Страница:
— Ты повторяешь слово в слово то, — усмехнулась Дилайла, — что давно твердят женщины моего возраста. Но, по-моему, это неверно. В нашем возрасте многие отношения, которые завязались в школе или университете, начинают портиться и распадаться. И появляются толпы новых одиноких мужчин и женщин, они не хотят повторять прежних ошибок и на сей раз ищут того, кто им действительно подходит, того, с кем они могли бы провести остаток жизни и завести детей.
— Отчаявшиеся женщины, да? Такие меня не интересуют. Потому что они лишь лихорадочно используют последний шанс, им нужна только сперма, и плевать… — Диг не знал, как еще припечатать «отчаившихся», и поднял руки.
— А что тебе нужно, Диг? Какой у тебя идеал женщины? Опиши.
— Ну.. она должна быть такой, как ты, только без мужа, ребенка и собаки.
— А если серьезно?
— Хм-м… Если серьезно, то она должна быть красивой, разумеется, и обязательно стройной. Хорошо бы блондинкой с чудными острыми грудками. Прости за пошлость, — извинился он, — но мы, лондонцы, все такие…. Ладно… э-э… она должна быть моей ровесницей.. либо очень зрелой двадцатидвухлеткой… И умной, — фантазировал Диг, — но не интеллектуалкой. Я до смерти боюсь интеллектуалок, с ними ни в кино не сходишь на какую-нибудь чушь собачью, ни сериал по ящику не посмотришь. У нее должен быть хороший аппетит, она должна наслаждаться едой, особенно карри. И было бы здорово, если бы она умела готовить.
Ей должны нравится пабы и музыка, которая нравится мне. Она должна быть общительной, но и благоразумной на тот случай, если у нас появятся дети. Помешанной на вечеринках идиотки мне не надо. Я хочу, чтобы на нее можно было положиться: если она сказала, что будет там-то и тогда-то, значит там я ее и встречу. Дерганых и легкомысленных я не приветствую.
И… — раздумывая, он барабанил пальцами по зубам, — деньги пришлись бы очень кстати. Да, я бы не возражал против женщины с хорошим счетом в банке. Домашняя девушка — тоже хорошо; если она будет привязана к родителям так же, как я, то поймет, почему я до конца не могу разорвать пуповину. И… — он щелкнул пальцами, знаменуя появление нового соображения, — аккуратная. В разумных пределах, конечно. Понимаю, никто не способен сравняться со мной по части уборки. Но все-таки.
— В общем, ты малый не капризный, — ехидно вставила Дилайла.
— А то, — ухмыльнулся Диг и откинулся на спинку дивана. — Но самое главное требование следующее: чтобы я бы мог проснуться с ней рядом в субботу утром и подумать: «Здорово, впереди выходные и со мной моя девушка, и что бы мы ни предприняли, все будет замечательно, потому что она мой лучший друг и мне нравится ее общество».
Дилайла улыбалась, слушая Дига.
— Что ж, поздравляю, — она протянула ему руку, — ответ правильный. Официально заявляю, ты созрел, чтобы завязать взрослые отношения. Но хм… дай-ка подумать… у нас, кажется, есть одна маленькая проблема?
Она дурачилась, потирая подбородок и притворяясь обеспокоенной. Диг не понимал, куда она клонит.
— Какая? — спросил он.
— Где же мы найдем женщину, которая бы удовлетворяла всем этим требованиям? Разве такие на свете существуют?
— То-то и оно! — подхватил Диг.
— Красивая, умная, одинокая, любительница карри и пабов, аккуратная и разумная, домашняя и к тому же лучший друг — таких не бывает! — Она хлопнула себя по лбу в притворном расстройстве.
Диг заерзал: беседа принимала странный оборот.
— По крайней мере, я таких не встречал, — решил он поставить точку.
— Но подожди! Какая же я глупая! Я знаю такую девушку. И почему я раньше о ней не вспомнила? Она идеально тебе подходит. Ты ее полюбишь. — Она принялась рыться в сумочке. — Я дам тебе ее телефон.
— Да? — оживился Диг. — Кто она? И что за человек?
— В точности, как твоя идеальная женщина. Ей тридцать лет, красивая, преуспевающая, нежная, добрая. Ты будешь от нее без ума.
— Да, но… понравлюсь ли я ей? Если она такая потрясающая, не сочтет ли она меня придурком?
— Нет, — Дилайла царапала номер на отрывном листочке, — не бойся. Она решит, что встретила свой идеал. Ты в ее вкусе, поверь мне. — Щелкнув ручкой, она подвинула листок Дигу. — Позвони ей, — настоятельным тоном предложила она. — Позвони сейчас же.
Диг взял серебристый листочек и поднял к носу: 020 7485 2121.
Он скорчил изумленную гримасу:
— Но… но… не понимаю. Это телефон Надин. — Дилайла улыбалась. — Зачем ты дала мне номер Надин?
— Черт побери, — поморщилась Дилайла, — не удивительно, что интеллектуалки тебя пугают. Самым смышленым парнем месяца тебя вряд ли выберут, правда?
— А, — хмуро улыбнулся Диг, — ты опять ступила на боевую тропу сватовства. Ясно. — Он протянул листок Дилайле. — Ты просто не врубаешься. Этого никогда не случится. Нам с Надин семейное счастье не грозит. Если бы это могло случится, то уже давно случилось бы.
— Но почему? — вскинулась Дилайла. — Не понимаю. Что с вами происходит? Почему вы не можете быть вместе?
Диг потер ладонью щеку:
— Не знаю. Наверное, не судьба. Я пытался, но она не заинтересовалась мной, и никогда не проявляла ни малейших признаков… ну понятно, о чем я.
Дилайла ударила рукой по столу, от неожиданности Диг подпрыгнул:
— Значит, пытался! Я знала! Знала, что за этой платонической ерундой что-то стоит. Расскажи, как все было. С начала и до конца.
Диг уже сожалел о своей откровенности, которая начинала заводить его туда, куда он совершенно не стремился. Собравшись с духом, он поведал Дилайле о сентябре 1987 года.
— Надин меня не захотела, — подытожил он. Так и сказала: «Ты мне не нужен». Куда уж яснее! Ей было нужно нечто большее, чем я. Мужчина с большой буквы. Она мечтала о спортивных машинах, модных шмотках, умудренности и интригующей красоте. А не о прыщавом мальчонке Диге Райане с тощими ногами, разъезжающим на старой «хонде» и работающем в какой-то смурной конторе. Знаешь, я не сразу свыкся с этой мыслью. Довольно долгое время мне было тяжело находиться рядом с ней и не желать ее… но теперь все хорошо. Она мой друг. И часть моей жизни, за что я ей благодарен. Жизнь без Надин была бы пустой и бессмысленной. Дилайла… понимаю, ты хочешь, как лучше, но забудь об этом, ладно? Потому что этому не бывать.
