И чтобы потом все увидели плоды его труда.
Хайнц понимает толк в технике, потому он в ней и должен всего добиться. Сузи и Бригитта гордятся тем, каких новых успехов добивается техника каждый день. У Бригитты больше оснований гордиться, чем у Сузи, ведь Хайнц один из тех, кто без техники дня прожить не может и кто в ней хорошо разбирается. Хайнц и Бригитта станут торговать всякими разными электроприборами, и Хайнц при необходимости может их ремонтировать.
У Сузи больше оснований гордиться, чем у Бригитты, ведь она-то уж точно заведет у себя в доме кучу всяких электроприборов. И этому Хайнцу она укажет, что ремонтировать, если что-нибудь вдруг сломается.
Между гордостью Бригитты-специалиста и гордостью Сузи-владелицы — огромная разница. Бригитта ведь сама по себе не специалист, это Хайнц — специалист. И у него тоже есть своя гордость.
Хайнц гордится тем, что когда-нибудь у него под началом будут помощники, которые возьмут на себя всю черную работу. Хайнцу тогда останется только надзирать, как идут дела.
А Сузи тем временем по-прежнему жалеет людей, которые живут хуже, чем она.
А Бригитта тем временем по-прежнему не испытывает жалости ни к кому, ведь все ее внимание приковано к Хайнцу.
Сузи Хайнцем вовсе не интересуется. У Сузи явно все есть. Сузи жалеет Бригитту.
А Бригитта испытывает жалость к Сузи, потому что та не в состоянии по достоинству оценить Хайнца.
И хотя Бригитте нет смысла обращать Сюзаннино внимание на достоинства Хайнца и нет смысла, чтобы у соперницы слюнки потекли, она тем не менее только и рассказывает, что о достоинствах Хайнца. Сузи продолжает жалеть Бригитту, которой явно невдомек, что на свете есть люди с более весомыми достоинствами.
Заметно, что их обеих разделяет естественная преграда, столь значительная, что не стоит и пытаться ее преодолеть.
Для Бригитты Сузи больший враг, чем Бригитта для Сузи.
Хайнц внимательно слушает, о чем рассказывает Сузи. Он вертит головой, пытаясь высмотреть, где же вокруг него толпится столько голодающих. Потом, шутки ради, говорит: — От всех этих разговоров о нужде и голоде я и сам проголодался. Хороший шницелек сейчас бы не помешал!
Похрюкивая, Хайнц поглаживает себя но жирному брюху.
Сузи и Бригитта подскакивают, словно их укусил тарантул. Они наперегонки бегут на кухню. Сузи гонит вперед честолюбие, а Бригитту — страх перед Сюзанниными успехами.
С громким писком девушки валятся друг на друга, набивая себе синяки и шишки. Бригитта даже кожу содрала на коленке. Хайнц разлегся в шезлонге, наслаждаясь тишиной, природой и запахами из кухни. Он в самом деле не прочь съесть сейчас добрую порцию венского шницеля с огуречным салатом.
Он с удовлетворением прислушивается к ругани и крикам Бригитты, которая пытается за волосы оттащить Сузи от плиты. Ей это не удается, ведь Сузи очень спортивная, она играет в теннис и баскетбол. Бригитте достается от нее по рукам. Бригитта кричит от боли. Она воет, как шакал. Вся радость от прекрасного дня утопает в жире, скворчащем на сковородке.
Сузи вовсю принялась за дело.
Сузи спокойна, холодна и надменна, как сама смерть. Она взбивает яичный желток.
Мать вслушивается в возню на кухне, не зная, плакать ей или смеяться. Отец говорит, что вечно эти девушки кудахчут, как курицы. Матери впору плакать, веди Сузи уведет от нее Хайнца. Она его воспитывала, а теперь он достанется Сузи. Впрочем, Сузи сумеет позаботиться о Хайнце и его брюхе, это ясно. Впору и смеяться, потому что Бригитте не достанется ничего.
Хайнцева мамаша нисколько не задумывается о доме для престарелых. Хайнц думает о том, что скоро у Сузи не будет времени переживать об этом дерьмовом голоде во всем мире, ведь ей придется целыми днями заботиться о том, чтобы ОН не проголодался. Сузи будет крутиться целыми днями, словно белка в колесе. Все мысли Сузи будут вертеться вокруг семейной жизни, а самой ей придется как следует повертеться у Хайнца на конце.
У Хайнца все схвачено!
Ага, шницели уже готовы.
Их приготовила Сузи. Поэтому она сама подаст их на стол. Бригитта пытается вырвать блюдо у Сузи, однако мать Хайнца оказывается проворней и со всей силы бьет ее по рукам.
— За едой я не выношу шума, — добродушно говорит Хайнц плачущей Бригитте. — Хватит ныть, а то и от меня сейчас получишь по шее. Один раз хорошо, а два — лучше.
Да, два раза — лучше. Бригитта мгновенно умолкает, она вновь вспоминает о своем двойном счастье, о доме и магазинчике электротоваров. Бригитта молчит, чтобы не вспугнуть свое счастье.
Сузи вся раздулась от гордости. Помыслы ее чисты и светлы.
У жирного поросенка Хайнца помыслы самые низкие, но жратва все отодвигает на задний план. Сузи всегда очень ловко скрывает, что там у нее между ног, а ведь должно же там кое-что быть! Вот только что? Хайнц подумает о Сюзанниной скважине чуть погодя, после кофе и пирога, когда он как следует наестся.
Сейчас Хайнц вообще ни о чем не думает. Челюсти его медленно, но основательно перемалывают пищу.
Бригитту пожирает изнутри ненависть, так что на жратву Бригитта и смотреть не хочет. Она пытается опорочить шницель, приготовленный Сузи. Хайнц принимается его расхваливать. Он мгновенно проглатывает Бригиттину порцию.
Вот как было вкусно!
Хайнц считает себя пупом земли, к этому его приучили родители.
Хайнц уверен, что между ним и женщиной в полном соку должны сложиться идеальные отношения.
Сузи хоть и считает, что она — женщина в полном соку, но уверена, что между нею и Хайнцем не может быть никаких отношений. Сузи нужен мужчина в полном соку, а Хайнц таковым не является. Для Сузи он — простой работяга, жадный до жратвы. Сузи считает себя отличной поварихой. Сюзаннин папочка так считает.
Сузи возобновляет рассказ о голоде и нищете во всем мире, она агитирует Хайнцеву семью протестовать против голода и нищеты.
Хайнцев отец очень дружелюбно просит ее заткнуться, ведь сын его, Хайнц, не любит за едой слышать о грустном, ему нравятся веселые истории. А Хайнц аккурат сейчас занят едой, разве Сузи не видит?
