Энтони Пирс. Взрослые тайны

   То, как дракон поджарил солдат, тучу позабавило, но впечатление было испорчено тем, что ей не удалось сдуть крылатого ящера с неба. Парочка приземлилась на каком-то дурацком острове, который оказался защищенным чарами: ни тебе снегом засыпать, ни градом побить, ни дождем залить. И это в то время, когда принц и принцесса, превратившись в единорогов, самым бесцеремонным образом наслаждались своим счастьем!.. Выдержать такое надругательство над ее худшими чувствами Тучная Королева просто не могла: от злости она лопнула, разбрызгавшись каплями тумана.
   Чекс вскинула голову и увидела лишь звездное небо и огоньки в домах Ксанфа. Темная туча исчезла с небосвода.
   — Получилось! — воскликнула она. — Наш сон сработал!
   — Значит, это был по-настоящему страшный сон, — с удовлетворением сказал ночной жеребец, явно мучившийся проблемами профессиональной этики. — А то я, признаюсь, волновался.
   — Спасибо вам всем, — сказала Чекс. — А теперь мне пора в путь.
   Она расправила отдохнувшие крылья: кентаврица не слишком любила ночные полеты, но уже потеряла слишком много времени и не могла позволить себе задерживаться дольше.
   — Удачных вам кошмаров! — крикнул Гранди остающимся на луне, когда взлетал на спине Чекс в лунное небо.
   Полет проходил безо всяких приключений, и в положенное время на виду показались посадочные огни Прикольной горы. Чекс запросила посадку, а Гранди, зная, что доступ в это место разрешен лишь крылатым чудовищам, спрятался в ее гриве и раз в кои-то веки умолк. Что само по себе было для нее немалым облегчением.
   Только сейчас Чекс пришло в голову, что, вероятно, ее сынок оказался не в стойбище гоблинов, а где-то у Сбулочной реки благодаря вмешательству волшебника Мэрфи. Все, что могло пойти у гоблинов наперекосяк, наперекосяк и пошло. Однако испортить задуманную пакость еще не значит обернуть все к лучшему. Так, во всяком случае, ей казалось.
   Лишь встретившись с Черионом и подробно рассказав ему о случившемся, она позволила себе несколько расслабиться. Разумеется, тревога за малыша ее не оставила, но груз ответственности за принятие решений лег теперь на широкие плечи Чериона. Который всегда знал, что делать.
 
 

Глава 6
ПЕСНЯ ПЛЕННИЦЫ

 
   Дженни и Че связали руки, на шеи им накинули веревки, однако — поскольку гоблины вовсе не собирались их нести — ноги оставались свободными. Им приходилось спешить, а стоило замешкаться, как гоблин дергал за веревку. Дженни промокла насквозь, и ее очки основательно заляпало грязью, но даже при этом она видела лучше, чем без них. Что радовало девочку, хотя в таком положении радоваться было бы глупо.
   Так или иначе, во многом благодаря очкам, Дженни подметила некую странность; ей показалось, что их схватили не те гоблины, которые бежали от бам-буховых вишен. И уж во всяком случае, среди них не было Годивы.
   — Че, — пробормотала она, ковыляя по кочкам, — эти гоблины, они…
   — Не те, которые сцапали меня сначала, — ответил кентавр, не дождавшись конца фразы. — И боюсь, что эта шайка еще хуже.
   — Но разве не все гоблины плохие?
   — Плохие-то все, но и среди них одни могут быть еще хуже других. Годива не была так уж жестока. И, когда ты появилась, она пыталась найти тропу, ведущую на север. А эти чешут прямиком на юг.
   — А куда подевались те, Годивины?
   — Не знаю, может быть, прячутся. Гоблины разных племен друг с другом не ладят и, попадись они своим сородичам из другой орды, с ними обойдутся не лучше, чем с нами.
   — Вот те на, — опечалилась Дженни. — Выходит, своим вмешательством я ввергла тебя в еще худшую беду.
   — Ну, не правда. Ты хотела мне помочь, а что не смогла — не твоя вина. К тому же, беда не миновала и тебя.
 
