Страница:
Евгений ГАРКУШЕВ, Андрей ЕГОРОВ
КОСМИЧЕСКИЙ КАПКАН
Преступники проявляют более хитрости, чем ума, они отличаются крайним легкомыслием, неустойчивостью в мыслях и в особенности полной непредусмотрительностью, между ними много слабоумных, психически недомогающих, эпилептиков, они крайне рано привыкают курить. Преступники имеют свой особый язык, свой словарь (Argot), метафорический способ выражения; они имеют свой особый почерк, у них существует отдельная литература, в особенности поэзия; особый характер художественных произведений. В нравственном отношении они проявляют крайнюю жестокость, причиняя своим жертвам ненужные и страшные мучения, не чувствуя раскаяния и свидетельствуя тем о полном отсутствии у них нравственного чувства; вместе с тем они крайне тщеславны, мелочны, суеверны и набожны, трусливы, ленивы и мстительны, склонны к пьянству, разврату, картежной игре.Чезаре Ломброзо, 1892 год
ГЛАВА 1
Смыться из Мамбасу
Все началось с мелкой хвостатой твари, которую и кошкой не назовешь. Кошек Глеб Жмых любил, как родных, а эта мелкая грымза, похоже, была взбесившейся механической куклой. Из тех, что можно купить на рынке дроидов в Мамбасу-горб, трущобном столичном пригороде, рублей за десять-пятнадцать. Начинка у тамошних кукол обычно выгоревшая, и чинить их бесполезно – дороже обойдется. Проше взять новую, а старую сбыть по дешевке тем же мамбу-спекулянтам.
Глеб шел по улице, мимо раскидистых пальм и низкорослых мангровых деревьев, потирал руки и посмеивался, размышляя, как здорово проведет сегодняшний вечер. Солнце уплывало за широкий горный массив на востоке, в кармане пиджака похрустывали две тугие пачки сторублевых купюр. День удался на славу, а, значит, вечер будет наполнен разнообразными развлечениями. Хорошая выпивка, пьянящие колоски, казино до утра и, конечно, женщины – их нежной ласки Глебу так недоставало целых две недели!
Жмых сунул руку в карман, тронул денежки, удовлетворенно хмыкнул.
В прежние времена, когда электронные платежи только входили в обиход, некоторые наивные граждане полагали, что бумажные векселя, пластиковые и хлопковые деньги, золотые, серебряные, палладиевые, медные и алюминиевые монеты – все эти прекрасные творения человеческого разума и человеческих рук отомрут за ненадобностью. Но вышло иначе. Ведь карточка, открывающая путь к электронному счету, закрывает путь к свободе: любой электронный платеж контролируется государством. Подобное положение вещей выгодно только директору налоговой службы и его доверенным лицам, но никак не рядовым гражданам Межпланетного братства.
Наличные деньги не спешили уходить в небытие. Стало быть, и ремеслу Глеба в ближайшее время забвение тоже не грозило.
Больше всего на свете Глеб любил деньги. А еще ему нравились драгоценные камни, желтый и белый металл и прочие ценности отнюдь не духовного характера. Поскольку наследства Жмых не получил, да и вообще никогда не видел своих настоящих родителей, а от приемных сбежал, прихватив драгоценности суррогатной мамаши, любовь к деньгам он удовлетворял единственным доступным ему способом – вооруженными ограблениями. Не брезговал и мелкими кражами.
Вором при этом он себя не считал. Ни в коем случае. Воры – это мелко и пошло, и вообще малоэстетично. Но проводить экспроприации у зажравшихся горожан Мамбасу – совсем другое дело. Удаление лишней жировой прослойки идет богатеям только на пользу.
За долгие годы бурной профессиональной деятельности у Глеба сформировалась целая теория, служившая отличным оправданием его преступному промыслу. Забирая у толстосумов нажитые ими материальные ценности, он, таким образом, стимулирует их активность, не дает удовлетвориться достигнутым, закоснеть. Ведь если денег у богача станет больше, чем он может потратить, ему решительно не к чему будет стремиться. Или того хуже, заболеет толстосум «хомячьей болезнью» – складывать денежки в сейф или копить их на счету в банке, все урезая и урезая свои траты – и в конце концов умрет от недоедания…
– Опа, – крякнул Жмых и прибавил шагу: неподалеку замаячило кое-что интересное.
У любого джентльмена, полагающегося в своих делах на счастливый фарт, имеются верные приметы и обычаи, которым обязательно надо следовать, если хочешь остаться в деле надолго. Поэтому мимо палевой кошечки, вцепившейся когтями в сухую ветку мамбасуанской акации, Глеб просто не мог пройти равнодушно. Согласно его представлениям о счастливом случае, всякую одинокую киску необходимо поймать, отнести в ресторан, заказать двойной бурбон себе и блюдечко молока для пушистой подружки. Тогда в ближайшее время жди от жизни чего-нибудь хорошего.
– Кис-кис-кис, – позвал Глеб. Вкрадчиво позвал. Даже нежно.
Но кошка и головы не повернула. Смотрела перед собой не мигая и не шевелилась. Испугалась чего-то? Хотя чего ей, казалось бы, бояться? До земли – два метра, с такой высоты и человек спрыгнет. А кошка – и подавно.
– Прыгай! – пригласил Глеб, подставляя руки.
Настойчивые призывы человека кошка проигнорировала, продолжая пялиться в пустоту с самым маловыразительным видом.
«Словно какой-нибудь высоколобый философ, погруженный в себя, – удивился Глеб, – можно подумать, она занята поисками смысла жизни».
– А ну-ка, – буркнул Жмых, – иди сюда, животное, и поскорее!
«Наверное, не стоило стрелять в кассиршу Мамба-банка из газовой волыны, – он помрачнел. – Теперь от меня разит газом, и зверек боится незнакомого запаха».
Кошка наконец пошевелилась, медленно повернула голову и посмотрела на человека, который тянул к ней руки, приговаривая «у-тю-тю, моя родная», как показалось Глебу, с презрением.
– Я тебя все равно достану! – прошептал он. – И напою молоком, даже если придется тащить тебя вместе с деревом и тыкать мордой в блюдце! Ты попьешь молочка, не будь я Глеб Жмых!
К счастью, прохожих вокруг не наблюдалось. Время от полудня до вечера в Мамбасу самое жаркое – простые обыватели сидят по домам и потягивают имбирное пиво. Только джентльмены удачи, вроде Глеба, решительным шагом входят в кондиционированные помещения банков и магазинов, избавляют служащих от лишней наличности и скрываются в адском пекле раскаленных городских кварталов.
