Страница:
– Я… Я совсем ни на кого… не сержусь.
– Нет, сердишься. На меня? Пожалуйста, Харуё-сан… Прости меня, если я был в чем-то не прав. Сказки, что я сделал не так? Я искуплю свой проступок. Но и ты перестань дуться, если не хочешь довести меня до отчаяния.
Сестра молча долго смотрела на меня, потом ее лицо скривилось, как у собирающегося зареветь ребенка.
– Тацуя-сан!.. – Харуё неожиданно припала к моей груди и громко зарыдала.
– Ну что ты, что ты… Успокойся! Мы с Норико были изумлены.
Сестра, не отрываясь от меня, продолжала надрывно плакать.
– Прости меня, Тацуя-сан, прости… У меня и в мыслях не было сердиться… Во всем я виновата. Ты ни в чем не провинился. Виновата только я, одна я… Прости… Пожалуйста, прости меня.
Сестра потерлась лицом о мою грудь и снова безудержно зарыдала. Ее слезы жгли меня сквозь одежду.
Я не знал, что делать. Не мог понять, как объяснить внезапную смену настроения Харуё, внезапного взрыва чувств. Первым побуждением было успокоить ее, но я не знал как. Я сжал ее руку, погладил, оставалось только ждать, когда плач прекратится сам собой. Норико тоже совсем растерялась и, видимо, не могла найти нужных слов, только с тревогой наблюдала за Харуё.
Прошло немало времени, прежде чем всхлипывания Харуё прекратились. Я ласково погладил ее по плечу;
– Харуё, милая, ты наверняка безумно устала, оттого и плакала без всякой причины. Давай вернемся домой и хорошенько отдохнем.
– Прости меня.
Сестра наконец оторвалась от моей груди, вытирая слезы, виновато улыбнулась и с благодарностью взглянула на меня:
– Что-то на меня накатило. Без всякого повода раздражение обуяло, потом разревелась… Норико-сан, мое дурацкое поведение, наверное, шокировало вас…
– Нет, совсем не шокировало, только встревожило. Сейчас, Харуё-сан, надеюсь, вам лучше?
– Да, все прошло. Наверное, правда от переутомления. В последнее время бессонница замучила. Да, лучше возвращаться, в таком месте долго находиться вредно.
– Конечно, пойдемте домой, – проговорила Норико.
– Спасибо за помощь. Но только я не могу вернуться, я очень боюсь за бабушку Коумэ.
Ох, я о ней совсем забыл,.. Харуё права. Нельзя же, бросив в беде старушку, несчастного воробышка, возвращаться домой. У меня не хватило решимости уговорить Харуё вернуться и продолжить поиски одному.
– Давайте сделаем так: найдем какое-нибудь подходящее место, передохнем и продолжим поиски бабушки.
– Да, ты прав, так и сделаем, – ответила Харуё. Она не стала перечить мне.
– Нотт-тян, там не видно местечка, где можно было бы присесть? – спросил я.
– Пойду поищу, – ответила Норико и, взяв фонарь, отправилась искать.
– Тацуя, вот здесь можно даже подремать! Тут, во всяком случае, не сыро. Харуё-сан, идите сюда! – вскоре позвала она.
Норико обнаружила впадину в стене, а в ней известняковый валун, позволявший всем троим устроиться на нем.
Харуё, видимо, совсем выбилась из сил, лицо ее стало еще бледнее, она тяжело дышала.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе непременно надо отдохнуть,
– Не беспокойся. Немного посижу и приду в себя. – Сестра потерла лоб, взяла фонарь и огляделась. – А, поняла. Это место называется «Нос Тэнгу», – объяснила она.
– Почему ты так решила?
– А взгляните туда. Видите скалу, похожую на длинный нос Тэнгу? – Харуё высоко подняла фонарь и осветила выступ, действительно напоминавший нос мифического существа.
Я разглядел также и то, что за ним пещера снова расширялась. А еще на стене напротив впадины, в которой мы сейчас устроились, обнаружился рельеф, очень напоминающий маску Тэнгу.
– Ой! – воскликнул я. – Посмотрите! А стена напротив вся целиком напоминает маску Тэнгу!
– Я о том и говорю, – поддержала меня Харуё, – и в карте лабиринта это место так называется. – Она вытащила схему подземелья и показала на ней название «Нос Тэнгу».
Кроме того, в карте значились: «Обезьянье кресло» и «Эхо на перепутье». И, как на моей бумаге, рядом со схемой помещались три стиха.
Пройдя один ри по устланной листьями конопли дорожке, выйдешь к камню, который наречен названием Обезьянье кресло.
Дойдя до Носа Тэнгу, сделай передышку и внимательно прислушайся к Эху на перепутье.
Есть шесть дорог, одна из которых – дорога дьявола, за ней – дорога Будды. Прислушайся к Эху на том перепутье и сохрани звучание его в душе своей.
– Вот оно что! Получается, первым пунктом в подземном лабиринте обозначено «Обезьянье кресло»? – удивленно спросил я.
– По всей вероятности, именно так. А «Нос Тэнгу» – второй пункт. А где-то недалеко отсюда, должно быть, находится «Эхо на перепутье», – высказала свое предположение Харуё.
– Как понимать эту фразу: «Внимательно прислушайся к Эху на перепутье»? – включилась в разговор Норико.
– Сама не очень понимаю, – ответила Харуё и предположила: – Тут написано еще: «Дойдя до Носа Тэнгу, сделай передышку…» То есть если в этом месте остановиться и прислушаться, то различишь какие-то звуки.
Внезапно Харуё подняла руку:
– Т-с! Тихо!.. Слышите? Что это? Мы с Норико затаили дыхание.
– Сестра, ты что-то слышишь? – спросил я.
– Мне почудился крик, очень необычный, – ответила Харуё и рукой прикрыла мой рот.
И тут я тоже отчетливо услышал звук. Мне показалось, кто-то высоким голосом простонал. Через короткий промежуток времени откуда-то издалека снова раздался стон, повторявшийся несколько раз. Затем из глубины пещеры послышались торопливые шаги. Казалось, двигается целое войско.
– Кто-то идет сюда! – прошептала Харуё.
– Нотт-тян, задуй фонарь! – велел я тоже шепотом.
Мы оказались в кромешной тьме.
Гулкий топот сразу прекратился. И все же ясно было, что кто-то, спотыкаясь, продолжает приближаться к нам.
А, ну ясно! И жалобные стоны, которые доносились прежде, и перестук шагов конечно же не свидетельствуют о том, что идущих людей много.
«Эхо на перепутье» – из самого названия ясно, что в сложном подземном лабиринте имеется какое-то место с необычной акустикой. Единичный звук, отражаясь стенами, скалистыми породами, многократно и бесконечно повторяется эхом, которое разносится далеко вокруг.
