Страница:
Способ связи был прост. Раз в неделю он появлялся в магазине, покупал пластинку или кассету. Когда у него было что передать, он заходил в будку для прослушивания и всовывал крошечный цилиндрик от своего фотоаппарата в определенную дыру в звукозащитном покрытии на стене над входом. Время его приезда в магазин всегда было известно заранее и каждую неделю менялось. Его контактер, которого он не знал в лицо, иногда уже находился на месте. После того как Фергус выходил из будки, связной заходил в нее и забирал контейнер с микрофильмом. Вероятность того, что кто-нибудь заметит «посылку» среди бесчисленного количества трещин и углублений в стене, да еще выше уровня глаз, практически равнялась нулю. Используя тот же тайник, Фергус без труда передавал донесения оперативному работнику, которого он также в глаза не видел, знал только его псевдоним Поль. Но в данном случае этот способ связи не годился, так как был очень медленным, а его информация не могла ждать. В резерве оставался телефонный номер — он всегда имел такой номер, где бы ни работал. Цифры он помнил наизусть.
Выйдя из туалета, он чувствовал себя получше. Посмотрел на часы. Этим утром у него две встречи, одна из них — через пятнадцать минут. По всем правилам конспирации звонить можно только из аппарата за пределами посольства, в таком случае звонок не может быть перехвачен или прослежен. На это требуется время. Было одиннадцать часов утра, придется подождать до полудня, и тогда можно выехать из посольства. Следует поехать в магазин грамзаписей, где есть телефонная будка, из нее он позвонит. Это задержит сообщение, но он не мог нарушить правило, которое соблюдал всегда, живя двойной жизнью. В пределах посольства никогда не делать ничего, что может быть отслежено и привести к нему.
Фергус прошел в свой кабинет. Полдень, можно выехать пораньше и автомобилем доехать до центра. Нет причин впадать в панику. Пятница. Им не составит труда взять Свердлова во время уик-энда — большинство людей устремляется прочь из Вашингтона, так как становится все жарче. Его можно посадить на борт самолета и, не привлекая внимания, отправить домой. Раньше это удавалось. Он вошел в кабинет и приступил к первой беседе. С полчаса он курил не переставая, немного тряслись пальцы. Во всем остальном он выглядел как всегда.
Дважды за утро она набирала телефон Свердлова в советском представительстве в Нью-Йорке. То, что она увидела его накануне вечером, придало ей храбрости, то ли в отношении себя, то ли потому, что он нуждался в ее помощи. Джуди не могла ответить себе на этот вопрос. Но к утру уверенность истощилась и осталось только предчувствие нависшей беды. Она пыталась объяснить ему свои чувства, но он начал ее целовать, желая спокойной ночи, и Джуди не успела ничего сказать.
Он повторил, что любит ее. И поцеловал так, как будто и вправду любил ее. Он ушел, и она не знала, что думать. Как она ни старалась занять время, начав убирать в квартире и даже погладив несколько вещей Нэнси, но до отлета все равно оставалось еще два или три часа. Выйти из дома она боялась. Вдруг позвонит Свердлов или Лодер или в последний момент произойдут какие-то изменения. Даже Сэм мог проверить, насколько серьезно она заболела. Квартира превратилась в настоящую тюрьму, Джуди сделала бутерброд и заставила себя съесть его, потом села и попробовала читать. Один раз зазвонил телефон, она вскочила, но звонил мужчина и спрашивал Нэнси. Больше звонков не последовало. В три часа она вышла с сумкой в вестибюль. Свердлов никогда не опаздывал, вот-вот он подъедет, чтобы взять ее. Они должны сделать вид, что уезжают как двое счастливых влюбленных, чтобы вместе провести уик-энд, а потому он несколько раз внушал ей, что она должна казаться веселой и счастливой. Но вчера вечером он об этом не напоминал. Он вел себя сдержанно и выглядел печальным. Она еще раз посмотрела на часы. Десять минут четвертого. Он никогда не опаздывал, ни разу...
Через минуту раздался звонок у входной двери.
Когда ему доставили донесение Фергуса Стефенсона, он только-только проснулся и пил чай из стакана. После короткого сна он с большим трудом приходил в себя. В молодости он спал, как кошка. Тогда ему хватало совсем немного времени, чтобы восстановить силы: полчаса в поезде, в автомобиле, в грузовике, трясясь по разбитым дорогам, за письменным столом, за которым он работал по ночам, в аэропланах или даже верхом на лошади. Но сейчас он пришел в необычайное возбуждение, пыхтел, хлопал глазами, пытаясь прогнать сон. Получив сообщение, он сначала ничего не понял. Это было чересчур сложно для его понимания. Он прочитал документ во второй раз, и тогда его помощник и секретарша услышали, как он издал вопль и разразился площадной бранью. В кабинет заскочил помощник, секретарь не решилась.
Помощник увидел, что генерал стоит посредине комнаты с бумагой в правой руке, его лицо побагровело, и он орет и сыплет проклятиями.
Не прошло и минуты, как перед ним предстала Анна Скрябина, бледная как полотно и трясущаяся как осиновый лист. Она докладывала расписание рейсов, которыми Свердлов летел из Вашингтона в Нью-Йорк и из Нью-Йорка на Барбадос. Ему зарезервировали билет на самолет, вылетающий в четыре тридцать. Голицын уставился на часы. Уже пять тридцать. Он уже в воздухе. Внезапно он набросился на девушку. Закричал на нее, размахнулся и влепил ей пощечину. Ей было велено наблюдать, велено докладывать каждое слово и каждое движение Свердлова. Только сегодня утром она приходила к нему и сказала, что Свердлов стал за ней ухаживать и собирается пригласить куда-нибудь на вечер. Голицын еще раз со всего размаха ударил ее. Она не только не выполнила приказания, орал он, но позволила обвести себя вокруг пальца, а значит, и его, генерала. Она стояла, прижав обе руки к лицу, и рыдала от страха. Старик бросил на нее угрожающий взгляд. Потом приказал отправляться на свое рабочее место и ждать.
