– Да, конечно, – хмурится он.
   – Я что-нибудь приготовлю, ладно?
   – Валяй. В холодильнике много продуктов.
   – Миссис Джонс уходит на выходные? И ты питаешься в эти дни нарезкой?
   – Нет.
   – А как?
   Он вздыхает.
   – Мне готовят мои сабы.
   – А, ну конечно. – Я краснею от досады. Разве можно быть такой дурой? И с любезной улыбкой спрашиваю: – Что сэр желает?
   – Все, что мадам сумеет найти, – мрачно отвечает он.
 
   Ознакомившись с содержимым холодильника (оно меня впечатлило, есть даже холодный отварной картофель), я останавливаюсь на испанском омлете. Готовится быстро и просто. Кристиан все еще сидит в кабинете – несомненно, вторгается в частную жизнь какой-нибудь бедной ничего не подозревающей дурочки и суммирует информацию. Неприятная мысль оставляет во рту горький привкус. Мои мысли лихорадочно мечутся. Он действительно не знает никаких границ.
   Я всегда готовлю еду под музыку, и тем более мне она нужна сейчас, чтобы не ощущать себя сабой! Я иду к камину, где стоит док-станция, и беру айпод Кристиана. При этом готова поспорить, что в его плей-листе много мелодий, выбранных Лейлой. Меня жуть берет при одной лишь мысли об этом.
   Интересно, где же она? И чего ей нужно?..
   Я содрогаюсь при мысли о ней. Ну и наследство мне досталось!
   Просматриваю обширное музыкальное меню. Хочется чего-нибудь бодрящего. Хм-м, Бейонсе, едва ли она во вкусе Кристиана. «Crazy in Love». О! Годится. Закольцовываю и прибавляю громкость.
   Пританцовывая, возвращаюсь на кухню, беру миску, открываю холодильник и вынимаю яйца. Разбиваю их и принимаюсь взбивать, не прерывая танца.
   Еще раз заглядываю в холодильник, достаю картошку, окорок и – о да! – горошек из морозилки. Отлично! Ставлю на плиту сковородку, лью немножко оливкового масла и снова взбиваю яйца.
   Неспособность сопереживать, размышляю я, типична только для Кристиана? Может, все мужики такие, причем по вине женщин? Те сбивают их с толку? Я просто не знаю. Возможно, это знают все, кроме меня.
   Жалко, что Кейт уехала; она бы мне точно все разъяснила. Она еще долго пробудет на Барбадосе и вернется только в конце недели. Из-за Элиота. Интересно, сохранилось ли у них и до сих пор то самое желание с первого взгляда?
   «Одна из твоих черт, которые я люблю…»
   Я замираю, забыв про омлет. Он так сказал. Значит ли это, что он любит и другие мои качества? Я улыбаюсь в первый раз после того, как увидела миссис Робинсон, – искренне, от души, от уха до уха.
   Кристиан обнимает меня. От неожиданности я вздрагиваю.
   – Интересный выбор музыки, – мурлычет он и целует в шею. – Как приятно пахнут твои волосы.
 
