Он снисходительно, с видом знатока улыбается. Удастся ли мне обойти в чем-то этого Мистера Сексзнайку?
   – Да. Ну тогда… – Я отчаянно пытаюсь сменить тему, но не нахожу подходящего предмета.
   Видя мое замешательство, Кристиан сам приходит на помощь.
   – Чем займемся вечером? Есть предложения? – спрашивает он с кривой усмешкой.
   Решай сам, а я готова на все. Может, хочешь проверить на практике эту свою теорию? Пожимаю плечами.
   – Я знаю, чего ты хочешь. – Он отставляет свой бокал, поднимается и протягивает мне руку. – Идем.
   Я встаю, и Кристиан ведет меня в главный салон.
   На журнальном столике, на подставке – его айпод. Кристиан щелкает кнопкой и выбирает мелодию.
   – Потанцуй со мной. – Он привлекает меня к себе.
   – Если настаиваешь…
   – Настаиваю, миссис Грей.
   Мелодия плавная, яркая. Что-то латинское? Кристиан начинает двигаться, подхватывает ритм и увлекает меня за собой. Мы кружим по салону.
   У исполнителя теплый, тягучий голос, как сладкая карамель. Песню я точно знаю, но вспомнить название не могу. Кристиан вдруг роняет меня, и я испуганно взвизгиваю и тут же смеюсь. Он улыбается, у него веселые, чуть лукавые глаза. Он снова подхватывает меня и кружит.
   – Хорошо танцуешь, – говорю я. – Вот мне бы так.
   Он загадочно улыбается, но ничего не говорит. Думает о ней, о миссис Робинсон, женщине, учившей его танцевать и… трахаться. Давненько я ее не вспоминала, наверное, со дня рождения Кристиана. Насколько мне известно, деловых отношений они больше не поддерживают. Та еще училка, с неохотой признаю я.
   Он снова роняет меня, но подхватывает и целует в губы.
   – Мне будет недоставать твоей любви, – повторяю я вслед за сладкоголосым певцом.
   – А мне еще больше, – говорит он и снова кружит меня по комнате, а у меня от его слов кружится голова.
   Песня кончается, и Кристиан смотрит на меня сверху. Глаза его уже не смеются – они темны и полны желания. Я не могу дышать.
   – Пойдем в постель? – шепчет он с такой надеждой и мольбой, что у меня разрывается сердце.
   «Ты ведь уже получил мое согласие на все две с половиной недели назад», – хочется сказать мне. Но я знаю: это он так извиняется и хочет еще раз убедиться, что после недавней ссоры у нас все в порядке.
 
   Я просыпаюсь. В иллюминаторы светит солнце, по потолку прыгают, отскакивая от воды, солнечные зайчики. Кристиана не видно. Я с улыбкой потягиваюсь. Я готова терпеть секс-наказание хоть каждый день, если за ним следует секс-макияж. Решить, что из этого мне нравится больше, не так-то просто.
   Поднимаюсь и иду в ванную. Открываю дверь – Кристиан стоит перед зеркалом, голый, если не считать полотенца на поясе, и бреется. Он поворачивается и улыбается, ничуть не смущенный моим вмешательством. Я уже знаю, что Кристиан, когда остается один, никогда не запирает двери. Наверняка у этого существует объяснение, но копаться в еще одной тайне у меня нет ни малейшего желания.
   – Доброе утро, миссис Грей, – говорит он, излучая благодушие.
   – И вам доброе утро.
   Мне нравится наблюдать за ним в такие моменты, смотреть, как он поднимает и выдвигает вперед подбородок, как выбривает его расчетливыми, длинными движениями. Я ловлю себя на том, что бессознательно подражаю ему: оттягиваю вниз верхнюю губу, провожу пальцем под носом. Он поворачивается – одна половина лица еще покрыта мыльной пеной – и подмигивает.
   – Нравится?
   Ох, Кристиан, я могла бы любоваться тобой часами!
   – Одно из моих любимых занятий, – признаюсь я, и он, наклоняясь, быстро целует меня, оставляя на щеке пятнышко пены.
