Энтони Пирс. Суд над Роксаной

   — Групповщину, дармовщину, земщину, семибоярщину…
   — Это все полная бессмыслица!
   — Калифорнийщину, голливудщину…
   — Бред какой-то!
   — Ахинейщину…
   — Может, «чертовщину»?
   — Не важно!
   — Это точно. Важно другое: ты наверняка собираешься пройти по мосту, но у тебя ничего не выйдет. Мы, чтоб ты знала, знаки препинания, а потому будем строить тебе препоны и непременно пинаться. Ты будешь запинаться, а мы пинаться.
   — Так вы второе испытание?
   — А вот попытайся еще раз к нам сунуться, увидишь, что попытка не лучше пытки.
   Метрия попыталась обойти знаки, но они легко преграждали дорогу, а свалиться с моста в сахарный ров ей тоже не улыбалось. Не удалось ей и перепрыгнуть через знаки и пробраться под ними: обе попытки обернулись хоть и не пытками, но полновесными пинками.
   — Да что же мне с вами делать? — воскликнула Метрия чуть ли не в отчаянии.
   — Тоже мне фу-ты ну-ты демонесса! — рассмеялись загогулины. — Вроде как неграмотная, а ведь в УНИВЕРМАГе училась! Не зря тебя Балломут все по сто раз пересдавать заставлял: это ж надо — не знать, что следует делать со знаками препинания]
   — А что с вами делают? — спросила Метрия, понимая, что препинаться с ними ей явно не стоит: по этой части она им не соперница.
   — Промышляй, адское созданье! — воскликнул восклицательный знак.
   — Что делать?
   — Шаляй, валяй, гуляй, стреляй, — наперебой кричали с моста.
   — Вы хотите сказать «размышляй»? — догадалась Метрия.
   — Вот-вот: поломай голову, пораскинь мозгами, почеши репу.
   — Ага! — пробормотала демонесса, отбрыкнувшись от запятой, попытавшейся цапнуть ее за пятку. — Сейчас подумаю: что же делают со знаками препинания? В УНИВЕРМАГе нас учили, что их… это… расслабляют.
   Знаки со смеху покатились по мосту.
   — Распрямляют, разбавляют, — гнула свое Метрия, — о, расставляют]
   Знаки откровенно приуныли. Остальное оказалось совсем несложным: она расставила знаки препинания по местам, после чего они перестали представлять собой какую-либо препону. Второе испытание было пройдено.
   — Эй, Худшая, просыпайся! — позвала Метрия. — Твоя очередь.
   — Демоны не спят! — буркнула Менция.
   — Это утка, — пояснила лучшая половина.
   — Что?
   — Минутка, скрутка, будка…
   — Может, шутка?
   — Не важно.
   — Твоя шутка звучит жутко! — обиженно заявила худшая половина, но Метрия уже сошла со сцены. Менция шагнула вперед на мост. И тут же перед ней появился кирпич. За ними возник второй, третий… множество кирпичей, взбираясь один на другой, принялись формировать стену.
   — Эй, что тут творится? — вскричала Менция.
   — Идет строительство, — сообщил один из кирпичей. — Добротное кирпичное строительство, не какое-то там панельное. Так что не бойся, на панель тебе идти не придется.
   — Подумаешь, напугали! — фыркнула Менция. — Дали бы лучше пройти, мне ваша стройка без надобности!
   — А вот и нет! — наперебой загалдели кирпичи. — Еще как нужна! Вон ты какая стройная, куда ж тебе, как не на стройплощадку.
   Комплимент демонессе понравился, а вот сделанный на его основании вывод вовсе нет. А пока она искала достойный ответ, проклятые кирпичи обложили ее со всех сторон и она оказалась замурованной в тесной кирпичной темнице. Кирпичи больше ничего не говорили, да в словах и не было нужды: она столкнулась с третьим испытанием. Обычно никакие стены не могли удержать демонессу, но в зоне демонополизации все обстояло по-другому. Стены являлись для нее столь же неодолимым препятствием, как и для смертных. Она была совершенно беспомощна, однако воспоминание о том, что ей удалось выкрутиться, даже побывав в Области Безумия, придавало уверенности.
