Когда после обеда Крейг позвонила Фулду, чтобы выяснить реакцию на ее статью и получить комментарии, он набросился на нее. «Вы делаете вид, будто вы ответственный журналист, но вы такая же, как остальные! – кричал он. – Будете сидеть в задних рядах». И бросил трубку. Теперь в Lehman вводится новое правило, постановил он: никому, даже пиар-отделу, не разрешается говорить с Wall Street Journal. Никогда.
Эндрю Гауэрс, глава пиар-отдела Lehman, был вне себя, когда узнал о решении Фулда. «Как, черт возьми, эти действия должны помочь нам в разгар того, что происходит, если мы собираемся перекрыть доступ одному из крупнейших финансовых изданий в стране? – пожаловался он Фридхайму.
– Я не знаю, – ответил Фридхайм, пожимая плечами. – Это личное дело Дика и издания.»
В свои сорок два Фридхайм был самым молодым членом ближнего круга Фулда. Сын бывшего генерального директора Chiquita, он был идеальным оперативным помощником Фулда – лоялист с инстинктом убийцы, существующий под девизом «выполнить во что бы то ни стало». Занимая одну из главных административных должностей в фирме, он был не столько банкиром, сколько высокооплачиваемым стратегом. Для хулителей Фулда он слыл цепным псом председателя, неколебимым защитником престола, который изолировал Фулда от огромного количества неприятностей. Фридхайм был исполнительным менеджером типа Джо Грегори: ему принадлежал огромный дом в Гринвиче и постоянно обновляющийся парк автомобилей, а недавно он купил когда-то принадлежавший одному из его друзей, главе хедж-фонда Эдди Ламперту, «мобильный офис» – оборудованный доступом в Интернет черный GMC Denali, на котором ежедневно приезжал на Манхэттен. «Это потрясающе!» – взволнованно сказал он однажды, когда хвастался транспортным средством перед коллегами, а из окна громко звучала музыкальная тема из фильма «Миссия невыполнима».
После напряженной беседы с Фулдом о статье Фридхайм был полон решимости найти источник утечки. Прошлой ночью, закончив запутанные телефонные разговоры с Крейг и представителем Lehman Керри Коэн, он на самом деле почувствовал, что что-то не так. Он был расстроен, потому что не смог получить прямого ответа на вопрос о выходящей статье.
Ранним утром следующего дня Эрин Каллан заглянула в его офис, что делала нечасто, и невинно спросила об этой статье: «Как вы думаете, она повысит цены на акции?»
Это окончательно убедило Фридхайма, что утечка была ее инициативой. Фридхайм, как и большинство руководителей фирмы, пришел к выводу, что Каллан занимала не свое место, ее жизнерадостная уверенность в себе начинала надоедать. Каллан исполняла показательные номера для СМИ, будто на реалити-шоу. Может, она провела мартовское селекторное совещание о доходах успешно, но теперь Фридхайм сомневался в правильности решения Грегори назначить ее на эту должность «для разнообразия». Он не мог поверить, что она осмелилась говорить с Эйнхорном перед его выступлением без предварительной консультации, и уже неделю пытался устранить последствия. Все началось еще в апреле, когда Крейг в другой статье для Journal назвала ее «честный человек в Lehman»[230], как если бы остальные были шайкой недостойных лжецов. Каллан просто не понимала, в какой момент пора остановиться. На столе она держала модель частного самолета и делилась подробностями о личных покупках с прессой, даже не задумываясь, какие чувства это вызывало у читателей. Самый ужас случился, когда Каллан вставила в рамку и повесила у себя в кабинете фотографию из журнала Conde Nast Portfolio (который назвал Каллан самой влиятельной женщиной на Уолл-стрит[231]) – на фото она выходила из лимузина. Грегори потребовал снять фотографию со стены.
Выкопав топор войны, Фридхайм позвонил в службу безопасности и дал распоряжение прослушать телефонные записи компании. Вскоре ему показалось, что он обнаружил все необходимые доказательства: Каллан действительно говорила с Крейг за день до скандала. Означало ли это, что именно она сообщила репортеру о поездке в Корею, еще предстояло выяснить, но запись о телефонном разговоре дала ему повод поговорить с Фулдом.
Прибыв в офис Фулда и обнаружив там Грегори, Фридхайм приступил к изложению своих мыслей. Закончил он тем, что хотел бы поговорить с Каллан сам, и добавил: «Мы не можем исключать ее увольнения».
Грегори, ее наставник, был в шоке. Никто не будет уволен, и, если кому-то интересно его мнение, то никто не собирается даже намекать Каллан об этом. «У нее слишком много забот», – сказал Грегори, и Фулд кивнул в знак согласия. Просто нельзя было позволить себе потерять финансового директора, только не в нынешних условиях, даже если Каллан и совершила немыслимое, слив информацию.
Успех операции зависел от двоих – от Кунхо, имевшего хорошие связи банкира с безупречными манерами, который, казалось, был просто не в состоянии заключить какую-либо сделку, и от Мин Ю Сунга, бывшего банкира Lehman Brothers в Южной Корее, который покинул фирму и умудрился получить новое престижное назначение на пост главы Korea Development Bank. Хотя Фулду всегда нравился Мин – в прошлом, когда Мин работал на Woori Financial Group[232], он привлек Lehman к совместной покупке проблемного кредитного портфеля за 8,4 млрд долларов, – коллеги Мина в Lehman были шокированы назначением. Так же как и некоторые сотрудники Korea Development Bank, которые считали, что ему не достает опыта, и безуспешно пытались воспрепятствовать назначению.
