Страница:
— Да, я обо всем договорилась.
— Как ты спала?
— Не очень хорошо. А ты? — К черту Сэма Нильсона. Она услышала, как он сердито откашлялся и как зашелестели по столу брошенные им в раздражении бумаги.
— Не так хорошо, как спал бы с тобой. — В голосе сквозило веселое ехидство. — Бессонница плохо влияет на здоровье. Нам нужно что-то с ней делать.
— Шесть тридцать, — повторила Джуди. — Я не опоздаю. Пока. — Она дала отбой, а потом вернулась в кабинет Нильсона.
— Мистер Нильсон, — сказала она, — я прошу прощения. В моей жизни происходят очень важные события. Теперь уже все в порядке. Больше это не повторится.
Кто же это, черт побери, на сей раз? Неужели и вправду англичанин, пошедший по стопам презренных перебежчиков, этой троицы грязных предателей? Лодер сидел в своем кресле в самолете, и злость нарастала в нем, как боль в животе. В свой кабинет он пришел усталым и раздраженным. И тут посол пригласил его к себе.
Посол был личностью и держал других в благоговейном страхе. Очень высокого роста, он имел привычку смотреть на всех, с кем разговаривал, сверху вниз. Происходило это совершенно непроизвольно, но Лодер с трудом переносил такое испытание. Не один раз за время разговора он жалел, что старик не уехал куда-нибудь и на его месте не было Стефенсона.
Посол был краток. К нему приходил полковник Патерсон, это было во время уик-энда. Он поднял целый трамтарарам о каком-то сотруднике русского посольства, который, очевидно, пытается найти убежище на Западе. Посол разъяснил ему, что такой факт выходит за рамки дипломатической деятельности и посему полковнику следует забыть о нем, — это относится к сфере полномочий Лодера. Посол преподнес это тоном, подчеркивающим, что сфера деятельности Лодера весьма непривлекательна и что грязная сделка с русским, готовым продать свой народ, не делает чести его посольству. Лодер взял коротенькие записи, сделанные полковником, и бегом помчался к себе в кабинет. Настолько соблазнительно было думать, что это, возможно, Свердлов, что ему пришлось буквально заставить себя не торопясь прочитать каждое слово, написанное полковником. Его беседа с миссис Ферроу. Ее отказ назвать русского. Ее настойчивые утверждения, что дело не терпит отлагательств. Совершенно не терпит отлагательств. Боже, да если это Федор Свердлов, слова «не терпит отлагательств» не выражают и доли той срочности, какое имеет это дело. Она заверила Патерсона, что тому человеку угрожает «серьезная опасность» — эти слова поставлены в кавычки, как принадлежащие ей — и что «осталась неделя — десять дней», чтобы принять его.
Свердлов. Это должен быть он. Вот для чего он установил контакт с Ферроу на Барбадосе. Не заловить ее в свои сети, а обеспечить себе пути отхода. Боже. Находясь в четырехстах милях от Вашингтона, Джуди не представляла себе, что Лодер взмок, пока набирал ее номер, слушал и задал этот главный вопрос.
— Это наш друг? — И затем дарованный свыше ответ: «Да». Это был Свердлов. Главный человек в посольстве, самая большая рыбка в Соединенных Штатах. Верилось с трудом. И обращается к англичанам, а не к американцам. Это же прямо под ребро всемогущему командору Бакли. Весь день у Лодера буквально раскалывалась голова. Он проглотил еще аспирину, запив его чаем, и принялся строчить депешу своему начальству в Лондон. Затем помчался в вашингтонский аэропорт, чтобы поспеть на аэробус в Нью-Йорк.
Он вылетел пятичасовым рейсом и в семь был в Советском представительстве при ООН. В аэропорту его встретили, как и положено встречать номинального главу военной миссии в Соединенных Штатах. Сам постоянный представитель СССР в ООН вышел в вестибюль представительства, чтобы приветствовать его. Голицына проводили наверх в роскошный номер-люкс, где ему предоставили спальню и кабинет, — этот номер держали для высокопоставленных гостей. Помещение, отведенное для КГБ, находилось в другом крыле здания, и в нем поселился Свердлов. Старик устал, летать самолетом уже не для него, даже после короткого перелета он был совершенно разбит. Пора, пора возвращаться домой, к своему креслу, от которого он так долго открещивался. Вот сослужит Родине последнюю службу, и можно сдаваться, уходить на покой.
Он должен освободить Россию от Свердловых с их бесхребетной верой в компромисс, их упадническим заигрыванием с еретической идеей, будто пролетарская революция может победить, не уничтожив своих врагов.
На вопрос о Свердлове ему ответили, что тот в городе. Голицын налил себе водки. У него сохранились простые вкусы его предков-крестьян. Прислуга позаботилась приготовить ему тарелку соленых огурцов, черного хлеба и солонку с солью. Старый генерал любил водку с надлежащим сопровождением. Бутербродики, подаваемые на западных приемах, не для него. Потом он велел пригласить к нему майора ВВС Стукалова. Он был земляком генерала. Коренастый, светловолосый, лет тридцати пяти, душа вечеринок и коктейлей, приятель многих дипломатов из союзных стран. Его считали одним из лучших офицеров КГБ в Америке, ему покровительствовал генерал. Как и все остальные, в конечном итоге он подчинялся Свердлову. Перед генералом он стоял руки по швам.
— Товарищ майор, — сказал генерал, — я хочу доверить вам очень деликатное поручение самого генерала Панюшкина. — Он откусил черного хлеба, посыпанного солью, потом отпил водки. При упоминании внушающего страх имени майор замигал глазами — Панюшкин не внушал такого ужаса, как его предшественник Берия, но подчиненные боялись его.
Он правил своей секретной службой единолично, как царь-самодержец. Его приказы имели силу закона, неповиновение каралось беспощадно.
— Слушаюсь, товарищ генерал.
Голицын показал на водку:
— Еще стаканчик. Нет ничего лучше водки. Слушайте меня, товарищ майор. Есть у вас двое людей, которым вы полностью доверяете? То есть так, как самому себе, — как я доверяю вам?
— Да, генерал. Даже больше, если понадобится.
— Двоих достаточно. Вопрос очень серьезный, это прямое указание самого Панюшкина. Я выполняю его приказ.
