— Я не это имел в виду…
   — Нет, это. Я сама хорошо знаю, на что похожа эта квартира. — Она повернулась к плите и поставила на огонь кофейник. — Квартира нуждается в ремонте.
   Не в ремонте, а в чуде, подумал он, но разумно воздержался произносить это вслух.
   — Ты до сих пор любишь черный кофе? — спросила она, слегка повернув голову в его сторону.
   Что за вопрос? Разве он мог за неделю изменить свои привычки?
   — Да, — кратко ответил он. — А твой хозяин знает, что квартира нуждается в ремонте?
   — Это не твое дело. Мне она подходит.
   — Она не подходят даже тараканам. Эта квартира…
   — Моя. — Натали гордо подняла голову. — И я не нуждаюсь, чтобы мне указывали, что делать.
   — Бог ты мой! — На щеке Коннора дрогнула мышца. — Ты прекрасно знаешь, что я никогда не указывал тебе, что делать.
   Щеки Натали покраснели.
   — Я просто пытаюсь напомнить тебе, что ты больше не мой муж, — спокойно сказала она.
   Что-то темное и опасное блеснуло в его глазах.
   — Может, ты хочешь, малышка, чтобы я доказал тебе, что это не так?
   Сердце Натали яростно забилось, когда Коннор встал, оттолкнул ногой стул и подошел к ней. Боясь посмотреть ему в глаза, она бегло окинула взглядом его широкие плечи в футболке, обтянутые джинсами бедра. По ее жилам медленно растеклось опасное тепло.
   — Нет, Коннор, — сказала она. — Не хочу.
   Его глаза уставились на ее губы.
   — Ты все еще моя жена, Натали.
   — Нет. Я больше не…
   Она перестала дышать, когда почувствовала на щеке прикосновение его пальцев. Потом он бережно откинул назад прядь ее волос. На его лице появилась ленивая, коварная улыбка соблазнителя.
   — Если ты не веришь, — мягко сказал он, я могу показать тебе. — Он наклонился к ее губам и поцеловал.
   Она в панике убеждала себя, что это всего лишь поцелуй и она устоит перед этим поцелуем.
   Но когда он взял в ладони ее лицо и снова жадно впился в губы, она потерялась. Прижав руки к его груди, она чувствовала, как бьется его сердце, чувствовала сквозь тонкую ткань футболки жар его плоти. Ее руки невольно соскользнули по его спине к бедрам, а потом ниже.
   Откинув голову, он застонал, и она уткнулась губами ему в шею.
   О, как она соскучилась по нему! Как хотела его, своего мужа, единственного мужчину, которого любила!
   Это было чудесно! — держать ее в руках, целовать, вдыхать запах полевых цветов и ее распаляющейся страсти!
   Он прошептал ее имя, обхватил ладонями ее ягодицы, приподнял и, покачивая бедрами, позволил ей почувствовать силу и неотложность своего желания. Пусть она вспомнит, как они любили друг друга, как они смогут любить снова…
   Пронзительный свист разорвал тишину. Натали вздрогнула, как испуганный заяц, и широко распахнула глаза.
   — Это чайник, малышка, — прошептал он и протянул руку к плите. — Успокойся, все в порядке…
   — Не уверена. — Натали уперлась ладонями ему в грудь и оттолкнула его. — Ты за этим сюда пришел? — Ее голос дрожал от гнева. — Ты пришел, чтобы соблазнить меня?
   Коннор сузил глаза.
   — А мне показалось, что мы занимались любовью.
   Ей тоже так показалось. Но признаться в этом ему и самой себе будет слишком глупо.
   — Это всего лишь сексуальное влечение, — сказала она. — И это произошло случайно, по ошибке. Тебе ясно?
   Он сжал губы. Яснее не бывает. Для нее это было сексуальным влечением. Невероятно! Его жена превратилась в чужую женщину. И эту чужую женщину он любить не сможет.
   — Но ты не права, малышка, — сказал он. — Я не стал бы соблазнять тебя, даже если бы ты появилась у меня на пороге абсолютно голой!
   Натали побледнела.
   — Уходи.