Но Мина это не испугало, у него были грандиозные планы. На ужине с новыми коллегами он пел песню Leopard in Mt. Kilimanjaro[233], призванную символизировать его стремление стать внушительной фигурой в финансовом мире. Ситуация в Lehman предоставила ему первую реальную возможность. Мин обратился к своему другу Кунхо по поводу возможной сделки еще до того, как официально приступил к исполнению обязанностей. Кунхо, в свою очередь, привлек к переговорам сидевшего в Токио Джесси Бхаттала, обходительного главу отдела Lehman по азиатско-тихоокеанским операциям. И все закрутилось.
Был ли у Фулда выбор, кроме как разыгрывать эту ситуацию? Менее чем через неделю, 9 июня, фирма будет вынуждена объявить о первом после отделения от American Express квартальном убытке. О жутких 2,8 млрд долларов. Акции уже упали на 18 % за три дня. Фулду надо было найти деньги, и он хватался за любую соломинку. Он давил на своего старого друга Хэнка Гринберга, бывшего председателя AIG, чтобы тот вложил деньги в компанию, и пытался выбить инвестиции из General Electric, но не мог быть уверенным, что какая-либо сделка состоится.
Конечно, Фулд имел некоторые основания полагать, что конструктивное соглашение может быть предметом переговоров с корейцами. В понедельник, предшествующий отъезду команды Lehman в Азию, Дэвид Гольдфарб, фулдовский директор по стратегии, вселил в босса уверенность.
«Ситуация в Корее кажется многообещающей, – написал Гольдфарб в электронном письме, которое он также направил и Грегори. – Они действительно ищут пути диверсификации, хотят начать оказывать финансовые услуги и, кажется, ждут какого-то знака, чтобы начать действовать. Таким знаком могла бы стать сделка с нами. Я по-прежнему предпочитаю Хэнка [Гринберга] или GE, но, если это не состоится, мы могли бы перевести сделку на стратегическую основу. Учитывая отношения Кунхо и ES's [Мина], чувствуется, что сделка может состояться. Мне нравится идея агрессивного выхода на рынок и выкупа на два из 5 млрд большого количества акций (это сильно накажет Эйнхорна!), если только мы сможем привлечь 5 млрд. Я говорил с Джесси и Кунхо, впереди большая работа. Похоже, корейцы серьезно настроены и намечают что-то агрессивное. Текущий момент может быть привлекательным для них, чтобы отвлечь внимание от азиатских экономик, растущих более быстрыми темпами. Это может быть интересно, но, возможно, это только слова».
1 июня несколько банкиров Lehman направились в аэропорт Тетерборо в Нью-Джерси, чтобы на собственном Gulfstream лететь в Корею[234]. Старшим на борту был Том Руссо, глава правового отдела Lehman, почти не имевший опыта заключения сделок, но как один из приближенных Фулда выполнявший роль надежных глаз и ушей. С ним были Марк Шафир, глава подразделения по глобальным слияниям и поглощениям (и брат Роберта Шафира, которого Грегори бесцеремонно заставил уволиться), ведущий банкир по сделкам, вместе с Брэдом Уитменом, талантливым экспертом по приобретениям, который большую часть своей карьеры посветил объединению отдельных телекоммуникационных фирм страны. В группу также входили Ларри Визенек, руководитель отдела глобальных финансов, и адвокат Джей Клейтон из Sullivan & Cromwell. По прибытии они встретятся с Кунхо и Бхаталлом.
Вместе с дозаправкой в Анкоридже полет занял девятнадцать часов, и по прибытии изможденных сотрудников Lehman доставили в гостиницу на окраине Сеула. Shilla[235] была странной гостиницей с лобби, напоминавшим космический корабль, но там по крайней мере был бар.
В первом сеульском совещании участвовали только должностные лица относительно низкого уровня из Korea Development Bank и Hana Financial (последняя также рассматривала вопрос инвестиций)[236]. Шафир и Уитмен сразу поняли, что сделка, скорее всего, заключена не будет. Корейская фирма не привезла своих адвокатов и не наняла собственных американских советников. А Мин, который еще официально не был назначен исполнительным директором Korea Development Bank, вообще не мог принимать участие в переговорах.
«Это чушь», – воскликнул Визенек по окончании первой сессии, в ходе которой стороны лишь представились друг другу. Дальше, в процессе переговоров, команда Lehman с трудом представляла себе, с кем имеет дело. Например, Руссо начал, как ему казалось, важный диалог с человеком, оказавшимся сторонним бухгалтером. «Полагаться на Кунхо – все равно что выставить кэтчера, не поймавшего ни одного мяча за год, во второй половине девятого иннинга[237] World Series при двух аутах», – жаловался Шафир коллегам вечером в баре.
Lehman хотел начать обсуждение с 40 долларов за акцию, но к концу первого дня цена акции составляла всего 30 долларов. Никто, даже жаждущие сделки корейцы, не собирался платить 33 % сверху. Происходящее становилось все более абсурдным. На заседаниях не кормили, так что банкиры Lehman к моменту возвращения в отель, где еда была несъедобной, умирали с голоду. Оставалось ежедневно поглощать тунца – единственный съедобный пункт меню.
Но ни жилье, которое не соответствовало уровню гостей, ни странное поведение корейцев не могли поколебать энтузиазм Руссо, который собирался заключить сделку. «Они заключат эту сделку, – заявил он коллегам, и Кунхо с Бхатталом его поддержали. – Они собираются вложить 10 млрд долларов. Они размышляют об открытии кредитной линии».
Ничего подобного, подумал Шафир. Ничего подобного они делать не собираются.
Собравшись в номере Руссо, банкиры сгрудились вокруг включенного на громкую связь телефона и позвонили Фулду в Нью-Йорк. Разговор вел Руссо. «Дик, я думаю, все идет по плану, – восторгался Руссо. – Процентов на семьдесят уверен, что удастся заключить сделку с этими парнями».
Но скоро радости Фулда пришел конец. 5 июня банкиры вернулись в Нью-Йорк с пустыми руками, попытки составить хотя бы рудиментарный список условий полностью провалились. Корейцев, разумеется, сдерживали падющие цены на акции Lehman, и им просто могло не хватить средств, чтобы начать столь крупный бизнес. Даже Руссо растерял уверенность. «Мы не заключим сделку с этими придурками», – сказал он Фулду.
