После сорока минут непринужденной болтовни – от бальных платьев до Леонардо да Винчи – Молли вдруг громко всхрапнула и свалилась с каменной скамьи.
   – Молли? – позвала Кэролайн.
   – О! Да, мисс Уитфелд. Я, наверное, на минуту заснула. Простите меня.
   – Ничего страшного. – Кэролайн решила не ругать Молли, а то она больше не будет спать или Барлинг заменит ее на более бдительную служанку. – Принеси, пожалуйста, мне и лорду Закери по стакану лимонада, а себе – что-нибудь перекусить.
   – Да, мисс Уитфелд.
   Кэролайн, набрав на кисть краски телесного цвета, легким мазком обозначила мочку уха Закери, которая была видна из-под его темных волос. Но когда она опять на него посмотрела, она чуть было не выронила кисть.
   – Что вы делаете? Вернитесь на место! Он и не думал ее слушаться.
   – Я решил воспользоваться отсутствием вашей внимательной служанки, чтобы поцеловать художницу.
   – Я же сказала, что мне нужно закончить ваше лицо сегодня, – возразила она.
   Он обошел ее.
   – Я выгляжу великолепно. А это что?
   – Это рот.
   – Мой рот выглядит совсем по-другому.
   – В данный момент я его не вижу, так что придется подождать.
   Его критика не имела к ней никакого отношения. Она еще не дошла до рта – он был лишь обозначен карандашом и полоской розовато-коричневой краски.
   Легким прикосновением пальцев он отвел с ее шеи прядь волос, и она замерла. А когда на месте пальцев оказались его теплые губы, она выронила кисть.
   – Зак…
   – Ш-ш. Я демонстрирую свои губы, чтобы вы поняли, как нужно писать мой рот, – пробормотал он, не прекращая целовать.
   Если бы она это понимала, она бы уже была голой. А пока… Ловкие пальцы уже стягивали платье вниз по одному плечу, а губы следовали за ними.
   Кэролайн начала понимать, почему поэты сравнивают сексуальный экстаз со смертью. Если он только своими губами, ласкающими ее шею и плечи, может заставить почувствовать такое – это может убить ее.
   – Не надо, пожалуйста. Его лоб уперся ей в плечо.
   – Извините. Этот пень вызвал во мне какие-то фантазии.
   Она фыркнула и воспользовалась моментом, чтобы немного восстановить равновесие.
   – Я надеюсь, что вы считаете меня немного лучше, чем гнилое дерево.
   Он рассмеялся:
   – Господи, Кэролайн. Девственницам не положено говорить такие вещи.
   – Разве? А почему?
   – Потому что вы можете напугать нас, практичных мужчин. – Поцеловав в последний раз ее в плечо, он вернул платье на место. – А мне будет позволено посидеть на моей колонне, чтобы выпить лимонад?
   На дорожке показалась Молли. Так вот почему он опомнился. Надо запомнить, что у него очень тонкий слух.
   – Конечно. И я сяду рядом.
   – Отлично. Я предпочитаю закусывать кислое конфеткой.
   Она хотела было возразить, но Молли уже подошла к ним и подала обоим по стакану лимонада.
   – Вы не выбились из графика из-за того, что я вас отвлек? – уже более серьезно спросил он.
   Она поняла, что научилась угадывать его настроение по еле заметным изменениям в выражении лица.
   – Нет. Если Богу будет угодно, картина прибудет в Вену вовремя.
   – Должен сказать вам, что вчера вечером я послал записку своему брату Шею и попросил, чтобы его яхта в Дувре была готова срочно переправить груз через пролив.
   На минуту она просто онемела. Он уже предлагал свою помощь в пересылке портрета, но она не знала, что он предпринял какие-то шаги. И он сделал это до того, как она – как они – начали этот новый флирт.
   – Спасибо.
   – Не стоит благодарности.
