Страница:
Девушка-контролер закатила глаза, словно слышала это уже тысячу раз. Больная тетя, больной дедушка, больная собака, больной папа. Все это ей осточертело. Это был самый загруженный день года, и она не могла дать Ким билет на этот рейс Ким обернулась к мужчине. Похоже, она утратила расположение контролера, но ей удалось завладеть вниманием незнакомца.
– Мы так близки с отцом, – стала объяснять она, понижая голос, но с прежней настойчивостью. – Его жизнь висит на волоске. Если я опоздаю, то не знаю, как буду жить дальше.
Хм… По крайней мере отчасти это было правдой. – она в самом деле ехала к отцу.
Раздался последний звонок на посадку, и мужчина посмотрел на билет.
– Пожалуйста, – взмолилась Ким – Он может умереть до того, как я приеду.
В конце концов, она действительно очень боялась за своего отца!
Мужчина пристально посмотрел на девушку, словно прикидывая, можно ли ей верить. Потом вздохнул и протянул билет.
– Ну ладно, идите.
Ким бросилась в глаза строка, где стояла фамилия. Д-р. Э. Хофман. Она улыбнулась ему.
– Спасибо, мистер Хофман Я так благодарна вам!
– Желаю удачи, – безразличным голосом ответил он.
В десять часов вечера комната ожидания практически опустела Сейчас вместе с ней здесь сидела только одна семья, с тревогой ожидая вестей о дорогом человеке Родители сидели на кушетке и, держась за руки, смотрели бессмысленным взглядом в экран телевизора Две девочки, сестры, как поняла Ким, сидели на полу рядом с родителями и собирали картонную мозаику, детали которой были разбросаны на кофейном столике.
Ким посмотрела в телевизор Звук был убавлен так сильно, что она почти ничего не слышала, но сменяющиеся картинки были настолько знакомыми, что звук и не требовался. В рекламном ролике местного автомобильного магазина мужчина (очевидно, владелец магазина), одетый Санта-Клаусом, тыкал пальцем в экран и что-то быстро говорил. Ким не сомневалась, что он обещал невиданные скидки в связи с наступлением рождественского сезона.
– Простите, вы – Ким?
Рядом с ней остановился мужчина с серебристо-седыми волосами, в длинном белом халате. Ким вздрогнула, чуть не расплескав кофе.
– Я говорил с вами по телефону. Я – кардиолог, лечащий врач вашего отца. Меня зовут доктор Гаркави.
– Здравствуйте, – сказала Ким, не зная, о чем ей следует спрашивать.
– Я вас помню, когда вы были еще вот такой. – Он приложил ладонь к своей талии. – Но вы, наверное, не помните.
Ким заморгала, напрягая память.
– Может быть, вы поставите кружку, – предложил Гаркави, указывая на стол, – и мы с вами немного пройдемся?
Ким молча поставила кружку на подоконник и оглянулась на семейство, которое сейчас смотрело на нее с сочувствием. Она храбро улыбнулась им и последовала за доктором в коридор.
– Что происходит? – спросила она. – Мне не разрешают с ним видеться.
– Я знаю. Мне очень жаль, но мы стараемся соблюдать осторожность. Ваш отец занимает ответственный пост в больнице.
Это Ким было известно. И еще ей было известно, что отец не пользуется расположением своих коллег. У него всегда был трудный характер, который проявлялся и дома, и, на работе.
– Но почему я не могу к нему войти?
– Мы опасаемся инфекции. У него сейчас ослабленный иммунитет. Но на минутку, я думаю, мы вас пустим.
– Но он… он поправится?
– Ему повезло, – уклончиво сказал он. – Он был на работе, когда случился приступ, и ему немедленно была оказана медицинская помощь. Это спасло ему жизнь. Однако у него серьезные проблемы с митральным клапаном. Кроме того, поражены некоторые артерии, ведущие к сердцу. Положительным обстоятельством является то, что оперировать вашего отца будет один из лучших кардиохирургов страны. Как только состояние вашего отца стабилизируется, он прооперирует его. – Гаркави толкнул вращающуюся дверь и взглянул на часы. – Кстати, мы ждем его с минуты на минуту.
Они остановились у дежурного поста в конце коридора.
– Это Ким Риссон, дочь доктора Риссона, – представил ее сестре доктор Гаркави. – Мы зайдем к нему на несколько минут.
Медсестра кивнула и сочувственно посмотрела на Ким.
– Наденьте это, Ким, – сказала она, протягивая ей маску.
Ким надела маску.
– Я хочу предупредить вас – он без сознания. Ему давали сильные успокоительные лекарства, и он весь обмотан трубками и проводами.
Доктор Гаркави провел ее в прохладный белый зал и толкнул дверь одной из комнат.
Ким задержалась у входа. Ей показалось, что у нее онемело все тело, когда она вошла в палату и посмотрела на кровать.
Этот человек не мог быть ее отцом. Он показался ей меньше ростом и гораздо старше.
Ким приблизилась к нему. Это был не тот сильный, красивый, представительный мужчина, которого она помнила. Этот человек выглядел хрупким и слабым. Беспомощным.
Ким вдруг охватило внезапное чувство страшной потери.
До этой самой секунды все происходящее казалось ей нереальным, словно ей снился страшный сон. Но сейчас впервые за пятнадцать лет она стояла рядом с отцом – человеком, которого так долго считала ответственным за все ее страдания и боль. Удивительно, но она больше не чувствовала обиды. Сейчас в ее сердце осталась только любовь. Как бы он к ней ни относился, он был ее отцом, ее единственной семьей, и ей было необходимо, чтобы он поправился.
– Папа, – тихо сказала она. – Это я, папа. Ким. Ты поправишься.
Отец лежал неподвижно. Ким сомневалась, что он вообще слышит ее. Она оглянулась на доктора Гаркави, и тот ободряюще кивнул.
– Папа, я останусь здесь, с тобой. Мы справимся с этим.
Хорошо? – Она взяла его безжизненную руку и легонько сжала.
К ее руке кто-то прикоснулся. Доктор Гаркави мягко вывел ее в холл и закрыл дверь палаты.
– Я знаю, что для него очень важно ваше присутствие, Ким.
Ким сняла маску. Внутри она стала влажной.
– Возьмите. – Доктор Гаркави протянул ей салфетку.
Девушка дотронулась пальцами до своей щеки. Неудивительно, что маска стала влажной Ким плакала.
