Э. Л. Джеймс. На пятьдесят оттенков темнее

   – Будет сделано, мистер Грей. Мэм, – он вежливо кивает мне, – ваш автомобиль ждет внизу, сэр. А да, лифт не работает. Вам придется идти пешком.
   – Благодарю, Джой.
   Кристиан берет меня за руку, и мы идем к лестнице.
   – Хорошо еще, что тут всего три этажа. Ты на таких каблуках, – неодобрительно бормочет он.
   Кроме шуток.
   – Тебе не нравятся эти ботильоны?
   – Очень нравятся, Анастейша. – Он щурится и, по-моему, хочет сказать что-то еще, но замолкает. – Ладно. Пойдем не спеша. Еще не хватало, чтобы ты споткнулась и сломала себе шею.
 
   Шофер везет нас в галерею. Мы сидим молча; тревога вернулась и мучает меня с прежней силой, и я понимаю, что время полета в «Чарли Танго» было затишьем, «оком урагана». Кристиан смотрит в окно; он спокоен и задумчив, даже подавлен; наше прежнее веселое настроение пропало. Мне хочется сказать так много, но поездка слишком коротка.
   – Хосе – просто мой друг, – бормочу я.
   Кристиан поворачивается; в его глазах – настороженность. Его рот – ах, его рот бередит во мне сладкие воспоминания. Помню его всей своей кожей, всем своим телом – повсюду. Кристиан хмурится.
   – Твои красивые глаза теперь занимают половину лица, Анастейша. Пожалуйста, обещай мне, что ты будешь есть.
   – Да, Кристиан, я буду есть, – отвечаю я автоматически, как робот.
   – Я говорю серьезно.
   – Да ну?
   Мне не удается убрать насмешку из голоса. Честно говоря, поражает наглость этого человека, который заставил меня пройти через ад в последние дни. Нет, все не так… Я сама провела себя через ад. Нет, все-таки он… Я совсем запуталась и потрясла головой.
   – Я не хочу воевать с тобой, Анастейша. Я хочу, чтоб ты вернулась, и хочу, чтоб ты была здоровой.
   – Но ведь ничего не изменилось.
 
   «Ты недаром именуешься Пятьдесят Оттенков…» – мысленно добавляю я.
   – Давай поговорим об этом на обратном пути. Уже приехали.
   Мы останавливаемся возле галереи, и Кристиан, лишив меня дара речи, вылезает из машины. Он открывает дверцу и подает руку.
   – Зачем ты так делаешь? – Мой голос звучит громче, чем я хочу.
   – Что я делаю? – недоумевает Кристиан.
   – Говоришь такие вещи, а потом…
   – Анастейша, мы приехали туда, куда ты хотела. Давай пойдем в галерею. Потом поговорим. Я не хочу устраивать сцены на улице.
   Я оглядываюсь по сторонам. Он прав. Вокруг много народу. Я крепко сжимаю губы, а он гневно смотрит на меня.
   – Хорошо, – угрюмо бормочу я.
 
   Сжав мою руку, он ведет меня в здание.
   Мы попадаем в переделанный пакгауз – кирпичные стены, темный деревянный пол, белые потолки и белая сеть водопроводных труб. Современно, просторно. По галерее бродят посетители, потягивают вино и любуются работами Хосе. На миг мои тревоги отступают, я осознаю, что мой друг воплотил в жизнь свою мечту.
   Удачи тебе, Хосе!
   – Добрый вечер, милости просим на вернисаж Хосе Родригеса.
 
   Нас приветствует молодая женщина в черном; у нее очень короткие каштановые волосы, ярко-красная помада; в ушах крупные серьги. Она мельком смотрит на меня, потом гораздо дольше, чем необходимо, на Кристиана, потом опять на меня – и часто моргает.
   Я удивленно поднимаю брови. Он мой – или был моим. Прилагаю все силы, чтобы убрать из взгляда враждебность. Когда ее глаза все же сфокусировались на мне, она снова моргает.
   – А, это ты, Ана. Мы хотим, чтобы ты тоже поучаствовала во всем этом…
 
