Энтони Пирс. Возлюбивший зло

   Немного в стороне от других он увидел обычный деревенский домишко с соломенной крышей — толстые столбы поддерживали бревна потоньше, щели которых были заткнуты сухой травой и замазаны глиной. Неизвестно, как отнесется к непрошеному гостю хозяин, однако Пэрри пришлось положиться на удачу.
   Подойдя к дому, он постучал по доске, которая болталась в дверном проеме. Доска тут же отодвинулась, и в полумраке из-за нее испуганно выглянула старуха.
   — У меня пропала одежда, — поспешил объяснить Пэрри. — Я… я бегу от солдат. Они убили мою жену. Если бы вы дали мне что-нибудь надеть, я смог бы отработать.
   Старуха задумалась. Пэрри догадался, что она решает, стоит ли ему верить и вообще ввязываться в эту историю.
   — Ты христианин или еретик? — наконец спросила она.
   — Христианин, но сочувствую еретикам, — нисколько не обманул ее незнакомец. — И какими бы набожными ни казались крестоносцы, я не на их стороне.
   — Тогда входи, — сказала хозяйка, отодвигая доску-дверь.
   Пригнувшись, Пэрри шагнул за порог и оказался в хлеву с несколькими овцами. Пахло разбросанным повсюду пометом.
   Затем хозяйка провела юношу в комнату. Наверное, она жила здесь одна — возле стены стоял узкий соломенный тюфяк. Порывшись, старуха достала откуда-то изношенную мужскую одежду.
   — Вот, осталась от мужа — царство ему небесное.
   Пэрри тут же оделся.
   — Спасибо, мамаша, я в долгу не останусь. — Латаная-перелатанная одежда была еще и грязной, но, к счастью, без блох — очевидно, слишком долго пролежала без дела…
   Затем хозяйка отыскала стоптанные башмаки.
   — Вроде должны подойти.
   Колдун примерил. Башмаки немного жали, но ходить было можно.
   — Не знаю, как вас и…
   — Есть будешь?
   Только сейчас он понял, что проголодался.
   Старуха достала замызганную деревянную миску и налила в нее гороховой каши. Пэрри поднес миску к губам и сделал глоток. Каша оказалась водянистой и слишком жидкой, однако хоть какая-то пища…
   Не успел он доесть, как послышался лай собак.
   — Только не это! — воскликнул Пэрри. — Они снова здесь, и я лишь зря навлек на ваш дом беду!
   — Убегай скорее и уводи их отсюда, — приказала хозяйка. — Покружишь немного — возвращайся. Ты у меня в долгу!
   — Договорились!
   Пэрри выскочил из дома. Догадавшись, что чужие башмаки могут сбить собак со следа, он снял и прихватил их с собой. Затем, не привлекая к себе особого внимания, юноша быстро прошел через всю деревню — оборванцы бродили по дорогам и раньше, что уж говорить о голодном военном времени…
   Лай собак приближался. Оставив деревню позади, Пэрри направился в расположенный слева от нее лесок. Затем, сделав крюк, добрался до дороги, по которой вошел в деревню, и, обувшись, обогнул деревню с другой стороны.
   Вскоре юноша услышал, как, добравшись до деревни, собаки взяли его старый след. Он усмехнулся — теперь, покружив немного, они окончательно запутаются, и солдаты решат, будто, превратившись в птицу, колдун улетел. Ведь от него ожидают очередного волшебства, а не такой незатейливой уловки. К тому же Пэрри слишком устал, чтобы снова летать, и с удовольствием предпочел бы воспользоваться гостеприимством своей хозяйки.
   Он подошел к ее домику и постучался.
   — Входи! — отозвалась старуха. — Они еще вернутся.
   Пэрри вошел в дом.
   — Спрячься-ка под соломой, — предложила она. — И отсидись пока там.
   Юноша послушался. Теперь он не видел, что происходит снаружи. Если его преследователи вернутся в дом и хозяйка выдаст своего постояльца, ему несдобровать… Впрочем, какой ей смысл? Ведь он еще не расплатился за одежду.