– Давайте я принесу вам воды. Или, может быть, кофе? – спросил доктор Гаркави, Ким покачала головой. Какой хороший человек, если ему приклеить бороду, он будет похож на Санта-Клауса Словно добрый дедушка, доктор Гаркави взял ее за руку и отвел обратно в комнату ожидания.
– Если хотите, я попрошу хирурга зайти к вам, когда он прибудет. Вы сможете ему задать все интересующие вас вопросы.
– Да, – сказала она, кивая. – Спасибо. Когда он приедет?
Доктор Гаркави взглянул на часы:
– Два часа назад он звонил из Толедо. Мм ждем его с минуты на минуту. Дело в том, что мы вызвали его из отпуска.
Еще утром он загорал на Карибских островах. Ему пришлось прервать отпуск ради вашего отца. Но сегодня такой день, что невозможно достать билет на самолет. Я сам не говорил с ним, но мне передали, что ему не удалось улететь своим рейсом и сейчас он добирается сюда на машине.
Внезапно Ким охватил страх. Все это нервы, попыталась успокоить она себя. Усталость и нервное напряжение.
– А откуда он должен был лететь?
– Из Питтсбурга, кажется.
– А как его зовут? – охрипшим голосом спросила она.
– Хофман. Доктор Энтони Хофман.
Глава 3
Глава 4
– Мы так близки с отцом, – стала объяснять она, понижая голос, но с прежней настойчивостью. – Его жизнь висит на волоске. Если я опоздаю, то не знаю, как буду жить дальше.
Хм… По крайней мере отчасти это было правдой. – она в самом деле ехала к отцу.
Раздался последний звонок на посадку, и мужчина посмотрел на билет.
– Пожалуйста, – взмолилась Ким – Он может умереть до того, как я приеду.
В конце концов, она действительно очень боялась за своего отца!
Мужчина пристально посмотрел на девушку, словно прикидывая, можно ли ей верить. Потом вздохнул и протянул билет.
– Ну ладно, идите.
Ким бросилась в глаза строка, где стояла фамилия. Д-р. Э. Хофман. Она улыбнулась ему.
– Спасибо, мистер Хофман Я так благодарна вам!
– Желаю удачи, – безразличным голосом ответил он.
* * *
Ким держала в руках пластиковую кружку с горячим черным кофе и оглядывала комнату ожидания критического отделения Здесь было несколько удобнее, чем в отделении неотложной помощи. Потертые бежевые кушетки, стулья небольшая кухня.В десять часов вечера комната ожидания практически опустела Сейчас вместе с ней здесь сидела только одна семья, с тревогой ожидая вестей о дорогом человеке Родители сидели на кушетке и, держась за руки, смотрели бессмысленным взглядом в экран телевизора Две девочки, сестры, как поняла Ким, сидели на полу рядом с родителями и собирали картонную мозаику, детали которой были разбросаны на кофейном столике.
Ким посмотрела в телевизор Звук был убавлен так сильно, что она почти ничего не слышала, но сменяющиеся картинки были настолько знакомыми, что звук и не требовался. В рекламном ролике местного автомобильного магазина мужчина (очевидно, владелец магазина), одетый Санта-Клаусом, тыкал пальцем в экран и что-то быстро говорил. Ким не сомневалась, что он обещал невиданные скидки в связи с наступлением рождественского сезона.
– Простите, вы – Ким?
Рядом с ней остановился мужчина с серебристо-седыми волосами, в длинном белом халате. Ким вздрогнула, чуть не расплескав кофе.
– Я говорил с вами по телефону. Я – кардиолог, лечащий врач вашего отца. Меня зовут доктор Гаркави.
– Здравствуйте, – сказала Ким, не зная, о чем ей следует спрашивать.
– Я вас помню, когда вы были еще вот такой. – Он приложил ладонь к своей талии. – Но вы, наверное, не помните.
Ким заморгала, напрягая память.
– Может быть, вы поставите кружку, – предложил Гаркави, указывая на стол, – и мы с вами немного пройдемся?
Ким молча поставила кружку на подоконник и оглянулась на семейство, которое сейчас смотрело на нее с сочувствием. Она храбро улыбнулась им и последовала за доктором в коридор.
– Что происходит? – спросила она. – Мне не разрешают с ним видеться.
– Я знаю. Мне очень жаль, но мы стараемся соблюдать осторожность. Ваш отец занимает ответственный пост в больнице.
Это Ким было известно. И еще ей было известно, что отец не пользуется расположением своих коллег. У него всегда был трудный характер, который проявлялся и дома, и, на работе.
– Но почему я не могу к нему войти?
– Мы опасаемся инфекции. У него сейчас ослабленный иммунитет. Но на минутку, я думаю, мы вас пустим.
– Но он… он поправится?
– Ему повезло, – уклончиво сказал он. – Он был на работе, когда случился приступ, и ему немедленно была оказана медицинская помощь. Это спасло ему жизнь. Однако у него серьезные проблемы с митральным клапаном. Кроме того, поражены некоторые артерии, ведущие к сердцу. Положительным обстоятельством является то, что оперировать вашего отца будет один из лучших кардиохирургов страны. Как только состояние вашего отца стабилизируется, он прооперирует его. – Гаркави толкнул вращающуюся дверь и взглянул на часы. – Кстати, мы ждем его с минуты на минуту.
Они остановились у дежурного поста в конце коридора.
– Это Ким Риссон, дочь доктора Риссона, – представил ее сестре доктор Гаркави. – Мы зайдем к нему на несколько минут.
Медсестра кивнула и сочувственно посмотрела на Ким.
– Наденьте это, Ким, – сказала она, протягивая ей маску.
Ким надела маску.
– Я хочу предупредить вас – он без сознания. Ему давали сильные успокоительные лекарства, и он весь обмотан трубками и проводами.
Доктор Гаркави провел ее в прохладный белый зал и толкнул дверь одной из комнат.
Ким задержалась у входа. Ей показалось, что у нее онемело все тело, когда она вошла в палату и посмотрела на кровать.
Этот человек не мог быть ее отцом. Он показался ей меньше ростом и гораздо старше.
Ким приблизилась к нему. Это был не тот сильный, красивый, представительный мужчина, которого она помнила. Этот человек выглядел хрупким и слабым. Беспомощным.
Ким вдруг охватило внезапное чувство страшной потери.
До этой самой секунды все происходящее казалось ей нереальным, словно ей снился страшный сон. Но сейчас впервые за пятнадцать лет она стояла рядом с отцом – человеком, которого так долго считала ответственным за все ее страдания и боль. Удивительно, но она больше не чувствовала обиды. Сейчас в ее сердце осталась только любовь. Как бы он к ней ни относился, он был ее отцом, ее единственной семьей, и ей было необходимо, чтобы он поправился.