– Я помогу тебе, киса! – сменил Жмых гнев на милость, снял белоснежный пиджак и повесил его на сухой сучок акации.
«Влезу на это пыльное дерево и сниму ее, – решил он. – Потом мы пойдем в лучший ресторан. В конце концов, я заработал сегодня двадцать тысяч. Редкая удача, что в банке оказалось столько наличности! А еще – некоторые приятные мелочи, вроде сережек кассирши, которые можно продать за тридцатку. Никак не меньше».
Кошка повернула голову и пискнула:
– Мяу!
Голос у нее оказался хриплым, как у старого пьяницы.
«Болеет она, что ли? – удивился Глеб. – Ну, ничего, блюдечко теплого молока пойдет бедняжке на пользу!»
Пусть ему придется испачкать белые брюки, – на них все равно налипло грязи, когда он перелезал через забор в переулке за Мамба-банком, – но кошку он достанет!
Глеб подпрыгнул, ухватился за сук, подтянулся. Рывок, и он уселся на ветку верхом. На стволе мамбасуанской акации, конечно, нашлась мерзкая колючка, которая порвала брючину и впилась в беззащитную ляжку.
– Ексель-моксель! – выругался Жмых, сплюнул вниз и с самым сердитым видом уставился на кошку: – Ничего, упрямая моя, сейчас я тебя достану!Тихо, тихо, моя хорошая! Пушистая моя!
Глеб потянулся за зверьком, но глупая тварь, не понимая, что спасение близко, полезла от него по ветке, похрюкивая гадким тенорком.
– Стой, неблагодарная! Стой!
Жмых попытался схватить неразумное животное, но кошка отпрыгнула, полоснула его когтями по пальцам и с шипением, напоминающим звук проколотой камеры, сиганула с дерева, в полете она неловко изогнулась, приземлилась на раскоряченные лапки метрах в десяти от акации и заковыляла прочь.
Глеб провожал кошку сердитым взглядом, пока она не скрылась в ближайшем дворике. И заорал вслед, чуть не плача:
– Наша компания им не подходит! Нет! Мы предпочитаем общество старух, роющихся в помойках! Скотина ты полосатая! И больше никто!
Не видать мне в ближайшее время счастливого фарта, понял Жмых. Он критически оглядел себя. Ну и видок! Брюки порваны, рубашка из лемурийского шелка, купленная аж за десять рублей, безнадежно испачкана. Да еще саднят расцарапанные о колючки акации пальцы.
Он поглядел вниз, выбирая место, куда можно спрыгнуть. И едва не вскрикнул от неожиданности. Полосатая грымза не только не принесла ему даже малую толику удачи, но совсем напротив – навлекла неприятности.
Под деревом, рядом с его пиджаком, стоял толстый полицейский с угольно-черной физиономией. Под форменной курткой обрисовывался толстый живот. Настроен страж порядка был самым решительным образом. Он эффектно постукивал по ладони электродубинкой и хмурил брови. Радовало, что парализатор болтался у него на боку. Значит, ориентировка на грабителя банка в Центральное полицейское управление Мамбасу пока не поступала.
– Что ты там делать? – на ломаном русском спросил чернокожий. Сообразительный! Сразу определил родной язык Глеба. Впрочем, догадаться, кто Жмых по национальности, несложно. На испанца и латиноамериканца он не похож, англичан и французов в Мамбасу по пальцам пересчитать можно. А вот русских хоть отбавляй.
Бум рождаемости, который пришелся на начало двадцать пятого столетия, заставил многих покинуть родную Солнечную систему и перебраться в колонии, где места для жизни было куда больше. Конечно, некоторых раздражало, что русские летят с Земли бесконечным потоком и селятся, чаше всего нелегально, во всех новых мирах, едва только те оказываются в зоне Межпланетного братства. Обладающие необычайно острым умом и отличной приспосабливаемостью к любым условиям, русские все активнее заселяли Галактику. Несмотря на вялые протесты злопыхателей. Некоторые злые языки беспрестанно твердили, что скоро в Галактике из землян останутся одни русские. Но что тут можно поделать? Русский язык давно стал государственным для многих стран на большинстве планет цивилизованного космоса, а рубль являлся законным платежным средством по всей Галактике.
– Слезать, ты! – отрывисто бросил полицейский.
– А в чем дело? – заговорил Жмых и осекся. Он хотел добавить кое-что насчет морального облика полицейского и цвета его кожи, но вовремя сообразил, что рано или поздно с дерева слезать придется, и провоцировать толстяка не стоит. Еще применит парализатор. – Между прочим, я – гражданин Мамбасу! – отметил Глеб.
– И что ты делать на дерево? Ты знать, что в общественных местах нельзя лазить на дерево? Что некоторым граждан это принимается, как есть намек? Намек на хвост? А ты еще и в белое одет. Совсем белый!
– Закона, запрещающего носить белое и обтягивающее, пока не придумали, – огрызнулся Глеб. – Намеков я никому не делаю… Захотелось вот на дерево залезть. Так что не надо базарить.
– Слезать немедленно! – приказал разъяренный негр и погрозил дубинкой.
Можно подумать, Глеб собирался висеть на дереве до вечера! Он же не мартышка какая-нибудь! И не экзотический фрукт, какие в изобилии росли на пальмах и тафтовых деревьях в окрестностях Мамбасу.
Жмых вздохнул и спрыгнул вниз. Сделал вид, что подвернул ногу, упал на колено, обхватил голень и запричитал:
– Адская боль! Просто адская. Вместо того чтобы преступников ловить, мучаете, кровососы, честных граждан. Какие у вас ко мне претензии, офицер? Вы уже сделали достаточно, чтобы пошатнуть мое здоровье. Что вам еще надо?
– Пиджак на ветка ваш?
– Ну, мой, – ответил Жмых. Отпираться было бессмысленно.
– Карман в пиджак оттопыриваться, – сообщил полицейский. – Нужно проверить. И документ предъявлять! Быстро предъявлять!
– Что такое?! – Глеб покрылся потом. Насчет карманов – это он фигурально, на взятку намекает, или заподозрил что-то? Например, что в пиджаке крупная сумма наличными и пистолет? Нет, заподозрил бы – сразу из парализатора приложил. Еще на ветке. – Уточненьице требуется, – сказал Глеб. – Какой именно карман оттопыривается? Левый или правый?
– Я говорить серьезно. – Дубинка описала полукруг и уперлась Жмыху в подбородок.
– Ордер у вас имеется? – безнадежно спросил он.
