Да, императрица производила впечатление очаровательной, постоянно щебечущей, легкомысленной птички. И это так нравилось государю! Как и Наполеон, Николай ненавидел умных женщин, вмешивающихся в политику.
Николай и Александра – гармоничная пара. Двор с восторгом славит вслух их неумирающую любовь.
Но зато шепотом… Дворец полон слухов, и мальчики в переходном возрасте гадко наблюдательны. И уже Саша узнает, что фрейлина матери, живущая здесь же, в Зимнем дворце, главная придворная красавица Варенька Нелидова… – любовница отца! Каково было ему представить, что папа́ соединил под одной крышей мать, которую так боготворит, и эту красавицу!
Как и положено в этом грешном возрасте, Саша теперь следит за всем и видит все другими, грешными глазами… Адам, вкусивший запретный плод… Пришлось ему узнать и про молоденьких фрейлин, внезапно исчезающих из дворца. Все они были выданы замуж за офицеров лейб-гвардии… и стремительно рожали… Вот привезли красотку-мещаночку с каким-то прошением, и сам император вдруг решил ее принять. И она выходит из его кабинета улыбающаяся, счастливая, чтобы больше никогда не появляться во дворце. Так что уже в отрочестве Александру пришлось узнать то, что впоследствии написал в своей знаменитой книге о России маркиз де Кюстин:
«И как помещик распоряжался и жизнью, и желаниями крепостных, так и царь здесь распоряжается всеми подданными. Он одарил вниманием… не только всех юных красавиц при дворе – фрейлин и дам, но к тому же девиц, случайно встреченных во время прогулки. Если кто-то ему понравился на прогулке или в театре, он говорит дежурному адъютанту. И она подпадает под надзор. Если за ней не числилось ничего предосудительного, предупреждали мужа (коли замужем) или родителей (коли девица) о чести, которая им выпала… И царь никогда не встречал сопротивления своей прихоти… В этой странной стране переспать с императором считалось честью… для родителей и даже для мужей…»
Об этом хорошо знали в Петербурге, и это был «обыкновенный порядок».
И наш знаменитый критик Добролюбов писал: «Обыкновенный порядок был такой: девушку из знатной фамилии брали во фрейлины и употребляли ее для услуги благочестивейшего, самодержавнейшего нашего Государя».
Но путешествовавший по России Кюстин так и не понял, кем был для подданных царь. «Самодержавнейший государь» Николай I – это не «помещик, распоряжавшийся крепостными», но грозный бог, спустившийся с Олимпа.
«Я выросла с чувством не только любви, но и благоговения… на Царя смотрела, как на нашего земного бога, поэтому не удивительно, что к этому чувству примешивался ничем необъяснимый страх… – пишет 19-летняя красотка Мария Паткуль (ставшая женой того самого Саши Паткуля, который воспитывался с наследником. – Э.Р.). Распахнулась дверь красного кабинета императрицы, вышли Их Величества. Бог мой, как затрепетало у меня сердце. Я чувствовала, что ноги подкашиваются, прислонилась к бильярду и, опустив глаза и наклонив голову, сделала низкий поклон. Подняв глаза, я увидела, что Их Величества направляются прямо ко мне.
Когда они подошли, я еще раз присела, а императрица, обратясь к государю, сказала: “Дорогой друг, я представляю тебе жену Паткуля”. На это государь, протягивая мне свою державную руку, поклонился со словами: “Прошу любить и жаловать”. Я была так поражена этим неожиданным и столь милостивым приветствием, что не могла ответить ни слова, покраснела и в первую минуту не могла сообразить, приснились ли мне эти слова Царя, и действительно ли это было наяву… Могла ли я допустить когда-нибудь возможность, что Государь, этот колосс Русской земли, обратится к 19-летней бабенке со словами: “Прошу любить и жаловать”?».
И быстротечное внимание императора, которым он мог осчастливить красотку, не было «прихотью помещика», но даром самого Зевса.
Но все похождения Зевса окружены непроницаемой тайной.
«Все это, – писала впоследствии фрейлина Мария Фредерикс, – делалось так скрытно, так порядочно… никому и в голову не приходило обращать на это внимание».
Попробовали бы «обратить внимание» эти придворные рабы, вымуштрованные Николаем холопы!
И когда одна из фрейлин, слишком преданных императрице, решила осторожно намекнуть ей о Вареньке Нелидовой, главной любовнице Николая, императрица попросту не поняла ее намека, а глупая фрейлина быстро исчезла из дворца! Императрица, которую Анна Тютчева и фрейлины считали неумной, слепой, была умна и зорка. И в совершенстве овладела труднейшим искусством – жить с пылким мужчиной из дома Романовых. Она продолжала беззаботно щебетать в своей золотой клетке. И император был ей воистину благодарен и горячо любил ее.
И когда она болела, отец нашего героя трогательно дежурил у ее кровати до самого позднего часа. Императрица умоляла его не делать этого, боялась что из-за нее обожаемый супруг не досыпает. Чтобы ее не волновать, Николай делал вид, что уходит. На самом же деле царь уходил за ширмы и там неслышно снимал сапоги… «Надо было видеть, как этот величественный исполин, осторожно, на цыпочках, выходил из-за ширм и бесшумно расхаживал в носках… Он боялся оставить больную хоть на минуту» (Анна Тютчева).