   – Еще разок, а? – грозно шепчет Кристиан, поднимая бритву.
   Я поджимаю губы, нарочно хмурюсь.
   – В следующий раз воспользуюсь воском.
   Вспоминаю, как он обрадовался в Лондоне, когда узнал, что я из любопытства сбрила волосы на лобке. Разумеется, я сделала это не в полном соответствии с высокими стандартами Мистера Точность…
 
   – Ты что, черт возьми, наделала? – восклицает Кристиан, и на лице его появляется выражение то ли ужаса, то ли любопытства. Он садится на кровати в нашем номере в отеле «Браун», возле Пиккадилли, включает прикроватный свет и, раскрыв рот, таращится на меня. Должно быть, уже около полуночи. Я краснею, становясь одного цвета с простынями в его игровой комнате, и пытаюсь натянуть пониже атласную сорочку. Кристиан хватает меня за руку.
   – Ана!
   – Я… э… побрилась.
   – Вижу. Но зачем? – Он расплывается в широкой, от уха до уха, ухмылке.
   Сгорая от стыда, отворачиваюсь, закрываю лицо ладонями. И чего я так смущаюсь?
   – Эй, – Кристиан бережно отнимает мою руку. – Не прячься. – Он кусает губу, чтобы не рассмеяться. – Расскажи. Зачем? – В его глазах прыгают веселые искорки. Не понимаю, что тут такого забавного?
   – Перестань надо мной смеяться.
   – Я не над тобой смеюсь. Извини. Мне просто весело.
   – А…
   – Так зачем?
   Я вздыхаю.
   – Утром, когда ты уехал на свою встречу, я принимала душ и вспоминала все твои правила.
   Кристиан моргает. Ему уже не до веселья, в глазах настороженность.
   – Я вспоминала их по одному, раздумывала, а потом вспомнила тот салон красоты и решила, что тебе это должно понравиться. Воспользоваться воском смелости не хватило… – Мой голос падает до шепота.
   Кристиан смотрит на меня, и глаза у него блестят, но не от радости – от любви.
   – Ох, Ана… – Он наклоняется и нежно целует меня в губы. – С тобой не соскучишься. Полагаю, я просто обязан провести детальную инспекцию ваших творений, миссис Грей.
   – Что? Нет. – Он, наверное, шутит! Я укрываюсь, защищая свою прореженную полянку.
   – Вот только этого не надо.
   Кристиан разводит мои руки, прижимает их к бокам и смотрит мне между ног. Таким взглядом можно разжечь костер, но прежде, чем я успеваю вспыхнуть, он наклоняется и скользит губами по моему голому животу, сверху вниз… и еще ниже. Я ерзаю, пытаюсь увернуться, но в конце концов покоряюсь судьбе.
   – Ну, что у нас здесь? – Он оставляет поцелуй там, где еще утром были лобковые волосы, и трется о голую кожу колючим подбородком.
   – Ай! – восклицаю я. Да… ощущения те еще.
   Кристиан бросает на меня похотливый взгляд.
   – По-моему, ты кое-что пропустила. – Он тянет губами оставшиеся волоски.
   – О… Черт, – бормочу я, надеясь хотя бы так положить конец этому придирчивому осмотру.
   – Есть идея. – Он вскакивает, голый, с постели и устремляется в ванную.
   Что еще у него на уме? Кристиан возвращается через несколько секунд со стаканом воды, моей бритвой, своей кисточкой, мылом и полотенцем. Воду, кисточку, мыло и бритву он оставляет на прикроватном столике и, держа полотенце, смотрит на меня.
   «О нет!» – Мое подсознание отбрасывает полное собрание сочинений Чарльза Диккенса, вскакивает с кресла и, подбоченясь, принимает решительную позу.
   – Нет. Нет. Нет.
   – Миссис Грей, каждую работу следует делать хорошо. Раздвиньте бедра. – Его серые глаза напоминают летнее предгрозовое небо.
   – Я не позволю, чтобы ты меня брил.
   Он склоняет голову набок.
   – Почему еще?
   Я заливаюсь краской. Ну неужели непонятно?
