– Прости меня за то, что я сказал о Тони. Я был несправедлив, – слабо проговорил он.
– Папа, – убеждала его Ким, – все уже кончено. Он не подходит мне У нас все равно ничего бы не получилось.
Отец недоверчиво смотрел на нее.
– Правда, папа, – настаивала она. – Мне нужен более… домашний человек. Человек, который не так много работает. Да и вообще, – она улыбнулась, – я больше не хочу это обсуждать Я хочу только, чтобы ты поправился и мы могли вернуться домой До того как наступит Рождество – Я хочу, чтобы ты была счастлива, Ким, – сказал отец Она улыбнулась:
– Я знаю, папа.
Он кивнул, наблюдая за ее лицом.
– Между прочим, я подумала, не снять ли нам крышу с бассейна. Из него получился бы отличный каток – Значит, ты решила остаться здесь насовсем? – с надеждой спросил отец.
– Да. На какое-то время Может быть, даже… навсегда Первое время тебе будет нужна моя помощь, и я хочу быть рядом с тобой Его глаза наполнились слезами.
– А какой подарок ты хотела бы получить к Рождеству, Ким?
– Я бы хотела, чтобы мой отец был дома.
Голос за ее спиной произнес:
– Я думаю, мы сумеем это организовать.
Ким обернулась и увидела в дверях Тони. Он кивнул ей и переключил внимание на Гарольда.
– Доброе утро, Гарольд Как вы сегодня себя чувствуете?
– Лучше, – с трудом ответил Риссон, глядя на дочь.
Она порозовела и смущенно теребила сумочку.
– Ким, рад тебя здесь видеть, – сказал Тони – Гарольд, я знаю, что вам неприятно это слышать, но первое время вам не обойтись без посторонней помощи. Скорее всего мы определим вам приходящую сестру. Кто-то должен будет ходить за покупками, готовить…
– В этом нет необходимости, – быстро сказала Ким Тони пожал плечами:
– Может быть, и нет, но такая помощь будет ему весьма кстати. Придется примириться с этим на время…
– Я понимаю. Но в приходящей сестре нет никакой необходимости, – повторила Ким – Я остаюсь.
Тони задержался с ответом всего на секунду – И надолго? – Он спросил это таким тоном, что любому стало бы ясно, что им руководит не только профессиональный интерес.
Ким храбро встретила его взгляд. Она оставалась не потому, что переменила свое решение насчет их отношений, а потому, что хотела наладить отношения с отцом.
– Не знаю, может быть, навсегда. – Она улыбнулась отцу и взялась за сумочку. – Я еще зайду к тебе, папа.
Когда Ким вышла из палаты, Тони стал просматривать кардиограмму, но строчки расплывались у него перед глазами.
Ким высказалась достаточно ясно и громко.
Гарольд внимательно наблюдал за ним и не без удивления обнаружил, что молодой человек не на шутку расстроен.
– Вы любите ее? – тихо спросил он.
Тони посмотрел на своего пациента.
– Да, да, я люблю ее. Очень. – Он вздохнул и заставил себя вникнуть наконец в содержание листка, который держал в руках. – Ну что ж, я рад вам сообщить, что ваше состояние стабилизировалось.
– Мое состояние поможет мне удержать Ким, – осторожно заметил Гарольд, продолжая наблюдать за Тони.
Тот невесело усмехнулся:
– Да, не сомневаюсь.
Гарольд помолчал, потом немного приподнялся в кровати, – Я слышал, что вы сейчас руководите отделением.
Тони замялся и посмотрел на дверь.
– Да, но неофициально. Просто выполняю ваши обязанности, пока вы болеете.
– И я слышал о вас много хороших отзывов, – продолжал Гарольд.
Тони вскинул удивленные глаза:
– Да? Приятно узнать о себе такое.
Гарольд кивнул, давая понять, что Тони может идти.
– Так и продолжайте, – напутствовал он его.
Тони озадаченно посмотрел на доктора Риссона. Похоже, он дает ему свое благословение Только вот на что?
– Спасибо, – тихо сказал Тони, положил кардиограмму на стол и вышел из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Гарольд Риссон закрыл глаза. Но спать он сейчас не хотел.
Ему нужно было подумать. Он желал своей дочери счастья и, увидев ее рядом с Тони, со всей очевидностью понял, что она любит этого молодого человека. Нужно как-нибудь организовать их встречу за стенами больницы. Но как это сделать?
Он улыбнулся и начал разрабатывать план.
Несколько минут спустя дверь скрипнула, он открыл глаза и увидел Ким.
– Дочка, – устало сказал он. – Ты не согласишься пойти вместо меня на ежегодную вечеринку, устраиваемую для персонала больницы под Рождество?
Тони подошел к парадной двери. На крыльцо поднимались двое мужчин с большим, тяжелым креслом.
– Вон туда, – указал он в сторону гостиной.
– Скоро будет уже некуда ставить, – заметил один из грузчиков.
Тони кивнул. Теперь весь дом был полностью меблирован: диваны, стулья, столы, лампы сразу придали комнатам жилой вид.
– Ас чего это вы столько всего накупили? – поинтересовался один из грузчиков. – Собираетесь жениться?
Тони покачал головой:
– Нет. Боюсь, с женитьбой мне не повезло.
– Не повезло! – фыркнул парень. – Уж поверьте мне, вам просто дико повезло: такой большой дом, красивая собака.
И без жены. Редко кому выпадает такое счастье.
Тони улыбнулся. Он был не согласен. Целыми днями он думал только о Ким и о том, как хорошо им было бы вместе.
Это могло показаться странным, но, когда Ким наотрез отказалась с ним встречаться, он вдруг загорелся страстным желанием обставить и украсить свой дом.
Дав Тони полную отставку, Ким тем не менее была с ним очень вежлива и даже любезна, но непоколебима в своем решении остаться просто друзьями. Тони не ожидал, что будет так тяжело переживать разрыв. Хотя и понимал, почему ему так плохо. Первый раз в жизни он любил по-настоящему.
Ким беседовала с рентгенологом Джейсоном Нирбо, характер которого полностью соответствовал его фамилии [3]. Он объяснял ей разницу между Бахом и Моцартом, и в любое другое время Она с удовольствием обсудила бы этот предмет.
Но сейчас голова у нее была занята другими мыслями. Утром ей позвонили из Майами, и владелец галереи сообщил, что ее работы пользуются большим успехом. Он распродал почти все картины и получил комиссионные за некоторые рисунки. Но даже это радостное событие отошло сейчас на второй план.
Сегодня она могла думать только о Тони.
Кое-как поддерживая разговор, Ким незаметно изменила позу.
Она по ошибке купила колготки меньшего размера и теперь чувствовала, как они с каждым движением сползают все ниже.
Джейсон положил руку ей на плечо.
– Только что приехал мой партнер, – сказал он. – Я бы хотел представить вас ему. Он живет во Флориде.
– О, замечательно! – Ким постаралась произнести это с энтузиазмом. – Но мне нужно на минутку отлучиться. Я сейчас вернусь.
– Хорошо, – согласился он и поправил на носу очки. – Я буду ждать вас здесь.
– Договорились. – бросила на ходу Ким.
Она направилась в туалет, подтянула колготки и вдруг обнаружила, что сбоку они поехали. Озабоченно покачав головой, Ким повертелась перед зеркалом, чтобы посмотреть, насколько это заметно. Учитывая, что на ней было короткое зеленое бархатное платье и черные колготки, это было очень даже заметно.
Ким немного постояла в нерешительности, потом сняла колготки и бросила их в мусорную корзину. Сунула босые ноги в черные туфли на высоких каблуках и, бросив взгляд в зеркало, быстро отвернулась, недовольная своим отражением. Она собиралась купить платье более консервативного фасона, но, изо дня в день откладывая поход по магазинам, в конце концов была вынуждена купить первое, что попалось на глаза.
