Страница:
Но прежде чем расстаться с таверной мы были приятно удивлены расторопностью хозяина и его слуг. Наши керы потребованные вчера Арнасом у хозяина были уже готовы. Помимо требуемых припасов хозяин позаботился и о пропитании лошадям. На лошади Арнаса пристроились два огромных тюка сена, зато моей достался почти весь запас провизии. Видя такое несправедливое распределение веса, я добавил на кобылу попутчика свой чемодан. Саквояж я не позволил приторочить к седлу. Пусть будет в руках. Там же и документы, и оружие, и если лошадь понесет, а я свалюсь, то мне не хочется остаться без моего саквояжа.
Но кобылы попались на редкость вышколенные. Мы без труда преодолели первый подъем и к полудню, показалась главная преграда, которую мы хотели по самым плохим выкладкам преодолеть не позже полуночи. Лошадки, казалось не чувствовали усталости и только к ужину, когда мы были уже близки к вершине моя кобыла стала себя плохо вести - упираться и выказывать другие дурные черты характера. Я спешился и повел ее под узды, тем более что подъем был уже достаточно крут. Моему примеру последовал и Арнас.
- А как тут спускаются груженые телеги? - спросил я, откровенно тяжело дыша спустя минут десять такого неудобного и непривычного мне подъема.
Нисколько не уставший на вид, Арнас ответил:
- На веревках.
- В смысле?
- В прямом. Видите эти столбики у дороги? Вон к примеру. На них наматывают веревки и по чуть-чуть стравливают по мере продвижения лошадей и повозок. Потом перекидывают на следующие столбики и так далее.
- А зимой?
- Что зимой? Да то же самое. Но вообще-то местный управляющий нанимает людей для очистки самых тяжелых участков от снега. Да тут его, кстати, много и не выпадает. Это вот по другому перевалу идти, так там, да. Там зимой чисть не чисть, все равно не пройти. Но он значительно выше того уровня, на котором мы сейчас. Тем перевалом пользовались в старину контрабандисты да еще бандиты. Сейчас он окончательно заброшен.
Я остановился, переводя дыхание.
- А этот перевал охраняется? - спросил я.
- А зачем? Бандитов давно всех отстреляли.
- Ну, мало ли… - пожал я плечами.
Остановившись, ожидая меня Арнас, сказал.
- Вообще то там за хребтом стоит башня сторожевая. Она запущена, конечно, но там всегда можно переночевать. Я и думал, что мы там остановимся, прежде, чем начнем спуск в долины.
Я только кивнул, мол, посмотрим.
К моему удивлению, когда мы таки перебрались через самую высокую точку нашего пути и подошли к упомянутой башне, мы нашли ее далеко не пустой. Не смотря на поздний вечер, возле нее играли дети, а из дверей слышался многоголосый шум. Когда мы вошли внутрь, а за нами и любопытные детишки, то разговоры смолкли, и на нас посмотрело одновременно человек тридцать. Именно столько уместилось на первом этаже башни между колоннами-подпорами. Почти сразу мы выяснили, что это беженцы из долин и что они здесь уже не первый день стоят этаким дикарским табором. Они никак не могли решиться, толи возвращаться в свои разрушенные и затопленные дома. Толи уйти глубже в земли Ордена. Для них перевал был своеобразной точкой невозврата. Какая разница, где с нуля все начинать на старом или на новом месте. Мы со многими переговорили, узнали из каких мест они и какое там положение вещей. Нанесли на карты местности полезные сведения. Сначала думали, придется делиться запасами еды, но выяснилось, что несчастные успели взять с собой многое из своих хозяйств. Они сами нас накормили, напоили и предложили остаться на ночлег с ними. И хотя еще можно было продолжать путь мы все же остались в надежде еще больше узнать об их злоключениях, и может помочь делом или советом этим застывшим на распутье людям.
За час общих разговоров мы уговорили их идти в орденские земли подальше от беды и горя и устраиваться ближе к столице, где всегда можно было найти как работу, так и землю для обработки. Ну, а когда я собрался укладываться спать меня, конечно, удивил Арнас, который отказался ложиться, как ему настойчиво рекомендовали. Он сказал, что будет на равных нести вахту на вершине башни. По моей просьбе ему нарезали начальный кусок ночи, чтобы он все-таки поспал и к утру мог продолжить путешествие. Сам я понятно даже не подумал о том, чтобы предложить свою помощь в вопросах охранения лагеря. День езды и подъема меня сильно притомил и я уснул на уменьшившихся мешках сена, которые на ночь сняли с кобылы Арнаса.
Утром пришлось просыпаться и скакать вокруг дежурного костерка, что ввиду почти полного отсутствия дров не разжигали сильно. Замерз я жутко, сознаюсь. И довольно неэстетично шмыгал носом, так как моих сил и воли не хватало отойти от огня и в чемодане искать носовые платки. Арнас присоединился к моим танцам чуть позже, когда я почти отогрелся. Нам принесли кипятка подогретого в очаге, на вершине башни, и мы с придуванием глотали его, чтобы отогреется внутри.
Я без понятия, сколько было времени, когда, попрощавшись с беженцами, мы двинулись вниз сквозь белесый туман, который, как оказалось позже, был ничем иным, как облаками.
Дорога была сравнительно легкой хоть и утомляла неудобством спуска. Время шло, а туманность не рассеивалась наоборот становилось темнее и влага холодом пробиралась к нам под одежду.
А уж когда я увидел змеящийся по дороге ручеек, то потерял надежду увидеть солнце в конце спуска. Арнас только плечами на это пожал, мол, мы знали куда идем и чего ждать. Дождь начал накрапывать, когда мы были в середине спуска. Преодолев еще пару невысоких перевалов, мы спустились уже под бурный ливень в долину. Первым моим ощущением стала неуверенность. Ни черта не видно дальше нескольких метров. А уж когда Арнас остановился и сказал, указывая на бревна, что ребрами неведомого изуродованного животного торчали из земли, "Тут раньше была таверна", я понял все.
Не будет ни ночлега сухого, ни горячей пищи, ни спокойной ночи.
И в самом деле, ночевали мы с ним в каком то сарае, что чудом уцелел во время схода селя. И хотя пол в сарае был больше похож на жидкую топь мы, набросав бревна и ветки, смогли в нем устроится. Усыпали в сумерках под грохот грома, шум ливня, и проснулись под шум ливня и вспышки молний. Мне уже начинало казаться, что яркое солнце по ту сторону гор было всего лишь сном.