Боялся, что птичка может улететь из своей золотой клетки.
Уже отроком Александр начинает ощущать этот безумный чувственный огонь, который получил в наследство. Огонь, сжигавший всех Романовых – Петра… Елизавету… Екатерину… Павла… Александра I… и его отца.
Зимний дворец с самого начала был хранителем этого огня. И тени императоров-любовников, и предания о безумных в похоти императрицах создавали ауру чувственности, которая продолжала жить в великолепных покоях.
Петр III – первый обитатель Зимнего дворца – начал эту традицию, поселив во дворце свою любовницу Воронцову… Здесь в Зимнем дворце, став императрицей, Екатерина поменяла тринадцать официальных любовников… А сколько мгновенных участников «случая» знал дворец!
Когда ей было за шестьдесят, ее последнему, тринадцатому, фавориту Платону Зубову было немногим больше двадцати. И в ответ на скрытые упреки великая прабабка нашего героя отвечала насмешливо: «Отечество должно быть мне благодарно за то, что я усердно воспитываю для него блестящих молодых людей».
Поклонение женской красоте заставляло его деда Павла I постоянно «указывать на какую-нибудь прекрасную Дульсинею», и его услужливые холопы «принимали к сведению, стараясь немедленно исполнить желание господина» (кавалергард Скарятин).
И, как призраки, ходили по дворцу потомки августейших грехов, награжденные титулами. Граф Бобринский – потомок незаконного сына прапрабабки Екатерины – был товарищем игр маленького Саши. Имел несколько незаконных детей его дед Павел. И будущая подруга последней русской царицы Александра Вырубова – это семя Павла, его потомица.
И у Александра I была любимая дочь от графини Нарышкиной. Когда девочка безвременно умерла, Зимний дворец погрузился в траур. И все, включая императрицу, утешали несчастного императора.
И вот теперь в Зимнем дворце рядом с матерью живет Варенька Нелидова – красавица с мраморными плечами, высокой грудью и осиной талией.
И отрок Александр дает волю романовской чувственности. Он подсознательно ощущает – здесь, наконец-то, свобода для своеволия, без которого так трудно в его возрасте. Здесь отец, у которого рыльце в пушку, давить не посмеет.
И Саша влюбляется. И серьезно. В 14 лет он влюбился во фрейлину матери Наталью Б. (будем беречь честь дам былых времен).
И он не умеет скрывать свои увлечения. Он не умеет «…прилично …скрытно». «Каждая новая страсть тотчас на его лице», – напишет о нем фрейлина Александра Толстая (дальняя родственница великого писателя).
– Он постоянно влюблен и оттого благожелателен, – скажет Бисмарк, тогдашний посол в Пруссии в Петербурге.
С отрочества и до смерти Александр безумен в страсти и чувственен. Когда большевики захватят Зимний дворец, они найдут в его кабинете целую коллекцию весьма откровенных рисунков.
Из легенд Царского Села
Встречи с прошлым… и будущим
Царственные погорельцы
Николай и Александра – гармоничная пара. Двор с восторгом славит вслух их неумирающую любовь.
Но зато шепотом… Дворец полон слухов, и мальчики в переходном возрасте гадко наблюдательны. И уже Саша узнает, что фрейлина матери, живущая здесь же, в Зимнем дворце, главная придворная красавица Варенька Нелидова… – любовница отца! Каково было ему представить, что папа́ соединил под одной крышей мать, которую так боготворит, и эту красавицу!
Как и положено в этом грешном возрасте, Саша теперь следит за всем и видит все другими, грешными глазами… Адам, вкусивший запретный плод… Пришлось ему узнать и про молоденьких фрейлин, внезапно исчезающих из дворца. Все они были выданы замуж за офицеров лейб-гвардии… и стремительно рожали… Вот привезли красотку-мещаночку с каким-то прошением, и сам император вдруг решил ее принять. И она выходит из его кабинета улыбающаяся, счастливая, чтобы больше никогда не появляться во дворце. Так что уже в отрочестве Александру пришлось узнать то, что впоследствии написал в своей знаменитой книге о России маркиз де Кюстин:
«И как помещик распоряжался и жизнью, и желаниями крепостных, так и царь здесь распоряжается всеми подданными. Он одарил вниманием… не только всех юных красавиц при дворе – фрейлин и дам, но к тому же девиц, случайно встреченных во время прогулки. Если кто-то ему понравился на прогулке или в театре, он говорит дежурному адъютанту. И она подпадает под надзор. Если за ней не числилось ничего предосудительного, предупреждали мужа (коли замужем) или родителей (коли девица) о чести, которая им выпала… И царь никогда не встречал сопротивления своей прихоти… В этой странной стране переспать с императором считалось честью… для родителей и даже для мужей…»
Об этом хорошо знали в Петербурге, и это был «обыкновенный порядок».
И наш знаменитый критик Добролюбов писал: «Обыкновенный порядок был такой: девушку из знатной фамилии брали во фрейлины и употребляли ее для услуги благочестивейшего, самодержавнейшего нашего Государя».