Следующие полчаса кипела работа в шифрбюро. Одному из стукаловских людей еще раньше было поручено наблюдать за Свердловым на Барбадосе. Он отправился на самолете, вылетевшем утром, и после пересадки на Тринидаде он прибудет на Барбадос за два часа до Свердлова. Но одному человеку не управиться с возникшей ситуацией. Он не получал приказа убить Свердлова, он должен был только следить за ним и обращать внимание на его перемещения. Как и весь персонал посольства, наблюдатель был захвачен совершенно врасплох. Поездка Свердлова на Барбадос рассматривалась как служебная командировка, часть разведывательной операции, о которой генерал был полностью проинформирован. Ее планировали вполне открыто через посольские каналы. Никому ни на миг не пришло в голову, что это предварительный этап подготовки Свердлова к уходу. И что за ним стоит английская секретная разведывательная служба (СИС). В полученном генералом сообщении говорилось прямо, что Свердлов связан с Британским посольством и что там принимаются меры по его приему. Тон сообщения требовал срочных мер, но дело в том, что перебежчик уже покинул Америку и направлялся в бывшую английскую колонию. Голицын сходил с ума: Свердлов ускользнул, воспользовавшись одним из самых смелых принципов разведки, гласившим, что, если ты хочешь оторваться от преследования, делай это при полном дневном свете и в присутствии как можно большего количества людей. Свердлов выехал из Штатов, где сравнительно несложно организовать захват и затем разделаться с ним. Он бежал на вест-индский остров, где трудно, если вообще возможно, его похитить, не ввязываясь в международный скандал. Остров достаточно удален, связь с посланным Стукаловым работником затруднена, и передать ему указания об изменении плана сложно. Голицын сначала послал шифровку в Москву, в которой подробно доложил Панюшкину о содержании сообщения, полученного от Синего, и просил дальнейших инструкций. Голицын видел два или три варианта действий, но не решался ничего предпринимать без санкции начальников Свердлова. Он никогда не действовал без согласования. Он ждет указаний, и его не упрекнешь в медлительности.
Можно взять чартерный рейс на Барбадос и с ним послать команду. Единственному стукаловскому сотруднику на острове следует послать директиву: попытаться захватить Свердлова с помощью скудных местных резервов и удерживать до прибытия специального самолета, на котором его вывезут с острова. Потом поэтапно его доставят в Европу. Достаточно довезти его до одной из восточноевропейских стран — и можно считать, что он в Советском Союзе. От злости и страха у старика тряслись руки. Он придумал план компрометации и ареста Свердлова, он отослал его секретаря Калинина в Москву, предварительно заставив посольского врача накачать его наркотиками, а там его обработали эксперты на Лубянке и получили то, что требовалось.
Он, Голицын, начал расследование деятельности Свердлова, копаясь в его прошлом и настоящем, как собака, роющая землю в поисках спрятанной кости. Он заронил подозрения и взял на себя трудную задачу представить виновного перед лицом справедливого наказания. А что получилось? Он допустил, чтобы Свердлов бежал к западным врагам Советского Союза. В его силах наказать провинившуюся Анну Скрябину, но страшно подумать, что с ним самим сделает Панюшкин.
Он связался со Стукаловым в Нью-Йорке и переложил на него часть вины, потом переговорил с советским представителем в ООН, после чего потащился докладывать послу о том, какие их ждут осложнения. Посол высказал мысль, которая давно уже должна была прийти в голову Голицына. Если Свердлов собрался бежать, возможно, он прихватил будущим хозяевам подарок? Не пропало ли что-нибудь из секретных папок?.. Перед ними еще не предстал заикающийся и вспотевший чиновник, а Голицын уже знал ответ. Они пошли вместе в «секретку», и посол открыл сейф; генерал стоял рядом. Начальник отдела сказал, что утром Свердлов брал отсюда папки, и подал послу ту, которую держал в руках Свердлов. Сразу же обнаружилось, что вместо документов, которые раньше были подшиты в папке, там лежат совершенно другие бумаги: длинная справка от кадровика и график отпусков старших офицеров КГБ из Вашингтона и Нью-Йорка.
Отсутствовали последние донесения Синего. Это значило, что перехода нужно ждать на Барбадосе. Как сказал посол, Свердлов захватил своим хозяевам подарок. В результате КГБ неизбежно потеряет самого важного, после Филби, агента. Голицын был готов зареветь как раненый зверь, однако в комнате, где стояла эта группа людей, воцарилась тишина, говорившая выразительнее слов. Ее нарушил Голицын.
За всю свою жизнь он принял всего лишь два важных решения, не спрашивая мнения высшего начальства. Тогда, когда прятал книжки своего школьного учителя и когда поднял красный флаг и призвал свой полк идти на Петербург.
Это решение было третьим по счету и, вероятно, последним.
— Я не могу ждать указаний Панюшкина, — сказал он. — Свердлов выкрал содержимое папки Синего. Его нужно остановить.
Никто не ответил. Посол посторонился, и Голицын пошел назад к себе в кабинет.
Несколько позже из Сан-Франциско вылетел чартерный самолет с четырьмя пассажирами на борту. Он прибыл в аэропорт «Сиуэйз» на острове Барбадос в пять часов утра. Все четверо пассажиров имели канадские паспорта. Они сообщили заспанному таможеннику, что совершают путешествие по островам Карибского моря. Судя по виду, это были очень состоятельные люди, один из них казался подвыпившим. Они уехали после долгих препирательств, споров и жалоб, наняв автомобиль и назвав адрес самого шикарного на острове отеля, который построил на его атлантическом берегу Сэм Лорд, рабовладелец и контрабандист, сыгравший в истории Барбадоса заметную роль. Вот что слышал таможенник. Только потом, когда началось расследование, стало известно, что никто в «замке» Сэма Лорда не видел и не слышал о ком-нибудь из прибывших.