   — Поверь мне. — Он повернулся и пошел к выходу из кухни. — Я ухожу.
   — Вот и прекрасно. — Она проскользнула мимо него и открыла дверь. — И не вздумай больше приходить.
   Коннор повернулся к двери и.., увидел на пороге мужчину.
   — Натали? — позвал незнакомец.
   Коннор отступил. Ну и дела! Мужчина напоминал глыбу с длинными светлыми волосами, толстой, как дерево, шеей и похожими на мощные, скрученные корни руками и бедрами. И по горящему взгляду, которым человек-глыба окинул его, Коннор понял, что очень быстро может превратиться в фарш.
   — Ганс? Что ты делаешь здесь? — спросила Натали.
   — Я открывал свою дверь и услышал голоса, ответил Ганс, не спуская глаз с Коннора. — Этот панк пристает к тебе?
   — Нет, нет, Ганс, ты не так понял…
   — Я не панк, а ее муж, — сверкнув глазами, сказал Коннор.
   — Бывший муж, — поправил его Ганс. — Натали в разводе.
   — Не совсем в разводе, — поправил его Коннор. — Но какое тебе до этого дело?
   Глыба придвинулась к Коннору.
   — Натали моя подруга. И я готов помочь ей, если нужно.
   — Ганс, правда, все в порядке, — сказала Натали.
   Коннор почувствовал опасный выброс адреналина в кровь.
   Ну и что, что парень на тонну тяжелее его?
   Что с того, если он выглядит, как Кинг-Конг?
   Коннор чувствовал, что достаточно накачан адреналином, чтобы одолеть его. И даже если он не сможет этого сделать, тоже не беда, потому что пара раундов с Гансом Сторожевым Псом было именно то, чего ему теперь не хватало.
   Коннор вышел вперед.
   — Ты что, не слышал, что сказала дама? Она в твоей помощи не нуждается. Или ты хочешь, чтобы я повторил для тебя ее слова?
   — Прекратите! — Натали стала между мужчинами. — Это смешно!
   Ганс сложил ручищи на груди, и они стали похожи на огромный калач.
   — Ты только скажи, Натали, и я вышвырну его отсюда.
   — Да, малышка, скажи, — усмехнувшись, сказал Коннор и запружинил на носочках. — Скажи, и Ганс окажется у себя дома, даже не затрудняясь открыть дверь.
   Натали подняла ладони.
   — Ганс, пожалуйста, иди домой. Мой бывший муж…
   — Еще не бывший, — вставил Коннор с улыбочкой маньяка.
   — Мужчина, с которым я больше не живу, — холодно продолжала Натали. — Он хоть и придурок, но безвредный.
   — Ты уверена? — спросил Ганс.
   — Да.
   Ганс перевел дух.
   — Ладно. Но если понадобится моя помощь…
   — Я позвоню тебе.
   — Хорошо. Кстати, Натали, тот фильм, о котором мы говорили, будет сегодня по телику.
   Если хочешь, можем вместе посмотреть.
   — Замечательно. Я приготовлю попкорн.
   Великан бросил последний взгляд на Коннора, и Коннор в ответ показал ему все свои зубы.
   — Ауфидерзейн, дружище, — сказал он, захлопнув перед носом Ганса дверь.
   — Твоя шутка не удалась, — сказала ему Натали. — Ганс голландец.
   — Пусть он будет хоть марсианином, мне плевать, — ответил Коннор. — Значит, фильм?
   Попкорн? Но посмею напомнить тебе, малышка, что ты все еще замужняя женщина.
   — Временно. Кроме того, Ганс всего лишь мой друг.
   — Друг? Как мило…
   — Знаю, что тебе этого не понять. Для тебя отношения между мужчиной и женщиной возможны только на почве секса. Но, поверь, бывает и чистая дружба.
   — Хотелось бы поверить, но у твоего Ганса на уме одно — как бы забраться к тебе в трусики.
   — Пошляк!
   — Не пошляк, а честный человек.
   — Как бы там ни было, а это не твое…
   — Как раз мое, — сказал он, и его лицо сделалось суровым.