Сузи потрясенно молчит, ей стыдно за равнодушие человечества, которое здесь и сейчас воплощает собой отец Хайнца. Сузи успокаивается и думает про себя: «Снова пролетело несколько часов, но по-прежнему на горизонте нет солидного претендента».
Сузи думает про себя о всяких маленьких вещичках, например о маленькой Сузи в маленьком передничке на кухне в доме у солидного претендента.
— Вот выйдете замуж, и это все пройдет, — подшучивает над Сузи умудренный жизнью Хайнц, который о жизни судит только по своим родителям. Хайнц — большой спец, он всегда говорит общими фразами, будто все знает, всему научился, все испытал. Да и его родители в жизни совсем не разбираются, в ином случае отцу не пришлось бы торчать в дальних рейсах. Правда, матери в любом случае пришлось бы без конца хлопотать по хозяйству. Кем бы муж ни стал, хозяйство лежит на плечах жены. Вот, значит, Хайнц разглагольствует так, словно у него — огромный жизненный опыт, которого на самом деле нет и в помине.
Сузи рассказывает о своих увлечениях — о новых знакомствах и дальних странах. Хайнц, большой спец и по этой части, говорит, что дома-то лучше всего. Сузи презрительно выражает несогласие. Хайнц стоит на своем, у настоящего мужчины на все — свое мнение. Бригитту тем временем охватывает беспокойство за судьбу фамильных чайных ложечек и фарфоровых чашечек.
Бригитта хочет уберечь фарфор от чужих неосторожных рук.
Всем своим видом она демонстрирует, как любит она эти фарфоровые чашечки с цветочками. Она берет их так осторожно, как берут только что вылупившегося цыпленка. Легко и осторожно. Трудно поверить, что ее неловкие руки на такое способны. Хайнцевы родители сконфужены. А вдруг Сузи подумает, что фарфоровые чашки для них — нечто особенное. Это для Бригитты, для фабричной девчонки, они — роскошь. Хайнцевы родители наперебой заверяют Сузи, что каждый день едят с фарфоровых тарелок, а если какая вдруг разобьется, ну что ж поделаешь, тогда покупают новую.
Бригитта считает, что ее трогательные заботы отвлекут Хайнца от чужеродных мыслей, которые она в нем замечает. Она ошибается. Мысли эти — не чужеродны, они — плоть от плоти Хайнцевой семьи.
Сузи берет в руки чашку так, словно она — жестяная и ее собственная. «Мы ведь не в тюремной столовой, где жестяная посуда, мы ведь в доме моего суженого, суженого! а здесь вся посуда фарфоровая». Бригитта пытается отнять у Сузи чашку, защитить ее, прижать к груди и убаюкать, как ребенка, пусть все видят, как она умеет ценить то, что вскоре будет принадлежать ей. А родители пусть заткнутся! В доме для престарелых они, грибы трухлявые, еще наедятся из жестяных мисок.
Одна из девушек пребывает в глубоком заблуждении. Как всегда, это — Бригитта. Бригитта и Сузи хотят брать женственностью и миловидностью.
Сузи добивается успеха, ведь она на самом деле мила, ей это легко дается, потому что не стоит ничего, но радует всех вокруг. Даже если бы это чего-нибудь стоило, Сузи это было бы по средствам.
Бригитта успеха не добивается, потому что на каменистом пути к Хайнцу она сама окаменела и озлобилась. Бригитте это поведение не должно ничего стоить. Она расплачивается одним — своей плотью. Плоть Бригитты подтачивают изнутри непрошеные гости, и самый незваный гость — конвейер по производству бюстгальтеров. Плоть Бригитты истончилась, словно заношенный шелк.
Крепость обороняется одним лишь терпением.
Любовь давно пошла на боковую. У кого хватит сил бодрствовать так долго?!
В который раз любовь терпит поражение, а побеждает насилие.
Сузи побеждает всегда, ведь она так мила и добра, ведь она так человечна. Бригитта же бесчеловечна. Бригитта наконец побеждает в жестокой борьбе за фарфоровый кофейник. Мягкая и женственная Сузи выпускает кофейник из рук. Неженственная, каменная Бригитта с торжеством прижимает кофейник к груди.
Ура, победа!
Сузи говорит:
— У нас дома посуда все равно лучше вашей. Пойду-ка я домой!
Хайнцева мать бросается наперерез, просит Сузи остаться. Она обещает купить самый красивый кофейник, пусть только Сузи останется. Она притягивает Сузи к своей груди, которой кормила Хайнца в младенчестве, а потом вырастила в мужчину, умеющего разглядеть в жизни главное. А на второстепенное — на Бригитту — он и глядеть не станет. Хайнцева мать говорит:
— Мы, женщины, должны держаться заодно против этой неженственной грубиянки Бригитты.
В конце концов Сузи выиграла битву. Выиграла своей женственностью и кротостью. Оставайся такой и впредь, Сузи! Не дай себе огрубеть!
Хайнц хочет влепить Бригитте пощечину.
В следующую секунду он свое желание исполняет. Если мужчина что решил, он должен довести дело до конца. Бригитте больно от несправедливости!
Ведь в конце-то концов она спасла семейное имущество от захватчицы!
Она все еще прижимает фарфор к себе, согревает его своим телом, чувствует ответное тепло.
Не то что с Хайнцем. Тот всегда остается с Бригиттой холодным.
На скатерти образуется большое коричневое пятно — след их борьбы. Сузи несется на кухню, давая волю своему инстинкту, приказывающему ей: вытри скатерть!
На сцене появляется влажная тряпка. Сузи наслаждается личным успехом и вытирает кофейное пятно.
— Я отдам кофейник только свекрови или Хайнцу, вам я его не отдам, — говорит Бригитта, но на нее никто не обращает внимания. Восторженные зрители устраивают Сузи овацию.
Бригитты не существует. Не держи она по-прежнему кофейник в своих лапах, исколотых швейными иголками, ее бы вообще никто не увидел.
Сузи исправила неловкость, которую допустила невежественная Бригитта.
Благодарности Сузи не ждет, нет, вовсе нет.
А Бригитта ждет, что Хайнц будет принадлежать ей.
Нет, таким способом у нее ничего не выйдет.
Любовь всегда отыщет дорогу
К сожалению
И в самом деле
Хайнц понимает толк в технике, потому он в ней и должен всего добиться. Сузи и Бригитта гордятся тем, каких новых успехов добивается техника каждый день. У Бригитты больше оснований гордиться, чем у Сузи, ведь Хайнц один из тех, кто без техники дня прожить не может и кто в ней хорошо разбирается. Хайнц и Бригитта станут торговать всякими разными электроприборами, и Хайнц при необходимости может их ремонтировать.