Худшего испытания она еще не переживала, даже по сравнению с короткой тряской в полицейском автомобиле по дороге в морг для опознания тела мужа после автомобильной катастрофы. Все люди вокруг казались подозрительными. Джуди разглядывала тех немногих бизнесменов, которые заметно отличались от сидевших компактными группами отдыхающих, и силилась угадать, кто же из этих господ путешествует на деньги КГБ. Она прислонилась к Свердлову и зашептала.
— Не бойся, — успокоил он ее. — Если на самолете и есть кто-нибудь, то он или они ничего не предпримут. Держись спокойно. Читай «Лук» и держи меня за руку.
Он пребывал в своем обычном ироническом настроении, когда они встретились, и в машине по дороге к аэропорту Кеннеди не переставая подшучивал над ней. Впервые он взял официальный посольский автомобиль с шофером. В самолете Свердлов переменился. Они заняли свои места, и на мгновение он прикоснулся к ее руке. Он не ехидничал, не заигрывал лукаво, понимая, что она не в состоянии дать ему отпор. Он был нежен, а в его серых глазах светилось выражение, которого она больше всего боялась, гораздо больше тех озорных приставаний, которыми он досаждал ей в первую поездку на Барбадос.
Теперь, когда они стояли в зале прилета, проходили через таможню, предъявляли паспорта полицейскому в белой тропической форме, Джуди почувствовала, что все идет к концу, как будто остров был для обоих конечным пунктом поездки. Этого не могло быть, просто не могло, но она чувствовала себя так, словно вернулась домой, а ведь она пробыла здесь всего каких-то две недели два месяца назад. Но мягкий воздух, неуловимый запах тропиков, неотступный ночной бриз, тягучий местный говор, родившийся в стране на Западе и воспринятый рабами — предками барбадосцев — все было знакомо.
Еще одна абсолютная нелогичность: она с презрением относилась ко всему, что называли «нервами» — после трехлетнего пребывания в Штатах она привыкла к тому, что слово «невротик» употреблялось так часто и без разбора, что утратило первоначальное значение. А теперь сама вела себя как невротик, и совершенно беспочвенно эмоции брали верх над здравым смыслом. Путешествие только началось, по крайней мере для Свердлова, здесь они только на ночь и один день, самое большее. До спокойного безопасного прибежища еще так далеко, они сейчас всего лишь на первом этапе далекого пути.
В машине они не проронили ни слова. Он сидел, откинув голову назад и закрыв глаза. Ей вдруг подумалось, как же он устал: перенапряжение этих двух недель состарило его. От природы поджарый и жилистый, он совершенно исхудал. В приливе неожиданного теплого чувства она просунула руку под его руку, он тут же открыл глаза и улыбнулся ей.
— Не бойся, — повторил он. — Мы уже здесь. Я чувствую, что все обойдется.
«А я не чувствую». Она почти произнесла эти слова вслух. «Возможно, у меня взвинчены нервы и я поддаюсь ненужным невротическим страхам, но ничего не могу с собой поделать, я тревожусь, что не обойдется, и не могу объяснить почему...»
Они зарегистрировались у портье. При электрическом освещении вестибюль отеля выглядел совершенно по-иному, даже за те несколько недель, что они не были здесь, украшения поблекли, управляющий постарел, на доске объявлений все еще висела реклама прогулки на пиратском судне «Веселый Роджер», все так же пришпиленная к доске тремя булавками.
Пока Свердлов подписывал карточки, она повернулась посмотреть на плакат. Ленч в корзине, как на пикнике, угощение ромом в баре — и это называлось подлинной атмосферой карибского отдыха. Джуди читала с нарастающим ужасом. Ей представились пышущие здоровьем бизнесмены, у них свисают животы над безобразными шортами-бермудами, они надираются до поросячьего визга между поддельными пушечными ядрами и саблями в «подлинном» баре пиратских времен. Со всех сторон несется визг, повсюду невероятный гам, плохо воспитанные дети и скучающие жены. К ней подошел Свердлов:
— Только не говори, что хочешь прогуляться на нем.
— Нет, благодарю покорно. — Она повернулась к стойке, пожала руку управляющему и расписалась на регистрационном бланке. — Нет, я предпочитаю развлекаться по-другому.
Она чувствовала на себе липкий взгляд управляющего, который в этот момент наверняка по-своему истолковывал ее слова о том, как она предпочитает развлекаться. Боже, подумала про себя Джуди, если бы ты только знал, зачем мы приехали, похабник ты эдакий.
Бунгало было совершенно таким же, в каком она жила в предыдущий приезд. Та же просторная гостиная, обеденный стол со стульями, крошечная кухонька в углу, узенький коридорчик, ведущий к выходу, подвесная лесенка наверх в спальню и ванную. Раздвижные стеклянные двери закрыты, слышно только, как море набегает на песчаный пляж и как трещат несметные полчища цикад в темно-зеленых зарослях.
Свердлов расплатился с человеком, принесшим их вещи, и подошел к Джуди.
— Тебе не хочется поплавать? Нам обоим было бы это полезно.
— Нет, — поспешно ответила Джуди. — Нет. Лодер сказал, что тебе не нужно выходить из бунгало! Ты должен оставаться в доме.
— Два дня? Я не должен выходить целых два дня?
— Федор, бога ради, не спорь. Он так сказал. Не вылезайте из дома, пока кто-нибудь не приедет посадить тебя на самолет!
Свердлов стал подниматься по лесенке в спальню.
— Я устал, и мне жарко, — сказал он. — Пойду искупаюсь в бассейне, в котором в первый раз увидел тебя.
Джуди кинулась за ним:
— Перестань быть таким упрямым дураком! Почему ты не можешь сделать так, как сказал Лодер?
Она слышала, как он двигался по комнате, переодеваясь. Она дрожала от страха. В бунгало было безопасно, Лодер не стал бы давать такие инструкции, если бы не имел на то достаточных оснований. Ну почему Свердлов не хочет быть благоразумным и не высовываться наружу? Зачем ему испытывать судьбу? Она сбежала за ним по лестнице. На верхней ступеньке ее встретил Свердлов — в плавках и с полотенцем вокруг плеч.