Но путешествовавший по России Кюстин так и не понял, кем был для подданных царь. «Самодержавнейший государь» Николай I – это не «помещик, распоряжавшийся крепостными», но грозный бог, спустившийся с Олимпа.
«Я выросла с чувством не только любви, но и благоговения… на Царя смотрела, как на нашего земного бога, поэтому не удивительно, что к этому чувству примешивался ничем необъяснимый страх… – пишет 19-летняя красотка Мария Паткуль (ставшая женой того самого Саши Паткуля, который воспитывался с наследником. – Э.Р.). Распахнулась дверь красного кабинета императрицы, вышли Их Величества. Бог мой, как затрепетало у меня сердце. Я чувствовала, что ноги подкашиваются, прислонилась к бильярду и, опустив глаза и наклонив голову, сделала низкий поклон. Подняв глаза, я увидела, что Их Величества направляются прямо ко мне.
Когда они подошли, я еще раз присела, а императрица, обратясь к государю, сказала: “Дорогой друг, я представляю тебе жену Паткуля”. На это государь, протягивая мне свою державную руку, поклонился со словами: “Прошу любить и жаловать”. Я была так поражена этим неожиданным и столь милостивым приветствием, что не могла ответить ни слова, покраснела и в первую минуту не могла сообразить, приснились ли мне эти слова Царя, и действительно ли это было наяву… Могла ли я допустить когда-нибудь возможность, что Государь, этот колосс Русской земли, обратится к 19-летней бабенке со словами: “Прошу любить и жаловать”?».
И быстротечное внимание императора, которым он мог осчастливить красотку, не было «прихотью помещика», но даром самого Зевса.
Но все похождения Зевса окружены непроницаемой тайной.
«Все это, – писала впоследствии фрейлина Мария Фредерикс, – делалось так скрытно, так порядочно… никому и в голову не приходило обращать на это внимание».
Попробовали бы «обратить внимание» эти придворные рабы, вымуштрованные Николаем холопы!
И когда одна из фрейлин, слишком преданных императрице, решила осторожно намекнуть ей о Вареньке Нелидовой, главной любовнице Николая, императрица попросту не поняла ее намека, а глупая фрейлина быстро исчезла из дворца! Императрица, которую Анна Тютчева и фрейлины считали неумной, слепой, была умна и зорка. И в совершенстве овладела труднейшим искусством – жить с пылким мужчиной из дома Романовых. Она продолжала беззаботно щебетать в своей золотой клетке. И император был ей воистину благодарен и горячо любил ее.
И когда она болела, отец нашего героя трогательно дежурил у ее кровати до самого позднего часа. Императрица умоляла его не делать этого, боялась что из-за нее обожаемый супруг не досыпает. Чтобы ее не волновать, Николай делал вид, что уходит. На самом же деле царь уходил за ширмы и там неслышно снимал сапоги… «Надо было видеть, как этот величественный исполин, осторожно, на цыпочках, выходил из-за ширм и бесшумно расхаживал в носках… Он боялся оставить больную хоть на минуту» (Анна Тютчева).
Боялся, что птичка может улететь из своей золотой клетки.
Уже отроком Александр начинает ощущать этот безумный чувственный огонь, который получил в наследство. Огонь, сжигавший всех Романовых – Петра… Елизавету… Екатерину… Павла… Александра I… и его отца.
Зимний дворец с самого начала был хранителем этого огня. И тени императоров-любовников, и предания о безумных в похоти императрицах создавали ауру чувственности, которая продолжала жить в великолепных покоях.
Петр III – первый обитатель Зимнего дворца – начал эту традицию, поселив во дворце свою любовницу Воронцову… Здесь в Зимнем дворце, став императрицей, Екатерина поменяла тринадцать официальных любовников… А сколько мгновенных участников «случая» знал дворец!
Когда ей было за шестьдесят, ее последнему, тринадцатому, фавориту Платону Зубову было немногим больше двадцати. И в ответ на скрытые упреки великая прабабка нашего героя отвечала насмешливо: «Отечество должно быть мне благодарно за то, что я усердно воспитываю для него блестящих молодых людей».
Поклонение женской красоте заставляло его деда Павла I постоянно «указывать на какую-нибудь прекрасную Дульсинею», и его услужливые холопы «принимали к сведению, стараясь немедленно исполнить желание господина» (кавалергард Скарятин).
И, как призраки, ходили по дворцу потомки августейших грехов, награжденные титулами. Граф Бобринский – потомок незаконного сына прапрабабки Екатерины – был товарищем игр маленького Саши. Имел несколько незаконных детей его дед Павел. И будущая подруга последней русской царицы Александра Вырубова – это семя Павла, его потомица.
И у Александра I была любимая дочь от графини Нарышкиной. Когда девочка безвременно умерла, Зимний дворец погрузился в траур. И все, включая императрицу, утешали несчастного императора.
И вот теперь в Зимнем дворце рядом с матерью живет Варенька Нелидова – красавица с мраморными плечами, высокой грудью и осиной талией.
И отрок Александр дает волю романовской чувственности. Он подсознательно ощущает – здесь, наконец-то, свобода для своеволия, без которого так трудно в его возрасте. Здесь отец, у которого рыльце в пушку, давить не посмеет.