   Растянув губы в улыбке, она вручает мне брошюру и направляет к столу, заставленному напитками и закусками.
   – Ты ее знаешь? – хмуро интересуется Кристиан.
   Я мотаю головой, озадаченная не меньше его.
   Он пожимает плечами и меняет тему.
   – Что ты будешь пить?
   – Пожалуй, бокал белого вина.
   Он морщит лоб, но ничего не говорит и идет к бару.
   – Ана!
   Хосе пробирается сквозь толпу.
   Мама родная! Прямо-таки красавец! В костюме! Весь сияя, Хосе обнимает и крепко стискивает, а я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не разреветься. Он мой друг, мой единственный друг после отъезда Кейт. Слезы все-таки затуманивают мне зрение.
   – Ана, я так рад, что ты смогла приехать, – шепчет Хосе мне на ухо. Потом вдруг откидывается назад и, взяв меня за плечи, рассматривает.
   – Ты что?
   – Эй, у тебя все нормально? Впрочем, выглядишь ты шикарно. Dios mio, ты похудела?
   Усилием воли прогоняю слезы – его это тоже не касается.
   – Хосе, все хорошо. Я так за тебя рада! Поздравляю с выставкой.
 
   Мой голос дрожит, когда я вижу озабоченность на его, таком знакомом, лице, но я должна во что бы то ни стало держаться.
   – Как ты добралась? – спрашивает он.
   – Меня привез Кристиан, – отвечаю я, внезапно ощутив тревогу.
   – А-а. – Лицо Хосе мрачнеет, и он разжимает руки. – Где же он?
   – Вон там, пошел за вином.
 
   Я киваю в сторону Кристиана и вижу, как он обменивается любезностями с кем-то из присутствующих. Кристиан оборачивается, и наши взгляды встречаются. И меня на краткий миг парализует: я стою и гляжу на немыслимо красивого мужика, который смотрит на меня с каким-то непостижимым чувством. Его взгляд прожигает меня, и вот мы уже забыли обо всем, что происходит вокруг, и видим только друг друга.
   Черт побери… Этот красавец хочет, чтобы я вернулась к нему. Глубоко внутри меня светлая радость медленно разливается по телу, словно утренняя заря.
   – Ана! – Хосе окликает меня, и я нехотя возвращаюсь в реальность. – Я так рад твоему приезду! Послушай, я должен тебя предупредить…
   Внезапно рядом возникает мисс Короткая Стрижка и Красная Помада.
   – Хосе, с тобой хочет побеседовать журналист из «Портленд Принц». Пойдем. – Она одаривает меня вежливой улыбкой.
   – Вот она, популярность. Круто? – Хосе усмехается, и я невольно усмехаюсь в ответ – ведь он так счастлив. – Я тебя отыщу, Ана.
 
   Мой друг чмокает меня в щеку и спешит к девушке, стоящей рядом с высоким нескладным фотографом.
   Снимки Хосе развешены по всему залу, многие сильно увеличены и перенесены на огромные полотна. Среди них и черно-белые, и цветные. Многие пейзажи сияют жемчужной красотой. Вот, к примеру, озеро в Ванкувере: ранний вечер, розоватые облака отражаются в тихой воде. И я опять на краткий миг забываю про все и погружаюсь в безмятежность и покой природы. Потрясающе!
   Ко мне подходит Кристиан и протягивает бокал белого вина.
   – Что, кончается? – Мой голос звучит почти нормально.
   Он вопросительно поднимает брови.
   – Я говорю про вино.
   – Нет. На таких тусовках такое случается редко. А парень и вправду талантлив. – Кристиан любуется снимком озера.
   – Как ты думаешь, почему я попросила его сделать твой портрет? – В моем голосе звучит явная гордость. Он переводит взгляд с озера на меня.
   – Кристиан Грей? – К нему подходит фотограф из «Портленд Принц». – Можно вас сфотографировать, сэр?
   – Конечно.
 