У Сузи больше оснований гордиться, чем у Бригитты, ведь она-то уж точно заведет у себя в доме кучу всяких электроприборов. И этому Хайнцу она укажет, что ремонтировать, если что-нибудь вдруг сломается.
Между гордостью Бригитты-специалиста и гордостью Сузи-владелицы — огромная разница. Бригитта ведь сама по себе не специалист, это Хайнц — специалист. И у него тоже есть своя гордость.
Хайнц гордится тем, что когда-нибудь у него под началом будут помощники, которые возьмут на себя всю черную работу. Хайнцу тогда останется только надзирать, как идут дела.
А Сузи тем временем по-прежнему жалеет людей, которые живут хуже, чем она.
А Бригитта тем временем по-прежнему не испытывает жалости ни к кому, ведь все ее внимание приковано к Хайнцу.
Сузи Хайнцем вовсе не интересуется. У Сузи явно все есть. Сузи жалеет Бригитту.
А Бригитта испытывает жалость к Сузи, потому что та не в состоянии по достоинству оценить Хайнца.
И хотя Бригитте нет смысла обращать Сюзаннино внимание на достоинства Хайнца и нет смысла, чтобы у соперницы слюнки потекли, она тем не менее только и рассказывает, что о достоинствах Хайнца. Сузи продолжает жалеть Бригитту, которой явно невдомек, что на свете есть люди с более весомыми достоинствами.
Заметно, что их обеих разделяет естественная преграда, столь значительная, что не стоит и пытаться ее преодолеть.
Для Бригитты Сузи больший враг, чем Бригитта для Сузи.
Хайнц внимательно слушает, о чем рассказывает Сузи. Он вертит головой, пытаясь высмотреть, где же вокруг него толпится столько голодающих. Потом, шутки ради, говорит: — От всех этих разговоров о нужде и голоде я и сам проголодался. Хороший шницелек сейчас бы не помешал!
Похрюкивая, Хайнц поглаживает себя но жирному брюху.
Сузи и Бригитта подскакивают, словно их укусил тарантул. Они наперегонки бегут на кухню. Сузи гонит вперед честолюбие, а Бригитту — страх перед Сюзанниными успехами.
С громким писком девушки валятся друг на друга, набивая себе синяки и шишки. Бригитта даже кожу содрала на коленке. Хайнц разлегся в шезлонге, наслаждаясь тишиной, природой и запахами из кухни. Он в самом деле не прочь съесть сейчас добрую порцию венского шницеля с огуречным салатом.
Он с удовлетворением прислушивается к ругани и крикам Бригитты, которая пытается за волосы оттащить Сузи от плиты. Ей это не удается, ведь Сузи очень спортивная, она играет в теннис и баскетбол. Бригитте достается от нее по рукам. Бригитта кричит от боли. Она воет, как шакал. Вся радость от прекрасного дня утопает в жире, скворчащем на сковородке.
Сузи вовсю принялась за дело.
Сузи спокойна, холодна и надменна, как сама смерть. Она взбивает яичный желток.
Мать вслушивается в возню на кухне, не зная, плакать ей или смеяться. Отец говорит, что вечно эти девушки кудахчут, как курицы. Матери впору плакать, веди Сузи уведет от нее Хайнца. Она его воспитывала, а теперь он достанется Сузи. Впрочем, Сузи сумеет позаботиться о Хайнце и его брюхе, это ясно. Впору и смеяться, потому что Бригитте не достанется ничего.
Хайнцева мамаша нисколько не задумывается о доме для престарелых. Хайнц думает о том, что скоро у Сузи не будет времени переживать об этом дерьмовом голоде во всем мире, ведь ей придется целыми днями заботиться о том, чтобы ОН не проголодался. Сузи будет крутиться целыми днями, словно белка в колесе. Все мысли Сузи будут вертеться вокруг семейной жизни, а самой ей придется как следует повертеться у Хайнца на конце.
У Хайнца все схвачено!
Ага, шницели уже готовы.
Их приготовила Сузи. Поэтому она сама подаст их на стол. Бригитта пытается вырвать блюдо у Сузи, однако мать Хайнца оказывается проворней и со всей силы бьет ее по рукам.
— За едой я не выношу шума, — добродушно говорит Хайнц плачущей Бригитте. — Хватит ныть, а то и от меня сейчас получишь по шее. Один раз хорошо, а два — лучше.
Да, два раза — лучше. Бригитта мгновенно умолкает, она вновь вспоминает о своем двойном счастье, о доме и магазинчике электротоваров. Бригитта молчит, чтобы не вспугнуть свое счастье.
Сузи вся раздулась от гордости. Помыслы ее чисты и светлы.
У жирного поросенка Хайнца помыслы самые низкие, но жратва все отодвигает на задний план. Сузи всегда очень ловко скрывает, что там у нее между ног, а ведь должно же там кое-что быть! Вот только что? Хайнц подумает о Сюзанниной скважине чуть погодя, после кофе и пирога, когда он как следует наестся.
Сейчас Хайнц вообще ни о чем не думает. Челюсти его медленно, но основательно перемалывают пищу.
Бригитту пожирает изнутри ненависть, так что на жратву Бригитта и смотреть не хочет. Она пытается опорочить шницель, приготовленный Сузи. Хайнц принимается его расхваливать. Он мгновенно проглатывает Бригиттину порцию.
Вот как было вкусно!
Хайнц считает себя пупом земли, к этому его приучили родители.
Хайнц уверен, что между ним и женщиной в полном соку должны сложиться идеальные отношения.
Сузи хоть и считает, что она — женщина в полном соку, но уверена, что между нею и Хайнцем не может быть никаких отношений. Сузи нужен мужчина в полном соку, а Хайнц таковым не является. Для Сузи он — простой работяга, жадный до жратвы. Сузи считает себя отличной поварихой. Сюзаннин папочка так считает.
Сузи возобновляет рассказ о голоде и нищете во всем мире, она агитирует Хайнцеву семью протестовать против голода и нищеты.
Хайнцев отец очень дружелюбно просит ее заткнуться, ведь сын его, Хайнц, не любит за едой слышать о грустном, ему нравятся веселые истории. А Хайнц аккурат сейчас занят едой, разве Сузи не видит?
Сузи потрясенно молчит, ей стыдно за равнодушие человечества, которое здесь и сейчас воплощает собой отец Хайнца. Сузи успокаивается и думает про себя: «Снова пролетело несколько часов, но по-прежнему на горизонте нет солидного претендента».
Сузи думает про себя о всяких маленьких вещичках, например о маленькой Сузи в маленьком передничке на кухне в доме у солидного претендента.