   Он утыкается в них носом и глубоко вдыхает их запах.
   Желание скручивает мой живот. Ну уж нет! Я вырываюсь из его рук.
   – Я сержусь на тебя.
   Он хмурится.
   – Долго еще будешь злиться? – спрашивает он, запуская пятерню в свою шевелюру.
   Я пожимаю плечами.
   – По крайней мере, пока не поем.
   На его губах появляется намек на улыбку. Он берет пульт и выключает музыку.
   – Эта запись есть на твоем айподе? – спрашиваю я.
   Он качает головой, его лицо мрачнеет, и я понимаю, что это была она – Девушка-призрак.
   – Тебе не кажется, что она пыталась тебе что-то сказать?
   – Что ж, возможно, если подумать, – спокойно соглашается он.
   Что и требовалось доказать. Никакого дара сочувствия. Мое подсознание неодобрительно цокает языком.
   – Почему ты не удалил эту песню?
   – Мне она нравится. Но я удалю, если она как-то задевает твои чувства.
   – Нет, все нормально. Я люблю готовить под музыку.
   – Что еще тебе поставить?
   – Сделай мне сюрприз.
   Он направляется к док-станции, а я снова взбиваю омлет венчиком.
   Вскоре зал наполняет божественно нежный и задушевный голос Нины Симоне. Это любимая песня Рэя «I Put a Spell on You».
   Я вспыхиваю и, раскрыв рот, поворачиваюсь к Кристиану. Что он пытается мне сказать? Ведь он уже давно околдовал меня. О господи… его взгляд изменился, сделался острым, глаза потемнели.
   Я завороженно смотрю, как он движется ко мне под медленный ритм музыки – плавно, словно хищник. Он босой, в джинсах и незаправленной белой рубашке. Красив как бог.
   Нина поет «ты мой», и Кристиан протягивает ко мне руки; его намерения ясны.
   – Кристиан, пожалуйста, – шепчу я, сжимая в руке венчик.
   – Что?
   – Не делай этого.
   – Чего?
   – Этого.
   Он стоит передо мной и смотрит сверху вниз.
   – Ты уверена? – тихо спрашивает он, отбирает у меня венчик и кладет в миску с яичной массой.
   Мое сердце бешено стучит. Я не хочу – нет, хочу – я страшно хочу. Он такой ужасный – и такой желанный, такой горячий. Я с трудом отрываю взгляд от его колдовских глаз.
   – Я хочу тебя, Анастейша, – мурлычет он. – Я люблю и ненавижу, и я люблю спорить с тобой. Все это совсем ново. Мне надо знать, что у нас все в порядке. Убедиться в этом я могу лишь одним способом.
   – Мои чувства к тебе не изменились, – шепчу я.
   Его близость завораживает, пьянит. Знакомое притяжение – все мои синапсы направляют меня к любимому мужчине, моя внутренняя богиня бушует. Я гляжу на треугольничек волос в распахнутом вороте рубашки и прикусываю губу, противясь своему желанию – попробовать их на вкус.
   Он совсем близко, но не касается меня. Его тепло согревает мою кожу.
   – Я не дотронусь до тебя, пока ты не скажешь «да», – тихо говорит он. – Но сейчас, после дрянного утра, мне хочется соединиться с тобой и забыть обо всем, кроме нас.
   О господи! Нас… Магическая комбинация, маленькое, всемогущее местоимение, которое скрепляет союз. Я поднимаю голову и смотрю на его прекрасное и серьезное лицо.
   – Я хочу дотронуться до твоего лица, – еле слышно говорю я и вижу мелькнувшее в его глазах удивление, потом согласие.
   Подняв руку, я глажу его по щеке, пробегаю пальцами по щетине. Он закрывает глаза и тихо наклоняет голову навстречу моим прикосновениям.
   Потом он медленно наклоняется ко мне, а я машинально тянусь к его губам…
   – Да или нет, Анастейша? – бормочет он.
   – Да.
   Его губы нежно соединяются с моими и тут же яростно впиваются в них. Ладонь ползет по моей спине, пальцы погружаются в волосы на моем затылке, щекочут его. Другая ладонь обхватывает мои ягодицы, прижимает мои бедра к нему. У меня вырывается негромкий стон.
   – Мистер Грей, – раздается голос Тейлора, и Кристиан немедленно отпускает меня.
   – Тейлор, – говорит он ледяным тоном.
   Я поворачиваюсь и вижу на пороге зала смущенного Тейлора. Кристиан и Тейлор глядят друг на друга, разговаривая без слов.
   – В кабинет, – отрывисто говорит Кристиан, и Тейлор быстро идет через зал.
   – Сеанс откладывается, но билеты действительны, – шепчет мне Кристиан и выходит следом за Тейлором.
   Я перевожу дыхание, пытаясь успокоиться. Я одновременно и смущена, и благодарна Тейлору за вмешательство. Неужели я ни минуты не могу противостоять Кристиану? Недовольная собой, я качаю головой.
   Интересно, что заставило Тейлора прервать наше уединение? И что он видел? Впрочем, мне не хочется об этом думать. Ланч. Я буду готовить ланч. Нарезаю картошку. Что нужно Тейлору? Мои мысли бешено скачут – может, что-то известно о Лейле?
   Через десять минут они появляются. Омлет как раз готов. У Кристиана озабоченный вид.
   – В десять я дам им инструкции, – говорит он Тейлору.
   – Мы будем готовы, – отвечает Тейлор и выходит.
   Я достаю две подогретые тарелки и ставлю на кухонный островок.
   – Будешь?
   – Да, пожалуйста. – Кристиан примостился на барный стул. Он внимательно глядит на меня.
   – Проблема?
   – Нет.
   Я хмурю брови. Он не хочет мне говорить. Я раскладываю омлет и сажусь рядом с Кристианом, смирившись с тем, что останусь в неведении.
   – Вкусно, – хвалит Кристиан, попробовав кусочек. – Хочешь вина?
   – Нет, благодарю.
 