Следовательно, сюда движется не толпа, а один человек. Если бы их было хотя бы двое, они, скорее всего, разговаривали бы, и мы бы обязательно это услышали.
Вот направляющийся в нашу сторону человек опять споткнулся или наткнулся на что-то. Соответствующие звуки многократно повторились.
– Эхо… – Норико тоже поняла наконец, в чем дело.
– Да, эхо, – подтвердил я.
– Тихо! Молчите! Он уже совсем близко, – прошептала Харуё.
Топот стих: некто, бродящий по подземелью, вышел за пределы особой акустической зоны «Эха на перепутье». Теперь было отчетливо слышно, что двигается он крадучись. Мы замерли в ожидании. И тут за скалой появилось колеблющееся кольцо света. Наверное, идущий в нашу сторону человек пользуется карманным фонарем. Мы присели, прижавшись к стене. Кольцо света от фонарика было уже совсем близко. В двадцати шагах от нас, в пятнадцати, в десяти шагах, в пяти… А-а-а, наконец-то! Перед нами показался мужчина.
К счастью, мы прятались в глубокой впадине, и он нас не заметил. Когда этот человек проходил мимо, удалось разглядеть его и узнать. Им оказался одетый в серое Эйсэн из храма Мароодзи.
«Бездна блуждающих огоньков»
Ситуация становится критической
– Нет, сердишься. На меня? Пожалуйста, Харуё-сан… Прости меня, если я был в чем-то не прав. Сказки, что я сделал не так? Я искуплю свой проступок. Но и ты перестань дуться, если не хочешь довести меня до отчаяния.
Сестра молча долго смотрела на меня, потом ее лицо скривилось, как у собирающегося зареветь ребенка.
– Тацуя-сан!.. – Харуё неожиданно припала к моей груди и громко зарыдала.
– Ну что ты, что ты… Успокойся! Мы с Норико были изумлены.
Сестра, не отрываясь от меня, продолжала надрывно плакать.
– Прости меня, Тацуя-сан, прости… У меня и в мыслях не было сердиться… Во всем я виновата. Ты ни в чем не провинился. Виновата только я, одна я… Прости… Пожалуйста, прости меня.
Сестра потерлась лицом о мою грудь и снова безудержно зарыдала. Ее слезы жгли меня сквозь одежду.
Я не знал, что делать. Не мог понять, как объяснить внезапную смену настроения Харуё, внезапного взрыва чувств. Первым побуждением было успокоить ее, но я не знал как. Я сжал ее руку, погладил, оставалось только ждать, когда плач прекратится сам собой. Норико тоже совсем растерялась и, видимо, не могла найти нужных слов, только с тревогой наблюдала за Харуё.
Прошло немало времени, прежде чем всхлипывания Харуё прекратились. Я ласково погладил ее по плечу;
– Харуё, милая, ты наверняка безумно устала, оттого и плакала без всякой причины. Давай вернемся домой и хорошенько отдохнем.
– Прости меня.
Сестра наконец оторвалась от моей груди, вытирая слезы, виновато улыбнулась и с благодарностью взглянула на меня:
– Что-то на меня накатило. Без всякого повода раздражение обуяло, потом разревелась… Норико-сан, мое дурацкое поведение, наверное, шокировало вас…
– Нет, совсем не шокировало, только встревожило. Сейчас, Харуё-сан, надеюсь, вам лучше?
– Да, все прошло. Наверное, правда от переутомления. В последнее время бессонница замучила. Да, лучше возвращаться, в таком месте долго находиться вредно.
– Конечно, пойдемте домой, – проговорила Норико.
– Спасибо за помощь. Но только я не могу вернуться, я очень боюсь за бабушку Коумэ.
Ох, я о ней совсем забыл,.. Харуё права. Нельзя же, бросив в беде старушку, несчастного воробышка, возвращаться домой. У меня не хватило решимости уговорить Харуё вернуться и продолжить поиски одному.
– Давайте сделаем так: найдем какое-нибудь подходящее место, передохнем и продолжим поиски бабушки.
– Да, ты прав, так и сделаем, – ответила Харуё. Она не стала перечить мне.
– Нотт-тян, там не видно местечка, где можно было бы присесть? – спросил я.
– Пойду поищу, – ответила Норико и, взяв фонарь, отправилась искать.
– Тацуя, вот здесь можно даже подремать! Тут, во всяком случае, не сыро. Харуё-сан, идите сюда! – вскоре позвала она.
Норико обнаружила впадину в стене, а в ней известняковый валун, позволявший всем троим устроиться на нем.
Харуё, видимо, совсем выбилась из сил, лицо ее стало еще бледнее, она тяжело дышала.
– Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе непременно надо отдохнуть,
– Не беспокойся. Немного посижу и приду в себя. – Сестра потерла лоб, взяла фонарь и огляделась. – А, поняла. Это место называется «Нос Тэнгу», – объяснила она.
– Почему ты так решила?
– А взгляните туда. Видите скалу, похожую на длинный нос Тэнгу? – Харуё высоко подняла фонарь и осветила выступ, действительно напоминавший нос мифического существа.
Я разглядел также и то, что за ним пещера снова расширялась. А еще на стене напротив впадины, в которой мы сейчас устроились, обнаружился рельеф, очень напоминающий маску Тэнгу.
– Ой! – воскликнул я. – Посмотрите! А стена напротив вся целиком напоминает маску Тэнгу!
– Я о том и говорю, – поддержала меня Харуё, – и в карте лабиринта это место так называется. – Она вытащила схему подземелья и показала на ней название «Нос Тэнгу».
Кроме того, в карте значились: «Обезьянье кресло» и «Эхо на перепутье». И, как на моей бумаге, рядом со схемой помещались три стиха.
Пройдя один ри по устланной листьями конопли дорожке, выйдешь к камню, который наречен названием Обезьянье кресло.
Дойдя до Носа Тэнгу, сделай передышку и внимательно прислушайся к Эху на перепутье.
Есть шесть дорог, одна из которых – дорога дьявола, за ней – дорога Будды. Прислушайся к Эху на том перепутье и сохрани звучание его в душе своей.
– Вот оно что! Получается, первым пунктом в подземном лабиринте обозначено «Обезьянье кресло»? – удивленно спросил я.
– По всей вероятности, именно так. А «Нос Тэнгу» – второй пункт. А где-то недалеко отсюда, должно быть, находится «Эхо на перепутье», – высказала свое предположение Харуё.
– Как понимать эту фразу: «Внимательно прислушайся к Эху на перепутье»? – включилась в разговор Норико.
– Сама не очень понимаю, – ответила Харуё и предположила: – Тут написано еще: «Дойдя до Носа Тэнгу, сделай передышку…» То есть если в этом месте остановиться и прислушаться, то различишь какие-то звуки.
Внезапно Харуё подняла руку:
– Т-с! Тихо!.. Слышите? Что это? Мы с Норико затаили дыхание.