Проходя через бар, она услышала, как знакомый голос окликнул ее:
– Ким!
Она обернулась и встретилась взглядом с зелеными глазами Тони. Он был очень красив в костюме и галстуке и совсем не похож на того Тони, который носил больничный халат и потертые джинсы. Ким сделала глубокий вдох и только потом ответила:
– Привет, Тони.
– Я не ожидал встретить тебя здесь, – сказал он, даже не пытаясь скрыть своей радости.
– Да, это отец попросил меня прийти, – как можно прохладнее ответила Ким.
Он слегка наклонился вперед, словно собирался поцеловать ее, но вдруг выпрямился и сказал:
– Я рад, что увидел тебя. Кажется, вчера открылась твоя выставка в Майами? Как прошло открытие?
Ким было приятно, что он помнил об этом.
– Замечательно. Спасибо, что не забыл.
Тони улыбнулся и остановился взглядом на ее груди, туго обтянутой зеленым бархатом. Потом его глаза неторопливо пропутешествовали вниз. Казалось, он хотел показать ей, что восхищается каждым изгибом ее прекрасного тела.
– Разве я мог забыть? – спросил он, возвращаясь взглядом к ее лицу.
– Ким! Вот ты где, – подошел к ним Джейсон и развязно схватил девушку за руку. – Даже и не пытайся увести ее у меня, – шутливо пригрозил он Тони.
– Увести? – Тони перевел взгляд на Ким. Неужели она встречается с ним?
– Тони! Привет! – навалившись на него, воскликнула какая-то женщина. – Или мне и здесь следует говорить «доктор Хофман»? А, к черту, здесь не больница! – Она засмеялась.
Ким окинула ее быстрым оценивающим взглядом. Великолепная блондинка небольшого роста. Почему-то Ким сразу безотчетно возненавидела эту женщину. Ее раздражало в ней все, и особенно то, как обтягивало ее ладную фигурку короткое черное платьице А может быть, ей было просто неприятно смотреть, как она повисла на Тони.
– Пошли танцевать, – сказала женщина. – Ты обещал!
Ким заставила себя посмотреть на Джейсона, стараясь подавить внезапно вспыхнувшую ревность.
– Дженни, ты знакома с Джейсоном Нирбо? – сказал Тони, не отрывая глаз от лица Ким.
Женщина кивнула. Не вызывало сомнений, что она уже изрядно выпила – Я думаю, что…
– А это Ким Риссон, – представил Тони. – Дочь доктора Риссона.
– Очень приятно, – безразлично ответила женщина и сжала руку Тони. – Пойдем же. Тони.
Тони был вынужден оставить Ким с Джейсоном.
– Веселитесь, – бросил он на прощание и удалился под руку с блондинкой.
Джейсон улыбнулся, наблюдая, как Тони и Дженни пробираются поближе к оркестру, расталкивая другие пары.
– Ох уж этот Тони. Вечно на нем висит какая-нибудь смазливая девица. И как он только успевает с ними управляться? – добродушно заметил он.
Ким вышла из машины и надела солнечные очки. В этом не было никакой необходимости – день был пасмурным, и, хотя стрелки показывали уже девять часов утра, казалось, что солнце еще не вставало. Ким надела очки, потому что не выспалась и ее утомленные глаза болезненно реагировали на свет.
Ей было бы не так обидно, если бы причиной ее бессонницы явилась бурно проведенная ночь, а не мучительные раздумья о Тони. После того как Дженни утащила его танцевать, Ким на время упустила его из виду. Когда же увидела его снова, он выходил из зала под руку с Дженни.
Вскоре после этого Ким покинула вечеринку, терзаясь от ревности, но не желая признаться в этом даже себе самой.
Справа от нее резко затормозил красный автомобиль. Сердце в груди Ким перестало биться, когда она поняла., что в машине сидят Тони и Дженни. Вместе.
– Привет, Ким, – сказал Тони, распахивая дверцу.
– Привет, – ответила Ким, коротко кивнув. Она С трудом подавила желание убежать и осталась на месте, вежливо ожидая, когда они приблизятся к ней.
– Дженни, помнишь Ким Риссон? – спросил Тони.
Дженни возилась с замком дверцы.
– Я познакомил вас вчера вечером.
Она засмеялась:
– Я мало что помню о вчерашнем вечере. О, мне надо бежать! – воскликнула она, взглянув на часы. – Опять опаздываю. И все из-за тебя, – игриво ткнув Тони локтем, сказала она.
Ким задохнулась от возмущения и двинулась к больнице.
Это уж слишком!
Но они догнали ее.
– Дженни тоже работает в хирургическом отделении.
– Очень мило, – ответила Ким, презрительно взглянув на него. После такого взгляда он не осмелится идти за ней дальше. Но Тони как ни в чем не бывало продолжал:
– Она занимается распределением трансплантатов.
Можно подумать, ей это интересно! Она больше не желает его видеть. Никогда.
Дженни вдруг резко свернула в сторону.
– Пока, ребята. Тони, встретимся около шести. – И, на бегу снимая пальто, девушка помчалась к административному зданию больницы.
Ким и Тони остались одни. Ким продолжала идти, все ускоряя шаг.
– Дженни.
– Меня не интересует эта Джинни…
– Дженни, – поправил Тони.
– Мне все равно, как ее зовут, – оборвала его Ким, подходя к лифту.
– Она живет…
– Послушай, – нетерпеливо перебила его Ким, – не нужно ничего объяснять. Меня не касается, с кем ты проводишь свое свободное время.
Двери лифта открылись, из него вышла пожилая женщина.
– Доброе утро, доктор Хофман, – обрадовалась женщина. – Как хорошо, что я встретила вас. Я хотела спросить по поводу мужа…
Ким воспользовалась заминкой, вошла в лифт и быстро нажала кнопку.
Ким с трудом выдавила улыбку:
– Все было замечательно.
Ее жалкая улыбка не смогла бы обмануть даже ребенка.
– Неужели так плохо?
Ким улыбнулась:
– Креветки оказались очень вкусными.
– Ты видела там. Тони?
– Да, он был там.
– Ну, и… вы поговорили? – с надеждой спросил Риссон.
Она подозрительно взглянула на него:
– Папа… ты к чему клонишь?
– Да ни к чему.
– Слушай, Тони – не мой тип. Я сама не знаю, что такое «мой тип», но он точно к нему не относится. И хватит об этом. Кстати, мне казалось, что ты его недолюбливаешь?
– Нет, отчего же? Просто я высказал тебе некоторые соображения на его счет. Но, поразмыслив, решил, что если ты хочешь выйти за него замуж…
– Замуж? – воскликнула Ким. – С чего вдруг тебе взбрела в голову такая идея?
Гарольд пожал плечами:
– Ну я же вижу, как он тебе нравится.
– Все, все, все, – сказала она, поднимая руки. – Слушай, папа, он неплохой парень и все такое, но мы… ну… не подходим друг другу. Если я выйду за него замуж, а об этом смешно даже говорить, поскольку мы и встречались-то всего пару раз, но если бы… – чего, конечно, не будет, – если бы это случилось, то вся моя жизнь была бы подчинена графику его дежурств А у меня тоже есть своя работа, которая значит для меня очень много, почти все.
Отец нахмурился, не совсем понимая ее.
– Ты – художница, он – врач Вы не можете пожениться из-за того, что у вас разные профессии? Как это?
– Дело не в том, что он врач. Дело в самом замужестве. Я хочу сказать, что сейчас я постоянно работаю и не обременена такими мыслями, как «когда он придет», и «надо ли приготовить ему обед», и «не пора ли сдать вещи в химчистку»… – Она вздохнула, словно ей стало тяжело от одних этих мыслей.