   – Потому что… Это слишком…
   – Слишком интимно? – шепчет он. – Но ты же знаешь, именно интимности я и желаю. К тому же после того, что мы с тобой делали, такая щепетильность представляется излишней. И уж эту часть твоего тела я знаю лучше тебя.
   Я смотрю на него с изумлением. Какая потрясающая самоуверенность. То есть… да, он прав, но все равно.
   – Это… это неправильно! – Получается жалобно и чопорно.
   – Ты не права, это круто.
   Круто? Вот как?
   – Так тебя это заводит? – изумленно спрашиваю я.
   Кристиан фыркает.
   – А ты разве не видишь? – Он выразительно указывает взглядом на убедительное доказательство своей правоты. – Хочу побрить тебя.
   Какого черта?! Я откидываюсь на спину, закрываю глаза ладонью – только бы не смотреть.
   – Если тебе будет приятно, валяй. Ты такой чудной. – Я приподнимаю бедра, и Кристиан просовывает под меня полотенце. Потом разводит мне ноги и сам устраивается между ними. Постель проседает под его весом. – Вообще-то, я бы предпочел тебя связать.
   – Обещаю не дергаться.
   – Хорошо.
   Он водит намыленной кисточкой там, внизу, и у меня захватывает дух. Вода горячая, и я невольно поеживаюсь. Щекотно… но и приятно.
   – Не шевелись, – укоризненно бормочет Кристиан, обмакивая кисточку. – Или я все-таки тебя свяжу, – добавляет он с угрозой, и по спине у меня разбегается восхитительный холодок.
   – Ты раньше это уже делал? – осторожно спрашиваю я, когда он берется за бритвенный станок.
   – Нет.
   – А-а. Хорошо. – Я улыбаюсь.
   – Еще одна новинка, миссис Грей.
   – М-м-м. Мне нравятся новинки.
   – Мне тоже. Ну, поехали. – С удивительной для меня нежностью Кристиан ведет бритвой по моей чувствительной плоти. – Лежи спокойно, – бормочет он, и я вижу, что он полностью сосредоточился на выполняемой работе.
   Несколько минут – и вот он уже берет полотенце и снимает излишки пены.
   – Ну вот… как-то так, – говорит он, и я убираю руку и смотрю на него – Кристиан отстранился и с удовлетворением рассматривает результат своих стараний.
   – Доволен? – спрашиваю я севшим вдруг голосом.
   – Очень. – Он дерзко ухмыляется и медленно вводит палец. – Да, было весело, – с легкой усмешкой говорит Кристиан.
   – Тебе – может быть. – Я пытаюсь изобразить недовольство, но получается плохо: Кристиан прав – это было… волнующе.
   – Припоминаю, что и последствия были вполне удовлетворительные.
   Кристиан снова берется за бритву. Я бросаю взгляд на пальцы. Да, и в этом он тоже прав. Я и подумать не могла, что отсутствие волос на лобке может настолько сильно изменить восприятие.
   – Эй, я же просто тебя поддразниваю. Так ведут себя все мужья, безнадежно влюбленные в своих жен, разве нет? – Кристиан берет меня за подбородок, всматривается, стараясь понять, в каком я настроении, и в его глазах вдруг появляется настороженность.
   Вот и настал час расплаты.
   – Сядь, – говорю я.
   Он будто не понимает. Я подталкиваю его к стоящему в ванной белому табурету. Озадаченный, Кристиан садится, и я забираю у него бритву.
   – Ана… – Похоже, догадался-таки, что к чему. Я наклоняюсь и целую его.
   – Откинь голову.
   Кристиан колеблется.
   – Зуб за зуб, мистер Грей. Услуга за услугу.
   Он не сводит с меня глаз, но уже не только настороженно, а еще и с недоверием.
   – Ты понимаешь, что делаешь? – тихо спрашивает он. Я медленно качаю головой, изо всех сил сохраняя серьезный вид.
   Кристиан закрывает глаза и склоняет голову набок.