   — Интересно, что сделал бы на моем месте Гари Горгулий? — промолвила демонесса вслух, пытаясь заглянуть в щели между не слишком плотно уложенными кирпичами. — Правда, он из каменного чудовища превратился в существо из плоти и крови, а мне бы надо наоборот.
   — Тебе бы надо помолчать и не мешать мне отдыхать, — подала голос Метрия.
   Менция, как и ее лучшая половина при втором испытании, подумала, поразмыслила, пораскинула мозгами, почесала репу и, не придумав ничего толкового, пришла к заключению, что следует подумать получше. Ей было доподлинно известно, что непреодолимых испытаний не бывает, а для преодоления преодолимых, как правило, требуется не столько сила, сколько сообразительность.
   Она принялась соображать изо всех сил, но ничего другого, кроме как то, что надо еще подумать, ей в голову не приходило. А до того, что, без конца думая о том, что надо еще подумать, так ни до чего и не додумаешься, она додумалась довольно быстро.
   Сказав себе, что соображать надо как-то иначе (как именно, она еще не придумала), Менция снова осмотрела камеру и принялась прощупывать стены. Вдруг хоть один кирпичик да уложен непрочно. Если удастся его выломать из кладки, можно считать, что полдела сделано.
   Однако эти надежды оказались тщетными. Кирпичи снизу доверху держались крепко. Она оставалась надежно замурованной, и ничего, кроме всяческой муры, ей на ум, как назло, не приходило.
   Потом ее внимание привлекли пылинки, пляшущие в пробивающихся сквозь щели солнечных лучиках, и она, подумав о том, что они как-то попадают в камеру, попыталась проследить за их движением. Но у нее ничего не получилось, и тут она по-настоящему расстроилась.
   В тот же момент строение, потеряв стройность, рассыпалось в груду кирпичей, так что Менция еле-еле успела выскочить наружу. Перспектива оказаться заваленной привлекала не больше, чем быть замурованной, но ей уже не грозило ни то ни другое. Третье испытание осталось позади.
   — Привет, Менция, — послышался чей-то голос, и демонесса увидела привлекательную молодую женщину.
   — Разве мы знакомы? — спросила она.
   — Думаю, да. В прошлом году ты отправила сюда Гари Горгулия. Я Вира, невестка Доброго Волшебника.
   — Но я никогда не бывала в замке! — возразила Менция. — Как ты могла меня видеть?
   — Глазами я тебе точно не видела, — рассмеялась Вира. — Но Гари много о тебе рассказывал.
   Менция почувствовала, что пора обратиться внутрь себя.
   — Эй, Метрия! — позвала она. — Хватит бездельничать, мы уже в замке.
   Лучшая половина пробудилась и присоединилась к худшей.
   — О, все, как в добрые старые письмена, — промолвила она, озираясь по сторонам.
   — Старые что?
   — Имена, племена, ордена…
   — Наверное, времена?
   — Не важно. Я была здесь больше девяноста лет назад.
   — Привет, Метрия.
   Обе демонессы (в одном, если можно так выразиться, «флаконе») подпрыгнули.
   — Откуда ты меня знаешь? — спросила Метрия.
   — Хамфри сказал, что ты должна прибыть вместе с другой частью себя и велел мне вас встретить.
   — Жуткая девица! — пробормотала Менция.
   — Да, очень чуткая, — подтвердила Метрия.
   — Это правда, я развила кое-какие чувства, — согласилась Вира.
   Две частицы демонессы прервали диалог и последовали за Вирой во внутренние покои, где были встречены женщиной неопределенного возраста.
   — Матушка Мара-Энн, это демонесса Метрия-Менция, — промолвила Вира.
   — Мара-Энн? — пробормотала какая-то половинка.