— Ох, Диг, — Дилайла покачала головой, — если бы ты только видел вас с Надин со стороны, видел то, что заметно любому! Тогда бы ты наверняка распрощался с дурацкими детскими обидами и взглянул на ситуацию объективно. — Она сунула ему в ладонь листок с номером. — Оставь себе. Может быть, когда-нибудь ты обнаружишь этот клочок в бумажнике, вспомнишь наш разговор и поступишь правильно. Хорошо? — Она сжала его пальцы в кулак.
— Ладно, как скажешь. — Он сунул листок в карман и принялся за еду, остывавшую на тарелке.
Что за день, думал Дин, пережевывая пресный кусок баранины, (и почему всегда, когда он обедает с Дилайлой, еда такая невкусная?) что за невероятный день! Он вдруг почувствовал себя вымотанным. Он более не испытывал ни голода, ни жажды, и язык уже не ворочался.
Но самое смешное, несмотря на затеянную Дилайлой болезненную дискуссию и на все безобразия, случившиеся за последнюю неделю, Диг, сидя над холодным карри и впитывая, непривычную атмосферу заведения, вдруг осознал, что больше всего на свете он сейчас хотел бы увидеть Надин.
Глава тридцать девятая
Глава сороковая
— Отчаявшиеся женщины, да? Такие меня не интересуют. Потому что они лишь лихорадочно используют последний шанс, им нужна только сперма, и плевать… — Диг не знал, как еще припечатать «отчаившихся», и поднял руки.
— А что тебе нужно, Диг? Какой у тебя идеал женщины? Опиши.
— Ну.. она должна быть такой, как ты, только без мужа, ребенка и собаки.
— А если серьезно?
— Хм-м… Если серьезно, то она должна быть красивой, разумеется, и обязательно стройной. Хорошо бы блондинкой с чудными острыми грудками. Прости за пошлость, — извинился он, — но мы, лондонцы, все такие…. Ладно… э-э… она должна быть моей ровесницей.. либо очень зрелой двадцатидвухлеткой… И умной, — фантазировал Диг, — но не интеллектуалкой. Я до смерти боюсь интеллектуалок, с ними ни в кино не сходишь на какую-нибудь чушь собачью, ни сериал по ящику не посмотришь. У нее должен быть хороший аппетит, она должна наслаждаться едой, особенно карри. И было бы здорово, если бы она умела готовить.
Ей должны нравится пабы и музыка, которая нравится мне. Она должна быть общительной, но и благоразумной на тот случай, если у нас появятся дети. Помешанной на вечеринках идиотки мне не надо. Я хочу, чтобы на нее можно было положиться: если она сказала, что будет там-то и тогда-то, значит там я ее и встречу. Дерганых и легкомысленных я не приветствую.
И… — раздумывая, он барабанил пальцами по зубам, — деньги пришлись бы очень кстати. Да, я бы не возражал против женщины с хорошим счетом в банке. Домашняя девушка — тоже хорошо; если она будет привязана к родителям так же, как я, то поймет, почему я до конца не могу разорвать пуповину. И… — он щелкнул пальцами, знаменуя появление нового соображения, — аккуратная. В разумных пределах, конечно. Понимаю, никто не способен сравняться со мной по части уборки. Но все-таки.
— В общем, ты малый не капризный, — ехидно вставила Дилайла.
— А то, — ухмыльнулся Диг и откинулся на спинку дивана. — Но самое главное требование следующее: чтобы я бы мог проснуться с ней рядом в субботу утром и подумать: «Здорово, впереди выходные и со мной моя девушка, и что бы мы ни предприняли, все будет замечательно, потому что она мой лучший друг и мне нравится ее общество».
Дилайла улыбалась, слушая Дига.
— Что ж, поздравляю, — она протянула ему руку, — ответ правильный. Официально заявляю, ты созрел, чтобы завязать взрослые отношения. Но хм… дай-ка подумать… у нас, кажется, есть одна маленькая проблема?
Она дурачилась, потирая подбородок и притворяясь обеспокоенной. Диг не понимал, куда она клонит.
— Какая? — спросил он.
— Где же мы найдем женщину, которая бы удовлетворяла всем этим требованиям? Разве такие на свете существуют?
— То-то и оно! — подхватил Диг.
— Красивая, умная, одинокая, любительница карри и пабов, аккуратная и разумная, домашняя и к тому же лучший друг — таких не бывает! — Она хлопнула себя по лбу в притворном расстройстве.
Диг заерзал: беседа принимала странный оборот.
— По крайней мере, я таких не встречал, — решил он поставить точку.
— Но подожди! Какая же я глупая! Я знаю такую девушку. И почему я раньше о ней не вспомнила? Она идеально тебе подходит. Ты ее полюбишь. — Она принялась рыться в сумочке. — Я дам тебе ее телефон.
— Да? — оживился Диг. — Кто она? И что за человек?
— В точности, как твоя идеальная женщина. Ей тридцать лет, красивая, преуспевающая, нежная, добрая. Ты будешь от нее без ума.
— Да, но… понравлюсь ли я ей? Если она такая потрясающая, не сочтет ли она меня придурком?
— Нет, — Дилайла царапала номер на отрывном листочке, — не бойся. Она решит, что встретила свой идеал. Ты в ее вкусе, поверь мне. — Щелкнув ручкой, она подвинула листок Дигу. — Позвони ей, — настоятельным тоном предложила она. — Позвони сейчас же.
Диг взял серебристый листочек и поднял к носу: 020 7485 2121.
Он скорчил изумленную гримасу:
— Но… но… не понимаю. Это телефон Надин. — Дилайла улыбалась. — Зачем ты дала мне номер Надин?
— Черт побери, — поморщилась Дилайла, — не удивительно, что интеллектуалки тебя пугают. Самым смышленым парнем месяца тебя вряд ли выберут, правда?
— А, — хмуро улыбнулся Диг, — ты опять ступила на боевую тропу сватовства. Ясно. — Он протянул листок Дилайле. — Ты просто не врубаешься. Этого никогда не случится. Нам с Надин семейное счастье не грозит. Если бы это могло случится, то уже давно случилось бы.
— Но почему? — вскинулась Дилайла. — Не понимаю. Что с вами происходит? Почему вы не можете быть вместе?
Диг потер ладонью щеку:
— Не знаю. Наверное, не судьба. Я пытался, но она не заинтересовалась мной, и никогда не проявляла ни малейших признаков… ну понятно, о чем я.
Дилайла ударила рукой по столу, от неожиданности Диг подпрыгнул:
— Значит, пытался! Я знала! Знала, что за этой платонической ерундой что-то стоит. Расскажи, как все было. С начала и до конца.
Диг уже сожалел о своей откровенности, которая начинала заводить его туда, куда он совершенно не стремился. Собравшись с духом, он поведал Дилайле о сентябре 1987 года.