— Если ты боишься за меня, — сказал он, — пойдем со мной. — Когда она подошла к бассейну, он уже плавал, лениво двигаясь в воде и перевернувшись на спину. — Очень тепло, — крикнул он ей, — тебе понравится.
Джуди одарила его разгневанным взглядом и нырнула.
Он подплыл к ней и обхватил ее тело рукой. Он находился рядом с бортиком и взялся за поручень, поддерживая их обоих на плаву.
— Я знаю, что делаю, — сказал он. — Мои наверняка следят за мной, кто-нибудь прилетел сюда, это точно. Если я хочу попасть на самолет Лодера живым и здоровым, мне нужно вести себя как можно более естественно. Вести себя так, как будто я прилетел провести с тобой уик-энд. Перестань лягаться.
— Не хочу слушать, что ты там говоришь, — зашептала Джуди, он прижал ее к своей голой груди. — Лодер просил, чтобы ты не выходил.
Внезапно Свердлов выпустил поручень, и они ушли под воду. Он сразу же поднял ее над водой и, стиснув ее тело обеими руками, поцеловал.
— Я лучше Лодера знаю, — сказал он. — Намного, намного лучше. Я никогда еще не был так близко к тебе, как сейчас. Поплыли обратно, и я покажу тебе, как я пробирался сюда, прятался и подглядывал, когда ты плавала в одиночестве под луной.
Он заставил ее выпить перед возвращением в бунгало. В спальне на верхнем этаже стояли две кровати. Его чемодан лежал открытым на одной из них. Свердлов поднимался вслед за ней, и у дверей в спальню она повернулась к нему. Там, в бассейне, он обвил ее ноги своими, обхватил ее руками и утянул под воду. Если он переступит порог прежде, чем она придет в себя, ей уже не выдворить его из комнаты.
— Нет, — попросила она. — Прошу тебя, Федор. Я не для этого приехала с тобой сюда.
Она не закрыла дверь перед ним, она ждала, чтобы он ушел сам. Секунду они стояли и смотрели друг на друга, оба были мокрыми, бусинки воды стекали у него по груди и тоненьким ручейком сбегали к ступням, она так замерзла, как будто на ней не было никакого купальника.
— Если я попрошу тебя, неужели ты скажешь мне «нет»?
— Не проси, — умоляющим голосом сказала Джуди. — Пожалуйста, не проси. Мне холодно, я вся мокрая, и я до смерти боюсь...
Он положил руку ей на затылок, она вспомнила, что он делал так, когда они были с ним на острове в первый раз. Рот у него был совсем теплый. Поцелуй говорил многое: не теперь, раз я с тобой нежен, и я умею ждать. Но время придет, мы оба это знаем.
— Иди прими горячий душ, — посоветовал ей Федор. — Если это сделает тебя счастливее, я закажу какой-нибудь еды сюда. Мы останемся в доме сегодня вечером, как сказал мистер Лодер.
Внизу у бара сидели, пили пиво и курили два человека, всем своим видом показывая, как они наслаждаются тишиной тропической ночи. Они поселились в отеле только накануне, места для них не были зарезервированы, они просто приехали и, переговорив наедине с управляющим, получили бунгало по соседству с тем, которое заказал Свердлов. Управляющий даже не удосужился сообщить им, что это бунгало уже оплачено канадской четой среднего возраста, которая поселялась в гостинице каждый год во время мертвого сезона и считала именно это бунгало своим. Он только просмотрел удостоверения, по их просьбе позвонил комиссару полиции и сказал: «Да, конечно да, можете не сомневаться, любую помощь, которая им понадобится» — и повесил трубку.
Когда Джуди увидела, как управляющий пялил на нее и Свердлова глаза, она совершенно неправильно поняла его взгляд. Он также нанял дополнительную прислугу, двух барбадосцев, которым поручили убирать в этих двух бунгало вместо горничной, которая убирала в них постоянно. Это вызвало разговоры среди обслуги, потому что отель был полупустой и работы мало, вовсе не на полный штат. Еще большее удивление вызвало то, что один из вновь нанятых работников принялся полоть цветочные клумбы у стен этих бунгало: садовниками на острове были исключительно женщины — к концу дня управляющему не оставалось ничего другого, как выдать освобожденной от работы горничной, старшему официанту и девочке-садовнику, которая подозревала, что ее собираются уволить, по дополнительной недельной зарплате, строго-настрого приказав им держать язык за зубами, если они не хотят потерять работу. Насколько он понял, речь шла только об уик-энде, поэтому управляющий полагал, что они потерпят это время. Ночью того дня, когда Джуди и Свердлов приехали на остров, он лежал в постели со своей любовницей, которая дулась на него за то, что ему не хотелось заниматься любовью, и мучился, не зная, может ли он продать этот секрет одной из американских газет, когда все это закончится. Что бы ни было «это», он не имел представления, почему двое сотрудников британской службы безопасности ведут наблюдение за русским или с какой стати под его окнами под надуманным предлогом копошатся двое из группы специального назначения барбадосской полиции. Ему и не хотелось ничего знать, пока не кончится уик-энд и пока все благополучно не завершится. Он перевернулся на другой бок и захрапел.
Выйдя из туалета, он чувствовал себя получше. Посмотрел на часы. Этим утром у него две встречи, одна из них — через пятнадцать минут. По всем правилам конспирации звонить можно только из аппарата за пределами посольства, в таком случае звонок не может быть перехвачен или прослежен. На это требуется время. Было одиннадцать часов утра, придется подождать до полудня, и тогда можно выехать из посольства. Следует поехать в магазин грамзаписей, где есть телефонная будка, из нее он позвонит. Это задержит сообщение, но он не мог нарушить правило, которое соблюдал всегда, живя двойной жизнью. В пределах посольства никогда не делать ничего, что может быть отслежено и привести к нему.