– То есть главное для тебя – это твоя карьера? – задумчиво спросил отец. – Ты, разумеется, не согласишься со мной, но твои рассуждения очень напомнили мне мои собственные в те времена, когда я жил с твоей матерью.
Ким молчала, пораженная этой мыслью. Неужели она настолько увлеклась сожалениями о том, чего недополучила от отца в детстве, что даже не заметила, как сама встала на тот же путь?
– Ты красивая, хорошая девушка, – ласково заговорил отец. – И не замужем. И, насколько я понимаю, никогда не думала об этом. Почему?
– Да как-то не было подходящей кандидатуры. К тому же я целый день работаю, а к вечеру так устало, что уже не хочется никуда выходить.
– Я не очень хорошо знаю Тони, но он кажется мне интересным молодым человеком… и я знаю, что многие женщины согласятся со мной.
– Вот пусть они и выходят за него замуж.
– Но он не хочет на них жениться. Ему нужна ты.
– Ошибаешься.
Отец пристально наблюдал за ней. Она любит Тони, что бы она там ни говорила.
– Ты боишься повторить судьбу своей матери?
– Что?
– Тони не такой, как я. Он – другой человек… из другого поколения…
– Папа…
Гарольд поднял руку, не давая ей возразить.
– У нас с твоей матерью были свои проблемы. Но это были только наши проблемы. И если ты думаешь, что все дело – в моей работе, то ошибаешься. Это была моя личная вина. И работа не имела к этому никакого отношения.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я считаю, что Тони не должен расплачиваться за мои ошибки.
– Но я полагала, что он не нравится тебе.
– Нравится. Мне не нравится только то, что олицетворяет собой этот юноша.
– И что же это?
– Перемены. И еще меня всегда раздражала мысль, что многие были бы рады, если бы он возглавил мое отделение.
Ким опустила глаза.
Гарольд продолжал:
– Теперь я начинаю думать, что это не такая уж плохая идея. Понимаешь, я перестал бояться перемен… и будущего.
Напротив, я теперь с удовольствием жду завтрашнего дня У меня появился шанс измениться и исправить старые ошибки.
Ким грустно улыбнулась:
– Я тоже с удовольствием жду завтрашнего дня.
Отец огляделся по сторонам:
– Ты не знаешь, где мой бумажник?
Ким наморщила лоб:
– Бумажник?
– Ну да.
Она выдвинула ящик тумбочки рядом с кроватью и достала потертый кожаный бумажник.
– Вот он.
– Загляни в отделение для кредитных карточек.
Она раскрыла бумажник и увидела истрепавшийся листок бумаги.
– Что это?
– Прочти.
Она развернула листок и прочитала записку, написанную крупным детским почерком:
«Дорогой папа! Потому што я растранжирила сваи карманные деньги, дарю тебе на Рождество моего Макса. Пажалуста, береги его. Любящяя тебя, Кимберли Риссон».
Ким подняла на отца удивленные глаза. Она не предполагала, что отец настолько сентиментален, чтобы хранить все эти годы ее детскую записку.
– Тебе было тогда шесть лет. Ты, наверное, не помнишь, но я всегда говорил, чтобы ты…
– Не транжирила карманные деньги.
Он улыбнулся.
– А кто такой Макс?
– Тряпичная утка, которую ты повсюду таскала за собой.
Это был действительно бесценный подарок.
– И ты хранишь эту записку в своем бумажнике?
– Да.
Ким улыбнулась. Отец преподнес ей уже немало приятных сюрпризов.
– Этот подарок многому меня научил… и ты тоже. Надеюсь, в это Рождество я тоже смогу сделать тебе подарок, который запомнится тебе на всю жизнь.
– Ты всегда дарил мне подарки.
Гарольд только улыбнулся. Он знал, чего хочет его дочь, и был намерен во что бы то ни стало преподнести ей этот подарок.
Глава 7
– Папа, – убеждала его Ким, – все уже кончено. Он не подходит мне У нас все равно ничего бы не получилось.
Отец недоверчиво смотрел на нее.
– Правда, папа, – настаивала она. – Мне нужен более… домашний человек. Человек, который не так много работает. Да и вообще, – она улыбнулась, – я больше не хочу это обсуждать Я хочу только, чтобы ты поправился и мы могли вернуться домой До того как наступит Рождество – Я хочу, чтобы ты была счастлива, Ким, – сказал отец Она улыбнулась:
– Я знаю, папа.
Он кивнул, наблюдая за ее лицом.
– Между прочим, я подумала, не снять ли нам крышу с бассейна. Из него получился бы отличный каток – Значит, ты решила остаться здесь насовсем? – с надеждой спросил отец.
– Да. На какое-то время Может быть, даже… навсегда Первое время тебе будет нужна моя помощь, и я хочу быть рядом с тобой Его глаза наполнились слезами.
– А какой подарок ты хотела бы получить к Рождеству, Ким?
– Я бы хотела, чтобы мой отец был дома.
Голос за ее спиной произнес:
– Я думаю, мы сумеем это организовать.
Ким обернулась и увидела в дверях Тони. Он кивнул ей и переключил внимание на Гарольда.
– Доброе утро, Гарольд Как вы сегодня себя чувствуете?
– Лучше, – с трудом ответил Риссон, глядя на дочь.
Она порозовела и смущенно теребила сумочку.
– Ким, рад тебя здесь видеть, – сказал Тони – Гарольд, я знаю, что вам неприятно это слышать, но первое время вам не обойтись без посторонней помощи. Скорее всего мы определим вам приходящую сестру. Кто-то должен будет ходить за покупками, готовить…
– В этом нет необходимости, – быстро сказала Ким Тони пожал плечами:
– Может быть, и нет, но такая помощь будет ему весьма кстати. Придется примириться с этим на время…
– Я понимаю. Но в приходящей сестре нет никакой необходимости, – повторила Ким – Я остаюсь.
Тони задержался с ответом всего на секунду – И надолго? – Он спросил это таким тоном, что любому стало бы ясно, что им руководит не только профессиональный интерес.
Ким храбро встретила его взгляд. Она оставалась не потому, что переменила свое решение насчет их отношений, а потому, что хотела наладить отношения с отцом.
– Не знаю, может быть, навсегда. – Она улыбнулась отцу и взялась за сумочку. – Я еще зайду к тебе, папа.
Когда Ким вышла из палаты, Тони стал просматривать кардиограмму, но строчки расплывались у него перед глазами.
Ким высказалась достаточно ясно и громко.
Гарольд внимательно наблюдал за ним и не без удивления обнаружил, что молодой человек не на шутку расстроен.
– Вы любите ее? – тихо спросил он.
Тони посмотрел на своего пациента.
– Да, да, я люблю ее. Очень. – Он вздохнул и заставил себя вникнуть наконец в содержание листка, который держал в руках. – Ну что ж, я рад вам сообщить, что ваше состояние стабилизировалось.
– Мое состояние поможет мне удержать Ким, – осторожно заметил Гарольд, продолжая наблюдать за Тони.
Тот невесело усмехнулся:
– Да, не сомневаюсь.
Гарольд помолчал, потом немного приподнялся в кровати, – Я слышал, что вы сейчас руководите отделением.
Тони замялся и посмотрел на дверь.
– Да, но неофициально. Просто выполняю ваши обязанности, пока вы болеете.
– И я слышал о вас много хороших отзывов, – продолжал Гарольд.
Тони вскинул удивленные глаза:
– Да? Приятно узнать о себе такое.
Гарольд кивнул, давая понять, что Тони может идти.
– Так и продолжайте, – напутствовал он его.
Тони озадаченно посмотрел на доктора Риссона. Похоже, он дает ему свое благословение Только вот на что?