И Саша влюбляется. И серьезно. В 14 лет он влюбился во фрейлину матери Наталью Б. (будем беречь честь дам былых времен).
И он не умеет скрывать свои увлечения. Он не умеет «…прилично …скрытно». «Каждая новая страсть тотчас на его лице», – напишет о нем фрейлина Александра Толстая (дальняя родственница великого писателя).
– Он постоянно влюблен и оттого благожелателен, – скажет Бисмарк, тогдашний посол в Пруссии в Петербурге.
С отрочества и до смерти Александр безумен в страсти и чувственен. Когда большевики захватят Зимний дворец, они найдут в его кабинете целую коллекцию весьма откровенных рисунков.
Из легенд Царского Села
Николай был помешан на войне и рыцарстве. В Царском Селе в Арсенале собрал великолепную коллекцию рыцарских доспехов. И время от времени устраивались великолепные зрелища… Красавец император и красавец наследник в великолепных рыцарских доспехах, верхом на горячих арабских скакунах, за ними на лошадях восседают все юные великие князья в костюмах пажей, за ними – придворные дамы в платьях времен Лоренцо Великолепного…
Как была хороша Наташа Б. в этом флорентийском наряде!
Надо сказать, что, в отличие от отца, Саша с трудом выдерживал свой тяжеленный рыцарский наряд. Наконец-то ему было позволено его снять!
И, освобожденный от доспехов, на обратном пути из Арсенала, у рощицы он встретил ее. Конечно, плутовка попросту поджидала…
Короче, весьма серьезные обстоятельства заставили мать поговорить с отцом, и Наташу срочно удалили из дворца и спешно выдали замуж.
В шестнадцать лет Александр приносит присягу наследника престола – на верное служение царю и Отечеству.
В Большой церкви Зимнего дворца собрался весь двор. Любезнейший отец подвел его к аналою. И Саша начинает читать текст длиннейшей присяги… Главное – не заплакать!
«Присягу он произнес твердым и веселым голосом, но, начав молитву, принужден был остановиться и залился слезами…»
Но в тот день чувствительность подвела не только его. «Государь и государыня плакали тоже… Прочитав молитву, наследник бросился обнимать отца… А потом отец подвел его к матери. Они все трое обнялись – в слезах…» И, естественно, слезами должен был залиться растроганный двор. «Многие плакали, а кто не плакал, тот оттирал сухие глаза, силясь выжать несколько слез», – записал в дневнике Пушкин.
И с этого дня обращение с наследником стало иное. Как сказал его дядя Михаил, «Царь еще не Бог, но человек – лишь отчасти».
Череда влюбленностей продолжалась. Но в восемнадцать лет он опять слишком серьезно влюбился в фрейлину Оленьку К. Впоследствии, став царем, Александр будет учить своего сына: «Запомни, мы имеем право только на гостиную интрижку».
Но он этот закон нарушил. Он даже посмел рассказать матери о свой чистой любви к Оленьке К.
Николай мог только усмехнуться слову «чистой»… Именно поэтому надо было принимать меры. Оленьку К. выдали замуж за польского магната графа Огинского…
У нее родится сын, который будет верить, что он – сын русского царя.
Императрица сама приняла решение:
– Ему надо иметь больше силы характера, иначе он погибнет. Он слишком влюбчивый. Его следует на время удалить из Петербурга.
Как была хороша Наташа Б. в этом флорентийском наряде!
Надо сказать, что, в отличие от отца, Саша с трудом выдерживал свой тяжеленный рыцарский наряд. Наконец-то ему было позволено его снять!
И, освобожденный от доспехов, на обратном пути из Арсенала, у рощицы он встретил ее. Конечно, плутовка попросту поджидала…
Короче, весьма серьезные обстоятельства заставили мать поговорить с отцом, и Наташу срочно удалили из дворца и спешно выдали замуж.
В шестнадцать лет Александр приносит присягу наследника престола – на верное служение царю и Отечеству.
В Большой церкви Зимнего дворца собрался весь двор. Любезнейший отец подвел его к аналою. И Саша начинает читать текст длиннейшей присяги… Главное – не заплакать!
«Присягу он произнес твердым и веселым голосом, но, начав молитву, принужден был остановиться и залился слезами…»
Но в тот день чувствительность подвела не только его. «Государь и государыня плакали тоже… Прочитав молитву, наследник бросился обнимать отца… А потом отец подвел его к матери. Они все трое обнялись – в слезах…» И, естественно, слезами должен был залиться растроганный двор. «Многие плакали, а кто не плакал, тот оттирал сухие глаза, силясь выжать несколько слез», – записал в дневнике Пушкин.
И с этого дня обращение с наследником стало иное. Как сказал его дядя Михаил, «Царь еще не Бог, но человек – лишь отчасти».
Череда влюбленностей продолжалась. Но в восемнадцать лет он опять слишком серьезно влюбился в фрейлину Оленьку К. Впоследствии, став царем, Александр будет учить своего сына: «Запомни, мы имеем право только на гостиную интрижку».
Но он этот закон нарушил. Он даже посмел рассказать матери о свой чистой любви к Оленьке К.