   Офигеть, он все-таки позволит мне побрить его! Я кладу ладонь на еще влажные волосы и осторожно прижимаю, чтобы не шевелился. Кристиан сидит с закрытыми глазами и медленно дышит через рот. Я осторожно провожу бритвой вверх по шее, до щеки, оставляя полоску чистой кожи. Кристиан медленно выдыхает.
   – Думаешь, порежу?
   – С тобой никогда не угадаешь, Ана, но умышленно ты ничего плохого, конечно, не сделаешь.
   Я снова поднимаю бритву и веду вверх по шее. Дорожка в мыльной пене становится шире.
   – Я никогда преднамеренно не сделаю тебе ничего плохого.
   Он открывает глаза и обнимает меня. Я осторожно веду бритвой по щеке.
   – Знаю. – Кристиан поворачивает голову, чтобы мне было удобнее. Еще немного – и я заканчиваю.
   – Вот и все. И притом не пролито ни капли крови, – с гордостью говорю я. Он гладит меня по ноге, сдвигает выше и выше сорочку, а потом тянет к себе. Я хлопаюсь ему на колени и, чтобы сохранить равновесие, хватаю его за плечи. Какой он все-таки мускулистый.
   – Куда бы мне тебя отвезти сегодня?
   – То есть загорать не будем? – Я чуть заметно вскидываю бровь.
   Он нервно облизывает губы.
   – Нет, сегодня не будем. Я подумал, что ты, может быть, предпочтешь прогуляться.
   – Ну, после того, как ты разукрасил меня и ловко ушел в сторону, ничего другого и не останется, так?
   Кристиан благоразумно делает вид, что не заметил ноток язвительности.
   – Придется немного прокатиться, но вид того стоит. Судя по тому, что я читал, там есть на что посмотреть. Деревушка называется Сен-Поль-де-Ванс. Там есть художественные галереи. Мы могли бы, если, конечно, найдем что-то по вкусу, купить несколько картин или скульптур для нашего нового дома.
   Я отстраняюсь и смотрю на него. Картины или скульптуры… Он хочет покупать картины или скульптуры. Но как я буду покупать предметы искусства?
   – Что такое? – недоуменно спрашивает Кристиан.
   – Я не разбираюсь в искусстве. Ничего в нем не понимаю.
   Он пожимает плечами и снисходительно улыбается.
   – Мы будем покупать только то, что нам понравится. О вложениях речь не идет.
   Вложения? Черт возьми!
   – Что? – повторяет Кристиан.
   Я качаю головой.
   – Послушай, я знаю, что мы только на днях получили чертежи от архитектора, но посмотреть можно и сейчас, вреда не будет. Место древнее, средневековое…
   Ах да, архитектор. Напомнил. Ее зовут Джиа Маттео. Подруга Элиота, работавшая с домом Кристиана в Аспене. Когда мы с ней встречались, она перед ним только что не стелилась.
   – Ну, что дальше? – нетерпеливо восклицает он. Я снова качаю головой. – Говори, не молчи.
   Как я могу сказать, что мне не нравится Джиа? Моя неприязнь к ней иррациональна и объяснению не поддается, а выставлять себя ревнивой женой не хочется.
   – Ты ведь не злишься на меня за вчерашнее? – Он вздыхает и ныряет лицом в ложбинку между грудей.
   – Нет, просто проголодалась, – бормочу я, зная, что это отвлечет его от нежелательных вопросов.
   – Так почему раньше не сказала? – Он сталкивает меня с колен и поднимается.
 
   Сен-Поль-де-Ванс – средневековая горная деревушка, одно из самых живописных мест из всех, что я видела. Мы идем рука об руку по узким мощеным улочкам, и моя ладонь лежит в заднем кармане его шортов. За нами, на небольшом удалении, следуют Тейлор и то ли Филипп, то ли Гастон – различать их я так и не научилась. На обсаженной деревьями площади трое пожилых мужчин – все в традиционных беретах, несмотря на жару, – играют в петанк. Туристов здесь много, но рядом с Кристианом я чувствую себя вполне комфортно. Посмотреть есть на что – узкие улочки и переулки, ведущие во дворы с искусными каменными фонтанами, старинные и современные скульптуры, занимательные бутики и лавочки.