– Спасибо, – тихо сказал Тони, положил кардиограмму на стол и вышел из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Гарольд Риссон закрыл глаза. Но спать он сейчас не хотел.
Ему нужно было подумать. Он желал своей дочери счастья и, увидев ее рядом с Тони, со всей очевидностью понял, что она любит этого молодого человека. Нужно как-нибудь организовать их встречу за стенами больницы. Но как это сделать?
Он улыбнулся и начал разрабатывать план.
Несколько минут спустя дверь скрипнула, он открыл глаза и увидел Ким.
– Дочка, – устало сказал он. – Ты не согласишься пойти вместо меня на ежегодную вечеринку, устраиваемую для персонала больницы под Рождество?
* * *
– Привет, док! Куда их поставить?Тони подошел к парадной двери. На крыльцо поднимались двое мужчин с большим, тяжелым креслом.
– Вон туда, – указал он в сторону гостиной.
– Скоро будет уже некуда ставить, – заметил один из грузчиков.
Тони кивнул. Теперь весь дом был полностью меблирован: диваны, стулья, столы, лампы сразу придали комнатам жилой вид.
– Ас чего это вы столько всего накупили? – поинтересовался один из грузчиков. – Собираетесь жениться?
Тони покачал головой:
– Нет. Боюсь, с женитьбой мне не повезло.
– Не повезло! – фыркнул парень. – Уж поверьте мне, вам просто дико повезло: такой большой дом, красивая собака.
И без жены. Редко кому выпадает такое счастье.
Тони улыбнулся. Он был не согласен. Целыми днями он думал только о Ким и о том, как хорошо им было бы вместе.
Это могло показаться странным, но, когда Ким наотрез отказалась с ним встречаться, он вдруг загорелся страстным желанием обставить и украсить свой дом.
Дав Тони полную отставку, Ким тем не менее была с ним очень вежлива и даже любезна, но непоколебима в своем решении остаться просто друзьями. Тони не ожидал, что будет так тяжело переживать разрыв. Хотя и понимал, почему ему так плохо. Первый раз в жизни он любил по-настоящему.
Ким беседовала с рентгенологом Джейсоном Нирбо, характер которого полностью соответствовал его фамилии [3]. Он объяснял ей разницу между Бахом и Моцартом, и в любое другое время Она с удовольствием обсудила бы этот предмет.
Но сейчас голова у нее была занята другими мыслями. Утром ей позвонили из Майами, и владелец галереи сообщил, что ее работы пользуются большим успехом. Он распродал почти все картины и получил комиссионные за некоторые рисунки. Но даже это радостное событие отошло сейчас на второй план.
Сегодня она могла думать только о Тони.
Кое-как поддерживая разговор, Ким незаметно изменила позу.
Она по ошибке купила колготки меньшего размера и теперь чувствовала, как они с каждым движением сползают все ниже.
Джейсон положил руку ей на плечо.
– Только что приехал мой партнер, – сказал он. – Я бы хотел представить вас ему. Он живет во Флориде.
– О, замечательно! – Ким постаралась произнести это с энтузиазмом. – Но мне нужно на минутку отлучиться. Я сейчас вернусь.
– Хорошо, – согласился он и поправил на носу очки. – Я буду ждать вас здесь.
– Договорились. – бросила на ходу Ким.
Она направилась в туалет, подтянула колготки и вдруг обнаружила, что сбоку они поехали. Озабоченно покачав головой, Ким повертелась перед зеркалом, чтобы посмотреть, насколько это заметно. Учитывая, что на ней было короткое зеленое бархатное платье и черные колготки, это было очень даже заметно.
Ким немного постояла в нерешительности, потом сняла колготки и бросила их в мусорную корзину. Сунула босые ноги в черные туфли на высоких каблуках и, бросив взгляд в зеркало, быстро отвернулась, недовольная своим отражением. Она собиралась купить платье более консервативного фасона, но, изо дня в день откладывая поход по магазинам, в конце концов была вынуждена купить первое, что попалось на глаза.
Проходя через бар, она услышала, как знакомый голос окликнул ее:
– Ким!
Она обернулась и встретилась взглядом с зелеными глазами Тони. Он был очень красив в костюме и галстуке и совсем не похож на того Тони, который носил больничный халат и потертые джинсы. Ким сделала глубокий вдох и только потом ответила:
– Привет, Тони.
– Я не ожидал встретить тебя здесь, – сказал он, даже не пытаясь скрыть своей радости.
– Да, это отец попросил меня прийти, – как можно прохладнее ответила Ким.
Он слегка наклонился вперед, словно собирался поцеловать ее, но вдруг выпрямился и сказал:
– Я рад, что увидел тебя. Кажется, вчера открылась твоя выставка в Майами? Как прошло открытие?
Ким было приятно, что он помнил об этом.
– Замечательно. Спасибо, что не забыл.
Тони улыбнулся и остановился взглядом на ее груди, туго обтянутой зеленым бархатом. Потом его глаза неторопливо пропутешествовали вниз. Казалось, он хотел показать ей, что восхищается каждым изгибом ее прекрасного тела.
– Разве я мог забыть? – спросил он, возвращаясь взглядом к ее лицу.
– Ким! Вот ты где, – подошел к ним Джейсон и развязно схватил девушку за руку. – Даже и не пытайся увести ее у меня, – шутливо пригрозил он Тони.
– Увести? – Тони перевел взгляд на Ким. Неужели она встречается с ним?
– Тони! Привет! – навалившись на него, воскликнула какая-то женщина. – Или мне и здесь следует говорить «доктор Хофман»? А, к черту, здесь не больница! – Она засмеялась.
Ким окинула ее быстрым оценивающим взглядом. Великолепная блондинка небольшого роста. Почему-то Ким сразу безотчетно возненавидела эту женщину. Ее раздражало в ней все, и особенно то, как обтягивало ее ладную фигурку короткое черное платьице А может быть, ей было просто неприятно смотреть, как она повисла на Тони.
– Пошли танцевать, – сказала женщина. – Ты обещал!
Ким заставила себя посмотреть на Джейсона, стараясь подавить внезапно вспыхнувшую ревность.
– Дженни, ты знакома с Джейсоном Нирбо? – сказал Тони, не отрывая глаз от лица Ким.
Женщина кивнула. Не вызывало сомнений, что она уже изрядно выпила – Я думаю, что…
– А это Ким Риссон, – представил Тони. – Дочь доктора Риссона.
– Очень приятно, – безразлично ответила женщина и сжала руку Тони. – Пойдем же. Тони.
Тони был вынужден оставить Ким с Джейсоном.
– Веселитесь, – бросил он на прощание и удалился под руку с блондинкой.
Джейсон улыбнулся, наблюдая, как Тони и Дженни пробираются поближе к оркестру, расталкивая другие пары.
– Ох уж этот Тони. Вечно на нем висит какая-нибудь смазливая девица. И как он только успевает с ними управляться? – добродушно заметил он.
Ким вышла из машины и надела солнечные очки. В этом не было никакой необходимости – день был пасмурным, и, хотя стрелки показывали уже девять часов утра, казалось, что солнце еще не вставало. Ким надела очки, потому что не выспалась и ее утомленные глаза болезненно реагировали на свет.
Ей было бы не так обидно, если бы причиной ее бессонницы явилась бурно проведенная ночь, а не мучительные раздумья о Тони. После того как Дженни утащила его танцевать, Ким на время упустила его из виду. Когда же увидела его снова, он выходил из зала под руку с Дженни.
Вскоре после этого Ким покинула вечеринку, терзаясь от ревности, но не желая признаться в этом даже себе самой.
Справа от нее резко затормозил красный автомобиль. Сердце в груди Ким перестало биться, когда она поняла., что в машине сидят Тони и Дженни. Вместе.
