По мере того как акции Lehman продолжали стремительно падать, Фулд снова и снова размышлял о правильности своего поведения. Он давно подозревал, что день расплаты Lehman Brothers может настать, причем в самый неподходящий момент. Он осознавал риски, связанные с дешевыми кредитами, которые использовались для покупки все новых активов – на Уолл-стрит это называли левереджем[22]. Но, как и все остальные на Уолл-стрит, Фулд не имел права упускать предоставляемых возможностей. Потенциальные выгоды от агрессивной игры были слишком велики: «Это все равно что покрывать дорогу дешевым асфальтом[23]: когда погода изменится, трещины и выбоины станут еще глубже». Вот они, эти выбоины, и Фулд был вынужден признать, что все выглядит хуже, чем он предполагал. Но в глубине души он считал, что Lehman выдержит. Он просто не мог предположить другого.
– Твою мать, – пробормотал Фулд, пока «говорящие головы» одна за другой читали эпитафии их фирме.
В течение часа акции Lehman упали на 48 %.
– Спекулянты! – ревел Фулд. – Вот что здесь происходит!
Руссо, который отменил семейный отпуск в Бразилии, занял место рядом с Грегори. Профессор, в свои 65 лет он был одним из немногих приближенных Фулда в фирме, не считая Грегори. Но в это утро он паниковал, пересказывая Фулду последние сплетни, циркулирующие на бирже: некоторые хеджи, как пренебрежительно на Уолл-стрит называли управляющих хедж-фондами, систематически топили Bear Stearns, выводя оттуда свои брокерские счета, покупая банковские страховки на случай банкротства фирмы (инструмент, называемый кредитно-дефолтным свопом, или CDS), а затем продавая акции банка вкороткую. По данным источников Руссо, ходили слухи, будто группа «медведей», уничтоживших Bear, собралась на завтрак в отеле Four Seasons на Манхэттене в воскресенье утром и выпивали приготовленную из Cristal по 350 баксов за бутылку «Мимозу», отмечая успех. Было ли это правдой? Кто знает…
Три руководителя сидели и вместе планировали контратаку, начиная с утренней встречи с нервничающими топ-менеджерами. Как они могли изменить тему разговоров о Lehman, происходивших на Уолл-стрит? Каждое упоминание Bear, казалось, порождало обсуждение Lehman. «Возможно, Lehman следом за Bear придется отправиться в исповедальню до Страстной пятницы»[24], – вещал по Bloomberg Television Майкл МакКарти, опционный стратег из нью-йоркского Meridian Equity Partners. Ричард Бернштейн, уважаемый главный инвестиционный стратег Merrill Lynch, утром разослал тревожную записку клиентам. «Кончину Bear Stearns[25], вероятно, следует рассматривать как первую из многих, – писал он, тактично не упоминая Lehman. – Понимание того, насколько огромен пузырь кредитного рынка, только приходит».
К полудню Фулду позвонили все – клиенты, торговые партнеры, генеральные директора конкурентов, и все жаждали знать, что происходит. Некоторые успокаивали, другие хотели, чтобы успокоили их.
– Вы в порядке? – спросил старинный знакомый Джон Мак, генеральный директор Morgan Stanley. – Что у вас происходит?
– Я в порядке, – ответил Фулд, – но слухи роятся: у меня есть два банка, которые ко мне не обратятся, – под этим на Уолл-стрит подразумевалось, что банки не будут торговать с Lehman. Последний слух свидетельствовал, что Deutsche Bank и HSBC перестали торговать с фирмой. – Но у нас все в порядке. Мы вполне способны выполнять свои обязательства, это не проблема.
– Хорошо, мы будем торговать с вами весь день, – заверил его Мак. – Я поговорю со своим трейдером. Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится.
Фулд начал с того, что попросил помощи к своим заместителям. Он позвонил в лондонский офис и поговорил с Джереми Айзексом, который руководил там операциями фирмы. Когда Айзекс положил трубку, он обратился к команде: «Не думаю, что мы обанкротимся во второй половине дня, но не могу быть на сто процентов уверен в этом. Происходит много странного…»[26]
Одним из тех, кому Фулд планировал перезвонить, была Сюзанна Крейг – крайне жесткий репортер Wall Street Journal, она писала о Lehman в течение многих лет. Фулду нравилась Крейг, и он часто говорил с ней «не для протокола». Но сегодня утром она позвонила, пытаясь убедить его дать интервью. Она представила это как способ заставить замолчать критиков и объяснить перспективное планирование, которое проделал Lehman. Фулд, ненавидевший читать о себе, решил, что интервью, возможно, неплохая идея. Он сожалел о том, как общался со СМИ во время кризиса Long Term Capital. Нужно было быть более активным с самого начала. «На этот раз я хочу все сделать правильно», – сказал он.
К полудню Фулд и его помощники разработали план: они дадут интервью Wall Street Journal, Financial Times и Barron’s. Они поделятся с Крейг частью инсайдерской информации о фирме в надежде, что ее редакторы поставят историю на первую полосу. Они назначили встречи с журналистами одну за другой начиная с 15:00. Тезисы были ясными: слухи врут; у Lehman достаточно ликвидности, как у Goldman Sachs и Morgan Stanley. Если фирма на самом деле должна будет сделать выплаты, это не скажется на наличности.