Он помолчал, дав молодому человеку время прочувствовать. Стукалову он доверял, но еще больше доверял его страху перед Панюшкиным, больше, чем благодарности за покровительство, представлению к награде или повышению, с которым он помог земляку в прошлом. Страх, а не личная привязанность помешает Стукалову попытаться предупредить своего начальника.
— Ваши люди должны установить наблюдение за полковником Свердловым, — отчеканил Голицын. — В Президиуме возникли подозрения в отношении полковника. — Он замолчал, потом сплюнул в носовой платок.
— Очень жаль, — ответил Стукалов. — Мои люди могут вести за ним круглосуточное наблюдение. Я прослежу за этим лично, товарищ генерал.
— Докладывать будете мне и никому другому. Панюшкин поручил дело мне лично. Свердлов скоро возвращается в Россию. Если только он начнет что-то подозревать, смотрите, вы мне отвечаете головой. Вы со своими двумя людьми. Поняли?
— Понял, товарищ генерал.
Голицын продолжал:
— С ним связана женщина, некая миссис Ферроу, которая работает у Нильсона, канадского юриста. Он готовит ее на вербовку. После его отъезда вы могли бы взять ее на контакт. Я слышал, вы у нас специалист по женщинам, это правда?
— Не знаю, что и сказать, товарищ генерал. Но руководить миссис Ферроу попробую, если вы мне поручите.
— Она может оказаться очень важной для нас, — заметил генерал. — Если сумеете с ней хорошо поработать, получите повышение. Я вас порекомендую. Но посмотрим, посмотрим. Это будет уже после того, как полковник Свердлов улетит домой в Россию. Наблюдение начнете, как только он вернется вечером в представительство. Теперь можете быть свободны. Спокойной ночи.
Он сжевал несколько соленых огурцов и выпил второй стакан водки. Он пил бочками и никогда не пьянел.
Он открыл Джуди дверь, и, сев в машину, она в глубине увидела сидящего Лодера. Свердлов влез за ней, и они втроем оказались спрессованными на заднем сиденье.
— Я Лодер. Я из Посольства Великобритании в Вашингтоне. Вы хотели видеть меня?
— Совершенно верно.
Джуди показалось, что они проехали чуть не полквартала, пока мужчины заговорили снова. Свердлов закурил и предложил ей сигарету, но она не взяла.
— Ну что же, — первым заговорил Лодер, напористо и враждебно. — Что за причина? Что вам нужно?
— Политическое убежище. Обычные гарантии плюс одна дополнительно — никакой торговли с американцами. Я хочу уехать в Англию.
— Понятно. Мне сказали, вы очень торопитесь уехать, это действительно так?
— Да, — ответил Свердлов. Теперь это был другой человек, холодный, категоричный, каким он становился, когда говорил со своими подчиненными, например с Меменовым в ресторане. Джуди смотрела в окошко, для этих двоих было бы лучше, если бы ее рядом не было.
— Я должен предпринять этот шаг в течение двух недель. В противном случае мне могут помешать. Вы обладаете полномочиями, которые дают возможность предоставить мне необходимые гарантии?
— Я обладаю всеми нужными полномочиями, — ответил Лодер. — Но я еще не обещал вам убежища. Ваш переход, полковник, способен вызвать осложнения. Могут возникнуть огромные затруднения в англо-советских отношениях. Это надо учитывать.
— Я все понимаю, — ответил Свердлов. — Но я иду к вам не с пустыми руками.
— Я и не сомневаюсь, — заметил Лодер. — Охрана вашей персоны от покушений вашей организации до конца ваших дней влетит нам в копеечку. Что вы принесете с собой, если предположить, что мы готовы предоставить вам наше гостеприимство?
— Я раскрою вам одну тайну.
— Одну? Всего одну, вы предлагаете всего одну тайну? Послушайте, полковник, не морочьте мне голову, я и не подумаю занимать время начальства такими предложениями, мне просто велят передать вам, что вы можете ими подавиться.
— Одну-единственную тайну. — Свердлов продолжал говорить, как будто не слышал этого выпада. — Такую, которая для вашей страны будет дороже всего того вранья, которое мои предшественники наговорили вам о методах советской разведки. Что вам нужнее, мистер Лодер: имена полудюжины второсортных агентов, работающих в Европе, ключ к шифру, который заменят через сутки после моего ухода, — или информация о том, кто в настоящий момент выдает самые большие секреты Запада? Если это вас не интересует, остановите машину, я выйду.
Он повернулся, и с секунду оба смотрели друг на друга. Лодеру нужен был Свердлов, он нужен был ему до такой степени, что от волнения жутко разболелась голова. Он ни за что на свете не уступил бы мерзавцу и дюйма, разыграв безразличие и заставив ползать в ногах, вымаливая спасение. Но не прошло и пяти минут с тех пор, как Свердлов сел в такси, и Лодер понял, что ничего у него не выйдет. Этот человек готов стать перебежчиком, но только сохранив свое достоинство. Если ему в этом откажут, он обойдется без чьей-либо помощи, а может быть, со свойственным русским фатализмом решит: будь что будет, и вернется в Россию.
Прежде всего хотелось бы знать, чего же так боится Свердлов, почему он решился на подобный шаг. Конечно, он не из тех, кто делает такие вещи за деньги, и не из тех, кто поступает так из-за идеалистических соображений во имя спасения современной цивилизации. Свердлову угрожает опасность, это ясно. Опасность со стороны своих. Но в связи с чем, какое преступление он совершил?
— Конечно интересует, — сказал Лодер. — Но, прежде чем мы пойдем дальше, я должен получить ответ на один вопрос. Почему вы просите убежища?
— Я знаю, что, вернувшись домой, буду отдан под суд, — сказал Свердлов. — А потом казнен. Что же касается преступления, то я его совершил. Я не сменил вовремя своих политических взглядов. Я умеренный, мистер Лодер. В советском руководстве нас достаточно много. Я думаю, всех нас уничтожат.
— Очень мило, — не мог удержаться от иронии Лодер. — Жернова судьбы, от них не уйдешь. Это вам аукается Венгрия. — И все? Вас будут стараться дискредитировать изо всех сил, так что нам нужна ваша полная, исчерпывающая характеристика.
— Я не пьяница, не наркоман, я предпочитаю спать с женщиной, а не с мужчиной. — На какую-то долю секунды Джуди почувствовала, что он снова привлек к ней внимание Лодера. — Я не игрок и не ворую денег. Миссис Ферроу подтвердит. — Он улыбнулся ей. Она слышала каждое слово, но слова были какие-то неестественные, фразы были элементарные, но их значение ускользало от нее, как разговоры, услышанные во сне.