   Кристиан прогоняет хмурость с лица. Я отхожу в сторону, но он хватает меня за руку и тянет к себе. Фотограф смотрит на нас обоих и не может скрыть удивления.
   – Благодарю вас, мистер Грей. – Он несколько раз щелкает затвором. – Мисс?.. – спрашивает он.
   – Ана Стил, – отвечаю я.
   – Благодарю вас, мисс Стил. – Фотограф торопливо удаляется.
   – В Интернете я искала твои снимки с подружками. Ни одного не нашла. Вот почему Кейт и подумала, что ты гей.
   Губы Кристиана скривились в усмешке.
   – Теперь мне понятен твой нелепый вопрос. Нет, я никому не назначаю свидания, Анастейша, только тебе. Но ты и сама это знаешь. – Его голос звучит спокойно и искренне.
   – Так, значит, ты нигде не появлялся со своими… – я нервно оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не слышит, – …сабами?
   – Иногда появлялся. Но не назначал свидания. Это шопинг, понимаешь? – Он пожимает плечами, не отрывая от меня взгляда.
   О-о, так, значит, все происходило в игротеке – в его Красной комнате боли и его квартире. Прямо и не знаю, что думать.
   – Только с тобой, Анастейша, – шепчет он.
   Я краснею и опускаю глаза. По-своему он действительно привязан ко мне.
   – Твой друг, похоже, больше любит снимать пейзажи, а не портреты. Давай поглядим его работы. – Он протягивает мне руку.
   Мы неторопливо рассматриваем работы Хосе, и я замечаю, как какая-то пара кивает мне, широко улыбаясь, словно знакомой. Вероятно, потому, что мы вместе с Кристианом. Но вот какой-то белокурый парень открыто таращится на меня. Странно…
   Мы поворачиваем за угол, и тут я понимаю причину странных взглядов. На дальней стене расположены семь огромных портретов – и на них я.
   Я смотрю с портретов в зал. Тут надуваю губы, на соседнем смеюсь, а вот хмурюсь, удивляюсь… Все снято на предельном приближении, все черно-белое.
   Вот зараза! Я вспоминаю, как Хосе возился пару раз с фотоаппаратом, когда бывал у меня и когда я выезжала с ним в качестве шофера и помощника. Я-то думала, что он просто баловался. Не подозревала, что он сделает такие непринужденные снимки.
   Кристиан, как завороженный, подолгу смотрит на каждый портрет.
   – Похоже, не только я один… – загадочно бормочет он. Его губы сжаты в твердую полоску.
   Мне кажется, он сердится.
   – Извини, – говорит Кристиан, пронзив меня на миг своим острым взглядом, и направляется к столику администратора.
   В чем дело? Я завороженно наблюдаю, как он оживленно беседует с мисс Короткая Стрижка и Красная Помада. Вот достает бумажник и извлекает из него кредитную карточку.
   Эге! Вероятно, он купил один из портретов.
   – Эй, значит, ты муза? Потрясающие фото.
 