Не долго собираясь, мы оседлали коней, что спали на настиле из веток поваленных деревьев и под их недовольное ржание двинулись снова в путь. В Дождь.
Как я отметил, это был когда-то густо заселенный район. Мы миновали за несколько часов, наверное, пять деревень под корень уничтоженных горным сходами и потопами. Дважды мы попадали в "ловушки". Это ямы наполненные жижей ничем не отличные от остального ландшафта. Хорошо керы себе ног не сломали. Правда, мой костюм для верховой езды после таких приключений нуждался в тщательной чистке. Хотя, что было проще, выкинуть его или отстирать и подшить, мне было затруднительно ответить. Судя по моему внутреннему счетчику времени и расстояния, скорость наша оставляла желать лучшего. В среднем получалось, что мы передвигались со скоростью моего обычного шага. Но я был и этому рад, при таких-то обстоятельствах.
К ужину мы набрели на более сухое место, которое спустя час стало превращаться в возвышенность. И хотя многонедельные дожди творили с почвой страшные вещи наши кобылы пошли бодрее. Керы довольно резко выдергивали копыта из жижи, отчего грязи на нашей одежде, понятно, только прибавлялось. Нам только раз пришлось спускаться с лошадей, чтобы помочь им перебраться через каменные завалы на пути. Да еще один раз мы хотели пообедать по-человечески на земле. Не вышло. Пришлось перекусывать, не спускаясь с лошадей. Обедать в грязи по середину икр мы не представляли возможным.
И лошади, и мы, к ночи были вымотаны до предела. Хотя нет, обманываю. Я и лошади были вымотаны. А вот Арнас оказался крепышом и пока я хандрил, уткнувшись носом в поднятый воротник, он нашел нам сухой, брошенный хозяевами дом и мы в нем заночевали. Сначала отогревались сжигая в очаге разбитые священником лавки. Ветки с улицы собранные возле дома мы уже располагали поверх сухой разбитой мебели. Дымоход плохо справлялся с белым паром и дымом, повалившим от нашего кострища, и Арнас не долго размышляя, открыл дверь, чтобы увеличить тягу и добавить воздуха в наполнившуюся дымом комнату. Спустя не больше часа, я окончательно обсох и потянулся за едой. Но только я пережевал в сухомятку кусок хлеба и вяленого мяса, как сон сморил меня. Прислонившись к холодной стене, я закрыл глаза и, не сказав ни слова Арнасу перед сном, просто закрыл глаза.
Утром я, устыдившись своей слабости, решил приступить к заданию и, осмотрев дом, был неприятно удивлен. Признаки самого страшного были как будто на лицо. Брошенные недоеденные остатки пищи в тарелках на столах. Не заправленные постели. По углям в очаге в другом помещении, я понял, что их не заливали, когда покидали дом, а они сами прогорели и потухли. Что вообще казалось прямым признаком того самого, о чем я боялся подумать. Ну, кто в спешке покидает дом, не потушив огня? Я был уже готов поверить в причастность Океана к наводнению и пропаже людей, даже собрался готовить отчет, когда Арнас вошел, грызя яблоко, и сказал:
- Грамотно ушли.
- Кто? - Спросил я, не понимая и занятый своими мыслями.
- Хозяева. - Ответил он и махнул рукой куда-то за спину. - Бросили все лишнее, но под навесом следы телеги и скота в сарае нет, все с собой увели.
Я еще раз с чувством странного сожаления и облегчения посмотрел на очаг. Осмотрев угли, воин священник сказал:
- Огонь сам погас, его не тушили. А мог и дом загореться. Хотя кто думает о доме, когда жизнь спасает.
- Но зачем они сбежали, когда могли спокойно здесь остаться? И куда главное? - недоумевал я.
- Паника - пожал плечами Арнас. - Видно все бежали к морю или посуху в горы от разливов и наводнений… и они пошли.
- Но там же все затоплено было. - Сказал я, вспоминая рассказы беженцев оставшихся в башне.
- Ну, они могли этого и не знать. - Так же равнодушно сказал Арнас. - А могли и в затоп попасть.
- Понятно - сказал я кивая. Хотя, откровенно говоря, я принял слова Арнаса, только как версию оставляя право на жизнь другим вариантом.
Пообедали припасами в доме. Зря. Сытое брюхо снова потянуло в сон, а не на подвиги, во имя Империи.
Как бы передать мои чувства, когда мы покидали дом. Не смогу, наверное. Я еще не вышел за порог, а на меня уже навалилась такая усталость, что хотелось вернуться и еще не много отдохнуть, набираясь сил для похода. Но, видя насмешливый взгляд воина-священника, я придал своему лицу решительное выражение и, поправив шляпу, вышел из дома к лошадям, что держал мой напарник. Маленьким счастьем было для нас, когда дождь внезапно прекратился. Но тучи не рассеялись, и ветер, дувший по низам, только усилился. Спасаясь от него, я достал плащ на меху и, закутавшись, пытался просохнуть и согреться. Тяжелый кожаный плащ я перекинул на ноги и закрыл их от ветра и грязи с копыт кера.
Ближе к полудню Арнас начал кашлять. Странно, но я вроде хилее его, но ничего неприятнее насморка в организме не чувствовал. А вот его грудной кашель показался мне до боли знакомым. Со мной в отделе, когда я еще был стажером, работал следователь по земельным спорам. В его задачи входило малость - устанавливать истинные границы участков и, выяснив, кто кого притеснил, давать показания на суде. Как-то зимой в сезон дождей он так же уехал на задание, а по возвращению кашлял вот таким же грудным кашлем. Оказалось воспаление легких. Можно сказать, специально для него из столицы прислали лекарства, которые останавливают воспаления. Говорят из самих божественных запасов исключительно для нашего госпиталя. Все-таки государство заботится о своих служащих. Через месяц его подняли на ноги, и он оправился, а если у Арнаса тоже самое? Кто тут поможет ему? - думал я немного расстроено. - Такие воспаления тяжело переносятся.