   Что ж, с него довольно. Нравится ей это или нет, а он все еще ее муж. И она должна узнать об этом.
   — Собирайся, — пророкотал он.
   — Ты шутишь?
   — Собирай чемодан. И как можно быстрее.
   — Ах, как мне это нравится, — сказала Натали, усмехнувшись. — Полагаю, что должна отдать тебе салют, щелкнуть каблуками и рявкнуть: есть, сэр!
   — Мой отец, — подавленным голосом сказал Коннор.
   Усмешка сползла с ее лица.
   — Джонас? Что-то случилось?
   — Да, — кивнул он, и на этот раз не лгал.
   Что-то случилось. Не часто человеку стукает восемьдесят пять. — Я за этим и пришел к тебе.
   Мои братья тоже приедут на «Эспаду».
   — О, извини… — Натали прикусила губу.
   — Я думал, что мы могли бы поехать вместе на ранчо, чтобы старик мог еще раз увидеть тебя.
   И это тоже не было ложью. А почему бы старику еще раз не увидеть ее? Кроме того, даже если все покатится к чертовой бабушке, он не оставит ее здесь. В этой дыре. С Гансом по соседству.
   — Но почему ты сразу не сказал об этом?
   Коннор встретил подозрительный взгляд жены загадочной улыбкой.
   — Нас слегка занесло в другую сторону. Помнишь?
   Натали покраснела.
   — Коннор, слушай, если ты врешь мне, то клянусь…
   Он драматично приложил ладони к груди и промолчал. Натали пристально посмотрела на него, и он почти уже распростился с надеждой, когда она наконец тяжело выдохнула.
   — Ладно. Через пять минут буду готова.
   Коннор с трудом сдержал усмешку, но, как только Натали вышла из комнаты, его губы расплылись. Он выбросил в воздух кулак и тихонько воскликнул: «Да!».

5

   Натали скрылась в спальне и появилась из нее через десять минут. Вместо джинсов и футболки на ней был строгий льняной костюм. В руках она держала небольшой чемодан.
   — Я готова.
   Коннор взял из ее рук чемодан. По ее костюму не трудно было догадаться, что было в чемодане. Явно что-то подходящее для больничной палаты и, возможно, даже для похорон.
   Ох, как она рассвирепеет, когда узнает, что он надул ее.
   Может, он должен сказать ей правду? Дать ей возможность решить, ехать на вечеринку или нет?
   Никаких «может» и быть не может. Женщина в процессе развода ни за что не согласится поехать на вечеринку со своим почти бывшим мужем. Дай ей возможность выбора, и она наверняка останется там, где есть, с соседом Гансом и тарелкой попкорна.
   Всю дорогу в аэропорт Коннор ждал, что она начнет задавать вопросы, но Натали молчала. Либо она злилась на него за его поведение в той дыре, которую она называла квартирой, либо решила, что нормой поведения для разводящейся пары было молчание.
   Но Коннора это не заботило. Он только был рад, что она не давила на него вопросами, потому что не знал, что отвечать.
   Самолет был готов к полету. Натали забралась в него, надела шлем и пристегнула ремень.
   Потом окатила его ледяным взглядом, когда он протянул руку, чтобы проверить ее ремень.
   — Я способна сделать это сама, — холодно сказала она.
   Ух-ух, это будет тот еще полет. А еще хуже будет, когда они прилетят и она узнает, что он навешал ей на уши лапшу.
   Хотя… Он просто упустил несколько мелочей. И для этого у него была веская причина.
   Коннор сурово сосредоточился и повел самолет на взлетную полосу.
   Каким мерзавцем нужно быть, чтобы позволить женщине жить в такой дыре, как ее квартирка? И каким болваном, чтобы оставить ее на нежное попечение глыбообразного Ганса? И пусть Натали не понимает этого, достаточно того, что он понимает и предпринял действия.
   Но, бог ты мой, какой ад ждет его, когда Натали узнает, что единственной болезнью, которой страдал Джонас, был его своевольный характер старого козла, каким он был всегда.
   — Коннор? — ясно прозвучал в микрофоне голос Натали.