   На меня опять таращится парень с копной светлых волос. Я чувствую теплую ладонь на моем локте. Это вернулся Кристиан.
   – Ты счастливчик, – говорит ему блондин и получает в ответ ледяной взгляд.
   – Конечно, счастливчик, – мрачно бормочет Кристиан, отводя меня в сторону.
   – Ты купил один из портретов?
   – Один? – фыркает он, не отрывая от них глаз.
   – Ты купил не один, а больше?
   Он поднимает брови.
   – Я приобрел все, Анастейша. Я не хочу, чтобы всякие там типы таращились на тебя, если купят эти снимки и повесят их у себя дома.
   Я чуть не рассмеялась.
   – Ты предпочитаешь делать это сам? – усмехаюсь я.
   Он сердито смотрит на меня, вероятно, застигнутый врасплох моей дерзостью, но старается скрыть удивление.
   – Честно говоря, да.
   – Извращенец. – Я прикусываю губу, чтобы не засмеяться.
   У него отвисает челюсть, и теперь его удивление становится явным. В задумчивости он трет подбородок.
   – Ничего не могу возразить против такой оценки, Анастейша. – Он наклоняет голову набок, и в его глазах прыгают смешинки.
   – Мы потом еще поговорим с тобой об этом, но я обещаю полную конфиденциальность.
   Он вздыхает и смотрит на меня долгим взглядом.
   – И о том, что я сделал бы с твоим милым, дерзким ротиком, – еле слышно бормочет он.
   Я ахаю, хорошо понимая, что он имеет в виду.
   – Ты очень груб. – Я пытаюсь изобразить ужас, и мне это удается. Неужели для него не существует рамок дозволенного?
   Он ухмыляется, потом хмурит брови.
   – На этих фото ты держишься очень непринужденно. Я нечасто вижу тебя такой.
   Что? Эге! Смена темы – от игривого к серьезному.
   Я краснею и опускаю взгляд. Он берет меня за подбородок и заставляет поднять голову. Я взволнованно задыхаюсь от его прикосновения.
   – Я хочу, чтобы ты со мной была такой же непринужденной, – шепчет он. Все проблески юмора исчезли.
   Глубоко внутри меня опять зашевелилась радость. Но разве это возможно? Ведь у нас проблемы.
   – Если ты хочешь этого, тогда перестань меня пугать, – огрызаюсь я.
   – А ты научись общаться и говорить мне, что ты чувствуешь, – огрызается он в ответ, сверкнув глазами.
   Я вздыхаю.
   – Кристиан, ты хочешь видеть меня своей покорной рабыней, сабой. Вот в чем проблема. Вот определение прилагательного «сабмиссивная» – ты как-то прислал мне его по почте. – Я замолкаю, припоминая дословно его послание. – Кажется, синонимами были, цитирую: «мягкая, покладистая, податливая, уступчивая, сговорчивая, пассивная, послушная, смиренная, терпеливая, кроткая, безвольная, робкая…». Я не должна поднимать на тебя глаза. Не должна говорить без твоего разрешения. Чего же ты ожидал? – ехидно интересуюсь я.
   Он хмурится все сильнее, а я продолжаю:
   – Я вообще не понимаю, чего ты хочешь. То тебе не нравится, что я спорю с тобой, то ты хвалишь мой «дерзкий ротик». Ты ждешь от меня повиновения, чтобы при непослушании меня можно было бы наказать. Я просто не знаю, куда тебя занесет, когда я буду с тобой.
   Его глаза превратились в злые щелочки.
   – Что ж, мисс Стил, в логике вам, как всегда, не откажешь, – цедит он ледяным тоном. – Но сейчас мы поужинаем.
   – Но ведь мы тут пробыли всего полчаса.
   – Ты посмотрела фотографии; ты поговорила с парнем.
   – Его зовут Хосе.
   – Ты поговорила с Хосе. Между прочим, когда я видел его в прошлый раз, ты была пьяная, и он пытался засунуть свой язык в твой рот.
   – Он ни разу не ударил меня, – парирую я.
   Кристиан сдвигает брови, злость исходит из каждой его поры.
   – Это запрещенный удар, Анастейша, – шепчет он.
   Я бледнею, а Кристиан приглаживает свою шевелюру, вставшую дыбом от едва сдерживаемого гнева. Но я не собираюсь сдаваться и с вызовом гляжу на него.
   – Ты срочно должна что-то съесть. Ты вянешь на глазах. Найди парня и попрощайся с ним.
   – Пожалуйста, давай побудем здесь еще немного.
   – Нет. Иди. Немедленно. Попрощайся.
   Я злюсь, моя кровь бурлит. Проклятый идиот, кто дал ему право командовать? Злость – это хорошо. Злость лучше, чем слезы.
   Я с трудом отрываю взгляд от Кристиана и ищу Хосе. Он беседует с группой каких-то девиц. Направляюсь к нему. Почему я должна слушаться Кристиана? Только потому, что он привез меня сюда? Какого черта! И вообще, что он себе воображает?
   Девицы ловят каждое слово Хосе. Одна из них, несомненно, узнает меня по тем портретам и раскрывает рот от изумления.
   – Хосе!
   – Ана! Извините, девочки.
 