Через несколько минут после того, как до него дошла эта новость, съехавший с катушек Фулд в коридоре кричал на члена исполнительного комитета компании Стивена Беркенфилда: «Это вы говорили, что не можете доверять корейцам?»
– Не думаю, что говорил именно так, – ответил Беркенфилд.
– Нет, вы именно так и говорили, – кричал Фулд. – И были правы.
Но на этом дело не закончилось. Через несколько дней Мин позвонил Фулду и заявил, что не готов остановить переговоры. Фулд понял, что еще не все потеряно, просто корейцы должны нанять настоящего консультанта. Поэтому он позвонил Иосифу Перелле, гуру слияний и поглощений, который недавно открыл новую фирму Perella Weinberg Partners.
– У меня для вас кое-что есть, – сказал Фулд Перелле. – Вам позвонит Мин. Вы его знаете? Он работал на меня.
Фулд честно рассказал, чего ждал от сделки: «Сейчас наши акции стоят примерно 25 долларов за штуку. Балансовая стоимость составляет 32 доллара. Нам необходимо получить доход, поэтому мы бы согласились на цену 35—40 долларов».
Перелла, который назначил вести проект своего коллегу Гэри Баранчика, думал, что шансы невелики. Korea Development Bank был государственным учреждением, и у него, насколько можно было судить, имелся собственный устав. Банк не имел права диверсифицировать бизнес и совершать рискованные международные сделки. «Это как если бы Long Island Energy Utility попытался купить что-нибудь в России», – сказал Перелла Баранчику.
Но они обещали сделать все, что возможно.
МакГи был амбициозным банкиром старой школы. После окончания с отличием Принстонского университета, где он получил диплом юриста, МакГи почти двадцать лет работал на Lehman, начав банкиром, обслуживающим биржевых спекулянтов, и, поднимаясь по карьерной леcтнице, стал главой подразделения инвестиционных банковских услуг и членом хваленого исполнительного комитета Фулда.
В течение некоторого времени у МакГи и его команды были серьезные опасения по поводу системы управления в компании. Для подразделения, которое консультировало корпоративных клиентов по вопросам слияний и фондовым размещениям, самым успешным годом стал 2007-й, который принес 3,9 млрд долларов[238]. И тем не менее стоимость акций, составлявших значительную часть бонусов, сильно упала, реагируя на то, что происходило в другой части «дома» с инвестициями в недвижимость. А постоянные новости и слухи о состоянии Lehman сказывались на способности команды привлекать новых клиентов, которые небезосновательно стали более осторожными. Это зашло так далеко, что некоторые клиенты просили включить положение о «ведущем специалисте», которое гарантировало бы, что банкир, занимающийся ими, не бросит их, если Lehman будет продан или обанкротится.
МакГи донес до Фулда свое беспокойство месяц назад, попросив дать ему право контролировать усилия компании по привлечению капитала. До того они были прерогативой правления на 31-м этаже, где, по его мнению, сидели отнюдь не профессиональные переговорщики. «У вас есть инвестиционно-банковское подразделение, которое профессионально и постоянно этим занимается», – сказал МакГи Фулду. «Было бы безумием не доверить этого инвестиционному банку», – согласился Фулд, и «войска МакГи» – Шафир и Уитмен – были включены в корейский десант.
Но с момента разговора положение фирмы только ухудшилось. Было понятно, что объявление о следующем большом квартальном убытке лишь усугубит ситуацию. Негодование распространялось по фирме, и оно больше не было направлено исключительно на Эрин Каллан, которая, по мнеию банкиров, оказалась просто симптомом более серьезной проблемы.
По их мнению, ответственным за многие проблемы Lehman – рискованные игры с корпоративной недвижимостью, постоянные назначения руководителей на неподходящие им должности – был Джо Грегори, президент фирмы и ближайший соратник Фулда. Слишком упрямые МакГи и Грегори с самого начала не особо ладили. В последние месяцы Грегори обсуждал способы отстранить МакГи, назначив его развивать новый бизнес – трейдинг в Хьюстоне, что совершенно не вдохновляло МакГи.
8 июня, в воскресенье, перед предварительным отчетом о доходах, пока на 31-м этаже прорабатывали цифры, МакГи в рубашке для гольфа проскользнул в кабинет Фулда ознакомиться с доходами и прогнозами инвестиционного банка. Но перед тем, как уйти, МакГи сказал: «Когда это закончится, нам надо серьезно поговорить».
– О чем? – спросил Фулд.
– Об изменениях в высшем руководстве, – выдохнул МакГи.
– Чего? – переспросил Фулд, отвлекшись от цифр перед ним.
– О’кей, раз пошла такая пьянка, – сказал МакГи, вставая, чтобы закрыть дверь. Кабинет Грегори был всего в нескольких шагах. – Вы должны убрать Джо.
– Джо Грегори не обсуждается, – мрачно повысил голос Фулд. – Он был моим партнером в течение 25 лет. Это несправедливо. Я бы не смог смотреть на себя в зеркало.
– Справедливо или нет, но вам нужно что-то сделать с Джо, – парировал МакГи. – Ваш главный операционный директор облажался. Он оказался некомпетентным. Он не заботится о бизнесе. Он принял несколько ужасных кадровых решений, он не защищает вас от рисков.
Напомнив МакГи, что, как член исполнительного комитета, именно он вместе с остальными был ответственным за принятие ключевых решений, Фулд ответил: «Исполнительный комитет является комитетом по рискам, разве нет?»
Поняв, что не получается донести свою точку зрения до собеседника, МакГи осторожно заметил: «Вы замечательный руководитель, но в конце концов вашей ахиллесовой пятой станет то, что вы не замечаете подхалимажа слабых».