   Господи, как ей хотелось поцеловать его теплые чувственные губы! Но Молли шумно поглощала еду на своей скамье, так что физический контакт был невозможен. Это означало бы гибель репутации, принудительное замужество и никаких уроков живописи в Вене. По его глазам она поняла, что он пришел к такому же заключению, хотя не смогла разгадать, чем вызвана мимолетная тень, пробежавшая по его лицу.
   – Я сказала что-то не так? – спросила она тихо, чтобы Молли не могла услышать.
   – Нет. Моя птичка улетела.
   – Если вы выдержите еще час, – отпивая лимонад, сказала она, – я смогу написать серые тона ваших брюк и жилета вечером при свечах. Я попрошу вас надеть все то же самое завтра, чтобы я смогла прописать тени.
   – У моего камердинера может случиться удар, но я как-нибудь с этим справлюсь.
   Она улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ, и в его глазах вспыхнул теплый свет. Она опустила глаза, откашлялась и стала пить лимонад. Если бы она знала, что привлечет его внимание и даже вызовет интерес, откровенно высказав ему все, что о нем думает, практически оскорбив его, она никогда даже рот не раскрыла бы.
   Кэролайн глянула на Закери исподтишка. Он допил лимонад, но одна капля стекла у него по подбородку. Он вытер ее тыльной стороной ладони. На какую-то секунду ей захотелось эту каплю слизнуть. Но она удержалась. Не все сразу. Сначала портрет, потом интимный момент с Закери, а потом – Вена.
   Проблема была в том, что Вена на другом конце света, а Закери Гриффин рядом, и он, казалось, не мог удержаться, чтобы не целовать ее. А она и не хотела вовсе, чтобы он воздерживался.
   Но два дня она сможет подождать.

Глава 15

   Закери мог уподобить себя Трое, на которую напали легионы греков. Не успел он проглотить последний кусок жареной свинины, как атака началась.
   – Лорд Закери, вы будете мне позировать?
   – Закери, я хочу нарисовать вас в образе Адониса.
   – Сыграйте с нами в шарады, лорд Закери. Натянуто улыбаясь, Закери вышел из-за стола.
   – Сначала мне надо переговорить с мистером Уитфелдом, а потом я присоединюсь к вам в гостиной для нашей игры.
   – Я пойду за альбомом для эскизов, – вскочила Сьюзен.
   Немедленно за ней побежали все остальные, за исключением его тети, которая лишь покачала головой и проводила девиц насмешливым взглядом. Миссис Уитфелд была так погружена в подсчет приглашений на свой бал, что пропустила половину разговоров за столом. А Кэролайн выглядела счастливее, чем обычно.
   Верно, потому, что ее мечта была близка к осуществлению. И он был доволен, что сделал это возможным. Если бы он тогда, разозлившись, уехал, то никогда бы этого себе не простил.
   – Пойдемте ко мне в кабинет, мой мальчик, – сказал Эдмунд.
   Когда они остались одни, Закери начал:
   – Я тут подумал…
   – О чем?
   – О Димидиус.
   – О моей корове?
   – Я разговаривал с Кэролайн, и она сказала, что вам было трудно приобрести достаточное число животных, подходящих для того, чтобы начать программу улучшения породы.
   Выражение лица Эдмунда стало жестким.
   – Я только рассказал вам, что я сделал, чтобы убедить вас вернуться и помочь Кэролайн. Я не нуждаюсь в благотворительности, милорд.
   – А я ее и не предлагаю. Я предлагаю партнерство. Мистер Уитфелд явно сконфузился.
   – Объясните, пожалуйста.
   – С удовольствием. У вас есть корова, которая дает в два раза больше молока, чем обычная корова. У меня есть деньги и ресурсы, чтобы вы могли развернуть вашу программу и вывести целое стадо таких коров.
   – И что будете иметь с этого вы? В этом-то и была загвоздка.
   – Поскольку Мельбурн является главой семьи, мне придется написать ему о деталях и просить его одобрения, но я думаю, что в любом случае будет справедливо получить часть прибыли.