   Хосе улыбается им и обнимает меня за плечи. Надо же, Хосе, мой старый приятель, сделался таким галантным, светским, производит впечатление на женщин.
   – Ты выглядишь умопомрачительно, – говорит он.
   – Мне пора уходить, – бормочу я.
   – Но ведь ты только что пришла.
   – Да, но Кристиану нужно возвращаться. Хосе, твои работы – фантастика. Ты очень талантлив.
   Он просиял.
   – Классно, что я тебя повидал.
   Он по-медвежьи обхватывает меня и кружится вместе со мной. Краем глаза замечаю Кристиана. Он злится, ясное дело, потому что я в объятьях Хосе. Ладно, позлись, дружище! Я нарочно обнимаю Хосе за шею. Сейчас Кристиан лопнет от бешенства. Его глаза мечут молнии. Он медленно направляется к нам.
   – Спасибо, что предупредил меня насчет портретов, – ехидно говорю я.
   – Ой, блин. Извини, Ана. Мне и вправду нужно было бы сообщить тебе. Как ты их находишь?
   – Хм… не знаю, – честно отвечаю я, мгновенно выбитая из равновесия его вопросом.
   – Ну, они все уже проданы, так что они кому-то понравились. Круто, не? Ты – девушка с постера.
 
   Хосе обнимает меня еще крепче. К нам подходит разъяренный Кристиан. К счастью, Хосе не видит его лица.
   – Не пропадай, Ана, – Хосе отпускает меня. – О, мистер Грей, добрый вечер.
   – Мистер Родригес, я очень впечатлен. – Кристиан произносит это с ледяной вежливостью. – К сожалению, мы не можем остаться здесь, так как должны вернуться в Сиэтл. Анастейша? – Он подчеркнуто произносит слово «мы» и берет меня за руку.
   – Пока, Хосе. Еще раз поздравляю.
 
   Я поспешно чмокаю его в щеку и не успеваю опомниться, как Кристиан уже выволакивает меня из здания. Я знаю, что он клокочет от безмолвной ярости, но я тоже зла на него.
   Он быстро окидывает взглядом улицу и направляется влево, а потом внезапно втаскивает меня в боковую улочку и резко прижимает к стене. Обхватывает ладонями мое лицо, заставляет заглянуть в его горящие, решительные глаза.
   Я судорожно хватаю ртом воздух, а Кристиан яростно меня целует. В какой-то момент наши зубы лязгают друг о друга, потом его язык проникает в мой рот.
   Желание взрывается в моем теле подобно фейерверку в честь национального праздника. Я тоже целую его, с такой же страстью. Я вцепилась в его волосы, тяну их без пощады. Он стонет. Этот низкий звук очень сексуален; он рождается в глубине его глотки и вибрирует в моем теле. Рука Кристиана сползает мне на бедро, пальцы через платье впиваются в мое тело.
   Я вливаю в наш поцелуй весь страх и боль последних дней, привязываю Кристиана ко мне. И в этот момент слепой страсти меня осеняет – он делает то же самое, чувствует то же самое.
   Тяжело дыша, он прерывает поцелуй. Его глаза светятся желанием, этот свет уже зажег мою кровь, она бурлит в моем теле. Я хватаю ртом драгоценный воздух, наполняю им легкие.
   – Ты. Моя. Ты. Моя, – рычит он, подчеркивая каждое слово. Наклоняется, упираясь руками в колени, словно только что пробежал марафонскую дистанцию. – Клянусь богом, Ана.
   Я прислоняюсь к стене, тяжело дышу, пытаюсь взять под контроль судорожную реакцию собственного тела, обрести равновесие.
   – Прости, – шепчу я, когда ко мне возвращается дыхание.
   – Ты должна быть моей. Я понимаю, что ты колеблешься. Ты хочешь быть с фотографом, Ана? Он явно неравнодушен к тебе.
   Я виновато качаю головой.
   – Нет. Он просто друг.
   – Всю мою сознательную жизнь я старался избегать крайних эмоций. А ты… ты вытаскиваешь из меня чувства, совершенно мне чуждые. Это очень… – Он хмурится, подыскивая слово. – Тревожно… Я люблю все держать под контролем, Ана, а рядом с тобой это просто… – в его глазах мелькает удивление, – невозможно.
 
   Он делает неопределенный жест рукой, проводит ею по волосам и тяжело вздыхает.
   – Ладно, пойдем. Нам нужно поговорить, а тебе – еще и поесть.