– Сестра, ты что-то слышишь? – спросил я.
– Мне почудился крик, очень необычный, – ответила Харуё и рукой прикрыла мой рот.
И тут я тоже отчетливо услышал звук. Мне показалось, кто-то высоким голосом простонал. Через короткий промежуток времени откуда-то издалека снова раздался стон, повторявшийся несколько раз. Затем из глубины пещеры послышались торопливые шаги. Казалось, двигается целое войско.
– Кто-то идет сюда! – прошептала Харуё.
– Нотт-тян, задуй фонарь! – велел я тоже шепотом.
Мы оказались в кромешной тьме.
Гулкий топот сразу прекратился. И все же ясно было, что кто-то, спотыкаясь, продолжает приближаться к нам.
А, ну ясно! И жалобные стоны, которые доносились прежде, и перестук шагов конечно же не свидетельствуют о том, что идущих людей много.
«Эхо на перепутье» – из самого названия ясно, что в сложном подземном лабиринте имеется какое-то место с необычной акустикой. Единичный звук, отражаясь стенами, скалистыми породами, многократно и бесконечно повторяется эхом, которое разносится далеко вокруг.
Следовательно, сюда движется не толпа, а один человек. Если бы их было хотя бы двое, они, скорее всего, разговаривали бы, и мы бы обязательно это услышали.
Вот направляющийся в нашу сторону человек опять споткнулся или наткнулся на что-то. Соответствующие звуки многократно повторились.
– Эхо… – Норико тоже поняла наконец, в чем дело.
– Да, эхо, – подтвердил я.
– Тихо! Молчите! Он уже совсем близко, – прошептала Харуё.
Топот стих: некто, бродящий по подземелью, вышел за пределы особой акустической зоны «Эха на перепутье». Теперь было отчетливо слышно, что двигается он крадучись. Мы замерли в ожидании. И тут за скалой появилось колеблющееся кольцо света. Наверное, идущий в нашу сторону человек пользуется карманным фонарем. Мы присели, прижавшись к стене. Кольцо света от фонарика было уже совсем близко. В двадцати шагах от нас, в пятнадцати, в десяти шагах, в пяти… А-а-а, наконец-то! Перед нами показался мужчина.
К счастью, мы прятались в глубокой впадине, и он нас не заметил. Когда этот человек проходил мимо, удалось разглядеть его и узнать. Им оказался одетый в серое Эйсэн из храма Мароодзи.
«Бездна блуждающих огоньков»
В ту ночь, так и не прояснив судьбу Коумэ-сама, мы прервали поиски и, изможденные, вернулись домой.
Единственное, что мы вынесли из этого похода, – это то, что подземный лабиринт глубок, практически бесконечен и поиск бабушки абсолютно бесперспективен. К тому же состояние Харуё становилось все хуже и хуже.
Мне кажется, что причиной ухудшения ее состояния стало то, что человеком, путешествовавшим ночью по жуткому подземелью, оказался Эйсэн. Сестра и без того слаба, а тут такая «прогулка» и такие волнения, да еще появление Эйсэна… Не только для Харуё, для меня и Норико встреча с Эйсэном ночью в таком месте была шоком.
Лицо Эйсэна в темной пещере показалось мне ужасным! Глаза вот-вот выскочат из орбит, маленький нос дергается, зубы клацают… Когда я увидел его совсем рядом, у меня появилось ощущение, что я вот-вот лишусь чувств. Вместе с тем я вспомнил, что уже видел похожую физиономию.
Когда? Где?..
Вспомнил я быстро. Да-да, в тот вечер, когда была убита монахиня Мёрэн! Физиономия спускавшегося вниз по склону Синтаро с мотыгой в руках! Зверское лицо Синтаро так напоминало безумную гримасу Эйсэна сегодня ночью! Вполне возможно, здесь есть какая-то связь. Позднее я размышлял по этому поводу и пришел к выводу, что Синтаро имеет отношение к убийству монахини Мёрэн. А священник Эйсэн? Что он делал ночью в глубине пещеры?
Неожиданное появление Эйсэна убийственно подействовало на сестру Харуё. Когда он ушел и не стало слышно его шагов, мы зажгли фонарь, и в его свете я увидел совершенно бескровное лицо сестры, лоб, покрытый холодным потом. Казалось, еще чуть-чуть, и она потеряет сознание.
Мы заговорили было о странном поведении Эйсэна, но сестра сказала, что не хочет о нем ни говорить, ни слушать, ей слишком тягостно все это. Пот градом катился у нее со лба.
Норико, не выдержав, воскликнула:
– Тацуя! Идем домой! А то Харуё-сан упадет в обморок! Поиски продолжим завтра.
Поддерживая Харуё с обеих сторон, мы дошли до первой развилки, там распрощались с Норико и вернулись к себе.
В ту ночь я не спал ни минуты. Я волновался и за Харуё, и за Коумэ, но снова спускаться в пещеру не было сил, хотя сомнения терзали меня: разве можно спать, так и не найдя бабку Коумэ? Завтра надо во что бы то ни стало продолжить поиски.
Правда, если и удастся найти бабку, скорее всего, она будет бездыханным, остывшим трупом…
И все выйдет наружу. И тайна пещеры, и прошлые грехи Коумэ и Котакэ.
Если я раскрою тайну происшедшего в пещере, как это отразится на мне? Мне выделили эту комнату, в дальней части дома. Здесь есть потайной ход, через который можно выйти куда угодно. Если о нем станет известно полиции и деревенским, что в связи с этим подумают обо мне? Я ведь и без того главный подозреваемый.
От страха меня кидало то в жар, то в холод. В горле щипало, рядом с постелью я поставил графин с водой и всю ночь большими глотками пил воду.
Чтобы отделаться от этих тягостных мыслей, я заставил себя думать об Эйсэне. Какое отношение имеет Эйсэн к последнему происшествию? Я вспомнил, как он орал на меня, выдвигая клеветнические обвинения. Кстати говоря, отъезд Эйсэна из деревни по времени совпадает с появлением в Кобэ человека, который расспрашивал обо мне. И тут мне в голову пришло нечто такое, от чего я подскочил в постели. Я взглянул на ширму, которая огораживала мою постель. Как вы помните, на ней изображены три древних святых старца. Работник Хэйкити рассказывал, что однажды ночью видел, как из картины на ширме выходил один из этих троих. Нечто подобное как-то раз почудилось и мне. Не Эйсэн ли то был?
Я вспомнил, что по пещере он бродил в серой хламиде. Ничего странного нет в том, что его фигура напоминает одного из старцев, изображенных на ширме.
Получается, что в смертях людей повинен священник Эйсэн? Да, похоже на то.
Меня продолжало трясти от ужаса и волнения, вею ночь я метался в постели без сна.