   – От продажи молока?
   – От продажи молока, качественных сливок, масла и скота. Если вы повторите свой успех с Димидиус, в Англии не останется фермера, который не заинтересуется улучшением собственного стада. Мы сможем продавать коров или племенных бычков, и фермерам не придется терять годы на выведение породы, потому что мы уже сделали это за них.
   – Это не краткосрочная программа, мой мальчик.
   – Знаю.
   – Значит, вы отказались от мысли пойти в армию?
   – Если честно, кое-кто заставил меня пересмотреть решение отдать свою жизнь ради славы, а может быть, и смерти. Я немного разбираюсь в разведении лошадей. Это захватывает, но это хобби каждого джентльмена. А у вашего проекта гораздо больший потенциал, чем просто вырастить победителя для дерби. И если совсем честно, мне надоело быть дилетантом.
   – А что, если герцог не согласится?
   – У меня есть собственные деньги. Конечно, без его денег и поддержки процесс будет медленнее, но у меня есть знакомые со связями. Если Мельбурн откажется понять, что дело прибыльное, это не значит, что и другие отнесутся к нему так же.
   – Вы пойдете в обход своего брата?
   – Ему я предложу первому. После этого, что касается меня – «пусть победит лучшая корова».
   Эдмунд кивнул.
   – Я уже много лет хотел этим заняться. Вот почему я в первую очередь вывел Димидиус. Но при моих возможностях я в лучшем случае получил бы полдюжины коров и смог бы продавать излишки молока на местном рынке. – Он протянул руку. – Считайте, что сделка состоялась. И вы получили партнера.
   Закери пожал руку Эдмунда.
   – Я сегодня же напишу брату. Вы не пожалеете, сэр.
   – Папа, не задерживай лорда Закери, – услышали они голос Джоанны за дверью. – Не лишай нас его общества.
   Уитфелд улыбнулся:
   – Я-то не пожалею, а вот вы…
   Закери нужно было сделать еще одну вещь. Предстояло кое-что исправить, прежде чем он окончательно свяжет свою жизнь с этим серьезным бизнесом. Он оставил Эдмунда, который тут же принялся подсчитывать доходы от их будущего предприятия, а Закери отправился с Джоанной и Джулией обратно в гостиную.
   Там уже были все, включая Кэролайн. Это его удивило. Она же сказала, что собирается работать весь вечер, но теперь он не сомневался – что бы ни случилось, портрет будет закончен в срок.
   Тетя Тремейн и миссис Уитфелд секретничали, сидя в уголке, и Закери был уверен, что они не станут вмешиваться. Его встретили шумными возгласами и требованиями объяснений, но он поднял руку, призывая к тишине: – Прошу вашего внимания. Все умолкли и выжидательно на него посмотрели.
   – Благодарю. Прежде всего прошу прощения за свои промахи, которые я допустил во время бала в Троубридже.
   – Нет-нет, лорд Закери, – неожиданно отреагировала миссис Уитфелд и приложила руку к сердцу. – Вы были так добры. Вы танцевали со всеми моими малютками.
   Закери хотелось бы, чтобы мать семейства снова занялась подсчетом приглашений, но, видимо, его желанию не суждено было сбыться.
   – Спасибо, миссис Уитфелд, но я дал вашим дочерям негодные или, во всяком случае, неполные советы, и мне хочется это исправить.
   – Да, вы всем нам посоветовали обхаживать Мартина Уильямса, – сказала Энн.
   – Я не понял, то есть я был недостаточно внимателен, чтобы понять, что вы все решили выбрать одного и того же мужчину.
   – А я все еще выбираю вас, лорд Закери, – зардевшись, заявила Грейс.
   – И это мне хотелось бы прояснить. Я здесь не для того, чтобы жениться или вводить кого-либо в заблуждение.
   – Но…
   – Погоди, Вайолет, – упрекнула Энн, – пусть лорд Закери закончит фразу.