   — Я пятая с половиной жена Хамфри, — пояснила дама. — Так вышло, что я стала его первой возлюбленной и последней женой, но это давняя, запутанная история, и вам она не интересна. Мой муж уже ждет, Вира проводит вас к нему в кабинет.
   Глядя на Мару-Энн, можно было подумать, что половинка жены все равно что половинка души — вполне способна сделать свое дело не наполовину, а полностью.
   — Сюда, пожалуйста, — сказала Вира, указывая путь, и двинулась по узкой винтовой лестнице так уверенно, что было ясно: ей здесь знаком каждый поворот.
   Кабинет представлял собой тесное мрачное помещение, заваленное фолиантами и заставленное фиалами.
   — За девяносто лет здесь ничего не изменилось, — заметила Метрия.
   — Разумеется, демонесса, — откликнулся Хамфри. — Ты тоже не изменилась, ежели не считать расщепления личности.
   — Приятно встретиться снова, волшебник, — промолвила Метрия. — Ты за это время если и состарился, то не больше чем на денек.
   Разумеется, она была в курсе того, что Хамфри имел в своем распоряжении эликсир из Источника Молодости, с помощью которого поддерживал себя в возрасте, казавшемся ему наиболее приемлемым. А именно — в столетнем.
   — Ладно, обойдемся без комплиментов. Задавай свой Вопрос.
   — Как я могу заставить аиста серьезно отнестись к моим посланиям?
   — Это будет ясно после того, как ты сослужишь свою службу. Отправляйся к Симург.
   — Куда?
   — Демонесса, может, в голове у тебя и пар, но со слухом, как я знаю, все в полном порядке. Проваливай!
   — Эй, волшебник, что это за разговор? Ты мог бы, по крайней мере…
   — Не спорь с ним, — шепнула Вира, — только хуже будет…
   — Но до Симург никому не долететь, даже демонессе: там зона, закрытая для полетов, — возмутилась Метрия. — Мало того, что мне пришлось сюда пешком пробираться! Я прошла, выдержала три испытания и требую нормального Ответа!
   — После службы! — отрезал Хамфри и, перевернув страницу, погрузился в чтение толстенного фолианта.
   Менция чуть не лопнула от злости. Собственно говоря, она и лопнула, а вдобавок еще и вышла из себя, хотя тут же вернулась обратно и восстановила целостность демонической формы. После чего сказала:
   — Конечно. Все будет сделано как надо.
   — Хоть у тебя и нет половинки души, Менция, ты очень разумна, — заметила Вира.
   — Я потому и разумна, что у меня нет никаких душ и ничто меня не душит — заявила Худшая. — Моя лучшая половина от своей дурацкой любви ослепла и оглохла, а я ничем не одурманена и воспринимаю все как следует. В конце концов, что тут такого: побывать на горе Парнас да повидать большущую птицу?
   — Но ее там нет, — сказала Мара-Энн, услыхавшая их последние слова, когда они спускались по ступенькам, — Древо Семян плодоносит, и она на это время взяла летний отпуск.
   — Получается, мы не знаем, где ее искать?
   — Это поправимо. Я могу призвать лошадь, которая знает дорогу.
   — Это ее талант, — пояснила Вира. — На ее зов являются все, кто в родстве с лошадьми, кроме единорогов.
   — А почему кроме единорогов? — полюбопытствовала Менция.
   — Раньше она и единорогов призывала, но после того как побывала в Пекле и вышла за Хамфри, она утратила невинность, — пояснила Вира и при этих словах густо покраснела, находя неприличным говорить открыто о вещах, имеющих отношение к Взрослой Тайне. В пределах слышимости вполне мог оказаться ребенок. — С тех пор они ее игнорируют. Это весьма печально.
   Менция, однако, отреагировала на эту историю без малейших признаков смущения.
   — Моя лучшая половина не слишком оберегала свою невинность и до того, как обзавелась половинкой души, и после, так что катание на единорогах ей в любом случае не светило. Так что пусть Мара-Энн вызовет любое копытное, лишь бы оно знало дорогу.