– Привет, Ким, – сказал Тони, распахивая дверцу.
– Привет, – ответила Ким, коротко кивнув. Она С трудом подавила желание убежать и осталась на месте, вежливо ожидая, когда они приблизятся к ней.
– Дженни, помнишь Ким Риссон? – спросил Тони.
Дженни возилась с замком дверцы.
– Я познакомил вас вчера вечером.
Она засмеялась:
– Я мало что помню о вчерашнем вечере. О, мне надо бежать! – воскликнула она, взглянув на часы. – Опять опаздываю. И все из-за тебя, – игриво ткнув Тони локтем, сказала она.
Ким задохнулась от возмущения и двинулась к больнице.
Это уж слишком!
Но они догнали ее.
– Дженни тоже работает в хирургическом отделении.
– Очень мило, – ответила Ким, презрительно взглянув на него. После такого взгляда он не осмелится идти за ней дальше. Но Тони как ни в чем не бывало продолжал:
– Она занимается распределением трансплантатов.
Можно подумать, ей это интересно! Она больше не желает его видеть. Никогда.
Дженни вдруг резко свернула в сторону.
– Пока, ребята. Тони, встретимся около шести. – И, на бегу снимая пальто, девушка помчалась к административному зданию больницы.
Ким и Тони остались одни. Ким продолжала идти, все ускоряя шаг.
– Дженни.
– Меня не интересует эта Джинни…
– Дженни, – поправил Тони.
– Мне все равно, как ее зовут, – оборвала его Ким, подходя к лифту.
– Она живет…
– Послушай, – нетерпеливо перебила его Ким, – не нужно ничего объяснять. Меня не касается, с кем ты проводишь свое свободное время.
Двери лифта открылись, из него вышла пожилая женщина.
– Доброе утро, доктор Хофман, – обрадовалась женщина. – Как хорошо, что я встретила вас. Я хотела спросить по поводу мужа…
Ким воспользовалась заминкой, вошла в лифт и быстро нажала кнопку.
* * *
– Ну как тебе понравилось на вечеринке? – как бы между прочим поинтересовался отец.Ким с трудом выдавила улыбку:
– Все было замечательно.
Ее жалкая улыбка не смогла бы обмануть даже ребенка.
– Неужели так плохо?
Ким улыбнулась:
– Креветки оказались очень вкусными.
– Ты видела там. Тони?
– Да, он был там.
– Ну, и… вы поговорили? – с надеждой спросил Риссон.
Она подозрительно взглянула на него:
– Папа… ты к чему клонишь?
– Да ни к чему.
– Слушай, Тони – не мой тип. Я сама не знаю, что такое «мой тип», но он точно к нему не относится. И хватит об этом. Кстати, мне казалось, что ты его недолюбливаешь?
– Нет, отчего же? Просто я высказал тебе некоторые соображения на его счет. Но, поразмыслив, решил, что если ты хочешь выйти за него замуж…
– Замуж? – воскликнула Ким. – С чего вдруг тебе взбрела в голову такая идея?
Гарольд пожал плечами:
– Ну я же вижу, как он тебе нравится.
– Все, все, все, – сказала она, поднимая руки. – Слушай, папа, он неплохой парень и все такое, но мы… ну… не подходим друг другу. Если я выйду за него замуж, а об этом смешно даже говорить, поскольку мы и встречались-то всего пару раз, но если бы… – чего, конечно, не будет, – если бы это случилось, то вся моя жизнь была бы подчинена графику его дежурств А у меня тоже есть своя работа, которая значит для меня очень много, почти все.
Отец нахмурился, не совсем понимая ее.
– Ты – художница, он – врач Вы не можете пожениться из-за того, что у вас разные профессии? Как это?
– Дело не в том, что он врач. Дело в самом замужестве. Я хочу сказать, что сейчас я постоянно работаю и не обременена такими мыслями, как «когда он придет», и «надо ли приготовить ему обед», и «не пора ли сдать вещи в химчистку»… – Она вздохнула, словно ей стало тяжело от одних этих мыслей.
– То есть главное для тебя – это твоя карьера? – задумчиво спросил отец. – Ты, разумеется, не согласишься со мной, но твои рассуждения очень напомнили мне мои собственные в те времена, когда я жил с твоей матерью.
Ким молчала, пораженная этой мыслью. Неужели она настолько увлеклась сожалениями о том, чего недополучила от отца в детстве, что даже не заметила, как сама встала на тот же путь?
– Ты красивая, хорошая девушка, – ласково заговорил отец. – И не замужем. И, насколько я понимаю, никогда не думала об этом. Почему?
– Да как-то не было подходящей кандидатуры. К тому же я целый день работаю, а к вечеру так устало, что уже не хочется никуда выходить.
– Я не очень хорошо знаю Тони, но он кажется мне интересным молодым человеком… и я знаю, что многие женщины согласятся со мной.
– Вот пусть они и выходят за него замуж.
– Но он не хочет на них жениться. Ему нужна ты.
– Ошибаешься.
Отец пристально наблюдал за ней. Она любит Тони, что бы она там ни говорила.
– Ты боишься повторить судьбу своей матери?
– Что?
– Тони не такой, как я. Он – другой человек… из другого поколения…
– Папа…
Гарольд поднял руку, не давая ей возразить.
– У нас с твоей матерью были свои проблемы. Но это были только наши проблемы. И если ты думаешь, что все дело – в моей работе, то ошибаешься. Это была моя личная вина. И работа не имела к этому никакого отношения.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я считаю, что Тони не должен расплачиваться за мои ошибки.
– Но я полагала, что он не нравится тебе.
– Нравится. Мне не нравится только то, что олицетворяет собой этот юноша.
– И что же это?
– Перемены. И еще меня всегда раздражала мысль, что многие были бы рады, если бы он возглавил мое отделение.
Ким опустила глаза.
Гарольд продолжал:
– Теперь я начинаю думать, что это не такая уж плохая идея. Понимаешь, я перестал бояться перемен… и будущего.
Напротив, я теперь с удовольствием жду завтрашнего дня У меня появился шанс измениться и исправить старые ошибки.
Ким грустно улыбнулась:
– Я тоже с удовольствием жду завтрашнего дня.
Отец огляделся по сторонам:
– Ты не знаешь, где мой бумажник?
Ким наморщила лоб:
– Бумажник?
– Ну да.
Она выдвинула ящик тумбочки рядом с кроватью и достала потертый кожаный бумажник.
– Вот он.
– Загляни в отделение для кредитных карточек.
Она раскрыла бумажник и увидела истрепавшийся листок бумаги.
– Что это?
– Прочти.
Она развернула листок и прочитала записку, написанную крупным детским почерком:
«Дорогой папа! Потому што я растранжирила сваи карманные деньги, дарю тебе на Рождество моего Макса. Пажалуста, береги его. Любящяя тебя, Кимберли Риссон».
Ким подняла на отца удивленные глаза. Она не предполагала, что отец настолько сентиментален, чтобы хранить все эти годы ее детскую записку.
– Тебе было тогда шесть лет. Ты, наверное, не помнишь, но я всегда говорил, чтобы ты…
– Не транжирила карманные деньги.
Он улыбнулся.
– А кто такой Макс?
– Тряпичная утка, которую ты повсюду таскала за собой.
Это был действительно бесценный подарок.
– И ты хранишь эту записку в своем бумажнике?
– Да.
Ким улыбнулась. Отец преподнес ей уже немало приятных сюрпризов.
– Этот подарок многому меня научил… и ты тоже. Надеюсь, в это Рождество я тоже смогу сделать тебе подарок, который запомнится тебе на всю жизнь.
– Ты всегда дарил мне подарки.
Гарольд только улыбнулся. Он знал, чего хочет его дочь, и был намерен во что бы то ни стало преподнести ей этот подарок.