Лодер закурил.
— Вы говорите о высокопоставленном агенте, — сказал он. — Мне нужно больше информации, чем то, что вы сказали.
— А я и не скажу вам больше, — ответил Свердлов. — Я не знаю, кто это, но я видел его донесения и переданные им фотокопии. Я обещаю принести оригиналы документов. Вы, вероятно, сможете определить, кто это, когда изучите материалы, которые он передавал. Вроде секретных мирных переговоров между Египтом и Израилем.
Лодер поперхнулся дымом. Пора бросать эту затеянную им маленькую игру.
— Вы можете принести нам эти документы? Это точно?
— Это условие сделки, — негромко произнес Свердлов. — Вы понимаете, что это очень выгодные для вас условия. Я сделаю, как это называется, депозит, открою безотзывный аккредитив против ваших действий. У него есть псевдоним. Синий. Я все время думал, что бы это могло означать, потому что для меня это был абсолютный вздор. Но у вас, оказывается, существует выражение «настоящий синий». — Джуди вздрогнула, на мгновение открыла рот, чтобы вставить, что она же ему об этом говорила. Но Свердлов продолжал, и она промолчала.
— Американцы так не говорят, — сказал он. — Посему я полагаю, что агент — англичанин. Я передам вам бумаги, когда буду в самолете, улетающем в Лондон.
— О'кей, — произнес, как бы подводя черту, Лодер. — Мы пойдем на сделку с вами. Вы передаете нам информацию, а мы до конца вашей жизни заботимся о вас и вашей безопасности. Теперь, полковник Свердлов, как, когда и где вы уходите? Вы сами должны будете разработать все эти детали. От вас я жду только информацию о времени и месте. С означенного момента мы берем на себя ответственность за вас.
— Я закончу все свои дела на этой неделе, — сказал Свердлов. — Как мы будем поддерживать связь?
— Через миссис Ферроу, — ответил Лодер. — Ваши встречи с ней не вызовут подозрений, а любой другой контакт опасен. За вами следят?
— Кто его знает. — Свердлов успокоился, Джуди поняла это по его голосу. — Кто его знает, может быть, один из наших людей за рулем этого такси. Очень хотелось бы, чтобы этого не случилось. Остановите, пожалуйста, такси у квартиры миссис Ферроу. Мы с ней выйдем там.
— Между прочим, — сказал Лодер, — шофер — мой человек.
Свердлов взял Джуди под руку, потом, спросив шофера, сколько с него, заплатил. Даже дал на чай. Лодер сидел в темном углу, и его не было видно.
— Нельзя пренебрегать мелочами, — объяснил ей Свердлов. — А вдруг твой мистер Лодер прав и за мной слежка, тогда я обязательно должен заплатить за такси и проводить тебя до двери. И, чтобы все казалось естественным, я должен поцеловать тебя на сон грядущий.
— Все будет хорошо, — прошептала Джуди. — Пожалуйста, остановимся, Федор, поговорим минутку. Все будет хорошо, правда?
— Да, я так думаю. Я думаю, он человек умный и не сделает какой-нибудь ошибки. А я никогда не делаю ошибок, ты разве не знаешь? А вот ты понимаешь, чем ты теперь стала? Почтовым ящиком. Живым почтовым ящиком, потому что ты не дерево с дуплом и не мусорная урна у двери...
— О чем ты говоришь? — Она старалась увернуться от града поцелуев. Она даже отталкивала его, но он не обращал внимания.
— Ты мой канал связи. Мой почтовый ящик для мистера Лодера. — И за этим последовало долгое и решительное объятие. — Позвоню тебе завтра, ты поедешь со мной в Англию?
— Нет, конечно же нет. Не говори глупостей.
— Тебе так худо?
— Мне не худо. Просто я очень беспокоюсь. Я же не такая, как ты, я не могу все превращать в шутку!
— Но, если это не смешно, тогда это грустно, — терпеливо, как ребенку, пояснил Свердлов. — Если меня схватят и отправят домой, тогда будет грустно. Грустно для меня и для тебя, потому что я уверен, что ты будешь жалеть. А пока все смешно. Заниматься любовью с почтовым ящиком — одна из самых смешных вещей на свете.
Джуди пошла к себе в квартиру, а Свердлов гулял еще целый час. Ночь выдалась чудесная, через пять минут он оставил позади жилые кварталы Парк авеню и очутился на ярко освещенной и людной улице, смешавшись с толпой, разливавшейся по тротуару.
Иногда он останавливался у витрин магазинов. Каждая выглядела по-своему красочно и неповторимо, он никогда прежде не обращал на них внимания, никогда не пытался сравнивать с унылым однообразием государственного универсального магазина, где товары выставляют так, словно приглашают покупателя совершить преступление.
Он никогда не был против критики, при условии, что она имела разумную цель, а не была сварливым тявканьем из подворотни. Он находил в своем обществе массу недостатков и очень любил выводить из себя Елену рассуждениями о них. Но никогда не видел причины и никогда не хотел отдать предпочтение иному образу жизни. Он был русским человеком, он чувствовал и думал как русский и вел себя как русский. У него никогда не появлялось желания покинуть свой дом, ему не хотелось этого и сейчас. Но в такой же мере ему не хотелось пока умирать в своем доме.
Словом «предатель» люди пользуются слишком вольно, так называют обычно тех, кто думает иначе, чем другие. Люди, с которыми он работал, употребят это слово применительно к нему, если ему удастся спастись. Возможно, временами он сам будет называть себя этим словом. Только дурак может утверждать, что добровольные изгнанники не испытывают приступов ностальгии, не знают мук разочарования. Но Свердлов хорошо знал, как работает государственная машина на его родине. За подозрением следует приговор, как ночь следует за днем. Государство заняло место Бога и, присвоив себе божественность, объявило себя всемогущим. Подобно Богу, оно стало непогрешимым. Свердлов шел по сверкающей огнями улице в толпе американцев, расходившихся по домам после вечернего сеанса кино или из ресторана, и думал о перспективе прожить оставшуюся жизнь в изгнании. И не только в изгнании, но еще и скрываясь.
