу.
   Диг скрипнул зубами. Что она затеяла? Что, черт возьми, у нее на уме? Уселась на скамейку. В Уолтоне-на-Темзе. Она что, приперлась сюда пейзажем любоваться?
   Скамья стояла над рекой, между средним и крайним правым домом, спинкой к дороге. С нее, следовало признать, открывался отменный вид на Темзу и островок, куда был перекинут изящный деревянный мостик. Очень симпатично. Чрезвычайно мило. Но зачем?
   Диг сел, вытянул натруженные ноги. Земля была холодной и влажной, но ему было плевать; он был разгорячен и вымотан, и вдобавок глубоко разочарован. Порылся в карманах в поисках жевательной резинки или пакетика мятных конфеток — во рту стоял привкус свернувшегося молока — и еще сильнее разозлился, ничего не обнаружив.
   Дилайла скрестила ноги и оперлась локтем на спинку скамьи. Диг увидел, как она переместила солнецезащитные очки с макушки на нос, а потом стала вытворять что-то странное с волосами: взлохматила и занавесила ими лицо, после чего подняла воротник дубленки. Пытается замаскироваться, догадался Диг. Он повеселел — вот так-то лучше — и приготовился стать свидетелем преступного рандеву, шпионской явки… словом, чего-то крайне интересного.
   Диг сидел за лодкой, прижимая к груди вконец очумевшего Дигби и не спуская глаз с Дилайлы, а его воображение разгулялось вовсю. Ему мерещились военные эскапады, трюки Джеймса Бонда, женщины в шинелях, шепчущие в трубку: «Слушайте внимательно», наикрутейшие электронные жучки, накладные усы и видеокамеры в карандашах. Мероприятие становилось куда более захватывающим, чем он предполагал. Диг потер руки в радостном возбуждении и стал ждать приключений.
 
   Час спустя от его энтузиазма остались жалкие крохи.
   Тело, разогретое ходьбой, зябло, руки и нос коченели, а задница онемела. Диг отччаянно хотел есть и столь же отчаянно томился от скуки.
   За целый час на подступах к живописному островку ничего не произошло — ровным счетом. Откуда-то примчалась собака, наверное, учуяла добычу, дрожавшую на коленях у Дига. Флюгер на крыше дома дрогнул несколько раз. Машина свернула на тропку, чтобы развернуться. Все.
   Дилайла по-прежнему сидела на скамье — в очках, с лиицом, занавешенным волосами.
   Еще пять минут, сказал себе Диг, еще пять минут, и я возвращаюсь домой.
   И вдруг он услыхал шум: щелчок, за ним еще один, раздался смех. Средний дом наконец пробудился от спячки. Диг сунул пса под пальто и устроился поудобнее, чтобы без помех наблюдать за происходящим.
   Дверь дома распахнулась, и Диг разглядел в сумраке силуэты людей, занятых сборами. Люди бесперрывно переругивались, жаловались и покрикивали друг на друга. Дилайла слегка развернулась на скамье и, слегка спутив очки, уставилась на открытую дверь.
   — Мэдди, прекрати! — раздался женский голос с суррейским акцентом. — Оставь собаку в покое!
   На гравиевую дорожку выскочил крупный ньюфаундленд, на его спине подскакивала маленькая девочка, легонько погонявшая пса линейкой.
   — Ну, Монти! Ну! — верещала хорошенькая темноволосая погонщица.
   — Слезь со собаки, Мэдди! — на пороге возникла высокая, худая женщина в вытертой офицерской шинели с меховым воротником, на ногах у нее были зеленые резиновые сапоги, в руках она держала большое одеяло и скороварку. В молодости женщина явно была настоящей красвицей. Взъерошенные волосы, черные, как вороное крыло, были подстрижены клином, что ей очень шло.
   За женщиной, уткнувшись в книжку, брел мальчик лет десяти. Даже на таком расстоянии Диг разглядел яркую обложку книги о Гарри Поттере. Не отрывая глаз от книги, мальчик ловко пинал мяч.
   Женщина достала из потертой сумки связку ключей и открыла багажник серебристого «мерседеса». Дверца взлетела вверх, собака, одеяло, и скороварка приземлились на багажном пространстве.
