Страница:
— Прежде всего, — сказала Эвелина, поставив столик на пол, — я должна просить вас о сотрудничестве.
«Звучит не слишком многообещающе». Сент проглотил последний кусок сандвича.
— Сотрудничестве в чем? — неспешно ответил он. Поднос не слишком подходящее оружие, но в случае необходимости им можно будет воспользоваться. Он ухватил непрочный предмет за край. Эви явно нервничала.
— Мне нужно, чтобы вы… встали и просунули правую руку вон в тот наручник.
Сент продолжал смотреть на нее.
— Ну пожалуйста.
Разные мысли приходили ему в голову, но Сент отверг их все как несерьезные и неподходящие.
— Может, я и выгляжу слегка неопрятно, — возмутился он наконец, — но позволь тебя уверить, Эвелина, что я скорее соглашусь сжевать свою собственную подметку, чем позволю тебе приковать меня к стене.
Она побледнела.
— Вы не так меня поняли. Это только на несколько минут, чтобы… чтобы я могла вас побрить.
Ну и ну! Вот это неожиданность. Гнев начал перетекать в нечто более теплое и менее ощутимое, хотя оскорбленная гордость все еще не давала его ярости утихнуть.
— Позволь мне побриться самому.
— Я не могу дать вам бритву, Сент.
— Умная девочка. Все же я не так хорошо воспитан и не позволю тебе тешиться мыслью, что ты сделаешь меня более благообразным, удалив эту чертову щетину.
— Дело совсем не в этом, — настаивала она. — Я пытаюсь выявить ваши лучшие качества. Я полагаю, что легче вести себя как джентльмен, когда выглядишь как джентльмен.
Он сжал руки.
— Но я вовсе не джентльмен.
— Как бы то ни было, — ответила она, — Пожалуйста, соглашайтесь.
— Ладно, — откликнулся Рэндалл, доставая из-за спины пистолет, — делай, что сказала мисс Эви, милорд.
— Гм, — задумчиво пробормотал Сент, отложив в сторону поднос и медленно поднявшись. — Полагаю, что даже дьявол смог бы притвориться джентльменом, если бы на него наставили пистолет.
Похоже, Эвелина ничуть не удивилась. Скорее всего она и снабдила парня оружием. Сент задался вопросом, представляет ли себе Эвелина, сколько законов нарушила в процессе своего маленького эксперимента.
— Это только предосторожность, Сент, — сказала она ласковым голосом. — Пожалуйста, сделайте, как я прошу.
Затаив дыхание, Эви смотрела, как он медленно и осторожно направился к стене. Она заранее знала, что Сент воспротивится дальнейшему ограничению свободы, и для нее было очень важно получить его согласие без необходимости использовать пистолет. К сожалению, Рэндалл не дал ему достаточно времени для раздумий.
Стиснув зубы, маркиз поднял правый наручник, цепью прикованный к стене. Глаза его смотрели холодно и мрачно. Взгляд, посланный им Эви, ясно говорил, что ей придется дорого заплатить за это. Но она и без того зашла слишком далеко, так что еще одна провинность вряд ли имела значение. С глубоким вздохом Сент продел правое запястье в наручник и левой рукой защелкнул замок.
Эви посмотрела на Рэндалла, отметив, как умело и твердо он держит пистолет. Слава Богу, что тот не заряжен. Прерывисто дыша, она прошла на территорию маркиза.
Кисть его правой руки была подвешена к стене на уровне плеча. Но его левая рука все еще оставалась свободной, и он был сильно разъярен, так что у Эви не было твердой уверенности, что пистолет сможет помешать ему. Она могла бы просто бросить всю эту затею — пусть отращивает бороду до колен, — но у нее были серьезные основания. Ей нужно было, чтобы он стал джентльменом, а для этого Сент должен был в своем собственном представлении выглядеть соответствующим образом. Кроме того, даже если бы она сейчас изменила свои намерения, ей все равно понадобилось бы подойти к нему, чтобы освободить правую руку.
— Боишься меня, Эвелина? — прошептал он, словно читая ее мысли.
— Просто остерегаюсь, — ответила она, подходя к нему ближе.
Без сюртука, в рубашке с закатанными рукавами, в грязном помятом галстуке, он каким-то образом казался даже более сильным и мужественным, чем прежде. И это вдруг напомнило Эвелине, что, хотя она много времени провела в его обществе, они уже три дня не соприкасались друг с другом. А ведь последнее время они очень даже соприкасались, он снимал с нее платье и засовывал язык ей в рот.
— У тебя дрожат пальцы, — заметил Сент, опуская левую руку.
— Ну-ка поберегись, маркиз, — предостерег Рэндалл.
— Вы не должны все так усложнять, — сказала Эви, остановившись перед пленником. Задержав дыхание, она протянула руку и сжала пальцами его запястье.
— Нет, должен. — Сент понизил голос, и его шепот был едва слышен. — Я знаю, чего ты хочешь.
Он не сопротивлялся, когда она подняла его руку и защелкнула наручник на левом запястье.
— И чего же я хочу? — спросила она, чувствуя себя увереннее теперь, когда он не был опасен.
Сент криво и мрачно усмехнулся под трехдневной щетиной. . — Быть джентльменом — это не для меня, Эвелина Мария. — Он взглянул на Рэндалла поверх ее плеча. — Скажи ему, чтобы ушел. Теперь он тебе больше не нужен.
Будь у нее хоть крупица здравого смысла, она бы этого не сделала. Но в присутствии Рэндалла Сент-Обин ни за что не стал бы говорить с ней о чем-то серьезном или важном. И кроме того, где-то в темной глубине своей души она сознавала, что все это было лишь предлогом, чтобы снова прикоснуться к Сент-Обину. И ей тоже не хотелось, чтобы при этом присутствовал Рэндалл.
Она обернулась.
— Рэндалл, спрячь пистолет в подвале, чтобы никто из детей не смог его найти. Сейчас у тебя по расписанию урок чтения с миссис Обри, верно?
Мальчик встряхнул своими прямыми светлыми волосами.
— Ага. Только не отпускайте его, пока меня не будет.
— Конечно. Сможешь вернуться через полчаса?
— Вы уверены, что хотите этого?
— Да. Это необходимо.
— Как скажете, капитан. Но лучше бы ему поскорее согласиться.
— Так и будет.
Паренек вышел, закрыв за собой дверь.
— Будь с ним осторожней, — сказал Сент, понизив голос и продолжая смотреть на дверь, словно прислушиваясь к чему-то.
— С Рэндаллом?
Он перевел взгляд на нее.