– Операция есть называться «Черный ветер против преступность». Полицейский могут проверять карман граждан. Уполномочен от сам мэр, гражданин.
«Гражданин» прозвучало в устах чернокожего как издевка. Да, граждане сами загоняли себя в добровольное полицейское рабство. Пусть Мамбасу – далеко не райский уголок, а криминальная столица всего южного сектора, но давать полиции столько прав? Чтобы они потом тебе же карманы чистили?
– Нет проблем, офицер, – криво улыбнулся Жмых.
Действительно, какие проблемы? Только две новенькие пачки сторублевок в банковской упаковке. И газовый пистолет? Пистолет Глеб хотел выбросить сразу после того, как отключил им кассиршу. Два выстрела – на охранников, один – на кассиршу. Еще один оставался. Эх! И не выбросил. Пожалел. Теперь пистолет – не оружие, а улика.
Но поздно каяться. Одноразовый, очень компактный четырехзарядный «глюк» Жмых носил в боковом кармане пиджака. А пиджак сейчас закрывала черная туша полицейского.
– Документы достать, или вы сами, офицер? В пиджаке, во внутреннем кармане!
Уловка не сработала. Поворачиваться спиной к подозреваемому негр не стал. Только кивнул коротко:
– Достать ты!
Эх, не удастся приложить его по затылку. Ну да ничего. Главное, пиджак взять. А там можно и удариться в бега. Вряд ли толстяк окажется достаточно расторопным, чтобы его поймать.
С подобострастной улыбочкой Глеб обошел стража порядка, снял с сучка пиджак, покорно протянул его полицейскому. Едва тот вытянул жирную лапищу, намереваясь взять пиджак, а значит, и деньги Глеба, заработанные тяжелым неправедным трудом, как получил крепкий тычок в живот. Глеб ударил кулаком и сразу же пожалел об этом. Живот полицейского был защищен тонким, но сверхнадежным бронежилетом «Каменная кожа». Отбил костяшки напрочь.
– Екарный бабай! – тряся рукой, Жмых запрыгал вокруг дерева.
Кокарда в виде двух скрещенных пальм на фуражке полицейского, снабженная микрочипами и логическими блоками, ярко загорелась и начала верещать:
– Внимание, нападение на полицейского! Внимание, нападение на полицейского! Передаю всем постам приметы преступника! Белый мужчина в белом пиджаке, рост сто восемьдесят пять сантиметров, вес девяносто пять килограммов! Нос прямой, с горбинкой. Горбинка, возможно, искусственная! Глаза карие, предположительно – цветные контактные линзы! На щеке – шрам. Вероятно, настоящий!
Обычно такое верещание, инспирированное ограниченным искусственным интеллектом кокарды, сбивало преступников с толку, заставляло их падать перед полицейским на брюхо и молить о пощаде. Но Глеб Жмых был не таков. Семь задержаний, два срока в лечебном санатории и два – в исправительных колониях на астероидах научили его быть жестким и не пасовать перед трудностями. Настоящего коска [1] на атас не возьмешь!
Глеб хлестнул негритоса пиджаком по глазам и ринулся прочь. От мощнейшего удара одна из тугих пачек лопнула. Купюры полетели из кармана, усыпали тротуар.
– Зараза! Тыщи три жабе под хвост! – выдохнул Жмых, на глаз определив сумму потери и перехватывая пиджак поудобнее.
Растерявшийся и порядком оглушенный завываниями собственной кокарды негр стоял среди рассыпанных по бетону денег. Думай, думай, толстопузый, что тебе дороже – поимка преступника или жалованье за полгода, что сейчас валяется перед тобой на тротуаре. Собирай, пока коллеги не подъехали! Кокарда тебя не сдаст! Это ведь твоя кокарда!
Победила жадность. Толстый полицейский рухнул на колени и принялся загребать деньги похожими на хорошо разваренные сардельки пальцами.
Наблюдать за ним не было никакого резона. Вдали уже выла сирена. Патрульный катер мчался к месту происшествия.
Глеб смекнул, что патруль несется сейчас по улице Зеленой Обезьяны, а проезд сюда, на Кокосовую, в полукилометре к морю. Значит, здесь они будут еще не скоро. У него есть время, чтобы убраться.
Жмых юркнул в вонючий дворик – туда, где раньше скрылась кошка-дроид. Навстречу вою патрульной машины. Потому что ждать копы не станут – примчатся сюда на всех парах. А улица Зеленой Обезьяны будет временно очищена от легавых!
Глеб выхватил из кармана мобильный телефон, ударил его о стену. Выключать некогда. А частоту полицейские могут засечь.
Он промчался вдоль стены как ветер, метнулся в сторону, споткнулся о высокий бордюр, взмахнул руками, но удержался на ногах. Вот и глухой тупик, еще одна стена, рядом – мусорный бак. Жмых забрался на бак и по колено увяз в гниющих отбросах. Но до забора из заполненного мусором бака можно допрыгнуть. Глеб перевалился через ограждение и оказался в каком-то общественном учреждении – то ли детском саду, то ли санатории. Большой двор, высокое пятиэтажное здание, фасад которого выходит на улицу Зеленой Обезьяны. А вокруг тропическая буйная зелень, подстриженные газоны, лиловые и желтые цветы. Бросалось в глаза хаотичное переплетение дорожек, устланных мягким пластиком и обсаженных по краям невысокими цветущими кустами.
Жмых ринулся по одной из дорожек, нащупал в кармане «глюк» с единственным патроном (только застрелиться и хватит, да и то – не насмерть), пожалел, что не купил нож, когда один из скупщиков краденого предлагал по сходной цене. Впрочем, с патрульной службой Тропического пояса Нангуру с одним ножом не навоюешь. Вот если бы у него была полная обойма в «глюке», да еще пара гранат в придачу.
Обогнув здание, Глеб увидел округлую арку подъезда и толпу народа возле него. Одни стояли, чего-то ожидая, другие сидели в мобильных креслах с высокой выгнутой спинкой. Хватало здесь и людей в белых халатах.
Больница. Глеб метнулся было в сторону, намереваясь перелезть через забор и оказаться на свободной от полиции улице, но вой сирены слышался совсем рядом, и он понял, что опоздал.
– Недооценил, – буркнул Глеб и, перейдя на шаг, направился к парадному входу. Он постарался унять дрожь в коленках и придать лицу выражение сосредоточенное и строгое. Миновал толпу, поймав пару удивленных взглядов, и через стеклянные раздвижные двери вошел в здание. Кожу тут же закололо иголочками. Воздух насыщал легкие дезинфекционным составом, впитывался в поры кожи.