Фергус прошел в свой кабинет. Полдень, можно выехать пораньше и автомобилем доехать до центра. Нет причин впадать в панику. Пятница. Им не составит труда взять Свердлова во время уик-энда — большинство людей устремляется прочь из Вашингтона, так как становится все жарче. Его можно посадить на борт самолета и, не привлекая внимания, отправить домой. Раньше это удавалось. Он вошел в кабинет и приступил к первой беседе. С полчаса он курил не переставая, немного тряслись пальцы. Во всем остальном он выглядел как всегда.
* * *
Джуди позвонила Нильсону утром. Она заранее придумала, что сказать. Сэму все больше не нравились ее бесконечные просьбы уйти пораньше или не прийти вовсе. Единственное, что ее спасало пока: ему не хотелось брать кого-нибудь другого. Она постаралась говорить хриплым голосом и откровенно наврала его жене. У нее заболело горло и всю лихорадит, она не сможет сегодня работать, но надеется, что в понедельник придет. Она извинилась за причиненное неудобство и быстренько повесила трубку, чтобы он не успел подойти. Нэнси будет отсутствовать весь уик-энд, так что можно не бояться, что ложь раскроется. Ночь прошла ужасно. Джуди накрасилась и подумала, что знакомство с Федором Свердловым состарило ее лет на десять. Она уложила небольшую сумку, всего на один, самое большее два дня. О том, как она вернется после отлета Свердлова в Англию, Джуди не подумала: наверное, есть несколько рейсов с Барбадоса на Штаты. Загадывать так далеко заранее она не могла, да и какое это имеет значение. Завтракать не стала, от кофе ее тошнило. Она выпила фруктового сока и подумала, не проявление ли это нервного напряжения — то, что она чувствует непроходящий страх? Здравый смысл никак не объяснял это явление. Все идет хорошо. Лодер взял операцию в свои руки, и она верила в его профессионализм. Свердлов держался уверенно, до их первого шага осталось всего несколько часов. Как только они сядут в самолет на Барбадос, ей, конечно же, станет легче.Дважды за утро она набирала телефон Свердлова в советском представительстве в Нью-Йорке. То, что она увидела его накануне вечером, придало ей храбрости, то ли в отношении себя, то ли потому, что он нуждался в ее помощи. Джуди не могла ответить себе на этот вопрос. Но к утру уверенность истощилась и осталось только предчувствие нависшей беды. Она пыталась объяснить ему свои чувства, но он начал ее целовать, желая спокойной ночи, и Джуди не успела ничего сказать.
Он повторил, что любит ее. И поцеловал так, как будто и вправду любил ее. Он ушел, и она не знала, что думать. Как она ни старалась занять время, начав убирать в квартире и даже погладив несколько вещей Нэнси, но до отлета все равно оставалось еще два или три часа. Выйти из дома она боялась. Вдруг позвонит Свердлов или Лодер или в последний момент произойдут какие-то изменения. Даже Сэм мог проверить, насколько серьезно она заболела. Квартира превратилась в настоящую тюрьму, Джуди сделала бутерброд и заставила себя съесть его, потом села и попробовала читать. Один раз зазвонил телефон, она вскочила, но звонил мужчина и спрашивал Нэнси. Больше звонков не последовало. В три часа она вышла с сумкой в вестибюль. Свердлов никогда не опаздывал, вот-вот он подъедет, чтобы взять ее. Они должны сделать вид, что уезжают как двое счастливых влюбленных, чтобы вместе провести уик-энд, а потому он несколько раз внушал ей, что она должна казаться веселой и счастливой. Но вчера вечером он об этом не напоминал. Он вел себя сдержанно и выглядел печальным. Она еще раз посмотрела на часы. Десять минут четвертого. Он никогда не опаздывал, ни разу...
Через минуту раздался звонок у входной двери.
* * *
Генерал Голицын спал в своем кресле. Плотно пообедав, он задремал, почувствовав себя совершенно разбитым. Воздух был влажным, за окнами сверкали лучи жаркого солнца. Жалюзи он опустил и включил кондиционер. После этого генерал рухнул в кресло, тело его обмякло, но глаза оставались открытыми, словно у ящерицы, лежащей в коматозном состоянии на камне. Затем веки сомкнулись, и он негромко захрапел, как это случается со стариками.Когда ему доставили донесение Фергуса Стефенсона, он только-только проснулся и пил чай из стакана. После короткого сна он с большим трудом приходил в себя. В молодости он спал, как кошка. Тогда ему хватало совсем немного времени, чтобы восстановить силы: полчаса в поезде, в автомобиле, в грузовике, трясясь по разбитым дорогам, за письменным столом, за которым он работал по ночам, в аэропланах или даже верхом на лошади. Но сейчас он пришел в необычайное возбуждение, пыхтел, хлопал глазами, пытаясь прогнать сон. Получив сообщение, он сначала ничего не понял. Это было чересчур сложно для его понимания. Он прочитал документ во второй раз, и тогда его помощник и секретарша услышали, как он издал вопль и разразился площадной бранью. В кабинет заскочил помощник, секретарь не решилась.
Помощник увидел, что генерал стоит посредине комнаты с бумагой в правой руке, его лицо побагровело, и он орет и сыплет проклятиями.
Не прошло и минуты, как перед ним предстала Анна Скрябина, бледная как полотно и трясущаяся как осиновый лист. Она докладывала расписание рейсов, которыми Свердлов летел из Вашингтона в Нью-Йорк и из Нью-Йорка на Барбадос. Ему зарезервировали билет на самолет, вылетающий в четыре тридцать. Голицын уставился на часы. Уже пять тридцать. Он уже в воздухе. Внезапно он набросился на девушку. Закричал на нее, размахнулся и влепил ей пощечину. Ей было велено наблюдать, велено докладывать каждое слово и каждое движение Свердлова. Только сегодня утром она приходила к нему и сказала, что Свердлов стал за ней ухаживать и собирается пригласить куда-нибудь на вечер. Голицын еще раз со всего размаха ударил ее. Она не только не выполнила приказания, орал он, но позволила обвести себя вокруг пальца, а значит, и его, генерала. Она стояла, прижав обе руки к лицу, и рыдала от страха. Старик бросил на нее угрожающий взгляд. Потом приказал отправляться на свое рабочее место и ждать.
