Ёкомидзо Сэйси. Деревня восьми могил

   Удивительная штука – человеческие нервы. Образ Синтаро преследовал меня всю ночь и все утро. При воспоминании о его лице, о его глазах дрожь сотрясала мое тело. Это было хуже, чем в самом страшном сне. А ведь я предполагал, что неспроста последнее время Синтаро каждый вечер уходил из дому, я предполагал, что у него должна была быть какая-то цель. Но до этой минуты мне недоставало информации, чтобы соединить вместе тень на застекленной стене дома монахини и самого Синтаро с его странными привычками. Мотыга и монахиня… Одно с другим никак не увязывалось, и это мешало мне сделать вывод, к которому я в конце концов пришел, узнав от Харуё об убийстве Мёрэн.
   – О чем ты задумался, Тацуя-сан?
   – Да ни о чем особенном…
   – Тацуя, – очень мягко произнесла Харуё, – если ты хочешь что-то рассказать мне, говори, пожалуйста. Мне можно рассказать все без утайки. Пусть весь мир сочтет тебя злодеем, я все равно буду верить тебе. Пожалуйста, никогда не забывай этого.
   – Спасибо, Харуё. – Теплая волна затопила мое сердце.
   Тем не менее приключения вчерашней ночи я пока буду держать при себе. Я понимал, разумеется, что наступит день, когда тайное станет явным, и тогда подозрения относительно меня только усугубятся. Станет ли сестра по-прежнему верить мне?
   Потом мы отправились завтракать. Коумэ-сама и Котакэ-сама уже закончили свой завтрак и удалились к себе в комнаты.
   Харуё подавала мне еду, но у нее самой аппетита, кажется, не было совсем.
   Когда я уже поднес ко рту палочки с едой, она, будто вспомнив что-то, отложила свои палочки и сказала, глядя мне прямо в глаза:
   – Ах да! Сегодня произошло еще одно странное событие.
   – Что именно?
   – Куда-то исчез дядя Куно. Я обомлел:
   – Дядя Куно Цунэми?
   – Да. Ты ведь знаешь, вчера около трупа Байко-сан нашли листочек с какими-то странными записями.
   – Да. Похоже на список тех, кого намеревались умертвить…
   – Говорят, выяснилось, что этот список составил дядя Куно.
   Я изумленно уставился на Харуё:
   – Неужели правда?
   – Не знаю подробностей, но, по слухам, полиция это установила. Рассказывают, что когда рано утром полиция появилась в доме Куно, дяди уже там не было. И никто из домашних не знает, куда он девался. Началась суматоха, обыскали весь дом и под его постелью нашли записку, что-то вроде прощального письма: «На время я скрываюсь, но хочу заверить, что ни в чем не виновен. Прошу не беспокоиться обо мне».
   Я впал в настоящий ступор, начисто перестал соображать. Я давно уже с подозрением относился к дяде Куно, но никак не ожидал, что он так просто сложит оружие; такая примитивная развязка даже разочаровала меня.
   – Когда же дядя убежал?
   – А вот этого-то никто и не знает. Говорят, он жаловался на плохое самочувствие и хотел пораньше лечь спать в какой-нибудь дальней комнате. С тех пор его не видели. Когда рано утром пришел полицейский и объявил, что хочет видеть Куно Цунэми, ему так и сказали; он спит в одной из дальних комнат. Полицейский осмотрел несколько комнат, обнаружил в одной из них постель, но она была пуста.
   – А можно понять, лежал ли кто-то в постели?
   – В том-то и дело, что нет. Наверное, дядя вчера вечером ушел в комнату, где ему приготовили постель, но ложиться не стал, сразу убежал из дома. Да! Говорят еще, что он унес с собой все деньги, которые имелись в доме.
   – А когда дядя Куно высказывал намерение лечь спать?
   – В половине десятого.
   В таком случае у него было достаточно времени, чтобы убить «монахиню с крепким чаем».
   – Сестра! – Я отложил палочки в сторону и повернулся к Харуё. – Как ты думаешь, дядя Куно способен на такое бессмысленное злодейство?