   Солдаты не заставили себя долго ждать. Пэрри услышал, как они подошли к дому.
   — Уберите собак! — пронзительно заверещала хозяйка. — Они перепугают мне овец!
   Из-за двери ответили, но Пэрри не разобрал, что именно.
   Затем снова послышался женский голос:
   — Конечно, его здесь нет! Зачем мне вас обманывать? Пусть меня покарает Господь, если я вру.
   «Вот так старуха! Откровенно лжет и даже не боится прогневать Бога!» — подумал Пэрри. При этом, прежде чем пустить незнакомца в дом, она сначала удостоверилась, христианин ли он…
   Ее горячие заверения, по-видимому, убедили солдат — Пэрри услышал, как они поскакали прочь. Подождав немного под дверью, хозяйка вернулась в комнату.
   — Все в порядке, парень, уехали, — сообщила она. — Теперь выходи и рассказывай, зачем это ты им так сильно понадобился.
   Пэрри вылез из своего укрытия и стряхнул с себя солому.
   — Вам пришлось из-за меня солгать, — заметил он.
   — Честность не про нас, — ответила старуха. — А вот ты, сдается мне, не из крепостных. Для тебя честное слово кое-что значит.
   — Почему вы так решили?
   — Не один год я присматривала за хозяйскими детьми, и на таких, как ты, глаз у меня наметан.
   Пэрри состроил удивленную гримасу, вспомнив, что стоял перед старухой совершенно голый.
   — У тебя нет мозолей, ты слишком чистый для простого крестьянина и держишься совсем не так, как рабы. Да и по разговору сразу видно ученого человека. К тому же за тобой охотятся, а кому нужен чей-то раб? Обычно ловят тех, кто опасен — господ или их приближенных. Честью дорожат одни богатые. Когда ты сдержал слово и вернулся, я сразу смекнула, что ты не из слуг.
   — Возможно, мне просто понадобилось где-нибудь переночевать.
   — И ты выбрал мою лачугу! И старую каргу в придачу. — Она отвратительно захихикала. — Нет, уж если бы тебе был нужен просто ночлег, ты пошел бы прямиком на постоялый двор и затащил с собой в постель какую-нибудь девку.
   Пэрри выдавил улыбку:
   — Если бы у меня были деньги. — Однако слово «девка» снова заставило его о многом вспомнить — улыбка тут же погасла. Сержант крестоносцев тоже называл Джоли девкой, а потом…
   — Ну-ну, малый, я совсем не хотела тебя обидеть, — засуетилась старуха.
   — Я только…
   Пэрри догадался, что все его страшные воспоминания отразились на его лице.
   — Моя… моя жена…
   — А я-то старая еще лезу со своими шуточками… Прости уж, сынок!
   — Ее хотели изнасиловать, а когда я попытался спасти, закололи… В округе она была самой красивой — золотистые, как мед, волосы, глаза словно два турмалина, и…
   — Это же госпожа Джоли! — воскликнула хозяйка. — Та, что вышла замуж за сына Колдуна!
   — Да, это она… — удивился Пэрри.
   — А ты, значит, и есть его сынок! — торжественно заключила старуха. — Ты выбрал себе в жены крепостную и сделал из нее настоящую красавицу. Вот и познакомились!
   — Теперь вы знаете, кто я, — уныло отозвался Пэрри. — Жалеете о том, что меня выручили?
   — Наоборот, я очень рада! В колдовство я не впутываюсь, но твой отец — хороший человек.
   — Он тоже погиб.
   — Еще бы — Колдун был первым, кого они обязательно убили бы, а потом уж
   — тебя. Из-за него в этих местах держалась хорошая погода и у нас — так же как и в вашей деревне — не погибал урожай. Сроду не слышала, чтобы он навредил кому-нибудь из крестьян.
   — Крестьяне — тоже люди.