Молодая регистраторша-мулатка строго посмотрела на вошедшего. Глеб взял под козырек невидимой фуражки и скривил рот в гадкой усмешке. Поскольку его гримаса не возымела действия, он сделал недвусмысленный жест и чмокнул губами. Шоколадка отвернулась с самым возмущенным видом. Жмыха ее возмущение вполне устраивало. Он свернул в один из коридоров и направился к лестнице.
На улице тем временем стало шумно. Там слышались крики и гул, который, стремительно нарастая, обратился в стрекот вертолетных винтов.
Глеб заспешил, толкнул дверь и оказался на лестнице. Он судорожно соображал, что предпринять для спасения. Не захватывать же, в самом деле, больных в заложники. Это не в его стиле. Да и один он вряд ли справится. Прыгая через несколько ступенек, Жмых помчался вверх по лестнице.
На третьем этаже у него родился смутный план действий.
Он осторожно выглянул в коридор. Повезло. Людей почти нет. Невысокий толстый человечек в белом халате стоял к нему спиной, изучая какой-то электронный документ. Глеб метнулся вперед, схватил человечка за плечо и резко развернул. Документ выпал из рук доктора и с хрустом впечатался в пол. Толстяк собирался закричать, но Глеб приложил палец к губам и пообещал:
– Пикнешь, стрельну!
Брошенный вниз взгляд убедил доктора, что «пикать» не стоит – в солнечное сплетение ему упиралось дуло черного «глюка».
– Тихо-тихо, на цырлах, валишь за мной, – скомандовал Глеб, – поднимаемся вверх по лестнице. Все понял, козлорогий?
Врач сглотнул слюну и едва заметно кивнул.
– Это ограбление?
– Это налет. Захват. Тьфу ты, тебе не все равно?
– Нет, конечно! Вы же напали на меня, и я должен знать. Хотя, да, вы абсолютно правы, похоже, действительно все равно, – доктор ойкнул, потому что Жмых ткнул его дулом в живот.
– Шевелись, козлорогий!
– Почему вы так меня называете?
– Потому что ты козлорогий. Хватит вопросов!
Пошел.
Они скрылись на лестнице. Доктор напоследок бросил тоскливый взгляд в пустынный коридор, но там почти никого не было. Только в самом дальнем его конце девушка в белом халате что-то отмечала стилусом на большой сенсорной панели – графики дежурств или выписки пациентов. Да еще тощий лысый больной дремал в мобильном кресле, уронив голову на грудь.
– Вы же ничего мне не сделаете, правда?! – поинтересовался толстяк, когда они двинулись вверх по ступеням.
– Хорошего ничего, – согласился Жмых. И добавил, увидев, что пленник занервничал: – Плохого тоже ничего, если ты мне поможешь.
– Что я могу, что я могу для вас сделать?
– Для начала давай сюда белый халат, – скомандовал Глеб.
Доктор кивнул. Стал вынимать руку из рукава, поморщился и остановился:
– Мне кажется, у вас совсем не мой размер. Только поглядите на ваш рост. К тому же я немного шире.
– Быстрее раздевайся! – поторопил его Глеб и хмыкнул: – Размер не тот. Вот дурак. Мы ж не на показ мод собираемся!
– Да, да, сейчас. – Доктор потянул рукав и вдруг ударил Глеба ногой в пах.
– Ох, ты! – выдохнул Жмых, рухнул на колени и почувствовал, как пленник мертвой хваткой вцепился в пистолет и пытается выкрутить ему кисть. Глеб рванул «глюк» на себя и ткнул противника растопыренными пальцами наугад, не глядя. Попал в живот. Толстяк вскрикнул, отшатнулся. Времени как раз хватило, чтобы Глеб оказался на ногах. Замахнулся пистолетом, собираясь приложить доктора рукояткой по темечку.
– Стойте, стойте, – закричал тот и замахал руками, – я сдаюсь. Сдаюсь! Я больше не буду.
– Хорошо-о-о, – промычал Глеб, у него даже зубы сводило от боли, расползающейся внизу живота. – Урод проклятый! А еще врач называется! Клятву Гиппократа давал?! Не причинять вред людям?!
– Клятва Гиппократа вовсе не об этом. Вы перепутали ее с первым законом робототехники. Вот если вам понадобится медицинская помощь – дело другое. Непременно ее окажу! Независимо от обстоятельств!
– А! Ну, тоже неплохо.
Доктор успокоился, опустил руки, которыми закрывался, и тут же получил сильный удар в скулу. Охнув, он ударился о стену и сполз по ней на пол.
– Не все же тебе меня колотить! – резюмировал Глеб. – А теперь халат снимай, сволочь козлорогая!
Пленник немедленно подчинился. Получив урок, он стал намного послушнее. Жмых снял с себя шикарный пиджак, сшитый из кожи гигантской мурены, вытащил из карманов деньги, перекладывая их в брюки, и кинул пиджак пленнику.
– На. Будешь сегодня фартовым выглядеть. Пиджак наверняка фигурирует во всех сводках.
К тому же на нем осело столько пыли. Хороший подарок криминалистам из полиции!
– Мне не надо, – запротестовал доктор.
– Бери, пока дают, – нахмурился Глеб, – и чтобы я последний раз с тобой спорил. Еще раз рыпнешься – стрельну. – Он провел по стволу «глюка» указательным пальцем. – Знаешь, что это такое?
– Пи… пистолет.
– Не пипистолет, а просто пистолет, – презрительно заметил Жмых, – у этого пистолета убойная сила такая, дырку в тебе сделает полметра на полметра. Понял?
Пленник оживленно закивал, демонстрируя понимание и готовность выполнить любую просьбу похитителя.
– Вот и славно, – сказал Глеб, – теперь без фокусов. Пошли вниз.
– Вниз?
– Вниз. Я что, неясно излагаю? – Непонятливый доктор бесил его все больше и больше.
– Но раньше вы говорили, что идти надо наверх.
– А теперь вниз. Или все же наверх? – В голове у Глеба все смешалось. Он предполагал, что ему каким-нибудь чудом удастся выдать врача за своего похитителя и смешаться с толпой возле здания. От плана за версту веяло отчаянным безумием, но другого выхода не было.
«Попал, как кур в ощип». – Глеб скрипнул зубами.
– Знаете, у меня есть к вам предложение, – заговорил доктор.
– Оно меня не интересует.
– А я думаю, интересует.
«Ну и наглей! – подумал Глеб. – В него стволом пистолета тычут, а он то в драку лезет, то с предложениями выступает. Или наглец, или просто круглый дурак».