   Мне нужна ясная голова, когда я рядом с тобой, Грей…
   Омлет удался, хоть я и не очень голодная. Но я ем, зная, что иначе Кристиан начнет ворчать. Потом Кристиан прерывает наше угрюмое молчание и включает классику, которую я уже слышала когда-то.
   – Что это? – спрашиваю я.
   – Жозеф Кантелуб, «Песни Оверни». Эта называется «Байлеро».
   – Красивая вещица. На каком языке?
   – Это старофранцузский, вернее, окситанский.
   – Ты ведь говоришь по-французски. Ты понимаешь слова песни? – Мне вспомнился безупречный французский Кристиана на обеде у его родителей.
   – Только отдельные слова. – Кристиан улыбается, заметно успокоившись. – У моей матери была мантра: «музыкальный инструмент, иностранный язык, боевое искусство». Элиот говорит по-испански; мы с Миа – по-французски. Элиот играет на гитаре, я – на фортепиано, а Миа – на виолончели.
   – Ого! А боевые искусства?
   – Элиот владеет дзюдо. Миа в двенадцать лет взбунтовалась и не стала ходить на занятия. – Он улыбнулся при этом воспоминании.
   – Жаль, что моя мать не занималась мной.
   – Доктор Грейс превращается в беспощадное чудовище, когда речь идет о воспитании и обучении ее детей.
   – Вероятно, она гордится тобой. Я бы гордилась на ее месте.
   По лицу Кристиана пробежала тень, и он мгновенно помрачнел. Он настороженно поглядывает на меня, словно очутился на неизведанной территории.
   – Ты уже решила, что наденешь сегодня вечером? Или мне поехать и выбрать что-нибудь для тебя? – внезапно резко говорит он.
   Эге! Кажется, он сердится. Почему?.. Что я такого сказала?..
   – Хм-м, еще нет. Ты выбирал все эти платья?
   – Нет, Анастейша, не я. Просто я дал список нужных вещей и твой размер продавцу из «Нейман Маркус». Платья должны тебе подойти. И вот еще что: на этот вечер и на несколько следующих дней я нанял дополнительного секьюрити. По-моему, это разумная предосторожность, ведь где-то рядом бродит непредсказуемая Лейла. Я не хочу, чтобы ты выходила из дома без охраны. Договорились?
   Я удивленно гляжу на него.
   – Договорились. – Что произошло с напористым Греем?
   – Хорошо. Я дам им инструкции. Это недолго.
   – Они здесь?
   – Да.
   Где же?
   Кристиан берет свою тарелку и кладет в раковину. Потом выходит. Что тут происходит, елки-палки? В его теле словно уживаются несколько разных людей. Не симптом ли это шизофрении? Надо посмотреть в Гугле.
   Я очищаю свою тарелку, быстро мою и возвращаюсь в спальню, прихватив досье на Анастейшу Роуз Стил. Захожу в шкаф-купе и достаю три длинных вечерних платья. Ну и какое из них выбрать?
 
   Я ложусь поперек кровати, гляжу на свои «мак», айпад и «блэкберри» и балдею от этих чудес технологии. Переписываю плей-лист Кристиана с айпада на «мак», затем выхожу в Гугл, чтобы пошарить по Сети.
 