Николай мог только усмехнуться слову «чистой»… Именно поэтому надо было принимать меры. Оленьку К. выдали замуж за польского магната графа Огинского…
У нее родится сын, который будет верить, что он – сын русского царя.
Императрица сама приняла решение:
– Ему надо иметь больше силы характера, иначе он погибнет. Он слишком влюбчивый. Его следует на время удалить из Петербурга.
Встречи с прошлым… и будущим
Удалить нашего влюбчивого Дон-Жуана из столицы было просто.
Его образование (воистину блестящее по самым строгим европейским меркам) было закончено. Состоялись экзамены. В тот день за столом собрался цвет науки – преподаватели, учившие Сашу. Во главе комиссии восседал, конечно же, «лучший из отцов». Экзамены прошли успешно. И государь роздал награды ученикам и преподавателям.
Теперь, по плану Жуковского, венцом образования цесаревича должны были стать два важнейших путешествия.
Сначала Саша должен был отправиться в путешествие по родной стране. Больше чем полгода предстояло наследнику колесить по российскому бездорожью. Александр должен был стать первым наследником русского престола, воочию увидевшим бескрайнюю страну, которой будет править.
Воспитатель поэт Жуковский должен был сопровождать его в путешествии. Саша рассказал вечно старому ребенку о чистой (иначе романтический поэт не понял бы) любви к Оленьке, о своих страданиях. Хотя Жуковскому, вероятно, уже сообщили всю правду, но что значила жалкая правда по сравнению с высоким вымыслом! И они оба рыдали в объятиях друг друга.
А потом император в присутствии Жуковского своим звучным голосом прочитал наставление:
«Это путешествие, любезный Саша, важная веха в твоей жизни. Расставаясь первый раз с родительским кровом, ты будешь в некотором роде представлен на суд твоих подданных в испытании твоих умственных способностей».
После чего сказал речь Жуковский: «Россия есть Книга, но книга одушевленная… Вашему Императорскому Высочеству предстоит читать ее, но и она сама будет познавать своего читателя. И это взаимное познавание есть истинная цель путешествия».
Император обожал общаться инструкциями.
И уже утром сыну была передана первая инструкция. В ней все было строго изложено по пунктам. «Первая твоя цель – ознакомиться с государством, в котором рано или поздно тебе царствовать.
Второе. Суждения твои во время путешествия должны быть крайне осторожны. Замечаний избегай, ибо едешь не судить, а знакомиться… Вставать следует в 5 утра и выезжать в 6…»
Саша проехал всю европейскую Россию. Из каждого губернского города он посылал с фельдъегерем письмо – отчет дорогому папа́… Так что все путешествие осталось подробно описанным в его письмах к Николаю.
Как он был счастлив почувствовать свободу, как весел и беззаботен стал вдали от строгого отца!
В городе Костроме он увидел Ипатьевский монастырь, откуда пошла их династия. Здесь, в келье монастыря жил его предок – первый Романов, призванный на царство. После бесконечных усобиц Смутного времени, после цареубийств и нашествий иноземцев Земский собор избрал на царство 16-летнего отрока Михаила Романова, родственника пресекшейся династии московских царей.
Стоя на стене монастыря, Александр видел Волгу.
По льду этой реки к стене монастыря в 1613 году двигалась длинная процессия. Горели на зимнем солнце доспехи воинов и золото боярских платьев, драгоценные ризы и оклады икон. Процессию возглавляло духовенство. Люди шли к Ипатьевскому монастырю просить отрока Михаила Романова согласиться стать их государем.
И что же его предок? Михаил плакал и кричал: «Не хочу быть вашим царем!».
Будто там, в Ипатьевском монастыре, он уже провидел, как тяжела будет шапка Мономаха для его потомков. Но уговорили. И Русская земля дала клятву его предку, что править Романовы царством будут самодержавно, отвечая только перед Господом Богом.
Повсюду наследника встречало благоговение тысяч людей. В той же Костроме, когда он ездил по Волге, народ часами стоял по колено в реке – чтобы взглянуть на лицо земного Бога.
Когда он выходил из собора, тысячная толпа под неумолчное «ура!» старалась подойти поближе – прикоснуться к живому божеству. Бока свиты, защищавшей Сашу от наседавшей толпы, долго хранили синяки и ушибы – результаты народных восторгов.
Запомнит Саша уральские и сибирские города… В Симбирске огромная толпа все с тем же «ура!» ринулась вслед за коляской наследника. Прослезившийся Жуковский простер руки к бегущей восторженной толпе и провозгласил: «Беги за ним Россия, он стоит любви твоей!»
В этом восторженном Симбирске и родятся будущие вожди обеих революций – Февральской и Октябрьской – Александр Керенский и Владимир Ульянов-Ленин.
Цесаревич был первым наследником из дома Романовых, побывавшим в Сибири, куда они отправляли каторжных и ссыльных. Первым посетил он и Екатеринбург, где в подвале дома купца Ипатьева погибнет его несчастный внук Николай II, правнук и правнучки.
Вот так в этом путешествии ему пришлось столкнуться с их славным прошлым – Ипатьевским монастырем и кровавым будущем – домом купца Ипатьева, где расстрелом его внука и правнуков закончится его династия.