   Мара-Энн вывела посетительниц из замка и провела их по мосту через ров, который приобрел нормальный вид и не казался больше ни газированным, ни глазированным, и остановилась на краю ровной площадки, возникшей на месте сахарных гор. Послышался стук копыт, и вскоре на виду появились четыре весьма странных создания.
   Менция вытаращила глаза, ибо ничего подобного ей до сих пор видеть не доводилось. Каждое существо имело только одну ногу, причем двое из них были лишены головы, взамен которой им досталось по полхвоста, а двое бесхвостых имели по полголовы, каждая с одним ухом и одним глазом.
   — Это что за чудики? — изумилась демонесса.
   На боку у каждого существа красовался серебряный диск с зазубренными краями: на дисках у двух первых были выгравированы головы, на двух других — большие птицы с полураспростертыми крыльями.
   — Обыкновенные четвероноги, — пожала плечами Мара-Энн и хлопнула в ладоши. По ее команде все четверо объединили свои ноги и все прочее, превратившись в одно существо, вроде бы обычного коня. Вира протянула ему кусочек сахара, и он доверчиво ткнулся носом в ее ладонь.
   — Жаль, что вы не можете поехать на Восьмеркине верхом, — заметила Вира.
   — Его так зовут? — уточнила Менция. Будучи сама малость чокнутой, она находила все связанное с этим копытным выходящим за рамки нормы помешательства. — А почему бы и нет…
   — Дело в том, что он не доверяет незнакомым взрослым: при попытке оседлать его распадается на четыре части, которые тут же разбегаются на все четыре стороны. Но дорогу он знает, поэтому вы можете следовать за ним.
   — А почему бы ему просто не сказать нам, куда идти, чтобы мы могли отправиться туда сами по себе? — осведомилась Менция.
   — А как раз вот разговаривать он не умеет, — пояснила Мара-Энн. — Может показывать простые направления, а любые помехи приводят его в замешательство, и он…
   — Распадается на части, — закончила за нее Менция. — А что с детьми, их он любит?
   — Очень, особенно тех, которые ростом не больше чем в четверть взрослого. Но…
   Менция, обратившись в дымное облако, растворилась в воздухе, и на ее месте появилась самая бедная, самая несчастная, самая оборванная и самая голодная малютка, какую только можно вообразить.
   Даже Вира почувствовала перемену и с удивлением спросила:
   — Метрию и Менцию я знаю, но кто ты такая?
   — Я бедная маленькая сиротка. У меня всего четвертинка души — половинка Метриевой половинки, и я очень люблю лошадок, и если мне, несчастной, брошенной сиротинушке, не дадут покататься, я изойду горькими-прегорькими слезами и умру от горя, а всем, кто меня обидел, будет страшно стыдно!
   Мара-Энн как бы переглянулась с Вирой: переглянуться с нею по-настоящему из-за слепоты последней она не могла.
   — Ну что ж, попробуем, — Мара-Энн подняла всхлипывавшую и утиравшую глазки рваным рукавом малышку на лошадь.
   — Вот здорово! — воскликнула девчушка, захлопав в ладоши. — Поехали!
   Но Вира охладила ее восторг.
   — Мы не можем отпустить такую кроху одну в столь дальнее путешествие! — заявила она.
   — Да я вовсе не…— начала было сиротка, но одна из ее внутренних половинок велела другой заткнуться, пока лошадь ничего не услышала.
   — Правда, мы можем дать ей в сопровождение взрослого, — промолвила Мара-Энн. — Есть одна демонесса, которая тоже знает дорогу и частично обязана Хамфри службой.
   — Демонесса? — воскликнула несчастная сиротка. — Но они не заслуживают доверия.
   И снова Мара-Энн как бы переглянулась с Вирой.
   — В принципе мы с этим согласны, — сказала она. — При обычных обстоятельствах вовсе не заслуживают, но, когда речь идет о службе Доброму Волшебнику, им приходится выполнять ее как следует. Если она не доставит вас куда нужно, Хамфри не зачтет ей это как выполненное обязательство.
   Дитя поморщилось, но признало, что эти рассуждения не лишены резона.