— Если ты откажешься поступать, как ему нравится, ничто не помешает ему запереть и тебя здесь, вместе со мной.
Она взглянула на него снизу вверх, и легкая тревожная дрожь пронзила ее.
— Вы беспокоитесь обо мне?
— Я думаю, что ты вляпалась в гораздо большие неприятности, чем себе представляешь. И еще думаю, что любой промах с твоей стороны может стоить мне жизни.
«Значит, он все еще думает только о себе».
— Вы угрожали отобрать у него дом. Как, по-вашему, он должен был реагировать? Как должен был реагировать любой из них?
Он нахмурился:
— Ты меня не убедила. И сейчас ты очень мне дорога, Эвелина. — Сент побренчал цепями, державшими его руки. — Так что береги себя. Я не собираюсь окончить свои дни, превращаясь в скелет в подвале сиротского приюта.
— Этого не случится.
Просто смехотворно! Даже в потоке корыстных рассуждений, стоило ему сказать, что она дорога ему, как сердце ее учащенно забилось. Это все потому, что ему больше ни до кого нет дела и когда он проявляет участие, даже мимоходом, это действует как удар молнии.
— Эвелина?
Она вздрогнула, ее взгляд вновь метнулся к загадочным зеленым глазам. Если он и знал, о чем она думает, то не подавал вида. Как бы то ни было, Эви покраснела. Никто не умел так вгонять ее в краску, как он. Возможно потому, что ни от кого больше ей не приходилось слышать таких непристойных, шокирующих вещей, пробуждающих мысли, которым не было места в ее правильной благополучной жизни.
— Прошу прощения. Я думала над вашим предупреждением. Приму его к сведению.
— Прекрасно.
— А теперь, полагаю, вам нужно побриться.
— По правде говоря, — ответил он, и выражение его глаз немного смягчилось, — лицо у меня чертовски чешется.
Эви предпочла бы, чтобы он продолжал гневаться. Порочный и обаятельный маркиз де Сент-Обин вносил в жизнь слишком много непривычных ощущений.
Еще раз вздохнув, она отошла, чтобы принести маленький столик. К счастью, ей удалось уйти из дома до того, как Виктор поднялся и обнаружил пропажу своих вещей. Без сомнения, ей придется долго слушать про эту кражу, когда она вернется домой. И затем весь вечер у лорда и леди Гладстон.
— О, черт, — пробормотала она, взбивая мыльную пену.
— Я предлагал сделать это сам.
С легкой гримасой Эви окунула помазок в мыло.
— Это я не вам. Я по поводу званого обеда.
— Расскажи мне, в чем дело.
Она остановилась, не донеся помазок до его подбородка.
— Зачем вам это знать?
— А почему бы нет? Разве у меня есть чем заняться, кроме как слушать твои искрометные истории?
— Так, пустое. Мы с братом приглашены на обед к лорду и леди Гладстон.
Выражение его лица не изменилось, хотя всем было известно, что он и графиня — любовники.
— Мне не стоит рассчитывать, что ты передашь от меня привет Фатиме?
— Нет, конечно. — Эви принялась намыливать подбородок Сента, но, неосторожно махнув кисточкой, забрызгала пеной его лицо, шею и измятый галстук. — Извините.
— Не извиняйся. Скажи лучше, почему тебе не нравится милая Фатима.
— Гм. Лучше вы скажите, почему она вам нравится.
— Восхитительные мягкие груди, длинные стройные ноги и постоянная готовность к…
— Замолчите! — потребовала она. — Она все-таки чужая жена!
Он пожал плечами. Цепи звякнули, ударившись о грубую каменную стену.
— Я отношусь к ее брачным обетам столь же серьезно, как и она сама. Как и все остальные. Ты не можешь быть так наивна.
— Я не считаю мое мнение наивным. Я предпочитаю думать, что это благородно.
Сент коротко и сухо рассмеялся:
— Ты необыкновенная, Эвелина. Вынужден отдать тебе должное. Нуты собираешься меня брить или так и будешь пачкать пеной?
— Вы ужасный человек.
Эви опустила руку и просто смотрела на него. Как она может испытывать такое… влечение к этому мужчине?
— Я никогда не отрицал, что я ужасный. Не моя вина, что ты видишь меня не таким, какой я есть, дорогая.
Некоторое время она молча размышляла.
— Я предпочитаю думать, что под вашим цинизмом и щетиной я вижу вас таким, каким вы можете стать. — Она медленно подняла помазок и провела им по его щеке. — И я намерена обнаружить этого человека.
— Боюсь, он умер много лет назад. И никто, включая меня, не оплакивал его кончину.
— Помолчите. Я стараюсь сделать все правильно.
Снова обмакнув помазок в мыльную пену, она намылила другую щеку. Ей нравилось прикасаться к нему, когда он не мог помешать этому, когда их соприкосновение полностью зависело от нее.
— Ты уже решила, как долго будет продолжаться мое наказание? — спросил он, когда она отставила в сторону тазик и взяла бритву.
— Я предпочитаю рассматривать это как ваше принудительное обучение.
— Если бы мы поменялись местами, я бы придумал различные способы обучения, — сказал он с легкой улыбкой. — Я в твоей власти, Эвелина. Неужели ты не смогла придумать ничего более дикого и порочного, чем бритье?
Его низкий чувственный протяжный говор привел ее в трепет. С дрожащими руками она отступила на мгновение, чтобы овладеть собой.
— Ведите себя прилично, — строго сказала она.
Сент перевел взгляд с ее лица на бритву.
— По крайней мере поцелуй меня на прощание, прежде чем перережешь мне глотку.
— Ш-ш-ш.
Прижав пальцы свободной руки к его подбородку, чтобы удержать его на месте, она медленно и осторожно провела острым лезвием бритвы вдоль щеки.
— Было бы легче, если бы вы не были таким высоким, — пожаловалась она со вздохом.
— Воспользуйся скамеечкой, — предложил он, указав на сиденье в дальнем углу камеры, снова загремев при этом цепями.
Внезапно он оказался необыкновенно услужливым, и когда она притащила скамейку и встала на нее, то поняла почему. Их лица оказались на одном уровне, всего в нескольких дюймах друг от друга.
— Я…
Наклонившись вперед, Сент впился в ее губы крепким мыльным поцелуем.
Этот поцелуй пронзил Эвелину до самых кончиков пальцев ног. Ей всего лишь надо было отодвинуться назад на несколько дюймов, и он больше уже не смог бы ее достать. Сознание этого наполнило девушку чувством— собственного могущества, но тут его твердые, требовательные губы оставили ее почти бездыханной и пробудили желания, о которых она не осмелилась бы сказать вслух.