В Сибири, в маленьком городке, в церкви во время богослужения он увидел «печальную группу людей». Это были ссыльные декабристы. И дождавшись слов священника о молении за узников, он повернулся в их сторону и поклонился, конечно же, со слезами на глазах! Плакал и Жуковский. Плакали все, кто были в храме.
Он ничего не смел им обещать, как и велел ему «любезнейший отец». Но он написал отцу, прося о смягчении участи. Жуковский с трепетом ждал ответа «на благородный порыв сострадания».
Николай откликнулся – ссыльных велено перевести из суровой Сибири солдатами на Кавказ, где в это время шла беспощадная война с горцами. Из сибирского холода – под кавказские пули – такова была царская милость.
Никогда Николай не простит им!
Но цесаревич был в восторге – ведь папа́ выполнил! И Жуковский (который все понимал) поддержал восторг мальчика. Оба опять счастливо плакали.
Александр привез с собой шестнадцать тысяч прошений, которые так и не были прочитаны.
Его образование (воистину блестящее по самым строгим европейским меркам) было закончено. Состоялись экзамены. В тот день за столом собрался цвет науки – преподаватели, учившие Сашу. Во главе комиссии восседал, конечно же, «лучший из отцов». Экзамены прошли успешно. И государь роздал награды ученикам и преподавателям.
Теперь, по плану Жуковского, венцом образования цесаревича должны были стать два важнейших путешествия.
Сначала Саша должен был отправиться в путешествие по родной стране. Больше чем полгода предстояло наследнику колесить по российскому бездорожью. Александр должен был стать первым наследником русского престола, воочию увидевшим бескрайнюю страну, которой будет править.
Воспитатель поэт Жуковский должен был сопровождать его в путешествии. Саша рассказал вечно старому ребенку о чистой (иначе романтический поэт не понял бы) любви к Оленьке, о своих страданиях. Хотя Жуковскому, вероятно, уже сообщили всю правду, но что значила жалкая правда по сравнению с высоким вымыслом! И они оба рыдали в объятиях друг друга.
А потом император в присутствии Жуковского своим звучным голосом прочитал наставление:
«Это путешествие, любезный Саша, важная веха в твоей жизни. Расставаясь первый раз с родительским кровом, ты будешь в некотором роде представлен на суд твоих подданных в испытании твоих умственных способностей».
После чего сказал речь Жуковский: «Россия есть Книга, но книга одушевленная… Вашему Императорскому Высочеству предстоит читать ее, но и она сама будет познавать своего читателя. И это взаимное познавание есть истинная цель путешествия».
Император обожал общаться инструкциями.
И уже утром сыну была передана первая инструкция. В ней все было строго изложено по пунктам. «Первая твоя цель – ознакомиться с государством, в котором рано или поздно тебе царствовать.
Второе. Суждения твои во время путешествия должны быть крайне осторожны. Замечаний избегай, ибо едешь не судить, а знакомиться… Вставать следует в 5 утра и выезжать в 6…»
Саша проехал всю европейскую Россию. Из каждого губернского города он посылал с фельдъегерем письмо – отчет дорогому папа́… Так что все путешествие осталось подробно описанным в его письмах к Николаю.
Как он был счастлив почувствовать свободу, как весел и беззаботен стал вдали от строгого отца!
В городе Костроме он увидел Ипатьевский монастырь, откуда пошла их династия. Здесь, в келье монастыря жил его предок – первый Романов, призванный на царство. После бесконечных усобиц Смутного времени, после цареубийств и нашествий иноземцев Земский собор избрал на царство 16-летнего отрока Михаила Романова, родственника пресекшейся династии московских царей.
Стоя на стене монастыря, Александр видел Волгу.
По льду этой реки к стене монастыря в 1613 году двигалась длинная процессия. Горели на зимнем солнце доспехи воинов и золото боярских платьев, драгоценные ризы и оклады икон. Процессию возглавляло духовенство. Люди шли к Ипатьевскому монастырю просить отрока Михаила Романова согласиться стать их государем.
И что же его предок? Михаил плакал и кричал: «Не хочу быть вашим царем!».
Будто там, в Ипатьевском монастыре, он уже провидел, как тяжела будет шапка Мономаха для его потомков. Но уговорили. И Русская земля дала клятву его предку, что править Романовы царством будут самодержавно, отвечая только перед Господом Богом.
Повсюду наследника встречало благоговение тысяч людей. В той же Костроме, когда он ездил по Волге, народ часами стоял по колено в реке – чтобы взглянуть на лицо земного Бога.
Когда он выходил из собора, тысячная толпа под неумолчное «ура!» старалась подойти поближе – прикоснуться к живому божеству. Бока свиты, защищавшей Сашу от наседавшей толпы, долго хранили синяки и ушибы – результаты народных восторгов.
Запомнит Саша уральские и сибирские города… В Симбирске огромная толпа все с тем же «ура!» ринулась вслед за коляской наследника. Прослезившийся Жуковский простер руки к бегущей восторженной толпе и провозгласил: «Беги за ним Россия, он стоит любви твоей!»