   Входит Кристиан.
   – Чем занимаешься? – ласково интересуется он.
   Я в легкой панике прикидываю, можно ли показать ему сайт, который я открыла, – «Диссоциативное расстройство идентичности: Симптомы».
   Он ложится рядом и с насмешкой смотрит на сайт.
   – Чего ты сюда залезла?
   Ворчливый Кристиан исчез – вернулся веселый Кристиан. Как мне к этому приспособиться?
   – Интересуюсь. Сложной личностью.
 
   Я изо всех сил сохраняю невозмутимость.
   Его губы кривятся в сдержанной усмешке.
   – Сложной личностью?
   – Это мой собственный излюбленный проект.
   – А теперь твой проект распространяется на меня? В качестве побочной линии. Что-то вроде научного эксперимента. А я-то рассчитывал оказаться в центре внимания. Мисс Стил, вы меня обижаете.
   – Почему ты решил, что это касается тебя?
   – Случайная догадка.
   – Верно, ты единственный чокнутый тип, постоянно меняющийся и помешанный на диктаторстве, с которым я знакома очень близко.
   – Я-то думал, что я вообще единственный, с кем ты знакома очень близко.
   Я краснею.
   – Да. Верно.
   – Ты уже пришла к каким-то выводам?
   Я поворачиваюсь и гляжу на него. Он лежит на боку, положив голову на локоть; лицо ласковое и удивленное.
   – По-моему, тебе нужна интенсивная терапия.
   Он протягивает руку и, бережно взяв прядь моих волос, заправляет ее за ухо.
   – А по-моему, мне нужна ты. Вот, бери. – Он вручает мне тюбик губной помады.
   Я хмуро разглядываю помаду. Она пронзительно-красная, совсем не мой цвет.
   – Ты хочешь, чтобы я так ярко красила губы?
   Он смеется.
   – Нет, Анастейша, не хочу. Я вовсе не уверен, что это твой цвет, – сухо добавляет он.
   Он садится по-турецки и стягивает через голову рубашку. О господи…
   – Мне нравится твоя идея дорожной карты, – сообщает он.
   Я хлопаю ресницами, ничего не понимая. Какая еще дорожная карта?
   – Запретные зоны, – поясняет он.
   – Ой, я шутила!
   – А я не шучу.
   – Ты хочешь, чтобы я нарисовала их на тебе? Помадой?
   – Она смывается. Со временем.
   Это означает, что я смогу беспрепятственно дотрагиваться до него. Я даже заулыбалась от удивления.
   – А если взять что-нибудь более стойкое, например, маркером?
   – Могу сделать татуировку. – В его глазах светится юмор.
   Кристиан Грей с татуировкой? Портить его прекрасное тело, когда на нем и так уже есть отметины? Нет уж!
   – Только не тату! – Я смеюсь, чтобы спрятать свой ужас.
   – Тогда помада, – усмехается он.
   Закрываю «мак» и отодвигаю его в сторону. Пожалуй, это будет забавно.
   – Иди сюда. – Он тянет ко мне руки. – Садись на меня.
   Он лежит на спине, но ноги у него согнуты в коленях.
   – Обопрись спиной о мои колени.
   Я сбрасываю шлепанцы и сажусь на него верхом. Он смотрит на меня широко раскрытыми испуганными глазами. Но ему тоже интересно.
   – По-моему, ты с энтузиазмом отнеслась к моему предложению, – ехидничает он.
   – Я всегда отношусь положительно к новой информации, мистер Грей, а еще вы успокоитесь, потому что я буду точно знать, где проходят твердые границы допустимого.
   Он качает головой, словно и сам пока не верит, что сейчас позволит мне разрисовать все свое тело.
   – Открой помаду, – велит он.
   Ох, теперь вместо веселого Кристиана я вижу перед собой босса. Но мне плевать.
   – Дай руку.
   Я протягиваю ему свободную руку.
   – Нет, руку с помадой. – Он закатывает глаза.
   – Ты от досады закатил глаза?
   – Угу.
   – Очень грубо, мистер Грей. Я знаю людей, которые впадают в бешенство, когда кто-то при них закатывает глаза.
   – И ты тоже? – спрашивает он с иронией.
   Я протягиваю ему руку с помадой. Внезапно он садится, и мы оказываемся нос к носу.
   – Готова? – Его голос похож на нежное мурлыканье, и внутри меня все сладко сжимается. Ох!
   – Да, – шепчу я.
 