Я озабоченно спросил, как тот себя чувствует. Воин естественно ответил, что хорошо. Но, видя температурный румянец на его щеках, я понял, что у него жар и что нам необходимо пристанище, чтобы отогреться и придти в себя, а может и подлечится. Чем придется. Но на все мои призывы искать место для лёжки, Арнас отмахивался и убеждал, что он и правда себя чувствует нормально и сможет довести меня до города. Он говорил, что осталось не много и проще дойти единым рывком, чем растягивать удовольствие под дождем еще на сутки.
И впрямь к ночи мы заметили факелы вдали. Это оказался пост, выставленный на дороге перед городом для распределения беженцев. Мы на беженцев не смахивали, и офицер охранения подозрительно потребовал наши документы. Меня порадовали его знаки жандармерии на вороте. Ну, хоть здесь нашлись люди, кто может все организовать и правильно расставить людей.
А вот жандарма, похоже, мои знаки следователя по особым делам, показавшимся, когда я распахнул плащ, нисколько не порадовали. И хотя он четко отрапортовал мне и даже рассказал, как и куда обратиться в городе, в его голосе слышалось неудовольствие приездом шишки в столь тяжелое для всех время.
Простившись с жандармом и полицейскими на посту, мы двинулись к темнеющим вдали зданиям пригорода и скоро копыта наших лошадей уже цокали по брусчатке. Отчего-то в голову лезли всякие глупости наподобие того, что по брусчатке особо на механическом экипаже не покатаешься. Особенно на том, на котором нас везли к перевалу. Казалось, что все седалище себе отобьешь на таком покрытии дороги. Глупо конечно, но мысли от усталости уже давно жили своей жизнью, мало подчиняясь моему желанию думать только о деле.
На улицах во тьме, редко освещенной масляными фонарями и факелами, попадались люди, что спешили воспользоваться передышкой ливня для своих целей. Я видел даже целующиеся парочки, что в моем состоянии не вызывали, вообще, никаких эмоций. Хотя раньше, я бы по долгу службы обязан был бы сделать замечание за неподобающее поведение в общественных местах.
Мой священник вообще ссутулился. Когда мы подъехали к магистрату, я даже в свете факелов увидел его проявившуюся бледность и блеск слезящихся глаз. Я только посочувствовал ему про себя, и пообещал уложить того на койку под присмотр врача, сразу после встречи с мэром.
С мэром мы не встретились. Мэр исчез с концами во время одной из спасательных операций в предгорье. Ну, спрашивается, что мэру делать во время спасения? Этот видно себе дело нашел. Вместо обустройства беженцев он поперся на спасательные работы. Нас встретил его помощник, уже ставший временным главой управы города. Он прочитал наши верительные бумаги, мой специальный мандат и спросил, когда мы сможем приступить к работе. Я немного резковато ответил, что мы уже приступили, но моему товарищу нужна срочная медицинская помощь. Лекаря вызвали немедленно.
Молодой врач подтвердил мои опасения насчет Арнаса. Быстро развивающееся воспаление легких. Все что лекарь мог предложить это покой в тепле, настои на травах, и уход за больным до его выздоровления. Я с видом знатока поинтересовался, нет ли у него средств для остановки воспаления. Он ответил, что божественные такие средства он видел только в столице, где проходил обязательную практику, а в их глуши таких вещей не появлялось никогда. Врач заверил меня, что него есть свои разработки, пусть и не столь сильные, как божественные, и я, мол, могу не волноваться. Он - личный лекарь пропавшего без вести мэра, конечно, поднимет офицера священника, защитника веры Единого, на ноги. Я пообещал навестить товарища сразу, как освобожусь от дел. И он, пожелав мне удачи, ушел сам, в сопровождении доктора, отказавшись от помощи слуг.
- У вас есть связь с кем-либо за пределами гор? - спросил я помощника мэра.
- Нет, к сожалению - ответил он. - Нам некого послать восстанавливать связь, а из орденской столицы вот прислали только вас. Хотя два инженера императорских заводов могли бы все сделать с помощью рабочей силы, которую я бы им выделил.
- А беспроводная связь? - спросил я с надеждой.
Немного помявшись, помощник мэра признался:
- У нас есть аппаратура, и даже ветряк для получения энергии. И батареи для ее аккумуляции. У нас нет ни одного связиста или просто знающего эту аппаратуру человека. Наш специалист пропал без вести уже как с полмесяца, когда уехал на выходные навестить родственников.
Я понимающе кивнул и спросил:
- А я могу взглянуть на аппаратуру? Не сказать что я уж сильно знающий специалист но, имея под рукой таблицу кодов, я могу послать нужную мне информацию.
Вскинув брови, помощник мэра с надеждой спросил:
- А может, вы попытаетесь отправить и наши срочные сообщения.
Пожав плечами, я согласился, сказав что, помогу, если аппаратура и впрямь в рабочем состоянии.
Видно их, и, правда, приперло, если ни минуты не откладывая, он, повел меня в радиорубку. Я еле поспевал за чиновником по этим переходам и лестницам. Мы так спешили, что караульные только, когда мы проходили мимо, запоздало прикладывали руку к груди.
Аппаратура была времен, как раз моего обучения. Сейчас уже много, где применяется голосовая передача, но этот монстр передавал в эфир только электрические импульсы. Уже оператор регулировал их длину. И о каком "радио" говорил мне жандарм из орденской столицы?
Но не сильно расстраиваясь и, наверное, в глубине души радуясь такой простой технике, я начал вспоминать свои познания в радиоделе.
А познания, надо было признать, оставляли желать лучшего. Существовал целый словарь в котором буквы и целые слова заменялись на короткие или длинные импульсы, но учить его наизусть было, на мой взгляд, безумием. Да и не требовали в общей подготовке такого. Только основные сигналы запроса помощи. Остальное мы обязаны были уметь набрать по таблице. Включив аппаратуру, я проверил заряд батарей. Был почти на нуле.
- Надо ветряк запустить. - Сказал я помощнику мера.
Он вышел в коридор и отдал указание охране. Спустя минут десять я увидел по разгоревшейся лампе индикатора, что пошел ток на зарядное устройство.
Довольно кивнув помощнику мэра, я включил аппаратуру и на пробу отбил ключом трель. Динамик над головой послушно усиливал мои стуки, превращая их в не очень приятный писк. Осмотрев кабинет, я нашел, то, что искал. Вытянув с полки над головой справочник сигналов, я сдул с него пыль и усмехнулся.