— Надин меня не захотела, — подытожил он. Так и сказала: «Ты мне не нужен». Куда уж яснее! Ей было нужно нечто большее, чем я. Мужчина с большой буквы. Она мечтала о спортивных машинах, модных шмотках, умудренности и интригующей красоте. А не о прыщавом мальчонке Диге Райане с тощими ногами, разъезжающим на старой «хонде» и работающем в какой-то смурной конторе. Знаешь, я не сразу свыкся с этой мыслью. Довольно долгое время мне было тяжело находиться рядом с ней и не желать ее… но теперь все хорошо. Она мой друг. И часть моей жизни, за что я ей благодарен. Жизнь без Надин была бы пустой и бессмысленной. Дилайла… понимаю, ты хочешь, как лучше, но забудь об этом, ладно? Потому что этому не бывать.
— Ох, Диг, — Дилайла покачала головой, — если бы ты только видел вас с Надин со стороны, видел то, что заметно любому! Тогда бы ты наверняка распрощался с дурацкими детскими обидами и взглянул на ситуацию объективно. — Она сунула ему в ладонь листок с номером. — Оставь себе. Может быть, когда-нибудь ты обнаружишь этот клочок в бумажнике, вспомнишь наш разговор и поступишь правильно. Хорошо? — Она сжала его пальцы в кулак.
— Ладно, как скажешь. — Он сунул листок в карман и принялся за еду, остывавшую на тарелке.
Что за день, думал Дин, пережевывая пресный кусок баранины, (и почему всегда, когда он обедает с Дилайлой, еда такая невкусная?) что за невероятный день! Он вдруг почувствовал себя вымотанным. Он более не испытывал ни голода, ни жажды, и язык уже не ворочался.
Но самое смешное, несмотря на затеянную Дилайлой болезненную дискуссию и на все безобразия, случившиеся за последнюю неделю, Диг, сидя над холодным карри и впитывая, непривычную атмосферу заведения, вдруг осознал, что больше всего на свете он сейчас хотел бы увидеть Надин.
Глава тридцать девятая
Бум! Бум! Бум!
— Хр-р-р-э….
Бум! Бум! Бум!
— У-у-мм-х…
— Надин!
— А-а?… — Надин разлепила одни глаз, затем другой.
Обивка, фрагменты мебели и акварели на стене, отразившись на мутной сетчатке, не пробудили в ней никаких воспоминаний. Она попыталась встать.
— А-а!…
Ее охватила паника: она не могла пошевелить ногами. У нее вообще не было ног. Она — калека, парализованная. Она… уф… она запуталась в покрывале.
— Надин! Ты здесь? С тобой все в порядке? Впусти меня.
Бум! Бум! Бум!
Надин узнала голос Пиа. Голова была, как… как нечто ужасное, что и словами нельзя выразить. Где она? Где она, черт побери? Что это за место?
Она попыталась откликнуться на зов Пиа, но из рта не вырвалось ничего, кроме гнусного хриплого дыхания — у-у-мм-хр… Необходимо как-то добраться до двери. Погруженная во мрак комната освещалась лишь оранжевым уличным фонарем. Барселона, припомнила Надин, она находится в Барселоне. Но какой сегодня день?
В конце концов ей удалось выпутаться из покрывал, и она поползла по ковру к двери.
— Иду, — прохрипела она, с трудом передвигаясь на четвереньках. — Я иду.
Открыла дверь и заморгала от яркого света. Над ней нависала Пиа, по бокам ассистентки стояли два мощных испанца в черных пиджаках и с озабоченными физиономиями.
— Господи, Дин! — заверещала Пиа, опускаясь на корточки и обнимая худенькой ручкой подругу, — что с тобой?
— М-м-м, — промычала Надни, прикрывая глаза от света и от пристального взгляда громил. — Голова. Моя голова. Какой сегодня день? Как долго я спала?
— По-прежнему суббота, — Пиа убрала волосы, падавшие на лицо Надин. — Почти десять вечера. Ты ушла из бара два часа назад. — С ослепительной улыбкой она обернулась к парням в черном, один из них сжимал в руке большую связку ключей: — Похоже, все о'кей. Простите, что сорвала вас с места. — выдала она по-испански, — и все такое.
— Сеньорита здорова? — осведомился парень с ключами.
— С сеньоритой все будет в полном порядке, — успокоила его Пиа.
— Не вызвать ли обслугу, чтобы принесли кофе?
— Вот это, — обрадовалась Пиа, — будет абсолютно потрясающе. Два кофе. И еще раз gracias! — не уставала она практиковаться в иностранном языке.
Пиа щелкнула дверным замком и улеглась на пол рядом с распростертым телом Надин.
— У тебя трубка снята, ты знаешь об этом? — Пиа повернулась к Надин, та прикрывала лицо локтем, тихонько постанывая.
— Черт, — выдохнула она, — чтоб ее.
— Когда ты не вернулась из туалета, мы попытались тебе позвонить, но телефон был занят, и мы решили, что ты побежала наверх, чтобы поговорить с Дигом. Но прошло два часа, а столько даже ты не можешь провисеть на телефоне. Так как? Позвонила Дигу? Мы угадали? — Она перевернулась на живот и жадно уставилась на Надин.
— М-м-м, — откликнулась та.
— Ага! — торжествующе воскликнула Пиа. — Так я и знала! Выходит, Сара открыла банку с червями, и все про тебя и Дига вылезло наружу. Ты бы видела свою физиономию, Дин… это было нечто! И что ты ему сказала? Как все получилось? Ты призналась ему в вечной любви?
Надин перевалилась на бок:
— Надо повесить трубку, Пиа, а вдруг телефон все еще… как это называется? Связан. Нет… как-то иначе, но ты меня понимаешь? У-у-мм-х.
Пиа вскочила и поднесла к уху криво лежавшую трубку.
— Все нормально, — заверила она, кладя трубку на место, — ты не подсоединена. — Она уселась на кровать. — Ну, давай, рассказывай. Что произошло?
Надин медленно села. Память постепенно возвращалась к ней. Лучше бы она этого не делала. О мама родная! Какой ужас! Краска стыда залила лицо Надин, она скривилась, словно от зубной боли.
— Неужели! — запричитала она. — Пиа, неужели я на такое способна! Кошмар! Лучше не спрашивай!
— Что? — глаза Пиа азартно блеснули. — Что ты натворила?
— Нет, нет, как я ему теперь на глаза покажусь? Надо же быть такой идиоткой! — Она опустила голову на колени и принялась раскачиваться, припоминая подробности.
— Да что случилось? Ну расскажи… пожалуйста. Я не вынесу!
— Я оставила сообщение на автоответчике.
— Да ну! — Пиа зажала ладонями рот. — Прямо как Рэйчел в «Друзьях»[13]. — Надин бросила на нее недоумевающий взгляд. — Помнишь, когда Рэйчел пошла на свидание с тем парнем и напилась, она позвонила Россу и записал на автоответчик «Это конец», а потом… — Пиа умолкла, сообразив, что для Надин ее рассказ — пустой звук. — Не помнишь? И ладно. Так что ты ему сказала? — с неиссякаемым энтузиазмом допытывалась она.