Следующие полчаса кипела работа в шифрбюро. Одному из стукаловских людей еще раньше было поручено наблюдать за Свердловым на Барбадосе. Он отправился на самолете, вылетевшем утром, и после пересадки на Тринидаде он прибудет на Барбадос за два часа до Свердлова. Но одному человеку не управиться с возникшей ситуацией. Он не получал приказа убить Свердлова, он должен был только следить за ним и обращать внимание на его перемещения. Как и весь персонал посольства, наблюдатель был захвачен совершенно врасплох. Поездка Свердлова на Барбадос рассматривалась как служебная командировка, часть разведывательной операции, о которой генерал был полностью проинформирован. Ее планировали вполне открыто через посольские каналы. Никому ни на миг не пришло в голову, что это предварительный этап подготовки Свердлова к уходу. И что за ним стоит английская секретная разведывательная служба (СИС). В полученном генералом сообщении говорилось прямо, что Свердлов связан с Британским посольством и что там принимаются меры по его приему. Тон сообщения требовал срочных мер, но дело в том, что перебежчик уже покинул Америку и направлялся в бывшую английскую колонию. Голицын сходил с ума: Свердлов ускользнул, воспользовавшись одним из самых смелых принципов разведки, гласившим, что, если ты хочешь оторваться от преследования, делай это при полном дневном свете и в присутствии как можно большего количества людей. Свердлов выехал из Штатов, где сравнительно несложно организовать захват и затем разделаться с ним. Он бежал на вест-индский остров, где трудно, если вообще возможно, его похитить, не ввязываясь в международный скандал. Остров достаточно удален, связь с посланным Стукаловым работником затруднена, и передать ему указания об изменении плана сложно. Голицын сначала послал шифровку в Москву, в которой подробно доложил Панюшкину о содержании сообщения, полученного от Синего, и просил дальнейших инструкций. Голицын видел два или три варианта действий, но не решался ничего предпринимать без санкции начальников Свердлова. Он никогда не действовал без согласования. Он ждет указаний, и его не упрекнешь в медлительности.
Можно взять чартерный рейс на Барбадос и с ним послать команду. Единственному стукаловскому сотруднику на острове следует послать директиву: попытаться захватить Свердлова с помощью скудных местных резервов и удерживать до прибытия специального самолета, на котором его вывезут с острова. Потом поэтапно его доставят в Европу. Достаточно довезти его до одной из восточноевропейских стран — и можно считать, что он в Советском Союзе. От злости и страха у старика тряслись руки. Он придумал план компрометации и ареста Свердлова, он отослал его секретаря Калинина в Москву, предварительно заставив посольского врача накачать его наркотиками, а там его обработали эксперты на Лубянке и получили то, что требовалось.
Он, Голицын, начал расследование деятельности Свердлова, копаясь в его прошлом и настоящем, как собака, роющая землю в поисках спрятанной кости. Он заронил подозрения и взял на себя трудную задачу представить виновного перед лицом справедливого наказания. А что получилось? Он допустил, чтобы Свердлов бежал к западным врагам Советского Союза. В его силах наказать провинившуюся Анну Скрябину, но страшно подумать, что с ним самим сделает Панюшкин.
Он связался со Стукаловым в Нью-Йорке и переложил на него часть вины, потом переговорил с советским представителем в ООН, после чего потащился докладывать послу о том, какие их ждут осложнения. Посол высказал мысль, которая давно уже должна была прийти в голову Голицына. Если Свердлов собрался бежать, возможно, он прихватил будущим хозяевам подарок? Не пропало ли что-нибудь из секретных папок?.. Перед ними еще не предстал заикающийся и вспотевший чиновник, а Голицын уже знал ответ. Они пошли вместе в «секретку», и посол открыл сейф; генерал стоял рядом. Начальник отдела сказал, что утром Свердлов брал отсюда папки, и подал послу ту, которую держал в руках Свердлов. Сразу же обнаружилось, что вместо документов, которые раньше были подшиты в папке, там лежат совершенно другие бумаги: длинная справка от кадровика и график отпусков старших офицеров КГБ из Вашингтона и Нью-Йорка.
Отсутствовали последние донесения Синего. Это значило, что перехода нужно ждать на Барбадосе. Как сказал посол, Свердлов захватил своим хозяевам подарок. В результате КГБ неизбежно потеряет самого важного, после Филби, агента. Голицын был готов зареветь как раненый зверь, однако в комнате, где стояла эта группа людей, воцарилась тишина, говорившая выразительнее слов. Ее нарушил Голицын.
За всю свою жизнь он принял всего лишь два важных решения, не спрашивая мнения высшего начальства. Тогда, когда прятал книжки своего школьного учителя и когда поднял красный флаг и призвал свой полк идти на Петербург.
Это решение было третьим по счету и, вероятно, последним.
— Я не могу ждать указаний Панюшкина, — сказал он. — Свердлов выкрал содержимое папки Синего. Его нужно остановить.
Никто не ответил. Посол посторонился, и Голицын пошел назад к себе в кабинет.
Несколько позже из Сан-Франциско вылетел чартерный самолет с четырьмя пассажирами на борту. Он прибыл в аэропорт «Сиуэйз» на острове Барбадос в пять часов утра. Все четверо пассажиров имели канадские паспорта. Они сообщили заспанному таможеннику, что совершают путешествие по островам Карибского моря. Судя по виду, это были очень состоятельные люди, один из них казался подвыпившим. Они уехали после долгих препирательств, споров и жалоб, наняв автомобиль и назвав адрес самого шикарного на острове отеля, который построил на его атлантическом берегу Сэм Лорд, рабовладелец и контрабандист, сыгравший в истории Барбадоса заметную роль. Вот что слышал таможенник. Только потом, когда началось расследование, стало известно, что никто в «замке» Сэма Лорда не видел и не слышал о ком-нибудь из прибывших.