Для интервью с Крейг Фулд устроил телеконференцию с Грегори, Руссо и Эрин Каллан, новым финансовым директором компании. «Мы узнали, что нам нужно много ликвидности, и мы также знаем, что должны как-то бороться со слухами по мере их возникновения»[29], – заявил репортеру Фулд. Он также подчеркнул, что теперь, когда окно Федрезерва открыто, Lehman гораздо более устойчив: «Люди держат пари, что Федрезерв не сможет стабилизировать рынок, но я не стал бы на это ставить».
– У нас все в порядке с ликвидностью, – повторил Грегори. – И хотя пока нам не нужно ею пользоваться, сам факт того, что она есть, посылает мощный сигнал о ее доступности для всего рынка, – это замечание помогало справиться с «уловкой 22», связанной с решением Федрезерва выдать дешевые кредиты фирмам типа Lehman: взять такой кредит означало признать слабость, и ни один банк не хотел идти на это. На самом деле такой шаг Федрезерва был скорее призван успокоить инвесторов, а не укрепить банки. (По иронии, за эту стратегию можно было отчасти благодарить Руссо, одного из руководителей Lehman, – два месяца назад именно он выдвинул такое предложение в документе, который представил в Давосе[30] на ежегодном «балу капиталистов», известном как Всемирный экономический форум, в присутствии Тимоти Ф. Гайтнера, президента Федерального резервного банка Нью-Йорка.)
После интервью Грегори и Каллан вернулись в свои кабинеты и начали звонить в хедж-фонды, которые, по слухам, сворачивали торговлю с Lehman, пытаясь удержать их.
Блицкриг окупился. В последний час торгов после падения почти на 50 % в течение дня акции Lehman остановились лишь на 19 % ниже первоначальной цены – на уровне 31,75 доллара. Это был минимум за четыре с половиной года, достижения прошлых лет были стерты в один день. Но руководство осталось довольным. Завтра они объявят свои доходы и, может быть, сохранят благоприятную тенденцию. Каллан должна была отчитаться перед инвесторами в ходе конференции, так что она вернулась в кабинет Грегори, чтобы отрепетировать выступление.
Измученный Фулд сел в машину, чтобы ехать домой и как следует выспаться. Он снова подумал о том, что неплохо бы закончить ремонт квартиры – раскинувшихся на целый этаж шестнадцати комнат, – которую он и Кэти купили в доме 640 по Парк-авеню за 21 млн долларов[31]. Он устроился на заднем сиденье «мерседеса», отложил BlackBerry и на несколько минут отключился от окружающего мира.
В 1964 году, первокурсником в университете Колорадо в Боулдере, он казался потерянным, с трудом учился и никак не мог выбрать специализацию. Он вступил в Корпус офицеров запаса на базе колледжа по программе подготовки офицеров.[32]
Однажды утром во время тренировки командир, как обычно, выстроил студентов на огромной четырехугольной университетской площади.
– Фулд, ваша обувь не начищена, – гаркнул офицер.
– Начищена, сэр, – начал было Фулд. Но прежде, чем он смог закончить, офицер наступил на левый ботинок Фулда и запачкал его. Он приказал Фулду вернуться в общежитие и почистить ботинки, что тот и сделал. Когда Фулд вернулся, офицер наступил ему на правый ботинок и снова отправил в общежитие.
К тому времени, как Фулд вернулся, офицер привязался к следующему рядовому, тщедушному студенту. Он наступил тяжелым армейским ботинком на ботинок парня, который упал и закричал от боли. А офицер еще добавил ему коленом в лицо, сломав очки.
Фулд не знал парня, но ему хватило увиденного.
– Эй, мудак, – сказал он командиру. – Почему бы тебе не выбрать кого-то по силам?
– Это ты мне? – переспросил старший, подойдя к Фулду вплотную.
– Тебе, – без колебаний выпалил Фулд.
Дело дошло до драки. После того как их разняли, и Фулд, и офицер лежали в крови на земле. 18-летнего Фулда моментально доставили к главе программы Корпуса, и тот сообщил, что Фулд исключен. «Ты подрался со своим командиром, – сказал ему офицер. – Курсанты так себя не ведут».
– Я понимаю, сэр, но я бы хотел, чтобы вы услышали мою версию произошедшего, – попытался протестовать Фулд. – Вы должны понять, что произошло.
– Нет, есть только одна версия, – ответил офицер. – Ты подрался со своим командиром. Вот что имеет значение. Я не могу оставить тебя в своей программе.
Корпус оказался последним в ряду разочарований Фулда, но также это был знак, что пора становиться самим собой.
Так как отец Фулда не хотел, чтобы его сын вошел в семейный бизнес, Иаков Шваб летом 1966 года обратился к компанию Lehman Brothers с Уолл-стрит, с которой давно имел дело, и обеспечил внука неполным рабочим днем летом в крошечном денверском торговом подразделении фирмы. Это был офис из трех человек, где Фулд выполнял мелкие поручения: он проводил большую часть дня, копируя документы (тогда еще не было копировальных аппаратов), был мальчиком на побегушках. Но работа стала для него откровением. Фулду нравилось то, что он видел. В торговом зале мужчины кричали. Они работали с такой самоотдачей, которой Фулд никогда не испытывал. Вот мое место, подумал он. Так Дик Фулд нашел себя.