Как бы извиняясь, помощник мэра сказал:
- Мы не часто пользовались этой связью. Точнее на моей памяти всего пару раз. Практически все нам решал телефон. А как его не стало, и связист куда-то запропастился. Вы же поможете нам? - спросил чиновник с надеждой.
Я кивнул. Не откладывая в долгий ящик, я отстучал его срочные радиограммы о событиях в столицу Ордена. Хотел передать сообщение и о своих делах. Но подумал, что еще рано делать выводы и только надо дать о себе знать. Но и на это я несколько долго решался. Еще ничего, не выяснив, можно легко получить выговор за нерасторопность впоследствии. Да и добавить к той картине, что описал чиновник в своих радиограммах, мне было нечего. Но я все же отправил сообщение с кодом жандармерии о своем прибытии.
По окончании работы с "ключом", как его когда-то называл мой наставник в академии, мы, вместе с помощником мэра, спустились в его кабинет, где нам накрыли перекусить. За этим очень поздним ужином я старался выяснить, как можно больше об обстановке вокруг. Прежде всего, меня волновали настроения среди людей. На мою озабоченность слухами о религиозных распрях собеседник хмуро пояснил:
- Да действительно. Среди людей сейчас особо обострены отношения. Население буквально расколото на приверженцев клятвы верности и тех, кто считает, что Единый покарал нас за службу ложным Богам. - В этом месте он поперхнулся и даже хотел что-то пояснить, но я успокоил его небрежным жестом с зажатой вилкой в руке и он продолжил: - Сами понимаете. Хотя мы и принимаем власть Прота и Тиса, но различные верования ставят определенные препятствия перед полным слиянием наших обществ. Но не это плохо. Главное, что сейчас препятствия превратились в пропасть. Доходит до того, что происходят стычки между старыми товарищами, друзьями, родственниками, а это думаю, вы понимаете, последняя стадия перед откровенным конфликтом. Я боюсь отдавать приказ о выдаче оружия. Мне совершенно неясно, на кого оно будет обращено. Единственные, кто не расстаются с оружием это воины - священники. Но за них можно не волноваться они, как никто другой чтят заповеди и клятву отцов-основателей. Они просто помнят по обучению, чем закончилась для основателей попытка нарушить слово. Именно священники сейчас наша опора. Что же касается вольных поселенцев особенно дальше к Океану, то там конечно нет ни защитников веры, чтобы их образумить, ни жандармерии, чтобы подавить выступления в случае открытого восстания. Поверьте, я конечно помощник мэра, но ума не приложу, что делать. Наместник Ордена в этих землях еще до дождей уехал в столицу, да так и не вернулся. Он, наверное, смог бы организовать все население. А я всего лишь заменяю мэра небольшого городка. У меня даже времени не бывает свободного, чтобы о чем-то кроме своего города думать. Понятно, что в нем самом я разберусь со всеми слухами и провокациями. Но дальше… Ведь, кроме этих настроений, которым мы стараемся уделять максимум внимания, нам приходится заниматься очисткой пригородов и близких селений от тел погибших. Это, поверьте, даже для видавших многое страшное зрелище. Люди что не погибли в потопе мрут от болезней, переохлаждения, в стычках с соседями за самое необходимое. А еще и погода, как вы сами видите, не способствует нормализации положения. По прогнозам в этом году дожди у нас продлятся еще недели три. Но за три недели, если мы так и не сможем, как-то помочь беднягам мало кто из них доживет до солнца.
Я кивал, соглашаясь, но как помочь не понимал и сам. Разве что всех вывести на ту сторону гор. Это мне, кстати, и предлагал следователь из Орденского управления жандармерии.
Я отложил в сторону вилку и, запив, этот толи завтрак, толи еще ужин, крепким чаем из моего запаса листьев, спросил:
- Мне придется самому осмотреть округу и даже пробиться к Океану. Пока приданный мне помощник болеет, мне понадобятся сопровождающие. Выделите мне одного-двух воинов священников. Тех, в чьей лояльности ни вы не сомневаетесь, ни мне бы не пришлось.
Чиновник временно заменяющий мэра медленно кивнул, словно сомневался, найдет ли он таковых. А может, перебирая в уме бесчисленную армию верных Тису священников - защитников веры в Единого. Я даже улыбнулся второму предположению. Пока он думал я продолжил:
- Совершу несколько поездок и по их итогу сообщу и вашему и своему начальству результаты. У меня есть определенная убежденность, что и Тис и ваша столица окажут посильную помощь. Но чтобы эта помощь была оказана надо подать конкретные запросы и еще лучше рекомендации по окончательному решению вопроса с беженцами.
Помощник мэра согласно закивал и предложил:
- Давайте я вам свой экипаж отдам. Понятно, что он не довезет вас до Океана, но весь сухой путь он преодолеет легко и сократит ваше время на дорогу.
Я с сожалением отказался:
- Мне нужно все видеть. От меня потребуют большего, чем описание пути в мягком салоне вашего экипажа. Мне надо общаться с людьми и иметь возможность обследовать не только побережье, но и затопленные районы, в которых по вашим данным никого в живых не осталось.
Казалось, что помощник мэра заподозрил что-то. Он был настолько не сдержан, что высказался вслух:
- Скажите вы ведь здесь, как я понимаю не только в связи с потопом? Вы ищите, что-то конкретное?
Я даже не знал, что ответить на столь обескураживающий вопрос. Но, собравшись с силами, я постарался выкрутиться:
- Я здесь только по одной причине. Пропало по последним данным несколько тысяч человек на достаточно большой прилегающей к океану территории. Случилось ли это вследствие потопа, селевых сходов, гигантских волн, или какого другого фактора… именно это я должен выяснить и сообщить. Заметьте, я честно говорю, что прибыл сюда не спасать уцелевших или искать пути к их спасению, а с четкой задачей выяснить, кто виноват в массовой гибели граждан. И если Орден хочет ограничиться простой спасательной операцией, и готовится к ней что бы по окончанию дождей без риска ввести людей сюда, то мое задание касается более далеко идущих… хм… планов, что ли. Поверьте, я нисколько не преувеличу, если скажу, что итогов моего расследования ждет сам Прот. Ибо бумага, которую мне выдали, обычно выдается прямым проводникам его воли. И пусть она подписана Правителем. Но не думаю, что ему, откровенно недолюбливающего свободу Ордена от решений Высокого совета, так уж нужно знать, что произошло у вас тут. Так что давайте считать, что я выполняю волю Прота, а воля богов, как вам известно, до исполнения не обсуждается никем и никогда, под страхом быть умерщвленным на месте. Мы можем обсуждать прошлые дела и тихо посмеиваться над легкими просчетами. Но текущая воля должна быть выполнена. Надеюсь, вы тоже служили…
Но кобылы попались на редкость вышколенные. Мы без труда преодолели первый подъем и к полудню, показалась главная преграда, которую мы хотели по самым плохим выкладкам преодолеть не позже полуночи. Лошадки, казалось не чувствовали усталости и только к ужину, когда мы были уже близки к вершине моя кобыла стала себя плохо вести - упираться и выказывать другие дурные черты характера. Я спешился и повел ее под узды, тем более что подъем был уже достаточно крут. Моему примеру последовал и Арнас.