Эви страстно ответила на его поцелуй, погрузив руку в темные взлохмаченные волосы и отважно пробежавшись языком по его зубам. Сент застонал, и горячая дрожь прошла вдоль ее позвоночника, вызвав жар между бедер.
О, он был прав! Было много всего, чем она предпочла бы заняться с ним, вместо того чтобы брить. Эви снова поцеловала Сента, горячо и страстно. Цепи на его руках зазвенели, когда он натянул их, пытаясь обнять ее. Он принадлежал ей, и она могла делать с ним все, что ей нравится. Все, что захочет.
— Довольно, — прошептала она, больше себе, чем ему.
— Почему, Эвелина? — прошептал он в ответ, соблазнительный, как дьявол. — Прикоснись ко мне. Положи на меня свои руки.
Ей так хотелось это сделать, что она ощутила почти физическую боль, когда отступила назад и сошла со скамейки на пол.
— Нет.
Он хмуро посмотрел на нее. Его лицо было намылено и одна щека выбрита.
— Ты хочешь меня так же сильно, как и я тебя. Иди сюда. Эвелина потрясла головой, пытаясь очистить мозг от теплого дурманящего тумана, вызванного его присутствием.
— Речь идет не о том, чего хотим вы или я, а о том, что лучше для этих детей.
— Не обольщайся, — возразил он, неожиданно рванувшись к ней. Цепи натянулись, и он сразу отступил назад к стене. — Ты действительно думала, что бритье могло бы превратить меня в твой вариант героя? Ты хотела прикоснуться ко мне. Тебе и сейчас этого хочется, тебя всю трясет.
— Ничего подобного. — Она спрятала руки за спину.
— Отпусти меня, Эвелина. Забудь эти глупости, и я отвезу тебя куда-нибудь на атласные простыни, усыпанные лепестками роз. — Он еще больше понизил голос, до того мягкого чувственного тона, который заставлял бешено колотиться ее сердце. — Я хочу овладеть тобой, Эвелина, и ты тоже этого хочешь.
— Вы обманываете себя, — возразила она, прохаживаясь до двери и обратно. — Да, вы очень привлекательны и, я уверена, весьма… искусны в обольщении.
О, он умел вывести из себя, и даже более того, потому что его слова вызвали в ее воображении картины, которые соблазняли и возбуждали.
— Все же вам лучше помнить, что вас не приковали бы цепью к стене, если бы ваши лучшие качества взяли верх над плохими.
Он вопросительно поднял бровь.
— И что?
— И поэтому вам нужно перестать соблазнять меня и начать слушать, что я говорю.
Она отодвинула скамейку примерно на полфута назад и снова взобралась на нее.
— Теперь стойте спокойно.
— Пока ты держишь лезвие у моей глотки, дорогая, я сделаю все, что ты просишь. Но я здесь не потому, что хочу, чтобы меня в чем-то убедили. Я здесь из-за того, что ты обманула меня и заперла. Это твоя проблема. И я не собираюсь задерживаться здесь надолго, так что давай работай!
По крайней мере он ее достаточно разозлил, чтобы она больше уже не думала о его поцелуях. Сент не был трусом, раз изводил ее, когда она держала бритву в руке. Тем не менее, если она ждала от него благовоспитанности, она должна подавать ему пример.
Эви глубоко вздохнула:
— Я не сомневаюсь, принимая во внимание ваше… обостренное чувство самосохранения, что вы предпримете попытку бежать. — Она провела бритвой вдоль его другой щеки, стараясь не замечать острых зеленых глаз, следивших за каждым ее движением. — По той же самой причине я считаю также, что вы прислушаетесь к аргументам, которые я вам представлю.
Медлительная насмешливая улыбка искривила его губы.
— Прежде чем начнешь представлять свои аргументы, сотри мыльную пену с подбородка, Эвелина Мария.
Глава 14
Сент очень надеялся, что его конь не остался без присмотра. Эвелина сказала, что они укрыли Кассиуса в старых конюшнях при казарме, что было весьма разумно. Независимо от того, заметили бы или нет отсутствие маркиза, породистый гнедой жеребец арабских кровей, оставленный на неделю на привязи возле приюта «Заря надежды», непременно привлек бы к себе внимание. Кормление коня — это совсем другое дело, но, учитывая ревностное отношение Эви к детям, Сент решил, что она не оставит бедное животное погибать с голоду.
Проклятая чертова неделя. Эвелина даже принесла ему вчера номер «Лондон тайме», просто чтобы доказать, что никто за это время не обеспокоился его отсутствием. Весь последний час Сент расхаживал взад и вперед по камере, насколько позволяла длина цепи. Едва ли стоило так перетруждать ноги, но ему необходимо было хоть что-то делать для тренировки.
Он продолжал играть по ее правилам; выучил имена детей, когда обучал их грамоте. По крайней мере это помогало коротать время. Он знал, чего Добивалась Эвелина: чтобы в нем пробудилась совесть и он воспылал любовью к маленьким паршивцам. Упрямая, надменная часть его натуры отказывалась следовать этому сценарию, даже и с целью обмануть девушку. Правда, некоторые из сирот оказались более смышлеными, чем он ожидал, а кое-кто из них действительно отличался незаурядным умом. И конечно же, заниматься с ними было куда приятнее, чем бродить в одиночестве по своей темнице.
Его беспокоили двое или трое самых старших подростков, и не столько из-за полных ненависти взглядов в его сторону, сколько из-за того, что они, очевидно, воспринимали распоряжения Эвелины как игру. Он знал, что некоторые из них были членами местной воровской шайки и без его вмешательства вполне могли бы хранить в приюте краденые вещи и даже укрывать своих старших приятелей. Если Эвелина с ее обостренным чувством справедливости и чести встанет на пути одного из них, ей ни за что не спастись.
Совет попечителей должен собраться завтра. Он понятия не имел, что они могут придумать в его отсутствие, чтобы урезать в свою пользу ежемесячные расходы сиротского приюта. Если, конечно, им еще неизвестно, что он собирается освободить пресловутый приют от их опеки и лишить их возможности пополнять за его счет свои кошельки. Еще больше его расстраивало то, что он не знал, кто из попечителей вместо него будет помогать Эвелине в ее просветительской деятельности. Они постараются быть — о! — услужливыми, будут так восхвалять ее ум, хотя на самом деле считают ее всего лишь смазливой дурочкой с куриными мозгами.
Дверь с грохотом отворилась, и он в тревоге остановился. В этот ранний час не было слышно, чтобы наверху отворялась дверь в подвал. Проклятая Эвелина выбивала его из равновесия, даже не имея такого намерения.