   В первой галерее Кристиан рассеянно, покусывая дужку своих огромных очков, разглядывает представленные эротические фотографии. Все они – работа некоей Флоранс Делль и представляют застывших в разнообразных позах обнаженных женщин.
   – Не совсем то, что я себе представляла, – говорю я неодобрительно, вспоминая коробку с фотографиями, которую нашла в его – то есть нашем – шкафу. Интересно, что он с ними сделал. Уничтожил?
   – И я тоже. – Кристиан усмехается, берет меня за руку, и мы идем к следующему художнику. Может быть, раздумываю я, и мне ему попозировать?
   У следующего стенда какая-то женщина демонстрирует свои натюрморты – выполненные сочными, яркими красками фрукты и овощи.
   – А вот это мне нравится. – Я указываю на три картины с перцами. – Сразу вспоминается, как ты резал овощи в моей квартирке.
   Смеюсь. Кристиан пытается остаться серьезным, но тоже не удерживается.
   – А по-моему, я справился с заданием вполне компетентно, – бормочет он. – Разве что не очень быстро. И вообще, – он обнимает меня за плечи, – не отвлекай. Куда бы ты их повесила?
   – Что?
   Он покусывает губами мочку моего уха.
   – Картины. Где бы ты их повесила?
   – В кухне, – отвечаю я.
   – Хмм. Неплохая идея, миссис Грей.
   Смотрю на ценник. Пять тысяч евро каждая. Ничего себе!
   – Слишком дорого!
   – И что? – Кристиан снова тянется к моему уху. – Привыкай, Ана. – Он отпускает меня и идет к столику, из-за которого на него таращится одетая в белое женщина. Мне хочется закатить глаза, но я перевожу взгляд на картины. Пять тысяч евро… вот это да.
 
   После ланча расслабляемся за кофе в отеле «Сен-Поль». Вид отсюда открывается потрясающий. Виноградники и поля подсолнухов словно заплатки на равнине; то тут то там – аккуратные сельские домики. День прекрасный, ясный, так что с того места, где мы сидим, видно даже поблескивающее вдалеке, на горизонте, море.
   – Ты спрашивала, почему я заплетаю тебе волосы. – Голос Кристиана нарушает неспешное течение моих мыслей. Меня настораживает его почти виноватый тон.
   – Да. – Дело плохо.
   – По-моему, она позволяла мне порой играть с ее волосами. Я уже не знаю, приснилось мне это или так оно и было на самом деле.
   Ого! Он ведь имеет в виду свою биологическую мать.
   Кристиан смотрит на меня с каменным лицом, и сердце екает: что говорить, когда он вспоминает вот такое?
   – Мне нравится, когда ты играешь с моими волосами, – неуверенно говорю я.
   – Правда?
   – Да. – Я беру его за руку. – Думаю, ты любил ее. Свою биологическую мать.
   В его лице ничто не меняется. Он смотрит на меня, но ничего не говорит.
   Черт. Уж не зашла ли я слишком далеко?
   «Скажи что-нибудь, пожалуйста», – мысленно умоляю я. Но Кристиан упрямо молчит и только смотрит на меня непроницаемыми серыми глазами. Молчание растягивается, он кажется совсем уж потерянным.
   Бросает взгляд на мою руку в его руке. Хмурится.
   – Скажи что-нибудь, – шепчу я, когда тишина становится невыносимой.
   Кристиан качает головой, глубоко вздыхает.
   – Идем. – Он выпускает мою руку и поднимается с застывшим, настороженным лицом.
   Неужели переступила грань? Не знаю. На душе тяжело. Я не знаю, как быть – сказать что-то или оставить все как есть. Выбираю второй вариант и послушно следую за ним из ресторана.
   Мы выходим на прелестную узкую улочку, и Кристиан берет меня за руку.
   – Куда хочешь пойти?
   Разговаривает! И не злится, слава богу. Я облегченно выдыхаю и пожимаю плечами.
   – Я так рада, что ты еще разговариваешь со мной.
   – Знаешь, не хочу больше об этом. Все, хватит. С этим покончено.