Глава 7
– Добро пожаловать домой, – сказала Ким, останавливая машину перед домом. Был вечер двадцать третьего декабря, и, как и обещал Тони, ее отца выписали из больницы.
С неба на них смотрела яркая полная луна, укутавший землю снег искрился серебристыми огоньками.
– Кто помог тебе повесить лампочки над входом?
– Никто. Я повесила их сама.
– И ты забиралась на крышу?
– Ну да. Погоди, ты еще не видел задний двор. Я развесила лампочки вокруг всего катка.
– Нет, ну как вам это нравится, – гордо улыбаясь, сказал отец.
Ким вылезла из машины и поспешила обойти ее, чтобы помочь отцу.
Не торопясь они пошли к дому.
– Елка, – счастливым голосом сказал отец, заглянув в гостиную. – С тех пор как вы уехали… я ни разу не ставил елку.
Гарольд сел на диван и, когда Ким включила елочную гирлянду, улыбнулся.
– Красиво.
– Ты будешь ужинать, папа?
Отец покачал головой.
– Честно говоря, я немного устал. – Он попытался встать, и Ким бросилась ему на помощь – Все в порядке, дочка. – Гарольд вышел в коридор и заглянул в кабинет. – Что это? – сказал он, увидев мольберт.
– Ах, это. Я работала в твоем кабинете. Ты не против?
– Нет, конечно. – Отец вошел и включил свет. – А что ты пишешь?
– Ну, вообще-то это подарок тебе на Рождество.
Он улыбнулся.
– Можно взглянуть?
– Ты не хочешь ждать?
Отец виновато посмотрел на дочь:
– Я не видел ни одной твоей работы.
Она подвела его к мольберту. Горделивая улыбка расцвела на лице Гарольда.
– Как красиво! Необыкновенно красиво!
– Тебе правда нравится? – спросила Ким, следя за выражением его лица. Она опасалась, что ему не понравится, ведь не все любят абстрактное искусство.
– Очень, очень нравится, – с неподдельным восхищением сказал отец.
Он дотронулся до холста, и тот слегка накренился. За ним стояла еще одна картина.
– А это что?
– А, это я нарисовала просто так.
Отец взял картину в руки и стал рассматривать. Яркие, почти слепящие краски выстреливали из большого красного сердца разноцветными лучами.
– Мне нравится. Похоже на фейерверк.
Ким неловко засмеялась.
– Вообще-то я начала рисовать эту картину для Тони.
Хотела подарить ему на Рождество. Не знаю почему, но я все-таки закончила ее. Наверное, думала, что это поможет мне вычеркнуть его из своего сердца.
– Ну и как, удалось? – спросил отец.
С грустной улыбкой она отошла от мольберта.
– Пойдем, папа. Я помогу тебе подняться наверх.
Отец сочувственно посмотрел на дочь. Со вчерашнего дня Ким носилась по дому как заведенная: готовила завтрак и ленч, взбивала подушки, замораживала лед. Он любил ее и потому не хотел доставлять ей лишних хлопот.
– Удобно, – сказал он. – Послушай, я не хочу, чтобы ты весь день сидела со мной как привязанная. Сходи куда-нибудь… подыши свежим воздухом. Тебе это будет полезно. – Гарольд помолчал. – Делай то, что тебе нравится. Кажется, так говорят?
– Так говорили двадцать лет назад, – засмеялась Ким.
– Все равно я не хочу, чтобы ты весь день сидела дома и ухаживала за мной.
– Ну ладно, – подумав, согласилась она. – Я хотела сбегать в магазин…
– Вот и беги.
Ким посмотрела на часы. Четыре.
– Я только до углового…
– Иди-иди. Развлекись чем-нибудь.
– Постараюсь, – пообещала Ким, снимая с вешалки пальто. Но про себя подумала, что поход в магазин вряд ли можно назвать развлечением. Интуиция подсказывала ей, что сейчас там полно народу. Но поскольку она решила приготовить настоящий рождественский ужин, ей был необходим клюквенный соус, а для клюквенного соуса требовалась клюква.
– И не следи за часами, – велел отец.
– Ладно, ладно. – Она махнула на прощание рукой и вышла на улицу.
Отец засмеялся ей вслед.
Когда Дженни остановилась за спиной Ким, та схватила с вертушки журнал и сделала вид, что увлеченно читает.
Через несколько минут Дженни вежливо обратилась к ней:
– Простите, кажется, вы дочь доктора Риссона? Я не ошибаюсь?
Ким оторвалась от журнала.
– Да. – Она притворилась, что только сейчас заметила ее. – Да, я Ким. А вы… – Она запнулась, будто вспоминая ее имя.
– Дженни. Дженни Триби. А это Кирби, мой сын.
– Ваш сын? – Малышу было не больше года.
Дженни кивнула.
Значит, она мать-одиночка. Должно быть, ей приходится нелегко.
– Какой прелестный ребенок.
– Спасибо. А вы живете где-то неподалеку? – оживленно спросила Дженни, надеясь скрасить непринужденной беседой томительное стояние в очереди.
– Да. Вообще-то у меня дом во Флориде, но какое-то время я буду жить здесь. А может быть, и насовсем останусь.
– О, у вас будут замечательные соседи. Я живу на Мичиган-авеню Прямо за цирком Рядом с Тони, подумала Ким. Как удобно для них обоих.
Дженни продолжала:
– Когда мы с мужем купили этот дом…
Ким склонила голову набок. С мужем?
– Вы замужем? – перебила она.
– Да, – кивнула Дженни.
– Но… я думала., я подумала, что вы и Тони… – Она запнулась. Дженни смотрела на нее непонимающим взглядом. – …встречаетесь, – покраснев, закончила Ким.
– С Тони Хофманом? – медленно проговорила Дженни. – Так вы подумали?.. – Женщина прищурилась, потом рассмеялась, да так громко, что ребенок заплакал. – О Господи, нет, конечно. Хотя я понимаю, почему вы так подумали.
Мы вместе пришли на вечеринку. Вместе ушли. А на следующий день вместе приехали на работу.
Чувствуя себя последней идиоткой, Ким глупо улыбнулась.
Дженни покачала головой и сунула ребенку соску.
– Тони живет в соседнем доме. Он лучший друг моего мужа. Мой благоверный не захотел идти на вечеринку, так как никого там не знает. А Тони сдал свою машину в мастерскую.
Вот я и подвезла его. А на следующий день подбросила его на работу. Но, слава Богу, на днях он купил новую машину. Он вообще последнее время немного не в себе, скупает все подряд.
– Что вы имеете в виду? – спросила Ким, передавая пакеты с клюквой кассирше.
– Он полностью обставил свой дом. За час, представляете? Не понимаю, что на него нашло.
Ким расплатилась за клюкву.
– Было очень приятно поболтать с вами. Дженни, – сказала она, отходя от кассы. – Желаю вам счастливого Рождества.
– И вам того же, – улыбнулась Дженни.
– Я знаю. Прости. Просто… я думаю.
– О чем или о ком?
Ким печально улыбнулась:
– Я совершенно не умею скрывать свои, чувства.
– Хочешь, поговорим?
– Да нет, не о чем говорить. Не знаю. Я злюсь на себя.
– Почему?
– Потому что я – упрямая, самовлюбленная тупица. Ты можешь оспорить мое мнение, – улыбнулась она.
– Мне я оказалось, что ты говоришь обо мне, – отшутился отец.
Ким засмеялась.
– Думаю, с годами все становятся похожи на своих родителей. Кажется, так принято говорить?
Отец подумал секунду и серьезно спросил:
– А что, если твой отец изменился?
– Не знаю. Я, во всяком случае, не изменилась. К тому же слишком поздно что-либо менять.