   — Если бы господа так думали!.. Я отдала своему лучшие годы жизни, тряслась над его детьми, как над родными. Верила, что, когда они вырастут, отблагодарят меня… Вместо этого он выдал меня замуж за крепостного и забыл, а его взрослые дети ни разу даже не заглянули. Хорошо еще, что мой муж оказался хорошим человеком.
   Пэрри подумал о том, что, выдав замуж за хорошего человека, помещик, вероятно, и выразил ей свою благодарность за верную службу. Однако рассуждать об этом сейчас не имело смысла.
   — Затем на мужа напала лихорадка, — продолжала хозяйка. — Денно и нощно я молилась за него, извела последние монеты, чтобы поставить свечки Спасителю. Но Господь забрал моего мужа к себе, я осталась одна-одинешенька, а впереди зима…
   Значит, она все-таки христианка, из обиженных. Поэтому и не побоялась побожиться.
   — Похоже, Господь отвернулся от Южной Франции — криво усмехнувшись, молвила старуха. — А этот их крестовый поход — просто дерьмо вонючее. В погоне за альбигойцами, которые никому не сделали ничего дурного, эти святоши оставляют после себя разоренные деревни. По мне, так сидели бы уж лучше по домам!
   — Не спорю! — горячо подхватил Пэрри.
   — Увидев тебя, я сразу сообразила — раз ты не угоден крестоносцам, значит, я на твоей стороне. Уж я-то знаю, что значит потерять родного человека. Я всем, чем смогу, помогу тебе. Колдун.
   — Вы уже помогли мне прежде, чем узнали, кто я, — заметил он.
   — Кто ты такой, я действительно не знала, но о многом догадывалась.
   — Не беспокойтесь, я сумею вас хорошенько отблагодарить.
   — Все, что я хочу, так это припасти дровишек посуше. У меня и так ломит кости, а зимой станет совсем невмоготу.
   — Я заготовлю вам дров, — пообещал Пэрри. — Но вы ведь знаете, я могу воспользоваться магией. Так что если вам еще что-нибудь надо…
   Старуха кивнула:
   — Ладно, я подумаю. Сейчас уже поздно, и ты устал. Ложись спать, а утром видно будет.
   Пэрри охотно согласился. Старуха принесла ему охапку свежей соломы и, расстелив ее возле другой стены, улеглась на свою старую постель. От всего пережитого за день юноша никак не мог заснуть. Он думал о Джоли…
   Затем, отогнав ужасные воспоминания, заставил себя уснуть.
 
   Утром старуха снова накормила его жидкой кашей и налила овечьего молока. Позавтракав, Пэрри отправился в лес за дровами.
   — Вам не понадобилось бы так часто разводить огонь, — заметил он, вернувшись, — будь ваш домишко потеплее, а одежда получше.
   — Я тоже об этом думала, — призналась она. — А ты мог бы наколдовать мне хорошую одежду?
   — Нет. Зачем бы я тогда заявился к вам голый?! Я умею гипнотизировать, принимать другой облик и превращать одни вещества в другие…
   — Например, свинец в золото? — оживилась старуха.
   — К сожалению, нет. Отец занимался алхимией, однако до этого не дошел даже он. Зато я умею превращать воду в вино.
   — Сгодится! — воскликнула хозяйка. — От вина мне станет теплее!
   — Не уверен, — осторожно заметил юноша. — По-моему, от такого вина человеку лишь кажется, что ему теплее, а на самом деле…
   — Не беда! — возразила она. — У меня как раз есть бурдюки с водой.
   — Что ж, отлично. Я превращу ее в вино. Потом посмотрим, как утеплить ваш домик.
   Старуха принесла полный бурдюк воды. Пэрри совершил магический ритуал, после чего бурдюк потеплел и дрогнул, как будто в нем что-то ожило.
   — Уже готово? — спросила хозяйка.
   — Готово. Мне же не обязательно устраивать из этого целое представление. Я просто привлек на помощь могущественные силы природы. При определенных способностях и знаниях вы сами так могли бы.