   Его близость волнует кровь, запах Кристиана смешивается с запахом моего лосьона. Он направляет мою руку к изгибу своего плеча.
   – Нажимай, – на выдохе говорит он (у меня сразу становится сухо во рту) и ведет мою руку вниз, от плеча, вокруг подмышки и вниз по стороне грудной клетки.
 
   Красная помада оставляет широкую и яркую полосу. Он останавливается внизу грудной клетки и направляет меня поперек живота. Он напрягается и глядит, казалось бы, бесстрастно, в мои глаза, но за этой бесстрастностью я чувствую его напряженность.
   Свое нежелание он держит под строгим контролем; я вижу, как он стиснул зубы и щурит глаза. На середине живота он бормочет:
   – И кверху по другой стороне, – и после этого отпускает мою руку.
   Я зеркально повторяю линию, которую провела по его левому боку. Он мне доверяет. Эта мысль наполняет меня ликованием, но радость умаляется тем, что теперь я могу пересчитать его боль. На его груди я вижу семь маленьких шрамов, белых и круглых. Мучительно больно мне видеть это ужасное, злое надругательство над его прекрасным телом. Какой негодяй мог причинить такую боль ребенку?
   – Все, готово, – шепчу я, сдерживая мои эмоции.
   – Нет, еще здесь, – отвечает он и своим длинным указательным пальцем проводит линию у основания шеи.
 
   Следом за ним я провожу там красную черту. Закончив, заглядываю в серую глубину его глаз.
   – Теперь спину. – Он шевелится, я слезаю с него, и он поворачивается спиной ко мне. – Проведи линию поперек спины, – говорит он тихо и хрипло.
   Я делаю, как велено, и красная линия пересекает его спину. Одновременно я считаю его шрамы на спине. Их девять.
   Какой ужас! Невероятными усилиями я перебарываю желание поцеловать каждый шрамик и сдерживаю слезы, льющиеся из моих глаз. Кто способен на такое издевательство над маленьким ребенком, какой мерзавец? Голова Кристиана опущена, мышцы напряжены, когда я замыкаю круг на его теле.
   – Вокруг шеи тоже? – шепчу я.
   Он кивает, и я продолжаю линию шеи, чуть ниже границы волос.
   – Готово, – сообщаю я.
 
   Он выглядит так, словно надел странную жилетку телесного цвета с ярко-красной отделкой.
   Кристиан расслабляет плечи и медленно поворачивается лицом ко мне.
   – Таковы границы, – спокойно сообщает он. Его глаза потемнели, зрачки расширились. От страха? От желания? Мне хочется прижаться к нему, но я сдерживаюсь и с удивлением смотрю на него.
   – Они меня устраивают. Но прямо сейчас я хочу наброситься на тебя.
   Он лукаво ухмыляется и протягивает ко мне руки – в знак согласия.
   – Ну, мисс Стил, я весь в вашем распоряжении.
   Я восторженно визжу, как ребенок, бросаюсь в его объятья, опрокидываю. Он барахтается, хохочет, испытывая облегчение, что весь напряг позади. В итоге я оказываюсь под ним.
   – Итак, билеты на отложенный сеанс действительны, – шепчет он и жадно впивается в мои губы.