Пропавшая бабушка не вернулась домой и наутро, а я так и не смог решить, что же мне следует предпринять. Я отправился посоветоваться с Харуё. И, увидев ее, сразу понял, что она не в состоянии вести разговор на эту тему. Харуё была бледна, из-под закрытых век беспрерывно текли слезы. Снотворное, по всей вероятности, еще действовало. Котакэ тоже спала, причем храпела, как мужик.
Я все-таки сказал сестре, что пришел посоветоваться.
Она на миг открыла глаза и снова их закрыла:
– Тацуя-сан, поступай как знаешь. А я не в силах ни думать, ни действовать.
– Ладно. Тогда я сам пойду в пещеру на поиски. Она снова открыла глаза и произнесла:
– Да, наверное, лучше пойти. Надо пойти. – Сказав это, Харуё снова сомкнула веки.
– Конечно, жаль бабушку… – Я поглядел на Котакэ.
Из-под век Харуё опять, как росинка, катилась слеза.
– Так я спущусь, сестра. Только сначала зайду в полицейский участок, и, может быть, сюда прибудут полицейские. Придумай, что сказать бабушке Котакэ.
– Ничего, скажу что-нибудь. А тебе спасибо за хлопоты!
– Нет, это тебя надо благодарить.
Может быть, в полиции я застану инспектора Исокаву. Он уже должен появиться.
Пока инспектор Исокава слушал меня, выражение лица у него было таким, будто перед ним взорвалась бомба. Он сказал, что пошлет к нам полицейских, а затем вызвал Коскэ Киндаити. Тот появился, прибежали и другие полицейские. На всех лицах читалось изумление. Мияко тоже появилась здесь, и я заметил, что она смотрит на меня ободряюще. Пришлось в участке рассказать обо всем, включая «Песни паломников». Мне казалось, что и инспектор Исокава и Коскэ Киндаити сомневаются в правдивости моих слов. Если они не верят мне, им трудно будет решиться на поиски! Постепенно их недоверие сменялось удивлением, и мы решили идти в подземелье вместе.
Инспектор с ухмылкой спросил под конец:
– А кто такая Нотт-тян?
– Сестра Синтаро.
– Это понятно. Но ведь вы только сейчас впервые упомянул ее имя, – заметил Исокава. – Вы говорили, что Харуё тоже была с вами в подземелье…
– Да, со мной была и Харуё и совсем не трусила… – ответил я и поднялся, чтобы идти.
– Где в вашем рассказе кончается истина? – остановил меня инспектор. – Ну, значит, в доме есть дыра, ведущая в подземную пещеру, и если вы можете свободно и никем не замеченный выходить через нее… Есть необходимость проверить ваше алиби, особенно в связи с убийством «монахини с крепким чаем». Ну ладно, оставим это на потом. А прежде всего приступим к поискам Коумэ-сама.
Инспектор Исокава вместе с Коскэ Киндаити составили и подписали соответствующий протокол, потом расписались остальные сыщики.
После этого инспектор Исокава приказал своим подчиненным привести Эйсэна, а сам направился осматривать усадьбу. Коскэ Киндаити, конечно, пошел с ним. Мы с Мияко шли следом.
По дороге, сжав мою руку, Мияко говорила:
– Тацуя-сан, не из-за чего волноваться. Я вам абсолютно верю. Что бы ни говорили люди из полицейского участка, деревенские жители, не принимайте близко к сердцу.
– Да, спасибо! Я, собственно говоря, так и настроился.
– Крепитесь! А Харуё как? Ей опять плохо?
– Да, вчерашнее потрясение совсем доконало ее. Я очень боюсь, что если полиция будет неделикатно вести расследование, ей станет еще хуже…
– Не волнуйтесь. Я поговорю с ними, попрошу, чтобы как можно меньше беспокоили Харуё-сан. Ах, бедненькая, и без того у нее сердце слабое…
Как я был благодарен судьбе за то, что в эту тяжелую минуту она послала мне на помощь Мияко! Харуё была так плоха, что не только помощи от нее ожидать не приходилось, наоборот, она нуждалась в дополнительной заботе. Я не знал, как и кого благодарить за то, что в это тяжкое для меня время рядом была энергичная доброжелательная Мияко.
– Спасибо, Мияко-сан, за то, что вы рядом. Простите, вечно доставляю вам беспокойство…
Вскоре мы – полицейские, Мияко и я – добрались до усадьбы Тадзими. Все обитатели дома, включая прислугу, уже обратили внимание на исчезновение Коумэ-сама и в волнении обсуждали ситуацию. И тут в дом толпой ввалились полицейские. Все в доме потрясенно наблюдали за происходящим, переглядывались. К счастью, полиция оставила Харуё в покое, так как решено было еще раз спуститься в пещеру. Попросив Мияко распоряжаться в доме, я провел инспектора Исокаву, Коскэ Киндаити и двоих полицейских в дальние комнаты усадьбы, и мы сразу же через дно сундука спустились под землю в пещеру.
Лаз на дне сундука и сам ход в подземелье поразили Коскэ Киндаити. Больше колкостей в мой адрес он не отпускал. С карманным фонариком, взятым на время в полицейском участке, я шел впереди всей группы. Все молчали.
Миновав каменную арку, мы подошли к первой развилке. Я собирался вести всех к месту, которое называется «Обезьянье кресло», но инспектор остановил меня и спросил:
– А куда нас выведет эта дорога?
– Эта? К дому «монахини с крепким чаем».
– «Монахини с крепким чаем»? Глаза инспектора сверкнули.
– Вы уже ходили этой дорогой? – спросил он.
– Только один раз…
– Когда?
– В тот вечер, когда Мёрэн была убита.
– Тацуя-кун! – В голосе инспектора прозвучала угроза.
– Не волнуйтесь, господин инспектор. Этот разговор вполне можно оставить на потом, а сейчас надо как можно скорее обследовать пещеру. Правильно? – вмешался Коскэ.
Мы молча продвигались в глубь пещеры. Когда добрались до «Обезьяньего кресла», я осветил фонариком «обмылившийся» труп и в двух словах рассказал о том, почему он так сохранился. Это, как мне показалось, произвело большое впечатление на Коскэ Киндаити и полицейских. Тем не менее Коскэ заявил, что и этим можно заняться потом, а на данный момент главное – пещера.
Довольно быстро мы вышли к месту, именуемому «Носом Тэнгу». Там я повторил свой рассказ о событиях прошлой ночи, и мы направились в сторону «Эха на перепутье».
До «Носа Тэнгу» подземелье было мне знакомо, а вот далее простирался совершенно неведомый мне мир, и я шел очень осторожно. Через некоторое время стало понятно, что мы добрались до «Эха на перепутье». Звуки шагов, покашливание многократно отражались и долго не смолкали. Я с содроганием представлял себе недавно развернувшиеся тут драматические события…
Мы двинулись дальше, и вскоре нам открылось зрелище, заставившее нас вскрикнуть и замереть на месте.