   — Господи помилуй!
   — Попробуйте, как вино.
   Сделав глоток, старуха довольно причмокнула губами.
   — В жизни не пила ничего лучше! Ну, зима мне теперь не страшна!
   Она принесла еще два бурдюка с водой — превратив и эту воду в вино, Пэрри снова отправился за дровами. Если бы он мог заготовить их при помощи колдовства! Однако Пэрри еще только учился, и, чтобы освоить эту сложную науку, ему понадобилось бы не одно десятилетие усердного труда. Когда-то он мечтал пройти этот путь вместе с Джоли…
   Пэрри с трудом заставил себя успокоиться и принялся собирать сухие дрова. Его будущее было разрушено, любовь — грубо растоптана. Зачем он сам еще до сих пор жив?
   Наверное, его путь еще не пройден. Пусть он бедствует и убит горем, но ему сохранили жизнь. Танатос лично приходил за Джоли и обнаружил, что ее смерть связана с огромным злом. Для Пэрри сама гибель любимой уже являлась таким злом. Теперь ему предстоит все выяснить и рассчитаться с виновными, какие бы могущественные силы за ними ни стояли. До этих пор он обязан найти в себе силы превозмочь боль и жить.
   Пэрри взглянул на левое запястье с капелькой крови Джоли. Действительно ли ее душа там? Или Танатос просто хотел хоть как-то его утешить? Юноша так и не получил на свои вопросы ответов.
   Впрочем, что толку, даже если призрак жены явится к нему? Ведь Пэрри любил ее живую…
   Ничего, он отомстит за убийство! Сначала ему придется где-нибудь устроиться, затем до такой степени развить внутреннее зрение, чтобы понять, откуда исходит зло. Ну а потом уж…
   Ему вдруг послышался лай собак.
   Собаки действительно приближались!
   Бросив вязанку дров, Пэрри побежал к дому старухи. Однако в поисках сухостоя он слишком далеко забрел и все равно не успел бы укрыться в доме незамеченным.
   Понимая, что у него нет другого выхода, юноша спрятался за толстым стволом дерева.
   — Мы знаем, что он там! — орал возле двери солдат. — Ты обманула нас, старая карга! Давай его сюда!
   Пэрри не слышал, что ответила хозяйка, но догадался об этом по поведению солдат.
   — Что ж, тогда мы выманим его по-другому! — пригрозил солдат. Он подал знак своему товарищу: — Факел сюда!
   Неожиданно вспыхнул факел. Потом его поднесли к соломенной крыше дома, которая тут же занялась. Огонь быстро охватил весь дом — в воздух взметнулись густые клубы дыма.
   Пэрри ничего не мог сделать. Чтобы погасить такой пожар ему еще не хватало мастерства, да если бы он и умел, то все равно не смог бы приблизиться к дому на нужное расстояние — ведь рядом стояли вооруженные солдаты… Оставалось только ждать, когда они разойдутся, а затем помочь старухе соорудить себе новый кров. Как жаль, что он принес ей такое горе!
   Однако как же крестоносцы узнали, что их беглец здесь? Кроме хозяйки, его никто не видел, а она уж точно не стала бы его выдавать… Солдаты ошиблись лишь в одном — они были уверены, что колдун в доме. Это и спасло его, зато оставило добрую женщину без крыши над головой.
   Пэрри пытался отыскать ее взглядом, но видел только солдат. Не могла же она остаться в горящем доме!
   С растущей тревогой юноша ждал, когда она выскочит на улицу, однако хозяйка так и не появилась. Отказалась она покинуть свое единственное прибежище добровольно или у крестоносцев хватило жестокости заживо сжечь ее в огне?
   Наконец от дома остались лишь обугленные головешки. Довольные, солдаты уехали.
   Пэрри хотел было подойти поближе, однако к пожарищу потянулись деревенские, которые все видели, но предпочли выждать, пока солдаты уйдут.