Надин поймала сигарету, брошенную ей Пиа.
— Ну… когда я в первый раз позвонила, трубку сняла Дилайла.
— Дилайла? Кто это еще? — Пиа закурила и бросила зажигалку Надин.
— Я тебе про нее рассказывала, — вздохнула Надин. — Женщина мечты Дига. В школе у них любовь была.
— Ах да, — кивнула Пиа, хотя Надин ясно видела, что ее помощница не помнит ни слова из рассказа о Дилайле.
— Они с Дигом расстались, когда им было по восемнадцать, и потеряли друг друга из виду. А теперь она вернулась, неизвестно зачем. И присосалась к Дигу, как пиявка. Для Дига я больше не существую. Мы с ним даже поссорились и всю неделю не разговаривали. — Ей некуда было стряхивать пепел. С усилием поднявшись, она села на кровать рядом с Пиа, приспособившей пустую бутылку из-под шампанского вместо пепельницы. — Вчера вечером я отправилась к Дигу, потому что Фил…
— Кто такой Фил? — вытаращила глаза Пиа.
— Неважно. Никто. Не стоит о нем говорить. Короче, я пришла, а там сервирован шикарный ужин, и свечи, и музыка, и посуда блестит. И мерзкая собачонка бегает. И знаешь чья она? Угадай! Дилайлы! А потом появляется она сама — прямо из душа, вся благоухающая, а на ней только полотенце, вот такой ширины. — Она сдвинула большой и указательный пальцы на расстояние в полсантиметра. — И меня понесло. Наверное, я повела себя по-детски, но это было выше моих сил. Я жутко расстроилась. Выбежала, села в машину и поехала домой… прямо как в кино. А все из-за Дилайлы, понимаешь? Дилайлы, чтоб ее, Лилли. Опять все по новой, опять она меня достает, хотя столько лет прошло, но я не могу от этого избавиться. Я так старалась все забыть, начать с чистого листа, но не могу. Так она на меня действует. А на Дига она действует совсем по-другому. Он перестает соображать, когда она рядом. Превращается в полного кретина. — Пиа кивнула: мол, нам это знакомо. — И когда я услыхала ее голос по телефону, словно она у Дига в квартире хозяйка, я совершенно рехнулась. Сначала разрыдалась, как дура, но потом немного успокоилась. И — о господи! — и давай убеждать себя, что надо относиться к ситуации, как взрослый человек. Я решила, что самое лучшее вызвать Дилайлу на откровенный разговор, выяснить, каковы ее намерения. Перезвонила… но на этот раз трубку не взяли. И я окончательно взбесилась, я была уверена, что они нарочно не берут трубку. И давай себя накручивать, представлять, как они смотрят на телефон и посмеиваются над бедной сумасшедшей Надин.
— Обслуживание номеров!
Пиа загасила сигарету и встретила смущенного молодого официанта широкой улыбкой.
— Спасибо, — сияла она, пока он испуганно пятился из комнаты, пропитанной женскими гормонами.
Пиа опустилась на кровать, и кокетливая улыбка на ее лице мгновенно преобразилась в сочувственное внимание:
— Продолжай.
— В общем, я завелась, и не соображая, что делаю, опять набрала номер и… После сигнала на автоответчике, меня просто понесло.
— И что? Что ты сказала?
Пиа передала ей чашку с кофе. Надин благодарно отхлебнула.
— Точно не помню, но… — она откашлялась — … все свелось к тому, что я сдаюсь. Он твой, сказала я. Бери и наслаждайся. — Пиа охнула. — Но это еще не самое плохое, — печально предупредила Надин, заливаясь краской, — дальше было хуже.
Она воображала, что ведет себя спокойно, зрело и мудро.
— Бери его! — Ее трясло, незаконная сигарета дрожала меж ее пальцев. — Он твой. У меня было десять лет, чтобы что-то изменить, но не получилось, так что никаких обид, все правильно. Я не позволю снова достать меня, Дилайла, ни за что, я освобождаю место рядом с Дигом, пожалуйста, занимай. Бери его, крути и верти им, как хочешь, а потом опять брось. Мне плевать. Разбей его сердце, как когда-то. Отныне это не моя проблема. Я больше не участвую. С меня хватит. Прощай.
Она положила трубку, сердце громко колотилось. На то, чтобы сделать паузу и осмыслить сказанное, времени не было; новое соображение подталкивало ее к действию, и она опять принялась нажимать на кнопки телефона.
Раздраженно затушила сигарету, дожидаясь пока закончится дурацкий мотивчик из фильма о Джеймсе Бонде на автоответчике Дига. Ее несло, проволочки и пустая трата времени выводили из себя.
— И вот еще что, — истерично начала она после сигнала, — я обращаюсь к тебе, Диг. Я соврала! — выкрикнула Надин, чувствуя, как адреналин льется из ушей. — Соврала, когда сказала, что ты мне не нужен. Понятно? Это была ложь. Потому что ты мне нужен. Был и будешь. Всегда. И… я пьяная. Очень, очень пьяная. Совсем никакая. Я все думала о тебе, — в основном, о твоем члене, если уж на то пошло, — о твоей квартире, и диване, об «Икее», и пушинках на ковре, и мне не хватает всего этого, не хватает тебя, и я врала. Ну вот, теперь ты знаешь. Будь счастлив. Пока. Я всегда буду тебя любить. Пока.
Надин попыталась положить трубку, тыкала ее и так, и сяк, но трубка отказывалась ложиться в гнездо. В тот момент она была довольна собой, довольна тем, как держалась. С этим покончено, думала Надин, сжимая челюсти. Она опять закурила, дрожащими руками открыла мини-бар, приготовила адскую смесь из бренди, джина и «Сан-Мигеля», проглотила ее одним махом, бросилась в ванную, где ее вырвало, рухнула на кровать и мгновенно забылась мертвым сном.
— Ошизеть! — качала головой Пиа, глаза у нее были величиной с блюдце. — Просто ошизеть! Ты это сделала!
Надин тупо кивнула и повалилась на кровать:
— Ужасно. Ужаснее не бывает. Тихий ужас.
— Но ты ведь искренне говорила? Про то, что он тебе нужен?
Надин опять кивнула. Потом затрясла головой:
— Не знаю. Все так сложно. И сил нет разбираться. У меня сердце щемит.