– Ч-ч-что случилось? Ч-ч-что вы увидели? – Коскэ Киндаити взволнованно подбежал и остановился позади.
– Киндаити-сан, посмотрите туда. – Я выключил фонарик. И Коскэ Киндаити, и инспектор Исокава, и оба полицейских последовали моему примеру и погасили свои фонарики.
– Что бы это могло быть?
– Что это?
Некоторое время мы, затаив дыхание, вглядывались в свечение. Потом я снова включил фонарик и огляделся. И только тут понял, что стою на краю обрыва. Испуганный, я осторожно заглянул вниз и увидел сине-черную неподвижную массу воды.
«Бездна блуждающих огоньков!»
Да, без всяких сомнений, это то место, которое на карте обозначено как «Бездна блуждающих огоньков». Эту воду ни в коем случае нельзя пить, даже если замучила жажда, читал я…
Судя по схемам, сохранившимся у меня и у Харуё, где-то здесь должны быть «Лисья нора» и «Жабры дракона».
Коскэ Киндаити вслед за мной включил фонарик и тоже стал всматриваться вниз. Вдруг он воскликнул:
– Ой, там что-то плавает…
Он вскочил и принялся водить по сторонам фонариком, потом объявил:
– Здесь есть тропа. Идите все сюда. – И он первым стал спускаться с обрыва, мы, разумеется, последовали за ним. Я уже валился с ног от усталости. В загадочном свечении не было ничего потустороннего: оказалось, берега подземного озера покрывал мох, светившийся в темноте.
Спустившись на дно пропасти, мы поняли, насколько она глубока, – от вершины скалы до воды не менее десяти метров. Коскэ Киндаити был впереди всех. Освещая фонариком синеватую воду, он что-то искал в ней.
– Вон там!
Мы направили фонарики туда, куда указывал Киндаити, и в скрещении лучей света увидели маленькое, как у мартышки, тело, лежавшее лицом вверх. Несомненно, это был труп Коумэ, одной из бабушек-близняшек.
Единственное, что мы вынесли из этого похода, – это то, что подземный лабиринт глубок, практически бесконечен и поиск бабушки абсолютно бесперспективен. К тому же состояние Харуё становилось все хуже и хуже.
Мне кажется, что причиной ухудшения ее состояния стало то, что человеком, путешествовавшим ночью по жуткому подземелью, оказался Эйсэн. Сестра и без того слаба, а тут такая «прогулка» и такие волнения, да еще появление Эйсэна… Не только для Харуё, для меня и Норико встреча с Эйсэном ночью в таком месте была шоком.
Лицо Эйсэна в темной пещере показалось мне ужасным! Глаза вот-вот выскочат из орбит, маленький нос дергается, зубы клацают… Когда я увидел его совсем рядом, у меня появилось ощущение, что я вот-вот лишусь чувств. Вместе с тем я вспомнил, что уже видел похожую физиономию.
Когда? Где?..
Вспомнил я быстро. Да-да, в тот вечер, когда была убита монахиня Мёрэн! Физиономия спускавшегося вниз по склону Синтаро с мотыгой в руках! Зверское лицо Синтаро так напоминало безумную гримасу Эйсэна сегодня ночью! Вполне возможно, здесь есть какая-то связь. Позднее я размышлял по этому поводу и пришел к выводу, что Синтаро имеет отношение к убийству монахини Мёрэн. А священник Эйсэн? Что он делал ночью в глубине пещеры?
Неожиданное появление Эйсэна убийственно подействовало на сестру Харуё. Когда он ушел и не стало слышно его шагов, мы зажгли фонарь, и в его свете я увидел совершенно бескровное лицо сестры, лоб, покрытый холодным потом. Казалось, еще чуть-чуть, и она потеряет сознание.
Мы заговорили было о странном поведении Эйсэна, но сестра сказала, что не хочет о нем ни говорить, ни слушать, ей слишком тягостно все это. Пот градом катился у нее со лба.
Норико, не выдержав, воскликнула:
– Тацуя! Идем домой! А то Харуё-сан упадет в обморок! Поиски продолжим завтра.
Поддерживая Харуё с обеих сторон, мы дошли до первой развилки, там распрощались с Норико и вернулись к себе.
В ту ночь я не спал ни минуты. Я волновался и за Харуё, и за Коумэ, но снова спускаться в пещеру не было сил, хотя сомнения терзали меня: разве можно спать, так и не найдя бабку Коумэ? Завтра надо во что бы то ни стало продолжить поиски.
Правда, если и удастся найти бабку, скорее всего, она будет бездыханным, остывшим трупом…
И все выйдет наружу. И тайна пещеры, и прошлые грехи Коумэ и Котакэ.
Если я раскрою тайну происшедшего в пещере, как это отразится на мне? Мне выделили эту комнату, в дальней части дома. Здесь есть потайной ход, через который можно выйти куда угодно. Если о нем станет известно полиции и деревенским, что в связи с этим подумают обо мне? Я ведь и без того главный подозреваемый.
От страха меня кидало то в жар, то в холод. В горле щипало, рядом с постелью я поставил графин с водой и всю ночь большими глотками пил воду.
Чтобы отделаться от этих тягостных мыслей, я заставил себя думать об Эйсэне. Какое отношение имеет Эйсэн к последнему происшествию? Я вспомнил, как он орал на меня, выдвигая клеветнические обвинения. Кстати говоря, отъезд Эйсэна из деревни по времени совпадает с появлением в Кобэ человека, который расспрашивал обо мне. И тут мне в голову пришло нечто такое, от чего я подскочил в постели. Я взглянул на ширму, которая огораживала мою постель. Как вы помните, на ней изображены три древних святых старца. Работник Хэйкити рассказывал, что однажды ночью видел, как из картины на ширме выходил один из этих троих. Нечто подобное как-то раз почудилось и мне. Не Эйсэн ли то был?
Я вспомнил, что по пещере он бродил в серой хламиде. Ничего странного нет в том, что его фигура напоминает одного из старцев, изображенных на ширме.
Получается, что в смертях людей повинен священник Эйсэн? Да, похоже на то.
Меня продолжало трясти от ужаса и волнения, вею ночь я метался в постели без сна.
Пропавшая бабушка не вернулась домой и наутро, а я так и не смог решить, что же мне следует предпринять. Я отправился посоветоваться с Харуё. И, увидев ее, сразу понял, что она не в состоянии вести разговор на эту тему. Харуё была бледна, из-под закрытых век беспрерывно текли слезы. Снотворное, по всей вероятности, еще действовало. Котакэ тоже спала, причем храпела, как мужик.
Я все-таки сказал сестре, что пришел посоветоваться.
Она на миг открыла глаза и снова их закрыла:
– Тацуя-сан, поступай как знаешь. А я не в силах ни думать, ни действовать.