Фулд едва расслышал последние слова МакГи, так как думал о Грегори. «Я этого не сделаю», – произнес он, заканчивая разговор.
МакГи вышел из кабинета почти уверенным, что угроза карьере Грегори была меньше, чем угроза его собственной.
Руководители Neuberger Berman – подразделения Lehman по управлению активами – находились в открытой конфронтации, пытаясь оградиться от беспорядка в штаб-квартире. Lehman купил Neuberger в 2003 году, и, пока все было хорошо, фирма казалась полезным и относительно беспроблемным активом, приносящим прибыль. Но, когда акции Lehman начали уходить на дно, в Neuberger запаниковали. Там привыкли к устойчивым доходам от управления деньгами богачей, но теперь появилась угроза, ведь значительная часть бонусов выплачивалась акциями.
За неделю до того, 3 июня, Джудит Вейл, которая управляла 15-миллиардным фондом малой капитализации Neuberger, по электронной почте разослала членам исполкома Lehman (всем, кроме Фулда) требование, чтобы топ-менеджеры отказались от бонусов[239] и готовились к отделению Neuberger.
«Боевой дух NB упал ниже низкого, в основном из-за того, что акции Lehman составляют значительную часть наших компенсаций, и в этом смысле компенсации не привязаны ни к чему, что мы можем контролировать, – писала Вейл. – Многие полагают, что большинство проблем Lehman являются структурными и не носят циклического характера. „Старый“ бренд Neuberger в значительной степени неизменен. Но это бизнес людей, и сохранение бренда зависит от сохранения ключевых работников и вспомогательного персонала. Не снижайте бонусы основных работников и вспомогательного персонала NB из-за ошибок управления в другой фирме».
Джордж Эйч Уокер IV, глава подразделения управления инвестициями Lehman и двоюродный брат президента Буша, попытался сгладить резкую критику Вейл.
«Извините, коллеги, – написал он по электронной почте всем, кто получил послание Вейл. – Вопрос о компенсациях, который она поднимает… является частным вопросом горстки людей из Neuberger и вряд ли стоит времени ИК [исполнительного комитета]. Мне стыдно, и я прошу прощения».
Получив письмо, Фулд ответил: «Не волнуйтесь, это всего лишь люди, которые озабочены своим благосостоянием». У кого-нибудь в фирме еще осталась хоть капля лояльности?
Хотя люди из Lehman считали неприемлемыми манеру Грегори тратить деньги, это были его деньги, и он, по-видимому, был не единственным, кто любил ими разбрасываться. Странным казался список его обязанностей. Даже в лучшие времена Грегори никогда не заключал крупных сделок и не добивался больших успехов в торговле. Он должен был быть не задающим лишних вопросов доверенным лицом Фулда, и до тех пор, пока он выполнял эту функцию, остальное было неважно. Он любил выступать в роли философа-короля, быть евангелистом по вопросу разнообразия рабочих мест, преданным последователем теорий, описанных в бестселлере Малкольма Гладуэлла «Озарение». Он раздавал копии книги и даже нанял автора читать сотрудникам лекции о доверии собственным инстинктам при принятии трудных решений. В отрасли, основанной на анализе исходных данных, Грегори слишком полагался на чувства.
Он также был сторонником типологии Майерса – Бриггса, использовавшей психологические принципы Юнга для классификации людей по шестнадцати различным типам личности. (Типичный вопрос: «Вы предпочитаете сосредоточить внимание на внешнем или на собственном внутреннем мире?») Грегори использовал результаты при принятии кадровых решений. Он был убежден, что опыту отдельного человека придавалось слишком большое значение. Если у вас есть умные, талантливые люди, вы можете заставить их играть любую роль, так как чисто природный талант и мозги превосходят опыт. Грегори, казалось, наслаждался перемещением людей, играя в шахматы их карьерами.
На сегодняшний день его главным экспериментом было назначение Эрин Каллан финансовым директором. В результате они с Каллан стали настолько неразлучны в офисе, что многие были убеждены, будто у них роман. Тем более что примерно в то же время, когда Каллан была назначена финансовым директором, она разошлась с мужем, Майклом Томпсоном, бывшим вице-президентом Lehman, оставившим фирму.
Грегори нравилось учить младших руководителей типа Каллан, и он был полностью осведомлен о своей роли в иерархии Фулда: если случался неприятный разговор, он брал на себя попытку его уладить. В этой связи Грегори и Фулд были полными противоположностями. Хотя с виду Фулд казался грубым, жестким парнем, у него были слабые места; он мог быть довольно сентиментальным и, как правило, сомневался, когда должен был принимать трудные решения, особенно те, которые касались персонала. Грегори, напротив, был гораздо более общительным – лидером, защищающим подчиненных и устанавливающим высокие цели перед фирмой. Он щедро жертвовал на благотворительность[241], особенно на исследования лечения рака молочной железы, который пережила Никки, и провел целый год, работая над созданием программы наставничества Lehman в исторически черном колледже Spelman в Атланте.
Эндрю Гауэрс, глава пиар-отдела Lehman, был вне себя, когда узнал о решении Фулда. «Как, черт возьми, эти действия должны помочь нам в разгар того, что происходит, если мы собираемся перекрыть доступ одному из крупнейших финансовых изданий в стране? – пожаловался он Фридхайму.
– Я не знаю, – ответил Фридхайм, пожимая плечами. – Это личное дело Дика и издания.»