— Вот выйдете замуж, и это все пройдет, — подшучивает над Сузи умудренный жизнью Хайнц, который о жизни судит только по своим родителям. Хайнц — большой спец, он всегда говорит общими фразами, будто все знает, всему научился, все испытал. Да и его родители в жизни совсем не разбираются, в ином случае отцу не пришлось бы торчать в дальних рейсах. Правда, матери в любом случае пришлось бы без конца хлопотать по хозяйству. Кем бы муж ни стал, хозяйство лежит на плечах жены. Вот, значит, Хайнц разглагольствует так, словно у него — огромный жизненный опыт, которого на самом деле нет и в помине.
Сузи рассказывает о своих увлечениях — о новых знакомствах и дальних странах. Хайнц, большой спец и по этой части, говорит, что дома-то лучше всего. Сузи презрительно выражает несогласие. Хайнц стоит на своем, у настоящего мужчины на все — свое мнение. Бригитту тем временем охватывает беспокойство за судьбу фамильных чайных ложечек и фарфоровых чашечек.
Бригитта хочет уберечь фарфор от чужих неосторожных рук.
Всем своим видом она демонстрирует, как любит она эти фарфоровые чашечки с цветочками. Она берет их так осторожно, как берут только что вылупившегося цыпленка. Легко и осторожно. Трудно поверить, что ее неловкие руки на такое способны. Хайнцевы родители сконфужены. А вдруг Сузи подумает, что фарфоровые чашки для них — нечто особенное. Это для Бригитты, для фабричной девчонки, они — роскошь. Хайнцевы родители наперебой заверяют Сузи, что каждый день едят с фарфоровых тарелок, а если какая вдруг разобьется, ну что ж поделаешь, тогда покупают новую.
Бригитта считает, что ее трогательные заботы отвлекут Хайнца от чужеродных мыслей, которые она в нем замечает. Она ошибается. Мысли эти — не чужеродны, они — плоть от плоти Хайнцевой семьи.
Сузи берет в руки чашку так, словно она — жестяная и ее собственная. «Мы ведь не в тюремной столовой, где жестяная посуда, мы ведь в доме моего суженого, суженого! а здесь вся посуда фарфоровая». Бригитта пытается отнять у Сузи чашку, защитить ее, прижать к груди и убаюкать, как ребенка, пусть все видят, как она умеет ценить то, что вскоре будет принадлежать ей. А родители пусть заткнутся! В доме для престарелых они, грибы трухлявые, еще наедятся из жестяных мисок.
Одна из девушек пребывает в глубоком заблуждении. Как всегда, это — Бригитта. Бригитта и Сузи хотят брать женственностью и миловидностью.
Сузи добивается успеха, ведь она на самом деле мила, ей это легко дается, потому что не стоит ничего, но радует всех вокруг. Даже если бы это чего-нибудь стоило, Сузи это было бы по средствам.
Бригитта успеха не добивается, потому что на каменистом пути к Хайнцу она сама окаменела и озлобилась. Бригитте это поведение не должно ничего стоить. Она расплачивается одним — своей плотью. Плоть Бригитты подтачивают изнутри непрошеные гости, и самый незваный гость — конвейер по производству бюстгальтеров. Плоть Бригитты истончилась, словно заношенный шелк.
Крепость обороняется одним лишь терпением.
Любовь давно пошла на боковую. У кого хватит сил бодрствовать так долго?!
В который раз любовь терпит поражение, а побеждает насилие.
Сузи побеждает всегда, ведь она так мила и добра, ведь она так человечна. Бригитта же бесчеловечна. Бригитта наконец побеждает в жестокой борьбе за фарфоровый кофейник. Мягкая и женственная Сузи выпускает кофейник из рук. Неженственная, каменная Бригитта с торжеством прижимает кофейник к груди.
Ура, победа!
Сузи говорит:
— У нас дома посуда все равно лучше вашей. Пойду-ка я домой!
Хайнцева мать бросается наперерез, просит Сузи остаться. Она обещает купить самый красивый кофейник, пусть только Сузи останется. Она притягивает Сузи к своей груди, которой кормила Хайнца в младенчестве, а потом вырастила в мужчину, умеющего разглядеть в жизни главное. А на второстепенное — на Бригитту — он и глядеть не станет. Хайнцева мать говорит:
— Мы, женщины, должны держаться заодно против этой неженственной грубиянки Бригитты.
В конце концов Сузи выиграла битву. Выиграла своей женственностью и кротостью. Оставайся такой и впредь, Сузи! Не дай себе огрубеть!
Хайнц хочет влепить Бригитте пощечину.
В следующую секунду он свое желание исполняет. Если мужчина что решил, он должен довести дело до конца. Бригитте больно от несправедливости!
Ведь в конце-то концов она спасла семейное имущество от захватчицы!
Она все еще прижимает фарфор к себе, согревает его своим телом, чувствует ответное тепло.
Не то что с Хайнцем. Тот всегда остается с Бригиттой холодным.
На скатерти образуется большое коричневое пятно — след их борьбы. Сузи несется на кухню, давая волю своему инстинкту, приказывающему ей: вытри скатерть!
На сцене появляется влажная тряпка. Сузи наслаждается личным успехом и вытирает кофейное пятно.
— Я отдам кофейник только свекрови или Хайнцу, вам я его не отдам, — говорит Бригитта, но на нее никто не обращает внимания. Восторженные зрители устраивают Сузи овацию.
Бригитты не существует. Не держи она по-прежнему кофейник в своих лапах, исколотых швейными иголками, ее бы вообще никто не увидел.
Сузи исправила неловкость, которую допустила невежественная Бригитта.
Благодарности Сузи не ждет, нет, вовсе нет.
А Бригитта ждет, что Хайнц будет принадлежать ей.
Нет, таким способом у нее ничего не выйдет.
Любовь всегда отыщет дорогу
Священник в церкви говорит, что любовь — это путь к другому человеку. Паула ищет близости с Эрихом, она ищет земной путь к другому человеку. Паула ищет почву, на которой она может встретить Эриха, чтобы потом вместе заниматься всем этим свинством.
Любая самая совершенная система имеет свои прорехи, через которые и можно будет ускользнуть. Любовь частенько в том и заключается, чтобы эти прорехи отыскать. Влюбленная Паула сразу вспомнила о продуктовом магазине. Ее будущая свекруха выпустила из виду, что Эриха посылают в магазин делать покупки на всю неделю. Ему вручают список всего необходимого. Эрих отдает этот список заведующему магазином, который складывает заказанные продукты в Эрихов рюкзак, медленно набирающий вес и скособочивающийся в сторону ближайшей пивной.