   Понимая, что виновен в случившемся, Пэрри не надеялся на сочувствие деревенских. Их соседка не пожелала его выдать и поплатилась за это жизнью. Возможно, солдаты сначала закололи ее мечом… Колдун не догадался воспользоваться внутренним зрением — да и какая от этого польза? Как бы там ни было, гибель старой женщины лежит на нем. Мало того, что он лишился отца и жены — теперь еще убили человека, чье имя он никогда уже не узнает…
   Пэрри не оставалось ничего, кроме как убраться отсюда подальше — туда, где его не станут искать крестоносцы.
   Чтобы двигаться быстрее, он мог бы изменить облик — пища и сон достаточно восстановили его силы. Однако юноше не хотелось терять хоть какую-то одежду. К тому же это было единственным, что осталось ему на память от короткой встречи с простой деревенской женщиной.
   Впрочем, идти пешком в натирающих ноги башмаках тоже не годилось. Подумав немного, Пэрри углубился в лес. Там он разделся и, завернув обувь в узел с одеждой, стиснул этот узел зубами. Затем колдун обернулся в лошадку с ношей в зубах и потрусил на север.
   К вечеру он был уже далеко. Однако даже лошадь нуждалась в передышке, к тому же Пэрри изменил лишь внешний облик и, чтобы утолить голод, не мог щипать траву.
   По шуму догадавшись, что рядом город, он снова превратился в человека и, развернув свой узелок, оделся. Оставалось только найти подходящий постоялый двор и придумать, как расплатиться за ночлег. Обманывать хозяина Пэрри вовсе не хотелось.
   Побродив немного, он нашел отшлифованный временем плоский кусочек кварца и стал превращать его в стекло. Конечно, твердые вещества требовали больших усилий, чем жидкости, однако по составу кварц был близок к стеклу, и это упрощало задачу волшебника. Вскоре в его руке уже блестела полупрозрачная голубоватая стекляшка.
   Пэрри направился в город. К счастью, ему сразу же попался постоялый двор.
   Увидев в дверях оборванца, хозяин недоверчиво оглядел его.
   — Видать, беженец? Ну, показывай, какие у тебя там монеты.
   — Я и правда беженец, однако денег у меня нет, — ответил Пэрри. — Есть только красивый камешек, который я нашел. Вряд ли он дорого стоит, но если бы вы оказали мне милость и взяли бы его в оплату за ночлег…
   Приблизив камешек к огню, хозяин заметил, как тот играет.
   — За одну ночь? — спросил он. — А утром съедешь?
   — Я пробираюсь на север, — пояснил Пэрри. — Как я сказал, камешек, наверное, не дорогой, но он так блестит и…
   — Ладно, договорились. — Хозяин сунул стекляшку в карман. — Ступай спроси у девки супа — потом она проводит тебя в комнату.
   Снова это ненавистное слово «девка»!
   Пэрри захлестнула острая боль. Весь день он старался думать лишь о том, как, убегая, выбрать самые глухие тропинки и не натолкнуться на людей. Любой счел бы такую лошадку удачной находкой. Сейчас его горе резко напомнило о себе.
   Он подошел к прыщеватой девушке, единственным украшением которой казалась почти наполовину открытая для посторонних глаз грудь. Вероятно, девица отлично понимала это — подавая новому постояльцу миску супа, она нарочно наклонилась пониже, дабы тот сумел оценить ее прелести. Чтобы не вызвать лишних подозрений, Пэрри безразлично заглянул за корсет. С удовлетворением заметив, что к ней проявили должный интерес, служанка тут же выпрямилась. Прирожденная кокетка — совсем не то что…
   С усилием оборвав печальные мысли, Пэрри понес свою миску к столу и, усевшись, принялся за суп. Вскоре он увидел, как хозяин показывает что-то своему собеседнику. Должно быть, тот камешек… Что ж, Пэрри вовсе не пытался никого убедить, будто это бриллиант стоимостью в целое состояние. Разве он виноват, если владелец постоялого двора вообразил не Бог весть что? Наверное, еще радуется, что ловко надул деревенщину…
   И все же Пэрри мучила совесть. Затем он подумал о том, что хозяин скорее всего сумеет сбагрить свое «сокровище» другому не очень разбирающемуся в драгоценностях торговцу и в убытке не останется.