Однако его привлекло не воплощение в жизнь какой-нибудь давней мечты об игре с чужими деньгами, а нечто гораздо более интуитивное.
«Я действительно случайно наткнулся на инвестиционно-банковские услуги, – признавался он годы спустя. – Как только я с этим столкнулся, то обнаружил, что на самом деле понимаю процесс, и мозаика вдруг сложилась».[34]
Правда, в компании был человек, который ему не особо нравился, – Льюис Л. Глюксман, неотесанный, неряшливо одетый, надутый, шишка из штаб-квартиры. Он иногда появлялся в денверском офисе, запугивая сотрудников, грубо разговаривая с ними. Каким бы сильным ни было желание Фулда найти работу в области финансов, он поклялся, что никогда не будет работать на этого тирана.
В феврале 1969 года, спустя семестр, после окончания колледжа он вернулся в Lehman как летний стажер. Теперь он работал в великолепном здании в стиле итальянского Ренессанса, 1907 года постройки[35], по адресу Уильям-стрит, 1, в самом сердце Уолл-стрит. Он жил со своими родителями и ездил в город. Он работал в отделе, который торговал коммерческими бумагами, в основном краткосрочными долговыми расписками, которые использовались компаниями для финансирования их текущих операций. Для Фулда работа была идеальной, за исключением одной существенной детали: он подчинялся Глюксману, который вновь начал издеваться над ним, как в Денвере.
Фулд терпел. Он считал работу в Lehman временной. В конце концов он выбрал международный бизнес в качестве специализации в Колорадо и был полон решимости получить диплом МВА. В середине летней стажировки[36] он подошел к Глюксману и спросил, не напишет ли тот ему рекомендательное письмо.
– На кой хрен тебе это надо? – зарычал Глюксман. – Люди идут в аспирантуру, чтобы получить возможность найти работу. А я уже предлагаю тебе работу.
Но Фулд решил придерживаться плана.
– Мы не сработаемся, – ответил Фулд. – Вы кричите на меня.
– Оставайся здесь, и ты не должен будешь работать на меня, – сказал ему Глюксман.
Фулд согласился остаться в Lehman, пока по ночам работал над степенью университета Нью-Йорка. Он продолжал делать черную работу, в том числе отвечал за видеокамеры – последнее технологическое нововведение фирмы. Однажды он снимал интервью Глюксмана, когда в середине сессии тот спросил: «Кто снимает?» Фулд высунулся из-за камеры.
– Что, твою мать, ты делаешь? Завтра с утра зайди ко мне в кабинет, как только придешь, – прорычал Глюксман.
Когда Фулд появился в его кабинете на следующий день, Глюксман сказал: «Нелепо заниматься всей этой фигней. Почему бы тебе просто не начать работать на меня?»
– Получу ли я повышение? – спросил Фулд.
Они стали друзьями, а для Фулда началось восхождение по карьерной лестнице. Его зарплата составляла 6 тыс. долларов в год – примерно 1/10 000 того, что он будет приносить в дом в качестве генерального директора фирмы через три десятилетия. К концу года он был в состоянии съехать от родителей и снять однокомнатную квартиру на 65-й Ист-стрит за 250 долларов в месяц. Он ездил на работу в оранжевом «понтиаке GTO» и подвозил коллег, в том числе молодого Роджера С. Альтмана, который позже стал заместителем министра финансов.
В Фулде Глюксман узнавал себя тех времен, когда был молодым трейдером. «Он не позволял эмоциям влиять на суждения[37], – сказал Глюксман, умерший в 2006 году[38]. – Под покупками Дик понимал покупки, под продажами – продажи. У него это в крови».
Каждое утро, оказываясь в тесном торговом зале, Фулд чувствовал, как его сердце бешено колотится от волнения. Крики. Ругательства. Выживать только за счет собственного ума. Доверять только собственной интуиции. Фулд любил все это. Так случилось, что он пришел в Lehman, когда фирма переживала серьезные изменения, и они были Фулду на руку.
В Нью-Йорке Lehman быстро превратился из торгового дома в инвестиционный банк, помогая финансировать стартапы, такие как Sears, Woolworth, Macy и RCA. (Грубо говоря, сегодня это был бы банк, стоящий за Apple, Google, Microsoft и Intel, если бы такой банк существовал.)
Первый год Фулда в фирме совпал со смертью ее легендарного старшего партнера Роберта Лемана, внука Эммануэля, который провел фирму через крах 1929 года и превратил ее в финансовый центр Америки после Депрессии. Аристократичный выпускник Йеля, Леман царил во времена славы фирмы и был банкиром некоторых самых влиятельных корпораций США с начала «американского века».
К 1960 году консультационный бизнес банка уступал по масштабам лишь Goldman Sachs. Но, поскольку Роберт Леман и другие партнеры не могли терпеть, что корпоративным клиентам придется обращаться в Goldman, чтобы удовлетворить свои финансовые потребности, Lehman решил начать торговать коммерческими бумагами[40], наняв для запуска бизнеса Льюиса Глюксмана из мощного инвестиционного банка Уолл-стрит AG Becker.