Глава 6

   Я запустила пальцы в шевелюру Кристиана, мои губы страстно целуют его губы, наслаждаются их жаром, мой язык блаженствует, прижимаясь к его языку. Он испытывает то же самое от близости со мной. И это счастье.
   Внезапно он сажает меня, стаскивает с меня футболку и швыряет на пол.
   – Я хочу чувствовать тебя, – говорит он возле моих губ, а в это время его руки расстегивают мой бюстгальтер. Одно мгновение – и я уже голая до пояса.
   Он толкает меня на кровать, вдавливает в матрас; его губы и рука тянутся к моей груди. Мои пальцы крепко хватают его за волосы, когда он берет губами мой сосок и тянет за него.
   Яркая молния пронзает мое тело и напрягает все мышцы внизу живота. Я кричу.
   – Да, малышка, я хочу слышать твой голос, – говорит он, касаясь губами моей разгоряченной кожи.
   Ох, как я хочу, чтобы ты вошел в меня! А он все теребит губами мой сосок, сосет, дергает, заставляя меня извиваться, изгибаться, звать его к себе. Я чувствую, что его страсть ко мне смешана – с чем? С поклонением. Мне кажется, он поклоняется мне.
   Он дразнит меня пальцами; мой сосок твердеет и вытягивается от его умелых прикосновений. Его рука ловко расстегивает пуговицу на моих джинсах, потом молнию и залезает в мои трусики. И вот его пальцы уже ласкают мой клитор.
   Его дыхание делается хриплым и неровным, когда его палец скользит внутрь меня. Я поднимаю бедра, толкаюсь в его ладонь. Он отвечает ласковым поглаживанием.
   – О, малышка, – стонет он, с удивлением глядя мне в глаза. – Ты так промокла.
   – Потому что я хочу тебя.
   Его губы вновь сливаются с моими, и я ощущаю его жажду, его отчаянную потребность во мне.
   Это для меня новость: так еще никогда не было, кроме того случая, когда я вернулась из Джорджии. «Мне надо знать, что у нас все в порядке. Убедиться в этом я могу лишь одним способом».
   Мысль меня греет. Как приятно сознавать, что я так важна для него, что могу дать ему утешение… Он садится, стаскивает с меня джинсы, а потом и трусики.
   Не отрывая от меня глаз, он встает, вынимает из кармана блестящий конвертик и бросает его мне, затем быстро сбрасывает джинсы и боксерские трусы.
   Я с готовностью разрываю упаковку и, когда он ложится рядом, медленно надеваю резинку. Он хватает меня за руки и перекатывается на спину.
   – Ты. Сверху, – приказывает он. – Я хочу тебя видеть.
   Да!
   Он сажает меня верхом, и я нерешительно подчиняюсь его рукам. Он закрывает глаза и приподнимает бедра мне навстречу, наполняет меня, растягивает. Когда он делает протяжный выдох, его рот образует круглое О.
   Как приятно – обладать им, отдаваться ему.
   Он держит меня за руки, и я не понимаю, то ли чтобы поддержать, то ли чтобы не позволить дотрагиваться до него, несмотря на «дорожную карту».
   – С тобой так приятно, – мурлычет он.
   Я опять приподнимаюсь, опьяненная властью над ним, и гляжу, как Кристиан Грей медленно выходит из меня. Он отпускает мои руки и берется за бедра, а я хватаюсь за его предплечья. Тут он резко входит в меня, вынуждая меня закричать.
   – Вот так, малышка, почувствуй меня, – произносит он напряженным голосом.
   Я запрокидываю голову и направляю все свое внимание на его ритмичные движения. Как хорошо они ему удаются!
   Я двигаюсь – в идеальной симметрии противодействуя его ритму, – и все мои мысли и резоны куда-то улетучиваются. Я вся – ощущение, растворенное в океане удовольствия. Вверх и вниз… еще и еще… О да! Открываю глаза и, прерывисто дыша, смотрю на него сверху вниз. Он тоже глядит на меня горящими глазами.
   – Моя Ана, – шепчет он.
   – Да, – задыхаясь, вторю я. – Навсегда.
   Он громко стонет, закрывает глаза и запрокидывает голову. При виде пришедшего к финишу Кристиана я тоже поспеваю за ним – громко, бурно, долго, а потом без сил падаю на него.
   – Ох, малышка, – стонет он и разжимает руки.
 
   Моя голова покоится на его груди (на запретной территории), курчавые волосы щекочут мне щеку. Я вся горю, никак не могу отдышаться и с трудом перебарываю желание вытянуть губы и поцеловать его кожу. Он гладит мои волосы, потом его рука скользит по моей спине, ласкает ее. Между тем его дыхание восстанавливается.
 