   Сытно поужинав, Пэрри мог как следует выспаться, однако его одолевали мучительные воспоминания. Снова взглянув на запястье, ему вдруг показалось, что от пятнышка крови исходит тепло, как будто его согревает душа Джоли…
 
   Перед самым рассветом Пэрри резко проснулся. Неужели опять где-то лают псы?.. Нет-нет, это совершенно невозможно! Уж если они за кем-то и гонятся, то во всяком случае не за ним. Ведь он ушел от преследователей так далеко…
   Тем не менее Пэрри поспешно обулся и спустился с лестницы. Хозяин постоялого двора был уже на ногах и раскладывал в буфетной буханки хлеба.
   — Если бы вы позволили мне взять одну с собой, добрый господин, я бы тут же отправился в путь, — сказал Пэрри.
   Нетрудно было догадаться, о чем в это время думал хозяин. Вероятно, буханка хлеба показалась ему не слишком дорогой ценой за то, чтобы избавиться от постояльца, а заодно и лишнего свидетеля. Ведь, кроме Пэрри, никто не знал, откуда взялся «драгоценный» камешек, а значит, никто не мог его отобрать… Владелец гостиницы подал оборванцу буханку.
   — От всего сердца благодарю вас за вашу щедрость, — обрадовался тот, засовывая хлеб за пазуху. Затем он поспешил в путь.
   Теперь лай собак слышался еще отчетливее. Пэрри осторожно пробирался вдоль городских улочек, пока не в силах справиться с закравшимся в душу подозрением, и вдруг сделал петлю и, вернувшись к постоялому двору, стал наблюдать за ним из укрытия.
   Вскоре он увидел рвущихся с поводков собак, которых крепко держали солдаты. Их лица показались Пэрри знакомыми… Но как им удалось его догнать?
   Затем он расслышал громкие голоса:
   — Колдун… убил сержанта… за его голову объявлено вознаграждение…
   У Пэрри уже не оставалось сомнений — за ним снова охотятся!
   Понимая, что оставаться поблизости опасно, юноша бросился прочь. Одна мысль не давала ему покоя: каким образом его преследователям удалось так безошибочно напасть на след? И почему же тогда они не могли заметить колдуна, когда он был совсем рядом? Его уже дважды настигали, и каждый раз ему удавалось сбежать у них из-под самого носа. Интересно, откуда им известно, что он не сгорел вместе с той несчастной старухой в огне?
   И все же солдаты были твердо уверены в том, что колдун жив. О его точном местонахождении они скорее всего не знали — поэтому и прихватывали с собой ищеек. Все это очень походило на охоту за лисой, на след которой напали, но никак не могут обнаружить самого зверя. Что же за этим скрывается? Превратившись в волка, Пэрри нисколько не сомневался в том, что его никто не найдет. То же самое было, и когда он принимал облик ворона, а затем лошади…
   Внезапно Пэрри осенило — все дело в его превращениях! Его подлавливают на волшебстве, от которого исходит особая аура — колдуны способны безошибочно определять ее даже на расстоянии. Например, отец Пэрри твердо знал, что в их округе нет равного ему по могуществу, иначе он уловил бы его по магии. Возможно, у крестоносцев есть свой собственный колдун, который выслеживает других, когда те прибегают к волшебству… Что ж, не удивительно, что с таким всевидящим помощником солдаты без труда вычислили его отца, а затем и самого Пэрри! Ведь каждый раз когда он колдовал, он становился для них мишенью.