Когда Фулд пришел в компанию, торговые операции Глюксмана генерировали большую часть прибыли Lehman. Торговая площадка была погружена в шум и хаос, переполненные пепельницы, чашки с остывшим кофе и документы громоздились на терминалах и под телефонами. Глюксман завесил окна, пытаясь воссоздать атмосферу казино Лас-Вегаса, чтобы трейдеры сосредоточились только на машинах Quotron и Telerate, которые тогда были «табельным» оборудованием Уолл-стрит. Все швыряли телефоны и пинали корзины для бумаг. И, как в казино Вегаса, над головами клубился сигаретный дым. Этот мир был на расстоянии галактик от благородного мира банкиров, но он все больше походил на Lehman Brothers.
В Lehman Фулд заработал репутацию целеустремленного трейдера, который ни от кого не терпел пустой болтовни. Однажды он подошел к столу руководителя площадки Аллана С. Каплана (который впоследствии стал вице-председателем Lehman), чтобы подписать у него сделки – тогда этим занимались руководители. Круглолицый человек с неизменной сигарой, Каплан говорил по телефону и сознательно проигнорировал Фулда. Фулд ходил кругами, хмуря выдающиеся брови и размахивая сделками, сигнализируя, что Каплан может ставить подпись.
Каплан, прикрыв микрофон рукой, раздраженно повернулся к молодому трейдеру. «Ты думаешь, что самый важный, – взорвался он, – что, кроме твоих сделок, ничего вокруг не существует? Я не собираюсь подписывать твои гребаные сделки, пока мой стол не очистится от всех бумаг!»
– Обещаете? – спросил Фулд насмешливо.
– Да, – сказал Каплан.
– Тогда я займусь этим.
Перегнувшись, Фулд рукой смахнул со стола Каплана бумаги, которые разлетелись в разные стороны. Не дожидаясь, пока они коснутся пола, Фулд негромко, но твердо спросил: «Теперь подпишете?»[41]
К этому времени Фулд был известен внутри фирмы, да и за ее пределами, как Горилла[42], – против этого прозвища он ничего не имел. Годы спустя, будучи генеральным директором фирмы, он даже держал чучело гориллы в своем кабинете, оно оставалось там до 11 сентября 2001 года, когда Lehman пришлось эвакуировать штаб-квартиру из Нижнего Манхэттена.
Что касается темперамента, Грегори был противоположностью Фулда – более представительный и, возможно, менее конфронтационный. И он равнялся на Фулда, который вскоре стал его наставником.
Однажды Фулд, который даже в качестве генерального директора упрекал руководителей в том, как они одеты, отвел своего друга в сторону и сказал, что тот плохо одевается. Для Фулда приемлемой была только одна униформа: выглаженный темный костюм, белая рубашка и консервативный галстук. Глюксман, пояснил он, мог ходить с пятнами супа на галстуке и незаправленной рубашкой, но ни один из них не был Глюксманом. В следующие выходные Грегори отправился в Bloomingdale, чтобы обновить гардероб. «Я был одним из тех людей, которые не хотели разочаровывать Дика»[43], – говорил Грегори позже.
Как и Фулд, Грегори не окончил университетов Лиги плюща, но отучился в Университете Хофстра и пришел в Lehman почти случайно в 1960-е. Он планировал стать учителем истории в средней школе, но после летней практики в Lehman в качестве посыльного решил делать карьеру в области финансов. К 1980-м Грегори и трое других быстро продвигающихся руководителей Lehman вместе ездили на работу из Хантингтона на северном берегу Лонг-Айленда. В течение долгих утренних поездок они обсуждали торговые стратегии, которые хотели опробовать на площадке. В фирме группа была известна как «хантингтонская мафия»[44], и группа эта была сплоченной. Они часто оставались после работы и играли в баскетбол в тренажерном зале компании.
* * *
Грегори занял место напротив Фулда, и они молча поприветствовали друг друга. Оба подались вперед, когда CNBC пустил внизу экрана бегущую строку: «Кто следующий?»– Твою мать, – пробормотал Фулд, пока «говорящие головы» одна за другой читали эпитафии их фирме.
В течение часа акции Lehman упали на 48 %.
– Спекулянты! – ревел Фулд. – Вот что здесь происходит!