   — Что?
   — Что с Джонасом?
   Итак, началось.
   — Точно не знаю.
   — Врачи еще не поставили диагноз?
   — Нет.
   — Он что, упал в обморок? Что-то вроде сердечного приступа? У них есть подозрения?
   — Нет, насколько мне известно. — И это была правда. Врачи ничего не подозревали, потому что нечего было подозревать.
   — Но он никогда за всю свою жизнь не болел.
   — Что правда, то правда, но Джонас — старик.
   — А кто тебе позвонил? Абель? Марта?
   Коннор нахмурился.
   — Подай мне, пожалуйста, карту… Спасибо.
   Он разложил карту на коленях. Сколько он может делать вид, что изучает маршрут? Достаточно времени, чтобы сочинить ответ, хотя он прекрасно знает, что никакой ответ не спасет его. Натали потребует деталей…
   — Контор? Ты слышишь меня?
   Он сложил карту, сунул ее в ящик и бегло глянул на жену.
   Может, сказать ей правду? Они находятся на высоте мили над землей. Что она сможет сделать?
   Все, что угодно, начиная с того, что обзовет его придурком, а потом потребует отвезти ее обратно в Майями. Черт, он просто не знает, чего можно ожидать от нее. Он больше не знает свою жену. Куда девалась та милая девушка, на которой он когда-то женился? Что стало с той верной подругой, которая помогала ему советами и уговорила бросить школу адвокатов, зная, что из него получится дрянной адвокат? Куда исчезла та девушка, которая работала вместе с ним день и ночь?
   Исчезла, а вместо нее появилась женщина с холодными глазами, которая сидела теперь рядом с ним.
   Может, он сделал ошибку, заставив ее лететь с ним? У нее теперь своя жизнь, свои интересы.
   Еще не поздно развернуть самолет и сказать ей правду. Сказать, что с Джонасом все в порядке. Сказать, что ничего нет страшного в том, что она не хочет быть с ним. И если она хочет провести вечер в компании Ганса, это ее дело.
   И даже если хочет провести с ним ночь…
   — Коннор, ответь же, что с Джонасом?
   Он посмотрел на нее.
   — Что ты сказала?
   — Я спрашиваю…
   — Черт, что-то с микрофоном. Я не слышу ничего…
   — Ты не слышишь меня?
   — Не слышу. — Он постучал по своему шлему.
   Натали нахмурилась, поправила микрофон и прокричала:
   — Я спрашиваю, что с Джонасом?
   — Ничего не слышу, — проорал он в ответ. — Ни слова.
   Она долгим взглядом посмотрела на него.
   — Ты лучше не ври мне, мистер Уорнер, потому что я просто убью тебя.
   Коннор невинно улыбнулся.
   — К сожалению, ничего не слышу.
   Натали нахмурилась, потом откинулась на спинку кресла и уставилась в иллюминатор.
   Они уже летели над заливом, а Натали все еще кипела от злости.
   Почему она не расспросила его о Джонасе до того, как села в самолет?
   Джонас при смерти? Что-то мало верится.
   Джонас слишком зловредное существо, чтобы запросто умереть. Кроме того, если Коннор явился к ней для того, чтобы сказать об этом, стал бы он вместо этого загребать когтями землю и доказывать Гансу, что он все еще ее муж?
   Вся эта ситуация явно пахнет керосином, в этом Натали не сомневалась. И с Джонасом все наверняка прекрасно, она чувствовала это всеми клетками своего существа.
   Итак, она летит в Техас со своим почти бывшим мужем без всякой причины. Видимо, Коннор, увидев, что она умудрилась устроить свою жизнь без него, просто не смог этого перенести..
   А что, если она скажет ему: ты мне не нужен больше, мистер Уорнер?
   Но как она сможет сказать это, если это ложь?
   Он нужен ей, иначе почему она просыпается каждое утро с невыносимой пустотой в сердце?
   Со слезами на щеках и его именем на губах?
   Привычка. Только и всего. Это как бросить курить, сказала ей Лиз Филдинг во время одной из долгих бесед. Ты знаешь, что бросить курить хорошо, но привычка умирает долго.