   Убежав от погони в волчьем облике, Пэрри обратился в человека и тут же едва не попался. Он решил, будто его просто выследили, однако теперь понимал, что это не так. Ведь улетел же он от солдат, не оставив после себя вообще никаких следов, однако, как только превратился в человека, о его местонахождении сразу стало известно врагам. А может быть, его обнаружили, когда он обращал воду в вино? Его путешествие в образе лошади, наверное, тоже не осталось незамеченным — просто солдаты не смогли за ним тогда угнаться. Но они неотступно следовали по пятам. Затем Пэрри снова принял человеческий облик — схватить его в тот же день в городе крестоносцы, конечно, не успели, но надеялись сделать это рано утром, когда он еще спал. И Пэрри почти уже был у них в руках…
   Что ж, теперь он хотя бы знал о своей уязвимости. За ним следил могущественный колдун, а солдаты лишь слепо следовали туда, куда их направляли, с помощью собак подтверждая правильность маршрута.
   Что мог противопоставить этому Пэрри? Крестоносцы, похоже, твердо решили с ним расправиться.
   Неожиданно он нашел выход — необходимо скрыться, надежно и надолго. И отказаться от колдовства. Ведь оно уже стоило жизни старой крестьянке, которой юноша захотел помочь… Наверняка следующей окажется его жизнь.
   Однако у Пэрри не было ни денег, ни вещей. Если он не найдет себе средств к существованию, то просто умрет с голоду. Впрочем, как он может решиться наняться на работу, если за его голову объявлена награда…
   И тут Пэрри услышал негромкое пение — оно как будто заворожило его. Понимая, что любое промедление опасно, юноша все равно остановился, а затем направился на голос.
   Вскоре он увидел монаха — из тех, что зарабатывали себе на пропитание пением. Однако, в отличие от многих других, голос монаха отличался и красотой, и силой.
   Пэрри вспомнил, что у него самого неплохой голос. Да ведь он тоже мог бы продержаться за счет пения! Никому и в голову не придет, что бедный монах-певец — колдун.
   Юноша подошел к монаху:
   — Святой отец, я с восхищением слушал, как вы пели. К какому ордену вы принадлежите?
   — Я всего лишь один из бедных братьев, сын мой, — ответил тот.
   Пэрри подумал, что к такому братству было бы не трудно присоединиться.
   — А принимаете ли вы к себе новообращенных?
   — С радостью! Умеешь ли ты петь?
   — Да, брат.
   — Тогда я хотел бы тебя послушать.
   Пэрри пропел рефрен, который только что услышал от монаха. Обладая прекрасным слухом, он легко запоминал любую музыку. Такого пения монах еще не слышал.
   — Идем со мной! — взволнованно воскликнул он.
   По дороге они успели немного познакомиться. Монах, который назвался Кротким Братом, объяснил, что, вступая в братство, у них принято выбирать себе подходящее стремлениям прозвище.
   — Тогда я, пожалуй, буду Скорбящим, — нисколько не рисуясь, сказал Пэрри.
   — Как угодно. Мы не копаемся в прошлом — довольно лишь прозвища.
   Они вошли в обычный городской дом, сложенный из камней и бревен, который казался прочнее деревенских, но нисколько не чище. Здесь и жили братья. Один из них, который встретил пришедших, представился Недостойным Братом.
   — Я бы хотел называться Скорбящим Братом, — обратился к нему Пэрри.
   Взглянув на него, Недостойный кивнул:
   — Твое лицо отмечено печатью скорби, брат.
   — Здесь мы стараемся всем делиться с остальными, — заметил Кроткий.
   Пэрри не потребовалось долго объяснять:
   — У меня как раз есть буханка хлеба.
   — Благослови тебя Господь, брат, — с благодарностью откликнулся второй монах.
   Как будто по мановению руки, появились другие братья. Хлеб разделили, и скоро от него не осталось и следа.
   — Такого чудесного голоса, как у брата Скорбящего, я еще не слышал, — сказал Кроткий. — Думаю, сегодня нам следует поработать вместе, чтобы он смог освоиться.
   Для Пэрри подыскали мантию с капюшоном, которые носили не принявшие сан монахи, и кружку для подаяний. Затем братья отправились в город на привычную работу.