– Тебя мама в детстве не учила вежливо разговаривать с теми, у кого оружие?
– Послушайте, это поможет вам спастись, а мне остаться в живых. Вы ведь меня не убьете?
– Не сразу.
Увидев, что доктор мелко задрожал, Глеб фыркнул:
– Да шучу я, шучу. Накостыляю только по шее, когда отпускать буду. Ты меня ударил. Больно. Вот и я тебе больно сделаю. Валяй рассказывай, что у тебя за суперпредложение.
– На крыше есть посадочная площадка, – торопливо сообщил доктор, – там мой катер. Я бы мог дать вам ключи. И вы безо всяких проблем выберетесь отсюда. Катер потом аккуратно поставите на стоянку. А меня не будете бить – я ведь так вам помог!
Глеб шел по улице, мимо раскидистых пальм и низкорослых мангровых деревьев, потирал руки и посмеивался, размышляя, как здорово проведет сегодняшний вечер. Солнце уплывало за широкий горный массив на востоке, в кармане пиджака похрустывали две тугие пачки сторублевых купюр. День удался на славу, а, значит, вечер будет наполнен разнообразными развлечениями. Хорошая выпивка, пьянящие колоски, казино до утра и, конечно, женщины – их нежной ласки Глебу так недоставало целых две недели!
Жмых сунул руку в карман, тронул денежки, удовлетворенно хмыкнул.
В прежние времена, когда электронные платежи только входили в обиход, некоторые наивные граждане полагали, что бумажные векселя, пластиковые и хлопковые деньги, золотые, серебряные, палладиевые, медные и алюминиевые монеты – все эти прекрасные творения человеческого разума и человеческих рук отомрут за ненадобностью. Но вышло иначе. Ведь карточка, открывающая путь к электронному счету, закрывает путь к свободе: любой электронный платеж контролируется государством. Подобное положение вещей выгодно только директору налоговой службы и его доверенным лицам, но никак не рядовым гражданам Межпланетного братства.
Наличные деньги не спешили уходить в небытие. Стало быть, и ремеслу Глеба в ближайшее время забвение тоже не грозило.
Больше всего на свете Глеб любил деньги. А еще ему нравились драгоценные камни, желтый и белый металл и прочие ценности отнюдь не духовного характера. Поскольку наследства Жмых не получил, да и вообще никогда не видел своих настоящих родителей, а от приемных сбежал, прихватив драгоценности суррогатной мамаши, любовь к деньгам он удовлетворял единственным доступным ему способом – вооруженными ограблениями. Не брезговал и мелкими кражами.
Вором при этом он себя не считал. Ни в коем случае. Воры – это мелко и пошло, и вообще малоэстетично. Но проводить экспроприации у зажравшихся горожан Мамбасу – совсем другое дело. Удаление лишней жировой прослойки идет богатеям только на пользу.
За долгие годы бурной профессиональной деятельности у Глеба сформировалась целая теория, служившая отличным оправданием его преступному промыслу. Забирая у толстосумов нажитые ими материальные ценности, он, таким образом, стимулирует их активность, не дает удовлетвориться достигнутым, закоснеть. Ведь если денег у богача станет больше, чем он может потратить, ему решительно не к чему будет стремиться. Или того хуже, заболеет толстосум «хомячьей болезнью» – складывать денежки в сейф или копить их на счету в банке, все урезая и урезая свои траты – и в конце концов умрет от недоедания…
– Опа, – крякнул Жмых и прибавил шагу: неподалеку замаячило кое-что интересное.
У любого джентльмена, полагающегося в своих делах на счастливый фарт, имеются верные приметы и обычаи, которым обязательно надо следовать, если хочешь остаться в деле надолго. Поэтому мимо палевой кошечки, вцепившейся когтями в сухую ветку мамбасуанской акации, Глеб просто не мог пройти равнодушно. Согласно его представлениям о счастливом случае, всякую одинокую киску необходимо поймать, отнести в ресторан, заказать двойной бурбон себе и блюдечко молока для пушистой подружки. Тогда в ближайшее время жди от жизни чего-нибудь хорошего.
– Кис-кис-кис, – позвал Глеб. Вкрадчиво позвал. Даже нежно.
Но кошка и головы не повернула. Смотрела перед собой не мигая и не шевелилась. Испугалась чего-то? Хотя чего ей, казалось бы, бояться? До земли – два метра, с такой высоты и человек спрыгнет. А кошка – и подавно.
– Прыгай! – пригласил Глеб, подставляя руки.
Настойчивые призывы человека кошка проигнорировала, продолжая пялиться в пустоту с самым маловыразительным видом.
«Словно какой-нибудь высоколобый философ, погруженный в себя, – удивился Глеб, – можно подумать, она занята поисками смысла жизни».
– А ну-ка, – буркнул Жмых, – иди сюда, животное, и поскорее!
«Наверное, не стоило стрелять в кассиршу Мамба-банка из газовой волыны, – он помрачнел. – Теперь от меня разит газом, и зверек боится незнакомого запаха».
Кошка наконец пошевелилась, медленно повернула голову и посмотрела на человека, который тянул к ней руки, приговаривая «у-тю-тю, моя родная», как показалось Глебу, с презрением.
– Я тебя все равно достану! – прошептал он. – И напою молоком, даже если придется тащить тебя вместе с деревом и тыкать мордой в блюдце! Ты попьешь молочка, не будь я Глеб Жмых!
К счастью, прохожих вокруг не наблюдалось. Время от полудня до вечера в Мамбасу самое жаркое – простые обыватели сидят по домам и потягивают имбирное пиво. Только джентльмены удачи, вроде Глеба, решительным шагом входят в кондиционированные помещения банков и магазинов, избавляют служащих от лишней наличности и скрываются в адском пекле раскаленных городских кварталов.
– Я помогу тебе, киса! – сменил Жмых гнев на милость, снял белоснежный пиджак и повесил его на сухой сучок акации.
«Влезу на это пыльное дерево и сниму ее, – решил он. – Потом мы пойдем в лучший ресторан. В конце концов, я заработал сегодня двадцать тысяч. Редкая удача, что в банке оказалось столько наличности! А еще – некоторые приятные мелочи, вроде сережек кассирши, которые можно продать за тридцатку. Никак не меньше».
Кошка повернула голову и пискнула:
– Мяу!
Голос у нее оказался хриплым, как у старого пьяницы.
«Болеет она, что ли? – удивился Глеб. – Ну, ничего, блюдечко теплого молока пойдет бедняжке на пользу!»