— Знаешь, Дин, если ты говорила правду, то ты молодец. Хорошо, что наконец высказалась. Жизнь слишком коротка, и моложе не становишься, и теперь по крайней мере все прояснится. Так или иначе, но прояснится. И я бы на твоем месте не заводилась из-за этой телки Дилайлы. Это как… как… — личико Пиа внезапно просветлело, — как в «Ущелье Доусона»! Помнишь, Джоуи не сознавала своих чувств к Доусону, пока из Нью-Йорка не привалила вся из себя прикинутая Джен. Но Доусон по-настоящему на Джен не запал, нет. Она была просто фантазией. Но она послужила им обоим катализатором, они очухались и поняли, что нужны друг другу. Правда, потом они все равно расстались… но им же было по шестнадцать лет! Совсем малявки. Хотя по ним не скажешь, фразочки у них дай бог…
Надин в изумлении пялилась на Пиа.
— Ты слишком много времени просиживаешь у телевизора, — вынесла она приговор. — А это не телевизор. Это жизнь. Моя жизнь. И я ее только что к чертям загубила.
— Телевизор и есть жизнь, — наставительно произнесла Пиа. — А жизнь — телевизор.
— Твоя, возможно, — фыркнула Надин, удивляясь в душе примитивности молодого поколения.
— Нет. У всех так. Спорим, когда ты вернешься в Лондон, Дилайлы уже в помине не будет, и ты увидишься с Дигом, и вы поцелуетесь, и все у вас случится, как у Росса и Рэйчел, и у Джоуи с Доусоном, и у Гарри с Салли вместе взятых. Дилайла! Скажешь тоже. Ну разве может Диг остаться с женщиной, которую зовут Дилайлой! Это невозможно. В реальной жизни так не бывает.
Надин хотела, чтобы Пиа ушла. Разговор становился предельно глупым, и у нее болела голова, и ей не терпелось остаться одной, дабы предаться мучительным воспоминаниям, припомнить дословно, что она наговорила на автоответчик Дига. Она закрыла лицо руками, вспомнив пассаж про член.
Удавиться!
Как она могла ляпнуть такое? И зачем ей понадобилось поминать член Дига? Надин даже никогда не видела Дига голым. Эта фраза выворачивала наизнанку их отношения, нарушала динамику их дружбы. Она все меняла. Надин могла бы отпереться от чего угодно, мол, надралась и захлебнулась эмоциями. Посему с нее взятки гладки. Но не теперь, высказыванием о члене она все испортила.
Все кончено и уже никогда не вернется.
— Хр-р-р-э….
Бум! Бум! Бум!
— У-у-мм-х…
— Надин!
— А-а?… — Надин разлепила одни глаз, затем другой.
Обивка, фрагменты мебели и акварели на стене, отразившись на мутной сетчатке, не пробудили в ней никаких воспоминаний. Она попыталась встать.
— А-а!…
Ее охватила паника: она не могла пошевелить ногами. У нее вообще не было ног. Она — калека, парализованная. Она… уф… она запуталась в покрывале.
— Надин! Ты здесь? С тобой все в порядке? Впусти меня.
Бум! Бум! Бум!
Надин узнала голос Пиа. Голова была, как… как нечто ужасное, что и словами нельзя выразить. Где она? Где она, черт побери? Что это за место?
Она попыталась откликнуться на зов Пиа, но из рта не вырвалось ничего, кроме гнусного хриплого дыхания — у-у-мм-хр… Необходимо как-то добраться до двери. Погруженная во мрак комната освещалась лишь оранжевым уличным фонарем. Барселона, припомнила Надин, она находится в Барселоне. Но какой сегодня день?
В конце концов ей удалось выпутаться из покрывал, и она поползла по ковру к двери.
— Иду, — прохрипела она, с трудом передвигаясь на четвереньках. — Я иду.
Открыла дверь и заморгала от яркого света. Над ней нависала Пиа, по бокам ассистентки стояли два мощных испанца в черных пиджаках и с озабоченными физиономиями.
— Господи, Дин! — заверещала Пиа, опускаясь на корточки и обнимая худенькой ручкой подругу, — что с тобой?
— М-м-м, — промычала Надни, прикрывая глаза от света и от пристального взгляда громил. — Голова. Моя голова. Какой сегодня день? Как долго я спала?
— По-прежнему суббота, — Пиа убрала волосы, падавшие на лицо Надин. — Почти десять вечера. Ты ушла из бара два часа назад. — С ослепительной улыбкой она обернулась к парням в черном, один из них сжимал в руке большую связку ключей: — Похоже, все о'кей. Простите, что сорвала вас с места. — выдала она по-испански, — и все такое.
— Сеньорита здорова? — осведомился парень с ключами.
— С сеньоритой все будет в полном порядке, — успокоила его Пиа.
— Не вызвать ли обслугу, чтобы принесли кофе?
— Вот это, — обрадовалась Пиа, — будет абсолютно потрясающе. Два кофе. И еще раз gracias! — не уставала она практиковаться в иностранном языке.
Пиа щелкнула дверным замком и улеглась на пол рядом с распростертым телом Надин.
— У тебя трубка снята, ты знаешь об этом? — Пиа повернулась к Надин, та прикрывала лицо локтем, тихонько постанывая.
— Черт, — выдохнула она, — чтоб ее.
— Когда ты не вернулась из туалета, мы попытались тебе позвонить, но телефон был занят, и мы решили, что ты побежала наверх, чтобы поговорить с Дигом. Но прошло два часа, а столько даже ты не можешь провисеть на телефоне. Так как? Позвонила Дигу? Мы угадали? — Она перевернулась на живот и жадно уставилась на Надин.
— М-м-м, — откликнулась та.
— Ага! — торжествующе воскликнула Пиа. — Так я и знала! Выходит, Сара открыла банку с червями, и все про тебя и Дига вылезло наружу. Ты бы видела свою физиономию, Дин… это было нечто! И что ты ему сказала? Как все получилось? Ты призналась ему в вечной любви?
Надин перевалилась на бок:
— Надо повесить трубку, Пиа, а вдруг телефон все еще… как это называется? Связан. Нет… как-то иначе, но ты меня понимаешь? У-у-мм-х.
Пиа вскочила и поднесла к уху криво лежавшую трубку.
— Все нормально, — заверила она, кладя трубку на место, — ты не подсоединена. — Она уселась на кровать. — Ну, давай, рассказывай. Что произошло?
Надин медленно села. Память постепенно возвращалась к ней. Лучше бы она этого не делала. О мама родная! Какой ужас! Краска стыда залила лицо Надин, она скривилась, словно от зубной боли.
— Неужели! — запричитала она. — Пиа, неужели я на такое способна! Кошмар! Лучше не спрашивай!
— Что? — глаза Пиа азартно блеснули. — Что ты натворила?
— Нет, нет, как я ему теперь на глаза покажусь? Надо же быть такой идиоткой! — Она опустила голову на колени и принялась раскачиваться, припоминая подробности.
— Да что случилось? Ну расскажи… пожалуйста. Я не вынесу!
— Я оставила сообщение на автоответчике.