В магазине Эриха со всех сторон стеной обступают женщины. Это сплошь мамаши, у каждой, независимо от возраста, уже есть по меньшей мере один ребенок. Перед магазином роятся их чада, они гроздьями виснут на дверях и перилах, со своими самокатами запрыгивают в автобусы, на повозки и в легковушки, а иногда залетают на них под колеса мотоциклов, легковушек-комби и грузовиков с прицепами. Под трактор редко кто попадает, ведь трактор едет медленно, и они успевают отскочить в сторону. Среди чад наблюдается постоянный естественный убыток. В этом ничего страшного, ведь если одни исчезнут, нетрудно завести себе еще. Делать детей — занятие не самое приятное, вынашивать их, пожалуй, еще тяжелее, а уж рожать — совсем не удовольствие. Да и иметь детей — тоже хуже почечных колик. И все-таки — материнская роль снова оправдана и обеспечена на несколько лет вперед.
Каждый видит: это настоящая семья. Видит отец: у него, кроме жены, есть еще одна жертва, которую он вправе колотить и обзывать. Тельце у ребенка такое податливое, жаль только, что небольшое.
И жена видит: вот результат моих усилий, он должен воодушевить меня на новые усилия.
И ребенок тоже видит: он — главная персона, живое оправдание бесполезно растраченного времени, времени, которое лопается по швам, распираемое всякими бесполезными делами, делами, которые всегда делаешь не для себя, а для кого-то другого. И одна мрачная задняя мысль застряла где-то в голове: во время воскресной проповеди труды твои воссияют, и лучи их падут на тебя. Такого, правда, дожидаться бессмысленно, ведь труды если и падут на тебя, то не в виде божественного сияния, они лягут на тебя своим многотонным грузом, чтобы в конце концов оставить от тебя мокрое место. И в один прекрасный день бесформенное тело, зовущееся мамочкой, в последний раз укладывается на ложе к давно похороненному папочке.
Но самую важную персону, ребеночка, кутают в пеленки и херенки, пока он не научится ходить и кататься на самокате, потом ему навешивают оплеух, навьючивают на него хозяйственные сумки, подрезают косами во время заготовки сена, давят автомобилями, а бывает, что ребенок свалится в горный ручей, прямо в руки к перепившемуся отцу или угодит под рассыпавшуюся поленницу, а то и в лапы какого-нибудь сумасшедшего насильника. Если ребенка минуют все эти беды, остается еще возможность в пятнадцать лет напиться впервые и на мопеде врезаться в бетонную опору моста.
Иногда дети делают слабые попытки затеять игру, тогда их мгновенно хватают за шиворот, задают на орехи и награждают пинками, а потом суют в руки рюкзак и отправляют в лавку за кормом для скотины. За солью и комбикормом.
Ни о чем подобном Паула не догадывается. Она стоит на улице перед входом в магазин, и на нее недоверчиво оглядываются снующие мимо мамаши. Она надеется, что скоро поймает на себе восторженный взгляд Эриха, а пока раздает детишкам конфеты. Детям постарше конфеты есть запрещают, они обязаны приносить сласти домой, для своих маленьких или даже грудных братишек и сестричек. Если же кто-то отважится тайком сунуть конфету за щеку, ему сразу достанется такая затрещина, что зубы повылетают.
Дома эти мамаши, бросив на произвол судьбы дымящиеся на плите кастрюли, как фурии бросаются к анемичному младенцу, срывают с его тельца обкаканные ползунки и с буйной энергией вталкивают маленького глупышку в белоснежные, свежевыстиранные одеяния. Потом упакованного в ползунки младенца покрывают поцелуями и мамаша, и все присутствующие, а какашки отправляют в стиральную машину. Поистине, перед нами — вечно повторяющееся и всегда переживаемое заново чудо природы, связанное с тем, как меняют отвратительно воняющую коричневатую тряпку на сияющее белизной одеяние. Про какашки все забыли, вновь сияет солнце. Из раскрытых от умиления ртов присутствующих при этом гостей доносится: «Ах ты, свиненыш эдакий», или: «Какая аккуратная мамочка». И мамаши сияют от счастья.
Паулу влечет к Эриху. Мамашу влечет к приборке и чистоте.
А вот наконец и он, Эрих, объект влечения.
Шикарный молодой человек особенно выигрышно выглядит на фоне этих сгрудившихся теток, дряхлых пенсионеров и малолеток, согнувшихся под тяжестью сумок. Эрих раздвигает эту вонючую толпу, как кулисы, и появляется на сцене.
За прилавком сразу встрепенулись незамужние продавщицы в белых халатах, в том числе и мать-одиночка, парнишке-то ее годков немало, скоро на лесосеку пора. Химическая завивка, под халатиками — новенькие пуловеры, купленные в универмаге, на ногах с толстыми бледными икрами — туфельки на шнуровке и без каблука. Золотые зубы, золотые цепочки с золотыми крестиками. Эриха осыпают расспросами о здоровье матушки, бабушки и папочки, он отвечает медленно и с трудом. Под градом вопросов Эрих выглядит словно баран перед новыми воротами. Спасибо, все хорошо. Неоновый свет слепит глаза, привыкшие к вольной и наполненной свежим ветром природе. Неоновый свет вреден для здоровья. Эрих такой миленький и такой высоченный.
В продавщицах мгновенно просыпается тоска хоть по маленькой толике любви.
Эрих не привык дарить любовь ни по маленькой толике, ни большими порциями. На его любовь не приходится рассчитывать даже его близким, которые не раз прикладывали руку к побоям, выпадавшим на его долю. Эриху часто хочется прикончить и мамашу, и папашу, но он на это не решается. Зато так здорово, когда тебя никто не видит, помучить как следует щенка, кошку или маленького ребенка.
Знала бы об этом Паула!
Паула жаждет любви, как свинья желудей.
Паула готова пролезть сквозь любую щель. Паула не сводит с Эриха глаз, ей не терпится преподнести ему в подарок свое тело.
Местная пивнушка молча наблюдает за ней; вскоре пивнушке предстоит активно включиться в эту борьбу полов.
Когда напьешься, то бить кого-нибудь легче, чем в трезвом состоянии, правда, удовольствия получаешь меньше, ведь все происходит как в тумане, даже приятных воспоминаний не остается. Эриху предстоит еще научиться соблюдать золотую середину, впрочем, впереди у него много времени до тех пор, пока на него не обрушится дерево на лесосеке или не навалится старческая немощь. Достаточно времени, чтобы поупражняться.
Паула по-прежнему верит, что жизнь и любовь у нее впереди. Ей еще неизвестно, что у нее впереди разве что ее собственная любовь. Все приходится делать самой. Иначе ничего не добьешься. Если делаешь все сама, то все получается как надо. В конце концов, разве можно на кого-то положиться?!
На улице взвизгивают тормоза. На этот раз ребенок уцелел.
Паула сопровождает Эриха, нагруженного покупками, в старый сарай. До нее туда входили многие здоровые дети природы, входили, чтобы выйти оттуда больными. Некоторые нашли там свое счастье, а потом снова его потеряли. Остальные же нашли там свою беду.