Руссо, который отменил семейный отпуск в Бразилии, занял место рядом с Грегори. Профессор, в свои 65 лет он был одним из немногих приближенных Фулда в фирме, не считая Грегори. Но в это утро он паниковал, пересказывая Фулду последние сплетни, циркулирующие на бирже: некоторые хеджи, как пренебрежительно на Уолл-стрит называли управляющих хедж-фондами, систематически топили Bear Stearns, выводя оттуда свои брокерские счета, покупая банковские страховки на случай банкротства фирмы (инструмент, называемый кредитно-дефолтным свопом, или CDS), а затем продавая акции банка вкороткую. По данным источников Руссо, ходили слухи, будто группа «медведей», уничтоживших Bear, собралась на завтрак в отеле Four Seasons на Манхэттене в воскресенье утром и выпивали приготовленную из Cristal по 350 баксов за бутылку «Мимозу», отмечая успех. Было ли это правдой? Кто знает…
Три руководителя сидели и вместе планировали контратаку, начиная с утренней встречи с нервничающими топ-менеджерами. Как они могли изменить тему разговоров о Lehman, происходивших на Уолл-стрит? Каждое упоминание Bear, казалось, порождало обсуждение Lehman. «Возможно, Lehman следом за Bear придется отправиться в исповедальню до Страстной пятницы»[24], – вещал по Bloomberg Television Майкл МакКарти, опционный стратег из нью-йоркского Meridian Equity Partners. Ричард Бернштейн, уважаемый главный инвестиционный стратег Merrill Lynch, утром разослал тревожную записку клиентам. «Кончину Bear Stearns[25], вероятно, следует рассматривать как первую из многих, – писал он, тактично не упоминая Lehman. – Понимание того, насколько огромен пузырь кредитного рынка, только приходит».
К полудню Фулду позвонили все – клиенты, торговые партнеры, генеральные директора конкурентов, и все жаждали знать, что происходит. Некоторые успокаивали, другие хотели, чтобы успокоили их.
– Вы в порядке? – спросил старинный знакомый Джон Мак, генеральный директор Morgan Stanley. – Что у вас происходит?
– Я в порядке, – ответил Фулд, – но слухи роятся: у меня есть два банка, которые ко мне не обратятся, – под этим на Уолл-стрит подразумевалось, что банки не будут торговать с Lehman. Последний слух свидетельствовал, что Deutsche Bank и HSBC перестали торговать с фирмой. – Но у нас все в порядке. Мы вполне способны выполнять свои обязательства, это не проблема.
– Хорошо, мы будем торговать с вами весь день, – заверил его Мак. – Я поговорю со своим трейдером. Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится.
Фулд начал с того, что попросил помощи к своим заместителям. Он позвонил в лондонский офис и поговорил с Джереми Айзексом, который руководил там операциями фирмы. Когда Айзекс положил трубку, он обратился к команде: «Не думаю, что мы обанкротимся во второй половине дня, но не могу быть на сто процентов уверен в этом. Происходит много странного…»[26]
* * *
Несмотря на недавнее увлечение левереджами, Фулд верил в ликвидность. Всегда верил. Чтобы переждать бурю, нужно иметь серьезные запасы, говорил он. Он любил рассказывать историю о том, что однажды за игрой в блэкджек наблюдал, как крутой игрок, потерявший 4,5 млн долларов в Лас-Вегасе, удваивает каждую проигранную ставку в надежде на то, что ветер переменится. На салфетке Фулд записал: «Мне все равно, кто вы. У вас недостаточно средств».[27]Никогда не бывает достаточно.Он уяснил это еще в 1998 году, после краха хедж-фонда Long Term Capital Management. Lehman тогда считался уязвимым из-за его фактической задолженности гигантскому фонду. Но он выжил, потому что у фирмы была «подушка» дополнительных наличных, а также потому, что Фулд агрессивно оборонялся. И был еще один урок, извлеченный из фиаско Long Term Capital: необходимо предотвратить распространение слухов. Дай им жить, и они станут пророчествами, которые сбудутся. Как же в тот момент он был зол на Washington Post![28] «Ни один из этих слухов не оправдался. Если бы регуляторы Комиссии по ценным бумагам и биржам выяснили, кто запустил эти истории, я хотел бы минут пятнадцать поболтать с этими людьми первым».
Одним из тех, кому Фулд планировал перезвонить, была Сюзанна Крейг – крайне жесткий репортер Wall Street Journal, она писала о Lehman в течение многих лет. Фулду нравилась Крейг, и он часто говорил с ней «не для протокола». Но сегодня утром она позвонила, пытаясь убедить его дать интервью. Она представила это как способ заставить замолчать критиков и объяснить перспективное планирование, которое проделал Lehman. Фулд, ненавидевший читать о себе, решил, что интервью, возможно, неплохая идея. Он сожалел о том, как общался со СМИ во время кризиса Long Term Capital. Нужно было быть более активным с самого начала. «На этот раз я хочу все сделать правильно», – сказал он.
К полудню Фулд и его помощники разработали план: они дадут интервью Wall Street Journal, Financial Times и Barron’s. Они поделятся с Крейг частью инсайдерской информации о фирме в надежде, что ее редакторы поставят историю на первую полосу. Они назначили встречи с журналистами одну за другой начиная с 15:00. Тезисы были ясными: слухи врут; у Lehman достаточно ликвидности, как у Goldman Sachs и Morgan Stanley. Если фирма на самом деле должна будет сделать выплаты, это не скажется на наличности.
Для интервью с Крейг Фулд устроил телеконференцию с Грегори, Руссо и Эрин Каллан, новым финансовым директором компании. «Мы узнали, что нам нужно много ликвидности, и мы также знаем, что должны как-то бороться со слухами по мере их возникновения»[29], – заявил репортеру Фулд. Он также подчеркнул, что теперь, когда окно Федрезерва открыто, Lehman гораздо более устойчив: «Люди держат пари, что Федрезерв не сможет стабилизировать рынок, но я не стал бы на это ставить».