— Да ну! — Пиа зажала ладонями рот. — Прямо как Рэйчел в «Друзьях»[13]. — Надин бросила на нее недоумевающий взгляд. — Помнишь, когда Рэйчел пошла на свидание с тем парнем и напилась, она позвонила Россу и записал на автоответчик «Это конец», а потом… — Пиа умолкла, сообразив, что для Надин ее рассказ — пустой звук. — Не помнишь? И ладно. Так что ты ему сказала? — с неиссякаемым энтузиазмом допытывалась она.
Надин поймала сигарету, брошенную ей Пиа.
— Ну… когда я в первый раз позвонила, трубку сняла Дилайла.
— Дилайла? Кто это еще? — Пиа закурила и бросила зажигалку Надин.
— Я тебе про нее рассказывала, — вздохнула Надин. — Женщина мечты Дига. В школе у них любовь была.
— Ах да, — кивнула Пиа, хотя Надин ясно видела, что ее помощница не помнит ни слова из рассказа о Дилайле.
— Они с Дигом расстались, когда им было по восемнадцать, и потеряли друг друга из виду. А теперь она вернулась, неизвестно зачем. И присосалась к Дигу, как пиявка. Для Дига я больше не существую. Мы с ним даже поссорились и всю неделю не разговаривали. — Ей некуда было стряхивать пепел. С усилием поднявшись, она села на кровать рядом с Пиа, приспособившей пустую бутылку из-под шампанского вместо пепельницы. — Вчера вечером я отправилась к Дигу, потому что Фил…
— Кто такой Фил? — вытаращила глаза Пиа.
— Неважно. Никто. Не стоит о нем говорить. Короче, я пришла, а там сервирован шикарный ужин, и свечи, и музыка, и посуда блестит. И мерзкая собачонка бегает. И знаешь чья она? Угадай! Дилайлы! А потом появляется она сама — прямо из душа, вся благоухающая, а на ней только полотенце, вот такой ширины. — Она сдвинула большой и указательный пальцы на расстояние в полсантиметра. — И меня понесло. Наверное, я повела себя по-детски, но это было выше моих сил. Я жутко расстроилась. Выбежала, села в машину и поехала домой… прямо как в кино. А все из-за Дилайлы, понимаешь? Дилайлы, чтоб ее, Лилли. Опять все по новой, опять она меня достает, хотя столько лет прошло, но я не могу от этого избавиться. Я так старалась все забыть, начать с чистого листа, но не могу. Так она на меня действует. А на Дига она действует совсем по-другому. Он перестает соображать, когда она рядом. Превращается в полного кретина. — Пиа кивнула: мол, нам это знакомо. — И когда я услыхала ее голос по телефону, словно она у Дига в квартире хозяйка, я совершенно рехнулась. Сначала разрыдалась, как дура, но потом немного успокоилась. И — о господи! — и давай убеждать себя, что надо относиться к ситуации, как взрослый человек. Я решила, что самое лучшее вызвать Дилайлу на откровенный разговор, выяснить, каковы ее намерения. Перезвонила… но на этот раз трубку не взяли. И я окончательно взбесилась, я была уверена, что они нарочно не берут трубку. И давай себя накручивать, представлять, как они смотрят на телефон и посмеиваются над бедной сумасшедшей Надин.
— Обслуживание номеров!
Пиа загасила сигарету и встретила смущенного молодого официанта широкой улыбкой.
— Спасибо, — сияла она, пока он испуганно пятился из комнаты, пропитанной женскими гормонами.
Пиа опустилась на кровать, и кокетливая улыбка на ее лице мгновенно преобразилась в сочувственное внимание:
— Продолжай.
— В общем, я завелась, и не соображая, что делаю, опять набрала номер и… После сигнала на автоответчике, меня просто понесло.
— И что? Что ты сказала?
Пиа передала ей чашку с кофе. Надин благодарно отхлебнула.
— Точно не помню, но… — она откашлялась — … все свелось к тому, что я сдаюсь. Он твой, сказала я. Бери и наслаждайся. — Пиа охнула. — Но это еще не самое плохое, — печально предупредила Надин, заливаясь краской, — дальше было хуже.
Она воображала, что ведет себя спокойно, зрело и мудро.
— Бери его! — Ее трясло, незаконная сигарета дрожала меж ее пальцев. — Он твой. У меня было десять лет, чтобы что-то изменить, но не получилось, так что никаких обид, все правильно. Я не позволю снова достать меня, Дилайла, ни за что, я освобождаю место рядом с Дигом, пожалуйста, занимай. Бери его, крути и верти им, как хочешь, а потом опять брось. Мне плевать. Разбей его сердце, как когда-то. Отныне это не моя проблема. Я больше не участвую. С меня хватит. Прощай.
Она положила трубку, сердце громко колотилось. На то, чтобы сделать паузу и осмыслить сказанное, времени не было; новое соображение подталкивало ее к действию, и она опять принялась нажимать на кнопки телефона.
Раздраженно затушила сигарету, дожидаясь пока закончится дурацкий мотивчик из фильма о Джеймсе Бонде на автоответчике Дига. Ее несло, проволочки и пустая трата времени выводили из себя.
— И вот еще что, — истерично начала она после сигнала, — я обращаюсь к тебе, Диг. Я соврала! — выкрикнула Надин, чувствуя, как адреналин льется из ушей. — Соврала, когда сказала, что ты мне не нужен. Понятно? Это была ложь. Потому что ты мне нужен. Был и будешь. Всегда. И… я пьяная. Очень, очень пьяная. Совсем никакая. Я все думала о тебе, — в основном, о твоем члене, если уж на то пошло, — о твоей квартире, и диване, об «Икее», и пушинках на ковре, и мне не хватает всего этого, не хватает тебя, и я врала. Ну вот, теперь ты знаешь. Будь счастлив. Пока. Я всегда буду тебя любить. Пока.
Надин попыталась положить трубку, тыкала ее и так, и сяк, но трубка отказывалась ложиться в гнездо. В тот момент она была довольна собой, довольна тем, как держалась. С этим покончено, думала Надин, сжимая челюсти. Она опять закурила, дрожащими руками открыла мини-бар, приготовила адскую смесь из бренди, джина и «Сан-Мигеля», проглотила ее одним махом, бросилась в ванную, где ее вырвало, рухнула на кровать и мгновенно забылась мертвым сном.
— Ошизеть! — качала головой Пиа, глаза у нее были величиной с блюдце. — Просто ошизеть! Ты это сделала!
Надин тупо кивнула и повалилась на кровать:
— Ужасно. Ужаснее не бывает. Тихий ужас.
— Но ты ведь искренне говорила? Про то, что он тебе нужен?
Надин опять кивнула. Потом затрясла головой:
— Не знаю. Все так сложно. И сил нет разбираться. У меня сердце щемит.