– Папа, – тихо сказала она. – Это я, папа. Ким. Ты поправишься.
Отец лежал неподвижно. Ким сомневалась, что он вообще слышит ее. Она оглянулась на доктора Гаркави, и тот ободряюще кивнул.
– Папа, я останусь здесь, с тобой. Мы справимся с этим.
Хорошо? – Она взяла его безжизненную руку и легонько сжала.
К ее руке кто-то прикоснулся. Доктор Гаркави мягко вывел ее в холл и закрыл дверь палаты.
– Я знаю, что для него очень важно ваше присутствие, Ким.
Ким сняла маску. Внутри она стала влажной.
– Возьмите. – Доктор Гаркави протянул ей салфетку.
Девушка дотронулась пальцами до своей щеки. Неудивительно, что маска стала влажной Ким плакала.
– Давайте я принесу вам воды. Или, может быть, кофе? – спросил доктор Гаркави, Ким покачала головой. Какой хороший человек, если ему приклеить бороду, он будет похож на Санта-Клауса Словно добрый дедушка, доктор Гаркави взял ее за руку и отвел обратно в комнату ожидания.
– Если хотите, я попрошу хирурга зайти к вам, когда он прибудет. Вы сможете ему задать все интересующие вас вопросы.
– Да, – сказала она, кивая. – Спасибо. Когда он приедет?
Доктор Гаркави взглянул на часы:
– Два часа назад он звонил из Толедо. Мм ждем его с минуты на минуту. Дело в том, что мы вызвали его из отпуска.
Еще утром он загорал на Карибских островах. Ему пришлось прервать отпуск ради вашего отца. Но сегодня такой день, что невозможно достать билет на самолет. Я сам не говорил с ним, но мне передали, что ему не удалось улететь своим рейсом и сейчас он добирается сюда на машине.
Внезапно Ким охватил страх. Все это нервы, попыталась успокоить она себя. Усталость и нервное напряжение.
– А откуда он должен был лететь?
– Из Питтсбурга, кажется.
– А как его зовут? – охрипшим голосом спросила она.
– Хофман. Доктор Энтони Хофман.
Глава 3
Напряженно застыв, Ким сидела на кушетке и ждала. Телевизор был выключен, и комнату заливал жутковатый тусклый свет от лампы, вмонтированной в пол рядом с кушеткой.
Было уже почти одиннадцать часов, а она все еще не виделась с доктором Энтони Хофманом. Она встала и подошла к стеклянным дверям, разделяющим комнату для посетителей и коридор. Ким положила руку на стекло и, прижавшись к нему, всмотрелась в конец коридора. «Господи, – взмолилась она, – сделай так, чтобы хирург наконец приехал. Пожалуйста!»
Она вернулась к кушетке и заставила себя снова сесть.
Бессмысленным взглядом уставилась на разбросанную на кофейном столике мозаику. Теперь ей было понятно, зачем в этой комнате держат детскую мозаику. Это практически единственное, чем можно заняться, когда все твое тело сковывает непрекращающаяся тупая боль.
– Ким?
Она подняла глаза. В дверях появился доктор Гаркави.
Рядом с ним стоял молодой человек, которого она видела в питтсбургском аэропорту. Только сейчас вместо джинсов и яркой рубашки на нем был голубой больничный костюм. По его виду она заключила, что у него даже не было времени заехать домой и побриться.
– Это доктор Хофман. Он будет делать операцию вашему отцу.
Ким кивнула, ожидая; что сейчас он скажет: «Привет? Я вас узнал: вы та самая девушка, которая пыталась разжалобить меня, чтобы выманить билет».
– Здравствуйте, Ким, – сказал он и пожал ей руку. – Меня зовут Тони Хофман. Я подумал, что у вас могут быть какие-то вопросы.
Ким обратила внимание на то, как он представился, – Тони. Она предпочитала называть врача доктором. Тем не менее девушка оценила, что он не упомянул про инцидент с билетом. Во всяком случае, пока.
– Спасибо вам… спасибо, что прервали свой отпуск и…
– Ну конечно, – сказал он, освобождая ее от дальнейших выражений благодарности.
Вместе с доктором Гаркави он смотрел на нее, ожидая вопросов.
– Хм, – сказала она. В голове не было ни одной мысли. – Как долго продлится операция?
– Около семи часов. Нам нужно добраться до сердца, потом остановить его, провести операцию как таковую и снова запустить сердце.
– Вам придется останавливать сердце? – Ким с беспокойством посмотрела на доктора Гаркави.
Тот кивнул:
– Кровь будет разгоняться по телу механическим способом.
Тони ободряюще улыбнулся ей и взглянул на часы. После короткой паузы он сказал:
– Если у вас больше нет вопросов, я, пожалуй, пойду.
Ким кивнула, все еще сомневаясь, тот ли это человек, с которым она столкнулась в аэропорту. Может быть, он и в самом деле один из лучших хирургов в стране, но только, глядя на него, в это трудно поверить.
– Ваш отец обязательно поправится, – сказал Тони, чтобы как-то утешить ее.
Ей вдруг стало трудно дышать. Должно быть, она неважно выглядела, потому что Тони сказал:
– Здесь есть комнаты, где вы могли бы прилечь.
Ким покачала головой:
– Я буду ждать здесь.
– Хорошо, – согласился Тони. – Я зайду к вам, когда операция закончится.
Он ушел, и Ким посмотрела на доктора Гаркави – Я представляла себе доктора Хофмана совсем другим, – призналась она.
Доктор Гаркави улыбнулся:
– У него нетипичная внешность для хирурга, однако, уверяю вас, он один из лучших специалистов в этой области, если не самый лучший.
Ким кивнула, но лицо ее по-прежнему выражало сомнение.
– Обещаю вам, он все сделает как надо, – добавил он.
Несколько раз она варила себе кофе, хотя знала, что и без того не сможет уснуть. Каждый раз, когда кто-нибудь проходил мимо комнаты ожидания, она вскакивала, уверенная, что идут К ней с известиями об отце. И каждый раз готовилась к худшему.
Она снова заставила себя сконцентрировать внимание на мозаике. В половине пятого утра, допивая пятую чашку кофе, Ким услышала свое имя. Она повернула голову и увидела в проеме дверей доктора Хофмана. Со страхом ожидая его приговора, девушка напряглась. Он вошел в комнату и сел рядом.