* * *
В аэропорту «Сиуэйз» они приземлились, когда уже стемнело. Ночь была черна как китайская тушь; не было и в помине ярко светившей луны, которая запомнилась Джуди, но звезд над головой — видимо-невидимо. Дул приятный пассат, прохладный и постоянный, шевеля верхушки деревьев. Сойдя с бетона аэродрома, они увидели большие лужи воды на земле. Наступил сезон дождей, она совсем об этом позабыла. Свердлов взял ее под руку и шел быстро и широко, заставляя ее прибавить шагу. Воздушное путешествие показалось им очень долгим, а короткая буря над Карибским морем доставила массу неудобств при снижении, когда самолет стало бросать из стороны в сторону.Худшего испытания она еще не переживала, даже по сравнению с короткой тряской в полицейском автомобиле по дороге в морг для опознания тела мужа после автомобильной катастрофы. Все люди вокруг казались подозрительными. Джуди разглядывала тех немногих бизнесменов, которые заметно отличались от сидевших компактными группами отдыхающих, и силилась угадать, кто же из этих господ путешествует на деньги КГБ. Она прислонилась к Свердлову и зашептала.
— Не бойся, — успокоил он ее. — Если на самолете и есть кто-нибудь, то он или они ничего не предпримут. Держись спокойно. Читай «Лук» и держи меня за руку.
Он пребывал в своем обычном ироническом настроении, когда они встретились, и в машине по дороге к аэропорту Кеннеди не переставая подшучивал над ней. Впервые он взял официальный посольский автомобиль с шофером. В самолете Свердлов переменился. Они заняли свои места, и на мгновение он прикоснулся к ее руке. Он не ехидничал, не заигрывал лукаво, понимая, что она не в состоянии дать ему отпор. Он был нежен, а в его серых глазах светилось выражение, которого она больше всего боялась, гораздо больше тех озорных приставаний, которыми он досаждал ей в первую поездку на Барбадос.
Теперь, когда они стояли в зале прилета, проходили через таможню, предъявляли паспорта полицейскому в белой тропической форме, Джуди почувствовала, что все идет к концу, как будто остров был для обоих конечным пунктом поездки. Этого не могло быть, просто не могло, но она чувствовала себя так, словно вернулась домой, а ведь она пробыла здесь всего каких-то две недели два месяца назад. Но мягкий воздух, неуловимый запах тропиков, неотступный ночной бриз, тягучий местный говор, родившийся в стране на Западе и воспринятый рабами — предками барбадосцев — все было знакомо.
Еще одна абсолютная нелогичность: она с презрением относилась ко всему, что называли «нервами» — после трехлетнего пребывания в Штатах она привыкла к тому, что слово «невротик» употреблялось так часто и без разбора, что утратило первоначальное значение. А теперь сама вела себя как невротик, и совершенно беспочвенно эмоции брали верх над здравым смыслом. Путешествие только началось, по крайней мере для Свердлова, здесь они только на ночь и один день, самое большее. До спокойного безопасного прибежища еще так далеко, они сейчас всего лишь на первом этапе далекого пути.
В машине они не проронили ни слова. Он сидел, откинув голову назад и закрыв глаза. Ей вдруг подумалось, как же он устал: перенапряжение этих двух недель состарило его. От природы поджарый и жилистый, он совершенно исхудал. В приливе неожиданного теплого чувства она просунула руку под его руку, он тут же открыл глаза и улыбнулся ей.
— Не бойся, — повторил он. — Мы уже здесь. Я чувствую, что все обойдется.
«А я не чувствую». Она почти произнесла эти слова вслух. «Возможно, у меня взвинчены нервы и я поддаюсь ненужным невротическим страхам, но ничего не могу с собой поделать, я тревожусь, что не обойдется, и не могу объяснить почему...»
Они зарегистрировались у портье. При электрическом освещении вестибюль отеля выглядел совершенно по-иному, даже за те несколько недель, что они не были здесь, украшения поблекли, управляющий постарел, на доске объявлений все еще висела реклама прогулки на пиратском судне «Веселый Роджер», все так же пришпиленная к доске тремя булавками.
Пока Свердлов подписывал карточки, она повернулась посмотреть на плакат. Ленч в корзине, как на пикнике, угощение ромом в баре — и это называлось подлинной атмосферой карибского отдыха. Джуди читала с нарастающим ужасом. Ей представились пышущие здоровьем бизнесмены, у них свисают животы над безобразными шортами-бермудами, они надираются до поросячьего визга между поддельными пушечными ядрами и саблями в «подлинном» баре пиратских времен. Со всех сторон несется визг, повсюду невероятный гам, плохо воспитанные дети и скучающие жены. К ней подошел Свердлов:
— Только не говори, что хочешь прогуляться на нем.
— Нет, благодарю покорно. — Она повернулась к стойке, пожала руку управляющему и расписалась на регистрационном бланке. — Нет, я предпочитаю развлекаться по-другому.
Она чувствовала на себе липкий взгляд управляющего, который в этот момент наверняка по-своему истолковывал ее слова о том, как она предпочитает развлекаться. Боже, подумала про себя Джуди, если бы ты только знал, зачем мы приехали, похабник ты эдакий.
Бунгало было совершенно таким же, в каком она жила в предыдущий приезд. Та же просторная гостиная, обеденный стол со стульями, крошечная кухонька в углу, узенький коридорчик, ведущий к выходу, подвесная лесенка наверх в спальню и ванную. Раздвижные стеклянные двери закрыты, слышно только, как море набегает на песчаный пляж и как трещат несметные полчища цикад в темно-зеленых зарослях.
Свердлов расплатился с человеком, принесшим их вещи, и подошел к Джуди.
— Тебе не хочется поплавать? Нам обоим было бы это полезно.
— Нет, — поспешно ответила Джуди. — Нет. Лодер сказал, что тебе не нужно выходить из бунгало! Ты должен оставаться в доме.
— Два дня? Я не должен выходить целых два дня?