Вымышленное имя, несколько переездов на новое место, месяцы жизни под охраной, пока не будет сочтено, что пыль улеглась и можно где-нибудь обосноваться постоянно при самом минимальном прикрытии. Но и тогда никакой определенности. Его по-прежнему будут искать, начнется настоящий крестовый поход, чтобы найти и расправиться с ним. И лодеровское правительство не будет с ним много церемониться, стоит только ему отдать себя под его покровительство, другими словами, под его охрану. Он намеренно назвал это охраной, потому что перебежчик — все равно что пленник тех, кто предложил ему покровительство. После побега уже некуда податься, и на него могут оказывать какой угодно нажим. Наиболее вероятна угроза выдать его своим. Нет, легко ему не придется и весело тоже не будет. Он идет на это. Он не колебался, подумав о том, что альтернатива — лишь подвалы Лубянки и утрата человеческого облика. Нет, он не станет жалкой овцой и не пойдет покорно на заклание только за то, что позволяет себе мыслить независимо. Он прибавил шагу, лавируя в толпе. Скоро улицы опустеют. Почтенные люди, развлекавшиеся в этот вечер вне дома, торопятся скорее укрыться под сенью домашнего очага до того, как город превратится в ночные джунгли, где царят насилие, грабеж и смерть. Лишь храбрейшие или самые отпетые рискнут ночью проехаться в подземке.
Он не смог бы жить в Америке, разве что не останется иного выбора и все остальные пути спасения окажутся для него закрытыми. И он сказал Джуди совершенно обоснованно, что Америка — главный враг России. Англичане намного терпимее. Свердлов прекрасно знал, что они способны и на любые жестокости: разве смог бы крошечный, с креветку величиной, остров завоевать одну шестую земного шара, не применяя для этого силу.
Англичане теперь не великая держава и слишком умны и многоопытны, чтобы прикидываться ею. То, что он предлагает, более чем достаточно, чтобы удовлетворить их, а традиционное соперничество между английской разведкой и ЦРУ будет гарантией, что они не нарушат слова и не преподнесут его самого в подарок американцам. Когда он подумал о переходе на Запад в первый раз, он сразу же наметил Англию. Возможно, из-за Джуди.
До представительства было рукой подать, но усталость брала свое, и, остановившись на краю тротуара, он стал ловить такси. Когда подъехала свободная машина, он сел в нее и с облегчением откинулся на сиденье. Джуди в его жизни стояла особняком. Он никогда не связывал ее в мыслях со своей работой. Она нужна ему, нужна ее помощь, и он полностью воспользуется ее дружбой, но все равно она существовала отдельно, вне связи со всеми разведками и шпионами мира. Ему уже приходилось переживать в жизни нечто похожее. В свое время он приложил много усилий, чтобы отгородить Елену от политического мира, исключить ее из всего, что касалось его карьеры, и сохранить таким образом свой собственный мир от вмешательства посторонних. Но она не захотела этого. По ее мнению, на такое отделение от общества не имеют права ни один мужчина с женщиной, она считала это уступкой унизительному культу индивидуализма. Индивидуумы принадлежат друг другу, потому что принадлежат государству. Личные отношения, отношения в семье никак не могут оставаться в стороне от более широких и более важных общественных проблем.
А Свердлов хотел именно этого, такой свободы для индивидуума. Вот почему он мог обнимать Джуди Ферроу и одновременно подшучивать над своими страхами и неопределенностью собственного положения. Она стояла особняком, и в те минуты, что они были вместе, он тоже отстранялся от ситуации, от всех этих трудностей. С ней, единственной из женщин, с которыми он когда-либо был знаком, он чувствовал себя в своем маленьком, отгороженном от остальных людей мире.
До своего офиса он добрался в одиннадцать часов вечера. С записи о его возвращении началась первая сводка наблюдения, которое установили за ним люди Стукалова.
Он вылетел одиннадцатичасовым самолетом, в то самое время, когда Свердлов вошел в здание представительства на Девяносто восьмой улице. Короткий перелет он провел, жуя шоколадку, которую купил в аэропорту Кеннеди, и чиркая в своей записной книжке. Свердлов. Главный человек КГБ в Соединенных Штатах. Он не верил своей удаче, не верил, что заполучил такую важную птицу, да еще к ней прилагалась премия, так сказать, алмаз в золотом самородке — то, что он знает о советском агенте. Шеф Лодера сказал, что этот неизвестный предатель представляет собой самую большую угрозу безопасности западных держав. В этот момент все руководство служб безопасности стран НАТО ломало головы над этим новым открытием. Ни один из них не имел ключа для разгадки, всем было известно только одно, что этот зверь двигается где-то в бумажных джунглях, и только благодаря удивительной случайности удалось напасть на его след. Но Свердлов обещал дать достоверные сведения и документальные доказательства, что всегда является более убедительным доводом для вышестоящего начальства, и все это поможет выследить и поймать его. Синий. Настоящий синий. Это может оказаться ключом, а может быть, и нет, Лодер готов был согласиться с выводом русского, что только англичанин мог выбрать такой псевдоним. Но, с другой стороны, могло быть и так, что Свердлов придумал такое сложное объяснение, а правда была проще и в другом духе.
— Как ты спала?
— Не очень хорошо. А ты? — К черту Сэма Нильсона. Она услышала, как он сердито откашлялся и как зашелестели по столу брошенные им в раздражении бумаги.
— Не так хорошо, как спал бы с тобой. — В голосе сквозило веселое ехидство. — Бессонница плохо влияет на здоровье. Нам нужно что-то с ней делать.
— Шесть тридцать, — повторила Джуди. — Я не опоздаю. Пока. — Она дала отбой, а потом вернулась в кабинет Нильсона.
— Мистер Нильсон, — сказала она, — я прошу прощения. В моей жизни происходят очень важные события. Теперь уже все в порядке. Больше это не повторится.