   Закери бросил на Энн благодарный взгляд. Своего слова еще не сказала Кэролайн, да он этого и не ожидал. Этот вопрос ее не интересовал.
   – Но что бы мне, однако, хотелось сделать, так это помочь вам немного разобраться в мужчинах, а может, и научить, как подъехать к мужчине, который вас интересует.
   Миссис Уитфелд издала какой-то неопределенный звук.
   – Знаешь, Салли, – сказала тетя Тремейн, вставая, – ты обещала мне показать вышивку, которую заканчиваешь. Давай оставим молодых с их делами…
   – Я…
   – Пойдем, – настаивала леди Глэдис. – К тому же мне необходимо немного походить.
   – О! Хорошо. Если ты считаешь, что без нас они все сделают правильно…
   – Мой племянник – истинный джентльмен. – Проходя мимо Закери, она слегка стукнула его по спине своей тростью и прошептала: – Веди себя прилично.
   Он поцеловал ее в щеку и так же тихо ответил:
   – Не сомневайся.
   Когда обе леди вышли, Закери продолжил свой инструктаж.
   – Во-первых, совершенно очевидно, что вы не можете все получить одного и того же мужчину.
   – Но как решить, кто из нас получит какого мужчину? – спросила Джулия. – Я не считаю, что это должно быть по возрасту, потому что это несправедливо.
   – На самом деле, согласно традиции, это справедливо, – возразил он. – Но это не мое решение, а ваше.
   – А разве джентльмену в таком случае не позволено иметь свое мнение? – неожиданно спросила Кэролайн.
   – Хороший вопрос. Но давайте все по порядку. Сначала я расскажу вам, какие три вопроса джентльмен хотел бы от вас услышать.
   – Их три? – удивленно спросила Кэролайн. Несмотря на то что каждая его клеточка, казалось, была настроена на ее присутствие, он подумал, что лучше бы уж она пошла в мастерскую заканчивать портрет.
   – Их больше. Но эти три самые простые и скорее всего привлекут внимание мужчины. А дальше выбирайте сами.
   – Какие же три? – был нетерпеливый вопрос Вайолет.
   – Прежде всего надо спросить, не хочет ли он присоединиться к вам, чтобы немного подкрепиться. Не важно – съесть что-либо или выпить. Но мой опыт подсказывает, что все джентльмены любят поесть.
   – А если мы не на приеме? – поинтересовалась Грейс. – Вдруг мы встретились в магазине?
   Значит, по крайней мере одна из них все еще думает о Мартине Уильямсе.
   – Тогда воспользуйтесь вторым вопросом. Скажите, что у него задумчивый вид, и попросите рассказать, о чем он думает, потому что вам это очень интересно. – Он глянул на Кэролайн и, увидев, что она намерена задать вопрос, поспешил продолжить: – Подтекст такой: вы считаете джентльмена интеллектуалом и его мнение для вас важно. Это ему польстит, можете мне поверить.
   Похоже, что даже на Энн его инструктаж произвел впечатление. Хорошо. Вообще-то все они были очень приятными девушками, даже если некоторые из них были немного легкомысленными, но не их вина, что каждой приходится соревноваться с шестью – пятью – другими сестрами. А учитывая, что у их мамаши были свои представления о тонкостях поведения в свете и тот факт, что они никогда не были в Лондоне и не кончали пансион для благородных девиц, кто-то же должен был их вразумить.
   – А третий вопрос?
   Он смотрел на их милые заинтересованные личики. Да простят ему все мужчины Англии – или по крайней мере Уилтшира – за то, что он на них обрушит.
   – Это тоже связано с едой.
   – Почему это меня не удивляет? – пробормотала Кэролайн.
   – Помолчи, Каро. Может, тебе и все равно, а нам – нет.
   – Прости, Джоанна. Пожалуйста, продолжайте, лорд Закери.