   – Нет, не могу в это поверить, – она глубоко вздохнула, – правда, он всю жизнь любил читать детективы…
   – Детективы? – Отрешенным взглядом я продолжал наблюдать за Харуё.
   – Да… Бабушки даже ворчали порой, что в его годы увлекаться детективами глупо, перед людьми стыдно… Я не знаток детективов, но, насколько я понимаю, там пишут про убийства и прочие ужасы… Но я не думаю, что книги эти так на него подействовали.
   Я знаком с детективами ненамного лучше Харуё. Читал кое-что, но мне никогда в голову не приходило, что среди читателей и авторов этих историй есть злодеи. Правда, обдумывая прочитанное, я задавался иногда вопросом, чего же в детективах больше – фантазии или ужасной правды?
   Днем к нам неожиданно приехал Коскэ Киндаити, один. Снова будет мучить меня расспросами, нервно подумалось мне. Но Коскэ Киндаити, судя по всему, не имел таких намерений. Он взглянул на меня и засмеялся:
   – Не пугайтесь. Я заехал просто повидаться с вами.
   – Правда? – Я весь сжался, но, к счастью, оказавшаяся рядом Харуе пришла мне на помощь.
   – Дядю Куно нашли? – переменила она тему.
   – Пока нет. В связи с этим происшествием инспектор Исокава срочно уехал в город. Что они там решат, пока неясно. – Удивительно, но в голосе Киндаити не слышалось никакой заинтересованности.
   Я все лее полюбопытствовал:
   – Правда ли, что записка, найденная вчера у постели Байко, написана дядей Куно?
   – Да, это правда. Никаких сомнений не остается. Этот листочек вырван из блокнотика, какие в конце года банк раздавал своим лучшим клиентам. Такие блокнотики у вас в деревне получили всего три семьи: ваша, Номура и Куно. Экспертиза показала, что записи на найденном листке сделаны рукой доктора Куно.
   – Побег дяди Куно связан с этим?
   – Наверняка.
   – Значит, на него падает подозрение в убийстве?
   – Тут не все так просто. Считается, что побег – своего рода признание. И, как правило, так и бывает. Но в нашем случае такой вывод был бы преждевременным, поскольку есть некоторые неувязки.
   – О каких противоречиях вы говорите?
   – Ну вот, для примера, убийство «монахини с крепким чаем».
   Я испуганно взглянул на Киндаити, но на лице его не было и следа какой-нибудь задней мысли.
   – Вы, видимо, тоже слышали о вчерашнем преступлении? Само по себе оно очень любопытно, но поговорим пока о другом. «Монахиня с крепким чаем» была убита около полуночи. Это мы установили с абсолютной достоверностью. Но мы располагаем доказательствами, что доктор Куно уехал вчера вечером в город поездом в двадцать два пятьдесят.
   Стало быть, у дяди Куно есть стопроцентное алиби, подумал я.
   – Далее если бы он планировал пересесть на встречный поезд и вернуться сюда, он бы не смог этого сделать: таких поездов не было. А на возвращение пешком потребовалось бы слишком много времени, до полуночи никак не успеть. Так что к происшествию с убиенной монахиней доктор Куно отношения не имеет, как, надо полагать, и ко всей серии убийств.
   – А чем же объясняется его исчезновение? Коскэ Киндаити улыбнулся:
   – Он понял, что, составив этот дурацкий список, лишил себя нормальной жизни в деревне. Так что бегство вполне оправданно.
   – Но можно предположить, что вчерашнее убийство с прежними никак не связано. Ведь, если судить по пресловутому списку, в планы убийцы входила смерть только одного из каждой пары. Из пары монашенок Байко уже убита, и, следуя логике убийцы, не было надобности убивать еще и «монахиню с крепким чаем»? – произнес я целую тираду.
   Это было то самое сомнение, которое с утра не давало мне покоя.