— Что такое? — послышался женский голос, и голова экономки показалась из-за двери. — Храните нас, святые угодники!.. — задохнулась она, увидев маркиза.
Слава Богу!
— Эй вы, — потребовал он, выдвинувшись на всю длину цепи. — Сейчас же принесите мне топор или пилу.
Ключ от кандалов был все еще у Эвелины, и Сенту нужно было выбраться до того, как кто-нибудь из детей поймет, что происходит, и сможет предупредить ее. Или того, кому она отдала этот проклятый пистолет.
— Что вы тут делаете, милорд? — спросила женщина, оглядывая убогую темницу, матрас и книги, сложенные стопкой у стены.
— Меня захватили в плен, — огрызнулся он. «Превосходно. Спасен проклятой дурой». — У меня нет ключа от кандалов, поэтому мне нужен топор. Пожалуйста, поторопитесь.
— А я все не могла понять, что это дети постоянно бегают сюда. Думала, может, они приютили бездомную собаку или что-нибудь в этом роде. Господи помилуй, оказывается, они захватили лорда!
— Ради всего святого, миссис… Экономка, принесите…
— Нейтам, милорд, — перебила она. — Нейтам. Уже четыре года миссис Нейтам. Я слышала, ребятишки шептались, что вы собираетесь продать это место. Тогда я осталась бы без работы.
— Мы можем обсудить ваше трудоустройство позднее. Вы получите вознаграждение, освободив меня. Принесите мне…
— Хм. Думаю, мне лучше обсудить это с мисс Раддик. Она уже пришла, если не ошибаюсь. Последние несколько дней стало значительно легче там, наверху. И к тому же она мне повысила жалованье. Милая леди мисс Раддик.
— Да, она изумительна. Ну так…
— Всего хорошего, милорд. — Женщина отступила назад и захлопнула дверь. Через секунду ключ повернулся в замке, и маркиз, сыпля ругательствами, слышал, как она хрипло посмеивается, поднимаясь по лестнице.
Сент опустился на стул, громко изрытая проклятия на нескольких языках. Наверное, Эвелина нарочно прислала сюда эту ведьму, чтобы доказать ему, что у него очень мало союзников и друзей.
Он уже и так это знал. Он понял это, когда ему было всего семь лет. В их фамильное поместье прибыл поверенный, чтобы сообщить ему, что его отец умер в Лондоне и что он теперь стал маркизом де Сент-Обином. Он едва знал старого маркиза, который увлекался азартными играми и вел разгульную жизнь до пятидесяти лет, затем женился и произвел на свет наследника. Выполнив эту задачу, он снова предался разврату и играм, пока подобное поведение не убило его. Сент намеревался построить свою жизнь по примеру этого человека. В этом он видел больше смысла, чем в том болоте лицемерия, которое окружало его, с тех пор как он надел черную траурную курточку и короткие штанишки.
Его мать была так занята организацией грандиозных траурных обедов и так озабочена поисками мужской поддержки среди ее многочисленных новых поклонников, что не возвращалась к Сент-Обину больше полугода. Прислуга в господском доме поместья Сент-Обин-Парк в отсутствие матери заискивала и раболепствовала перед мальчиком, надеясь сохранить за собой место в случае переезда семьи из-за вероятного нового замужества вдовы. Когда его мать и очередной новый папа решили отослать его в школу-интернат, он утешался тем, что избавился от угодничества и потворства.
Однако его наставники и приятели-соученики охотно подхватили новую традицию — исполнять все его прихоти. Для двенадцатилетнего маркиза с неограниченным доходом не существовало никаких правил, и он давно уже понял, что любая его выходка окажется безнаказанной, разве что кроме убийства. Он достиг совершеннолетия еще до того, как его мать умерла, и, как только он начал контролировать ее доходы, она стала столь же льстивой и раболепной, как и все остальные.
Он больше уже не доверял никому. Так продолжалось в течение долгих лет, и постепенно он сам превратился в того, кому никто не захотел бы довериться. Кроме того, он понял, почему кое-кто набивается к нему в компанию. С той репутацией, которую он заслужил, едва ли это делалось ради дружбы. Значит, их привлекал запах власти и денег. Ну и дураки, он уж точно знал, как вести себя с ними.
Чтобы разобраться с Эвелиной, требовалось значительно больше времени и усилий. Она сказала ему, чего хочет: спасти детей, сиротский приют и его самого. Наиболее трудная часть задачки состояла в том, что она, по-видимому, говорила правду. У нее не было скрытых мотивов, как он смог обнаружить, и ничто из того, что он сказал, или сделал, или предложил, судя по всему, не поколебало ее ни на миг. И это было удивительно, в особенности учитывая тот факт, что главным противником всех трех поставленных ею задач был один и тот же человек — он.
Такого создания, как она, просто… не могло существовать. Никто не был таким безупречным; ничьи мотивы не отличались таким благородством. И никто никогда не пытался изменить его. Они сами менялись, стараясь быть такими, как он хотел, чтобы получить от него то, что им нужно. Точка. И никто не сажал его под замок, когда он отказывался потакать им. Они просто оставляли его и докучали кому-нибудь другому.
Сент пнул ногой один из нескольких камней, оставшихся на его стороне камеры. Итак, его не было целую неделю, и никто этого даже не заметил. Его поверенный платил жалованье всему персоналу в его лондонском доме и в многочисленных поместьях, так что никого из слуг не взволновало отсутствие хозяина. Дьявольщина, они, вероятно, даже обрадовались этому, попивая его дорогие французские вина и покуривая его американские сигары.
С мрачным видом, проклиная на чем свет стоит миссис… Нейтам, черт бы ее побрал, он снова встал, сорвал с себя рубашку и швырнул ее в кучу, где уже лежали отвергнутый галстук, сюртук и жилет. Этим утром Молли и Джейн принесли тряпку для мытья и лохань чистой воды. Ему хотелось бы принять ванну, но в данный момент это представлялось маловероятным.
Окунув тряпку в воду, Сент отжал ее над своей головой, и холодная вода заструилась по его волосам и плечам. Верхняя дверь скрипнула, но он не обратил на это внимания. Он, как и всегда, прекрасно знал, что делает. Ему было очень жаль себя. Дневные занятия могут и подождать, пока он кончит мыться и пройдет его скверное настроение.
Он не видел никакого смысла в том, чтобы учить кого бы то ни было этикету, особенно этих сирот. Конечно, это входило в план Эвелины по его перевоспитанию. Ну что ж, он почувствует себя более воспитанным, когда вымоется.
«Звучит не слишком многообещающе». Сент проглотил последний кусок сандвича.