- А как тут спускаются груженые телеги? - спросил я, откровенно тяжело дыша спустя минут десять такого неудобного и непривычного мне подъема.
Нисколько не уставший на вид, Арнас ответил:
- На веревках.
- В смысле?
- В прямом. Видите эти столбики у дороги? Вон к примеру. На них наматывают веревки и по чуть-чуть стравливают по мере продвижения лошадей и повозок. Потом перекидывают на следующие столбики и так далее.
- А зимой?
- Что зимой? Да то же самое. Но вообще-то местный управляющий нанимает людей для очистки самых тяжелых участков от снега. Да тут его, кстати, много и не выпадает. Это вот по другому перевалу идти, так там, да. Там зимой чисть не чисть, все равно не пройти. Но он значительно выше того уровня, на котором мы сейчас. Тем перевалом пользовались в старину контрабандисты да еще бандиты. Сейчас он окончательно заброшен.
Я остановился, переводя дыхание.
- А этот перевал охраняется? - спросил я.
- А зачем? Бандитов давно всех отстреляли.
- Ну, мало ли… - пожал я плечами.
Остановившись, ожидая меня Арнас, сказал.
- Вообще то там за хребтом стоит башня сторожевая. Она запущена, конечно, но там всегда можно переночевать. Я и думал, что мы там остановимся, прежде, чем начнем спуск в долины.
Я только кивнул, мол, посмотрим.
К моему удивлению, когда мы таки перебрались через самую высокую точку нашего пути и подошли к упомянутой башне, мы нашли ее далеко не пустой. Не смотря на поздний вечер, возле нее играли дети, а из дверей слышался многоголосый шум. Когда мы вошли внутрь, а за нами и любопытные детишки, то разговоры смолкли, и на нас посмотрело одновременно человек тридцать. Именно столько уместилось на первом этаже башни между колоннами-подпорами. Почти сразу мы выяснили, что это беженцы из долин и что они здесь уже не первый день стоят этаким дикарским табором. Они никак не могли решиться, толи возвращаться в свои разрушенные и затопленные дома. Толи уйти глубже в земли Ордена. Для них перевал был своеобразной точкой невозврата. Какая разница, где с нуля все начинать на старом или на новом месте. Мы со многими переговорили, узнали из каких мест они и какое там положение вещей. Нанесли на карты местности полезные сведения. Сначала думали, придется делиться запасами еды, но выяснилось, что несчастные успели взять с собой многое из своих хозяйств. Они сами нас накормили, напоили и предложили остаться на ночлег с ними. И хотя еще можно было продолжать путь мы все же остались в надежде еще больше узнать об их злоключениях, и может помочь делом или советом этим застывшим на распутье людям.
За час общих разговоров мы уговорили их идти в орденские земли подальше от беды и горя и устраиваться ближе к столице, где всегда можно было найти как работу, так и землю для обработки. Ну, а когда я собрался укладываться спать меня, конечно, удивил Арнас, который отказался ложиться, как ему настойчиво рекомендовали. Он сказал, что будет на равных нести вахту на вершине башни. По моей просьбе ему нарезали начальный кусок ночи, чтобы он все-таки поспал и к утру мог продолжить путешествие. Сам я понятно даже не подумал о том, чтобы предложить свою помощь в вопросах охранения лагеря. День езды и подъема меня сильно притомил и я уснул на уменьшившихся мешках сена, которые на ночь сняли с кобылы Арнаса.
Утром пришлось просыпаться и скакать вокруг дежурного костерка, что ввиду почти полного отсутствия дров не разжигали сильно. Замерз я жутко, сознаюсь. И довольно неэстетично шмыгал носом, так как моих сил и воли не хватало отойти от огня и в чемодане искать носовые платки. Арнас присоединился к моим танцам чуть позже, когда я почти отогрелся. Нам принесли кипятка подогретого в очаге, на вершине башни, и мы с придуванием глотали его, чтобы отогреется внутри.
Я без понятия, сколько было времени, когда, попрощавшись с беженцами, мы двинулись вниз сквозь белесый туман, который, как оказалось позже, был ничем иным, как облаками.
Дорога была сравнительно легкой хоть и утомляла неудобством спуска. Время шло, а туманность не рассеивалась наоборот становилось темнее и влага холодом пробиралась к нам под одежду.
А уж когда я увидел змеящийся по дороге ручеек, то потерял надежду увидеть солнце в конце спуска. Арнас только плечами на это пожал, мол, мы знали куда идем и чего ждать. Дождь начал накрапывать, когда мы были в середине спуска. Преодолев еще пару невысоких перевалов, мы спустились уже под бурный ливень в долину. Первым моим ощущением стала неуверенность. Ни черта не видно дальше нескольких метров. А уж когда Арнас остановился и сказал, указывая на бревна, что ребрами неведомого изуродованного животного торчали из земли, "Тут раньше была таверна", я понял все.
Не будет ни ночлега сухого, ни горячей пищи, ни спокойной ночи.
И в самом деле, ночевали мы с ним в каком то сарае, что чудом уцелел во время схода селя. И хотя пол в сарае был больше похож на жидкую топь мы, набросав бревна и ветки, смогли в нем устроится. Усыпали в сумерках под грохот грома, шум ливня, и проснулись под шум ливня и вспышки молний. Мне уже начинало казаться, что яркое солнце по ту сторону гор было всего лишь сном.
Не долго собираясь, мы оседлали коней, что спали на настиле из веток поваленных деревьев и под их недовольное ржание двинулись снова в путь. В Дождь.