   Услышав это, Коскэ Киндаити неожиданно вскинул голову:
   – Ага, вы, значит, тоже обратили на это внимание! Не было надобности! Конечно, не было. Но это все-таки, думаю, следует рассматривать как продолжение пресловутой цепочки. В первоначальные планы убийцы последний случай не входил. Причина, по которой ее нельзя было оставить в живых, возникла внезапно. Что за причина? Допустим, преступник совершил какую-то оплошность. Вот в случае с Байко и была такая оплошность. Вы не понимаете, Тацуя-сан? А могли бы и понять. А может быть, это и естественно, что пока это вам непонятно.
   Киндаити, прищурившись, посмотрел на меня, еле слышно вздохнул, после чего спокойно удалился.
   Зачем он вообще приходил сюда?

Люди из небытия

   В этот вечер я снова через потайной ход в кладовой проник в тоннель.
   Учитывая, что вчера Харуё заметила мое исчезновение, сегодняшнее предприятие было рискованным. Я прекрасно понимал это, но не мог справиться с внутренним импульсом, побуждавшим меня идти на этот риск. Кроме того, я обещал Норико встретиться с ней и хотел удостовериться, что она никому не рассказала о приключениях вчерашней ночи.
   У сундука в кладовой я долго медлил в нерешительности и в результате оказался в тоннеле позднее, чем вчера ночью.
   Со свечой в руках я спустился по выдолбленным в скале ступенькам, вошел в тоннель и двинулся вперед.
   На сей раз никакого страха я не испытывал, ведь вчера я уже прошел тоннель туда и обратно. Благополучно миновав все препятствия, добрался до развилки и, вздрогнув, остановился.
   Справа со звуком, похожим на хлопок, время от времени что-то вспыхивало. Я сразу же погасил свечу и замер.
   За развилкой, если пройти немного вперед, был крутой поворот; неяркие вспышки возникали за ним. Свет будто ласкал стены тоннеля и тут же гас. После двух-трех вспышек я сообразил, что кто-то за поворотом пытался зажечь спички. Меня словно холодной водой окатило, сердце на миг замерло, а еще через мгновение бешено забилось, я облился потом.
   Сомнений нет, в пещере кто-то находится! Вспомнились некоторые детали позавчерашней ночи. Человек, прокравшийся в мою комнату, человек, напугавший в тоннеле Коумэ-сама и Котакэ-сама… Уж не этот ли самый человек находится сейчас здесь?
   Снова появился бледный огонек. Но на сей раз он сразу не погас, наоборот, через мгновение разгорелся сильнее. А, понятно, это свеча. При ее свете кто-то осматривал стены тоннеля; вскоре мерцание прекратилось, свет стал ровным и довольно ярким. У ночного незнакомца, по-видимому, имелся бумажный фонарь, которым он заменил свечу.
   Я тут же вернулся к развилке и отступил в темноту, влево. Сердце опять лихорадочно запрыгало в груди, но теперь уже потому, что до меня дошло: есть прекрасная возможность разглядеть этого типа, нужно только ловко и вовремя отбегать в сторону, в темноту.
   Свет фонаря, качаясь, приближался к крутому изгибу. Я тесно прижался спиной к стене и с бьющимся сердцем ждал: вот сейчас, сейчас он подойдет совсем близко!
   Вскоре отсвет фонаря, обогнув изгиб тоннеля, ярким желтым пламенем стал светить мне прямо в лицо; шаги приближались. Я сглотнул, ожидая встречи с этим человеком. И вот он уже тут, передо мной. Не скрою, в этот момент я был сам не свой от страха.
   Представьте себе, что этим «негодяем» оказалась… Норико.
   – Норико-сан, ты ли это?!
   Она, безусловно, сама страшно испугалась, но, поднеся к моему лицу фонарь, сразу успокоилась:
   – Татт-тян, это ты… – радостно воскликнула она и прижалась к моей груди.
   – Нотт-тян, как ты оказалась тут?
   Испуг у меня еще не прошел. Я растерянно смотрел на Норико, пытаясь сообразить, что к чему. А Норико, наоборот, была совершенно спокойна.