— Сотрудничестве в чем? — неспешно ответил он. Поднос не слишком подходящее оружие, но в случае необходимости им можно будет воспользоваться. Он ухватил непрочный предмет за край. Эви явно нервничала.
— Мне нужно, чтобы вы… встали и просунули правую руку вон в тот наручник.
Сент продолжал смотреть на нее.
— Ну пожалуйста.
Разные мысли приходили ему в голову, но Сент отверг их все как несерьезные и неподходящие.
— Может, я и выгляжу слегка неопрятно, — возмутился он наконец, — но позволь тебя уверить, Эвелина, что я скорее соглашусь сжевать свою собственную подметку, чем позволю тебе приковать меня к стене.
Она побледнела.
— Вы не так меня поняли. Это только на несколько минут, чтобы… чтобы я могла вас побрить.
Ну и ну! Вот это неожиданность. Гнев начал перетекать в нечто более теплое и менее ощутимое, хотя оскорбленная гордость все еще не давала его ярости утихнуть.
— Позволь мне побриться самому.
— Я не могу дать вам бритву, Сент.
— Умная девочка. Все же я не так хорошо воспитан и не позволю тебе тешиться мыслью, что ты сделаешь меня более благообразным, удалив эту чертову щетину.
— Дело совсем не в этом, — настаивала она. — Я пытаюсь выявить ваши лучшие качества. Я полагаю, что легче вести себя как джентльмен, когда выглядишь как джентльмен.
Он сжал руки.
— Но я вовсе не джентльмен.
— Как бы то ни было, — ответила она, — Пожалуйста, соглашайтесь.
— Ладно, — откликнулся Рэндалл, доставая из-за спины пистолет, — делай, что сказала мисс Эви, милорд.
— Гм, — задумчиво пробормотал Сент, отложив в сторону поднос и медленно поднявшись. — Полагаю, что даже дьявол смог бы притвориться джентльменом, если бы на него наставили пистолет.
Похоже, Эвелина ничуть не удивилась. Скорее всего она и снабдила парня оружием. Сент задался вопросом, представляет ли себе Эвелина, сколько законов нарушила в процессе своего маленького эксперимента.
— Это только предосторожность, Сент, — сказала она ласковым голосом. — Пожалуйста, сделайте, как я прошу.
Затаив дыхание, Эви смотрела, как он медленно и осторожно направился к стене. Она заранее знала, что Сент воспротивится дальнейшему ограничению свободы, и для нее было очень важно получить его согласие без необходимости использовать пистолет. К сожалению, Рэндалл не дал ему достаточно времени для раздумий.
Стиснув зубы, маркиз поднял правый наручник, цепью прикованный к стене. Глаза его смотрели холодно и мрачно. Взгляд, посланный им Эви, ясно говорил, что ей придется дорого заплатить за это. Но она и без того зашла слишком далеко, так что еще одна провинность вряд ли имела значение. С глубоким вздохом Сент продел правое запястье в наручник и левой рукой защелкнул замок.
Эви посмотрела на Рэндалла, отметив, как умело и твердо он держит пистолет. Слава Богу, что тот не заряжен. Прерывисто дыша, она прошла на территорию маркиза.
Кисть его правой руки была подвешена к стене на уровне плеча. Но его левая рука все еще оставалась свободной, и он был сильно разъярен, так что у Эви не было твердой уверенности, что пистолет сможет помешать ему. Она могла бы просто бросить всю эту затею — пусть отращивает бороду до колен, — но у нее были серьезные основания. Ей нужно было, чтобы он стал джентльменом, а для этого Сент должен был в своем собственном представлении выглядеть соответствующим образом. Кроме того, даже если бы она сейчас изменила свои намерения, ей все равно понадобилось бы подойти к нему, чтобы освободить правую руку.
— Боишься меня, Эвелина? — прошептал он, словно читая ее мысли.
— Просто остерегаюсь, — ответила она, подходя к нему ближе.
Без сюртука, в рубашке с закатанными рукавами, в грязном помятом галстуке, он каким-то образом казался даже более сильным и мужественным, чем прежде. И это вдруг напомнило Эвелине, что, хотя она много времени провела в его обществе, они уже три дня не соприкасались друг с другом. А ведь последнее время они очень даже соприкасались, он снимал с нее платье и засовывал язык ей в рот.
— У тебя дрожат пальцы, — заметил Сент, опуская левую руку.
— Ну-ка поберегись, маркиз, — предостерег Рэндалл.
— Вы не должны все так усложнять, — сказала Эви, остановившись перед пленником. Задержав дыхание, она протянула руку и сжала пальцами его запястье.
— Нет, должен. — Сент понизил голос, и его шепот был едва слышен. — Я знаю, чего ты хочешь.
Он не сопротивлялся, когда она подняла его руку и защелкнула наручник на левом запястье.
— И чего же я хочу? — спросила она, чувствуя себя увереннее теперь, когда он не был опасен.
Сент криво и мрачно усмехнулся под трехдневной щетиной. . — Быть джентльменом — это не для меня, Эвелина Мария. — Он взглянул на Рэндалла поверх ее плеча. — Скажи ему, чтобы ушел. Теперь он тебе больше не нужен.
Будь у нее хоть крупица здравого смысла, она бы этого не сделала. Но в присутствии Рэндалла Сент-Обин ни за что не стал бы говорить с ней о чем-то серьезном или важном. И кроме того, где-то в темной глубине своей души она сознавала, что все это было лишь предлогом, чтобы снова прикоснуться к Сент-Обину. И ей тоже не хотелось, чтобы при этом присутствовал Рэндалл.
Она обернулась.
— Рэндалл, спрячь пистолет в подвале, чтобы никто из детей не смог его найти. Сейчас у тебя по расписанию урок чтения с миссис Обри, верно?
Мальчик встряхнул своими прямыми светлыми волосами.
— Ага. Только не отпускайте его, пока меня не будет.
— Конечно. Сможешь вернуться через полчаса?
— Вы уверены, что хотите этого?
— Да. Это необходимо.
— Как скажете, капитан. Но лучше бы ему поскорее согласиться.
— Так и будет.
Паренек вышел, закрыв за собой дверь.
— Будь с ним осторожней, — сказал Сент, понизив голос и продолжая смотреть на дверь, словно прислушиваясь к чему-то.
— С Рэндаллом?
Он перевел взгляд на нее.
— Если ты откажешься поступать, как ему нравится, ничто не помешает ему запереть и тебя здесь, вместе со мной.
Она взглянула на него снизу вверх, и легкая тревожная дрожь пронзила ее.