– Ладно. Тогда я сам пойду в пещеру на поиски. Она снова открыла глаза и произнесла:
– Да, наверное, лучше пойти. Надо пойти. – Сказав это, Харуё снова сомкнула веки.
– Конечно, жаль бабушку… – Я поглядел на Котакэ.
Из-под век Харуё опять, как росинка, катилась слеза.
– Так я спущусь, сестра. Только сначала зайду в полицейский участок, и, может быть, сюда прибудут полицейские. Придумай, что сказать бабушке Котакэ.
– Ничего, скажу что-нибудь. А тебе спасибо за хлопоты!
– Нет, это тебя надо благодарить.
Может быть, в полиции я застану инспектора Исокаву. Он уже должен появиться.
Пока инспектор Исокава слушал меня, выражение лица у него было таким, будто перед ним взорвалась бомба. Он сказал, что пошлет к нам полицейских, а затем вызвал Коскэ Киндаити. Тот появился, прибежали и другие полицейские. На всех лицах читалось изумление. Мияко тоже появилась здесь, и я заметил, что она смотрит на меня ободряюще. Пришлось в участке рассказать обо всем, включая «Песни паломников». Мне казалось, что и инспектор Исокава и Коскэ Киндаити сомневаются в правдивости моих слов. Если они не верят мне, им трудно будет решиться на поиски! Постепенно их недоверие сменялось удивлением, и мы решили идти в подземелье вместе.
Инспектор с ухмылкой спросил под конец:
– А кто такая Нотт-тян?
– Сестра Синтаро.
– Это понятно. Но ведь вы только сейчас впервые упомянул ее имя, – заметил Исокава. – Вы говорили, что Харуё тоже была с вами в подземелье…
– Да, со мной была и Харуё и совсем не трусила… – ответил я и поднялся, чтобы идти.
– Где в вашем рассказе кончается истина? – остановил меня инспектор. – Ну, значит, в доме есть дыра, ведущая в подземную пещеру, и если вы можете свободно и никем не замеченный выходить через нее… Есть необходимость проверить ваше алиби, особенно в связи с убийством «монахини с крепким чаем». Ну ладно, оставим это на потом. А прежде всего приступим к поискам Коумэ-сама.
Инспектор Исокава вместе с Коскэ Киндаити составили и подписали соответствующий протокол, потом расписались остальные сыщики.
После этого инспектор Исокава приказал своим подчиненным привести Эйсэна, а сам направился осматривать усадьбу. Коскэ Киндаити, конечно, пошел с ним. Мы с Мияко шли следом.
По дороге, сжав мою руку, Мияко говорила:
– Тацуя-сан, не из-за чего волноваться. Я вам абсолютно верю. Что бы ни говорили люди из полицейского участка, деревенские жители, не принимайте близко к сердцу.
– Да, спасибо! Я, собственно говоря, так и настроился.
– Крепитесь! А Харуё как? Ей опять плохо?
– Да, вчерашнее потрясение совсем доконало ее. Я очень боюсь, что если полиция будет неделикатно вести расследование, ей станет еще хуже…
– Не волнуйтесь. Я поговорю с ними, попрошу, чтобы как можно меньше беспокоили Харуё-сан. Ах, бедненькая, и без того у нее сердце слабое…
Как я был благодарен судьбе за то, что в эту тяжелую минуту она послала мне на помощь Мияко! Харуё была так плоха, что не только помощи от нее ожидать не приходилось, наоборот, она нуждалась в дополнительной заботе. Я не знал, как и кого благодарить за то, что в это тяжкое для меня время рядом была энергичная доброжелательная Мияко.
– Спасибо, Мияко-сан, за то, что вы рядом. Простите, вечно доставляю вам беспокойство…
Вскоре мы – полицейские, Мияко и я – добрались до усадьбы Тадзими. Все обитатели дома, включая прислугу, уже обратили внимание на исчезновение Коумэ-сама и в волнении обсуждали ситуацию. И тут в дом толпой ввалились полицейские. Все в доме потрясенно наблюдали за происходящим, переглядывались. К счастью, полиция оставила Харуё в покое, так как решено было еще раз спуститься в пещеру. Попросив Мияко распоряжаться в доме, я провел инспектора Исокаву, Коскэ Киндаити и двоих полицейских в дальние комнаты усадьбы, и мы сразу же через дно сундука спустились под землю в пещеру.
Лаз на дне сундука и сам ход в подземелье поразили Коскэ Киндаити. Больше колкостей в мой адрес он не отпускал. С карманным фонариком, взятым на время в полицейском участке, я шел впереди всей группы. Все молчали.
Миновав каменную арку, мы подошли к первой развилке. Я собирался вести всех к месту, которое называется «Обезьянье кресло», но инспектор остановил меня и спросил:
– А куда нас выведет эта дорога?
– Эта? К дому «монахини с крепким чаем».
– «Монахини с крепким чаем»? Глаза инспектора сверкнули.
– Вы уже ходили этой дорогой? – спросил он.
– Только один раз…
– Когда?
– В тот вечер, когда Мёрэн была убита.
– Тацуя-кун! – В голосе инспектора прозвучала угроза.
– Не волнуйтесь, господин инспектор. Этот разговор вполне можно оставить на потом, а сейчас надо как можно скорее обследовать пещеру. Правильно? – вмешался Коскэ.
Мы молча продвигались в глубь пещеры. Когда добрались до «Обезьяньего кресла», я осветил фонариком «обмылившийся» труп и в двух словах рассказал о том, почему он так сохранился. Это, как мне показалось, произвело большое впечатление на Коскэ Киндаити и полицейских. Тем не менее Коскэ заявил, что и этим можно заняться потом, а на данный момент главное – пещера.
Довольно быстро мы вышли к месту, именуемому «Носом Тэнгу». Там я повторил свой рассказ о событиях прошлой ночи, и мы направились в сторону «Эха на перепутье».
До «Носа Тэнгу» подземелье было мне знакомо, а вот далее простирался совершенно неведомый мне мир, и я шел очень осторожно. Через некоторое время стало понятно, что мы добрались до «Эха на перепутье». Звуки шагов, покашливание многократно отражались и долго не смолкали. Я с содроганием представлял себе недавно развернувшиеся тут драматические события…
Мы двинулись дальше, и вскоре нам открылось зрелище, заставившее нас вскрикнуть и замереть на месте.
– Ч-ч-что случилось? Ч-ч-что вы увидели? – Коскэ Киндаити взволнованно подбежал и остановился позади.
– Киндаити-сан, посмотрите туда. – Я выключил фонарик. И Коскэ Киндаити, и инспектор Исокава, и оба полицейских последовали моему примеру и погасили свои фонарики.
– Что бы это могло быть?
– Что это?