* * *
Лодер сошел с самолета после ночного полета над Атлантикой. Как собака, бешено роющая землю, чтобы вытащить закопанную кость, он не переставал думать об ужасающих последствиях подозрений, которые высказал его начальник. Высокопоставленный предатель, работающий на КГБ. Передающий информацию самого секретного свойства. Эта инициатива с мирными переговорами между арабами и израильтянами была настоящей бомбой замедленного действия, она должна была незаметно тикать, пока не придет время взорваться и разнести в куски советское влияние на Ближнем Востоке. Вместо этого она взорвалась, так сказать, в руках, похоронив надолго перспективу перемирия между Египтом и евреями. Кем бы ни был этот негодяй, Лодер уже считал его личным врагом. Он уважал агентов, работающих на его стороне, хотя и не останавливался, в случае необходимости, перед самыми крутыми мерами в отношении них и часто жаловался на ненужную мягкотелость. Но платного агента-двойника, изменника, работающего на врага, Лодер патологически ненавидел и презирал. Шантаж, которому подвергался этот человек, не оправдывал его в глазах Лодера: значит, просто не нашлось мужества отказаться. Что же касается идеологических предателей, ученых-атомщиков, выдававших свои секреты угнетателям половины Европы, то Лодер с удовольствием перестрелял бы их.Кто же это, черт побери, на сей раз? Неужели и вправду англичанин, пошедший по стопам презренных перебежчиков, этой троицы грязных предателей? Лодер сидел в своем кресле в самолете, и злость нарастала в нем, как боль в животе. В свой кабинет он пришел усталым и раздраженным. И тут посол пригласил его к себе.
Посол был личностью и держал других в благоговейном страхе. Очень высокого роста, он имел привычку смотреть на всех, с кем разговаривал, сверху вниз. Происходило это совершенно непроизвольно, но Лодер с трудом переносил такое испытание. Не один раз за время разговора он жалел, что старик не уехал куда-нибудь и на его месте не было Стефенсона.
Посол был краток. К нему приходил полковник Патерсон, это было во время уик-энда. Он поднял целый трамтарарам о каком-то сотруднике русского посольства, который, очевидно, пытается найти убежище на Западе. Посол разъяснил ему, что такой факт выходит за рамки дипломатической деятельности и посему полковнику следует забыть о нем, — это относится к сфере полномочий Лодера. Посол преподнес это тоном, подчеркивающим, что сфера деятельности Лодера весьма непривлекательна и что грязная сделка с русским, готовым продать свой народ, не делает чести его посольству. Лодер взял коротенькие записи, сделанные полковником, и бегом помчался к себе в кабинет. Настолько соблазнительно было думать, что это, возможно, Свердлов, что ему пришлось буквально заставить себя не торопясь прочитать каждое слово, написанное полковником. Его беседа с миссис Ферроу. Ее отказ назвать русского. Ее настойчивые утверждения, что дело не терпит отлагательств. Совершенно не терпит отлагательств. Боже, да если это Федор Свердлов, слова «не терпит отлагательств» не выражают и доли той срочности, какое имеет это дело. Она заверила Патерсона, что тому человеку угрожает «серьезная опасность» — эти слова поставлены в кавычки, как принадлежащие ей — и что «осталась неделя — десять дней», чтобы принять его.
Свердлов. Это должен быть он. Вот для чего он установил контакт с Ферроу на Барбадосе. Не заловить ее в свои сети, а обеспечить себе пути отхода. Боже. Находясь в четырехстах милях от Вашингтона, Джуди не представляла себе, что Лодер взмок, пока набирал ее номер, слушал и задал этот главный вопрос.
— Это наш друг? — И затем дарованный свыше ответ: «Да». Это был Свердлов. Главный человек в посольстве, самая большая рыбка в Соединенных Штатах. Верилось с трудом. И обращается к англичанам, а не к американцам. Это же прямо под ребро всемогущему командору Бакли. Весь день у Лодера буквально раскалывалась голова. Он проглотил еще аспирину, запив его чаем, и принялся строчить депешу своему начальству в Лондон. Затем помчался в вашингтонский аэропорт, чтобы поспеть на аэробус в Нью-Йорк.
* * *
Генерал Голицын решил лично лететь в Нью-Йорк. Весь уик-энд он обдумывал ситуацию, прикидывая, как лучше поступить. Положение в целом, а его в особенности, так внезапно переменилось, что поначалу он растерялся. Свердлов отменил поездку в Россию. В разговоре с Голицыным он, как бы между прочим, поставил его в известность, что у него теперь другие планы, и сослался на причину, которая и в самом деле могла перевесить личные соображения и заставить на время отложить выяснение отношений с женой. Это касается миссис Ферроу. Разработанный Свердловым план близок к завершению, и он намекнул, что она гораздо более важная птица, чем он предполагал. Как подчиненный, Голицын не мог ничего сказать — сразу же после разговора Анна Скрябина сообщила ему, что Свердлов приказал ей зарезервировать место на самолет через неделю. Она доложила, что у него великолепное настроение. В этой ситуации Голицын ничего не мог предпринять, только послал домой сообщение, что подозреваемый не приедет и, насколько он знает, причины задержки абсолютно обоснованны. Однако он проверит все лично и после этого обратится за указаниями.Он вылетел пятичасовым рейсом и в семь был в Советском представительстве при ООН. В аэропорту его встретили, как и положено встречать номинального главу военной миссии в Соединенных Штатах. Сам постоянный представитель СССР в ООН вышел в вестибюль представительства, чтобы приветствовать его. Голицына проводили наверх в роскошный номер-люкс, где ему предоставили спальню и кабинет, — этот номер держали для высокопоставленных гостей. Помещение, отведенное для КГБ, находилось в другом крыле здания, и в нем поселился Свердлов. Старик устал, летать самолетом уже не для него, даже после короткого перелета он был совершенно разбит. Пора, пора возвращаться домой, к своему креслу, от которого он так долго открещивался. Вот сослужит Родине последнюю службу, и можно сдаваться, уходить на покой.
Он должен освободить Россию от Свердловых с их бесхребетной верой в компромисс, их упадническим заигрыванием с еретической идеей, будто пролетарская революция может победить, не уничтожив своих врагов.
На вопрос о Свердлове ему ответили, что тот в городе. Голицын налил себе водки. У него сохранились простые вкусы его предков-крестьян. Прислуга позаботилась приготовить ему тарелку соленых огурцов, черного хлеба и солонку с солью. Старый генерал любил водку с надлежащим сопровождением. Бутербродики, подаваемые на западных приемах, не для него. Потом он велел пригласить к нему майора ВВС Стукалова. Он был земляком генерала. Коренастый, светловолосый, лет тридцати пяти, душа вечеринок и коктейлей, приятель многих дипломатов из союзных стран. Его считали одним из лучших офицеров КГБ в Америке, ему покровительствовал генерал. Как и все остальные, в конечном итоге он подчинялся Свердлову. Перед генералом он стоял руки по швам.