Пусть ему придется испачкать белые брюки, – на них все равно налипло грязи, когда он перелезал через забор в переулке за Мамба-банком, – но кошку он достанет!
Глеб подпрыгнул, ухватился за сук, подтянулся. Рывок, и он уселся на ветку верхом. На стволе мамбасуанской акации, конечно, нашлась мерзкая колючка, которая порвала брючину и впилась в беззащитную ляжку.
– Ексель-моксель! – выругался Жмых, сплюнул вниз и с самым сердитым видом уставился на кошку: – Ничего, упрямая моя, сейчас я тебя достану!Тихо, тихо, моя хорошая! Пушистая моя!
Глеб потянулся за зверьком, но глупая тварь, не понимая, что спасение близко, полезла от него по ветке, похрюкивая гадким тенорком.
– Стой, неблагодарная! Стой!
Жмых попытался схватить неразумное животное, но кошка отпрыгнула, полоснула его когтями по пальцам и с шипением, напоминающим звук проколотой камеры, сиганула с дерева, в полете она неловко изогнулась, приземлилась на раскоряченные лапки метрах в десяти от акации и заковыляла прочь.
Глеб провожал кошку сердитым взглядом, пока она не скрылась в ближайшем дворике. И заорал вслед, чуть не плача:
– Наша компания им не подходит! Нет! Мы предпочитаем общество старух, роющихся в помойках! Скотина ты полосатая! И больше никто!
Не видать мне в ближайшее время счастливого фарта, понял Жмых. Он критически оглядел себя. Ну и видок! Брюки порваны, рубашка из лемурийского шелка, купленная аж за десять рублей, безнадежно испачкана. Да еще саднят расцарапанные о колючки акации пальцы.
Он поглядел вниз, выбирая место, куда можно спрыгнуть. И едва не вскрикнул от неожиданности. Полосатая грымза не только не принесла ему даже малую толику удачи, но совсем напротив – навлекла неприятности.
Под деревом, рядом с его пиджаком, стоял толстый полицейский с угольно-черной физиономией. Под форменной курткой обрисовывался толстый живот. Настроен страж порядка был самым решительным образом. Он эффектно постукивал по ладони электродубинкой и хмурил брови. Радовало, что парализатор болтался у него на боку. Значит, ориентировка на грабителя банка в Центральное полицейское управление Мамбасу пока не поступала.
– Что ты там делать? – на ломаном русском спросил чернокожий. Сообразительный! Сразу определил родной язык Глеба. Впрочем, догадаться, кто Жмых по национальности, несложно. На испанца и латиноамериканца он не похож, англичан и французов в Мамбасу по пальцам пересчитать можно. А вот русских хоть отбавляй.
Бум рождаемости, который пришелся на начало двадцать пятого столетия, заставил многих покинуть родную Солнечную систему и перебраться в колонии, где места для жизни было куда больше. Конечно, некоторых раздражало, что русские летят с Земли бесконечным потоком и селятся, чаше всего нелегально, во всех новых мирах, едва только те оказываются в зоне Межпланетного братства. Обладающие необычайно острым умом и отличной приспосабливаемостью к любым условиям, русские все активнее заселяли Галактику. Несмотря на вялые протесты злопыхателей. Некоторые злые языки беспрестанно твердили, что скоро в Галактике из землян останутся одни русские. Но что тут можно поделать? Русский язык давно стал государственным для многих стран на большинстве планет цивилизованного космоса, а рубль являлся законным платежным средством по всей Галактике.
– Слезать, ты! – отрывисто бросил полицейский.
– А в чем дело? – заговорил Жмых и осекся. Он хотел добавить кое-что насчет морального облика полицейского и цвета его кожи, но вовремя сообразил, что рано или поздно с дерева слезать придется, и провоцировать толстяка не стоит. Еще применит парализатор. – Между прочим, я – гражданин Мамбасу! – отметил Глеб.
– И что ты делать на дерево? Ты знать, что в общественных местах нельзя лазить на дерево? Что некоторым граждан это принимается, как есть намек? Намек на хвост? А ты еще и в белое одет. Совсем белый!
– Закона, запрещающего носить белое и обтягивающее, пока не придумали, – огрызнулся Глеб. – Намеков я никому не делаю… Захотелось вот на дерево залезть. Так что не надо базарить.
– Слезать немедленно! – приказал разъяренный негр и погрозил дубинкой.
Можно подумать, Глеб собирался висеть на дереве до вечера! Он же не мартышка какая-нибудь! И не экзотический фрукт, какие в изобилии росли на пальмах и тафтовых деревьях в окрестностях Мамбасу.
Жмых вздохнул и спрыгнул вниз. Сделал вид, что подвернул ногу, упал на колено, обхватил голень и запричитал:
– Адская боль! Просто адская. Вместо того чтобы преступников ловить, мучаете, кровососы, честных граждан. Какие у вас ко мне претензии, офицер? Вы уже сделали достаточно, чтобы пошатнуть мое здоровье. Что вам еще надо?
– Пиджак на ветка ваш?
– Ну, мой, – ответил Жмых. Отпираться было бессмысленно.
– Карман в пиджак оттопыриваться, – сообщил полицейский. – Нужно проверить. И документ предъявлять! Быстро предъявлять!
– Что такое?! – Глеб покрылся потом. Насчет карманов – это он фигурально, на взятку намекает, или заподозрил что-то? Например, что в пиджаке крупная сумма наличными и пистолет? Нет, заподозрил бы – сразу из парализатора приложил. Еще на ветке. – Уточненьице требуется, – сказал Глеб. – Какой именно карман оттопыривается? Левый или правый?
– Я говорить серьезно. – Дубинка описала полукруг и уперлась Жмыху в подбородок.
– Ордер у вас имеется? – безнадежно спросил он.
– Операция есть называться «Черный ветер против преступность». Полицейский могут проверять карман граждан. Уполномочен от сам мэр, гражданин.
«Гражданин» прозвучало в устах чернокожего как издевка. Да, граждане сами загоняли себя в добровольное полицейское рабство. Пусть Мамбасу – далеко не райский уголок, а криминальная столица всего южного сектора, но давать полиции столько прав? Чтобы они потом тебе же карманы чистили?
– Нет проблем, офицер, – криво улыбнулся Жмых.
Действительно, какие проблемы? Только две новенькие пачки сторублевок в банковской упаковке. И газовый пистолет? Пистолет Глеб хотел выбросить сразу после того, как отключил им кассиршу. Два выстрела – на охранников, один – на кассиршу. Еще один оставался. Эх! И не выбросил. Пожалел. Теперь пистолет – не оружие, а улика.