Как я отметил, это был когда-то густо заселенный район. Мы миновали за несколько часов, наверное, пять деревень под корень уничтоженных горным сходами и потопами. Дважды мы попадали в "ловушки". Это ямы наполненные жижей ничем не отличные от остального ландшафта. Хорошо керы себе ног не сломали. Правда, мой костюм для верховой езды после таких приключений нуждался в тщательной чистке. Хотя, что было проще, выкинуть его или отстирать и подшить, мне было затруднительно ответить. Судя по моему внутреннему счетчику времени и расстояния, скорость наша оставляла желать лучшего. В среднем получалось, что мы передвигались со скоростью моего обычного шага. Но я был и этому рад, при таких-то обстоятельствах.
К ужину мы набрели на более сухое место, которое спустя час стало превращаться в возвышенность. И хотя многонедельные дожди творили с почвой страшные вещи наши кобылы пошли бодрее. Керы довольно резко выдергивали копыта из жижи, отчего грязи на нашей одежде, понятно, только прибавлялось. Нам только раз пришлось спускаться с лошадей, чтобы помочь им перебраться через каменные завалы на пути. Да еще один раз мы хотели пообедать по-человечески на земле. Не вышло. Пришлось перекусывать, не спускаясь с лошадей. Обедать в грязи по середину икр мы не представляли возможным.
И лошади, и мы, к ночи были вымотаны до предела. Хотя нет, обманываю. Я и лошади были вымотаны. А вот Арнас оказался крепышом и пока я хандрил, уткнувшись носом в поднятый воротник, он нашел нам сухой, брошенный хозяевами дом и мы в нем заночевали. Сначала отогревались сжигая в очаге разбитые священником лавки. Ветки с улицы собранные возле дома мы уже располагали поверх сухой разбитой мебели. Дымоход плохо справлялся с белым паром и дымом, повалившим от нашего кострища, и Арнас не долго размышляя, открыл дверь, чтобы увеличить тягу и добавить воздуха в наполнившуюся дымом комнату. Спустя не больше часа, я окончательно обсох и потянулся за едой. Но только я пережевал в сухомятку кусок хлеба и вяленого мяса, как сон сморил меня. Прислонившись к холодной стене, я закрыл глаза и, не сказав ни слова Арнасу перед сном, просто закрыл глаза.
Утром я, устыдившись своей слабости, решил приступить к заданию и, осмотрев дом, был неприятно удивлен. Признаки самого страшного были как будто на лицо. Брошенные недоеденные остатки пищи в тарелках на столах. Не заправленные постели. По углям в очаге в другом помещении, я понял, что их не заливали, когда покидали дом, а они сами прогорели и потухли. Что вообще казалось прямым признаком того самого, о чем я боялся подумать. Ну, кто в спешке покидает дом, не потушив огня? Я был уже готов поверить в причастность Океана к наводнению и пропаже людей, даже собрался готовить отчет, когда Арнас вошел, грызя яблоко, и сказал:
- Грамотно ушли.
- Кто? - Спросил я, не понимая и занятый своими мыслями.
- Хозяева. - Ответил он и махнул рукой куда-то за спину. - Бросили все лишнее, но под навесом следы телеги и скота в сарае нет, все с собой увели.
Я еще раз с чувством странного сожаления и облегчения посмотрел на очаг. Осмотрев угли, воин священник сказал:
- Огонь сам погас, его не тушили. А мог и дом загореться. Хотя кто думает о доме, когда жизнь спасает.
- Но зачем они сбежали, когда могли спокойно здесь остаться? И куда главное? - недоумевал я.
- Паника - пожал плечами Арнас. - Видно все бежали к морю или посуху в горы от разливов и наводнений… и они пошли.
- Но там же все затоплено было. - Сказал я, вспоминая рассказы беженцев оставшихся в башне.
- Ну, они могли этого и не знать. - Так же равнодушно сказал Арнас. - А могли и в затоп попасть.
- Понятно - сказал я кивая. Хотя, откровенно говоря, я принял слова Арнаса, только как версию оставляя право на жизнь другим вариантом.
Пообедали припасами в доме. Зря. Сытое брюхо снова потянуло в сон, а не на подвиги, во имя Империи.
Как бы передать мои чувства, когда мы покидали дом. Не смогу, наверное. Я еще не вышел за порог, а на меня уже навалилась такая усталость, что хотелось вернуться и еще не много отдохнуть, набираясь сил для похода. Но, видя насмешливый взгляд воина-священника, я придал своему лицу решительное выражение и, поправив шляпу, вышел из дома к лошадям, что держал мой напарник. Маленьким счастьем было для нас, когда дождь внезапно прекратился. Но тучи не рассеялись, и ветер, дувший по низам, только усилился. Спасаясь от него, я достал плащ на меху и, закутавшись, пытался просохнуть и согреться. Тяжелый кожаный плащ я перекинул на ноги и закрыл их от ветра и грязи с копыт кера.
Ближе к полудню Арнас начал кашлять. Странно, но я вроде хилее его, но ничего неприятнее насморка в организме не чувствовал. А вот его грудной кашель показался мне до боли знакомым. Со мной в отделе, когда я еще был стажером, работал следователь по земельным спорам. В его задачи входило малость - устанавливать истинные границы участков и, выяснив, кто кого притеснил, давать показания на суде. Как-то зимой в сезон дождей он так же уехал на задание, а по возвращению кашлял вот таким же грудным кашлем. Оказалось воспаление легких. Можно сказать, специально для него из столицы прислали лекарства, которые останавливают воспаления. Говорят из самих божественных запасов исключительно для нашего госпиталя. Все-таки государство заботится о своих служащих. Через месяц его подняли на ноги, и он оправился, а если у Арнаса тоже самое? Кто тут поможет ему? - думал я немного расстроено. - Такие воспаления тяжело переносятся.
Я озабоченно спросил, как тот себя чувствует. Воин естественно ответил, что хорошо. Но, видя температурный румянец на его щеках, я понял, что у него жар и что нам необходимо пристанище, чтобы отогреться и придти в себя, а может и подлечится. Чем придется. Но на все мои призывы искать место для лёжки, Арнас отмахивался и убеждал, что он и правда себя чувствует нормально и сможет довести меня до города. Он говорил, что осталось не много и проще дойти единым рывком, чем растягивать удовольствие под дождем еще на сутки.