   Нет, не покончено. От этой мысли становится грустно, и я спрашиваю себя, закончится ли это вообще когда-нибудь. Он всегда будет таким… моими Пятьюдесятью Оттенками. Хочу ли я, чтобы он изменился? Пожалуй, нет. Лишь бы чувствовал, что его любят. Бросаю взгляд украдкой: какой же он восхитительно красивый. И при этом – мой. Дело не только в том, что у него чудесное, прекрасное лицо и обворожительное тело. Меня влечет и манит то, что кроется за этим совершенством: тонкая, хрупкая, исковерканная душа.
   Он смотрит на меня сверху вниз со своим особенным, наполовину удивленным, наполовину настороженным и абсолютно сексуальным выражением, а потом обнимает за плечи, и мы пробираемся через толпу туристов к тому месту, где Гастон (или Филипп) припарковал наш просторный «Мерседес». Я снова сую ладошку в задний карман его шортов, радуясь, что он не злится. Но, честно говоря, какой четырехлетний мальчик не любит свою мать, даже если она и не самая лучшая на свете? Я тяжело вздыхаю и прижимаюсь к нему теснее. Охранники где-то сзади, а вот успели ли они перекусить?
   Кристиан останавливается у небольшого ювелирного магазинчика и смотрит сначала на витрину, а потом на меня. Он берет мою свободную руку и проводит пальцем по едва заметной полоске от наручника.
   – Уже не больно, – уверяю я. Кристиан поворачивается, берет другую мою руку и поворачивает внутренней стороной запястья вверх. Здесь полоску скрывают платиновые часики «омега», которые он подарил мне за завтраком в наше первое утро в Лондоне. А какая на них надпись – голова кругом!
   «Анастейша,
   Ты мое все,
   Моя любовь, моя жизнь.
Кристиан»
   Несмотря ни на что, вопреки всей его переменчивости, мой муж может быть таким романтиком. Я смотрю на бледно-розовую полоску на запястье. А может быть и таким дикарем. Он отпускает мою левую руку, берет за подбородок и с беспокойством всматривается в мое лицо.
   – Не больно, – повторяю я.
   Кристиан подносит мою руку к губам, запечатлевая на запястье нежный поцелуй.
   – Идем. – Он ведет меня в магазин.
   – Вот. – Кристиан раскрывает только что купленный изящный платиновый браслет, состоящий из небольших абстрактных цветов с крохотными бриллиантами, и защелкивает у меня на запястье. Довольно широкий, выполненный в форме наручника, браслет скрывает все красные отметины. И стоит около пятнадцати тысяч евро, думаю я, не поспевая следить за разговором на французском с продавщицей. Ничего настолько дорогого я никогда еще не носила.
   – Вот так-то лучше, – говорит Кристиан.
   – Лучше? – шепчу я, глядя в его сияющие серые глаза. Худая как палка, продавщица стоит в сторонке и наблюдает за нами завистливо и с откровенным неодобрением.
   – Ну, ты же знаешь почему, – неопределенно говорит Кристиан.
   – Мне это не надо.
   Я трясу рукой. Браслет сползает и в какой-то момент попадает под струящиеся через витрину солнечные лучи. Отраженные бриллиантами, по стенам прыгают маленькие сияющие радуги.
   – Мне надо, – на полном серьезе говорит Кристиан.
   Зачем? Зачем ему это надо? Чувствует вину и хочет загладить? Вину за что? За эти отметины от наручников? За свою биологическую мать? За то, что не доверился мне? Ох уж эти Оттенки!
   – Нет, Кристиан. Тебе это тоже не надо. Ты и так много чего мне подарил. Волшебный медовый месяц – Лондон, Париж, Лазурный берег… и самого себя, – шепотом добавляю я, и у него влажнеют глаза. – Мне так повезло.
   – Нет, Анастейша, это мне повезло.
   – Спасибо. – Я приподнимаюсь на цыпочках, обнимаю его шею и целую – не за браслет, а за то, что он – мой.