Но поздно каяться. Одноразовый, очень компактный четырехзарядный «глюк» Жмых носил в боковом кармане пиджака. А пиджак сейчас закрывала черная туша полицейского.
– Документы достать, или вы сами, офицер? В пиджаке, во внутреннем кармане!
Уловка не сработала. Поворачиваться спиной к подозреваемому негр не стал. Только кивнул коротко:
– Достать ты!
Эх, не удастся приложить его по затылку. Ну да ничего. Главное, пиджак взять. А там можно и удариться в бега. Вряд ли толстяк окажется достаточно расторопным, чтобы его поймать.
С подобострастной улыбочкой Глеб обошел стража порядка, снял с сучка пиджак, покорно протянул его полицейскому. Едва тот вытянул жирную лапищу, намереваясь взять пиджак, а значит, и деньги Глеба, заработанные тяжелым неправедным трудом, как получил крепкий тычок в живот. Глеб ударил кулаком и сразу же пожалел об этом. Живот полицейского был защищен тонким, но сверхнадежным бронежилетом «Каменная кожа». Отбил костяшки напрочь.
– Екарный бабай! – тряся рукой, Жмых запрыгал вокруг дерева.
Кокарда в виде двух скрещенных пальм на фуражке полицейского, снабженная микрочипами и логическими блоками, ярко загорелась и начала верещать:
– Внимание, нападение на полицейского! Внимание, нападение на полицейского! Передаю всем постам приметы преступника! Белый мужчина в белом пиджаке, рост сто восемьдесят пять сантиметров, вес девяносто пять килограммов! Нос прямой, с горбинкой. Горбинка, возможно, искусственная! Глаза карие, предположительно – цветные контактные линзы! На щеке – шрам. Вероятно, настоящий!
Обычно такое верещание, инспирированное ограниченным искусственным интеллектом кокарды, сбивало преступников с толку, заставляло их падать перед полицейским на брюхо и молить о пощаде. Но Глеб Жмых был не таков. Семь задержаний, два срока в лечебном санатории и два – в исправительных колониях на астероидах научили его быть жестким и не пасовать перед трудностями. Настоящего коска [1] на атас не возьмешь!
Глеб хлестнул негритоса пиджаком по глазам и ринулся прочь. От мощнейшего удара одна из тугих пачек лопнула. Купюры полетели из кармана, усыпали тротуар.
– Зараза! Тыщи три жабе под хвост! – выдохнул Жмых, на глаз определив сумму потери и перехватывая пиджак поудобнее.
Растерявшийся и порядком оглушенный завываниями собственной кокарды негр стоял среди рассыпанных по бетону денег. Думай, думай, толстопузый, что тебе дороже – поимка преступника или жалованье за полгода, что сейчас валяется перед тобой на тротуаре. Собирай, пока коллеги не подъехали! Кокарда тебя не сдаст! Это ведь твоя кокарда!
Победила жадность. Толстый полицейский рухнул на колени и принялся загребать деньги похожими на хорошо разваренные сардельки пальцами.
Наблюдать за ним не было никакого резона. Вдали уже выла сирена. Патрульный катер мчался к месту происшествия.
Глеб смекнул, что патруль несется сейчас по улице Зеленой Обезьяны, а проезд сюда, на Кокосовую, в полукилометре к морю. Значит, здесь они будут еще не скоро. У него есть время, чтобы убраться.
Жмых юркнул в вонючий дворик – туда, где раньше скрылась кошка-дроид. Навстречу вою патрульной машины. Потому что ждать копы не станут – примчатся сюда на всех парах. А улица Зеленой Обезьяны будет временно очищена от легавых!
Глеб выхватил из кармана мобильный телефон, ударил его о стену. Выключать некогда. А частоту полицейские могут засечь.
Он промчался вдоль стены как ветер, метнулся в сторону, споткнулся о высокий бордюр, взмахнул руками, но удержался на ногах. Вот и глухой тупик, еще одна стена, рядом – мусорный бак. Жмых забрался на бак и по колено увяз в гниющих отбросах. Но до забора из заполненного мусором бака можно допрыгнуть. Глеб перевалился через ограждение и оказался в каком-то общественном учреждении – то ли детском саду, то ли санатории. Большой двор, высокое пятиэтажное здание, фасад которого выходит на улицу Зеленой Обезьяны. А вокруг тропическая буйная зелень, подстриженные газоны, лиловые и желтые цветы. Бросалось в глаза хаотичное переплетение дорожек, устланных мягким пластиком и обсаженных по краям невысокими цветущими кустами.
Жмых ринулся по одной из дорожек, нащупал в кармане «глюк» с единственным патроном (только застрелиться и хватит, да и то – не насмерть), пожалел, что не купил нож, когда один из скупщиков краденого предлагал по сходной цене. Впрочем, с патрульной службой Тропического пояса Нангуру с одним ножом не навоюешь. Вот если бы у него была полная обойма в «глюке», да еще пара гранат в придачу.
Обогнув здание, Глеб увидел округлую арку подъезда и толпу народа возле него. Одни стояли, чего-то ожидая, другие сидели в мобильных креслах с высокой выгнутой спинкой. Хватало здесь и людей в белых халатах.
Больница. Глеб метнулся было в сторону, намереваясь перелезть через забор и оказаться на свободной от полиции улице, но вой сирены слышался совсем рядом, и он понял, что опоздал.
– Недооценил, – буркнул Глеб и, перейдя на шаг, направился к парадному входу. Он постарался унять дрожь в коленках и придать лицу выражение сосредоточенное и строгое. Миновал толпу, поймав пару удивленных взглядов, и через стеклянные раздвижные двери вошел в здание. Кожу тут же закололо иголочками. Воздух насыщал легкие дезинфекционным составом, впитывался в поры кожи.
Молодая регистраторша-мулатка строго посмотрела на вошедшего. Глеб взял под козырек невидимой фуражки и скривил рот в гадкой усмешке. Поскольку его гримаса не возымела действия, он сделал недвусмысленный жест и чмокнул губами. Шоколадка отвернулась с самым возмущенным видом. Жмыха ее возмущение вполне устраивало. Он свернул в один из коридоров и направился к лестнице.
На улице тем временем стало шумно. Там слышались крики и гул, который, стремительно нарастая, обратился в стрекот вертолетных винтов.
Глеб заспешил, толкнул дверь и оказался на лестнице. Он судорожно соображал, что предпринять для спасения. Не захватывать же, в самом деле, больных в заложники. Это не в его стиле. Да и один он вряд ли справится. Прыгая через несколько ступенек, Жмых помчался вверх по лестнице.