   Привычка. Невозможно прожить с мужчиной десять лет, а потом за неделю научиться жить без него.
   Но постепенно она привыкнет. Уже теперь она видела, сколько новых, приятных мелочей появилось в ее жизни. Например, на дверях ванной больше не висят мокрые полотенца, и, если ей хочется почитать посреди ночи, рядом с ней никто не начинает ворочаться и, накрыв голову подушкой, не говорит: «Все хорошо. Свет мне совсем не мешает».
   Более того, ей никого теперь не нужно бессмысленно ждать в конце дня. Странно, зачем она делала это последние пару лет? Зачем было ждать человека, который почти всегда звонил ей в семь вечера, чтобы сказать, что не придет к ужину? Зачем ей вообще нужно было находиться рядом, когда он являлся в девять или десять, посылал ей по воздуху поцелуй и объявлял, что дико устал? Если он вообще приходил домой, а не проводил ночь где-нибудь в Вермонте, или в Калифорнии, или на Бали, но только не в своей постели и со своей женой.
   Жгучие слезы застелили глаза Натали. Гневные слезы. Нет, ее чувства к этому мужчине умерли. Ничего, кроме гнева, от ее чувств не осталось. Она злится на него за то, что он вычеркнул ее из своей жизни за исключением тех моментов, когда нуждался в физическом облегчении или когда хотел выставить напоказ элегантно одетую куклу.
   Самолет наклонился вправо.
   — «Эспада». Прилетели, — сказал Коннор и повернул голову к своему иллюминатору.
   Натали тоже посмотрела, но из-за слез ничего не увидела. Но она и без того прекрасно знает это место. Пыльная взлетная полоса, бесконечные акры бурой земли, покатые зеленые холмы, гора, где они с Коннором впервые занимались любовью…
   Здесь началась история их любви. Теперь они возвращаются сюда, когда между ними все кончено.
   Десять лет назад они вместе сбежали отсюда, потому что безумно любили друг друга…
   Нет, она не останется здесь на выходные.
   Если Джонас на смертном одре, она нанесет ему прощальный визит, а потом попросит кого-нибудь отвезти ее в аэропорт.
   Если только он на смертном одре…
   — Это не правда? — резко повернувшись к Коннору, спросила она.
   — Что не правда?
   — Прекрати! — Она стукнула его кулачком в плечо. — Лучше признайся.
   — Нат, ты с ума сошла? Перестань драться.
   Ты хочешь, чтобы мы разбились?
   — Разбились обо что? Мы на земле, а вокруг на мили — ничего. — Она снова стукнула его в плечо, когда он заглушил мотор. — Ты все мне наврал!
   — Натали…
   — Не надо песен, Коннор. Или ты решил, что, похитив меня, ты сможешь заставить меня…
   — Только послушай, что ты говоришь, — сказал он. — По-твоему, я лжец и похититель. Может, я еще и серийный убийца? И только потому, что мы не смогли разобраться в своей мелкой проблеме?
   — Ты называешь развод мелкой проблемой?
   — Если сравнить с причиной нашего приезда сюда, то да.
   — Какой причиной? — Натали бросила на него гневный взгляд. — Или ты продолжаешь врать, что Джонас при смерти?
   Коннор прокашлялся.
   — Я, хм.., я этого не говорил…
   Натали открыла дверь самолета.
   — В таком случае молись, чтобы это оказалось правдой, — бросила она. — Пусть лучше Джонас будет при смерти, иначе…
   — Иначе что? И почему тебе так хочется, чтобы я был при смерти? — спросил жесткий голос.
   Натали обернулась. Ее свекор стоял рядом с крылом самолета и выглядел таким же неуязвимым, как прежде.
   — Джонас… — Натали залилась краской. — Ты меня не так понял…
   — Надеюсь. Или, может, ты знаешь то, чего не знаю я? Но, насколько мне известно, я еще далек от того, чтобы испустить дух. — Джонас Уорнер протянул к ней руки. — Сначала я помогу тебе спуститься, а потом ты расскажешь мне, почему решила поскорее отправить меня в могилу.