— Вы беспокоитесь обо мне?
— Я думаю, что ты вляпалась в гораздо большие неприятности, чем себе представляешь. И еще думаю, что любой промах с твоей стороны может стоить мне жизни.
«Значит, он все еще думает только о себе».
— Вы угрожали отобрать у него дом. Как, по-вашему, он должен был реагировать? Как должен был реагировать любой из них?
Он нахмурился:
— Ты меня не убедила. И сейчас ты очень мне дорога, Эвелина. — Сент побренчал цепями, державшими его руки. — Так что береги себя. Я не собираюсь окончить свои дни, превращаясь в скелет в подвале сиротского приюта.
— Этого не случится.
Просто смехотворно! Даже в потоке корыстных рассуждений, стоило ему сказать, что она дорога ему, как сердце ее учащенно забилось. Это все потому, что ему больше ни до кого нет дела и когда он проявляет участие, даже мимоходом, это действует как удар молнии.
— Эвелина?
Она вздрогнула, ее взгляд вновь метнулся к загадочным зеленым глазам. Если он и знал, о чем она думает, то не подавал вида. Как бы то ни было, Эви покраснела. Никто не умел так вгонять ее в краску, как он. Возможно потому, что ни от кого больше ей не приходилось слышать таких непристойных, шокирующих вещей, пробуждающих мысли, которым не было места в ее правильной благополучной жизни.
— Прошу прощения. Я думала над вашим предупреждением. Приму его к сведению.
— Прекрасно.
— А теперь, полагаю, вам нужно побриться.
— По правде говоря, — ответил он, и выражение его глаз немного смягчилось, — лицо у меня чертовски чешется.
Эви предпочла бы, чтобы он продолжал гневаться. Порочный и обаятельный маркиз де Сент-Обин вносил в жизнь слишком много непривычных ощущений.
Еще раз вздохнув, она отошла, чтобы принести маленький столик. К счастью, ей удалось уйти из дома до того, как Виктор поднялся и обнаружил пропажу своих вещей. Без сомнения, ей придется долго слушать про эту кражу, когда она вернется домой. И затем весь вечер у лорда и леди Гладстон.
— О, черт, — пробормотала она, взбивая мыльную пену.
— Я предлагал сделать это сам.
С легкой гримасой Эви окунула помазок в мыло.
— Это я не вам. Я по поводу званого обеда.
— Расскажи мне, в чем дело.
Она остановилась, не донеся помазок до его подбородка.
— Зачем вам это знать?
— А почему бы нет? Разве у меня есть чем заняться, кроме как слушать твои искрометные истории?
— Так, пустое. Мы с братом приглашены на обед к лорду и леди Гладстон.
Выражение его лица не изменилось, хотя всем было известно, что он и графиня — любовники.
— Мне не стоит рассчитывать, что ты передашь от меня привет Фатиме?
— Нет, конечно. — Эви принялась намыливать подбородок Сента, но, неосторожно махнув кисточкой, забрызгала пеной его лицо, шею и измятый галстук. — Извините.
— Не извиняйся. Скажи лучше, почему тебе не нравится милая Фатима.
— Гм. Лучше вы скажите, почему она вам нравится.
— Восхитительные мягкие груди, длинные стройные ноги и постоянная готовность к…
— Замолчите! — потребовала она. — Она все-таки чужая жена!
Он пожал плечами. Цепи звякнули, ударившись о грубую каменную стену.
— Я отношусь к ее брачным обетам столь же серьезно, как и она сама. Как и все остальные. Ты не можешь быть так наивна.
— Я не считаю мое мнение наивным. Я предпочитаю думать, что это благородно.
Сент коротко и сухо рассмеялся:
— Ты необыкновенная, Эвелина. Вынужден отдать тебе должное. Нуты собираешься меня брить или так и будешь пачкать пеной?
— Вы ужасный человек.
Эви опустила руку и просто смотрела на него. Как она может испытывать такое… влечение к этому мужчине?
— Я никогда не отрицал, что я ужасный. Не моя вина, что ты видишь меня не таким, какой я есть, дорогая.
Некоторое время она молча размышляла.
— Я предпочитаю думать, что под вашим цинизмом и щетиной я вижу вас таким, каким вы можете стать. — Она медленно подняла помазок и провела им по его щеке. — И я намерена обнаружить этого человека.
— Боюсь, он умер много лет назад. И никто, включая меня, не оплакивал его кончину.
— Помолчите. Я стараюсь сделать все правильно.
Снова обмакнув помазок в мыльную пену, она намылила другую щеку. Ей нравилось прикасаться к нему, когда он не мог помешать этому, когда их соприкосновение полностью зависело от нее.
— Ты уже решила, как долго будет продолжаться мое наказание? — спросил он, когда она отставила в сторону тазик и взяла бритву.
— Я предпочитаю рассматривать это как ваше принудительное обучение.
— Если бы мы поменялись местами, я бы придумал различные способы обучения, — сказал он с легкой улыбкой. — Я в твоей власти, Эвелина. Неужели ты не смогла придумать ничего более дикого и порочного, чем бритье?
Его низкий чувственный протяжный говор привел ее в трепет. С дрожащими руками она отступила на мгновение, чтобы овладеть собой.
— Ведите себя прилично, — строго сказала она.
Сент перевел взгляд с ее лица на бритву.
— По крайней мере поцелуй меня на прощание, прежде чем перережешь мне глотку.
— Ш-ш-ш.
Прижав пальцы свободной руки к его подбородку, чтобы удержать его на месте, она медленно и осторожно провела острым лезвием бритвы вдоль щеки.
— Было бы легче, если бы вы не были таким высоким, — пожаловалась она со вздохом.
— Воспользуйся скамеечкой, — предложил он, указав на сиденье в дальнем углу камеры, снова загремев при этом цепями.
Внезапно он оказался необыкновенно услужливым, и когда она притащила скамейку и встала на нее, то поняла почему. Их лица оказались на одном уровне, всего в нескольких дюймах друг от друга.
— Я…
Наклонившись вперед, Сент впился в ее губы крепким мыльным поцелуем.
Этот поцелуй пронзил Эвелину до самых кончиков пальцев ног. Ей всего лишь надо было отодвинуться назад на несколько дюймов, и он больше уже не смог бы ее достать. Сознание этого наполнило девушку чувством— собственного могущества, но тут его твердые, требовательные губы оставили ее почти бездыханной и пробудили желания, о которых она не осмелилась бы сказать вслух.
Эви страстно ответила на его поцелуй, погрузив руку в темные взлохмаченные волосы и отважно пробежавшись языком по его зубам. Сент застонал, и горячая дрожь прошла вдоль ее позвоночника, вызвав жар между бедер.