* * *
Скотт Фридхайм знал, кто виновен в утечке, или по крайней мере думал, что знал.В свои сорок два Фридхайм был самым молодым членом ближнего круга Фулда. Сын бывшего генерального директора Chiquita, он был идеальным оперативным помощником Фулда – лоялист с инстинктом убийцы, существующий под девизом «выполнить во что бы то ни стало». Занимая одну из главных административных должностей в фирме, он был не столько банкиром, сколько высокооплачиваемым стратегом. Для хулителей Фулда он слыл цепным псом председателя, неколебимым защитником престола, который изолировал Фулда от огромного количества неприятностей. Фридхайм был исполнительным менеджером типа Джо Грегори: ему принадлежал огромный дом в Гринвиче и постоянно обновляющийся парк автомобилей, а недавно он купил когда-то принадлежавший одному из его друзей, главе хедж-фонда Эдди Ламперту, «мобильный офис» – оборудованный доступом в Интернет черный GMC Denali, на котором ежедневно приезжал на Манхэттен. «Это потрясающе!» – взволнованно сказал он однажды, когда хвастался транспортным средством перед коллегами, а из окна громко звучала музыкальная тема из фильма «Миссия невыполнима».
После напряженной беседы с Фулдом о статье Фридхайм был полон решимости найти источник утечки. Прошлой ночью, закончив запутанные телефонные разговоры с Крейг и представителем Lehman Керри Коэн, он на самом деле почувствовал, что что-то не так. Он был расстроен, потому что не смог получить прямого ответа на вопрос о выходящей статье.
Ранним утром следующего дня Эрин Каллан заглянула в его офис, что делала нечасто, и невинно спросила об этой статье: «Как вы думаете, она повысит цены на акции?»
Это окончательно убедило Фридхайма, что утечка была ее инициативой. Фридхайм, как и большинство руководителей фирмы, пришел к выводу, что Каллан занимала не свое место, ее жизнерадостная уверенность в себе начинала надоедать. Каллан исполняла показательные номера для СМИ, будто на реалити-шоу. Может, она провела мартовское селекторное совещание о доходах успешно, но теперь Фридхайм сомневался в правильности решения Грегори назначить ее на эту должность «для разнообразия». Он не мог поверить, что она осмелилась говорить с Эйнхорном перед его выступлением без предварительной консультации, и уже неделю пытался устранить последствия. Все началось еще в апреле, когда Крейг в другой статье для Journal назвала ее «честный человек в Lehman»[230], как если бы остальные были шайкой недостойных лжецов. Каллан просто не понимала, в какой момент пора остановиться. На столе она держала модель частного самолета и делилась подробностями о личных покупках с прессой, даже не задумываясь, какие чувства это вызывало у читателей. Самый ужас случился, когда Каллан вставила в рамку и повесила у себя в кабинете фотографию из журнала Conde Nast Portfolio (который назвал Каллан самой влиятельной женщиной на Уолл-стрит[231]) – на фото она выходила из лимузина. Грегори потребовал снять фотографию со стены.
Выкопав топор войны, Фридхайм позвонил в службу безопасности и дал распоряжение прослушать телефонные записи компании. Вскоре ему показалось, что он обнаружил все необходимые доказательства: Каллан действительно говорила с Крейг за день до скандала. Означало ли это, что именно она сообщила репортеру о поездке в Корею, еще предстояло выяснить, но запись о телефонном разговоре дала ему повод поговорить с Фулдом.
Прибыв в офис Фулда и обнаружив там Грегори, Фридхайм приступил к изложению своих мыслей. Закончил он тем, что хотел бы поговорить с Каллан сам, и добавил: «Мы не можем исключать ее увольнения».
Грегори, ее наставник, был в шоке. Никто не будет уволен, и, если кому-то интересно его мнение, то никто не собирается даже намекать Каллан об этом. «У нее слишком много забот», – сказал Грегори, и Фулд кивнул в знак согласия. Просто нельзя было позволить себе потерять финансового директора, только не в нынешних условиях, даже если Каллан и совершила немыслимое, слив информацию.
* * *
В глубине души Фулд понимал, что его корейский гамбит был последней отчаянной попыткой. Собственные банковские операции Lehman в Сеуле походили на мираж, они никогда не давали достаточных оборотов, чтобы хотя бы привлечь внимания Фулда. Многие в офисе неоднократно предупреждали его, что в отношении некоторых игроков существовали серьезные сомнения.Успех операции зависел от двоих – от Кунхо, имевшего хорошие связи банкира с безупречными манерами, который, казалось, был просто не в состоянии заключить какую-либо сделку, и от Мин Ю Сунга, бывшего банкира Lehman Brothers в Южной Корее, который покинул фирму и умудрился получить новое престижное назначение на пост главы Korea Development Bank. Хотя Фулду всегда нравился Мин – в прошлом, когда Мин работал на Woori Financial Group[232], он привлек Lehman к совместной покупке проблемного кредитного портфеля за 8,4 млрд долларов, – коллеги Мина в Lehman были шокированы назначением. Так же как и некоторые сотрудники Korea Development Bank, которые считали, что ему не достает опыта, и безуспешно пытались воспрепятствовать назначению.
Но Мина это не испугало, у него были грандиозные планы. На ужине с новыми коллегами он пел песню Leopard in Mt. Kilimanjaro[233], призванную символизировать его стремление стать внушительной фигурой в финансовом мире. Ситуация в Lehman предоставила ему первую реальную возможность. Мин обратился к своему другу Кунхо по поводу возможной сделки еще до того, как официально приступил к исполнению обязанностей. Кунхо, в свою очередь, привлек к переговорам сидевшего в Токио Джесси Бхаттала, обходительного главу отдела Lehman по азиатско-тихоокеанским операциям. И все закрутилось.
Был ли у Фулда выбор, кроме как разыгрывать эту ситуацию? Менее чем через неделю, 9 июня, фирма будет вынуждена объявить о первом после отделения от American Express квартальном убытке. О жутких 2,8 млрд долларов. Акции уже упали на 18 % за три дня. Фулду надо было найти деньги, и он хватался за любую соломинку. Он давил на своего старого друга Хэнка Гринберга, бывшего председателя AIG, чтобы тот вложил деньги в компанию, и пытался выбить инвестиции из General Electric, но не мог быть уверенным, что какая-либо сделка состоится.