   – Тебя искала. Я тебя долго ждала, а ты все не приходил. Вот я и…
   – Ты давно уже знаешь про этот тоннель? – Мой вопрос прозвучал излишне строго.
   – Да нет… Я сначала ждала тебя там, где мы расстались вчера. Долго ждала. А тебя все нет и нет. Я и подумала: а вдруг ты прячешься в этой норе? Ну и забралась в нее. Она оказалась такой глубокой… А потом я решила: может, ты не просто прячешься, а гуляешь внутри. Сбегала домой за бумажным фонарем… И вот…
   Безрассудная отвага девушки даже покоробила меня.
   – Тебе не было страшно, Нотт-тян?
   – Было. Но я надеялась встретить тебя и о страхе совсем забыла. И видишь, я правильно сделала, что пришла. Вот мы и встретились…
   Ох, святая простота!.. Я вдруг почувствовал всю глубину ее любви ко мне, и теплая волна затопила мою душу, смыв раздражение. Тем не менее следовало завершить начатое.
   – Нотт-тян!
   – Что?
   – О вчерашней встрече ты ведь никому ничего не рассказывала?
   – Никому ничего…
   – И о том, что мы виделись сегодня, тоже не надо…
   – Ладно, никому не скажу.
   – Главное, Синтаро ничего не рассказывай.
   – Поняла.
   – А как он сегодня? Уходил куда-нибудь?
   – Жаловался, что голова болит, и спит целый день. А знаешь, что странно? Он, как и ты, просит ничего никому не рассказывать.
   – Действительно странно.
   – Например, просил никому не говорить, что он вчера поздно ночью выходил из дому. Интересно, почему всем мужчинам так нравится обманывать?
   Что-то екнуло у меня в груди.
   – Нотт-тян, ты слышала, что кто-то убил «монахиню с крепким чаем»?
   – Слышала. Прямо поразилась, когда узнала об этом сегодня утром… А помнишь, вчера ночью тень отражалась на застекленной стене? Так, может, это и был убийца Мёрэн?
   – Нотт-тян, а что говорит об этом Синтаро?
   – Синтаро? Да ничего… А почему ты спрашиваешь? – Норико вопросительно взглянула на меня.
   Неожиданно позади нас раздался крик, и из глубины тоннеля послышались шаги, На мгновение мы застыли, а потом я забрал у Норико фонарь и пошел вперед, туда, откуда слышались шаги.
   – Тацуя!
   – Жди меня тут.
   – Нет, я пойду с тобой.
   Я сейчас находился за развилкой, дорожка, по которой я шел, из-за колдобины резко поворачивала в сторону. Поэтому у нас были шансы остаться незамеченными.
   Ориентируясь на звуки шагов, мы осторожно продвигались в глубь тоннеля. Идти было тяжело, дорога петляла, как кишки барана. Шли долго. У незнакомца, вероятно, была свеча, ее слабый свет впереди служил нам дополнительным ориентиром, но догнать удаляющегося человека никак не удавалось.
   Интересно, какое расстояние мы прошли от развилки?
   В конце концов шагов не стало слышно, отсвет тоже исчез, и мы в полной растерянности остановились во мраке тоннеля.
   – Кажется, догонять его бесполезно.
   – Да… Ему удалось удрать от нас.
   – Интересно, кто он такой?
   – Если бы знать!
   – Эта пещера необычно глубокая, правда?
   – Да уж! Но где-то должен быть выход.
   – Пройдем еще немного, чего стоять?
   – У тебя, Нотт-тян, хватит храбрости?
   – Хватит, ты же рядом.
   – Уговорила. Что ж, пошли!
   О том, чтоб поймать таинственного незнакомца, я уже и не думал. Я ведь поставил перед собой совсем другую цель: сегодня ночью непременно найти молельню, которую посещают Коумэ-сама и Котакэ-сама.
   Прихватив фонарь, мы минут пять с великой осторожностью продвигались вперед. Заметили, что тоннель неожиданно стал гораздо шире. Это удивило меня, я поднял вверх фонарь, чтоб обзор был лучше, и огляделся. Вдруг Норико вскрикнула и прижалась ко мне.