   — А что за демонесса?
   — Героиня Гера.
   — Ничего себе! Да разве таких можно к детям подпускать? Хуже ее нету: она своим зельем весь ад с пути сбила. Да если хочешь знать, героин…
   — Знаю я, что она за особа, — отозвалась Мара-Энн. — Но во время этого путешествия ей придется позабыть о своих скверных привычках.
   — Надеюсь, ты права, — согласилась малютка, хотя и без энтузиазма.
   Мара-Энн щелкнула пальцами, и в воздухе возник едко пахнущий дымный смерч, изнутри которого послышалось:
   — Ну что, я свободна?
   — Будешь свободна, после того как благополучно сопроводишь дитя и лошадь к Симург, — заявила Вира.
   Смерч переориентировался на маленькую всадницу.
   — Это не лошадь никакая, а так, четыре, четвертинки, — прозвучало из дыма. — Что же до девочки, то это…
   — Несчастная сиротка! — одновременно и одинаково твердо заявили Мара-Энн и Вира.
   Дымное облако колыхнулось, словно вздыхая.
   — Сиротка так сиротка: мне оно и лучше. Раз так, не будем рассусоливать и в путь!
   Сиротка сжала конские бока прелестными маленькими ножками и скомандовала:
   — Восьмеркин, вперед!
   В тот же миг конь, всадница и смерч исчезли, оставив позади себя лишь тучу пыли и двух кашляющих женщин.

Глава 2
СИМУРГ

   Четвероног мчался как ветер, но путь, как оказалось, предстоял долгий. Пейзажи со свистом проносились мимо, но, хотя деревья и холмы, не иначе как напуганные бешеным галопом, уносились назад, горизонт не приближался. Похоже, там тоже побаивались столь головокружительной скачки. Малютку-сиротинушку, впрочем, это ничуть не беспокоило: в своем нынешнем качестве она имела право не знать географии, понятия не иметь, в какую сторону они скачут, и вообще проявлять беззаботность.
   — Вот бы мне эскимо на палочке, — промолвила она. Рядом с четвероногом мгновенно возникло дымное облако.
   — А зачем? — послышался голос.
   — Съесть, зачем же еще?
   Облако издало «пыф», пожало дымными плечами, и сформировавшаяся рука протянула сиротке палочку, на которой, размахивая ножками и ручками, сидел крохотный человечек в меховом одеянии с капюшоном.
   — Кушай на здоровье, деточка.
   — Что это? — испуганно воскликнула сирота.
   — Эскимос. На палочке, как ты и просила.
   — Ты все напутала. Несчастные сиротки не едят людей, даже на палочках.
   — По-моему, это глупые капризы, — заявило облако. — А что ты, в таком случае, просила?
   — Эскимо. Это такое мороженое.
   — А, это мы мигом…— Эскимос начал покрываться ледяной коркой.
   — Ладно, не надо, дай мне лучше шипучки.
   — С каким газом?
   — Лучше всего с горчичным.
   В руке появилась бутылка. Хлопнула пробка, и к облаку дыма добавилось вырвавшееся из горлышка облачко газа. Малютка чихнула.
   — Крепко, ничего не скажешь. Думаю, этого газа хватило бы на целую армию.
   — Стараемся, — скромно прозвучало из облака. — А могу я полюбопытствовать, о чем ты спрашивала Доброго Волшебника? Не то чтобы меня это заботило, но раз уж мы вместе едем да все такое…
   — Хотела узнать, как состряпать послание, которое точно дойдет до аиста, — ляпнула малютка и лишь на последних словах запнулась, сообразив, что лучше бы ей помолчать.
   Четвероног взбрыкнул, и на его теле появились трещинки, как будто он собрался распасться на четыре части.
   — Через …надцать миллионов лет я вырасту, и мне потребуется это знать, — затараторила сиротка. — Конечно, сейчас я не более чем невинное дитя и, не будучи посвященной во Взрослую Тайну, не могу надеяться вызнать что-то подобное. Поэтому Добрый Волшебник и не дал мне ответа, но я получу его, когда подрасту.