– У нас все в порядке с ликвидностью, – повторил Грегори. – И хотя пока нам не нужно ею пользоваться, сам факт того, что она есть, посылает мощный сигнал о ее доступности для всего рынка, – это замечание помогало справиться с «уловкой 22», связанной с решением Федрезерва выдать дешевые кредиты фирмам типа Lehman: взять такой кредит означало признать слабость, и ни один банк не хотел идти на это. На самом деле такой шаг Федрезерва был скорее призван успокоить инвесторов, а не укрепить банки. (По иронии, за эту стратегию можно было отчасти благодарить Руссо, одного из руководителей Lehman, – два месяца назад именно он выдвинул такое предложение в документе, который представил в Давосе[30] на ежегодном «балу капиталистов», известном как Всемирный экономический форум, в присутствии Тимоти Ф. Гайтнера, президента Федерального резервного банка Нью-Йорка.)
После интервью Грегори и Каллан вернулись в свои кабинеты и начали звонить в хедж-фонды, которые, по слухам, сворачивали торговлю с Lehman, пытаясь удержать их.
Блицкриг окупился. В последний час торгов после падения почти на 50 % в течение дня акции Lehman остановились лишь на 19 % ниже первоначальной цены – на уровне 31,75 доллара. Это был минимум за четыре с половиной года, достижения прошлых лет были стерты в один день. Но руководство осталось довольным. Завтра они объявят свои доходы и, может быть, сохранят благоприятную тенденцию. Каллан должна была отчитаться перед инвесторами в ходе конференции, так что она вернулась в кабинет Грегори, чтобы отрепетировать выступление.
Измученный Фулд сел в машину, чтобы ехать домой и как следует выспаться. Он снова подумал о том, что неплохо бы закончить ремонт квартиры – раскинувшихся на целый этаж шестнадцати комнат, – которую он и Кэти купили в доме 640 по Парк-авеню за 21 млн долларов[31]. Он устроился на заднем сиденье «мерседеса», отложил BlackBerry и на несколько минут отключился от окружающего мира.
* * *
Никто никогда не мог предположить, что Дик Фулд поднимется на Уолл-стрит так высоко.В 1964 году, первокурсником в университете Колорадо в Боулдере, он казался потерянным, с трудом учился и никак не мог выбрать специализацию. Он вступил в Корпус офицеров запаса на базе колледжа по программе подготовки офицеров.[32]
Однажды утром во время тренировки командир, как обычно, выстроил студентов на огромной четырехугольной университетской площади.
– Фулд, ваша обувь не начищена, – гаркнул офицер.
– Начищена, сэр, – начал было Фулд. Но прежде, чем он смог закончить, офицер наступил на левый ботинок Фулда и запачкал его. Он приказал Фулду вернуться в общежитие и почистить ботинки, что тот и сделал. Когда Фулд вернулся, офицер наступил ему на правый ботинок и снова отправил в общежитие.
К тому времени, как Фулд вернулся, офицер привязался к следующему рядовому, тщедушному студенту. Он наступил тяжелым армейским ботинком на ботинок парня, который упал и закричал от боли. А офицер еще добавил ему коленом в лицо, сломав очки.
Фулд не знал парня, но ему хватило увиденного.
– Эй, мудак, – сказал он командиру. – Почему бы тебе не выбрать кого-то по силам?
– Это ты мне? – переспросил старший, подойдя к Фулду вплотную.
– Тебе, – без колебаний выпалил Фулд.
Дело дошло до драки. После того как их разняли, и Фулд, и офицер лежали в крови на земле. 18-летнего Фулда моментально доставили к главе программы Корпуса, и тот сообщил, что Фулд исключен. «Ты подрался со своим командиром, – сказал ему офицер. – Курсанты так себя не ведут».
– Я понимаю, сэр, но я бы хотел, чтобы вы услышали мою версию произошедшего, – попытался протестовать Фулд. – Вы должны понять, что произошло.
– Нет, есть только одна версия, – ответил офицер. – Ты подрался со своим командиром. Вот что имеет значение. Я не могу оставить тебя в своей программе.
Корпус оказался последним в ряду разочарований Фулда, но также это был знак, что пора становиться самим собой.
* * *
Ричард Северин Фулд-мл. вырос в богатом пригороде Харрисон, округ Вестчестер, Нью-Йорк, где его семья владела United Merchants & Manufacturers[33] – текстильной компанией, годовой доход который со временем вырос до 1 млрд долларов. United Merchants основал дед Фулда по материнской линии, Иаков Шваб, в 1912 году, тогда он назывался Cohn-Hall-Marx Company.Так как отец Фулда не хотел, чтобы его сын вошел в семейный бизнес, Иаков Шваб летом 1966 года обратился к компанию Lehman Brothers с Уолл-стрит, с которой давно имел дело, и обеспечил внука неполным рабочим днем летом в крошечном денверском торговом подразделении фирмы. Это был офис из трех человек, где Фулд выполнял мелкие поручения: он проводил большую часть дня, копируя документы (тогда еще не было копировальных аппаратов), был мальчиком на побегушках. Но работа стала для него откровением. Фулду нравилось то, что он видел. В торговом зале мужчины кричали. Они работали с такой самоотдачей, которой Фулд никогда не испытывал. Вот мое место, подумал он. Так Дик Фулд нашел себя.