   – Скажите, что, глядя на него, вы вспоминаете ваш любимый пирог с персиками, или пудинг, или печенье. А потом спросите, не хочет ли он это попробовать, когда в следующий раз пойдет на рыбалку.
   – На рыбалку? Нам надо идти с ним на рыбалку?
   – Нет, вы предлагаете приготовить для него это кушанье, когда он пойдет на рыбалку. А потом, независимо от того, согласится он или нет, на рыбалке или когда он будет о ней думать, он будет вспоминать о вас и о ваших сладостях. Если у выбранного вами джентльмена другое хобби – например, охота или еще что-либо – замените этим рыбалку.
   – Надо же! – восхитилась Сьюзен.
   – Однако я бы предложил, чтобы вы написали имена джентльменов, которых вы считаете приемлемыми, на отдельных листочках, а потом разыграли их, как в лотерее. Вы, конечно, можете меняться выигрышами, если вы считаете, что более совместимы с другим джентльменом, но поскольку вы сестры, то напоминаю вам, что, если вы будете преследовать одного и того же мужчину, либо он откажется от всех вас, либо одна из вас причинит боль остальным.
   – Грейс, сходи и принеси бумаги. Мы прямо сейчас распишем всех возможных претендентов по билетам, – сказала Энн.
   Кэролайн встала.
   – По-моему, это сигнал, чтобы я ушла. Мне все равно надо работать.
   – А мне надо написать несколько писем, – сказал Закери, тоже вставая. – Леди? Увидимся завтра утром.
   – Спокойной ночи, Закери, – хором ответили девушки.
   Кэролайн покинула гостиную первой.
   – Все было очень интересно, – бросила она через плечо, подойдя к лестнице.
   – Я пытаюсь помочь.
   – Я думаю, вы помогли. Это было гораздо лучше, чем совет устроить на балу облаву на бедного Мартина Уильямса.
   – Я им этого не советовал. Я только сказал, чтобы на меня они не рассчитывали, а нашли кого-нибудь, кто бы их оценил по достоинству. – Он стал подниматься за ней по лестнице, стараясь немного отстать, чтобы полюбоваться покачиванием ее бедер. Два дня. Сможет ли он продержаться?
   – Вы хотели от них отделаться.
   – Нет, я попытался избежать противостояния между вашими сестрами. Честно говоря, мне следовало бы быть более осторожным в выборе слов. Я думал, что делаю благое дело и никому не причиню неудобств.
   – А я причиняю?
   – Если и так, то я это заслужил. – Поднявшись на пару ступенек, он взял ее за руку. – Но вы не причинили мне никаких неудобств.
   – Я все думаю, – тихо сказала она, – вы стали таким внимательным, потому что вы по натуре такой или хотите чего-то добиться?
   Он понял, что она имела в виду. Очень просто было бы залезть к ней под юбку, а потом высмеять ее.
   – Я восхищаюсь вами, Кэролайн. Я завидую вам и не сержусь.
   – Почему же вы мне завидуете?
   – Потому что вы всегда знали, чего хотите от жизни, и добивались этого. Вы преподали мне весьма важный урок, а в благодарность за это я вас должен кое-чему научить.
   Она с таким неспешным вниманием оглядела его с головы до ног, что у него вдруг пересохло во рту.
   – Что ж, буду ждать с нетерпением.
   Себастьян, герцог Мельбурн, пил утренний кофе, когда вошел дворецкий с подносом, на котором горой лежали письма.
   – Спасибо, Стэнтон, – сказал он и указал на место возле своего локтя.
   – Да, ваша светлость.
   Мельбурн довольно рассеянно перебрал почту, занятый мыслями о предстоящей встрече с премьер-министром. Новые тарифы тормозили его бизнес с Америкой. В бывшей колонии Великобритании тоже не хотели с ними мириться.
   – Мне нет писем, папа? – спросила Пенелопа, сидевшая от него по правую руку.