– Все прошло хорошо, – сказал он. – Ваш отец держался молодцом.
Ким облегченно выдохнула, и слезы побежали по ее лицу.
– Спасибо.
– Сейчас он отдыхает. Я думаю, завтра утром вы сможете его навестить.
Ким незаметно вытерла слезы указательным пальцем.
– Я так волновалась, – сказала она. – Когда я поняла, что это из-за меня вы не смогли прилететь вовремя…
– Это не имело большого значения, – тихо сказал он. – Не терзайтесь понапрасну. Вы были совершенно правы. Вам необходимо было находиться рядом с ним. Я все равно не смог бы ничего сделать до тех пор, пока его состояние не стабилизировалось, а для этого ему требовалось ваше присутствие. Я думаю, это ваша заслуга. Вы дали ему силы, которых ему так не хватало Слезы высохли на ее лице.
– Правда? Но он был без сознания, когда я приехала.
– Это не важно, он ощущал ваше присутствие Так что все случилось именно так, как должно было случиться. К тому моменту, как я прибыл, его состояние стабилизировалось – Он улыбнулся. У него была хорошая улыбка. Успокаивающая.
– Все равно, мне очень жаль.
– И совершенно напрасно. – Он опять улыбнулся. Ким посмотрела в его дымчато-зеленые глаза. Глядя в такие глаза. можно забыть обо всех печалях. – Давайте я провожу вас в комнату для родственников тяжелобольных, – предложил он. – Это в соседнем здании. Там вы сможете немного поспать.
Она покачала головой:
– Нет. Я останусь здесь.
– Ну хорошо. Тогда до завтра. – Он снова ободряюще улыбнулся.
Какой внимательный мужчина, подумала Ким после его ухода. Он проявил искреннее внимание не только к своему пациенту, но и к его дочери.
Ким доплелась да, кровати. Оглядев пустую комнату, вспомнила первую встречу с доктором Хофманом. Она была благодарна ему за то, что он не стал упоминать инцидент с билетом в присутствии доктора Гаркави. Более того, он был с ней очень вежлив и посоветовал не терзаться угрызениями совести. И это несмотря на все неудобства, которые она ему причинила.
Ким улыбнулась, вспомнив, как отзывалась о хирургах всего несколько часов назад. И надо же такому случиться, что здесь, за тысячи миль от Флориды, врачи оказались ее единственными друзьями. И может быть… но только может быть, она ошибалась в своем суждении относительно людей, выбирающих эту трудную, ответственную профессию. Возможно, не все они такие, как ее отец.
При мысли об отце Ким смахнула слезинку и легла на кровать. Многочасовое напряжение наконец дало себя знать.
Она набросила на плечи свитер вместо одеяла и уже через секунду провалилась в глубокий сон.
Трудно было поверить, что еще двадцать четыре часа назад он спал у открытого окна на Багамах и вдыхал бальзамический воздух тропиков. Это был его первый отпуск за многие годы, да и тот продлился всего два дня.
Тони долго откладывал отпуск, так как знал, что ему придется отдыхать в одиночестве. У него были приятельницы, однако не настолько близкие, чтобы ему хотелось провести с кем-нибудь из них драгоценные дни отдыха. Вообще некоторое время назад он решил вести одинокую жизнь закоренелого холостяка, довольствуясь случайными связями.
Ему до сих пор не встретилась женщина, которая смогла бы целиком завладеть его сердцем, а он дал себе слово, что не согласится на меньшее. Последние шесть лет он встречался с одной женщиной. И хотя оба они с самого начала понимали, что не подходят друг другу, разрыв не стал от этого менее болезненным.
Он крепко зажмурился и потряс головой, стараясь прогнать усталость. Бог с ними, с Багамами. Ему доверили сложнейшую операцию, которая будет важным шагом в его карьере.
Он не имеет права на усталость. Сейчас его пациентом был его учитель и судья – доктор Гарольд Риссон.
Подошел лифт, открылись двери. Тони шагнул внутрь и нажал кнопку третьего этажа. Критическое отделение.
Он проработал вместе с Гарольдом Риссоном почти пять лет, и все это время отношения их были довольно натянутыми.
У Тони было мало общего с чопорным и консервативным заведующим отделением. К тому же Риссон, по общему мнению, испытывал к Тони стойкую неприязнь. Ходили слухи, что это было связано с тем, что Тони прочили на место Риссона после того, как тот уйдет на пенсию. И Риссон, похоже, принимал эти слухи близко к сердцу, поскольку несколько раз во всеуслышание заявлял, что в обозримом будущем не собирается на пенсию. Тони были так же неприятны эти слухи, поскольку он всегда старался держаться в стороне от служебных интриг и однажды прямо сказал старшему администратору, что не примет должность доктора Риссона, если только тот сам не предложит его кандидатуру. Однако этот поступок Тони не улучшил их отношений, и месяц назад Риссон предпринял попытку перевести Тони в небольшую и менее престижную больницу.
Риссон долго жаловался, что Тони нарушает дисциплину, но никто, включая главного врача больницы, не поддержал его предложения. К счастью, для Тони, не все его коллеги оказались столь консервативны, как Гарольд Риссон.
Конечно, Риссона можно понять, думал Тони. В свое время он считался новатором. Талантливый хирург, он был одним из первопроходцев в области трансплантатной хирургии. Но он принадлежал к старой школе, тогда хирурга почитали почти так же, как Бога. А Тони принадлежал к новой школе, приверженцы которой рассматривали медицину всего лишь как часть огромной области и использовали в лечении достижения и натуропатической, и холистической медицины. Тони относился к врачеванию как к искусству и всегда с радостью хватался за новые технологии, считая, что только так можно удержаться на гребне успеха Однако медицина – это та область, где к новаторству относятся осторожно, и Тони было трудно бороться с консервативным мышлением.
Он вышел из лифта и направился в критическое отделение. Проходя мимо комнаты ожидания, вспомнил о Ким. Кто бы мог подумать, что женщина, которой он отдал билет на самолет, окажется дочерью Риссона? Он усмехнулся, вспомнив, как она возмущалась порядками в аэропорту Уж очень она тогда была похожа на отца.
Тони удивился, узнав, что у Риссона есть дочь. Он ни разу не слышал, чтобы тот когда-нибудь упоминал о семье Но с другой стороны, у Риссона не было друзей среди коллег по работе. И вряд ли они были у него за пределами больницы.