В этом восторженном Симбирске и родятся будущие вожди обеих революций – Февральской и Октябрьской – Александр Керенский и Владимир Ульянов-Ленин.
Цесаревич был первым наследником из дома Романовых, побывавшим в Сибири, куда они отправляли каторжных и ссыльных. Первым посетил он и Екатеринбург, где в подвале дома купца Ипатьева погибнет его несчастный внук Николай II, правнук и правнучки.
Вот так в этом путешествии ему пришлось столкнуться с их славным прошлым – Ипатьевским монастырем и кровавым будущем – домом купца Ипатьева, где расстрелом его внука и правнуков закончится его династия.
В Сибири, в маленьком городке, в церкви во время богослужения он увидел «печальную группу людей». Это были ссыльные декабристы. И дождавшись слов священника о молении за узников, он повернулся в их сторону и поклонился, конечно же, со слезами на глазах! Плакал и Жуковский. Плакали все, кто были в храме.
Он ничего не смел им обещать, как и велел ему «любезнейший отец». Но он написал отцу, прося о смягчении участи. Жуковский с трепетом ждал ответа «на благородный порыв сострадания».
Николай откликнулся – ссыльных велено перевести из суровой Сибири солдатами на Кавказ, где в это время шла беспощадная война с горцами. Из сибирского холода – под кавказские пули – такова была царская милость.
Никогда Николай не простит им!
Но цесаревич был в восторге – ведь папа́ выполнил! И Жуковский (который все понимал) поддержал восторг мальчика. Оба опять счастливо плакали.
Александр привез с собой шестнадцать тысяч прошений, которые так и не были прочитаны.
Царственные погорельцы
Семь месяцев он ездил по России, тридцать губерний преодолели его кареты.
И все равно не смог объехать необъятную страну. Но теперь он представлял бескрайнюю Россию, где предстояло царствовать. И он был рад, что отец в расцвете сил, и если случится ему царствовать, то не скоро…
10 декабря 1837 года он подъезжал к Петербургу. Но недолго переживал он радость встречи. Через неделю вспыхнул пожар, уничтоживший их дом – Зимний дворец.
В начале зимы Николай повелел сделать камин в одной из комнат дворца. Архитектор посмел сказать ему, что это может быть опасно. Но Николай только взглянул на него своим царственным взглядом. И архитектор поторопился все исполнить.
И вскоре дворец загорелся! Их Величества были в то время в театре, где давали тот самый балет «Восстание в серале». Но оценить до конца умение балерин обращаться с саблей Николаю не удалось.
В разгар представления государю донесли, что дворец горит. Но царские сани были отпущены. И Николай понесся во дворец на тройке дежурного флигель-адъютанта. Императрица помчалась следом в карете.
Младших детей тотчас увезли в Аничков дворец.
Но беда одной не бывает. Когда царь подъехал к полыхавшему Зимнему дворцу, Николаю сообщили, что горит Галерный порт. И он отправил туда цесаревича. Счастливый редким отцовским доверием, Александр полетел в порт на императорских санях. Но доехал – на адъютантской лошади. По дороге от бешеной скачки сани перевернулись. Оставив адъютанта разбираться с санями, он поскакал в порт на его лошади. В порту тушили пожар гвардейцы Финляндского полка. И он командовал ими. Пожар потушили к утру.
В это время отец и мать боролись с огнем в Зимнем. Пожар усиливался шквалистым ветром. «Казалось, посреди Петербурга пылал вулкан» (Жуковский).
Императрица оставалась во дворце до последней минуты. Помогала собирать и укладывать вещи. Но огонь уже подступал к ее покоям, когда Николай прислал флигель-адъютанта: «Уезжайте! Через минуту огонь будет здесь».
Императрица и ее любимая фрейлина Цецилия Фредерикс быстро шли мимо ротонды, как вдруг двери в ротонду с треском и свистом отворились. И с оглушительным грохотом силой огня и ветра была выброшена из дверей громадная люстра.
В ротонде уже полыхало пламя. Императрица и фрейлина, преследуемые огнем, побежали на Салтыковский подъезд, где ждала карета.
В это время царские вещи спасали гвардейцы. Это были воспитанные Николаем новые гвардейцы, думавшие теперь только о том, как угодить государю. Одни выносили гвардейские знамена из Фельдмаршальского зала, другие спасали императорские регалии и драгоценности, хранившиеся в знаменитой Бриллиантовой комнате, третьи выносили вещи царской семьи. Огромное зеркало в спальне императрицы никак не отрывалось от стены. Но гвардейцы боролись с зеркалом в уже охваченной огнем спальне. Николаю пришлось лично разбить драгоценное зеркало, «чтобы унять храбрецов и не потерять их в огне…».
Спасенные вещи вынесли на Дворцовую площадь, сложили в центре площади у Александровской колонны. Их заносил снег. «В снегу лежали императорские регалии – корона, держава и скипетр, знаменитые драгоценности, священные образа и ризы, картины, драгоценное убранство дворца», – писал Жуковский. Все это богатство было окружено гвардией. За цепью полков, окруживших Дворцовую площадь, стоял народ – «бесчисленной толпою в мертвом молчании». И всю ночь на заснеженной площади били часы знаменитых мастеров и играли нежные мелодии. Дворец горел до восхода солнца.