   Теперь Мэдди играла в лошадки: она скакала галопом по кругу, разбрасывала подошвами гравий, ржала и цокала языком.
   — Мэдди, перестань! Садись в машину!
   Темноволосый мальчик пинком загнал мяч в гараж и скользнул на заднее сиденье, так и не оторвавшись от книги. Мэдди продолжала игнорировать мать.
   — Мэдди! Немедленно в машину, не то можешь забыть про «Макдональдс»! Останешься здесь одна!
   Мэдди тут же бросила линейку, подбежала к «мерседесу», запрыгнула на заднее сиденье рядом с братом и привязала себя чем-то вроде упряжи. Ньюфаундленд засопел над головой Мэдди, она обернулась и просияла.
   Что ж, думал Диг, очень мило: симпатичная собака, симпатичная девочка, этакая домашняя идиллия, — но нам-то что за дело? Где смуглый незнакомец в плаще, где загадочный пакет, где приключение?
   Женщина засигналила, и Диг от неожиданности схватился за сердце. Приоткрыв окно, она высунула голову.
   — Софи! — заорала она, раздраженно сигналя. — Сейчас же спускайся!
   Дигу подумал, что она принадлежит к той породе женщин, которые из любого пустятка сделают драму.
   Через несколько секунд дверь со скрипом отворилась. Диг увидел, как Дилайла замерла на скамье, прикрывая ладонью лицо (она определенно старалась остаться не узнанной, догадался Диг), когда очень высокая и стройная девочка ступила на крыльцо.
   — Честное слово, мама, — крикнула она, запирая дверь, — ты так орешь, что соседи могут подумать, будто ты нас истязаешь. — Она фыркнула и сунула ключ в рюкзак.
   На вид ей было лет двенадцать — черные ботинки, свободные спортивные зеленые штаны и серая шубка не по размеру. Длинные волосы распадались посередине на пробор, они были теплого золотистого оттенка, резко контрастируя с темными гшевелюрами остальных членов семейства. Нежная кожа, гибкая фигура, правильные черты лица — на таких девушек, полагал Диг, и охотятся в торговых центрах представители модельных агентств. И хотя ей было всего лишь двенадцать или тринадцать лет, девочка выглядела настоящей принцессой, рядом с ней хотелось расправить плечи, выпятить грудь и пружинить шаг.
   Завязывай, педофил хренов, обругал себя Диг, хватит.
   Пока девочка обходила машину, Диг смог получше разглядеть ее. Пухлые, атласные губы, большие голубые глаза с темным ресницами, кремовая кожа и надутое выражение лица. Мать что-то сказала ей, и девочка неохотно улыбнулась. Улыбаясь, она повернулась в сторону Дига, и, словно кирпич, брошенный в окно, мысль вонзилась в его мозг.
   О черт, подумал он, она похожа на Лесли Эш из «Квадрофении».
   Диг обернулся на Дилайлу; та не пошевелила ни мускулом, с тех пор как из дома вышла девочка. Он снова перевел на нее взгляд, девочка пристегивала ремень безопасности. С ума сойти, до чего они похожи: выражение лица, губы, улыбка, та же потрясающая фигура, покачивающиеся бедра, персиково-сливочная кожа. Все одинаково… в точности. Ему вдруг стало трудно дышать. Диг вспомнил игровую площадку в школе Святой Троице: вот он сидит, скрестив ноги, на траве, на коленях новое расписание, а в душе зарождается потрясение, которое сформирует его характер — он впервые увидел Дилайлу. Странно, думал Диг, эта девушка — вылитая Дилайла, но как?..
   Он оглянулся на Дилайлу; вцепившись побелевшими пальцами в спинку скамьи, она беспомощно смотрела, как «мерседес» выезжает на дорогу. Ветер сдул волосы ее лица, и вид у нее был потереянный. Когда машина покатила прочь, Дилайла машинально сдвинула очки на макушку, и Диг увидел, что на ее щеках блестят слезы. Он чувствовал себя паршиво. Он был напуган и ошарашен.
   Диг посмотрел вслед машине: девочка переругивалась с младшим братом, сидевшим позади. Неужто, думал он, неужто эта девочка, эта красивая, сердитая и удивительная девочка — его дочь?