Мало кто нашел там наслаждение. Такие чувства здесь редко встречаются. Здесь царят расчеты и подсчеты, сложение и вычитание. Здесь царит ледяной холод.
Здесь не суждено было свершиться многому из того, на что возлагали надежду. Здесь уже звучали слова: «Знаешь, скоро нас будет трое». Здесь уже не раз разбивались сердца и брачные узы. Здесь царит страсть, увидеть которую пока не удалось никому. Сюда входишь как эмоциональный калека и выходишь отсюда в том же состоянии. Все, что произошло в промежутке, ничего не значит, ничего не изменит. Здесь царит закон телесного низа в отличие от законов леса, которые действуют во время работы. В конце концов стиральные машины заглатывают в себя запачканные трусики, сиявшие белизной до того, как их владелицы появились в сарае.
Эрих слегка покачивается под тяжестью рюкзака и под воздействием винных паров. У Паулы сжимается сердце и перехватывает дыхание, ведь она ждет, что произойдет что-то большое и светлое. Эрих с огромным рюкзаком — вот, пожалуй, и все, ничего большого в сарае больше нет.
Паула очень ждала любви, но любви ей не достается. Эрих давно уже ушел, а Паула в поисках любви все обводит взглядом сарай, балки, разбитые кормушки, сено в углу и навозную жижу на полу. Любви нет, есть только боль там, пониже живота. А Эрих шагает себе в гору.
Эгей!
Паула читала и слышала, что любовь причиняет боль, когда теряешь любимого, когда происходит несчастный случай, автокатастрофа, смерть на операционном столе или трагическое самоубийство. Как же может быть, что любовь причиняет боль тогда, когда она приходит? А не только тогда, когда уходит?
Паула сидит на сене и кружевным платочком промакивает кровь. Почти мгновенно ребенок, которого она желала, превращается в ее мозгу в жуткий страх и в острую опасность. Дитя любви исчезает, появляется дитя страха. Паула боится последствий. Если уж Пауле не удалось удержать Эриха хотя бы на пару минут своим еще не полностью развитым телом, своим жалким умишком, своей учебой на швею и красным платьем, то разве удастся ей удержать Эриха с помощью ребеночка?
Мы не показали любовь Эриха и Паулы потому, что ее просто не было. Была просто яма, в которую ты валишься и из которой потом выкарабкиваешься и бредешь себе дальше. В тебе ничего не сломалось, разве что погибло дитя человеческое в расцвете юности.
Дома большая стирка безразлично заглатывает платок с бурыми пятнами, как заглатывает она пропотевшие рубашки папаши и братца. В этой жизни радость, страдание и труд идут рука об руку.
Огромный труд для Паулы — заполучить и удержать Эриха. Любовь гнездится теперь не там, пониже живота, она перекочевала в мозг. Там, пониже живота, все вымерло, ничего не чувствуется. Что ж, так от многого себя избавляешь.
Лучше уж новая сверкающая кухонька, чем радость в утробе. Радость проходит, а кухня остается.
Да и стиральная машина тоже нужна.
Пауле предстоит соединить мощность машины с ловкостью канатоходца.
Ей угрожает большее, чем просто падение.
Главная угроза в том, что не наступят положенные месячные неудобства.
Далеко не всегда здорово, когда исчезают неудобства.
Любая самая совершенная система имеет свои прорехи, через которые и можно будет ускользнуть. Любовь частенько в том и заключается, чтобы эти прорехи отыскать. Влюбленная Паула сразу вспомнила о продуктовом магазине. Ее будущая свекруха выпустила из виду, что Эриха посылают в магазин делать покупки на всю неделю. Ему вручают список всего необходимого. Эрих отдает этот список заведующему магазином, который складывает заказанные продукты в Эрихов рюкзак, медленно набирающий вес и скособочивающийся в сторону ближайшей пивной.
В магазине Эриха со всех сторон стеной обступают женщины. Это сплошь мамаши, у каждой, независимо от возраста, уже есть по меньшей мере один ребенок. Перед магазином роятся их чада, они гроздьями виснут на дверях и перилах, со своими самокатами запрыгивают в автобусы, на повозки и в легковушки, а иногда залетают на них под колеса мотоциклов, легковушек-комби и грузовиков с прицепами. Под трактор редко кто попадает, ведь трактор едет медленно, и они успевают отскочить в сторону. Среди чад наблюдается постоянный естественный убыток. В этом ничего страшного, ведь если одни исчезнут, нетрудно завести себе еще. Делать детей — занятие не самое приятное, вынашивать их, пожалуй, еще тяжелее, а уж рожать — совсем не удовольствие. Да и иметь детей — тоже хуже почечных колик. И все-таки — материнская роль снова оправдана и обеспечена на несколько лет вперед.
Каждый видит: это настоящая семья. Видит отец: у него, кроме жены, есть еще одна жертва, которую он вправе колотить и обзывать. Тельце у ребенка такое податливое, жаль только, что небольшое.
И жена видит: вот результат моих усилий, он должен воодушевить меня на новые усилия.
И ребенок тоже видит: он — главная персона, живое оправдание бесполезно растраченного времени, времени, которое лопается по швам, распираемое всякими бесполезными делами, делами, которые всегда делаешь не для себя, а для кого-то другого. И одна мрачная задняя мысль застряла где-то в голове: во время воскресной проповеди труды твои воссияют, и лучи их падут на тебя. Такого, правда, дожидаться бессмысленно, ведь труды если и падут на тебя, то не в виде божественного сияния, они лягут на тебя своим многотонным грузом, чтобы в конце концов оставить от тебя мокрое место. И в один прекрасный день бесформенное тело, зовущееся мамочкой, в последний раз укладывается на ложе к давно похороненному папочке.
Но самую важную персону, ребеночка, кутают в пеленки и херенки, пока он не научится ходить и кататься на самокате, потом ему навешивают оплеух, навьючивают на него хозяйственные сумки, подрезают косами во время заготовки сена, давят автомобилями, а бывает, что ребенок свалится в горный ручей, прямо в руки к перепившемуся отцу или угодит под рассыпавшуюся поленницу, а то и в лапы какого-нибудь сумасшедшего насильника. Если ребенка минуют все эти беды, остается еще возможность в пятнадцать лет напиться впервые и на мопеде врезаться в бетонную опору моста.
Иногда дети делают слабые попытки затеять игру, тогда их мгновенно хватают за шиворот, задают на орехи и награждают пинками, а потом суют в руки рюкзак и отправляют в лавку за кормом для скотины. За солью и комбикормом.