Некоторое время мы, затаив дыхание, вглядывались в свечение. Потом я снова включил фонарик и огляделся. И только тут понял, что стою на краю обрыва. Испуганный, я осторожно заглянул вниз и увидел сине-черную неподвижную массу воды.
«Бездна блуждающих огоньков!»
Да, без всяких сомнений, это то место, которое на карте обозначено как «Бездна блуждающих огоньков». Эту воду ни в коем случае нельзя пить, даже если замучила жажда, читал я…
Судя по схемам, сохранившимся у меня и у Харуё, где-то здесь должны быть «Лисья нора» и «Жабры дракона».
Коскэ Киндаити вслед за мной включил фонарик и тоже стал всматриваться вниз. Вдруг он воскликнул:
– Ой, там что-то плавает…
Он вскочил и принялся водить по сторонам фонариком, потом объявил:
– Здесь есть тропа. Идите все сюда. – И он первым стал спускаться с обрыва, мы, разумеется, последовали за ним. Я уже валился с ног от усталости. В загадочном свечении не было ничего потустороннего: оказалось, берега подземного озера покрывал мох, светившийся в темноте.
Спустившись на дно пропасти, мы поняли, насколько она глубока, – от вершины скалы до воды не менее десяти метров. Коскэ Киндаити был впереди всех. Освещая фонариком синеватую воду, он что-то искал в ней.
– Вон там!
Мы направили фонарики туда, куда указывал Киндаити, и в скрещении лучей света увидели маленькое, как у мартышки, тело, лежавшее лицом вверх. Несомненно, это был труп Коумэ, одной из бабушек-близняшек.
Ситуация становится критической
Как и следовало ожидать, после смерти Коумэ-сама ко мне стали относиться еще хуже. Ну какие у меня могли быть причины убивать Коумэ? Однако люди думали иначе. В этом деле вообще мотивы не играли никакой роли. Все убийства, начиная с деда Усимацу, были немотивированные, бессмысленные. Их мог совершить только идиот или безумец, и жители деревни подозревали в их совершении меня, потому что во мне текла кровь безжалостного, жестокого человека, на счету которого тридцать два убийства. И если не появится другой подозреваемый, меня арестуют и отправят в ссылку – сомневаться не приходится.
Труп Коумэ вытащили на вершину обрыва. Один из полицейских тут же послал за доктором Араи, второй приготовил фонарь, жестяную лампу и так далее, после чего оба ушли. «Бездна блуждающих огоньков» впервые с сотворения мира была так ярко освещена, ведь требовалось провести судебно-медицинскую экспертизу трупа и обследовать место, где было совершено убийство.
Я и сейчас помню все в деталях. «Бездна блуждающих огоньков» оказалась гораздо больше, чем я думал. Место, где мы находились, было дном каменного мешка. Слева уходила под самый потолок пещеры стена высотой метров в пятнадцать. Вдоль всей этой скалы-стены тянулся узкий выступ. Пройдя по нему, можно было достичь противоположного берега, расстояние до которого составляло метров тридцать.
Освещая себе дорогу карманным фонариком, Коскэ Киндаити направился вдоль кромки воды. Скоро он вернулся и сообщил, что справа пещера становится все ниже и ниже, а в трехстах метрах от нас потолок наклонно спускается к воде.
Экспертиза не потребовала от доктора Араи много времени. Коумэ-сама была задушена, а потом с кручи ее труп сбросили в бездну. Она была древняя, иссохшая, и, кто бы ни был преступник, придушить ее конечно же не составило особого труда.
Инспектор Исокава с двумя подчиненными пошли осматривать место, где была задушена старушка, и там один из полицейских обнаружил важную улику.
– Господин инспектор, вот что я нашел наверху, – сообщил он.
– Э-э?Это…
Коскэ Киндаити подошел, взял из рук инспектора охотничью шапку и, осмотрев ее, воскликнул:
– Да это ж шапка доктора Куно! Ведь так, Та-цуя-сан?
– Похоже на то…
– Ну да. Конечно же. Доктор Араи, вы узнаете?
Доктор Араи пробормотал что-то невразумительное, но по выражению его лица было видно, что он согласен с Киндаити.
Мы переглянулись.
– Выходит, что доктор Куно скрывается где-то здесь, в пещере, – заключил полицейский.
– Ну да, конечно. Поэтому я и говорил, что сейчас главное – как следует осмотреть пещеру. О, вот еще что-то. – Коскэ Киндаити извлек из-под подкладки охотничьей шапки маленький клочок бумаги, поднес его к свету и присвистнул.
– Киндаити-сан, что там написано? – спросил
инспектор.
– Вот, посмотрите, господин инспектор. Этот листочек – продолжение той записи, которую Тацуя-сан обнаружил около трупа монахини Байко. – И Киндаити протянул листочек инспектору.
Мне тоже потом показали его. Это-действительно было продолжение той самой записи, которую я обнаружил в келье монахини Байко. На вырванном из блокнота листке кистью были начертаны иероглифы: «Близняшки Котакэ-сама и Коумэ-сама». Имя «Котакэ» было подчеркнуто сверху красными чернилами.
– Фууу… – тяжело вздохнул инспектор. – Киндаити-сан, это все-таки почерк доктора Куно.
– Да-да, правильно.
– А как тогда все это понимать? Тацуя-сан подтверждает, что убита Коумэ-сама, хотя тут подчеркнуто имя Котакэ.
– Мне тоже это кажется странным. Но две старушки так похожи, что, возможно, он принял Коумэ за Котакэ. А может, ошибки и нет, а просто ему было все равно, кого убивать. Не важно, кого из близняшек. Любую из них, – предположил Киндаити.
– Вот как… Так, Киндаити-сан, вы полагаете, что доктор Куно скрывается где-то в этой пещере? – спросил инспектор.
– Да. Поэтому, господин инспектор, следует тщательно обыскать ее.
– Да, пожалуй, хотя пещера огромная и нет стопроцентной уверенности, что Куно скрывается именно в ней.
– Конечно, он в пещере. Несомненно. Больше ему негде скрываться.
В словах Киндаити ощущалась такая уверенность, что мои мысли тут же устремились в новое русло.
Инспектор, разумеется, пожелал допросить меня, и Киндаити со смехом посоветовал:
– Тацуя-сан, расскажите наконец все честно, мы ведь все равно разоблачим вас.
Я прислушался к совету и поведал обо всем, что знал и предполагал. Только о двух вещах я умолчал. О том, что в ночь убийства «монахини с крепким чаем» я видел Синтаро, и о тайне трех золотых. О первом – ради Норико, и последнем – ради себя самого…
Но почувствовал это Киндаити или нет, больше он меня не мучил, и на этом допрос закончился. В полицию меня, к счастью, не пригласили. Сказали, что сейчас они должны на время покинуть деревню, и мы расстались. Кроме меня, полицейские допрашивали Харуё и доктора Араи, но допросы эти были краткими.