   – Есть приглашение леди Джефферс покататься с ней и ее дочерью завтра в Гайд-парке.
   – Мне нравится Алиса, а вот леди Джефферс, я думаю, хочет выйти за тебя замуж.
   Себастьян глянул на дочь. Он уже давно перестал удивляться интуиции детей, но дочь все больше его поражала.
   – И это плохо?
   Пип покачала головой.
   – Она слишком много смеется, даже тогда, когда ей этого совсем не хочется.
   Он был согласен с такой оценкой леди Джефферс.
   – Так ты хочешь поехать?
   – Да, хочу. Говорят, там выступают акробаты.
   – Тогда я приму приглашение от твоего имени. Нацарапанный небрежным почерком адрес на одном из конвертов привлек внимание Мельбурна. Закери. Он взломал восковую печать и достал письмо.
   «Мельбурн, – прочитал он, – я говорил с Эдмундом Уитфелдом здесь, в Уилтшире. У него есть новая порода коров, которая дает в два раза больше молока, чем обычная гернзейская. Тебя заинтересовало бы инвестирование в разведение этой новой породы? Нам надо увеличить племенное стадо, чтобы убедиться, что Димидиус не случайность. Закери».
   Себастьян предположил, что Димидиус именно та корова, о которой писал Закери. Для первого письма, которое Закери удосужился прислать с тех пор, как покинул Лондон, это было несколько неожиданным. Всего две недели назад брат был на него Зол и собирался пойти в армию и быть убитым. Теперь он хотел разводить скот, что само по себе не было странным. Странно то, что не было ни обычной болтовни, ни пространных комментариев, и ни слова о том, что одна из дочерей Уитфелда пишет его портрет ради какого-то делового предложения.
   Хотелось бы, чтобы в письме тети Тремейн содержалось больше полезных деталей. Именно из ее письма он узнал, что они остановились у ее друзей, не доехав до Бата.
   – Это почерк дяди Закери, да? – Пенелопа подпрыгнула на стуле. – Когда он возвращается домой?
   – Он об этом не пишет.
   – А тетя Тремейн чувствует себя лучше?
   – Он и об этом не пишет.
   – Тогда о чем же он пишет?
   – Что нашел корову.
   – Корову?
   – Да. Ее зовут… – Он сверился с письмом. – Димидиус.
   – А что он собирается с ней делать? По-моему, тетя Тремейн говорила, что он взял щенка.
   – Я понятия не имею, что происходит. – И черт побери, это было правдой. Себастьян прочел письмо еще раз и сунул его в карман. Разведение скота могло оказаться весьма дорогостоящим и длительным предприятием, а он не собирался вкладывать деньги, не обдумав все хорошенько. Потому что если дело касалось Закери, это всегда оборачивалось сиюминутной прихотью.
   Он подождет пару дней, прежде чем ответить. К тому времени Закери, возможно, окажется вовлеченным в совершенно другой проект, так что отказ дать деньги его не рассердит. Попивая кофе, Себастьян даже почувствовал что-то вроде благодарности к корове по кличке Димидиус. Закери по крайней мере забыл об армии. Оставалось лишь молиться, чтобы увлечение коровами длилось как можно дольше.
   – Я еще никогда не видела, чтобы они были так озабочены разговором с мужчиной, – сказала Кэролайн, когда они с Закери вышли из дома после ленча. – Похоже, они поняли, что их усилия могут оправдаться на балу в нашем доме.
   – Я очень надеюсь, что их ожидания сбудутся. – Закери посмотрел на нее, пытаясь угадать, как она отнесется к вопросу, который он собирался ей задать. – А вам когда-нибудь хотелось выйти замуж? Может, когда вам было лет шесть или семь?
   Кэролайн пожала плечами.
   – Думаю, что эта мысль иногда приходила мне в голову. Но тогда это было связано с верховой ездой на великолепных лошадях, с жизнью в огромных дворцах, с одетыми в ливреи слугами и великолепными бальными залами со сверкающими полами, усеянными лепестками роз.