   – Что случилось, Нотт-тян?
   – Не поверишь… В таком месте – и вдруг человек…
   – Что? Где человек? – Эта новость и удивила меня, и испугала. Я стал светить фонарем в ту сторону, куда указывала Норико. Ужас пробрал меня до костей.
   В стене пещеры была выдолблена ниша, где располагалось нечто вроде ковчега, на какие обычно воздвигается статуя Будды. Но вместо Будды на каменном ковчеге невозмутимо восседал самурай в доспехах. Сначала я решил, что доспехи внутри пусты, но оказалось, я ошибся. При ближайшем рассмотрении стало ясно: доспехи скрывали человека. Он был совершенно неподвижен, только его глаза очень внимательно смотрели вниз, на нас.

Человек в доспехах

   На какое-то время я лишился дара речи. От страха сердце стучало так, что его биение я ощущал в горле, я не мог вымолвить ни слова – язык словно одеревенел.
   Надеюсь, читатели не осудят меня за трусость. Вряд ли найдется на свете хоть один человек, который, столкнувшись в темной пещере с кем-то, очень напоминающим живого человека, не ощутит панического страха. А уж если этот некто безмолвен, неподвижен, да еще с прищуром, пристально глядит на вас!
   – К… кто это может быть? – с трудом сглотнув, проговорил я.
   Ответа, конечно, не последовало. Какой там ответ? Он даже не пошелохнулся. Было впечатление, что он, желая укрыться от внешнего мира, окутал себя всего непроницаемой и невидимой завесой. Мы с Норико молча переглянулись.
   Приблизив губы к моему уху, Норико прошептала:
   – Тацуя! Может, это кукла? Но на деревянную фигуру не похожа.
   Я тоже подумал в какой-то момент, что это деревянная скульптура, но потом сообразил, что нет в ней характерной деревянной твердости. Наоборот, фигура чрезвычайно похожа на человеческую. Но как бы то ни было – это не живой человек. И это меня несколько успокоило.
   – Нотт-тяи, оставайся тут, а я кое-что проверю.
   – Ладно.
   Я отошел от Норико, взял фонарь, вскарабкался с ним на ковчег и поднес фонарь ближе к загадочной фигуре.
   С ароматом горящей свечи смешались запахи плесени, гниения. Человека, имевшего – в отличие от меня – дело со стариной, эти запахи не удивили бы. Но даже такой профан, как я, сообразил, что источавшие гнилостный аромат шлем и доспехи принадлежали самураю высокого чина и были очень старыми – ткань рваная, нагрудные латы наполовину прогнили.
   Я осветил фонарем голову под шлемом и оторопел: передо мной не скульптура, не деревянная кукла, а настоящий человек. Нет, не живой, конечно, но тем более пугающий. Кожа у мертвеца была какой-то серой или, точнее, бесцветной, гладкой на ощупь, но лишенной упругости, свойственной живым.
   Возраст – между тридцатью и сорока годами. Прямой нос, слегка выдающиеся скулы. Слишком близко посаженные глаза. Узкий лоб, заостренный подбородок.. – облик грозного воина. Широко раскрытые, но совершенно неживые глаза казались керамическими.
   От этого жуткого зрелища я в очередной раз покрылся холодным липким потом. Стуча зубами и борясь с подступающей тошнотой, я сообразил, что это лицо мне знакомо. Этот узкий лоб, этот острый подбородок, эти близко посаженные глаза… Я точно видел это лицо! Но где и когда? Кому оно принадлежало?
   Но взволнованная Норико помешала мне сосредоточиться.
   – Что случилось, Тацуя? Что там внутри доспехов?
   – Нотт-тян, не подходи сюда, оставайся там!
   – Но я боюсь за тебя…
   – Я уже спускаюсь.
   Норико подскочила ко мне, едва я опустился на пол:
   – Ой, ты весь мокрый!