Ни о чем подобном Паула не догадывается. Она стоит на улице перед входом в магазин, и на нее недоверчиво оглядываются снующие мимо мамаши. Она надеется, что скоро поймает на себе восторженный взгляд Эриха, а пока раздает детишкам конфеты. Детям постарше конфеты есть запрещают, они обязаны приносить сласти домой, для своих маленьких или даже грудных братишек и сестричек. Если же кто-то отважится тайком сунуть конфету за щеку, ему сразу достанется такая затрещина, что зубы повылетают.
Дома эти мамаши, бросив на произвол судьбы дымящиеся на плите кастрюли, как фурии бросаются к анемичному младенцу, срывают с его тельца обкаканные ползунки и с буйной энергией вталкивают маленького глупышку в белоснежные, свежевыстиранные одеяния. Потом упакованного в ползунки младенца покрывают поцелуями и мамаша, и все присутствующие, а какашки отправляют в стиральную машину. Поистине, перед нами — вечно повторяющееся и всегда переживаемое заново чудо природы, связанное с тем, как меняют отвратительно воняющую коричневатую тряпку на сияющее белизной одеяние. Про какашки все забыли, вновь сияет солнце. Из раскрытых от умиления ртов присутствующих при этом гостей доносится: «Ах ты, свиненыш эдакий», или: «Какая аккуратная мамочка». И мамаши сияют от счастья.
Паулу влечет к Эриху. Мамашу влечет к приборке и чистоте.
А вот наконец и он, Эрих, объект влечения.
Шикарный молодой человек особенно выигрышно выглядит на фоне этих сгрудившихся теток, дряхлых пенсионеров и малолеток, согнувшихся под тяжестью сумок. Эрих раздвигает эту вонючую толпу, как кулисы, и появляется на сцене.
За прилавком сразу встрепенулись незамужние продавщицы в белых халатах, в том числе и мать-одиночка, парнишке-то ее годков немало, скоро на лесосеку пора. Химическая завивка, под халатиками — новенькие пуловеры, купленные в универмаге, на ногах с толстыми бледными икрами — туфельки на шнуровке и без каблука. Золотые зубы, золотые цепочки с золотыми крестиками. Эриха осыпают расспросами о здоровье матушки, бабушки и папочки, он отвечает медленно и с трудом. Под градом вопросов Эрих выглядит словно баран перед новыми воротами. Спасибо, все хорошо. Неоновый свет слепит глаза, привыкшие к вольной и наполненной свежим ветром природе. Неоновый свет вреден для здоровья. Эрих такой миленький и такой высоченный.
В продавщицах мгновенно просыпается тоска хоть по маленькой толике любви.
Эрих не привык дарить любовь ни по маленькой толике, ни большими порциями. На его любовь не приходится рассчитывать даже его близким, которые не раз прикладывали руку к побоям, выпадавшим на его долю. Эриху часто хочется прикончить и мамашу, и папашу, но он на это не решается. Зато так здорово, когда тебя никто не видит, помучить как следует щенка, кошку или маленького ребенка.
Знала бы об этом Паула!
Паула жаждет любви, как свинья желудей.
Паула готова пролезть сквозь любую щель. Паула не сводит с Эриха глаз, ей не терпится преподнести ему в подарок свое тело.
Местная пивнушка молча наблюдает за ней; вскоре пивнушке предстоит активно включиться в эту борьбу полов.
Когда напьешься, то бить кого-нибудь легче, чем в трезвом состоянии, правда, удовольствия получаешь меньше, ведь все происходит как в тумане, даже приятных воспоминаний не остается. Эриху предстоит еще научиться соблюдать золотую середину, впрочем, впереди у него много времени до тех пор, пока на него не обрушится дерево на лесосеке или не навалится старческая немощь. Достаточно времени, чтобы поупражняться.
Паула по-прежнему верит, что жизнь и любовь у нее впереди. Ей еще неизвестно, что у нее впереди разве что ее собственная любовь. Все приходится делать самой. Иначе ничего не добьешься. Если делаешь все сама, то все получается как надо. В конце концов, разве можно на кого-то положиться?!
На улице взвизгивают тормоза. На этот раз ребенок уцелел.
Паула сопровождает Эриха, нагруженного покупками, в старый сарай. До нее туда входили многие здоровые дети природы, входили, чтобы выйти оттуда больными. Некоторые нашли там свое счастье, а потом снова его потеряли. Остальные же нашли там свою беду.
Мало кто нашел там наслаждение. Такие чувства здесь редко встречаются. Здесь царят расчеты и подсчеты, сложение и вычитание. Здесь царит ледяной холод.
Здесь не суждено было свершиться многому из того, на что возлагали надежду. Здесь уже звучали слова: «Знаешь, скоро нас будет трое». Здесь уже не раз разбивались сердца и брачные узы. Здесь царит страсть, увидеть которую пока не удалось никому. Сюда входишь как эмоциональный калека и выходишь отсюда в том же состоянии. Все, что произошло в промежутке, ничего не значит, ничего не изменит. Здесь царит закон телесного низа в отличие от законов леса, которые действуют во время работы. В конце концов стиральные машины заглатывают в себя запачканные трусики, сиявшие белизной до того, как их владелицы появились в сарае.
Эрих слегка покачивается под тяжестью рюкзака и под воздействием винных паров. У Паулы сжимается сердце и перехватывает дыхание, ведь она ждет, что произойдет что-то большое и светлое. Эрих с огромным рюкзаком — вот, пожалуй, и все, ничего большого в сарае больше нет.
Паула очень ждала любви, но любви ей не достается. Эрих давно уже ушел, а Паула в поисках любви все обводит взглядом сарай, балки, разбитые кормушки, сено в углу и навозную жижу на полу. Любви нет, есть только боль там, пониже живота. А Эрих шагает себе в гору.
Эгей!
Паула читала и слышала, что любовь причиняет боль, когда теряешь любимого, когда происходит несчастный случай, автокатастрофа, смерть на операционном столе или трагическое самоубийство. Как же может быть, что любовь причиняет боль тогда, когда она приходит? А не только тогда, когда уходит?
Паула сидит на сене и кружевным платочком промакивает кровь. Почти мгновенно ребенок, которого она желала, превращается в ее мозгу в жуткий страх и в острую опасность. Дитя любви исчезает, появляется дитя страха. Паула боится последствий. Если уж Пауле не удалось удержать Эриха хотя бы на пару минут своим еще не полностью развитым телом, своим жалким умишком, своей учебой на швею и красным платьем, то разве удастся ей удержать Эриха с помощью ребеночка?
Мы не показали любовь Эриха и Паулы потому, что ее просто не было. Была просто яма, в которую ты валишься и из которой потом выкарабкиваешься и бредешь себе дальше. В тебе ничего не сломалось, разве что погибло дитя человеческое в расцвете юности.