– За прошедший месяц я усвоил одну мудрую истину: никогда не бывает слишком поздно.
– Кстати, – желая сменить тему, Ким взглянула на часы, – половина двенадцатого. Ты еще не очень проголодался? Может быть, не будем ждать двенадцати?
– Ну уж нет. Все в свое время. После того как часы пробьют полночь, обменяемся подарками и…
– Папа, я уже говорила тебе, что получила свой подарок…
Он улыбнулся:
– Я еще не видел, как ты катаешься на, нашем катке.
– Завтра, может быть, увидишь.
– А сейчас? Я бы мог смотреть из окна, – сказал он, вставая и зажигая свет во дворе.
Ким удивленно взглянула на него:
– Прямо сейчас?
– А почему бы и нет? В конце концов, сегодня Рождество.
Ким кивнула. Если она как следует утеплится, то, может быть, и сумеет противостоять холоду. Надо только двигаться, и тогда мороз не страшен.
– Хорошо, – сказала она и отправилась искать недавно купленные коньки.
Гарольд стоял у окна, наблюдая, как Ким выбирается на лед.
Сделав несколько скользящих шагов, она помахала ему. Отец, гордо улыбался, глядя на дочь. Гарольд с удовольствием понаблюдал бы за ней еще, но ему предстояло выполнить одно дело.
Тони вышел из машины и пошел к дому. В доме было темно, и только елка светилась в окне гостиной. Тони покачал головой. Наверное, Риссон дождался, пока Ким ляжет спать, и только потом пригласил его.
Тони остановился у двери. К ней был пришпилен конверт с его именем. Он вытащил из него записку и прочитал:
Она села на лед, не чувствуя, как холод и влага просачиваются сквозь джинсы.
– Тони? – тихо спросила она, смахнув с ресницы снежинку.
Он улыбнулся и шагнул на лед. Подойдя к Ким, протянул ей руку и помог встать. Потом показал ей записку.
Ким медленно читала ее, и ее большие карие глаза наполнялись слезами. Прочитав до конца, она подняла голову и посмотрела на Тони.
Тони заговорил первым:
– Ким, я… прости, если…
– Тебе не за что извиняться. Это я должна извиниться.
Прости. Я боялась повторить ошибку своей матери и чуть не совершила самую страшную ошибку в своей жизни.
Он стер с ее щеки слезу.
– Так ты переменила свое мнение насчет нас с тобой?
Она улыбнулась и кивнула:
– Да, как только представила себе жизнь без тебя.
– И какой она тебе показалась?
– Грустной и одинокой. Ты предложил мне бесценный дар, дороже всех денег и славы, а я побоялась принять его.
Он крепко обнял ее.
– Я люблю тебя, Ким. И понимаю, что тревожит тебя… но думаю, если мы будем разумно совмещать в своей жизни любовь и работу, все будет хорошо. Даже твой отец понял это. Кстати, о твоем отце, – сказал он. – Не знаю, как тебе это удалось, но ты даже его смогла изменить. Его письмо… это просто чудо.
Ким засмеялась от счастья и, выхватив его из рук Тони, прижала к себе – Это не чудо. Это магия. Магия Рождества.
А чуть позже, когда где-то вдали церковный колокол пробил полночь. Тони поцеловал ее.
С неба на них смотрела яркая полная луна, укутавший землю снег искрился серебристыми огоньками.
– Кто помог тебе повесить лампочки над входом?
– Никто. Я повесила их сама.
– И ты забиралась на крышу?
– Ну да. Погоди, ты еще не видел задний двор. Я развесила лампочки вокруг всего катка.
– Нет, ну как вам это нравится, – гордо улыбаясь, сказал отец.
Ким вылезла из машины и поспешила обойти ее, чтобы помочь отцу.
Не торопясь они пошли к дому.
– Елка, – счастливым голосом сказал отец, заглянув в гостиную. – С тех пор как вы уехали… я ни разу не ставил елку.
Гарольд сел на диван и, когда Ким включила елочную гирлянду, улыбнулся.
– Красиво.
– Ты будешь ужинать, папа?
Отец покачал головой.
– Честно говоря, я немного устал. – Он попытался встать, и Ким бросилась ему на помощь – Все в порядке, дочка. – Гарольд вышел в коридор и заглянул в кабинет. – Что это? – сказал он, увидев мольберт.
– Ах, это. Я работала в твоем кабинете. Ты не против?
– Нет, конечно. – Отец вошел и включил свет. – А что ты пишешь?
– Ну, вообще-то это подарок тебе на Рождество.
Он улыбнулся.
– Можно взглянуть?
– Ты не хочешь ждать?
Отец виновато посмотрел на дочь:
– Я не видел ни одной твоей работы.
Она подвела его к мольберту. Горделивая улыбка расцвела на лице Гарольда.
– Как красиво! Необыкновенно красиво!
– Тебе правда нравится? – спросила Ким, следя за выражением его лица. Она опасалась, что ему не понравится, ведь не все любят абстрактное искусство.
– Очень, очень нравится, – с неподдельным восхищением сказал отец.
Он дотронулся до холста, и тот слегка накренился. За ним стояла еще одна картина.
– А это что?
– А, это я нарисовала просто так.
Отец взял картину в руки и стал рассматривать. Яркие, почти слепящие краски выстреливали из большого красного сердца разноцветными лучами.
– Мне нравится. Похоже на фейерверк.
Ким неловко засмеялась.
– Вообще-то я начала рисовать эту картину для Тони.
Хотела подарить ему на Рождество. Не знаю почему, но я все-таки закончила ее. Наверное, думала, что это поможет мне вычеркнуть его из своего сердца.
– Ну и как, удалось? – спросил отец.
С грустной улыбкой она отошла от мольберта.
– Пойдем, папа. Я помогу тебе подняться наверх.
* * *
– Папа, тебе чего-нибудь принести? Тебе удобно?Отец сочувственно посмотрел на дочь. Со вчерашнего дня Ким носилась по дому как заведенная: готовила завтрак и ленч, взбивала подушки, замораживала лед. Он любил ее и потому не хотел доставлять ей лишних хлопот.
– Удобно, – сказал он. – Послушай, я не хочу, чтобы ты весь день сидела со мной как привязанная. Сходи куда-нибудь… подыши свежим воздухом. Тебе это будет полезно. – Гарольд помолчал. – Делай то, что тебе нравится. Кажется, так говорят?
– Так говорили двадцать лет назад, – засмеялась Ким.
– Все равно я не хочу, чтобы ты весь день сидела дома и ухаживала за мной.
– Ну ладно, – подумав, согласилась она. – Я хотела сбегать в магазин…
– Вот и беги.
Ким посмотрела на часы. Четыре.
– Я только до углового…
– Иди-иди. Развлекись чем-нибудь.
– Постараюсь, – пообещала Ким, снимая с вешалки пальто. Но про себя подумала, что поход в магазин вряд ли можно назвать развлечением. Интуиция подсказывала ей, что сейчас там полно народу. Но поскольку она решила приготовить настоящий рождественский ужин, ей был необходим клюквенный соус, а для клюквенного соуса требовалась клюква.
– И не следи за часами, – велел отец.
– Ладно, ладно. – Она махнула на прощание рукой и вышла на улицу.
Отец засмеялся ей вслед.
* * *
Ким проталкивалась по узкому проходу через толпу, зажав под мышкой два пакета свежей клюквы. При виде длинной очереди к одной-единственной работающей кассе из груди ее вырвался тихий стон. Она заняла очередь и нетерпеливо покачивалась с пятки на носок, как вдруг увидела знакомое лицо. Только этого не хватало! Дженни! Женщина катила перед собой доверху нагруженную тележку. На сиденье для детей вертелся ребенок.Когда Дженни остановилась за спиной Ким, та схватила с вертушки журнал и сделала вид, что увлеченно читает.