   – Ничего, ничего… Не беспокойся…
   Я мучительно пытался вспомнить, кого мне напоминает покойник. И кто же он сам? Я снова огляделся вокруг. Перед каменным ковчегом подсвечник с курительными свечами и сосудиком для благовоний, самурай в шлеме и доспехах заместо Будды – да, наверняка это и есть молельня, посещаемая Коумэ и Котакэ. А мертвец, без сомнения, имеет какое-то отношение к бабушкам. Узнать бы какое?!
   – Тацуя! – Норико прильнула к моей груди и со страхом снизу вверх заглянула мне в глаза. – Скажи, Тацуя, под доспехами в самом деле кто-то есть? Там не кукла?
   – Погоди-ка, Нотт-тян, хочу кое о чем спросить тебя. Среди умерших в деревне в последнее время не было мужчины лет тридцати—сорока?
   – А в чем дело? Почему ты спрашиваешь? – В глазах Норико отразилось недоумение. – Да ты и сам, Татт-тян, знаешь, кто умер в последнее время. Пожалуй, такого возраста был Кодзэн и, кстати, твой брат Куя-сан.
   – Так-так… Брат Куя!.. – Мелькнувшая в голове мысль поразила меня словно током.
   Все правильно! Да, все именно так. Лицо человека в доспехах чрезвычайно напоминало лицо брата Куя. Те же близко посаженные глаза, узкий лоб, тот же заостренный подбородок, такое же жесткое выражение лица.
   Однако… Однако этого быть не может! Ведь его после смерти уложили в гроб, а гроб закопали на семейном кладбище. Более того, его труп приходилось вскрывать, для чего была произведена эксгумация, но после нее труп снова поместили в гроб и закопали там же. Я прекрасно помню, что первым бросил ком земли в могилу брата. Своими глазами видел, как гроб опускали в землю. Надгробную плиту, правда, еще не установили, но так или иначе брат спит вечным сном на кладбище.
   Нет, этот «самурай» просто похож на брата. По-видимому, он тоже принадлежит к роду Тадзими, но если учесть, что в последние годы в семье Тадзими скончался только Куя, придется признать, что в пещере именно он. Кто-то выкопал останки из могилы, перенес сюда и, украсив пещеру, устроил здесь молельню? Это более чем странно. А как объяснить то, что более чем через десять суток со дня смерти признаков разложения трупа не заметно?
   Сомнения, подозрения, колебания переполняли меня, как вдруг…
   – Кто там?.. Кто там? Ответьте! – раздалось откуда-то сзади.
   Вздрогнув, мы вскочили на ноги, обернулись назад и увидели фигуру человека с фонарем в руках.
   – Кто там?.. Вы кто?.. – Человек с фонарем сделал несколько шагов по направлению к нам.
   Норико испуганно попятилась и прижалась ко мне.
   – Отзовитесь, кто вы?! – Нас окликнули в третий раз и приподняли фонарь, чтоб лучше разглядеть пещеру.
   В пещере, отражаясь от всех стен, звуки изменяются до неузнаваемости, но этот голос я все же узнал.
   – Ой, так это же ты, сестра! А это я, Тацуя.
   – Тацуя-сан?! Ну, правильно, я так и думала. А с тобой кто?
   – Норико-сан.
   – Норико-сан? В таком месте? – Харуё очень удивилась, и голос ее прозвучал как-то пронзительно. Она поспешно приблизилась к нам. – И в самом деле Норико…
   Харуё подозрительно взглянула на нас обоих, потом огляделась вокруг:
   – А что вы тут делаете?
   – Я все потом объясню. А как ты оказалась тут?
   – Я…
   – В этой пещере ты уже бывала?
   – Нет, конечно. Я тут впервые… – снова оглядев пещеру, ответила Харуё и вся сжалась от страха. – Я только по слухам знала о ней. Еще в детстве слышала от старших, что из усадьбы ведет куда-то потайной ход. Но бабушка говорила, что его давно уже замуровали…
   – Значит, Харуё-сан, сегодня ночью ты впервые увидела потайной ход?
   Сестра согласно кивнула.
   – А каким образом ты попала сюда?