О, он был прав! Было много всего, чем она предпочла бы заняться с ним, вместо того чтобы брить. Эви снова поцеловала Сента, горячо и страстно. Цепи на его руках зазвенели, когда он натянул их, пытаясь обнять ее. Он принадлежал ей, и она могла делать с ним все, что ей нравится. Все, что захочет.
— Довольно, — прошептала она, больше себе, чем ему.
— Почему, Эвелина? — прошептал он в ответ, соблазнительный, как дьявол. — Прикоснись ко мне. Положи на меня свои руки.
Ей так хотелось это сделать, что она ощутила почти физическую боль, когда отступила назад и сошла со скамейки на пол.
— Нет.
Он хмуро посмотрел на нее. Его лицо было намылено и одна щека выбрита.
— Ты хочешь меня так же сильно, как и я тебя. Иди сюда. Эвелина потрясла головой, пытаясь очистить мозг от теплого дурманящего тумана, вызванного его присутствием.
— Речь идет не о том, чего хотим вы или я, а о том, что лучше для этих детей.
— Не обольщайся, — возразил он, неожиданно рванувшись к ней. Цепи натянулись, и он сразу отступил назад к стене. — Ты действительно думала, что бритье могло бы превратить меня в твой вариант героя? Ты хотела прикоснуться ко мне. Тебе и сейчас этого хочется, тебя всю трясет.
— Ничего подобного. — Она спрятала руки за спину.
— Отпусти меня, Эвелина. Забудь эти глупости, и я отвезу тебя куда-нибудь на атласные простыни, усыпанные лепестками роз. — Он еще больше понизил голос, до того мягкого чувственного тона, который заставлял бешено колотиться ее сердце. — Я хочу овладеть тобой, Эвелина, и ты тоже этого хочешь.
— Вы обманываете себя, — возразила она, прохаживаясь до двери и обратно. — Да, вы очень привлекательны и, я уверена, весьма… искусны в обольщении.
О, он умел вывести из себя, и даже более того, потому что его слова вызвали в ее воображении картины, которые соблазняли и возбуждали.
— Все же вам лучше помнить, что вас не приковали бы цепью к стене, если бы ваши лучшие качества взяли верх над плохими.
Он вопросительно поднял бровь.
— И что?
— И поэтому вам нужно перестать соблазнять меня и начать слушать, что я говорю.
Она отодвинула скамейку примерно на полфута назад и снова взобралась на нее.
— Теперь стойте спокойно.
— Пока ты держишь лезвие у моей глотки, дорогая, я сделаю все, что ты просишь. Но я здесь не потому, что хочу, чтобы меня в чем-то убедили. Я здесь из-за того, что ты обманула меня и заперла. Это твоя проблема. И я не собираюсь задерживаться здесь надолго, так что давай работай!
По крайней мере он ее достаточно разозлил, чтобы она больше уже не думала о его поцелуях. Сент не был трусом, раз изводил ее, когда она держала бритву в руке. Тем не менее, если она ждала от него благовоспитанности, она должна подавать ему пример.
Эви глубоко вздохнула:
— Я не сомневаюсь, принимая во внимание ваше… обостренное чувство самосохранения, что вы предпримете попытку бежать. — Она провела бритвой вдоль его другой щеки, стараясь не замечать острых зеленых глаз, следивших за каждым ее движением. — По той же самой причине я считаю также, что вы прислушаетесь к аргументам, которые я вам представлю.
Медлительная насмешливая улыбка искривила его губы.
— Прежде чем начнешь представлять свои аргументы, сотри мыльную пену с подбородка, Эвелина Мария.
Глава 14
Любовь безумье страсти в нем зажгла, -
Так дуб стрела сжигает громовая.
Он ею был испепелен дотла,
Он не умел любить, не погибая.
Байрон. Паломничество Чайлд Гарольда.
Песнь III[13]
Сент очень надеялся, что его конь не остался без присмотра. Эвелина сказала, что они укрыли Кассиуса в старых конюшнях при казарме, что было весьма разумно. Независимо от того, заметили бы или нет отсутствие маркиза, породистый гнедой жеребец арабских кровей, оставленный на неделю на привязи возле приюта «Заря надежды», непременно привлек бы к себе внимание. Кормление коня — это совсем другое дело, но, учитывая ревностное отношение Эви к детям, Сент решил, что она не оставит бедное животное погибать с голоду.
Проклятая чертова неделя. Эвелина даже принесла ему вчера номер «Лондон тайме», просто чтобы доказать, что никто за это время не обеспокоился его отсутствием. Весь последний час Сент расхаживал взад и вперед по камере, насколько позволяла длина цепи. Едва ли стоило так перетруждать ноги, но ему необходимо было хоть что-то делать для тренировки.
Он продолжал играть по ее правилам; выучил имена детей, когда обучал их грамоте. По крайней мере это помогало коротать время. Он знал, чего Добивалась Эвелина: чтобы в нем пробудилась совесть и он воспылал любовью к маленьким паршивцам. Упрямая, надменная часть его натуры отказывалась следовать этому сценарию, даже и с целью обмануть девушку. Правда, некоторые из сирот оказались более смышлеными, чем он ожидал, а кое-кто из них действительно отличался незаурядным умом. И конечно же, заниматься с ними было куда приятнее, чем бродить в одиночестве по своей темнице.
Его беспокоили двое или трое самых старших подростков, и не столько из-за полных ненависти взглядов в его сторону, сколько из-за того, что они, очевидно, воспринимали распоряжения Эвелины как игру. Он знал, что некоторые из них были членами местной воровской шайки и без его вмешательства вполне могли бы хранить в приюте краденые вещи и даже укрывать своих старших приятелей. Если Эвелина с ее обостренным чувством справедливости и чести встанет на пути одного из них, ей ни за что не спастись.
Совет попечителей должен собраться завтра. Он понятия не имел, что они могут придумать в его отсутствие, чтобы урезать в свою пользу ежемесячные расходы сиротского приюта. Если, конечно, им еще неизвестно, что он собирается освободить пресловутый приют от их опеки и лишить их возможности пополнять за его счет свои кошельки. Еще больше его расстраивало то, что он не знал, кто из попечителей вместо него будет помогать Эвелине в ее просветительской деятельности. Они постараются быть — о! — услужливыми, будут так восхвалять ее ум, хотя на самом деле считают ее всего лишь смазливой дурочкой с куриными мозгами.
Дверь с грохотом отворилась, и он в тревоге остановился. В этот ранний час не было слышно, чтобы наверху отворялась дверь в подвал. Проклятая Эвелина выбивала его из равновесия, даже не имея такого намерения.