— Знаешь, Дин, если ты говорила правду, то ты молодец. Хорошо, что наконец высказалась. Жизнь слишком коротка, и моложе не становишься, и теперь по крайней мере все прояснится. Так или иначе, но прояснится. И я бы на твоем месте не заводилась из-за этой телки Дилайлы. Это как… как… — личико Пиа внезапно просветлело, — как в «Ущелье Доусона»! Помнишь, Джоуи не сознавала своих чувств к Доусону, пока из Нью-Йорка не привалила вся из себя прикинутая Джен. Но Доусон по-настоящему на Джен не запал, нет. Она была просто фантазией. Но она послужила им обоим катализатором, они очухались и поняли, что нужны друг другу. Правда, потом они все равно расстались… но им же было по шестнадцать лет! Совсем малявки. Хотя по ним не скажешь, фразочки у них дай бог…
Надин в изумлении пялилась на Пиа.
— Ты слишком много времени просиживаешь у телевизора, — вынесла она приговор. — А это не телевизор. Это жизнь. Моя жизнь. И я ее только что к чертям загубила.
— Телевизор и есть жизнь, — наставительно произнесла Пиа. — А жизнь — телевизор.
— Твоя, возможно, — фыркнула Надин, удивляясь в душе примитивности молодого поколения.
— Нет. У всех так. Спорим, когда ты вернешься в Лондон, Дилайлы уже в помине не будет, и ты увидишься с Дигом, и вы поцелуетесь, и все у вас случится, как у Росса и Рэйчел, и у Джоуи с Доусоном, и у Гарри с Салли вместе взятых. Дилайла! Скажешь тоже. Ну разве может Диг остаться с женщиной, которую зовут Дилайлой! Это невозможно. В реальной жизни так не бывает.
Надин хотела, чтобы Пиа ушла. Разговор становился предельно глупым, и у нее болела голова, и ей не терпелось остаться одной, дабы предаться мучительным воспоминаниям, припомнить дословно, что она наговорила на автоответчик Дига. Она закрыла лицо руками, вспомнив пассаж про член.
Удавиться!
Как она могла ляпнуть такое? И зачем ей понадобилось поминать член Дига? Надин даже никогда не видела Дига голым. Эта фраза выворачивала наизнанку их отношения, нарушала динамику их дружбы. Она все меняла. Надин могла бы отпереться от чего угодно, мол, надралась и захлебнулась эмоциями. Посему с нее взятки гладки. Но не теперь, высказыванием о члене она все испортила.
Все кончено и уже никогда не вернется.
Глава сороковая
Ощущение безумия происходящего не отпускало Дига всю дорогу, пока он ехал к Надин.
Это сообщение. Он не может быть правдивым. Дурацкая штука, не иначе. Невероятно!
— Ты ее подговорила? — набросился он на Дилайлу сразу после того, как они в оглушительном молчании выслушали сообщения на автоответчике.
Дилайла молча покачала головой.
— Клянешься? — не унимался Диг.
— Да ты с ума сошел! — возмутилась Дилайла. — Не для того я приехала в Лондон, чтобы устраивать розыгрыши и плести интриги. У меня есть дела поважнее. А ведь я тебе говорила! И вот ты узнал правду, и теперь никуда не денешься, придется разбираться. Пойду поставлю чайник. — Она погладила его по руке. — Позвони ей, а? — Дилайла выглядела уставшей, и Диг устыдился: стоит ли втягивать ее в еще одну эмоциональную заварушку после всего, что она сегодня пережила.
Кое-как придя в себя, он позвонил Надин и немало удивился, обнаружив, что у нее гости. Странно, что она его не пригласила. К телефону подошла какая-то незнакомая девушка, в трубке слышалась музыка.
— Можно Надин? — спросил он.
— Не знаю, не знаю. Подождите… — Девушка была очень пьяна.
Диг ждал почти три минуты, но так и не дождался. Попытался посмотреть телевизор, решив отложить беседу с Надин на утро. Что толку заводить разговор сейчас, думал он, Надин уже напилась. Лучше подождать до завтра, у нас будет время все обдумать, да, так лучше всего. Но ожидание оказалось невыносимым. Это надо обсудить немедленно. Ситуация выглядит слишком странно и дико. Чистое безумие.
Не могла Надин такого сказать! Про его член. Он, наверное, ослышался.
Вечер выдался ясным и тихим. Субботний вечер, напомнил себе Диг. Вцепившись в руль, он мчался на Гордон-хаус — роуд. В это время они с Надин обычно сидели в пабе по соседству с домом или в центре города, с друзьями и только вдвоем, с глазу на глаз или с текущими, так сказать, любовниками. Сейчас они бы уже пили по последней, непременно закусывая карри. И жизнь казалась бы простой и ясной: преданная дружба, глубокая привязанность, любовь и общность, витающие в пивных парах. Надин была бы одета в отпадное платье, купленное на днях в комиссионке, ее громкий смех и яркие одежды, шумное веселье и юмор оживили бы любое место, даже самый задрипанный уголок в самом задрипанном баре. Рядом с ней, возможно, сидел бы какой-нибудь парень, жалкий идиот, очумевший от своей экстравагантной спутницы, не смея вставить слово и наблюдая за Надин с пугливым восторгом: как такая женщина согласилась встречаться с таким, как он!
Неужто эта невероятная, умная, яркая и абсолютно недоступная женщина, самодостаточная, самоуверенная и раздражающе независимая, могла оставить на его автоответчике столь истерическое сообщение? Заявить, что мечтает о его члене? Надин? Невероятно! Может, она нажралась наркотиков? Наверное, кто-нибудь из гостей поделился. Точно, решил Диг, сворачивая налево, к дому Надин, это единственное объяснение. Она под кайфом.
Еще в машине он услышал музыку, гремевшую в квартире Надин, и это тоже его обеспокоило. Надин никогда не приглашал гостей домой. Она устраивала вечеринки, но всегда снимала помещения, или студии, или рестораны, ибо не могла допустить, чтобы в ее волшебную, безумную, заставленную мебелью, застеленную коврами, напичканную безделушками, забавную и разноцветную квартиру ввалилась банда пьяных друзей, на которых она постыдится кричать. Смутная тревога зашевелилась в душе Дига.
Ему открыли минут через пять после того, как он позвонил. Дожидаясь у застекленной двери Диг наблюдал, как размытым пятном к нему направляется человеческая фигура. Похоже, это был парень. Диг откашлялся и сделал глубокий вдох, пытаясь унять забившееся сердце. Он вдруг ощутил страшную неловкость. Что он скажет, оказавшись лицом к лицу с Надин? Что, черт возьми, он скажет? Он так спешил добраться сюда, что впопыхах не подумал, а как ему, собственно, себя держать.
— Кто там? — пробубнил низкий мужской голос.
— Диг. А вы кто?
— А?
— Это Диг! — заорал он в щель почтового ящика.
— Диг! Малыш Диг! Классно. Полный отпад!
Повозившись с замками и цепочками, человек медленно отворил дверь. Очень худой, очень бледный малый с копной грязных волос и в потрепанном свитере ступил босой ногой на терракотовую плитку лестничной площадки. В одной руке он держал банку с пивом, в другой косяк с изжеванным концом. Он широко улыбался, показывая десны. И плохие зубы. Малый прихрамывал.