Конечно, Фулд имел некоторые основания полагать, что конструктивное соглашение может быть предметом переговоров с корейцами. В понедельник, предшествующий отъезду команды Lehman в Азию, Дэвид Гольдфарб, фулдовский директор по стратегии, вселил в босса уверенность.
«Ситуация в Корее кажется многообещающей, – написал Гольдфарб в электронном письме, которое он также направил и Грегори. – Они действительно ищут пути диверсификации, хотят начать оказывать финансовые услуги и, кажется, ждут какого-то знака, чтобы начать действовать. Таким знаком могла бы стать сделка с нами. Я по-прежнему предпочитаю Хэнка [Гринберга] или GE, но, если это не состоится, мы могли бы перевести сделку на стратегическую основу. Учитывая отношения Кунхо и ES's [Мина], чувствуется, что сделка может состояться. Мне нравится идея агрессивного выхода на рынок и выкупа на два из 5 млрд большого количества акций (это сильно накажет Эйнхорна!), если только мы сможем привлечь 5 млрд. Я говорил с Джесси и Кунхо, впереди большая работа. Похоже, корейцы серьезно настроены и намечают что-то агрессивное. Текущий момент может быть привлекательным для них, чтобы отвлечь внимание от азиатских экономик, растущих более быстрыми темпами. Это может быть интересно, но, возможно, это только слова».
1 июня несколько банкиров Lehman направились в аэропорт Тетерборо в Нью-Джерси, чтобы на собственном Gulfstream лететь в Корею[234]. Старшим на борту был Том Руссо, глава правового отдела Lehman, почти не имевший опыта заключения сделок, но как один из приближенных Фулда выполнявший роль надежных глаз и ушей. С ним были Марк Шафир, глава подразделения по глобальным слияниям и поглощениям (и брат Роберта Шафира, которого Грегори бесцеремонно заставил уволиться), ведущий банкир по сделкам, вместе с Брэдом Уитменом, талантливым экспертом по приобретениям, который большую часть своей карьеры посветил объединению отдельных телекоммуникационных фирм страны. В группу также входили Ларри Визенек, руководитель отдела глобальных финансов, и адвокат Джей Клейтон из Sullivan & Cromwell. По прибытии они встретятся с Кунхо и Бхаталлом.
Вместе с дозаправкой в Анкоридже полет занял девятнадцать часов, и по прибытии изможденных сотрудников Lehman доставили в гостиницу на окраине Сеула. Shilla[235] была странной гостиницей с лобби, напоминавшим космический корабль, но там по крайней мере был бар.
В первом сеульском совещании участвовали только должностные лица относительно низкого уровня из Korea Development Bank и Hana Financial (последняя также рассматривала вопрос инвестиций)[236]. Шафир и Уитмен сразу поняли, что сделка, скорее всего, заключена не будет. Корейская фирма не привезла своих адвокатов и не наняла собственных американских советников. А Мин, который еще официально не был назначен исполнительным директором Korea Development Bank, вообще не мог принимать участие в переговорах.
«Это чушь», – воскликнул Визенек по окончании первой сессии, в ходе которой стороны лишь представились друг другу. Дальше, в процессе переговоров, команда Lehman с трудом представляла себе, с кем имеет дело. Например, Руссо начал, как ему казалось, важный диалог с человеком, оказавшимся сторонним бухгалтером. «Полагаться на Кунхо – все равно что выставить кэтчера, не поймавшего ни одного мяча за год, во второй половине девятого иннинга[237] World Series при двух аутах», – жаловался Шафир коллегам вечером в баре.
Lehman хотел начать обсуждение с 40 долларов за акцию, но к концу первого дня цена акции составляла всего 30 долларов. Никто, даже жаждущие сделки корейцы, не собирался платить 33 % сверху. Происходящее становилось все более абсурдным. На заседаниях не кормили, так что банкиры Lehman к моменту возвращения в отель, где еда была несъедобной, умирали с голоду. Оставалось ежедневно поглощать тунца – единственный съедобный пункт меню.
Но ни жилье, которое не соответствовало уровню гостей, ни странное поведение корейцев не могли поколебать энтузиазм Руссо, который собирался заключить сделку. «Они заключат эту сделку, – заявил он коллегам, и Кунхо с Бхатталом его поддержали. – Они собираются вложить 10 млрд долларов. Они размышляют об открытии кредитной линии».
Ничего подобного, подумал Шафир. Ничего подобного они делать не собираются.
Собравшись в номере Руссо, банкиры сгрудились вокруг включенного на громкую связь телефона и позвонили Фулду в Нью-Йорк. Разговор вел Руссо. «Дик, я думаю, все идет по плану, – восторгался Руссо. – Процентов на семьдесят уверен, что удастся заключить сделку с этими парнями».
Но скоро радости Фулда пришел конец. 5 июня банкиры вернулись в Нью-Йорк с пустыми руками, попытки составить хотя бы рудиментарный список условий полностью провалились. Корейцев, разумеется, сдерживали падющие цены на акции Lehman, и им просто могло не хватить средств, чтобы начать столь крупный бизнес. Даже Руссо растерял уверенность. «Мы не заключим сделку с этими придурками», – сказал он Фулду.
Через несколько минут после того, как до него дошла эта новость, съехавший с катушек Фулд в коридоре кричал на члена исполнительного комитета компании Стивена Беркенфилда: «Это вы говорили, что не можете доверять корейцам?»
– Не думаю, что говорил именно так, – ответил Беркенфилд.
– Нет, вы именно так и говорили, – кричал Фулд. – И были правы.
Но на этом дело не закончилось. Через несколько дней Мин позвонил Фулду и заявил, что не готов остановить переговоры. Фулд понял, что еще не все потеряно, просто корейцы должны нанять настоящего консультанта. Поэтому он позвонил Иосифу Перелле, гуру слияний и поглощений, который недавно открыл новую фирму Perella Weinberg Partners.