   Но этого она рассказать ему не могла.
   Разве могла она сказать: «Джонас, твой сын заманил меня сюда обманом, мы разводимся»?
   Разве она могла сказать это, когда за свекром стояли Тревис, Слейд и Кэтлин? Весь клан Уорнеров собрался, чтобы встретить ее, обнять и поцеловать.
   И поэтому Натали блеснула улыбкой и принялась лгать. Она сказала Джонасу, что он просто не расслышал ее слов. Она сказала не «при смерти», а «присмотрен», потому что они решили, что теперь вся семья должна заботиться о нем. И чем больше она врала, тем озадаченнее становились лица родственников ее мужа, пока Коннор сам не решил вмешаться. Он сказал, что был в отъезде и оставил на автоответчике послание для Натали, но проклятая машина зажевала пленку.
   Джонас нахмурился.
   — Ерунда какая-то. Ты получил приглашение, мой мальчик, десять дней назад, как и, твои братья.
   — Да, — подтвердил Тревис. — Помнишь? Мы звонили тебе.
   — О, ради бога, хватит, — быстро вставила Кэтлин. — Нат, поехали домой. Пусть мужики разбираются хоть до посинения.
   Натали бросила ей благодарный взгляд.
   — Да хранит тебя Бог, Кэти, — прошептала она, когда они с Кэтлин, обнявшись, шли к ее грузовику.
   — Да хранит меня мой язык, — прошептала в ответ Кэтлин, поглядывая на нее из-за выбившегося локона. — И что это за чертова блажь нашла на тебя и на моего пришибленного братца?
   — Так, ничего особенного, — ответила Натали и вдруг разразилась слезами.
   Коннор понял, что его дела плохи, еще тогда, когда Натали несло по волнам несуразного бреда. И как у нее язык поворачивается так врать? — думал он и ловил на себе подозрительные взгляды братьев.
   Потом Джонас отдал команду, они уселись в джип и на дробящей кости скорости помчались к дому, поднимая за собой столько пыли, что ее хватило бы, чтобы засыпать всех Уорнеров с головы до ног. Теперь они собрались в библиотеке, и изо всех сил старались не испачкать кожаные кресла.
   Послышался стук в дверь.
   — Чего надо? — прорычал Джонас.
   Марта, жена номер пять, просунула голову в комнату.
   — Я только хотела сказать «привет» Коннору и узнать, не нужно ли чего джентльменам.
   Коннор встал и направился к ней. Марте было около шестидесяти, но она выглядела изящной и моложавой и, по мнению Коннора, была лучшей женой папаши. Удивительно, как она продержалась с ним больше года?
   — Привет, красавица, — сказал Коннор и, наклонившись, поцеловал ее в щеку. — Все еще здесь, как погляжу?
   Марта улыбнулась.
   — Как видишь, застряла.
   — Блям, блям, блям, — сердито проворчал Джонас. — Марта, пококетничаешь с ним за ланчем, а сейчас у нас серьезные дела.
   — Не сомневаюсь, — приятным голосом ответила Марта. Потом потрепала Коннора по щеке и подмигнула братьям.
   Затем дверь закрылась. Джонас вытянул перед собой ноги и скрестил их у щиколоток.
   — Какое событие! Все мои сыновья собрались под одной крышей. — Джонас лениво улыбнулся. — И мы явно обязаны этим приятному предчувствию, что я стою на пороге могилы.
   Коннор закашлял.
   — Джонас, Натали не это имела в виду…
   — При чем здесь Натали? Вы все здесь. И еще прибудет целая толпа подхалимов. Если бы не мои восемьдесят пять, мог бы я такое ожидать?
   — Мы приехали на праздник, — напомнил Тревис.
   — Чушь собачья. Если я еще не на краю могилы, то наверняка где-то рядом. Хоть с этим вы можете согласиться?
   — Мы собрались здесь, чтобы отметить твой день рождения, а не для того, чтобы ссориться, — предупредил Слейд.
   Джонас посмотрел на сыновей, потом потянулся к полке, взял коробку и открыл. В коробке были кубинские сигары.