— Федор, бога ради, не спорь. Он так сказал. Не вылезайте из дома, пока кто-нибудь не приедет посадить тебя на самолет!
Свердлов стал подниматься по лесенке в спальню.
— Я устал, и мне жарко, — сказал он. — Пойду искупаюсь в бассейне, в котором в первый раз увидел тебя.
Джуди кинулась за ним:
— Перестань быть таким упрямым дураком! Почему ты не можешь сделать так, как сказал Лодер?
Она слышала, как он двигался по комнате, переодеваясь. Она дрожала от страха. В бунгало было безопасно, Лодер не стал бы давать такие инструкции, если бы не имел на то достаточных оснований. Ну почему Свердлов не хочет быть благоразумным и не высовываться наружу? Зачем ему испытывать судьбу? Она сбежала за ним по лестнице. На верхней ступеньке ее встретил Свердлов — в плавках и с полотенцем вокруг плеч.
— Если ты боишься за меня, — сказал он, — пойдем со мной. — Когда она подошла к бассейну, он уже плавал, лениво двигаясь в воде и перевернувшись на спину. — Очень тепло, — крикнул он ей, — тебе понравится.
Джуди одарила его разгневанным взглядом и нырнула.
Он подплыл к ней и обхватил ее тело рукой. Он находился рядом с бортиком и взялся за поручень, поддерживая их обоих на плаву.
— Я знаю, что делаю, — сказал он. — Мои наверняка следят за мной, кто-нибудь прилетел сюда, это точно. Если я хочу попасть на самолет Лодера живым и здоровым, мне нужно вести себя как можно более естественно. Вести себя так, как будто я прилетел провести с тобой уик-энд. Перестань лягаться.
— Не хочу слушать, что ты там говоришь, — зашептала Джуди, он прижал ее к своей голой груди. — Лодер просил, чтобы ты не выходил.
Внезапно Свердлов выпустил поручень, и они ушли под воду. Он сразу же поднял ее над водой и, стиснув ее тело обеими руками, поцеловал.
— Я лучше Лодера знаю, — сказал он. — Намного, намного лучше. Я никогда еще не был так близко к тебе, как сейчас. Поплыли обратно, и я покажу тебе, как я пробирался сюда, прятался и подглядывал, когда ты плавала в одиночестве под луной.
Он заставил ее выпить перед возвращением в бунгало. В спальне на верхнем этаже стояли две кровати. Его чемодан лежал открытым на одной из них. Свердлов поднимался вслед за ней, и у дверей в спальню она повернулась к нему. Там, в бассейне, он обвил ее ноги своими, обхватил ее руками и утянул под воду. Если он переступит порог прежде, чем она придет в себя, ей уже не выдворить его из комнаты.
— Нет, — попросила она. — Прошу тебя, Федор. Я не для этого приехала с тобой сюда.
Она не закрыла дверь перед ним, она ждала, чтобы он ушел сам. Секунду они стояли и смотрели друг на друга, оба были мокрыми, бусинки воды стекали у него по груди и тоненьким ручейком сбегали к ступням, она так замерзла, как будто на ней не было никакого купальника.
— Если я попрошу тебя, неужели ты скажешь мне «нет»?
— Не проси, — умоляющим голосом сказала Джуди. — Пожалуйста, не проси. Мне холодно, я вся мокрая, и я до смерти боюсь...
Он положил руку ей на затылок, она вспомнила, что он делал так, когда они были с ним на острове в первый раз. Рот у него был совсем теплый. Поцелуй говорил многое: не теперь, раз я с тобой нежен, и я умею ждать. Но время придет, мы оба это знаем.
— Иди прими горячий душ, — посоветовал ей Федор. — Если это сделает тебя счастливее, я закажу какой-нибудь еды сюда. Мы останемся в доме сегодня вечером, как сказал мистер Лодер.
Внизу у бара сидели, пили пиво и курили два человека, всем своим видом показывая, как они наслаждаются тишиной тропической ночи. Они поселились в отеле только накануне, места для них не были зарезервированы, они просто приехали и, переговорив наедине с управляющим, получили бунгало по соседству с тем, которое заказал Свердлов. Управляющий даже не удосужился сообщить им, что это бунгало уже оплачено канадской четой среднего возраста, которая поселялась в гостинице каждый год во время мертвого сезона и считала именно это бунгало своим. Он только просмотрел удостоверения, по их просьбе позвонил комиссару полиции и сказал: «Да, конечно да, можете не сомневаться, любую помощь, которая им понадобится» — и повесил трубку.
Когда Джуди увидела, как управляющий пялил на нее и Свердлова глаза, она совершенно неправильно поняла его взгляд. Он также нанял дополнительную прислугу, двух барбадосцев, которым поручили убирать в этих двух бунгало вместо горничной, которая убирала в них постоянно. Это вызвало разговоры среди обслуги, потому что отель был полупустой и работы мало, вовсе не на полный штат. Еще большее удивление вызвало то, что один из вновь нанятых работников принялся полоть цветочные клумбы у стен этих бунгало: садовниками на острове были исключительно женщины — к концу дня управляющему не оставалось ничего другого, как выдать освобожденной от работы горничной, старшему официанту и девочке-садовнику, которая подозревала, что ее собираются уволить, по дополнительной недельной зарплате, строго-настрого приказав им держать язык за зубами, если они не хотят потерять работу. Насколько он понял, речь шла только об уик-энде, поэтому управляющий полагал, что они потерпят это время. Ночью того дня, когда Джуди и Свердлов приехали на остров, он лежал в постели со своей любовницей, которая дулась на него за то, что ему не хотелось заниматься любовью, и мучился, не зная, может ли он продать этот секрет одной из американских газет, когда все это закончится. Что бы ни было «это», он не имел представления, почему двое сотрудников британской службы безопасности ведут наблюдение за русским или с какой стати под его окнами под надуманным предлогом копошатся двое из группы специального назначения барбадосской полиции. Ему и не хотелось ничего знать, пока не кончится уик-энд и пока все благополучно не завершится. Он перевернулся на другой бок и захрапел.