– У меня для вас кое-что есть, – сказал Фулд Перелле. – Вам позвонит Мин. Вы его знаете? Он работал на меня.
Фулд честно рассказал, чего ждал от сделки: «Сейчас наши акции стоят примерно 25 долларов за штуку. Балансовая стоимость составляет 32 доллара. Нам необходимо получить доход, поэтому мы бы согласились на цену 35—40 долларов».
Перелла, который назначил вести проект своего коллегу Гэри Баранчика, думал, что шансы невелики. Korea Development Bank был государственным учреждением, и у него, насколько можно было судить, имелся собственный устав. Банк не имел права диверсифицировать бизнес и совершать рискованные международные сделки. «Это как если бы Long Island Energy Utility попытался купить что-нибудь в России», – сказал Перелла Баранчику.
Но они обещали сделать все, что возможно.
* * *
Скип МакГи, 48-летний техасец, каждую неделю приезжал в Нью-Йорк из Хьюстона для руководства отделом инвестиционных банковских услуг Lehman. Используя корпоративный счет NetJets, каждый воскресный вечер около 19:30 он садился в частный самолет, приземлялся в Нью-Йорке около полуночи и на машине добирался до съемной квартиры в Верхнем Вест-Сайде. Но вечером четверга он должен был лететь первым классом в Хьюстон на Continental.МакГи был амбициозным банкиром старой школы. После окончания с отличием Принстонского университета, где он получил диплом юриста, МакГи почти двадцать лет работал на Lehman, начав банкиром, обслуживающим биржевых спекулянтов, и, поднимаясь по карьерной леcтнице, стал главой подразделения инвестиционных банковских услуг и членом хваленого исполнительного комитета Фулда.
В течение некоторого времени у МакГи и его команды были серьезные опасения по поводу системы управления в компании. Для подразделения, которое консультировало корпоративных клиентов по вопросам слияний и фондовым размещениям, самым успешным годом стал 2007-й, который принес 3,9 млрд долларов[238]. И тем не менее стоимость акций, составлявших значительную часть бонусов, сильно упала, реагируя на то, что происходило в другой части «дома» с инвестициями в недвижимость. А постоянные новости и слухи о состоянии Lehman сказывались на способности команды привлекать новых клиентов, которые небезосновательно стали более осторожными. Это зашло так далеко, что некоторые клиенты просили включить положение о «ведущем специалисте», которое гарантировало бы, что банкир, занимающийся ими, не бросит их, если Lehman будет продан или обанкротится.
МакГи донес до Фулда свое беспокойство месяц назад, попросив дать ему право контролировать усилия компании по привлечению капитала. До того они были прерогативой правления на 31-м этаже, где, по его мнению, сидели отнюдь не профессиональные переговорщики. «У вас есть инвестиционно-банковское подразделение, которое профессионально и постоянно этим занимается», – сказал МакГи Фулду. «Было бы безумием не доверить этого инвестиционному банку», – согласился Фулд, и «войска МакГи» – Шафир и Уитмен – были включены в корейский десант.
Но с момента разговора положение фирмы только ухудшилось. Было понятно, что объявление о следующем большом квартальном убытке лишь усугубит ситуацию. Негодование распространялось по фирме, и оно больше не было направлено исключительно на Эрин Каллан, которая, по мнеию банкиров, оказалась просто симптомом более серьезной проблемы.
По их мнению, ответственным за многие проблемы Lehman – рискованные игры с корпоративной недвижимостью, постоянные назначения руководителей на неподходящие им должности – был Джо Грегори, президент фирмы и ближайший соратник Фулда. Слишком упрямые МакГи и Грегори с самого начала не особо ладили. В последние месяцы Грегори обсуждал способы отстранить МакГи, назначив его развивать новый бизнес – трейдинг в Хьюстоне, что совершенно не вдохновляло МакГи.
8 июня, в воскресенье, перед предварительным отчетом о доходах, пока на 31-м этаже прорабатывали цифры, МакГи в рубашке для гольфа проскользнул в кабинет Фулда ознакомиться с доходами и прогнозами инвестиционного банка. Но перед тем, как уйти, МакГи сказал: «Когда это закончится, нам надо серьезно поговорить».
– О чем? – спросил Фулд.
– Об изменениях в высшем руководстве, – выдохнул МакГи.
– Чего? – переспросил Фулд, отвлекшись от цифр перед ним.
– О’кей, раз пошла такая пьянка, – сказал МакГи, вставая, чтобы закрыть дверь. Кабинет Грегори был всего в нескольких шагах. – Вы должны убрать Джо.
– Джо Грегори не обсуждается, – мрачно повысил голос Фулд. – Он был моим партнером в течение 25 лет. Это несправедливо. Я бы не смог смотреть на себя в зеркало.
– Справедливо или нет, но вам нужно что-то сделать с Джо, – парировал МакГи. – Ваш главный операционный директор облажался. Он оказался некомпетентным. Он не заботится о бизнесе. Он принял несколько ужасных кадровых решений, он не защищает вас от рисков.
Напомнив МакГи, что, как член исполнительного комитета, именно он вместе с остальными был ответственным за принятие ключевых решений, Фулд ответил: «Исполнительный комитет является комитетом по рискам, разве нет?»
Поняв, что не получается донести свою точку зрения до собеседника, МакГи осторожно заметил: «Вы замечательный руководитель, но в конце концов вашей ахиллесовой пятой станет то, что вы не замечаете подхалимажа слабых».
Фулд едва расслышал последние слова МакГи, так как думал о Грегори. «Я этого не сделаю», – произнес он, заканчивая разговор.
МакГи вышел из кабинета почти уверенным, что угроза карьере Грегори была меньше, чем угроза его собственной.