Когда под утро Александр вернулся из порта, их дворца не существовало. Царственные погорельцы переехали жить в Аничков дворец.
Николай повелел восстановить огромный дворец. И дал невыполнимый срок – один год. Но знал – выполнят. Свезли крепостных со всей России. На улице стояли невиданные морозы до 35 градусов, и во дворце страшно топили, чтоб побыстрее сохли стены. И несчастные умирали сотнями.
Но царская семья въехала в возрожденный дворец к приказанному сроку. Железная дисциплина, подчинение во всем – это был завет Николая наследнику и грядущим правителям. Александр должен был с тоской вспоминать прошедшую свободу – семь месяцев путешествий без давящей, беспощадной воли отца. Но недолго гостил Александр в Петербурге.
И все равно не смог объехать необъятную страну. Но теперь он представлял бескрайнюю Россию, где предстояло царствовать. И он был рад, что отец в расцвете сил, и если случится ему царствовать, то не скоро…
10 декабря 1837 года он подъезжал к Петербургу. Но недолго переживал он радость встречи. Через неделю вспыхнул пожар, уничтоживший их дом – Зимний дворец.
В начале зимы Николай повелел сделать камин в одной из комнат дворца. Архитектор посмел сказать ему, что это может быть опасно. Но Николай только взглянул на него своим царственным взглядом. И архитектор поторопился все исполнить.
И вскоре дворец загорелся! Их Величества были в то время в театре, где давали тот самый балет «Восстание в серале». Но оценить до конца умение балерин обращаться с саблей Николаю не удалось.
В разгар представления государю донесли, что дворец горит. Но царские сани были отпущены. И Николай понесся во дворец на тройке дежурного флигель-адъютанта. Императрица помчалась следом в карете.
Младших детей тотчас увезли в Аничков дворец.
Но беда одной не бывает. Когда царь подъехал к полыхавшему Зимнему дворцу, Николаю сообщили, что горит Галерный порт. И он отправил туда цесаревича. Счастливый редким отцовским доверием, Александр полетел в порт на императорских санях. Но доехал – на адъютантской лошади. По дороге от бешеной скачки сани перевернулись. Оставив адъютанта разбираться с санями, он поскакал в порт на его лошади. В порту тушили пожар гвардейцы Финляндского полка. И он командовал ими. Пожар потушили к утру.
В это время отец и мать боролись с огнем в Зимнем. Пожар усиливался шквалистым ветром. «Казалось, посреди Петербурга пылал вулкан» (Жуковский).
Императрица оставалась во дворце до последней минуты. Помогала собирать и укладывать вещи. Но огонь уже подступал к ее покоям, когда Николай прислал флигель-адъютанта: «Уезжайте! Через минуту огонь будет здесь».
Императрица и ее любимая фрейлина Цецилия Фредерикс быстро шли мимо ротонды, как вдруг двери в ротонду с треском и свистом отворились. И с оглушительным грохотом силой огня и ветра была выброшена из дверей громадная люстра.
В ротонде уже полыхало пламя. Императрица и фрейлина, преследуемые огнем, побежали на Салтыковский подъезд, где ждала карета.
В это время царские вещи спасали гвардейцы. Это были воспитанные Николаем новые гвардейцы, думавшие теперь только о том, как угодить государю. Одни выносили гвардейские знамена из Фельдмаршальского зала, другие спасали императорские регалии и драгоценности, хранившиеся в знаменитой Бриллиантовой комнате, третьи выносили вещи царской семьи. Огромное зеркало в спальне императрицы никак не отрывалось от стены. Но гвардейцы боролись с зеркалом в уже охваченной огнем спальне. Николаю пришлось лично разбить драгоценное зеркало, «чтобы унять храбрецов и не потерять их в огне…».
Спасенные вещи вынесли на Дворцовую площадь, сложили в центре площади у Александровской колонны. Их заносил снег. «В снегу лежали императорские регалии – корона, держава и скипетр, знаменитые драгоценности, священные образа и ризы, картины, драгоценное убранство дворца», – писал Жуковский. Все это богатство было окружено гвардией. За цепью полков, окруживших Дворцовую площадь, стоял народ – «бесчисленной толпою в мертвом молчании». И всю ночь на заснеженной площади били часы знаменитых мастеров и играли нежные мелодии. Дворец горел до восхода солнца.
Когда под утро Александр вернулся из порта, их дворца не существовало. Царственные погорельцы переехали жить в Аничков дворец.
Николай повелел восстановить огромный дворец. И дал невыполнимый срок – один год. Но знал – выполнят. Свезли крепостных со всей России. На улице стояли невиданные морозы до 35 градусов, и во дворце страшно топили, чтоб побыстрее сохли стены. И несчастные умирали сотнями.
Но царская семья въехала в возрожденный дворец к приказанному сроку. Железная дисциплина, подчинение во всем – это был завет Николая наследнику и грядущим правителям. Александр должен был с тоской вспоминать прошедшую свободу – семь месяцев путешествий без давящей, беспощадной воли отца. Но недолго гостил Александр в Петербурге.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента