Эдвард Радзинский. Цари. Романовы. История династии

   Вошел бледный молодой человек.
   – Я хочу, чтобы вы стали друзьями. Это барон Эмбс, – представила юношу принцесса, – интендант моего маленького двора. До того как стать моим интендантом, он прославился храбростью в славном литовском войске. И даже получил чин капитана.
   – Как мне стало стыдно за все россказни про «голландского купца». Только потом я узнал, что патент на звание капитана был выдан юному барону в Париже… Тысяча чертей!.. По просьбе принцессы литовским гетманом Огинским!
 
   – А теперь оставьте нас, барон, – сказала принцесса. И молодой человек так же молча, как явился, исчез в дверях. – Бедный мальчик, – вздохнула принцесса, – он ревнив, потому что молод. Он еще не знает, что любовь должна прощать все… – Она помолчала. – Итак, вы хотите узнать мою историю, – начала принцесса. – Моя мать… Впрочем, пока это не важно…
 
   – Как она умела дразнить этой неопределенностью!
 
   – Я воспитывалась в Киле – столице Голштинии. От воспитателей моих я и узнала, что происхожу из древнего рода князей Володимирских. Что мои родовые поместья по каким-то причинам конфискованы. Но в дальнейшем должны быть мне возвращены. Потом, в силу тайных обстоятельств моего происхождения – о них сейчас не время говорить, – я была схвачена и увезена в Сибирь. И даже отравлена там. – Ее глаза вспыхнули – она будто видела свое прошлое. – Но Господь защитил меня: моя нянька бежала со мной через границу в Багдад. Там мы нашли приют у купца Гамета, которому ведомо было мое истинное происхождение. У него в доме я познакомилась с Али – персидским князем. Это один из богатейших людей на свете… Он умолял меня разрешить ему считаться моим дядей и покровителем, пока я не получу предназначенные мне от рождения княжества Володимирское и Азовское. Он и дал мне свое имя – Али Эмете. Потом в его стране начались волнения. Он увез меня в Лондон. Но в Лондон за ним приехал гонец: обстоятельства звали его домой. Он оставил мне огромные деньги, чтобы я тратила их и ни о чем не думала. Чтобы я могла жить согласно своему истинному происхождению. И я их тратила и трачу до сих пор. Очень скоро он должен вернуться и заплатить мои действительно огромные долги, о которых вы изволили справиться. Вот все, что я пока могу рассказать.
   – Я вас люблю, – опустив голову, тихо сказал де Марин.
   – Нет, друг мой. Вам это только кажется. Любить – это значит верить. Как Христос завещал: «Кто любит меня, тот верит мне». Учитесь верить… верить всему, что я скажу. – Она приблизила свое лицо к лицу несчастного маркиза и прошептала: – И вот когда я пойму, что вы научились… – И, остановившись, добавила: – А пока я назначаю вас вместе с Эмбсом интендантом моего двора.
 
   – Она предложила мне, блестящему вельможе самого блестящего двора мира, стать мальчиком на побегушках у неизвестной женщины с неизвестным прошлым! И я… я бросил замки на Луаре, бросил все, что имел. Я подписал ее векселя на чудовищные суммы. И следовал за ней повсюду!
   Принцесса и де Марин вернулись в залу.
   – Его сиятельство великий гетман литовский Михаил Огинский, – объявил слуга.
   В залу вошел Михаил Огинский.
   И тотчас, совершенно забыв о несчастном маркизе, принцесса устремилась к гетману. Огинский церемонно поклонился.
   Они открывают бал. Они танцуют полонез.
   Михаил Огинский – один из самых блестящих людей века. Композитор, живописец, впоследствии он занесет свое имя на карту Польши – создаст канал, который соединит Балтику и Черное море.
 
   – Господа, сейчас князь осчастливит нас, – объявляет принцесса. И гетман садится к роялю.
 
   Огинские – древний славный род, потомки Рюриковичей. Предки Михаила Огинского – великие князья Черниговские. В XVII веке они оставляют Русь и переходят на службу к великим литовским князьям. Когда умер польский король Август и началась борьба за престол, Огинский считал себя самым подходящим кандидатом.
   Но Екатерина хотела другого. Когда-то, в дни молодости, она страстно любила польского шляхтича Станислава Понятовского. Екатерина всегда верила своим фаворитам. Она возвела Понятовского на польский трон. Знатнейшие польские роды отказались признать нового короля. Потоцкие, Радзивиллы, Браницкие создали Конфедерацию и объявили гражданскую войну. Екатерина ввела в Польшу армию и наголову разбила конфедератов.
   Огинский долго колебался, но в сентябре 1771 года, всего за полгода до описываемого дня, взялся за оружие. Однако художник не всегда хороший воин. При Столовицах он был наголову разбит внезапной атакой. Во время сей ночной атаки незадачливый полководец мирно почивал со своей тогдашней возлюбленной. И только сопротивление горстки храбрецов спасло его от плена. Его казна, любовница, гетманская печать – все было захвачено. Несчастный Огинский бежал за границу. Екатерине не изменил юмор, и она прислала Огинскому в знак соболезнования флакончик нашатырного спирта для приведения в чувство, ибо все его имущество в Польше было конфисковано. И вчерашнему богачу пришлось отправиться туда, где поддерживали конфедератов, – во Францию, к врагам России… Здесь, в Париже, он узнал, что, пока шла гражданская война между польской шляхтой, прусский король, австрийская императрица и Екатерина разделили земли Речи Посполитой. Так в Париже оказалось множество польских эмигрантов.
   – И все они обитали в ее салоне, эти шляхтичи! Эти надутые, нищие поляки. Огинский, естественно, начал меланхолический роман с принцессой. Он был вечно болен, и они посылали друг другу бесконечные письма. Самое унизительное – она заставляла меня доставлять ему их. И вот тогда-то у меня и состоялся разговор…
 
   Огинский и де Марин беседуют в кабинете гетмана.
   – Для нас, французов, Россия, Персия – это так далеко, дальше Луны! Но вы-то бывали в России?
   – И не раз, маркиз.
   – И это Володимирское княжество, которым владеет принцесса, и эти Азовские земли… Они существуют?
   – Никакого Володимирского княжества нет. Было какое-то великое Владимирское княжество, но это было очень давно, в Древней Руси, когда предки владели Черниговскими землями.
   – Значит, все это ложь?
   – О нет, я уверен, это просто иносказание. Те, кто воспитывали ее, боялись открыть правду. Это было бы слишком опасно для нее. И, намекая на ее высокое и древнее происхождение, они объявили ей, что она Володимирская принцесса, то есть наследница древних русских правителей. Что касается Азова – это тоже иносказание, что ей принадлежат по рождению и все азиатские русские земли.
   – Это объяснение поэта.
   – Поэты, мой друг, – пророки.
   – Так кто же она, по-вашему?
   – Я подозреваю, что она дочь… я даже не смею произнести имя ее матери… Во всяком случае, в Польше ходило много слухов, что императрица Елизавета имела дочь от тайного брака с русским вельможей Алексеем Разумовским… Недаром Али воспитана в Киле – столице Голштинии. Ведь именно там, в Киле жила в то время любимая сестра императрицы Елизаветы Анна. Она была замужем за голштинским принцем. Нет, все это не может быть случайным!
   – …Теперь я понял, что тянуло ее к этому поляку! И чем они сводили ее с ума…
 
   Май 1773 года. Париж.
   Ночь. Де Марин мирно спит. Распахивается дверь. В мужском костюме входит принцесса, расталкивает спящего маркиза:
   – Мы уезжаем! Немедленно!
   – Куда? Почему?! – пытается понять спросонок бедный маркиз.
   – Завтра нас должны арестовать за долги. Точнее, вас, мой друг, и бедного барона Эмбса. Вы подписали мои вексели, а ваши друзья Понсе и Масе… Да, да, они подали в суд, проклятые банкиры!
   Вошел молодой человек в дорожном плаще.
   – Знакомьтесь: граф Валькур де Рошфор, гофмаршал двора князя Лимбурга.
 
   Де Рошфор – одна из знатнейших дворянских фамилий Франции. Граф разорился и состоял на службе у немецкого князя герцога Лимбургского.
 
   – Кстати, – добавила она небрежно, – граф Рошфор скоро станет моим мужем. Он сделал мне предложение. К сожалению, я не вправе сразу дать ему ответ… я должна связаться со своим попечителем – персидским князем Али.
   Рошфор будто не слушал, как зачарованный пожирал ее глазами.
   Вошел Эмбс, тоже в дорожном плаще, с баулом в руках.
   – Пистолеты? – спросила принцесса.
   – У нее над кроватью всегда висела пара заряженных пистолетов, и еще пять пистолетов хранились в бауле. И там же, по слухам, лежали ее драгоценные бумаги.
   Эмбс молча вынимает из баула пару пистолетов и протягивает принцессе. Она засунула их за пояс.
   – Итак, господа, мы покидаем прекрасную Францию!
   – …Через две недели мы жили во Франкфурте и, конечно, в самой дорогой гостинице. Она сняла целый этаж. Счастливый Рошфор уехал объявить своему господину, герцогу Лимбургу, о готовящемся браке. И обещал вернуться через несколько дней.
 
   Вся честная компания: Эмбс, де Марин и принцесса – сидит вокруг стола, уставленного едой и вином. Распахивается дверь, и появляется взбешенный хозяин гостиницы. За ним толпятся слуги.
   – Всё прочь со стола этих господ! – приказывает хозяин слугам. – Всё! И вино тоже! Больше я вас не кормлю, господа. Извольте сначала заплатить! Я поселил вас потому, что такой уважаемый господин, граф Рошфор, мне сказал… Но вы живете здесь уже целую неделю – и ни гроша!
   Слуги торопливо убирают со стола еду. Потеряв дар речи, де Марин и Эмбс глядят, как уносят их тарелки. Но принцесса сохраняет самообладание. Преспокойно отвесив пощечину слуге, который попытался забрать ее бокал, она не торопясь допила свое вино. Поставила бокал на стол и ровным голосом обратилась к хозяину:
   – По-моему, вы сошли с ума, милейший. Вам будет за все заплачено. На днях я написала письма русским посланникам при Версальском и Прусском дворах, чтобы они незамедлительно выслали мне…
   – Слыхали, слыхали… – перебил хозяин, – и про посланников… все уши забиты этими рассказами. А что оказывается на самом-то деле? Сегодня приезжают честные господа из Парижа…
   И он распахнул дверь. В дверях стояли ухмыляющиеся Понсе и Масе.
   – Всё сказки рассказываете про сокровища персидского дяди? – усмехнулся Понсе. – Думали, не найдем вас? Найти вас просто. Спроси, где больше всего тратят денег…
   – И вы с ней, маркиз? – засмеялся в свою очередь Масе. – Вот уж никак не думал, что окажетесь таким же болваном, каким оказался я.
   – Тысяча чертей! – Де Марин вскочил в бешенстве.
   Но принцесса повелительным жестом усадила его на стул.
   – Мой друг, – обратилась она ласково к Эмбсу, – окажите любезность, принесите мой баул…
   Барон Эмбс молча встал и ушел в другую комнату. А она продолжала все так же совершенно спокойно:
   – Итак, на днях я действительно должна получить некоторое известие из Персии.
   Оба банкира расхохотались.
   – Кроме того, – продолжала она, будто не замечая этого веселья, – завтра здесь появится мой жених – граф де Рошфор, который сначала заплатит по векселям, а уж потом я попрошу его снабдить увесистыми пощечинами господ, нарушивших мой покой.
   Заявление отрезвило хозяина гостиницы, и он скрылся за спинами банкиров. Но Масе и Понсе только хохотали.
   В это время вернулся Эмбс и молча протянул баул принцессе.
   – Впрочем, до его приезда я, пожалуй, сама постараюсь умерить ваше веселье, господа.
   И она выхватила из баула пару пистолетов и направила их на банкиров.
   – Ну что ж, – сказал Понсе, отступая к дверям. – Мы подождем до завтра. Но только до завтра.
   – Ваши векселя уже находятся в магистрате, так что готовьтесь завтра проследовать в тюрьму, – сказал Масе.
   Принцесса нажала курок Раздался выстрел. Оба банкира и хозяин моментально исчезли за дверью. Принцесса выстрелила трижды в стену, и пули легли точно – одна в одну.
   Унесенные тарелки вновь вернулись на стол, и прерванный обед продолжался.
   – Послушайте, Алин…
   – Я прозвал ее Алин. И она любила это имя…
   – Послушайте, Алин, но… вы знаете, и я знаю, и эти господа знают: у Рошфора нет денег. Он весь в долгах. Я даже думаю, что он сильно рассчитывает на сокровища вашего дяди…
   – Мой друг, вы не мудры. Мой персидский дядя любил рассказывать мне одну историю… – Она с аппетитом набросилась на еду.
   – Она была худа, точнее, томно изящна, но у нее всегда был зверский аппетит.
   – Один шах приказал своему визирю: «Сделай так, чтобы моя любимая собака заговорила!» – «Обязательно сделаю, но только завтра». – «Ты сошел с ума!» – сказала жена визирю. «Почему? Никто не знает, что случится завтра: или я умру, или шах умрет, или собака сдохнет…»
   И она расхохоталась.
   – И вот тогда мне показалось, что она не раз бывала в подобных переделках и что ей отнюдь не двадцать один год! Самое смешное, что назавтра действительно все уладилось…
 
   Та же зала в гостинице, и та же компания сидит уже за пустым столом.
   Распахивается дверь – и граф де Рошфор торжественно объявляет:
   – Его высочество князь Филипп Фердинанд Лимбург-Штирум.
   Вошел немолодой господин, в большом парике, в ослепительном, но, увы, старомодном золотом камзоле со множеством орденов.
   Князь Филипп Фердинанд Лимбург-Штирум – «князь Священной Римской империи, владелец Лимбурга и Штирума, совладелец графства Оберштейн, князь Фризии и Вагрии, наследник графства Пинненберг и т. д.». Так писался его титул в официальных бумагах. Но все эти пышные названия скрывали крохотные отрезки земель, разбросанные по Германии. Тем не менее земли были. И как владетельный князь Римской империи, он имел право держать свой двор, послов, свое маленькое войско, чеканил монету и многочисленные ордена, каковыми, как и остальные князья, щедро торговал.
 
   Принцесса поднимается со стула и величаво протягивает руку для поцелуя. Лимбург с низким поклоном целует руку. Он о чем-то спрашивает ее, она что-то отвечает… Ее огромные глаза устремлены на князя.
   Она страстно жестикулирует, рассказывая, и вот уже Лимбург вытирает нахлынувшие слезы.
 
   – Бедный Рошфор! Она рассказала князю всю грустную историю своей жизни. И про персидские сокровища тоже. Она знала, эта тема очень заинтересует князя, вечно нуждавшегося в деньгах…
   Теперь уже князь темпераментно что-то повествует принцессе. И она глядит на него своими завораживающими глазами. Они будто впились друг в друга.
   Рошфор не выдержал. Он осмелился сам подойти к увлеченным собеседникам.
   – Я решил назначить, Алин, наше бракосочетание… Она с удивлением смотрела на Рошфора:
   – Я сказала, граф: я жду ответа из Персии и уже тревожусь за этот ответ. Что делать, мой друг, я невольница своего происхождения…
 
   – Бедный, бедный Рошфор… Князь все заплатил по нашим счетам. Масе получил орден и был счастлив. Понсе – деньги и тоже был счастлив…
   Во дворе гостиницы стояли два экипажа.
   Князь галантно помогает принцессе, и они усаживаются в карету князя. Рошфор хотел было последовать за невестой, но князь жестом указал ему на другой экипаж, где уже сидели Эмбс и де Марин.
   – Пожалуйте в нашу теплую компанию, – засмеялся де Марин. Хозяин гостиницы, Понсе и Масе подобострастно провожают князя.
   Они стоят во дворе и приветливо машут отъезжающим. И тогда в окне кареты князя показалось лицо принцессы.
   Она нежно обратилась к Рошфору:
   – Надеюсь, вы не забыли о моей просьбе, граф?
   Рошфор выходит из кареты, подходит к хозяину гостиницы. И тот, уже понимая, в чем дело, послушно подставляет физиономию. Граф молча отвешивает ему пощечину.
   – Продолжайте, граф, – раздается голос принцессы из кареты. Понсе и Масе покорно подставляют свои щеки.
   – Все как я обещала, господа! И запомните я всегда плачу по своим счетам!
   Сопровождаемые низкими поклонами хозяина и банкиров, оба экипажа трогаются…
 
   – Он увез ее в свой замок в Нейсесе. Маркиз усмехнулся: рассказ был окончен.
   – И неужели все это время вы не пытались выяснить, кто она на самом деле? – спросил Рибас.
   – Дорогой друг, вы не любили! Это все, что я могу вам ответить. Впрочем, князь Лимбург, который любил, вынужден был заниматься тем, что вас так интересует. Он собрал сведения о ее прошлом.
   – И что же он выяснил?
   – Естественно, это осталось его тайной.
   – И все-таки кто она, по-вашему?
   – Повелительница, сударь. Она захотела, и маркиз де Марин превратился в фальшивомонетчика, в шулера… Мне все время нужны деньги… только с деньгами я могу показаться к ней. Я ненавижу ее, когда ее нет. Но она велит – и я скачу в Рагузу помогать ей бежать от долгов. Она – мое проклятие… И если вы пришли ее убить – постарайтесь это сделать поскорее…
 
   Придя в гостиницу, Рибас тотчас начал писать донесение графу Орлову. Закончив письмо, он повалился на кровать и заснул мертвецким сном.
   Когда взошло солнце, Рибас уже был на ногах. Он растолкал спящего слугу.
   – Письмо доставишь графу Алексею Григорьевичу. Отдашь только в собственные руки. Я буду ждать тебя в замке Нейсес в имении князя Лимбурга.
   Он протянул слуге несколько золотых:
   – На дорогу!
   – И это все, сударь?! А ночлег? А постоялые дворы?
   – В твоем возрасте люди не тратят деньги на постоялые дворы. Зачем ночевать на постоялых дворах, когда есть вдовы, – отечески объяснил Рибас слуге. – В путь!
 
   Замок Нейсес, 1774 год, октябрь.
   В парадной зале у камина сидели князь Лимбург и Рибас. Князь Лимбург держал в руках рекомендательное письмо: «Подателю сего господину де Рибасу вы можете доверять, как мне самому. Маркиз де Марин».
   Лимбург усмехнулся:
   – Это очень печальная рекомендация, ибо я редко встречал большего негодяя, чем маркиз… Итак, кто вы, милостивый государь?
   – Меня зовут Рибас. Иосиф де Рибас, испанец.
   – Вы живете здесь два дня и осмелились собирать сведения об… известной особе.
   – Совершенно верно, Ваше сиятельство.
   – Зачем вам нужны эти сведения?
   – Исключительно чтобы привлечь к себе ваше милостивое внимание. Это был единственный способ попасть пред очи Вашей светлости. – И добавил: – Я испанский дворянин, но я нахожусь на русской службе.
   – Значит, все это правда? – в сильном волнении вскричал князь. – У нее есть своя партия в России?!
   – У нее нет своей партии в России, просто очень могущественные люди хотят узнать обстоятельства жизни этой женщины. Я целую неделю открыто собирал о ней сведения, но всего лишь два дня назад олухи, которых вы называете своими слугами, это заметили. Итак, меня прислали к вам с вопросом: желало бы Ваше сиятельство, чтобы эта женщина вернулась из своих рискованных путешествий обратно в ваш замок?
   – Я желаю лишь одного: забыть ее! Я хочу, чтобы все минуло, – яростно начал князь и добавил без паузы: – А как это сделать?!
   – Меня прислали к вам очень могущественные люди, князь. Итак, они предлагают обмен: Ваше высочество расскажет все, что знает о ней. А мы постараемся ее вернуть…
   – Доказательства?
   – Никаких, кроме логики: мы заинтересованы в том, чтобы она прекратила «опасные свои приключения». И вы тоже, Ваше высочество. Наши интересы совпадают.
   Князь задумался.
   – Вы почему-то мне внушаете доверие, господин…
   – Рибас.
   – Я принимаю предложение. Да и нет другого выхода. Вы действительно моя последняя надежда.
   – И я в этом совершенно уверен, князь, – сказал почтительно Рибас, глядя на князя чистыми добрыми глазами.
   – Хорошо! Но Бог покарает вас, если вы солгали.
   Князь помолчал, а потом торжественно начал – ему доставляло неизъяснимое, почти больное удовольствие рассказывать о ней.
   – Весной прошлого года я привез ее из Франкфурта в замок Нейсес, и началась самая прекрасная пора моей жизни. Мне уже было за сорок…
   «Сорок пять, если быть точным», – усмехнувшись, подумал Рибас.
   – Я часто увлекался, но, поверьте, я все забыл!
 
   Замок Нейсес.
   У камина в той же комнате, где сейчас сидят Рибас и Лимбург, сидела принцесса, играла на лютне и с томной нежностью глядела на князя.
   – Мой Телемак, – шепчет принцесса.
   – Моя Калипсо, – отвечает князь.
 
   Калипсо, по греческой мифологии, – нимфа, державшая семь лет в плену Одиссея, а прекрасный Телемак – сын Одиссея.
 
   «Милый разговор, – опять усмехнулся про себя Рибас, – если учесть, что Телемак был двадцатилетний юноша. Этот болван не понял, как она издевалась над ним».
   – Мой Телемак… – с нарастающей нежностью повторяла принцесса.
   – Моя Калипсо…
   – Мой Телемак, мне немного надоел этот граф Рошфор. Он все время преследует меня моим обещанием выйти за него замуж…
 
   Этого было достаточно. О небо! Я отправил в тюрьму несчастного Рошфора, единственного преданного мне человека. Нет, я не был к нему жесток, поверьте… Ему приносили лучшую еду и его любимое бургундское. И каждый день я давал ему возможность бежать. В тюрьме в камере мирно беседовали Лимбург и Рошфор.
   – Почему вы не бежите, граф?
   – Я жду, Ваше высочество.
   – Чего?
   – Того, что скоро случится.
   – Что случится? О чем вы болтаете?
   – То, что случилось со мной… с де Марином… Со всеми, кто был знаком с этой женщиной.
   – Я лишаю тебя бургундского, – кричит князь, но Рошфор только хохочет.
 
   – В тот день я повез ее в замок Оберштейн. Я был совладельцем этого графства…
   Лимбург и принцесса верхом подъезжают к замку в Оберштейне.
   – Ах, мой Телемак… Как прекрасно жить здесь! Вдали от всякой суеты.
   – Моя Калипсо… – восторженно шепчет Лимбург.
   – Я слышала от своей няньки, что в моих княжествах много таких замков. Скоро, ох как скоро ты прочтешь в газетах о возвращении мне моих земель. И тогда я покину тебя, мой Телемак, и уеду в далекую заснеженную страну.
   – Ты уедешь?
   – Но прежде чем уеду, я мечтаю, чтобы вы выкупили этот замок. Я уж придумала, как его перестроить.
   Она соскочила с лошади и хлыстом уверенно начала чертить на земле контуры замка.
   – Когда меня, увы, с тобой не будет, ты будешь смотреть на замок и вспоминать свою странную Калипсо…
 
   – Она замечательно рисовала, понимала в архитектуре и играла на многих инструментах.
   – …Мне дали прекрасное образование, у меня были самые дорогие учителя.
   – И тогда впервые с какой-то злой меланхолией она начала рассказывать о своем детстве.
   – Я дитя любви очень знатной особы, которая поручила некой женщине воспитать меня. Ни в чем я не имела отказа. Но… вдруг перестали приходить деньги на мое содержание. Оказалось, моя мать умерла. И вот тогда эта женщина продала меня богатому старику. – Она засмеялась. – О, как я обирала его! Я притворялась больной, он вызывал врача и аптекаря, и они прописывали мне самые дорогие лекарства. Старик безумно любил меня и платил, а потом эти деньги мы делили с аптекарем и врачом.
   – И вас не мучила совесть? – в ужасе вскричал князь.
   – Куртизанки как солдаты: им платят за то, что они причиняют зло.
   – О небо! И вы могли… без любви…
   – Видишь ли, мой друг, капризничать – это для нас то же, что матросу бояться морской болезни. Пусть испанцы скупы, пусть итальянцы плохие любовники – легко загораются и так же быстро гаснут, но я не должна была никому отказывать, даже евреям.
   Она взглянула на страдающее лицо Лимбурга и расхохоталась:
   – Мой Телемак, ты плохо образован. То, что я сейчас говорила, я прочла в книге моего любимого Аретино, он был великий венецианец. – И добавила насмешливо: – Жаль, что он умер триста лет назад. Говорят, он был превосходный любовники в пятьдесят шесть лет хвастался, что прибегает к услугам женщин не менее сорока раз в месяц.
   – И все-таки в ее рассказе я почувствовал какую-то страшную правду. Нет, я никогда не мог понять, когда она выдумывала, когда говорила правду, хотя чаще всего это было и то и другое вместе…
 
   – …Ах, мой Телемак, постарайтесь стать хоть чуточку мудрее. К сожалению, в нашей жизни наступает возраст, когда надо хотя бы производить впечатление умного, если не хочешь быть смешным. – Она расхохоталась. – Поверить, что наследница володимирских князей была дешевой куртизанкой! Ох, мой Телемак!
   – Но зачем вы все это говорили?
   – Со злости. Мне стало обидно, мой друг, что вы так легко восприняли известие о моем возвращении в Россию.
   – Если вы уедете, Алин, – глухо сказал Лимбург, – я уйду в монастырь.
   – Вот это другое дело… И все-таки я уеду, я обязана выйти замуж: род великих князей не должен прекратиться… Пора пришла. Я получила письмо из России!
 
   – И вот тогда я сказал ей то, ради чего она все это говорила.
 
   – …Я свободен. И… я прошу вашей руки, Ваше высочество. Вы молчите?
   – Я представила, какой ропот поднимется среди всех этих тупых немецких государей. «Ах, владетельный князь женился на русской принцессе, а у нее ни земель, ни бумаг о происхождении». О, вы, немцы, бумажный народ, мой друг.
   – Я отрекусь от титула, но я женюсь. Я не могу без вас.
   – И я не могу… Но я никогда не посмею причинить вам боль. – Она плакала. – Я люблю вас… – Она рыдала, а потом сказала сквозь слезы: – Мне пришло сейчас в голову… соберите, мой друг, все деньги… все, все… и выкупите этот Оберштейн. А потом… объявите, что это я дала деньги… что они присланы мне из Персии. И тогда… ваши владетельные родственники хоть немного поверят…
   – Великолепная мысль! Они умрут от зависти!