Дома большая стирка безразлично заглатывает платок с бурыми пятнами, как заглатывает она пропотевшие рубашки папаши и братца. В этой жизни радость, страдание и труд идут рука об руку.
Огромный труд для Паулы — заполучить и удержать Эриха. Любовь гнездится теперь не там, пониже живота, она перекочевала в мозг. Там, пониже живота, все вымерло, ничего не чувствуется. Что ж, так от многого себя избавляешь.
Лучше уж новая сверкающая кухонька, чем радость в утробе. Радость проходит, а кухня остается.
Да и стиральная машина тоже нужна.
Пауле предстоит соединить мощность машины с ловкостью канатоходца.
Ей угрожает большее, чем просто падение.
Главная угроза в том, что не наступят положенные месячные неудобства.
Далеко не всегда здорово, когда исчезают неудобства.
К сожалению
К сожалению, размышляет Бригитта, выходные на даче быстро кончаются. Ее снова зовут обязанности: пора на фабрику!
Многих людей работа изменяет, делает их хуже, жестче характером.
Бригитте не нужен жесткий характер, ей нужен ребенок.
На пути к Хайнцу — огромное зыбкое болото.
У многих Бригиттиных товарок похожая ситуация. Только не у всех есть свой Хайнц, который ждет тебя на другом краю болота, манит к себе, и не всех манят новенькие ванные комнаты с никелированными кранами и трубами, с водогреем и блестящими белизной раковинами.
Других женщин ждут на краю болота мужчины, которым далеко до Хайнца по уму, силе и характеру.
Кроме того, они лишены чувства долга.
И у Бригитты нет чувства долга. Она, как многие молодые женщины, прежде жившие легко и бездумно, научится чувству долга, выйдя замуж.
Хайнцу присуще чувство долга — перед своим телом, требующим отдыха, и перед своими друзьями по кегельбану. Не доверяя Хайнцу, Бригитта всегда сопровождает его. Вокруг кегельбана вьется много незнакомых женщин, кое-кто из них приходит даже без своего законного владельца.
Ничейные женщины очень опасны для молодого неустойчивого мужчины вроде Хайнца, который приобретет устои лишь после женитьбы.
Когда после кегельбана Хайнц в целости и сохранности ложится с Бригиттой в постель, раздувая во все стороны пивные пары, в ней возникает чувство искренней благодарности, и ее лягушачьи бедра сами собой раздвигаются ему навстречу.
Она по-прежнему не чувствует ничего, но зато ощущает огромное облегчение.
Так нужно, ведь впереди у нее снова трудный рабочий день.
Многих людей работа изменяет, делает их хуже, жестче характером.
Бригитте не нужен жесткий характер, ей нужен ребенок.
На пути к Хайнцу — огромное зыбкое болото.
У многих Бригиттиных товарок похожая ситуация. Только не у всех есть свой Хайнц, который ждет тебя на другом краю болота, манит к себе, и не всех манят новенькие ванные комнаты с никелированными кранами и трубами, с водогреем и блестящими белизной раковинами.
Других женщин ждут на краю болота мужчины, которым далеко до Хайнца по уму, силе и характеру.
Кроме того, они лишены чувства долга.
И у Бригитты нет чувства долга. Она, как многие молодые женщины, прежде жившие легко и бездумно, научится чувству долга, выйдя замуж.
Хайнцу присуще чувство долга — перед своим телом, требующим отдыха, и перед своими друзьями по кегельбану. Не доверяя Хайнцу, Бригитта всегда сопровождает его. Вокруг кегельбана вьется много незнакомых женщин, кое-кто из них приходит даже без своего законного владельца.
Ничейные женщины очень опасны для молодого неустойчивого мужчины вроде Хайнца, который приобретет устои лишь после женитьбы.
Когда после кегельбана Хайнц в целости и сохранности ложится с Бригиттой в постель, раздувая во все стороны пивные пары, в ней возникает чувство искренней благодарности, и ее лягушачьи бедра сами собой раздвигаются ему навстречу.
Она по-прежнему не чувствует ничего, но зато ощущает огромное облегчение.
Так нужно, ведь впереди у нее снова трудный рабочий день.
И в самом деле
Месячные неудобства у Паулы и в самом деле не наступили. За страхом, что месячные неудобства, которые все женщины в Паулиной среде именно как неудобства воспринимают, на сей раз не наступят, неизбежно последовал и сам факт отсутствия месячных неудобств в положенный срок.
До этого момента любовь ничего не принесла Пауле, теперь вот кое-что даже отсутствует, а это означает, что наступит нечто важное, ВЕЛИКОЕ, что активизирует Паулину функцию. Паулы коснулось дыхание жизни (вернее, Эрихов член), и даже больше, чем коснулось.
Швейная мастерская по-прежнему здесь, а Эриха так и нет рядом.
Пауле нельзя подняться к нему на гору, но ей теперь это не важно, ведь сладкая тайна (как все это называют) окутывает ее и здесь, в долине.
Паула должна доверить сладкую тайну в первую очередь мужчине, которого любит она и который любит ее, чтобы уж затем подумать о свадьбе.
Скоро эта тайна размягчит черты ее лица, взгляд Паулы сделается задумчивым, живот распухнет, груди отяжелеют, низ позвоночника станет побаливать, а сама Паула наделает в штаны. На то есть все основания: Паула страшно боится родителей, они такие грубые, а тайна — тайна такая сладкая. Паула еще ни разу не сказала Эриху, что любит его, она ведь так мало его знает. Теперь она выпалит все сразу: «Я люблю тебя, и у меня будет от тебя ребенок».
До этого момента любовь ничего не принесла Пауле, теперь вот кое-что даже отсутствует, а это означает, что наступит нечто важное, ВЕЛИКОЕ, что активизирует Паулину функцию. Паулы коснулось дыхание жизни (вернее, Эрихов член), и даже больше, чем коснулось.
Швейная мастерская по-прежнему здесь, а Эриха так и нет рядом.
Пауле нельзя подняться к нему на гору, но ей теперь это не важно, ведь сладкая тайна (как все это называют) окутывает ее и здесь, в долине.
Паула должна доверить сладкую тайну в первую очередь мужчине, которого любит она и который любит ее, чтобы уж затем подумать о свадьбе.
Скоро эта тайна размягчит черты ее лица, взгляд Паулы сделается задумчивым, живот распухнет, груди отяжелеют, низ позвоночника станет побаливать, а сама Паула наделает в штаны. На то есть все основания: Паула страшно боится родителей, они такие грубые, а тайна — тайна такая сладкая. Паула еще ни разу не сказала Эриху, что любит его, она ведь так мало его знает. Теперь она выпалит все сразу: «Я люблю тебя, и у меня будет от тебя ребенок».