* * *
Ошеломленный Фулд сидел в кабинете. Он не мог представить фирму без Грегори. Но ничто из того, что происходило, не имело хоть какого-то смысла. Фирма, которую он поднял своими руками, разваливалась, куда бы он ни посмотрел.Руководители Neuberger Berman – подразделения Lehman по управлению активами – находились в открытой конфронтации, пытаясь оградиться от беспорядка в штаб-квартире. Lehman купил Neuberger в 2003 году, и, пока все было хорошо, фирма казалась полезным и относительно беспроблемным активом, приносящим прибыль. Но, когда акции Lehman начали уходить на дно, в Neuberger запаниковали. Там привыкли к устойчивым доходам от управления деньгами богачей, но теперь появилась угроза, ведь значительная часть бонусов выплачивалась акциями.
За неделю до того, 3 июня, Джудит Вейл, которая управляла 15-миллиардным фондом малой капитализации Neuberger, по электронной почте разослала членам исполкома Lehman (всем, кроме Фулда) требование, чтобы топ-менеджеры отказались от бонусов[239] и готовились к отделению Neuberger.
«Боевой дух NB упал ниже низкого, в основном из-за того, что акции Lehman составляют значительную часть наших компенсаций, и в этом смысле компенсации не привязаны ни к чему, что мы можем контролировать, – писала Вейл. – Многие полагают, что большинство проблем Lehman являются структурными и не носят циклического характера. „Старый“ бренд Neuberger в значительной степени неизменен. Но это бизнес людей, и сохранение бренда зависит от сохранения ключевых работников и вспомогательного персонала. Не снижайте бонусы основных работников и вспомогательного персонала NB из-за ошибок управления в другой фирме».
Джордж Эйч Уокер IV, глава подразделения управления инвестициями Lehman и двоюродный брат президента Буша, попытался сгладить резкую критику Вейл.
«Извините, коллеги, – написал он по электронной почте всем, кто получил послание Вейл. – Вопрос о компенсациях, который она поднимает… является частным вопросом горстки людей из Neuberger и вряд ли стоит времени ИК [исполнительного комитета]. Мне стыдно, и я прошу прощения».
Получив письмо, Фулд ответил: «Не волнуйтесь, это всего лишь люди, которые озабочены своим благосостоянием». У кого-нибудь в фирме еще осталась хоть капля лояльности?
* * *
Хотя Джо Грегори все еще занимал пост главного операционного директора, по мнению многих руководителей Lehman он уже несколько лет жил в собственном мире. Немногие выставляли напоказ личное богатство так, как он[240]. И дело не ограничивалось перемещениями на вертолете. Вместе с женой Никки он купил дом в Бриджхемптоне за 19 млн долларов, и, хотя дом был совершенно готов для жизни, они вызвали своего дизайнера и целиком сменили отделку. Грегори водил «бентли» и поощрял жену летать за покупками в Лос-Анджелес на частном самолете. Но, несмотря на экстравагантный образ жизни, который, по некоторым оценкам, стоил свыше 15 млн долларов в год, он держал большую часть капитала в акциях Lehman. Чтобы получить доступ к наличным, к январю 2008 года он положил на свой маржевой счет 751 тыс. акций Lehman, под которые он мог занять примерно 40 млн долларов.Хотя люди из Lehman считали неприемлемыми манеру Грегори тратить деньги, это были его деньги, и он, по-видимому, был не единственным, кто любил ими разбрасываться. Странным казался список его обязанностей. Даже в лучшие времена Грегори никогда не заключал крупных сделок и не добивался больших успехов в торговле. Он должен был быть не задающим лишних вопросов доверенным лицом Фулда, и до тех пор, пока он выполнял эту функцию, остальное было неважно. Он любил выступать в роли философа-короля, быть евангелистом по вопросу разнообразия рабочих мест, преданным последователем теорий, описанных в бестселлере Малкольма Гладуэлла «Озарение». Он раздавал копии книги и даже нанял автора читать сотрудникам лекции о доверии собственным инстинктам при принятии трудных решений. В отрасли, основанной на анализе исходных данных, Грегори слишком полагался на чувства.
Он также был сторонником типологии Майерса – Бриггса, использовавшей психологические принципы Юнга для классификации людей по шестнадцати различным типам личности. (Типичный вопрос: «Вы предпочитаете сосредоточить внимание на внешнем или на собственном внутреннем мире?») Грегори использовал результаты при принятии кадровых решений. Он был убежден, что опыту отдельного человека придавалось слишком большое значение. Если у вас есть умные, талантливые люди, вы можете заставить их играть любую роль, так как чисто природный талант и мозги превосходят опыт. Грегори, казалось, наслаждался перемещением людей, играя в шахматы их карьерами.
На сегодняшний день его главным экспериментом было назначение Эрин Каллан финансовым директором. В результате они с Каллан стали настолько неразлучны в офисе, что многие были убеждены, будто у них роман. Тем более что примерно в то же время, когда Каллан была назначена финансовым директором, она разошлась с мужем, Майклом Томпсоном, бывшим вице-президентом Lehman, оставившим фирму.
Грегори нравилось учить младших руководителей типа Каллан, и он был полностью осведомлен о своей роли в иерархии Фулда: если случался неприятный разговор, он брал на себя попытку его уладить. В этой связи Грегори и Фулд были полными противоположностями. Хотя с виду Фулд казался грубым, жестким парнем, у него были слабые места; он мог быть довольно сентиментальным и, как правило, сомневался, когда должен был принимать трудные решения, особенно те, которые касались персонала. Грегори, напротив, был гораздо более общительным – лидером, защищающим подчиненных и устанавливающим высокие цели перед фирмой. Он щедро жертвовал на благотворительность[241], особенно на исследования лечения рака молочной железы, который пережила Никки, и провел целый год, работая над созданием программы наставничества Lehman в исторически черном колледже Spelman в Атланте.