Он всегда работал, и Тони подозревал, что Риссон до сих пор не оставил пост заведующего отделением по той простой причине, что в работе заключался смысл его жизни. Риссона считали одиноким, несчастливым человеке! И если бы Тони не видел его сердце своими собственными глазами; то готов был бы спорить, что у Риссона его нет вообще Идее же, подумал он, вспомнив усталые глаза Ким, дочь, похоже, любит его.
Тони подошел к стеклянной двери и заглянул в комнату ожидания. Ким спала, свернувшись на кушетке калачиком и укрывшись свитером Свет она, по-видимому, забыла выключить Тони задержался на минуту. Дочь Гарольда Риссона оказалась красивой женщиной, черты ее лица были нежными и одновременно сильными. Он покачал головой. Ему было жаль ее. Такое несчастье в канун праздника Провести День благодарения в критическом отделении больницы, зная, что отец находится на грани жизни и смерти.
Тони зашел в свободную палату, снял с кровати одеяло и вернулся в комнату для посетителей Осторожно, чтобы не разбудить, он укрыл ее одеялом, погасил свет а мысленно пожелал ей хорошего сна.
Было уже почти одиннадцать часов, а она все еще не виделась с доктором Энтони Хофманом. Она встала и подошла к стеклянным дверям, разделяющим комнату для посетителей и коридор. Ким положила руку на стекло и, прижавшись к нему, всмотрелась в конец коридора. «Господи, – взмолилась она, – сделай так, чтобы хирург наконец приехал. Пожалуйста!»
Она вернулась к кушетке и заставила себя снова сесть.
Бессмысленным взглядом уставилась на разбросанную на кофейном столике мозаику. Теперь ей было понятно, зачем в этой комнате держат детскую мозаику. Это практически единственное, чем можно заняться, когда все твое тело сковывает непрекращающаяся тупая боль.
– Ким?
Она подняла глаза. В дверях появился доктор Гаркави.
Рядом с ним стоял молодой человек, которого она видела в питтсбургском аэропорту. Только сейчас вместо джинсов и яркой рубашки на нем был голубой больничный костюм. По его виду она заключила, что у него даже не было времени заехать домой и побриться.
– Это доктор Хофман. Он будет делать операцию вашему отцу.
Ким кивнула, ожидая; что сейчас он скажет: «Привет? Я вас узнал: вы та самая девушка, которая пыталась разжалобить меня, чтобы выманить билет».
– Здравствуйте, Ким, – сказал он и пожал ей руку. – Меня зовут Тони Хофман. Я подумал, что у вас могут быть какие-то вопросы.
Ким обратила внимание на то, как он представился, – Тони. Она предпочитала называть врача доктором. Тем не менее девушка оценила, что он не упомянул про инцидент с билетом. Во всяком случае, пока.
– Спасибо вам… спасибо, что прервали свой отпуск и…
– Ну конечно, – сказал он, освобождая ее от дальнейших выражений благодарности.
Вместе с доктором Гаркави он смотрел на нее, ожидая вопросов.
– Хм, – сказала она. В голове не было ни одной мысли. – Как долго продлится операция?
– Около семи часов. Нам нужно добраться до сердца, потом остановить его, провести операцию как таковую и снова запустить сердце.
– Вам придется останавливать сердце? – Ким с беспокойством посмотрела на доктора Гаркави.
Тот кивнул:
– Кровь будет разгоняться по телу механическим способом.
Тони ободряюще улыбнулся ей и взглянул на часы. После короткой паузы он сказал:
– Если у вас больше нет вопросов, я, пожалуй, пойду.
Ким кивнула, все еще сомневаясь, тот ли это человек, с которым она столкнулась в аэропорту. Может быть, он и в самом деле один из лучших хирургов в стране, но только, глядя на него, в это трудно поверить.
– Ваш отец обязательно поправится, – сказал Тони, чтобы как-то утешить ее.
Ей вдруг стало трудно дышать. Должно быть, она неважно выглядела, потому что Тони сказал:
– Здесь есть комнаты, где вы могли бы прилечь.
Ким покачала головой:
– Я буду ждать здесь.
– Хорошо, – согласился Тони. – Я зайду к вам, когда операция закончится.
Он ушел, и Ким посмотрела на доктора Гаркави – Я представляла себе доктора Хофмана совсем другим, – призналась она.
Доктор Гаркави улыбнулся:
– У него нетипичная внешность для хирурга, однако, уверяю вас, он один из лучших специалистов в этой области, если не самый лучший.
Ким кивнула, но лицо ее по-прежнему выражало сомнение.
– Обещаю вам, он все сделает как надо, – добавил он.
* * *
Ким ходила по комнате, то и дело поглядывая на часы.Несколько раз она варила себе кофе, хотя знала, что и без того не сможет уснуть. Каждый раз, когда кто-нибудь проходил мимо комнаты ожидания, она вскакивала, уверенная, что идут К ней с известиями об отце. И каждый раз готовилась к худшему.
Она снова заставила себя сконцентрировать внимание на мозаике. В половине пятого утра, допивая пятую чашку кофе, Ким услышала свое имя. Она повернула голову и увидела в проеме дверей доктора Хофмана. Со страхом ожидая его приговора, девушка напряглась. Он вошел в комнату и сел рядом.
– Все прошло хорошо, – сказал он. – Ваш отец держался молодцом.
Ким облегченно выдохнула, и слезы побежали по ее лицу.
– Спасибо.
– Сейчас он отдыхает. Я думаю, завтра утром вы сможете его навестить.
Ким незаметно вытерла слезы указательным пальцем.
– Я так волновалась, – сказала она. – Когда я поняла, что это из-за меня вы не смогли прилететь вовремя…
– Это не имело большого значения, – тихо сказал он. – Не терзайтесь понапрасну. Вы были совершенно правы. Вам необходимо было находиться рядом с ним. Я все равно не смог бы ничего сделать до тех пор, пока его состояние не стабилизировалось, а для этого ему требовалось ваше присутствие. Я думаю, это ваша заслуга. Вы дали ему силы, которых ему так не хватало Слезы высохли на ее лице.
– Правда? Но он был без сознания, когда я приехала.
– Это не важно, он ощущал ваше присутствие Так что все случилось именно так, как должно было случиться. К тому моменту, как я прибыл, его состояние стабилизировалось – Он улыбнулся. У него была хорошая улыбка. Успокаивающая.
– Все равно, мне очень жаль.