   Четвероног, чуть не разчетверившийся на скаку, успокоился, щели исчезли, как и не было, восстановив прежний аллюр. Важность соблюдения Взрослой Тайны признавалась всеми существами в Ксанфе. Разумеется, взрослыми существами, которые вступили в Заговор с целью не позволить детям проникнуть в страшный секрет, как вызывают приносящего младенцев аиста. Дети, естественно, возмущались подобной несправедливостью и делали все, чтобы правдами и неправдами вызнать упомянутую Тайну как можно скорее. Удивляло, однако, что стоило им добиться желаемого и разобраться с вожделенным секретом, как они немедленно присоединялись к столь ненавистному недавно Заговору и начинали скрывать Тайну от детей с тем же рвением, с каким совсем недавно старались в нее проникнуть. Поскольку подобное поведение явно лишено смысла, объяснить его можно лишь тем, что Тайна воздействует на всякого познавшего ее с помощью магии, побуждая присоединиться к Заговору. Возможно, именно эта магия заставляет уважать Взрослую Тайну даже демонов, которые не слишком уважительно относятся ко всякого рода правилам и нормам. Правда, существует и другое объяснение: демоны поддерживают Заговор Взрослых, поскольку являются прирожденными заговорщиками и заговоры как таковые для них родная стихия.
   Облако запыхтело — похоже, Героиня находила ситуацию забавной.
   — А ты уверена, что и вправду являешься невинной малюткой? — ехидно полюбопытствовала она. — Сдается мне, будто мы уже встречались, но тогда ты выглядела постарше, и насчет невинности…
   — Скажи, — торопливо перебила ее сиротка, — а что за Вопрос задала Хамфри ты?
   — Где раздобыть настоящую соль. Видишь ли, я коллекционирую различные виды соли, собрала кучу самых экзотических, но они по большей части какие-то не такие. Каменная соль слишком твердая, поваренная вся разваренная, соль земли землистая. В поисках настоящей соли я побывала даже в… впрочем, нет, это слово в присутствии невинной малютки произносить нельзя.
   Метрия не могла выдать себя, ибо понимала, что в тот же миг четвероног распадется на части. Хитрая Героиня дразнила ее, прекрасно это понимая. К счастью, Метрия тоже знала толк в подобных дразнилках и знала также, что, путешествуя с демонессой, нужно держать ухо востро, даже если она обязана доставить тебя в нужное место и в нужное время. Скорее всего, получится так, что с ее дымной руки ты попадешь или в нужное время, но в ненужное место, или в нужное место, но в ненужное время. Сиротка делала все, чтобы свести подобные каверзы на нет, из-за чего даже пришлось наглотаться шипучки с горчичным газом.
   — Значит, после того как ты доставишь меня куда надо, Добрый Волшебник скажет тебе, где найти соль. Настоящую, которую можно насыпать на хвост кому угодно и поймать его. Тогда от тебя никто не уйдет. Так?
   — Может, и так, — буркнуло облако. — Я одно скажу: для такой, фу-ты ну-ты, «невинной» цацы ты уж больно зрело рассуждаешь.
   — Это иллюзия. Не все бывает таким, каким кажется.
   Тут она попала в точку, с этим утверждением не стала бы спорить ни одна демонесса. Дальше они мчались в молчании, оставляя позади новые и новые пейзажи. На глазах у малютки впереди возникали горы и леса. Они быстро росли, стремительно мчались ей навстречу, поравнявшись с ней, вымахивали до огромных размеров, а потом уносились назад, так же быстро уменьшаясь и обращаясь в ничто. Через некоторое время четвероног поскакал по мощеной дороге, то и дело пересекавшейся с другими. У перекрестков дороги вспучивались, словно стараясь произвести впечатление одна на другую, но, поскольку делали это все, преимущество не доставалось ни одной. Можно было подумать, будто пересекающиеся дороги состязаются в силе: кое-где их мостовые от натуги покрылись трещинами, но так как даже трещины соединялись одна с другой, было ясно, что это соревнование продолжается давно и без чьего-либо перевеса.