И впрямь к ночи мы заметили факелы вдали. Это оказался пост, выставленный на дороге перед городом для распределения беженцев. Мы на беженцев не смахивали, и офицер охранения подозрительно потребовал наши документы. Меня порадовали его знаки жандармерии на вороте. Ну, хоть здесь нашлись люди, кто может все организовать и правильно расставить людей.
А вот жандарма, похоже, мои знаки следователя по особым делам, показавшимся, когда я распахнул плащ, нисколько не порадовали. И хотя он четко отрапортовал мне и даже рассказал, как и куда обратиться в городе, в его голосе слышалось неудовольствие приездом шишки в столь тяжелое для всех время.
Простившись с жандармом и полицейскими на посту, мы двинулись к темнеющим вдали зданиям пригорода и скоро копыта наших лошадей уже цокали по брусчатке. Отчего-то в голову лезли всякие глупости наподобие того, что по брусчатке особо на механическом экипаже не покатаешься. Особенно на том, на котором нас везли к перевалу. Казалось, что все седалище себе отобьешь на таком покрытии дороги. Глупо конечно, но мысли от усталости уже давно жили своей жизнью, мало подчиняясь моему желанию думать только о деле.
На улицах во тьме, редко освещенной масляными фонарями и факелами, попадались люди, что спешили воспользоваться передышкой ливня для своих целей. Я видел даже целующиеся парочки, что в моем состоянии не вызывали, вообще, никаких эмоций. Хотя раньше, я бы по долгу службы обязан был бы сделать замечание за неподобающее поведение в общественных местах.
Мой священник вообще ссутулился. Когда мы подъехали к магистрату, я даже в свете факелов увидел его проявившуюся бледность и блеск слезящихся глаз. Я только посочувствовал ему про себя, и пообещал уложить того на койку под присмотр врача, сразу после встречи с мэром.
С мэром мы не встретились. Мэр исчез с концами во время одной из спасательных операций в предгорье. Ну, спрашивается, что мэру делать во время спасения? Этот видно себе дело нашел. Вместо обустройства беженцев он поперся на спасательные работы. Нас встретил его помощник, уже ставший временным главой управы города. Он прочитал наши верительные бумаги, мой специальный мандат и спросил, когда мы сможем приступить к работе. Я немного резковато ответил, что мы уже приступили, но моему товарищу нужна срочная медицинская помощь. Лекаря вызвали немедленно.
Молодой врач подтвердил мои опасения насчет Арнаса. Быстро развивающееся воспаление легких. Все что лекарь мог предложить это покой в тепле, настои на травах, и уход за больным до его выздоровления. Я с видом знатока поинтересовался, нет ли у него средств для остановки воспаления. Он ответил, что божественные такие средства он видел только в столице, где проходил обязательную практику, а в их глуши таких вещей не появлялось никогда. Врач заверил меня, что него есть свои разработки, пусть и не столь сильные, как божественные, и я, мол, могу не волноваться. Он - личный лекарь пропавшего без вести мэра, конечно, поднимет офицера священника, защитника веры Единого, на ноги. Я пообещал навестить товарища сразу, как освобожусь от дел. И он, пожелав мне удачи, ушел сам, в сопровождении доктора, отказавшись от помощи слуг.
- У вас есть связь с кем-либо за пределами гор? - спросил я помощника мэра.
- Нет, к сожалению - ответил он. - Нам некого послать восстанавливать связь, а из орденской столицы вот прислали только вас. Хотя два инженера императорских заводов могли бы все сделать с помощью рабочей силы, которую я бы им выделил.
- А беспроводная связь? - спросил я с надеждой.
Немного помявшись, помощник мэра признался:
- У нас есть аппаратура, и даже ветряк для получения энергии. И батареи для ее аккумуляции. У нас нет ни одного связиста или просто знающего эту аппаратуру человека. Наш специалист пропал без вести уже как с полмесяца, когда уехал на выходные навестить родственников.
Я понимающе кивнул и спросил:
- А я могу взглянуть на аппаратуру? Не сказать что я уж сильно знающий специалист но, имея под рукой таблицу кодов, я могу послать нужную мне информацию.
Вскинув брови, помощник мэра с надеждой спросил:
- А может, вы попытаетесь отправить и наши срочные сообщения.
Пожав плечами, я согласился, сказав что, помогу, если аппаратура и впрямь в рабочем состоянии.
Видно их, и, правда, приперло, если ни минуты не откладывая, он, повел меня в радиорубку. Я еле поспевал за чиновником по этим переходам и лестницам. Мы так спешили, что караульные только, когда мы проходили мимо, запоздало прикладывали руку к груди.
Аппаратура была времен, как раз моего обучения. Сейчас уже много, где применяется голосовая передача, но этот монстр передавал в эфир только электрические импульсы. Уже оператор регулировал их длину. И о каком "радио" говорил мне жандарм из орденской столицы?
Но не сильно расстраиваясь и, наверное, в глубине души радуясь такой простой технике, я начал вспоминать свои познания в радиоделе.
А познания, надо было признать, оставляли желать лучшего. Существовал целый словарь в котором буквы и целые слова заменялись на короткие или длинные импульсы, но учить его наизусть было, на мой взгляд, безумием. Да и не требовали в общей подготовке такого. Только основные сигналы запроса помощи. Остальное мы обязаны были уметь набрать по таблице. Включив аппаратуру, я проверил заряд батарей. Был почти на нуле.
- Надо ветряк запустить. - Сказал я помощнику мера.
Он вышел в коридор и отдал указание охране. Спустя минут десять я увидел по разгоревшейся лампе индикатора, что пошел ток на зарядное устройство.
Довольно кивнув помощнику мэра, я включил аппаратуру и на пробу отбил ключом трель. Динамик над головой послушно усиливал мои стуки, превращая их в не очень приятный писк. Осмотрев кабинет, я нашел, то, что искал. Вытянув с полки над головой справочник сигналов, я сдул с него пыль и усмехнулся.
Как бы извиняясь, помощник мэра сказал:
- Мы не часто пользовались этой связью. Точнее на моей памяти всего пару раз. Практически все нам решал телефон. А как его не стало, и связист куда-то запропастился. Вы же поможете нам? - спросил чиновник с надеждой.