Однако его привлекло не воплощение в жизнь какой-нибудь давней мечты об игре с чужими деньгами, а нечто гораздо более интуитивное.
«Я действительно случайно наткнулся на инвестиционно-банковские услуги, – признавался он годы спустя. – Как только я с этим столкнулся, то обнаружил, что на самом деле понимаю процесс, и мозаика вдруг сложилась».[34]
Правда, в компании был человек, который ему не особо нравился, – Льюис Л. Глюксман, неотесанный, неряшливо одетый, надутый, шишка из штаб-квартиры. Он иногда появлялся в денверском офисе, запугивая сотрудников, грубо разговаривая с ними. Каким бы сильным ни было желание Фулда найти работу в области финансов, он поклялся, что никогда не будет работать на этого тирана.
В феврале 1969 года, спустя семестр, после окончания колледжа он вернулся в Lehman как летний стажер. Теперь он работал в великолепном здании в стиле итальянского Ренессанса, 1907 года постройки[35], по адресу Уильям-стрит, 1, в самом сердце Уолл-стрит. Он жил со своими родителями и ездил в город. Он работал в отделе, который торговал коммерческими бумагами, в основном краткосрочными долговыми расписками, которые использовались компаниями для финансирования их текущих операций. Для Фулда работа была идеальной, за исключением одной существенной детали: он подчинялся Глюксману, который вновь начал издеваться над ним, как в Денвере.
Фулд терпел. Он считал работу в Lehman временной. В конце концов он выбрал международный бизнес в качестве специализации в Колорадо и был полон решимости получить диплом МВА. В середине летней стажировки[36] он подошел к Глюксману и спросил, не напишет ли тот ему рекомендательное письмо.
– На кой хрен тебе это надо? – зарычал Глюксман. – Люди идут в аспирантуру, чтобы получить возможность найти работу. А я уже предлагаю тебе работу.
Но Фулд решил придерживаться плана.
– Мы не сработаемся, – ответил Фулд. – Вы кричите на меня.
– Оставайся здесь, и ты не должен будешь работать на меня, – сказал ему Глюксман.
Фулд согласился остаться в Lehman, пока по ночам работал над степенью университета Нью-Йорка. Он продолжал делать черную работу, в том числе отвечал за видеокамеры – последнее технологическое нововведение фирмы. Однажды он снимал интервью Глюксмана, когда в середине сессии тот спросил: «Кто снимает?» Фулд высунулся из-за камеры.
– Что, твою мать, ты делаешь? Завтра с утра зайди ко мне в кабинет, как только придешь, – прорычал Глюксман.
Когда Фулд появился в его кабинете на следующий день, Глюксман сказал: «Нелепо заниматься всей этой фигней. Почему бы тебе просто не начать работать на меня?»
– Получу ли я повышение? – спросил Фулд.
Они стали друзьями, а для Фулда началось восхождение по карьерной лестнице. Его зарплата составляла 6 тыс. долларов в год – примерно 1/10 000 того, что он будет приносить в дом в качестве генерального директора фирмы через три десятилетия. К концу года он был в состоянии съехать от родителей и снять однокомнатную квартиру на 65-й Ист-стрит за 250 долларов в месяц. Он ездил на работу в оранжевом «понтиаке GTO» и подвозил коллег, в том числе молодого Роджера С. Альтмана, который позже стал заместителем министра финансов.
В Фулде Глюксман узнавал себя тех времен, когда был молодым трейдером. «Он не позволял эмоциям влиять на суждения[37], – сказал Глюксман, умерший в 2006 году[38]. – Под покупками Дик понимал покупки, под продажами – продажи. У него это в крови».
Каждое утро, оказываясь в тесном торговом зале, Фулд чувствовал, как его сердце бешено колотится от волнения. Крики. Ругательства. Выживать только за счет собственного ума. Доверять только собственной интуиции. Фулд любил все это. Так случилось, что он пришел в Lehman, когда фирма переживала серьезные изменения, и они были Фулду на руку.
* * *
С момента основания в 1850 году Lehman Brothers[39] был банком большинства икон бизнеса ХХ века. Эммануэль Леман, который вместе с братьями Генри и Майером эмигрировал с юга Германии, из Баварии, всего несколькими годами ранее, начал бизнес в Монтгомери, Алабама, где торговал хлопком – основной культурой страны до Гражданской войны. Двадцать лет спустя три брата открыли магазин на Манхэттене и помогли создать Нью-Йоркскую хлопковую биржу.В Нью-Йорке Lehman быстро превратился из торгового дома в инвестиционный банк, помогая финансировать стартапы, такие как Sears, Woolworth, Macy и RCA. (Грубо говоря, сегодня это был бы банк, стоящий за Apple, Google, Microsoft и Intel, если бы такой банк существовал.)
Первый год Фулда в фирме совпал со смертью ее легендарного старшего партнера Роберта Лемана, внука Эммануэля, который провел фирму через крах 1929 года и превратил ее в финансовый центр Америки после Депрессии. Аристократичный выпускник Йеля, Леман царил во времена славы фирмы и был банкиром некоторых самых влиятельных корпораций США с начала «американского века».