   За исключением лепестков роз она могла бы описывать Мельбурн-Парк. Однако он не собирался говорить ей об этом. Сейчас он думал лишь о ее молочно-белой коже и стонах удовольствия. Завтра.
   – Вы все еще укладываетесь в срок с портретом?
   – Да. Если не случится непредвиденное, я закончу завтра, а послезавтра буду готова отправить его в Вену.
   – Хорошо. – Он протянул руку и потрогал завиток волос у нее за ухом. От этого прикосновения ее слегка передернуло, а он почувствовал, что брюки вдруг стали тесны. Что бы ни случилось, она закончит этот проклятый портрет завтра.
   Взглянув на законченный портрет, Кэролайн поняла, что ухватила главное, что составляло сущность Закери Гриффина. Все сомнения, которые она испытывала вначале, улетучились, как только она решила писать его портрет на фоне греческих руин. Довольно хаотичный, но экзотический фон как нельзя лучше подчеркивал несколько авантюрный, оптимистический склад характера Закери Гриффина.
   Сделав последний мазок, она все же не решалась что-либо сказать. К завтрашнему утру краски высохнут, и она упакует портрет в заранее приготовленный деревянный ящик. В правом нижнем углу картины она написала свою фамилию, а он все еще стоял, опершись ногой на упавшую колонну.
   Оставался последний шаг – его письменное одобрение. И чтобы получить его, ей надо сказать, что работа окончена. Она глубоко вдохнула и спросила:
   – Хотите взглянуть?
   Он снял ногу с колонны и потянулся, расправляя плечи.
   – Вы закончили?
   – Закончила. – У нее по спине пробежал холодок. Но к портрету он не имел отношения. Она вспомнила, что он обещал ей, когда работа будет закончена.
   Закери бросил взгляд на похрапывающую за кустами роз Молли и подошел к Кэролайн. Он долго молча смотрел на портрет, и она уже начала беспокоиться, не допустила ли какую-либо ошибку, которая станет видна любому, кто увидит портрет. И ей в конце концов придется стать гувернанткой детей этих глупых Идсов.
   – Кэролайн, я потрясен. Если бы я не знал, кто автор портрета, я бы сказал, что он написан Джошуа Рейнолдсом.
   – Зак…
   – Я говорю серьезно. Если месье Танберг хотя бы немного разбирается в живописи, я уверен, что он сразу же примет вас в свою студию.
   Ей захотелось петь, танцевать, а больше всего – целовать его.
   – Спасибо.
   Он покачал головой:
   – Не надо меня благодарить. Я просто стоял. А вы проделали всю работу. – Он потянулся за камзолом и сунул руку во внутренний карман. – И поскольку я украдкой взглянул пару раз на портрет вчера и позавчера, у меня появилось такое чувство, что мы можем выиграть немного времени. – Он протянул ей сложенный вдвое лист бумаги.
   Это было письмо, адресованное месье Танбергу, в котором говорилось не только о том, что он, лорд Закери Гриффин, доволен портретом, но выражалось восхищение таким талантливым и профессиональным художником.
   – Вы действительно так думаете? – прошептала она, тронутая такой оценкой.
   – Теперь, когда я вижу портрет, я доволен, что не написал больше. Портрет говорит сам за себя.
   – Я хочу сказать… вы написали это не потому, что хотите… Ну, вы знаете…
   – Нет, – покачал он головой, – в этом письме написано то, что вы заслуживаете.
   Она сложила письмо и положила его на мольберт. Ей так хотелось броситься ему на шею, но он счел бы это за благодарность – впрочем, он не был бы далек от истины, – а ей хотелось, чтобы это был праздник, символ завершенности, восклицательный знак, означающий, что ее прежней жизни больше не существует.
   – Когда вы сможете упаковать картину? – спросил он, поднимая с земли плед, которым она прикрывала утром ноги.