На третьем этаже у него родился смутный план действий.
Он осторожно выглянул в коридор. Повезло. Людей почти нет. Невысокий толстый человечек в белом халате стоял к нему спиной, изучая какой-то электронный документ. Глеб метнулся вперед, схватил человечка за плечо и резко развернул. Документ выпал из рук доктора и с хрустом впечатался в пол. Толстяк собирался закричать, но Глеб приложил палец к губам и пообещал:
– Пикнешь, стрельну!
Брошенный вниз взгляд убедил доктора, что «пикать» не стоит – в солнечное сплетение ему упиралось дуло черного «глюка».
– Тихо-тихо, на цырлах, валишь за мной, – скомандовал Глеб, – поднимаемся вверх по лестнице. Все понял, козлорогий?
Врач сглотнул слюну и едва заметно кивнул.
– Это ограбление?
– Это налет. Захват. Тьфу ты, тебе не все равно?
– Нет, конечно! Вы же напали на меня, и я должен знать. Хотя, да, вы абсолютно правы, похоже, действительно все равно, – доктор ойкнул, потому что Жмых ткнул его дулом в живот.
– Шевелись, козлорогий!
– Почему вы так меня называете?
– Потому что ты козлорогий. Хватит вопросов!
Пошел.
Они скрылись на лестнице. Доктор напоследок бросил тоскливый взгляд в пустынный коридор, но там почти никого не было. Только в самом дальнем его конце девушка в белом халате что-то отмечала стилусом на большой сенсорной панели – графики дежурств или выписки пациентов. Да еще тощий лысый больной дремал в мобильном кресле, уронив голову на грудь.
– Вы же ничего мне не сделаете, правда?! – поинтересовался толстяк, когда они двинулись вверх по ступеням.
– Хорошего ничего, – согласился Жмых. И добавил, увидев, что пленник занервничал: – Плохого тоже ничего, если ты мне поможешь.
– Что я могу, что я могу для вас сделать?
– Для начала давай сюда белый халат, – скомандовал Глеб.
Доктор кивнул. Стал вынимать руку из рукава, поморщился и остановился:
– Мне кажется, у вас совсем не мой размер. Только поглядите на ваш рост. К тому же я немного шире.
– Быстрее раздевайся! – поторопил его Глеб и хмыкнул: – Размер не тот. Вот дурак. Мы ж не на показ мод собираемся!
– Да, да, сейчас. – Доктор потянул рукав и вдруг ударил Глеба ногой в пах.
– Ох, ты! – выдохнул Жмых, рухнул на колени и почувствовал, как пленник мертвой хваткой вцепился в пистолет и пытается выкрутить ему кисть. Глеб рванул «глюк» на себя и ткнул противника растопыренными пальцами наугад, не глядя. Попал в живот. Толстяк вскрикнул, отшатнулся. Времени как раз хватило, чтобы Глеб оказался на ногах. Замахнулся пистолетом, собираясь приложить доктора рукояткой по темечку.
– Стойте, стойте, – закричал тот и замахал руками, – я сдаюсь. Сдаюсь! Я больше не буду.
– Хорошо-о-о, – промычал Глеб, у него даже зубы сводило от боли, расползающейся внизу живота. – Урод проклятый! А еще врач называется! Клятву Гиппократа давал?! Не причинять вред людям?!
– Клятва Гиппократа вовсе не об этом. Вы перепутали ее с первым законом робототехники. Вот если вам понадобится медицинская помощь – дело другое. Непременно ее окажу! Независимо от обстоятельств!
– А! Ну, тоже неплохо.
Доктор успокоился, опустил руки, которыми закрывался, и тут же получил сильный удар в скулу. Охнув, он ударился о стену и сполз по ней на пол.
– Не все же тебе меня колотить! – резюмировал Глеб. – А теперь халат снимай, сволочь козлорогая!
Пленник немедленно подчинился. Получив урок, он стал намного послушнее. Жмых снял с себя шикарный пиджак, сшитый из кожи гигантской мурены, вытащил из карманов деньги, перекладывая их в брюки, и кинул пиджак пленнику.
– На. Будешь сегодня фартовым выглядеть. Пиджак наверняка фигурирует во всех сводках.
К тому же на нем осело столько пыли. Хороший подарок криминалистам из полиции!
– Мне не надо, – запротестовал доктор.
– Бери, пока дают, – нахмурился Глеб, – и чтобы я последний раз с тобой спорил. Еще раз рыпнешься – стрельну. – Он провел по стволу «глюка» указательным пальцем. – Знаешь, что это такое?
– Пи… пистолет.
– Не пипистолет, а просто пистолет, – презрительно заметил Жмых, – у этого пистолета убойная сила такая, дырку в тебе сделает полметра на полметра. Понял?
Пленник оживленно закивал, демонстрируя понимание и готовность выполнить любую просьбу похитителя.
– Вот и славно, – сказал Глеб, – теперь без фокусов. Пошли вниз.
– Вниз?
– Вниз. Я что, неясно излагаю? – Непонятливый доктор бесил его все больше и больше.
– Но раньше вы говорили, что идти надо наверх.
– А теперь вниз. Или все же наверх? – В голове у Глеба все смешалось. Он предполагал, что ему каким-нибудь чудом удастся выдать врача за своего похитителя и смешаться с толпой возле здания. От плана за версту веяло отчаянным безумием, но другого выхода не было.
«Попал, как кур в ощип». – Глеб скрипнул зубами.
– Знаете, у меня есть к вам предложение, – заговорил доктор.
– Оно меня не интересует.
– А я думаю, интересует.
«Ну и наглей! – подумал Глеб. – В него стволом пистолета тычут, а он то в драку лезет, то с предложениями выступает. Или наглец, или просто круглый дурак».
– Тебя мама в детстве не учила вежливо разговаривать с теми, у кого оружие?
– Послушайте, это поможет вам спастись, а мне остаться в живых. Вы ведь меня не убьете?
– Не сразу.
Увидев, что доктор мелко задрожал, Глеб фыркнул:
– Да шучу я, шучу. Накостыляю только по шее, когда отпускать буду. Ты меня ударил. Больно. Вот и я тебе больно сделаю. Валяй рассказывай, что у тебя за суперпредложение.
– На крыше есть посадочная площадка, – торопливо сообщил доктор, – там мой катер. Я бы мог дать вам ключи. И вы безо всяких проблем выберетесь отсюда. Катер потом аккуратно поставите на стоянку. А меня не будете бить – я ведь так вам помог!