– И совершенно напрасно. – Он опять улыбнулся. Ким посмотрела в его дымчато-зеленые глаза. Глядя в такие глаза. можно забыть обо всех печалях. – Давайте я провожу вас в комнату для родственников тяжелобольных, – предложил он. – Это в соседнем здании. Там вы сможете немного поспать.
Она покачала головой:
– Нет. Я останусь здесь.
– Ну хорошо. Тогда до завтра. – Он снова ободряюще улыбнулся.
Какой внимательный мужчина, подумала Ким после его ухода. Он проявил искреннее внимание не только к своему пациенту, но и к его дочери.
Ким доплелась да, кровати. Оглядев пустую комнату, вспомнила первую встречу с доктором Хофманом. Она была благодарна ему за то, что он не стал упоминать инцидент с билетом в присутствии доктора Гаркави. Более того, он был с ней очень вежлив и посоветовал не терзаться угрызениями совести. И это несмотря на все неудобства, которые она ему причинила.
Ким улыбнулась, вспомнив, как отзывалась о хирургах всего несколько часов назад. И надо же такому случиться, что здесь, за тысячи миль от Флориды, врачи оказались ее единственными друзьями. И может быть… но только может быть, она ошибалась в своем суждении относительно людей, выбирающих эту трудную, ответственную профессию. Возможно, не все они такие, как ее отец.
При мысли об отце Ким смахнула слезинку и легла на кровать. Многочасовое напряжение наконец дало себя знать.
Она набросила на плечи свитер вместо одеяла и уже через секунду провалилась в глубокий сон.
* * *
Прихлебывая кофе. Тони ждал лифта. Он взглянул на настенные часы. Пять тридцать. Почти утро.Трудно было поверить, что еще двадцать четыре часа назад он спал у открытого окна на Багамах и вдыхал бальзамический воздух тропиков. Это был его первый отпуск за многие годы, да и тот продлился всего два дня.
Тони долго откладывал отпуск, так как знал, что ему придется отдыхать в одиночестве. У него были приятельницы, однако не настолько близкие, чтобы ему хотелось провести с кем-нибудь из них драгоценные дни отдыха. Вообще некоторое время назад он решил вести одинокую жизнь закоренелого холостяка, довольствуясь случайными связями.
Ему до сих пор не встретилась женщина, которая смогла бы целиком завладеть его сердцем, а он дал себе слово, что не согласится на меньшее. Последние шесть лет он встречался с одной женщиной. И хотя оба они с самого начала понимали, что не подходят друг другу, разрыв не стал от этого менее болезненным.
Он крепко зажмурился и потряс головой, стараясь прогнать усталость. Бог с ними, с Багамами. Ему доверили сложнейшую операцию, которая будет важным шагом в его карьере.
Он не имеет права на усталость. Сейчас его пациентом был его учитель и судья – доктор Гарольд Риссон.
Подошел лифт, открылись двери. Тони шагнул внутрь и нажал кнопку третьего этажа. Критическое отделение.
Он проработал вместе с Гарольдом Риссоном почти пять лет, и все это время отношения их были довольно натянутыми.
У Тони было мало общего с чопорным и консервативным заведующим отделением. К тому же Риссон, по общему мнению, испытывал к Тони стойкую неприязнь. Ходили слухи, что это было связано с тем, что Тони прочили на место Риссона после того, как тот уйдет на пенсию. И Риссон, похоже, принимал эти слухи близко к сердцу, поскольку несколько раз во всеуслышание заявлял, что в обозримом будущем не собирается на пенсию. Тони были так же неприятны эти слухи, поскольку он всегда старался держаться в стороне от служебных интриг и однажды прямо сказал старшему администратору, что не примет должность доктора Риссона, если только тот сам не предложит его кандидатуру. Однако этот поступок Тони не улучшил их отношений, и месяц назад Риссон предпринял попытку перевести Тони в небольшую и менее престижную больницу.
Риссон долго жаловался, что Тони нарушает дисциплину, но никто, включая главного врача больницы, не поддержал его предложения. К счастью, для Тони, не все его коллеги оказались столь консервативны, как Гарольд Риссон.
Конечно, Риссона можно понять, думал Тони. В свое время он считался новатором. Талантливый хирург, он был одним из первопроходцев в области трансплантатной хирургии. Но он принадлежал к старой школе, тогда хирурга почитали почти так же, как Бога. А Тони принадлежал к новой школе, приверженцы которой рассматривали медицину всего лишь как часть огромной области и использовали в лечении достижения и натуропатической, и холистической медицины. Тони относился к врачеванию как к искусству и всегда с радостью хватался за новые технологии, считая, что только так можно удержаться на гребне успеха Однако медицина – это та область, где к новаторству относятся осторожно, и Тони было трудно бороться с консервативным мышлением.
Он вышел из лифта и направился в критическое отделение. Проходя мимо комнаты ожидания, вспомнил о Ким. Кто бы мог подумать, что женщина, которой он отдал билет на самолет, окажется дочерью Риссона? Он усмехнулся, вспомнив, как она возмущалась порядками в аэропорту Уж очень она тогда была похожа на отца.
Тони удивился, узнав, что у Риссона есть дочь. Он ни разу не слышал, чтобы тот когда-нибудь упоминал о семье Но с другой стороны, у Риссона не было друзей среди коллег по работе. И вряд ли они были у него за пределами больницы.
Он всегда работал, и Тони подозревал, что Риссон до сих пор не оставил пост заведующего отделением по той простой причине, что в работе заключался смысл его жизни. Риссона считали одиноким, несчастливым человеке! И если бы Тони не видел его сердце своими собственными глазами; то готов был бы спорить, что у Риссона его нет вообще Идее же, подумал он, вспомнив усталые глаза Ким, дочь, похоже, любит его.
Тони подошел к стеклянной двери и заглянул в комнату ожидания. Ким спала, свернувшись на кушетке калачиком и укрывшись свитером Свет она, по-видимому, забыла выключить Тони задержался на минуту. Дочь Гарольда Риссона оказалась красивой женщиной, черты ее лица были нежными и одновременно сильными. Он покачал головой. Ему было жаль ее. Такое несчастье в канун праздника Провести День благодарения в критическом отделении больницы, зная, что отец находится на грани жизни и смерти.
Тони зашел в свободную палату, снял с кровати одеяло и вернулся в комнату для посетителей Осторожно, чтобы не разбудить, он укрыл ее одеялом, погасил свет а мысленно пожелал ей хорошего сна.