Глава 2

   Кристиан привел меня в маленький уютный ресторан.
   – Ладно, этот нас устроит, – пробормотал он. – У нас мало времени.
   Ресторан мне нравится. Деревянные стулья, льняные скатерти, а стены того же цвета, что и в игровой комнате, – темно-красные; на стенах кое-где висят маленькие зеркала в позолоченной оправе, на столах – белые свечи и вазочки с белыми розами. Где-то в глубине Элла Фицджеральд мягко воркует о недуге под названием «любовь». Все вполне романтично.
   Официант ведет нас к столику на двоих в небольшом алькове. Я усаживаюсь, не зная, чего ждать от предстоящего разговора.
   – У нас мало времени, – говорит Кристиан официанту. – Пожалуйста, два стейка из вырезки средней прожаренности, под соусом беарнез, если есть, с картофелем фри и свежие овощи на выбор шефа. И принесите винную карту.
   – Конечно, сэр.
 
   Официант, впечатленный холодным, властным тоном Кристиана, спешно удаляется. Кристиан кладет на столик свой смартфон. Господи, неужели я не имею права голоса?
   – А если я не люблю стейк?
   – Анастейша, опять ты за старое…
   – Кристиан, я не ребенок.
   – А ведешь себя как ребенок.
   Я вздрагиваю, словно от пощечины. Сейчас начнется раздраженная перепалка, хотя и в романтичном интерьере, но уж точно без цветов и сердечек.
   – Я ребенок, потому что не люблю стейк? – бубню я, стараясь спрятать обиду.
   – Потому что нарочно заставляешь меня ревновать. Совершенно по-детски. Неужели тебе не жалко своего приятеля, когда ты так поступаешь? – Кристиан поджимает губы и хмурится.
 
   Возвращается официант с винной картой.
   Как я не подумала об этом? Я краснею. Бедный Хосе – я вовсе не собиралась обнадеживать его. Я помертвела: в самом деле, как по-дурацки! Прав Кристиан.
   – Хочешь выбрать вино? – обращается он ко мне, вопросительно подняв брови, сама надменность. Ведь знает, что я совершенно не разбираюсь в винах.
   – Выбери ты, – отвечаю я, хмуро, но покорно.
   – Пожалуйста, два бокала «Баросса Вэлли Шираз».
   – Э-э… Мы подаем это вино только бутылкой, сэр.
   – Тогда бутылку, – приказывает Кристиан.
   – Хорошо, сэр.
 
   Официант покорно удаляется, и я его понимаю. Хмуро смотрю на своего Пятьдесят Оттенков. Что так выводит его из себя? Наверное, я. Где-то в глубине моей души внутренняя богиня восстает от сна, потягивается и улыбается. Она подремала.
   – Ты очень вздорный.
   Он бесстрастно смотрит на меня.
   – Интересно, с чего бы это?
   – Ладно, может, лучше найдем верный тон для честного и откровенного обсуждения нашего будущего? – Я заглядываю ему в глаза и сладко улыбаюсь.
   Его рот сжимается в жесткую линию, но потом, почти против желания, губы шевелятся, и я понимаю, что он пытается спрятать улыбку.
   – Извини.
   – Извинения приняты. И я с удовольствием сообщаю тебе, что за время, прошедшее с нашего последнего совместного ужина, я не перешла на вегетарианство.
   – Тогда ты в последний раз ела что-то существенное, так что, по-моему, это умозрительный факт, далекий от практической реальности.
   – Вот, опять это слово, «умозрительный».
   – Да, умозрительный, не бесспорный, – произносит он, и в его глазах мелькают смешинки. Он приглаживает волосы и снова становится серьезным. – Ана, в последний раз, когда мы говорили с тобой о важных вещах, ты ушла от меня. Я немного нервничаю. Я уже сказал тебе, что хочу тебя вернуть, а ты… не ответила мне. – В его глазах я вижу мольбу и ожидание, а его искренность меня обезоруживает. Черт побери, что же мне ему ответить?
   – Я скучала без тебя… ужасно скучала, Кристиан. Последние дни были… очень тяжелыми. – Комок в моем горле растет и растет, я вспоминаю свое мрачное отчаяние.
   Последняя неделя, наполненная неописуемой болью, стала самой тяжелой в моей жизни. Ничего подобного со мной еще не случалось. Но здравый смысл берет свое.
   – Ничего не изменилось. Я не могу быть такой, как нужно тебе. – Я буквально выдавливаю из себя эти слова, им очень мешает комок в горле.
   – Ты будешь такой, как нужно мне, – решительно заявляет он.
   – Нет, Кристиан, не буду.
   – Ты расстроена из-за того, что произошло в тот последний раз. Я вел себя глупо, а ты… Да и ты тоже. Почему ты не сказала стоп-слово, Анастейша? – Его тон меняется, в нем звучит упрек.
   Что?.. Эге, смена темы…
   – Ответь мне.
   – Не знаю. Я была не в себе. Я старалась быть такой, какой тебе нужно, старалась перетерпеть боль. Поэтому я просто забыла. Понимаешь… я забыла, – прошептала я, пристыженная, и виновато пожала плечами.
   Возможно, тогда мы избежали бы ссоры.
   – Ты забыла! – ужасается он и с силой сжимает край стола. Я вяну под его гневным взглядом.
   Дьявол! Он опять злится. Моя внутренняя богиня тоже недовольна мной. Видишь, ты сама во всем виновата!..
   – Вот как я могу доверять тебе? – Его голос еле слышен. – Как?
   Появляется официант с заказанным вином, а мы сидим и играем в гляделки, голубые глаза и серые. Нас обоих переполняют невысказанные упреки. Официант с нелепой торжественностью откупоривает бутылку и наливает немного вина Кристиану. Тот машинально берет бокал и пробует вино.
   – Хорошо, – кивает он.
   Официант аккуратно наполняет бокалы, ставит на стол бутылку и поспешно уходит. Все это время Кристиан не отрывает от меня глаз. Я первая прекращаю игру и делаю большой глоток. Вкуса вина я почти не ощущаю.
   – Извини, – шепчу я.
 