 
   В машине он снова уходит в себя, смотрит в окно на ярко-желтые подсолнухи, неторопливо покачивающие головами в ласковом послеполуденном солнце. За рулем кто-то из близнецов, по-моему, Гастон, Тейлор сидит рядом с ним. Кристиан о чем-то размышляет. Я наклоняюсь, беру его руку, легонько пожимаю. Он поворачивается, смотрит на меня, потом убирает мою руку и поглаживает меня по колену. На мне короткая бело-голубая юбка и узкая, обтягивающая блузка без рукавов. На мгновение Кристиан останавливается в нерешительности, и я не знаю, куда двинется его рука дальше – вверх, по моему бедру, или вниз, по голени. Я замираю в предвкушении его нежных прикосновений. Что он сделает? Кристиан выбирает второе и вдруг хватает меня за лодыжку и подтягивает мою ногу себе на колено. Я поворачиваюсь к нему.
   – Мне нужна и вторая.
   Ой! Зачем? Я нервно оглядываюсь на Тейлора и Гастона – их, похоже, интересует только дорога, – кладу ему на колени вторую ногу. Кристиан дотягивается до какой-то кнопки на дверце, нажимает, и из панели перед нами выдвигается тонированный экран. Еще несколько секунд, и мы остаемся наедине. Ух ты! Теперь понятно, почему здесь такой просторный салон.
   – Хочу смотреть на твои лодыжки, – негромко объясняет Кристиан. Во взгляде беспокойство. Что теперь? Что его тревожит? Отметины от наручников? Я-то думала, что с этим мы разобрались. Если какие-то следы и остались, то их закрывают ремешки сандалий. Ничего такого я утром вроде бы не заметила. Он медленно проводит большим пальцем по подъему. Щекотно. Я ерзаю. Он довольно улыбается, ловко развязывает ремешок и тут же мрачнеет, увидев темно-красные полоски.
   – Уже не больно, – шепчу я. Кристиан смотрит на меня, и лицо у него печальное, а рот складывается в жесткую линию. Он кивает, словно показывая, что верит мне на слово. Я торопливо трясу ногой, и сандалия падает на пол. Но поздно: Кристиан снова ушел в себя, в какие-то свои невеселые мысли, и смотрит в окно, хотя и продолжает рассеянно поглаживать мою ногу.
   – Эй, ты чего ожидал? – негромко спрашиваю я.
   Он поворачивается. Пожимает плечами.
   – Не думал, что буду чувствовать себя вот так, увидев эти отметины. – Что? То немногословный, скрытный, то вдруг открытый, откровенный. Сколько в нем всего. Пятьдесят! И как мне быть с ним?
   – Что же ты чувствуешь?
   Хмурый взгляд.
   – Мне не по себе.
   Что ж такое! Я расстегиваю ремень безопасности, придвигаюсь к нему поближе, но ноги не убираю. Так хочется забраться ему на колени, обнять. Я бы так и сделала, если бы впереди был только Тейлор. Но там еще и Гастон, и от одного лишь его присутствия, пусть нас и разделяет стекло, у меня мурашки бегут по спине. Будь стекло потемнее… Я сжимаю руки Кристиана.
   – Мне только синяки не понравились. Все остальное… все, что ты делал, – я понижаю голос до шепота, – с наручниками, понравилось. Это… это было потрясающе. Ты можешь повторить все в любое время, когда только захочешь.
   Кристиан мнется.
   – Потрясающе?
   Моя внутренняя богиня откладывает книжку Джеки Коллинз и поднимает голову.
   – Да. – Я улыбаюсь и, просунув ногу поглубже, шевелю пальчиками у него в паху. Реакции ждать не приходится – губы приоткрываются, Кристиан резко втягивает воздух.
   – Вам бы лучше пристегнуться, миссис Грей, – тихо, с хрипотцой говорит он, и я снова шевелю пальцами. Глаза его темнеют, предвещая бурю. Он хватает меня за лодыжку. Хочет, чтобы я остановилась? Или продолжила? Кристиан молчит и только хмурится.
   Что дальше?
   Он достает из кармана «блэкберри», с которым, похоже, никогда не расстается, принимает входящий, смотрит на часы и хмурится еще больше.
   – Барни.