Глава 4
Большую часть Дня благодарения Ким провела в отделении для критических больных Каждый час ей разрешали зайти на десять минут к отцу. К пяти часам вечера она уже валилась с ног. Отец находился под действием сильных седативных средств и не осознавал ее присутствия Направляясь в палату, девушка приветственно махала медсестрам рукой, и те улыбались и кивали в ответ. Все уже знали, кто она такая и зачем здесь находится.
Ким вошла в палату отца, здесь царил полумрак. Отец лежал на кровати с закрытыми глазами Она села рядом и взяла его за руку. До этого Ким ни разу в жизни не держала его руки и при обычных обстоятельствах никогда не решилась бы на такой жест Но сейчас это был единственный способ контакта с ним, общепринятый и всем понятный знак расположения и привязанности Она посмотрела на его худую белую руку.
– Я здесь, папа Ей уже стало казаться, что он никогда не проснется. Ким посмотрела на монитор, по которому бежали зигзагообразные линии.
– О, папа, – вздохнула она. – Ты поправишься. Мне так жаль, что мы столько времени не разговаривали. Я… о многом сожалею.
Ким замолчала. Она могла бы поклясться, что ощутила, как его рука напряглась, словно пытаясь привлечь ее внимание.
Ким перевела взгляд на его лицо. Отец смотрел на нее.
– Папа? – прошептала Ким. Она знала, что отец не может ответить, к горлу у него была подведена трубка. И снова она ощутила слабое пожатие. Он попытался улыбнуться, но даже это небольшое действие утомило его, и он снова закрыл глаза.
– Ну; как он? – спросила сестра, заглядывая в дверь.
– Он пришел в себя, – взволнованно ответила Ким.
– Доктор Риссон, – громко позвала сестра, наклонясь над ним. Она взяла его руку и пощупала пульс. – Кажется, приходит в себя. Это хорошо. Доктор Хофман будет доволен.
Ким улыбнулась. Ей вдруг стало легко и спокойно. Отец не только пришел в себя, он был счастлив видеть ее. Она почувствовала это. Сестра указала на часы. Ким кивнула, десять минут истекли.
Выходя из палаты, они столкнулась с доктором Хофманом.
– Привет, Ким, – сказал он, ослепляя ее белозубой улыбкой. – Как там наш пациент?
Ким радостно заулыбалась в ответ:
– Он пришел в себя.
Тони кивнул:, – Хорошо. Вернитесь в палату. Я осмотрю его.
Он пропустил Ким вперед, и она прошла достаточно близко от него, чтобы ощутить запах лосьона после бритья. Доктор Хофман взял в руки лист кардиограммы и бегло просмотрел его.
– Хорошо, – повторил он, затем отложил кардиограмму, достал из кармана небольшой фонарик и, приподняв док тору Риссону веки, посветил в глаза. Потом убрал фонарик обратно и кивнул Ким, приглашая выйти в коридор. Как только они вышли из палаты, он сказал:
– Ваш отец приходит в себя, но сознание скорее всего вернется к нему полностью только завтра. Доктор Гаркави распорядился убрать трубки, отвечающие за дыхание, так что он сможет даже говорить. – Они подошли к лифту. – На вашем месте я бы сейчас пошел домой и отоспался. С ним все будет в порядке.
Они подошли к лифту, и он нажал кнопку вызова.
Ким нахмурилась. Домой. Это может стать проблемой.
Она понятия не имела, где живет ее отец и как он отнесется к тому, что она будет жить в его доме.
– Что-нибудь не так? – спросил Тони.
– Я… что-то забыла, где он живет.
Тони с любопытством взглянул на нее.
– Боюсь, что не смогу вам помочь. Я ни разу не был у него дома.
– Я… Какое-то время мы с отцом не общались, – запинаясь, проговорила Ким. – То, что я сказала в аэропорту, насчет того, что мы очень близки… это не совсем правда.
– Все в порядке. – Он понимающе кивнул. Потом помолчал, раздумывая. – У нас здесь есть несколько приличных отелей. Тот, что ближе всего к больнице, конечно, самый дорогой.
Ким не знала, на что решиться. Она истратила на билет почти все свои сбережения. Может, и в самом деле остановиться у отца? Если только… если только там уже не живет кто-нибудь.
– А он… хмм, мой отец… вы не знаете, он женат? Я хочу сказать, что к нему больше никто не приходил, но я все-таки не уверена…
– Нет, ваш отец определенно не женат. И, насколько мне известно, ни с кем не встречается. Во всяком случае, я ни о чем таком не слышал. Если бы что-то было, это сразу стало бы главной темой обсуждения среди персонала нашей больницы, – пошутил он.
Лифт остановился, и открылись двери, но Тони, казалось, не замечал этого.
– Давайте, – сказал он, кивая на комнату ожидания. – Берите свои вещи, и мы пойдем искать компьютер.
Вместе они прошли в комнату ожидания, и он помог ей собрать вещи.
– Не беспокойтесь, пожалуйста… – начала она, испытывая неловкость оттого, что он несет ее багаж.
– Не стоит об этом, – сказал он, знаком приглашая ее следовать за ним. Они вышли из комнаты ожидания и повернули налево. – Нам туда, – сказал он, направляясь в конец коридора. – Привет, Мельва. – Он улыбнулся хорошенькой брюнетке, дежурившей на посту. – Найди мне, пожалуйста, домашний адрес доктора Риссона.
Девушка подошла к компьютеру, наклонилась и что-то напечатала.
– Дом 222 на Сикамор-стрйт.
Ким мысленно ахнула: как просто!
– Это место, где мы когда-то жили. Значит, он никуда не переезжал. – Она посмотрела на Тони и улыбнулась. – Вы не знаете, где можно взять напрокат машину?
Он покачал головой:
– Сегодня все закрыто. На вашем месте я воспользовался бы машиной вашего отца.
– У меня нет ключей.
– Мельва, – Тони снова повернулся к сестре, – не могла бы ты дать нам вещи доктора Риссона?
– Зачем? – подозрительно спросила девушка, приподняв брови.
– Затем, что я хочу забраться к нему в дом и ограбить.
Я решил воспользоваться моментом, пока он в больнице.
Мельва покачала головой и поставила перед ним небольшую пластмассовую корзинку, где лежали бумажник и связка ключей.
– Если за это кто-нибудь слетит со своего места, то это будешь ты.
– Да-да, всю ответственность я беру на себя. А между прочим, – сказал он, выуживая из корзинки ключи, – ты знакома с его дочерью?
Девушка кивнула, но ее холодный, тяжелый взгляд ясно говорил, что их нисколько не извиняет тот факт, что Ким является дочерью доктора Риссона.