   В самом деле, как глупо все получилось. Я ушла, решив, что у нас разные представления об удовольствии, но сейчас он говорит, что я могла его остановить.
   – За что? – пугается он.
   – Что не сказала стоп-слово.
   Он прикрывает веки, словно испытывает облегчение.
   – Мы могли бы избежать всех этих страданий, – бормочет он.
   – Выглядишь ты тем не менее хорошо.
 
   «Более чем хорошо. Ты выглядишь, как всегда».
   – Внешность обманчива, – спокойно возражает он. – Мне было очень плохо, Ана. Пять дней я жил во мраке, без солнца. В вечной ночи.
   Я тронута его признанием. Господи, совсем как я…
   – Ты обещала, что никогда не уйдешь от меня, а сама из-за какого-то недоразумения – и сразу за дверь.
   – Когда это я обещала тебе, что не уйду?
   – Во сне. Анастейша, это была самая приятная вещь, какую я слышал в жизни. Я так обрадовался.
   Мое сердце сжалось, рука потянулась к бокалу.
   – Ты говорила, что любишь меня, – шепчет он. – Что, теперь это в прошлом? – В его вопросе звучит тревога.
   – Нет, Кристиан, нет.
   – Хорошо, – бормочет он и вздыхает с облегчением. Сейчас он выглядит таким беззащитным.
   Его признание поразило меня. Неужели он переменился? Ведь когда-то, в самом начале, я призналась, что люблю его, и он пришел в ужас…
 
   Вернулся официант. Быстро ставит перед нами тарелки и исчезает.
   Проклятье. Еще эта еда!
   – Ешь, – приказывает Кристиан.
   Я понимаю, что голодна, но в этот момент мой желудок свело судорогой. Вот я сижу сейчас напротив любимого мужчины, единственного в моей жизни, и мы говорим о нашем неопределенном будущем. Какой уж тут здоровый аппетит? Я с тоской смотрю на тарелку.
   – Клянусь богом, Анастейша, если ты не будешь есть, я прямо тут, в ресторане, положу тебя к себе на колени и отшлепаю. И это никак не будет связано с моими сексуальными пристрастиями. Ешь!
   Не кипятись, Грей… Мое подсознание глядит на меня поверх очков-половинок. Оно целиком и полностью поддерживает Пятьдесят Оттенков, соглашается с ним.
   – Ладно, я поем. Уйми, пожалуйста, зуд в твоей доминантной ладони.