— Что такое? — послышался женский голос, и голова экономки показалась из-за двери. — Храните нас, святые угодники!.. — задохнулась она, увидев маркиза.
Слава Богу!
— Эй вы, — потребовал он, выдвинувшись на всю длину цепи. — Сейчас же принесите мне топор или пилу.
Ключ от кандалов был все еще у Эвелины, и Сенту нужно было выбраться до того, как кто-нибудь из детей поймет, что происходит, и сможет предупредить ее. Или того, кому она отдала этот проклятый пистолет.
— Что вы тут делаете, милорд? — спросила женщина, оглядывая убогую темницу, матрас и книги, сложенные стопкой у стены.
— Меня захватили в плен, — огрызнулся он. «Превосходно. Спасен проклятой дурой». — У меня нет ключа от кандалов, поэтому мне нужен топор. Пожалуйста, поторопитесь.
— А я все не могла понять, что это дети постоянно бегают сюда. Думала, может, они приютили бездомную собаку или что-нибудь в этом роде. Господи помилуй, оказывается, они захватили лорда!
— Ради всего святого, миссис… Экономка, принесите…
— Нейтам, милорд, — перебила она. — Нейтам. Уже четыре года миссис Нейтам. Я слышала, ребятишки шептались, что вы собираетесь продать это место. Тогда я осталась бы без работы.
— Мы можем обсудить ваше трудоустройство позднее. Вы получите вознаграждение, освободив меня. Принесите мне…
— Хм. Думаю, мне лучше обсудить это с мисс Раддик. Она уже пришла, если не ошибаюсь. Последние несколько дней стало значительно легче там, наверху. И к тому же она мне повысила жалованье. Милая леди мисс Раддик.
— Да, она изумительна. Ну так…
— Всего хорошего, милорд. — Женщина отступила назад и захлопнула дверь. Через секунду ключ повернулся в замке, и маркиз, сыпля ругательствами, слышал, как она хрипло посмеивается, поднимаясь по лестнице.
Сент опустился на стул, громко изрытая проклятия на нескольких языках. Наверное, Эвелина нарочно прислала сюда эту ведьму, чтобы доказать ему, что у него очень мало союзников и друзей.
Он уже и так это знал. Он понял это, когда ему было всего семь лет. В их фамильное поместье прибыл поверенный, чтобы сообщить ему, что его отец умер в Лондоне и что он теперь стал маркизом де Сент-Обином. Он едва знал старого маркиза, который увлекался азартными играми и вел разгульную жизнь до пятидесяти лет, затем женился и произвел на свет наследника. Выполнив эту задачу, он снова предался разврату и играм, пока подобное поведение не убило его. Сент намеревался построить свою жизнь по примеру этого человека. В этом он видел больше смысла, чем в том болоте лицемерия, которое окружало его, с тех пор как он надел черную траурную курточку и короткие штанишки.
Его мать была так занята организацией грандиозных траурных обедов и так озабочена поисками мужской поддержки среди ее многочисленных новых поклонников, что не возвращалась к Сент-Обину больше полугода. Прислуга в господском доме поместья Сент-Обин-Парк в отсутствие матери заискивала и раболепствовала перед мальчиком, надеясь сохранить за собой место в случае переезда семьи из-за вероятного нового замужества вдовы. Когда его мать и очередной новый папа решили отослать его в школу-интернат, он утешался тем, что избавился от угодничества и потворства.
Однако его наставники и приятели-соученики охотно подхватили новую традицию — исполнять все его прихоти. Для двенадцатилетнего маркиза с неограниченным доходом не существовало никаких правил, и он давно уже понял, что любая его выходка окажется безнаказанной, разве что кроме убийства. Он достиг совершеннолетия еще до того, как его мать умерла, и, как только он начал контролировать ее доходы, она стала столь же льстивой и раболепной, как и все остальные.
Он больше уже не доверял никому. Так продолжалось в течение долгих лет, и постепенно он сам превратился в того, кому никто не захотел бы довериться. Кроме того, он понял, почему кое-кто набивается к нему в компанию. С той репутацией, которую он заслужил, едва ли это делалось ради дружбы. Значит, их привлекал запах власти и денег. Ну и дураки, он уж точно знал, как вести себя с ними.
Чтобы разобраться с Эвелиной, требовалось значительно больше времени и усилий. Она сказала ему, чего хочет: спасти детей, сиротский приют и его самого. Наиболее трудная часть задачки состояла в том, что она, по-видимому, говорила правду. У нее не было скрытых мотивов, как он смог обнаружить, и ничто из того, что он сказал, или сделал, или предложил, судя по всему, не поколебало ее ни на миг. И это было удивительно, в особенности учитывая тот факт, что главным противником всех трех поставленных ею задач был один и тот же человек — он.
Такого создания, как она, просто… не могло существовать. Никто не был таким безупречным; ничьи мотивы не отличались таким благородством. И никто никогда не пытался изменить его. Они сами менялись, стараясь быть такими, как он хотел, чтобы получить от него то, что им нужно. Точка. И никто не сажал его под замок, когда он отказывался потакать им. Они просто оставляли его и докучали кому-нибудь другому.
Сент пнул ногой один из нескольких камней, оставшихся на его стороне камеры. Итак, его не было целую неделю, и никто этого даже не заметил. Его поверенный платил жалованье всему персоналу в его лондонском доме и в многочисленных поместьях, так что никого из слуг не взволновало отсутствие хозяина. Дьявольщина, они, вероятно, даже обрадовались этому, попивая его дорогие французские вина и покуривая его американские сигары.
С мрачным видом, проклиная на чем свет стоит миссис… Нейтам, черт бы ее побрал, он снова встал, сорвал с себя рубашку и швырнул ее в кучу, где уже лежали отвергнутый галстук, сюртук и жилет. Этим утром Молли и Джейн принесли тряпку для мытья и лохань чистой воды. Ему хотелось бы принять ванну, но в данный момент это представлялось маловероятным.
Окунув тряпку в воду, Сент отжал ее над своей головой, и холодная вода заструилась по его волосам и плечам. Верхняя дверь скрипнула, но он не обратил на это внимания. Он, как и всегда, прекрасно знал, что делает. Ему было очень жаль себя. Дневные занятия могут и подождать, пока он кончит мыться и пройдет его скверное настроение.
Он не видел никакого смысла в том, чтобы учить кого бы то ни было этикету, особенно этих сирот. Конечно, это входило в план Эвелины по его перевоспитанию. Ну что ж, он почувствует себя более воспитанным, когда вымоется.