Ким вежливо улыбнулась. Она уже несколько раз видела эту сестру, но как-то не решалась представиться ей.
Ким вошла в палату отца, здесь царил полумрак. Отец лежал на кровати с закрытыми глазами Она села рядом и взяла его за руку. До этого Ким ни разу в жизни не держала его руки и при обычных обстоятельствах никогда не решилась бы на такой жест Но сейчас это был единственный способ контакта с ним, общепринятый и всем понятный знак расположения и привязанности Она посмотрела на его худую белую руку.
– Я здесь, папа Ей уже стало казаться, что он никогда не проснется. Ким посмотрела на монитор, по которому бежали зигзагообразные линии.
– О, папа, – вздохнула она. – Ты поправишься. Мне так жаль, что мы столько времени не разговаривали. Я… о многом сожалею.
Ким замолчала. Она могла бы поклясться, что ощутила, как его рука напряглась, словно пытаясь привлечь ее внимание.
Ким перевела взгляд на его лицо. Отец смотрел на нее.
– Папа? – прошептала Ким. Она знала, что отец не может ответить, к горлу у него была подведена трубка. И снова она ощутила слабое пожатие. Он попытался улыбнуться, но даже это небольшое действие утомило его, и он снова закрыл глаза.
– Ну; как он? – спросила сестра, заглядывая в дверь.
– Он пришел в себя, – взволнованно ответила Ким.
– Доктор Риссон, – громко позвала сестра, наклонясь над ним. Она взяла его руку и пощупала пульс. – Кажется, приходит в себя. Это хорошо. Доктор Хофман будет доволен.
Ким улыбнулась. Ей вдруг стало легко и спокойно. Отец не только пришел в себя, он был счастлив видеть ее. Она почувствовала это. Сестра указала на часы. Ким кивнула, десять минут истекли.
Выходя из палаты, они столкнулась с доктором Хофманом.
– Привет, Ким, – сказал он, ослепляя ее белозубой улыбкой. – Как там наш пациент?
Ким радостно заулыбалась в ответ:
– Он пришел в себя.
Тони кивнул:, – Хорошо. Вернитесь в палату. Я осмотрю его.
Он пропустил Ким вперед, и она прошла достаточно близко от него, чтобы ощутить запах лосьона после бритья. Доктор Хофман взял в руки лист кардиограммы и бегло просмотрел его.
– Хорошо, – повторил он, затем отложил кардиограмму, достал из кармана небольшой фонарик и, приподняв док тору Риссону веки, посветил в глаза. Потом убрал фонарик обратно и кивнул Ким, приглашая выйти в коридор. Как только они вышли из палаты, он сказал:
– Ваш отец приходит в себя, но сознание скорее всего вернется к нему полностью только завтра. Доктор Гаркави распорядился убрать трубки, отвечающие за дыхание, так что он сможет даже говорить. – Они подошли к лифту. – На вашем месте я бы сейчас пошел домой и отоспался. С ним все будет в порядке.
Они подошли к лифту, и он нажал кнопку вызова.
Ким нахмурилась. Домой. Это может стать проблемой.
Она понятия не имела, где живет ее отец и как он отнесется к тому, что она будет жить в его доме.
– Что-нибудь не так? – спросил Тони.
– Я… что-то забыла, где он живет.
Тони с любопытством взглянул на нее.
– Боюсь, что не смогу вам помочь. Я ни разу не был у него дома.
– Я… Какое-то время мы с отцом не общались, – запинаясь, проговорила Ким. – То, что я сказала в аэропорту, насчет того, что мы очень близки… это не совсем правда.
– Все в порядке. – Он понимающе кивнул. Потом помолчал, раздумывая. – У нас здесь есть несколько приличных отелей. Тот, что ближе всего к больнице, конечно, самый дорогой.
Ким не знала, на что решиться. Она истратила на билет почти все свои сбережения. Может, и в самом деле остановиться у отца? Если только… если только там уже не живет кто-нибудь.
– А он… хмм, мой отец… вы не знаете, он женат? Я хочу сказать, что к нему больше никто не приходил, но я все-таки не уверена…
– Нет, ваш отец определенно не женат. И, насколько мне известно, ни с кем не встречается. Во всяком случае, я ни о чем таком не слышал. Если бы что-то было, это сразу стало бы главной темой обсуждения среди персонала нашей больницы, – пошутил он.
Лифт остановился, и открылись двери, но Тони, казалось, не замечал этого.
– Давайте, – сказал он, кивая на комнату ожидания. – Берите свои вещи, и мы пойдем искать компьютер.
Вместе они прошли в комнату ожидания, и он помог ей собрать вещи.
– Не беспокойтесь, пожалуйста… – начала она, испытывая неловкость оттого, что он несет ее багаж.
– Не стоит об этом, – сказал он, знаком приглашая ее следовать за ним. Они вышли из комнаты ожидания и повернули налево. – Нам туда, – сказал он, направляясь в конец коридора. – Привет, Мельва. – Он улыбнулся хорошенькой брюнетке, дежурившей на посту. – Найди мне, пожалуйста, домашний адрес доктора Риссона.
Девушка подошла к компьютеру, наклонилась и что-то напечатала.
– Дом 222 на Сикамор-стрйт.
Ким мысленно ахнула: как просто!
– Это место, где мы когда-то жили. Значит, он никуда не переезжал. – Она посмотрела на Тони и улыбнулась. – Вы не знаете, где можно взять напрокат машину?
Он покачал головой:
– Сегодня все закрыто. На вашем месте я воспользовался бы машиной вашего отца.
– У меня нет ключей.
– Мельва, – Тони снова повернулся к сестре, – не могла бы ты дать нам вещи доктора Риссона?
– Зачем? – подозрительно спросила девушка, приподняв брови.
– Затем, что я хочу забраться к нему в дом и ограбить.
Я решил воспользоваться моментом, пока он в больнице.
Мельва покачала головой и поставила перед ним небольшую пластмассовую корзинку, где лежали бумажник и связка ключей.
– Если за это кто-нибудь слетит со своего места, то это будешь ты.
– Да-да, всю ответственность я беру на себя. А между прочим, – сказал он, выуживая из корзинки ключи, – ты знакома с его дочерью?
Девушка кивнула, но ее холодный, тяжелый взгляд ясно говорил, что их нисколько не извиняет тот факт, что Ким является дочерью доктора Риссона.
Ким вежливо улыбнулась. Она уже несколько раз видела эту сестру, но как-то не решалась представиться ей.