   Героине дорога скоро надоела, и она возобновила диалог:
   — А что за дела у Доброго Волшебника с Симург?
   — Я бы сама хотела это знать. И где она, в конце концов, живет?
   — А я думала, ты так и не спросишь. Она живет на Изумлинге.
   — На Изюмлинге? — не поняла «несчастная сиротка». — Это что, где изюм?
   — При чем тут изюм? Изумлинг — это горная гряда, опоясывающая всю землю.
   — Раз она земляная, ее надо называть Иземлинг.
   — Она не земляная, чтоб ты знала, а состоит из цельного изумруда. Это изумительное зрелище повергает всех в изумление.
   — Могу себе представить. Должно быть, Симург любит красивые вещи.
   — Она любит все на свете. Но, поскольку ей доступно все, в чем она нуждается или чего желает, я решительно не понимаю, что ты можешь для нее сделать.
   — Если бы я знала, — вздохнула бедная крошка. — Может быть, она опять затеяла переместить вселенную?
   На сей раз облако выглядело напуганным.
   — Что — и вместе с нами всеми?
   — Может быть, эта ей наскучила. Или загрязнилась, и Симург захотелось новую, посвежее да почище.
   — Но мы-то все как? С нами что станет?
   — Возможно, мы хлюпнемся в ничто. Разве это имеет значение?
   Героиня задумалась. Пожалуй, что и нет. Но вот смертные, наверное, будут против. Потом облако потянулось.
   — Отдохну-ка я полчасика. Увидишь что-нибудь интересное — разбуди.
   Облако обернулось бесформенной каплей, оставив сиротку наедине с ее мыслями. Путешествие было легким и приятным, да и попасть в замок Доброго Волшебника оказалось не так уж сложно. Конечно, Хамфри ворчал на нее, так ведь он же на всех ворчит. Но почему все так просто?
   Чем больше демонесса размышляла, тем сильнее ее мучило подозрение: Хамфри хотел, чтобы она явилась к нему со своим Вопросом. По той простой причине, что она была нужна ему для какого-то дела. Может быть, он был в долгу перед Симург, а той зачем-то понадобилась служба демонессы. Вот Метрия и сгодилась.
   Она вздохнула. Что тут попишешь? Ради того чтобы убедить аиста доставить младенчика, ей надо будет делать, что придется. Оно того стоит.
   Неожиданно скакун остановился: поперек дороги была натянута тяжелая цепь, так что продолжать бег он не мог. «Несчастная сиротка» от раздражения чуть было не перелетела через это ничтожное для демонессы препятствие, но вовремя сообразила, что скакун может ее… не так понять. Поэтому она спешилась и подошла, чтобы осмотреть звенья цепи. Каждое из них оказалось плоской продолговатой пластиной, и на каждом была выгравирована буква. Из букв складывалась надпись:
   ЭТО НЕ ПРОСТО ЦЕПЬ, А ПИСЬМО. ТРИЖДЫ УЖЕ ВЕСЬ МИР ОБЕГАЕТ. ВСЯКИЙ, КТО ЭТУ ЦЕПЬ РАЗОРВЕТ, ТОТ ПОЖАЛЕЕТ И ПОСТРАДАЕТ. ВОТ ДЖОЙ ШМОЙ ЦЕПОЧКУ ПОРВАЛ И В БУХТУ-БАРАХТУ НЕМЕДЛЯ УПАЛ. А ДЖЕЙН ДОЙ ЦЕПЬ СБЕРЕГЛА И ПОТОМУ КРАСОТУ ОБРЕЛА. ЗРЯ НЕ МЕШКАЙ, ПОСПЕШИ — ЭТО ПИСЬМО ПЕРЕПИШИ, ЧТОБЫ ОНО ЦЕПЬ ПРОДОЛЖАЛО И В ЧЕТВЕРТЫЙ РАЗ МИР ОБЕЖАЛО.