— Товарищ майор, — сказал генерал, — я хочу доверить вам очень деликатное поручение самого генерала Панюшкина. — Он откусил черного хлеба, посыпанного солью, потом отпил водки. При упоминании внушающего страх имени майор замигал глазами — Панюшкин не внушал такого ужаса, как его предшественник Берия, но подчиненные боялись его.
Он правил своей секретной службой единолично, как царь-самодержец. Его приказы имели силу закона, неповиновение каралось беспощадно.
— Слушаюсь, товарищ генерал.
Голицын показал на водку:
— Еще стаканчик. Нет ничего лучше водки. Слушайте меня, товарищ майор. Есть у вас двое людей, которым вы полностью доверяете? То есть так, как самому себе, — как я доверяю вам?
— Да, генерал. Даже больше, если понадобится.
— Двоих достаточно. Вопрос очень серьезный, это прямое указание самого Панюшкина. Я выполняю его приказ.
Он помолчал, дав молодому человеку время прочувствовать. Стукалову он доверял, но еще больше доверял его страху перед Панюшкиным, больше, чем благодарности за покровительство, представлению к награде или повышению, с которым он помог земляку в прошлом. Страх, а не личная привязанность помешает Стукалову попытаться предупредить своего начальника.
— Ваши люди должны установить наблюдение за полковником Свердловым, — отчеканил Голицын. — В Президиуме возникли подозрения в отношении полковника. — Он замолчал, потом сплюнул в носовой платок.
— Очень жаль, — ответил Стукалов. — Мои люди могут вести за ним круглосуточное наблюдение. Я прослежу за этим лично, товарищ генерал.
— Докладывать будете мне и никому другому. Панюшкин поручил дело мне лично. Свердлов скоро возвращается в Россию. Если только он начнет что-то подозревать, смотрите, вы мне отвечаете головой. Вы со своими двумя людьми. Поняли?
— Понял, товарищ генерал.
Голицын продолжал:
— С ним связана женщина, некая миссис Ферроу, которая работает у Нильсона, канадского юриста. Он готовит ее на вербовку. После его отъезда вы могли бы взять ее на контакт. Я слышал, вы у нас специалист по женщинам, это правда?
— Не знаю, что и сказать, товарищ генерал. Но руководить миссис Ферроу попробую, если вы мне поручите.
— Она может оказаться очень важной для нас, — заметил генерал. — Если сумеете с ней хорошо поработать, получите повышение. Я вас порекомендую. Но посмотрим, посмотрим. Это будет уже после того, как полковник Свердлов улетит домой в Россию. Наблюдение начнете, как только он вернется вечером в представительство. Теперь можете быть свободны. Спокойной ночи.
Он сжевал несколько соленых огурцов и выпил второй стакан водки. Он пил бочками и никогда не пьянел.
* * *
В салоне такси было темно. Свердлов остановил автомобиль, который медленно двигался вдоль тротуара и поравнялся с ними ровно в девять тридцать.Он открыл Джуди дверь, и, сев в машину, она в глубине увидела сидящего Лодера. Свердлов влез за ней, и они втроем оказались спрессованными на заднем сиденье.
— Я Лодер. Я из Посольства Великобритании в Вашингтоне. Вы хотели видеть меня?
— Совершенно верно.
Джуди показалось, что они проехали чуть не полквартала, пока мужчины заговорили снова. Свердлов закурил и предложил ей сигарету, но она не взяла.
— Ну что же, — первым заговорил Лодер, напористо и враждебно. — Что за причина? Что вам нужно?
— Политическое убежище. Обычные гарантии плюс одна дополнительно — никакой торговли с американцами. Я хочу уехать в Англию.
— Понятно. Мне сказали, вы очень торопитесь уехать, это действительно так?
— Да, — ответил Свердлов. Теперь это был другой человек, холодный, категоричный, каким он становился, когда говорил со своими подчиненными, например с Меменовым в ресторане. Джуди смотрела в окошко, для этих двоих было бы лучше, если бы ее рядом не было.
— Я должен предпринять этот шаг в течение двух недель. В противном случае мне могут помешать. Вы обладаете полномочиями, которые дают возможность предоставить мне необходимые гарантии?
— Я обладаю всеми нужными полномочиями, — ответил Лодер. — Но я еще не обещал вам убежища. Ваш переход, полковник, способен вызвать осложнения. Могут возникнуть огромные затруднения в англо-советских отношениях. Это надо учитывать.
— Я все понимаю, — ответил Свердлов. — Но я иду к вам не с пустыми руками.
— Я и не сомневаюсь, — заметил Лодер. — Охрана вашей персоны от покушений вашей организации до конца ваших дней влетит нам в копеечку. Что вы принесете с собой, если предположить, что мы готовы предоставить вам наше гостеприимство?
— Я раскрою вам одну тайну.
— Одну? Всего одну, вы предлагаете всего одну тайну? Послушайте, полковник, не морочьте мне голову, я и не подумаю занимать время начальства такими предложениями, мне просто велят передать вам, что вы можете ими подавиться.
— Одну-единственную тайну. — Свердлов продолжал говорить, как будто не слышал этого выпада. — Такую, которая для вашей страны будет дороже всего того вранья, которое мои предшественники наговорили вам о методах советской разведки. Что вам нужнее, мистер Лодер: имена полудюжины второсортных агентов, работающих в Европе, ключ к шифру, который заменят через сутки после моего ухода, — или информация о том, кто в настоящий момент выдает самые большие секреты Запада? Если это вас не интересует, остановите машину, я выйду.
Он повернулся, и с секунду оба смотрели друг на друга. Лодеру нужен был Свердлов, он нужен был ему до такой степени, что от волнения жутко разболелась голова. Он ни за что на свете не уступил бы мерзавцу и дюйма, разыграв безразличие и заставив ползать в ногах, вымаливая спасение. Но не прошло и пяти минут с тех пор, как Свердлов сел в такси, и Лодер понял, что ничего у него не выйдет. Этот человек готов стать перебежчиком, но только сохранив свое достоинство. Если ему в этом откажут, он обойдется без чьей-либо помощи, а может быть, со свойственным русским фатализмом решит: будь что будет, и вернется в Россию.
Прежде всего хотелось бы знать, чего же так боится Свердлов, почему он решился на подобный шаг. Конечно, он не из тех, кто делает такие вещи за деньги, и не из тех, кто поступает так из-за идеалистических соображений во имя спасения современной цивилизации. Свердлову угрожает опасность, это ясно. Опасность со стороны своих. Но в связи с чем, какое преступление он совершил?
— Конечно интересует, — сказал Лодер. — Но, прежде чем мы пойдем дальше, я должен получить ответ на один вопрос. Почему вы просите убежища?
— Я знаю, что, вернувшись домой, буду отдан под суд, — сказал Свердлов. — А потом казнен. Что же касается преступления, то я его совершил. Я не сменил вовремя своих политических взглядов. Я умеренный, мистер Лодер. В советском руководстве нас достаточно много. Я думаю, всех нас уничтожат.
— Очень мило, — не мог удержаться от иронии Лодер. — Жернова судьбы, от них не уйдешь. Это вам аукается Венгрия. — И все? Вас будут стараться дискредитировать изо всех сил, так что нам нужна ваша полная, исчерпывающая характеристика.
— Я не пьяница, не наркоман, я предпочитаю спать с женщиной, а не с мужчиной. — На какую-то долю секунды Джуди почувствовала, что он снова привлек к ней внимание Лодера. — Я не игрок и не ворую денег. Миссис Ферроу подтвердит. — Он улыбнулся ей. Она слышала каждое слово, но слова были какие-то неестественные, фразы были элементарные, но их значение ускользало от нее, как разговоры, услышанные во сне.
Лодер закурил.
— Вы говорите о высокопоставленном агенте, — сказал он. — Мне нужно больше информации, чем то, что вы сказали.
— А я и не скажу вам больше, — ответил Свердлов. — Я не знаю, кто это, но я видел его донесения и переданные им фотокопии. Я обещаю принести оригиналы документов. Вы, вероятно, сможете определить, кто это, когда изучите материалы, которые он передавал. Вроде секретных мирных переговоров между Египтом и Израилем.
Лодер поперхнулся дымом. Пора бросать эту затеянную им маленькую игру.
— Вы можете принести нам эти документы? Это точно?
— Это условие сделки, — негромко произнес Свердлов. — Вы понимаете, что это очень выгодные для вас условия. Я сделаю, как это называется, депозит, открою безотзывный аккредитив против ваших действий. У него есть псевдоним. Синий. Я все время думал, что бы это могло означать, потому что для меня это был абсолютный вздор. Но у вас, оказывается, существует выражение «настоящий синий». — Джуди вздрогнула, на мгновение открыла рот, чтобы вставить, что она же ему об этом говорила. Но Свердлов продолжал, и она промолчала.
— Американцы так не говорят, — сказал он. — Посему я полагаю, что агент — англичанин. Я передам вам бумаги, когда буду в самолете, улетающем в Лондон.
— О'кей, — произнес, как бы подводя черту, Лодер. — Мы пойдем на сделку с вами. Вы передаете нам информацию, а мы до конца вашей жизни заботимся о вас и вашей безопасности. Теперь, полковник Свердлов, как, когда и где вы уходите? Вы сами должны будете разработать все эти детали. От вас я жду только информацию о времени и месте. С означенного момента мы берем на себя ответственность за вас.
— Я закончу все свои дела на этой неделе, — сказал Свердлов. — Как мы будем поддерживать связь?
— Через миссис Ферроу, — ответил Лодер. — Ваши встречи с ней не вызовут подозрений, а любой другой контакт опасен. За вами следят?
— Кто его знает. — Свердлов успокоился, Джуди поняла это по его голосу. — Кто его знает, может быть, один из наших людей за рулем этого такси. Очень хотелось бы, чтобы этого не случилось. Остановите, пожалуйста, такси у квартиры миссис Ферроу. Мы с ней выйдем там.
— Между прочим, — сказал Лодер, — шофер — мой человек.
Свердлов взял Джуди под руку, потом, спросив шофера, сколько с него, заплатил. Даже дал на чай. Лодер сидел в темном углу, и его не было видно.
— Нельзя пренебрегать мелочами, — объяснил ей Свердлов. — А вдруг твой мистер Лодер прав и за мной слежка, тогда я обязательно должен заплатить за такси и проводить тебя до двери. И, чтобы все казалось естественным, я должен поцеловать тебя на сон грядущий.
— Все будет хорошо, — прошептала Джуди. — Пожалуйста, остановимся, Федор, поговорим минутку. Все будет хорошо, правда?
— Да, я так думаю. Я думаю, он человек умный и не сделает какой-нибудь ошибки. А я никогда не делаю ошибок, ты разве не знаешь? А вот ты понимаешь, чем ты теперь стала? Почтовым ящиком. Живым почтовым ящиком, потому что ты не дерево с дуплом и не мусорная урна у двери...
— О чем ты говоришь? — Она старалась увернуться от града поцелуев. Она даже отталкивала его, но он не обращал внимания.
— Ты мой канал связи. Мой почтовый ящик для мистера Лодера. — И за этим последовало долгое и решительное объятие. — Позвоню тебе завтра, ты поедешь со мной в Англию?
— Нет, конечно же нет. Не говори глупостей.
— Тебе так худо?
— Мне не худо. Просто я очень беспокоюсь. Я же не такая, как ты, я не могу все превращать в шутку!
— Но, если это не смешно, тогда это грустно, — терпеливо, как ребенку, пояснил Свердлов. — Если меня схватят и отправят домой, тогда будет грустно. Грустно для меня и для тебя, потому что я уверен, что ты будешь жалеть. А пока все смешно. Заниматься любовью с почтовым ящиком — одна из самых смешных вещей на свете.
Джуди пошла к себе в квартиру, а Свердлов гулял еще целый час. Ночь выдалась чудесная, через пять минут он оставил позади жилые кварталы Парк авеню и очутился на ярко освещенной и людной улице, смешавшись с толпой, разливавшейся по тротуару.
Иногда он останавливался у витрин магазинов. Каждая выглядела по-своему красочно и неповторимо, он никогда прежде не обращал на них внимания, никогда не пытался сравнивать с унылым однообразием государственного универсального магазина, где товары выставляют так, словно приглашают покупателя совершить преступление.
Он никогда не был против критики, при условии, что она имела разумную цель, а не была сварливым тявканьем из подворотни. Он находил в своем обществе массу недостатков и очень любил выводить из себя Елену рассуждениями о них. Но никогда не видел причины и никогда не хотел отдать предпочтение иному образу жизни. Он был русским человеком, он чувствовал и думал как русский и вел себя как русский. У него никогда не появлялось желания покинуть свой дом, ему не хотелось этого и сейчас. Но в такой же мере ему не хотелось пока умирать в своем доме.
Словом «предатель» люди пользуются слишком вольно, так называют обычно тех, кто думает иначе, чем другие. Люди, с которыми он работал, употребят это слово применительно к нему, если ему удастся спастись. Возможно, временами он сам будет называть себя этим словом. Только дурак может утверждать, что добровольные изгнанники не испытывают приступов ностальгии, не знают мук разочарования. Но Свердлов хорошо знал, как работает государственная машина на его родине. За подозрением следует приговор, как ночь следует за днем. Государство заняло место Бога и, присвоив себе божественность, объявило себя всемогущим. Подобно Богу, оно стало непогрешимым. Свердлов шел по сверкающей огнями улице в толпе американцев, расходившихся по домам после вечернего сеанса кино или из ресторана, и думал о перспективе прожить оставшуюся жизнь в изгнании. И не только в изгнании, но еще и скрываясь.
Вымышленное имя, несколько переездов на новое место, месяцы жизни под охраной, пока не будет сочтено, что пыль улеглась и можно где-нибудь обосноваться постоянно при самом минимальном прикрытии. Но и тогда никакой определенности. Его по-прежнему будут искать, начнется настоящий крестовый поход, чтобы найти и расправиться с ним. И лодеровское правительство не будет с ним много церемониться, стоит только ему отдать себя под его покровительство, другими словами, под его охрану. Он намеренно назвал это охраной, потому что перебежчик — все равно что пленник тех, кто предложил ему покровительство. После побега уже некуда податься, и на него могут оказывать какой угодно нажим. Наиболее вероятна угроза выдать его своим. Нет, легко ему не придется и весело тоже не будет. Он идет на это. Он не колебался, подумав о том, что альтернатива — лишь подвалы Лубянки и утрата человеческого облика. Нет, он не станет жалкой овцой и не пойдет покорно на заклание только за то, что позволяет себе мыслить независимо. Он прибавил шагу, лавируя в толпе. Скоро улицы опустеют. Почтенные люди, развлекавшиеся в этот вечер вне дома, торопятся скорее укрыться под сенью домашнего очага до того, как город превратится в ночные джунгли, где царят насилие, грабеж и смерть. Лишь храбрейшие или самые отпетые рискнут ночью проехаться в подземке.
Он не смог бы жить в Америке, разве что не останется иного выбора и все остальные пути спасения окажутся для него закрытыми. И он сказал Джуди совершенно обоснованно, что Америка — главный враг России. Англичане намного терпимее. Свердлов прекрасно знал, что они способны и на любые жестокости: разве смог бы крошечный, с креветку величиной, остров завоевать одну шестую земного шара, не применяя для этого силу.
Англичане теперь не великая держава и слишком умны и многоопытны, чтобы прикидываться ею. То, что он предлагает, более чем достаточно, чтобы удовлетворить их, а традиционное соперничество между английской разведкой и ЦРУ будет гарантией, что они не нарушат слова и не преподнесут его самого в подарок американцам. Когда он подумал о переходе на Запад в первый раз, он сразу же наметил Англию. Возможно, из-за Джуди.
До представительства было рукой подать, но усталость брала свое, и, остановившись на краю тротуара, он стал ловить такси. Когда подъехала свободная машина, он сел в нее и с облегчением откинулся на сиденье. Джуди в его жизни стояла особняком. Он никогда не связывал ее в мыслях со своей работой. Она нужна ему, нужна ее помощь, и он полностью воспользуется ее дружбой, но все равно она существовала отдельно, вне связи со всеми разведками и шпионами мира. Ему уже приходилось переживать в жизни нечто похожее. В свое время он приложил много усилий, чтобы отгородить Елену от политического мира, исключить ее из всего, что касалось его карьеры, и сохранить таким образом свой собственный мир от вмешательства посторонних. Но она не захотела этого. По ее мнению, на такое отделение от общества не имеют права ни один мужчина с женщиной, она считала это уступкой унизительному культу индивидуализма. Индивидуумы принадлежат друг другу, потому что принадлежат государству. Личные отношения, отношения в семье никак не могут оставаться в стороне от более широких и более важных общественных проблем.
А Свердлов хотел именно этого, такой свободы для индивидуума. Вот почему он мог обнимать Джуди Ферроу и одновременно подшучивать над своими страхами и неопределенностью собственного положения. Она стояла особняком, и в те минуты, что они были вместе, он тоже отстранялся от ситуации, от всех этих трудностей. С ней, единственной из женщин, с которыми он когда-либо был знаком, он чувствовал себя в своем маленьком, отгороженном от остальных людей мире.
До своего офиса он добрался в одиннадцать часов вечера. С записи о его возвращении началась первая сводка наблюдения, которое установили за ним люди Стукалова.
* * *
Лодеру было не впервой превышать свои полномочия, но на этот раз он был совершенно уверен, что вышестоящее начальство не скажет ни слова против.Он вылетел одиннадцатичасовым самолетом, в то самое время, когда Свердлов вошел в здание представительства на Девяносто восьмой улице. Короткий перелет он провел, жуя шоколадку, которую купил в аэропорту Кеннеди, и чиркая в своей записной книжке. Свердлов. Главный человек КГБ в Соединенных Штатах. Он не верил своей удаче, не верил, что заполучил такую важную птицу, да еще к ней прилагалась премия, так сказать, алмаз в золотом самородке — то, что он знает о советском агенте. Шеф Лодера сказал, что этот неизвестный предатель представляет собой самую большую угрозу безопасности западных держав. В этот момент все руководство служб безопасности стран НАТО ломало головы над этим новым открытием. Ни один из них не имел ключа для разгадки, всем было известно только одно, что этот зверь двигается где-то в бумажных джунглях, и только благодаря удивительной случайности удалось напасть на его след. Но Свердлов обещал дать достоверные сведения и документальные доказательства, что всегда является более убедительным доводом для вышестоящего начальства, и все это поможет выследить и поймать его. Синий. Настоящий синий. Это может оказаться ключом, а может быть, и нет, Лодер готов был согласиться с выводом русского, что только англичанин мог выбрать такой псевдоним. Но, с другой стороны, могло быть и так, что Свердлов придумал такое сложное объяснение, а правда была проще и в другом духе.