Положив руки на плечи Дига, он заулыбался еще шире:
— Хорошо выглядишь, Диг, молодец. Как же я рад тебя видеть!
Он приобнял Дига, и того едва не замутило от запаха табака, выпивки и немытых волос. Кто этот человек? И только когда малый слегка отпрянул назад, чтобы получше разглядеть Дига, он понял, кто это. Поначалу Диг не узнал его, потому что тот улыбался, а Диг никогда прежде не видел его улыбающимся.
— Фил? — неуверенно спросил он.
— Входи, парень, входи. Здесь настоящий угар, это я тебе говорю. — И он поковылял в квартиру Надин.
Диг настороженно последовал за ним. Фил? Что он здесь делает? И где он обретался последние десять лет? Выглядит жутко: неряшливым, больным и опустившимся. От лощеного, претенциозного придурка в кожаных штанах, каким его помнил Диг, не осталось и следа, разве что линия челюсти и римский нос. Но и эти, прежде горделивые черты, терялись в острых углах и глубоких расщелинах потасканного лица — лица, словно вылепленного психопатом.
Это сообщение. Он не может быть правдивым. Дурацкая штука, не иначе. Невероятно!
— Ты ее подговорила? — набросился он на Дилайлу сразу после того, как они в оглушительном молчании выслушали сообщения на автоответчике.
Дилайла молча покачала головой.
— Клянешься? — не унимался Диг.
— Да ты с ума сошел! — возмутилась Дилайла. — Не для того я приехала в Лондон, чтобы устраивать розыгрыши и плести интриги. У меня есть дела поважнее. А ведь я тебе говорила! И вот ты узнал правду, и теперь никуда не денешься, придется разбираться. Пойду поставлю чайник. — Она погладила его по руке. — Позвони ей, а? — Дилайла выглядела уставшей, и Диг устыдился: стоит ли втягивать ее в еще одну эмоциональную заварушку после всего, что она сегодня пережила.
Кое-как придя в себя, он позвонил Надин и немало удивился, обнаружив, что у нее гости. Странно, что она его не пригласила. К телефону подошла какая-то незнакомая девушка, в трубке слышалась музыка.
— Можно Надин? — спросил он.
— Не знаю, не знаю. Подождите… — Девушка была очень пьяна.
Диг ждал почти три минуты, но так и не дождался. Попытался посмотреть телевизор, решив отложить беседу с Надин на утро. Что толку заводить разговор сейчас, думал он, Надин уже напилась. Лучше подождать до завтра, у нас будет время все обдумать, да, так лучше всего. Но ожидание оказалось невыносимым. Это надо обсудить немедленно. Ситуация выглядит слишком странно и дико. Чистое безумие.
Не могла Надин такого сказать! Про его член. Он, наверное, ослышался.
Вечер выдался ясным и тихим. Субботний вечер, напомнил себе Диг. Вцепившись в руль, он мчался на Гордон-хаус — роуд. В это время они с Надин обычно сидели в пабе по соседству с домом или в центре города, с друзьями и только вдвоем, с глазу на глаз или с текущими, так сказать, любовниками. Сейчас они бы уже пили по последней, непременно закусывая карри. И жизнь казалась бы простой и ясной: преданная дружба, глубокая привязанность, любовь и общность, витающие в пивных парах. Надин была бы одета в отпадное платье, купленное на днях в комиссионке, ее громкий смех и яркие одежды, шумное веселье и юмор оживили бы любое место, даже самый задрипанный уголок в самом задрипанном баре. Рядом с ней, возможно, сидел бы какой-нибудь парень, жалкий идиот, очумевший от своей экстравагантной спутницы, не смея вставить слово и наблюдая за Надин с пугливым восторгом: как такая женщина согласилась встречаться с таким, как он!
Неужто эта невероятная, умная, яркая и абсолютно недоступная женщина, самодостаточная, самоуверенная и раздражающе независимая, могла оставить на его автоответчике столь истерическое сообщение? Заявить, что мечтает о его члене? Надин? Невероятно! Может, она нажралась наркотиков? Наверное, кто-нибудь из гостей поделился. Точно, решил Диг, сворачивая налево, к дому Надин, это единственное объяснение. Она под кайфом.
Еще в машине он услышал музыку, гремевшую в квартире Надин, и это тоже его обеспокоило. Надин никогда не приглашал гостей домой. Она устраивала вечеринки, но всегда снимала помещения, или студии, или рестораны, ибо не могла допустить, чтобы в ее волшебную, безумную, заставленную мебелью, застеленную коврами, напичканную безделушками, забавную и разноцветную квартиру ввалилась банда пьяных друзей, на которых она постыдится кричать. Смутная тревога зашевелилась в душе Дига.
Ему открыли минут через пять после того, как он позвонил. Дожидаясь у застекленной двери Диг наблюдал, как размытым пятном к нему направляется человеческая фигура. Похоже, это был парень. Диг откашлялся и сделал глубокий вдох, пытаясь унять забившееся сердце. Он вдруг ощутил страшную неловкость. Что он скажет, оказавшись лицом к лицу с Надин? Что, черт возьми, он скажет? Он так спешил добраться сюда, что впопыхах не подумал, а как ему, собственно, себя держать.
— Кто там? — пробубнил низкий мужской голос.
— Диг. А вы кто?
— А?
— Это Диг! — заорал он в щель почтового ящика.
— Диг! Малыш Диг! Классно. Полный отпад!
Повозившись с замками и цепочками, человек медленно отворил дверь. Очень худой, очень бледный малый с копной грязных волос и в потрепанном свитере ступил босой ногой на терракотовую плитку лестничной площадки. В одной руке он держал банку с пивом, в другой косяк с изжеванным концом. Он широко улыбался, показывая десны. И плохие зубы. Малый прихрамывал.
Положив руки на плечи Дига, он заулыбался еще шире:
— Хорошо выглядишь, Диг, молодец. Как же я рад тебя видеть!
Он приобнял Дига, и того едва не замутило от запаха табака, выпивки и немытых волос. Кто этот человек? И только когда малый слегка отпрянул назад, чтобы получше разглядеть Дига, он понял, кто это. Поначалу Диг не узнал его, потому что тот улыбался, а Диг никогда прежде не видел его улыбающимся.
— Фил? — неуверенно спросил он.
— Входи, парень, входи. Здесь настоящий угар, это я тебе говорю. — И он поковылял в квартиру Надин.
Диг настороженно последовал за ним. Фил? Что он здесь делает? И где он обретался последние десять лет? Выглядит жутко: неряшливым, больным и опустившимся. От лощеного, претенциозного придурка в кожаных штанах, каким его помнил Диг, не осталось и следа, разве что линия челюсти и римский нос. Но и эти, прежде горделивые черты, терялись в острых углах и глубоких расщелинах потасканного лица — лица, словно вылепленного психопатом.