Я кивнул. Не откладывая в долгий ящик, я отстучал его срочные радиограммы о событиях в столицу Ордена. Хотел передать сообщение и о своих делах. Но подумал, что еще рано делать выводы и только надо дать о себе знать. Но и на это я несколько долго решался. Еще ничего, не выяснив, можно легко получить выговор за нерасторопность впоследствии. Да и добавить к той картине, что описал чиновник в своих радиограммах, мне было нечего. Но я все же отправил сообщение с кодом жандармерии о своем прибытии.
По окончании работы с "ключом", как его когда-то называл мой наставник в академии, мы, вместе с помощником мэра, спустились в его кабинет, где нам накрыли перекусить. За этим очень поздним ужином я старался выяснить, как можно больше об обстановке вокруг. Прежде всего, меня волновали настроения среди людей. На мою озабоченность слухами о религиозных распрях собеседник хмуро пояснил:
- Да действительно. Среди людей сейчас особо обострены отношения. Население буквально расколото на приверженцев клятвы верности и тех, кто считает, что Единый покарал нас за службу ложным Богам. - В этом месте он поперхнулся и даже хотел что-то пояснить, но я успокоил его небрежным жестом с зажатой вилкой в руке и он продолжил: - Сами понимаете. Хотя мы и принимаем власть Прота и Тиса, но различные верования ставят определенные препятствия перед полным слиянием наших обществ. Но не это плохо. Главное, что сейчас препятствия превратились в пропасть. Доходит до того, что происходят стычки между старыми товарищами, друзьями, родственниками, а это думаю, вы понимаете, последняя стадия перед откровенным конфликтом. Я боюсь отдавать приказ о выдаче оружия. Мне совершенно неясно, на кого оно будет обращено. Единственные, кто не расстаются с оружием это воины - священники. Но за них можно не волноваться они, как никто другой чтят заповеди и клятву отцов-основателей. Они просто помнят по обучению, чем закончилась для основателей попытка нарушить слово. Именно священники сейчас наша опора. Что же касается вольных поселенцев особенно дальше к Океану, то там конечно нет ни защитников веры, чтобы их образумить, ни жандармерии, чтобы подавить выступления в случае открытого восстания. Поверьте, я конечно помощник мэра, но ума не приложу, что делать. Наместник Ордена в этих землях еще до дождей уехал в столицу, да так и не вернулся. Он, наверное, смог бы организовать все население. А я всего лишь заменяю мэра небольшого городка. У меня даже времени не бывает свободного, чтобы о чем-то кроме своего города думать. Понятно, что в нем самом я разберусь со всеми слухами и провокациями. Но дальше… Ведь, кроме этих настроений, которым мы стараемся уделять максимум внимания, нам приходится заниматься очисткой пригородов и близких селений от тел погибших. Это, поверьте, даже для видавших многое страшное зрелище. Люди что не погибли в потопе мрут от болезней, переохлаждения, в стычках с соседями за самое необходимое. А еще и погода, как вы сами видите, не способствует нормализации положения. По прогнозам в этом году дожди у нас продлятся еще недели три. Но за три недели, если мы так и не сможем, как-то помочь беднягам мало кто из них доживет до солнца.
Я кивал, соглашаясь, но как помочь не понимал и сам. Разве что всех вывести на ту сторону гор. Это мне, кстати, и предлагал следователь из Орденского управления жандармерии.
Я отложил в сторону вилку и, запив, этот толи завтрак, толи еще ужин, крепким чаем из моего запаса листьев, спросил:
- Мне придется самому осмотреть округу и даже пробиться к Океану. Пока приданный мне помощник болеет, мне понадобятся сопровождающие. Выделите мне одного-двух воинов священников. Тех, в чьей лояльности ни вы не сомневаетесь, ни мне бы не пришлось.
Чиновник временно заменяющий мэра медленно кивнул, словно сомневался, найдет ли он таковых. А может, перебирая в уме бесчисленную армию верных Тису священников - защитников веры в Единого. Я даже улыбнулся второму предположению. Пока он думал я продолжил:
- Совершу несколько поездок и по их итогу сообщу и вашему и своему начальству результаты. У меня есть определенная убежденность, что и Тис и ваша столица окажут посильную помощь. Но чтобы эта помощь была оказана надо подать конкретные запросы и еще лучше рекомендации по окончательному решению вопроса с беженцами.
Помощник мэра согласно закивал и предложил:
- Давайте я вам свой экипаж отдам. Понятно, что он не довезет вас до Океана, но весь сухой путь он преодолеет легко и сократит ваше время на дорогу.
Я с сожалением отказался:
- Мне нужно все видеть. От меня потребуют большего, чем описание пути в мягком салоне вашего экипажа. Мне надо общаться с людьми и иметь возможность обследовать не только побережье, но и затопленные районы, в которых по вашим данным никого в живых не осталось.
Казалось, что помощник мэра заподозрил что-то. Он был настолько не сдержан, что высказался вслух:
- Скажите вы ведь здесь, как я понимаю не только в связи с потопом? Вы ищите, что-то конкретное?
Я даже не знал, что ответить на столь обескураживающий вопрос. Но, собравшись с силами, я постарался выкрутиться:
- Я здесь только по одной причине. Пропало по последним данным несколько тысяч человек на достаточно большой прилегающей к океану территории. Случилось ли это вследствие потопа, селевых сходов, гигантских волн, или какого другого фактора… именно это я должен выяснить и сообщить. Заметьте, я честно говорю, что прибыл сюда не спасать уцелевших или искать пути к их спасению, а с четкой задачей выяснить, кто виноват в массовой гибели граждан. И если Орден хочет ограничиться простой спасательной операцией, и готовится к ней что бы по окончанию дождей без риска ввести людей сюда, то мое задание касается более далеко идущих… хм… планов, что ли. Поверьте, я нисколько не преувеличу, если скажу, что итогов моего расследования ждет сам Прот. Ибо бумага, которую мне выдали, обычно выдается прямым проводникам его воли. И пусть она подписана Правителем. Но не думаю, что ему, откровенно недолюбливающего свободу Ордена от решений Высокого совета, так уж нужно знать, что произошло у вас тут. Так что давайте считать, что я выполняю волю Прота, а воля богов, как вам известно, до исполнения не обсуждается никем и никогда, под страхом быть умерщвленным на месте. Мы можем обсуждать прошлые дела и тихо посмеиваться над легкими просчетами. Но текущая воля должна быть выполнена. Надеюсь, вы тоже служили…