Я избежал позора быть взятым под арест, но трудно сказать, повезло мне или нет: происшедшее вызвало в деревне новую волну ненависти ко мне, а это грозило мне большими неприятностями.
Ну, об этом ниже. После отъезда инспектора с его командой на меня навалилась тоска. В огромной усадьбе нас осталось трое: бабушка Котакэ, сестра Харуё и я.
В романах иногда пишут, что когда умирает один из близнецов, в скором времени и второй следует за ним. Не знаю, произойдет ли это, но со смертью сестры жизнь бабушки превратилась в растительное существование, вместе с Коумэ ее покинула душа.
Что касается Харуё, состояние ее ухудшалось, нечего было и думать о том, чтобы поговорить с ней. Я в унынии сидел у останков Коумэ-сама. Помимо всего прочего, меня задевало, что никто не спешит выразить соболезнования. Известие о смерти Коумэ-сама не могло не разнестись по деревне. Почему же никто не появляется? Тревога и тоска сдавливали меня словно тиски. А отношение слуг еще усугубляло их.
Труп Коумэ вытащили на вершину обрыва. Один из полицейских тут же послал за доктором Араи, второй приготовил фонарь, жестяную лампу и так далее, после чего оба ушли. «Бездна блуждающих огоньков» впервые с сотворения мира была так ярко освещена, ведь требовалось провести судебно-медицинскую экспертизу трупа и обследовать место, где было совершено убийство.
Я и сейчас помню все в деталях. «Бездна блуждающих огоньков» оказалась гораздо больше, чем я думал. Место, где мы находились, было дном каменного мешка. Слева уходила под самый потолок пещеры стена высотой метров в пятнадцать. Вдоль всей этой скалы-стены тянулся узкий выступ. Пройдя по нему, можно было достичь противоположного берега, расстояние до которого составляло метров тридцать.
Освещая себе дорогу карманным фонариком, Коскэ Киндаити направился вдоль кромки воды. Скоро он вернулся и сообщил, что справа пещера становится все ниже и ниже, а в трехстах метрах от нас потолок наклонно спускается к воде.
Экспертиза не потребовала от доктора Араи много времени. Коумэ-сама была задушена, а потом с кручи ее труп сбросили в бездну. Она была древняя, иссохшая, и, кто бы ни был преступник, придушить ее конечно же не составило особого труда.
Инспектор Исокава с двумя подчиненными пошли осматривать место, где была задушена старушка, и там один из полицейских обнаружил важную улику.
– Господин инспектор, вот что я нашел наверху, – сообщил он.
– Э-э?Это…
Коскэ Киндаити подошел, взял из рук инспектора охотничью шапку и, осмотрев ее, воскликнул:
– Да это ж шапка доктора Куно! Ведь так, Та-цуя-сан?
– Похоже на то…
– Ну да. Конечно же. Доктор Араи, вы узнаете?
Доктор Араи пробормотал что-то невразумительное, но по выражению его лица было видно, что он согласен с Киндаити.
Мы переглянулись.
– Выходит, что доктор Куно скрывается где-то здесь, в пещере, – заключил полицейский.
– Ну да, конечно. Поэтому я и говорил, что сейчас главное – как следует осмотреть пещеру. О, вот еще что-то. – Коскэ Киндаити извлек из-под подкладки охотничьей шапки маленький клочок бумаги, поднес его к свету и присвистнул.
– Киндаити-сан, что там написано? – спросил
инспектор.
– Вот, посмотрите, господин инспектор. Этот листочек – продолжение той записи, которую Тацуя-сан обнаружил около трупа монахини Байко. – И Киндаити протянул листочек инспектору.
Мне тоже потом показали его. Это-действительно было продолжение той самой записи, которую я обнаружил в келье монахини Байко. На вырванном из блокнота листке кистью были начертаны иероглифы: «Близняшки Котакэ-сама и Коумэ-сама». Имя «Котакэ» было подчеркнуто сверху красными чернилами.
– Фууу… – тяжело вздохнул инспектор. – Киндаити-сан, это все-таки почерк доктора Куно.
– Да-да, правильно.
– А как тогда все это понимать? Тацуя-сан подтверждает, что убита Коумэ-сама, хотя тут подчеркнуто имя Котакэ.
– Мне тоже это кажется странным. Но две старушки так похожи, что, возможно, он принял Коумэ за Котакэ. А может, ошибки и нет, а просто ему было все равно, кого убивать. Не важно, кого из близняшек. Любую из них, – предположил Киндаити.
– Вот как… Так, Киндаити-сан, вы полагаете, что доктор Куно скрывается где-то в этой пещере? – спросил инспектор.
– Да. Поэтому, господин инспектор, следует тщательно обыскать ее.
– Да, пожалуй, хотя пещера огромная и нет стопроцентной уверенности, что Куно скрывается именно в ней.
– Конечно, он в пещере. Несомненно. Больше ему негде скрываться.
В словах Киндаити ощущалась такая уверенность, что мои мысли тут же устремились в новое русло.
Инспектор, разумеется, пожелал допросить меня, и Киндаити со смехом посоветовал:
– Тацуя-сан, расскажите наконец все честно, мы ведь все равно разоблачим вас.
Я прислушался к совету и поведал обо всем, что знал и предполагал. Только о двух вещах я умолчал. О том, что в ночь убийства «монахини с крепким чаем» я видел Синтаро, и о тайне трех золотых. О первом – ради Норико, и последнем – ради себя самого…
Но почувствовал это Киндаити или нет, больше он меня не мучил, и на этом допрос закончился. В полицию меня, к счастью, не пригласили. Сказали, что сейчас они должны на время покинуть деревню, и мы расстались. Кроме меня, полицейские допрашивали Харуё и доктора Араи, но допросы эти были краткими.
Я избежал позора быть взятым под арест, но трудно сказать, повезло мне или нет: происшедшее вызвало в деревне новую волну ненависти ко мне, а это грозило мне большими неприятностями.
Ну, об этом ниже. После отъезда инспектора с его командой на меня навалилась тоска. В огромной усадьбе нас осталось трое: бабушка Котакэ, сестра Харуё и я.
В романах иногда пишут, что когда умирает один из близнецов, в скором времени и второй следует за ним. Не знаю, произойдет ли это, но со смертью сестры жизнь бабушки превратилась в растительное существование, вместе с Коумэ ее покинула душа.
Что касается Харуё, состояние ее ухудшалось, нечего было и думать о том, чтобы поговорить с ней. Я в унынии сидел у останков Коумэ-сама. Помимо всего прочего, меня задевало, что никто не спешит выразить соболезнования. Известие о смерти Коумэ-сама не могло не разнестись по деревне. Почему же никто не появляется? Тревога и тоска сдавливали меня словно тиски. А отношение слуг еще усугубляло их.