К 1960 году консультационный бизнес банка уступал по масштабам лишь Goldman Sachs. Но, поскольку Роберт Леман и другие партнеры не могли терпеть, что корпоративным клиентам придется обращаться в Goldman, чтобы удовлетворить свои финансовые потребности, Lehman решил начать торговать коммерческими бумагами[40], наняв для запуска бизнеса Льюиса Глюксмана из мощного инвестиционного банка Уолл-стрит AG Becker.
Когда Фулд пришел в компанию, торговые операции Глюксмана генерировали большую часть прибыли Lehman. Торговая площадка была погружена в шум и хаос, переполненные пепельницы, чашки с остывшим кофе и документы громоздились на терминалах и под телефонами. Глюксман завесил окна, пытаясь воссоздать атмосферу казино Лас-Вегаса, чтобы трейдеры сосредоточились только на машинах Quotron и Telerate, которые тогда были «табельным» оборудованием Уолл-стрит. Все швыряли телефоны и пинали корзины для бумаг. И, как в казино Вегаса, над головами клубился сигаретный дым. Этот мир был на расстоянии галактик от благородного мира банкиров, но он все больше походил на Lehman Brothers.
* * *
Хотя ростом Фулд не превышал пяти футов десяти дюймов, он обладал угрожающим видом, что давало ему преимущество в ситуации «убить или быть убитым», созданной Глюксманом. У него были черные как смоль волосы и широкий выдающийся лоб, который скрывал темные, глубоко посаженные, почти угрюмые глаза. Поклонник фитнеса и тяжелоатлет, Фулд выглядел так, что его не хотелось провоцировать на драку, он был постоянно напряжен. С взглядом, прикованным к монитору компьютера одного из первых поколений, он надиктовывал сделки быстро и четко.В Lehman Фулд заработал репутацию целеустремленного трейдера, который ни от кого не терпел пустой болтовни. Однажды он подошел к столу руководителя площадки Аллана С. Каплана (который впоследствии стал вице-председателем Lehman), чтобы подписать у него сделки – тогда этим занимались руководители. Круглолицый человек с неизменной сигарой, Каплан говорил по телефону и сознательно проигнорировал Фулда. Фулд ходил кругами, хмуря выдающиеся брови и размахивая сделками, сигнализируя, что Каплан может ставить подпись.
Каплан, прикрыв микрофон рукой, раздраженно повернулся к молодому трейдеру. «Ты думаешь, что самый важный, – взорвался он, – что, кроме твоих сделок, ничего вокруг не существует? Я не собираюсь подписывать твои гребаные сделки, пока мой стол не очистится от всех бумаг!»
– Обещаете? – спросил Фулд насмешливо.
– Да, – сказал Каплан.
– Тогда я займусь этим.
Перегнувшись, Фулд рукой смахнул со стола Каплана бумаги, которые разлетелись в разные стороны. Не дожидаясь, пока они коснутся пола, Фулд негромко, но твердо спросил: «Теперь подпишете?»[41]
К этому времени Фулд был известен внутри фирмы, да и за ее пределами, как Горилла[42], – против этого прозвища он ничего не имел. Годы спустя, будучи генеральным директором фирмы, он даже держал чучело гориллы в своем кабинете, оно оставалось там до 11 сентября 2001 года, когда Lehman пришлось эвакуировать штаб-квартиру из Нижнего Манхэттена.
* * *
Через несколько лет после прихода в Lehman Фулд заметил новое лицо в ипотечном отделе. Фулд был мрачен и задумчив, новый парень – бледен и приветлив. Он сразу представился, – жест, который Фулд оценил, – протянув руку так, словно говорил, что чувствует себя на месте: «Привет, я Джо Грегори». Это было началом дружбы, продлившейся почти четыре десятилетия.Что касается темперамента, Грегори был противоположностью Фулда – более представительный и, возможно, менее конфронтационный. И он равнялся на Фулда, который вскоре стал его наставником.
Однажды Фулд, который даже в качестве генерального директора упрекал руководителей в том, как они одеты, отвел своего друга в сторону и сказал, что тот плохо одевается. Для Фулда приемлемой была только одна униформа: выглаженный темный костюм, белая рубашка и консервативный галстук. Глюксман, пояснил он, мог ходить с пятнами супа на галстуке и незаправленной рубашкой, но ни один из них не был Глюксманом. В следующие выходные Грегори отправился в Bloomingdale, чтобы обновить гардероб. «Я был одним из тех людей, которые не хотели разочаровывать Дика»[43], – говорил Грегори позже.
Как и Фулд, Грегори не окончил университетов Лиги плюща, но отучился в Университете Хофстра и пришел в Lehman почти случайно в 1960-е. Он планировал стать учителем истории в средней школе, но после летней практики в Lehman в качестве посыльного решил делать карьеру в области финансов. К 1980-м Грегори и трое других быстро продвигающихся руководителей Lehman вместе ездили на работу из Хантингтона на северном берегу Лонг-Айленда. В течение долгих утренних поездок они обсуждали торговые стратегии, которые хотели опробовать на площадке. В фирме группа была известна как «хантингтонская мафия»[44], и группа эта была сплоченной. Они часто оставались после работы и играли в баскетбол в тренажерном зале компании.