   – Ты очень красивая.
   Я поднимаю голову и гляжу на него. С недоверием. Он тут же хмурит брови и быстро садится. От неожиданности я чуть не падаю, лишившись опоры. Он поддерживает меня своей сильной рукой. И вот мы уже оказываемся нос к носу.
   – Ты. Очень. Красивая, – повторяет он назидательным тоном.
   – А ты иногда бываешь удивительно милым. – Я ласково целую его.
   Тут он выходит из меня. Я недовольно морщусь – жалко расставаться. Он успокаивает меня нежным поцелуем.
   – Ты ведь даже не сознаешь своей привлекательности, верно?
   Я краснею. Зачем он говорит об этом?
   – Все те парни, которые ухаживают за тобой, – разве не убеждают тебя в этом?
   – Парни? Какие парни?
   – Тебе перечислить список? – хмурится Кристиан. – К примеру, фотограф. Он без ума от тебя. Еще тот парень с твоей прежней работы в магазине. Еще старший брат твоей подруги. Да и твой босс, – с горечью добавляет он.
   – Ой, Кристиан, это не так.
   – Поверь мне. Они хотят тебя. Они хотят получить то, что принадлежит мне.
   Он привлекает меня к себе. Я кладу руки ему на плечи, запускаю пальцы в его шевелюру и удивленно заглядываю в глаза.
   – Ты моя, – повторяет он, сверкнув глазами.
   – Да, твоя, – с улыбкой заверяю его я.
 
   Он убрал колючки, а я блаженствую, сидя на его коленях, голая, в ярких лучах субботнего солнца. Кто бы мог подумать? На его великолепном торсе виднеются следы красной помады. Кое-где я вижу их и на простыне. Интересно, что подумает миссис Джонс…
   – Граница на замке, – шучу я и смело провожу указательным пальцем по красной линии, нарисованной на его плече. Он напрягается и почему-то часто моргает. – Я хочу заняться исследованием.
   Он с сомнением качает головой.
   – Квартиры?
   – Нет, я имела в виду карту спрятанных сокровищ, которую мы нарисовали на тебе. – Мои пальцы зудят – так мне хочется дотронуться до Кристиана.
   Его брови удивленно взлетают кверху. В глазах нерешительность. Я трусь носом об его плечо.
   – Что конкретно это означает, мисс Стил?
   Я провожу кончиками пальцев по его лицу.
   – Просто я хочу касаться тебя всюду, где мне дозволено.
   Кристиан ловит мой указательный палец зубами и легонько кусает.
   – Ой, – протестую я, а он издает басовитый рык.
   – Ладно. – Он отпускает мой палец, но в его голосе слышится беспокойство. – Подожди. – Он стаскивает резинку и бесцеремонно бросает на пол возле кровати.
   – Мне не нравятся такие вещи. Пожалуй, я позову доктора Грин, чтобы она сделала тебе укол.
   – Ты думаешь, что главный гинеколог Сиэтла сразу сюда примчится?
   – Я умею убеждать, – бормочет он и заправляет мою прядь за ухо. – Франко замечательно потрудился над твоими волосами. Мне нравится твоя прическа.
   Что-что?
   – Перестань мне зубы заговаривать.
   Он опять сажает меня верхом на себя. Я сижу, откинувшись спиной на его согнутые колени; мои ступни лежат по сторонам его бедер. Он опирается на локти.
   – Валяй, трогай, – говорит он без всякого юмора, явно нервничая, но скрывая это.
   Не отрывая глаз от Кристиана, я веду пальцем чуть ниже красной линии по великолепным мышцам живота. Он морщится, и я останавливаюсь.
   – Что, не надо? – шепчу я.
   – Нет, все нормально. Просто здесь мне требуется… определенная перенастройка. Ко мне давным-давно никто не прикасался.
   – А миссис Робинсон? – неожиданно срывается с моих губ вопрос. Но, удивительно, мне удается убрать из голоса всю горечь и затаенную ненависть.
   Он кивает с явным дискомфортом.
   – Не хочу говорить о ней. Иначе у тебя испортится настроение.
   – Ничего, я справлюсь.
   – Нет, Ана. Ты вся багровеешь при одном лишь упоминании о ней. Мое прошлое – это мое прошлое. Это факт. Я не могу ничего переменить. Я счастлив, что у тебя его нет, иначе оно довело бы меня до безумия.