   В моих расспросах была, наверное, излишняя настойчивость, потому что Харуё как-то сникла. Но, быстро взяв себя в руки, заговорила, глядя прямо мне в глаза:
   – Тацуя-сан, вчера вечером я пошла к тебе поговорить, но нигде тебя не нашла. Обратила внимание, что засов закрыт изнутри. Это показалось мне очень странным. Я долго ждала тебя, но ты все не возвращался, и в конце концов я вернулась в свою комнату. А сегодня утром обнаружила, что ты у себя. Снова почувствовала себя… заколдованной. Я попыталась поговорить с тобой, но ты отмалчивался, и я оставила эту затею, но все равно тревога меня мучила. И сегодня ночью я снова пошла к тебе. И опять тебя не обнаружила. Проверила запоры – комната закрыта изнутри. И вот тогда-то вспомнила про потайной ход, о котором слышала в детстве. Подумала: наверняка этот ход где-то здесь. Начала искать его, добралась до кладовой и увидела в ней длинный сундук, на крышке которого, кстати, обнаружила вот это.
   Из-за пазухи Харуё достала мой носовой платок.
   – Это ведь твой, Тацуя-сан? Потом я сняла крышку и заметила на дне сундука застывшую капельку воска. Пока я копалась в сундуке, вдруг раскрылось его дно. Ну, я и спустилась. Вот так и добралась сюда.
   Харуё снова смерила нас подозрительным взглядом и продолжила:
   – А все же, Тацуя-сан, тебе откуда-то известно стало о существовании потайного хода? Кто рассказал тебе о нем?
   Теперь, разумеется, не было никакого смысла скрывать от нее все, что я знал о пещере, молельне и посещающих ее бабушках, но мне не хотелось посвящать ее в эти подробности.
   – Дорогая сестра, мы все равно скоро вернемся домой, там все и расскажу. А пока у меня вопрос к тебе. Посмотри, что находится вон там? Внутри? Вообще, что это? Кто это?
   Я приподнял фонарь и указал ей на ковчег. По всей видимости, Харуё впервые увидела его. Она ахнула и в испуге попятилась. Но, быстро взяв себя в руки, сделала пару шагов по направлению к ковчегу.
   – М-м-м… Как странно! Кто мог доставить и установить здесь все это? – тяжело дыша, проговорила Харуё.
   – А шлем этот тебе знаком?
   – Да. Один раз я видела его, правда, очень давно. Кстати, и тебе, Тацуя-сан, он должен быть знаком. У нас в дальних комнатах есть что-то вроде молельни, помнишь? Ты еще спрашивал, не домашняя ли божница там. Это почти так. Только божница синтоистская. Официально ее называют божницей Инари – бога злаков… – После короткой паузы Харуё продолжила: – Наверняка ты слышал и эту историю, когда был ребенком. В этих местах когда-то была очень почитаемая правительница. В ее честь и создали эту божницу. Так вот, шлем этот принадлежал ей. Эту воительницу, повторю, очень почитали, а все, что находилось в домашней божнице, положили в этот каменный ковчег. И вот лет пятнадцать назад в один прекрасный день все из божницы исчезло. Все думали, что грабители унесли, если бывают такие странные грабители… А все-таки кому пришло в голову перетащить и ковчег, и его содержимое сюда?
   То, что касается шлема и доспехов, стало более или менее понятным, гораздо сильнее меня интересовал человек, одетый в эти доспехи.
   – Спасибо, Харуе, с этим теперь ясно. Но… Пожалуйста, посмотри внимательно на лицо человека в шлеме.
   Харуё нерешительно посмотрела на меня, робко улыбнулась:
   – Нет, не хочу… Не пугай меня, Тацуя-сан. У меня и так слабое сердце.
   – Ну наберись мужества, прошу тебя! Я поднимался наверх, осматривал этого человека, но не понял, кто он.
   Харуё, не скрывая страха, подняла взгляд. А на нее сверху вниз смотрели недобрые глаза человека в шлеме и доспехах. Сестра глубоко вздохнула, взяла фонарь и подняла его как можно выше, потом нерешительно подошла к ковчегу.