Через несколько минут Дженни вежливо обратилась к ней:
– Простите, кажется, вы дочь доктора Риссона? Я не ошибаюсь?
Ким оторвалась от журнала.
– Да. – Она притворилась, что только сейчас заметила ее. – Да, я Ким. А вы… – Она запнулась, будто вспоминая ее имя.
– Дженни. Дженни Триби. А это Кирби, мой сын.
– Ваш сын? – Малышу было не больше года.
Дженни кивнула.
Значит, она мать-одиночка. Должно быть, ей приходится нелегко.
– Какой прелестный ребенок.
– Спасибо. А вы живете где-то неподалеку? – оживленно спросила Дженни, надеясь скрасить непринужденной беседой томительное стояние в очереди.
– Да. Вообще-то у меня дом во Флориде, но какое-то время я буду жить здесь. А может быть, и насовсем останусь.
– О, у вас будут замечательные соседи. Я живу на Мичиган-авеню Прямо за цирком Рядом с Тони, подумала Ким. Как удобно для них обоих.
Дженни продолжала:
– Когда мы с мужем купили этот дом…
Ким склонила голову набок. С мужем?
– Вы замужем? – перебила она.
– Да, – кивнула Дженни.
– Но… я думала., я подумала, что вы и Тони… – Она запнулась. Дженни смотрела на нее непонимающим взглядом. – …встречаетесь, – покраснев, закончила Ким.
– С Тони Хофманом? – медленно проговорила Дженни. – Так вы подумали?.. – Женщина прищурилась, потом рассмеялась, да так громко, что ребенок заплакал. – О Господи, нет, конечно. Хотя я понимаю, почему вы так подумали.
Мы вместе пришли на вечеринку. Вместе ушли. А на следующий день вместе приехали на работу.
Чувствуя себя последней идиоткой, Ким глупо улыбнулась.
Дженни покачала головой и сунула ребенку соску.
– Тони живет в соседнем доме. Он лучший друг моего мужа. Мой благоверный не захотел идти на вечеринку, так как никого там не знает. А Тони сдал свою машину в мастерскую.
Вот я и подвезла его. А на следующий день подбросила его на работу. Но, слава Богу, на днях он купил новую машину. Он вообще последнее время немного не в себе, скупает все подряд.
– Что вы имеете в виду? – спросила Ким, передавая пакеты с клюквой кассирше.
– Он полностью обставил свой дом. За час, представляете? Не понимаю, что на него нашло.
Ким расплатилась за клюкву.
– Было очень приятно поболтать с вами. Дженни, – сказала она, отходя от кассы. – Желаю вам счастливого Рождества.
– И вам того же, – улыбнулась Дженни.
* * *
– Что с тобой происходит? – наклоняясь вперед, спросил отец. – Ты весь вечер витаешь где-то в облаках.– Я знаю. Прости. Просто… я думаю.
– О чем или о ком?
Ким печально улыбнулась:
– Я совершенно не умею скрывать свои, чувства.
– Хочешь, поговорим?
– Да нет, не о чем говорить. Не знаю. Я злюсь на себя.
– Почему?
– Потому что я – упрямая, самовлюбленная тупица. Ты можешь оспорить мое мнение, – улыбнулась она.
– Мне я оказалось, что ты говоришь обо мне, – отшутился отец.
Ким засмеялась.
– Думаю, с годами все становятся похожи на своих родителей. Кажется, так принято говорить?
Отец подумал секунду и серьезно спросил:
– А что, если твой отец изменился?
– Не знаю. Я, во всяком случае, не изменилась. К тому же слишком поздно что-либо менять.
– За прошедший месяц я усвоил одну мудрую истину: никогда не бывает слишком поздно.
– Кстати, – желая сменить тему, Ким взглянула на часы, – половина двенадцатого. Ты еще не очень проголодался? Может быть, не будем ждать двенадцати?
– Ну уж нет. Все в свое время. После того как часы пробьют полночь, обменяемся подарками и…
– Папа, я уже говорила тебе, что получила свой подарок…
Он улыбнулся:
– Я еще не видел, как ты катаешься на, нашем катке.
– Завтра, может быть, увидишь.
– А сейчас? Я бы мог смотреть из окна, – сказал он, вставая и зажигая свет во дворе.
Ким удивленно взглянула на него:
– Прямо сейчас?
– А почему бы и нет? В конце концов, сегодня Рождество.
Ким кивнула. Если она как следует утеплится, то, может быть, и сумеет противостоять холоду. Надо только двигаться, и тогда мороз не страшен.
– Хорошо, – сказала она и отправилась искать недавно купленные коньки.
Гарольд стоял у окна, наблюдая, как Ким выбирается на лед.
Сделав несколько скользящих шагов, она помахала ему. Отец, гордо улыбался, глядя на дочь. Гарольд с удовольствием понаблюдал бы за ней еще, но ему предстояло выполнить одно дело.
* * *
Несколько минут назад пошел снег, и Тони включил дворники. Когда он затормозил у дома Риссонов, по радио запели рождественский гимн. Гарольд Риссон удивил его, настояв, чтобы он приехал к нему, как только сменится с дежурства. В конце концов, он мог побеседовать о предписанном лечении с Гаркави. Ведь это он его кардиолог, а не Тони.Тони вышел из машины и пошел к дому. В доме было темно, и только елка светилась в окне гостиной. Тони покачал головой. Наверное, Риссон дождался, пока Ким ляжет спать, и только потом пригласил его.
Тони остановился у двери. К ней был пришпилен конверт с его именем. Он вытащил из него записку и прочитал:
Поздравляю и желаю счастливого Рождества.Ким чувствовала себя уже увереннее. Как жаль, что нет музыки, подумала она, увеличивая скорость и раскинув в стороны руки. Она попыталась сделать пируэт, но потеряла равновесие и упала на лед. Ким расхохоталась, потом поднялась, посмотрела в окошко и шутливо поклонилась отцу. И вдруг увидела, что у кромки катка стоит Тони.
Гарольд.
P.S. Будь терпелив с Ким. Помни главное: она любит тебя.
Она села на лед, не чувствуя, как холод и влага просачиваются сквозь джинсы.
– Тони? – тихо спросила она, смахнув с ресницы снежинку.
Он улыбнулся и шагнул на лед. Подойдя к Ким, протянул ей руку и помог встать. Потом показал ей записку.
Ким медленно читала ее, и ее большие карие глаза наполнялись слезами. Прочитав до конца, она подняла голову и посмотрела на Тони.
Тони заговорил первым:
– Ким, я… прости, если…
– Тебе не за что извиняться. Это я должна извиниться.
Прости. Я боялась повторить ошибку своей матери и чуть не совершила самую страшную ошибку в своей жизни.
Он стер с ее щеки слезу.
– Так ты переменила свое мнение насчет нас с тобой?
Она улыбнулась и кивнула:
– Да, как только представила себе жизнь без тебя.
– И какой она тебе показалась?
– Грустной и одинокой. Ты предложил мне бесценный дар, дороже всех денег и славы, а я побоялась принять его.
Он крепко обнял ее.
– Я люблю тебя, Ким. И понимаю, что тревожит тебя… но думаю, если мы будем разумно совмещать в своей жизни любовь и работу, все будет хорошо. Даже твой отец понял это. Кстати, о твоем отце, – сказал он. – Не знаю, как тебе это удалось, но ты даже его смогла изменить. Его письмо… это просто чудо.
Ким засмеялась от счастья и, выхватив его из рук Тони, прижала к себе – Это не чудо. Это магия. Магия Рождества.
А чуть позже, когда где-то вдали церковный колокол пробил полночь. Тони поцеловал ее.