   — Закуривайте, — предложил он. Сыновья вежливо отказались. Старик фыркнул, вынул сигару, откусил кончик и выплюнул в массивную хрустальную пепельницу. — А я думал, что мои мальчики уже достаточно повзрослели, чтобы оценить хорошую сигару.
   Сыновья промолчали. Джонас вздохнул, подкурил, запыхтел и на миг исчез за клубами дыма.
   — Ничто не сравнится с хорошей сигарой, сказал он. — Разве только красивая женщина.
   Коннор посмотрел на Слейда. Слейд в ответ закатил глаза и одними губами проговорил:
   «Или глоток коньячку».
   — Или глоток коньячку, — сказал Джонас, встал и подошел к комоду. Открыл дверцу и достал бутылку и четыре стакана. — Ну как, мои мальчики уже подросли для этого?
   — Вполне, — ответил Тревис. — Но думаю; ты знаешь, что Кон с удовольствием глотнул бы эля, Слейд предпочел бы пиво, а я с радостью подпишусь на стаканчик красного вина.
   Джонас щелкнул языком.
   — Да, некоторые вещи не меняются.
   — Что правда, то правда, — сказал Коннор.
   Джонас поднял на него белые кусты бровей.
   — А ты, мой мальчик, что-то вспыльчив сегодня. Подозреваю, что твоя красавица-женушка играет у тебя на нервах. Тяжкие времена?
   — Нет, — холодно ответил Коннор.
   — Ну да, рассказывай. Температура в самолете вряд ли была выше нуля.
   — Ты ошибаешься, отец.
   Джонас помедитировал, уставившись на кончик своей сигары.
   — Я никогда не ошибаюсь.
   — Тебе так только кажется.
   — Я это знаю. Разве я не говорил тебе, что эта девочка сделает тебя несчастным?
   — Говорил. Тысячу раз. Но ты ошибался. И я буду признателен, если ты запомнишь, что эта девочка — моя жена, и зовут ее Натали.
   — Я помню, как ее зовут, — мягко проговорил Джонас.
   — Поэтому прошу называть ее по имени.
   — Кон, — тихо сказал Тревис, в его голосе слышалось предупреждение. — Отец.., давай успокоимся. Попробуем на этот раз продержаться без ссор, ладно?
   — Я тоже надеялся на это, когда приглашал вас, — резко сказал Джонас и поднес бутылку коньяка к стаканам. — Ну как, да или нет? Что ж, если вы, мальчики, предпочитаете пить мочу, не стану упрашивать. В баре полно ваших любимых напитков.
   Это был вызов. Коннор знал это. И его братья тоже знали.
   — Я не против опрокинуть стаканчик коньяку, — сказал он, вызывая в уме образ холодного эля. — Почему бы и нет?
   Тревис и Слейд посмотрели на него так, будто с радостью удушили бы, только дай им шанс, и уныло закивали головами.
   Джонас налил в стаканы коньяк, капнул сверху воды и поднял свой стакан.
   — За династию Уорнеров! За моих сыновей, которым принадлежит будущее!
   Братья застыли со стаканами на полпути ко ртам. Что за странные сантименты? Они переглянулись.
   — Ты что.., болен? — осторожно спросил Тревис отца.
   Джонас фыркнул.
   — Я здоров как бык, мой мальчик.
   — Что ж, в таком случае… Рад за тебя, отец.
   Уверен, что Коннор и Слейд разделяют мою радость.
   — Не думай, что я в это поверю.
   Коннор посмотрел на братьев, и они пожали плечами.
   — Извини, отец? — переспросил он.
   — За что, мальчик? — Джонас запыхтел сигарой. — Насколько я знаю, ты ничего не сделал, чтобы просить извинения. Пока, по крайней мере.
   — Я только хотел переспросить, потому что не понял, что ты сказал, отец. О твоем будущем, которое принадлежит нам.
   — Я не сказал, что вам принадлежит мое будущее. Я сказал, что вам принадлежит будущее.
   Человек всю жизнь рвет задницу не для того, чтобы унести все нажитое с собой в могилу.