   — Это не оправдание! — с горячностью воскликнула девочка.
   — Разговорчики в строю! — рявкнул гоблин, дернув за веревку.
   Дженни оставалось лишь надеяться на то, что Сэмми найдет помощь. Точнее сказать, помощь-то он найдет; вопрос в том, чтобы эта помощь подоспела прежде, чем эти злобные создания расправятся с нею и с Че.
   Вскоре гоблины вышли на утоптанную тропу и принялись подгонять пленников с удвоенным рвением. Создавалось впечатление, будто они находятся на чужой территории, где чувствуют себя неуверенно и откуда хотят убраться как можно скорее. Это подтверждало предположение о том, что их нынешние пленители принадлежат к другой шайке, но для Дженни все они были одним миром мазаны. До сих пор ей не приходилось сталкиваться с гоблинами, а за короткое время знакомства с ними она успела усвоить одно: это гадкие, жестокие уродцы примерно с нее ростом. Ей и спутники Годивы показались гадкими и противными, а если этот сброд еще хуже…
   Девочке пришлось немало побегать еще до встречи с Че, и теперь ее ноги гудели от усталости. Уже темнело, но ей приходилось плестись и плестись, иначе бедняжку просто поволокли бы за шею.
   Наконец — уже поздно ночью — отряд становился у гоблинского стойбища, представлявшего собой кучку грязных землянок и лачуг из грубо наваленных камней, образовывавших полукруг возле темного озера. Гоблины вбили в утоптанную прибрежную глину кол и привязали к нему своих пленников.
   Дженни подняла глаза и с изумлением увидела в небе какой-то огромный зеленовато-белый круг.
   — Что это? — спросила она.
   — Всего-навсего луна, — ответил Че, проследив за ее взглядом. — Сегодня она почти полная.
   — Луна? Такая большая? А вторая где?
   — Вторая кто? — сморщил лобик кентавр.
   — Вторая луна. Которая маленькая.
   — Глупышка ты, луна только одна. Она появляется только по ночам, потому что ночью прохладно. Луна ведь сделана из сыра, а в тепле он может испортиться. Вот солнце, оно, наоборот, боится темноты, и иначе как днем его не докличешься. Ну, а кроме луны и солнца на небе нет ничего, кроме облаков. Ну, конечно, и звезд, но они такие маленькие, что вовсе ни на что не годятся.
   — Да, — испуганно протянула Дженни, — я и впрямь в другом мире.
   Конечно, этот факт девочка осознала раньше, но только сейчас он предстал перед ней со всей устрашающей очевидностью. Даже если они спасутся от ужасных гоблинов, сможет ли она вернуться домой?
   Пока Дженни размышляла о своей горестной участи, гоблины набросали хвороста в яму для костра и дремавшие там угольки, почуяв пищу, пробудились и принялись лизать ее огненными язычками. Занялось пламя, вскоре осветившее весь лагерь.
   — Жаль, что меня мало учили географии, — вздохнул Че, глядя на костер.
   — Почему? — спросила Дженни, которой это высказывание показалось никак не соотносящимся с обстоятельствами.
   — Потому что тогда я точно бы знал, что это за племя и каких именно пакостей от него ждать.
   — А это помогло бы нам спастись?
   — Не думаю. Но мы представляли бы себе, что за участь нас ждет.
   В это время гоблины подтащили к костру огромный черный котел, который установили на железной решетке так, чтобы пламя лизало его днище, и, натаскав ведрами воды, заполнили его доверху. Котел был достаточно велик, чтобы вместить одновременно и маленького кентавра, и эльфийскую девочку.
   — Похоже, об этом можно догадаться и без географии, — заметила Дженни, которую, несмотря на жар костра, пробрало холодом. Ей хотелось кричать, но, будучи девочкой разумной, она понимала, что это бессмысленно, и потому сидела молча.
   — А ты не могла бы развязаться? — спросил через некоторое время Че.
   — Нет. Кажется, они мастера вязать узлы, — ответила Дженни, пошевелив связанными руками.
   — Повернись ко мне, дай я попробую, — предложил кентавр. — Вдруг да получится.
   — А что толку? Вокруг гоблины, к тому же я так устала, что не смогу быстро бежать.
   — Если я развяжу тебе руки, ты снимешь веревку со своей шеи. А потом я хлестну тебя хвостом, и ты станешь такой легонькой, что запросто переплывешь озеро.
   Бултых туда — и поминай, как звали.
   Только сейчас Дженни, которую Че сделал легкой на плоту, осознала, что именно благодаря этому она смогла выдержать утомительный марш. Но сейчас к ней вернулся настоящий вес, и это усугубляло усталость.
   — Ничего себе — бултых, — возразила девочка. — А ты как же? Положим, если ты развяжешь меня, то я попробую развязать тебя. Но дальше-то что, ты ведь сам говорил, что летать еще не умеешь.
   — Увы. Ты, полегчавши, можешь запросто удрать от них по деревьям: знай прыгай с ветки на ветку. Но мне, с крыльями да копытами, туда и соваться нечего: все едино застряну. Я останусь здесь.
   — Как же так? — ужаснулась Дженни. — Они тебя сварят!
   — Хм.., видимо, так. Но пусть лучше сварят меня одного, чем нас обоих.
   — Но я здесь совершенно не ориентируюсь, — выдвинула свой довод девочка. — Мне даже Сэмми, и того не найти.
   — Зато твой Сэмми ищет помощь. Она найдет ее, 3 помощь найдет тебя: главное, чтобы ты сбежала и держалась подальше от гоблинов.
   В его рассуждениях имелся некий резон, тем паче, что освободившись, она могла поискать способ освободить и его. Вдруг где-нибудь неподалеку растет еще одна вишня?
   — Ладно, попробуй. Вдруг все-таки удастся убежать вместе.
   Дженни повернулась, подставив Че связанные руки, и он попытался развязать узел, но спустя мгновение тяжело вздохнул.
   — Боюсь, такой узел мне не под силу, — сказал кентавр. — Он магический. Говорят, вязать такие узлы гоблинов научил какой-то обыкновенский царь; кажется, его звали Гордей. Они называют этот узел гордеев и очень им гордятся. Распутать его под силу только самим гоблинам.
   После всего, на что насмотрелась Дженни в этом мире, удивляться волшебному узлу особо не приходилось. Тем паче, что гоблины даже не караулили пленников: либо не сомневались, что те не сбегут, либо являлись круглыми дураками. На последнее походило мало: с виду этот народ был скорее угловатым.
   Неожиданно гоблинский вожак повернулся к пленникам и, тяжело шлепая большими ступнями, направился к ним.
   — Ну-ка, посмотрим, кто это у нас тут, — проговорил он, ехидно хихикая и потирая руки. — Ой, надо же: потешный маленький кентавр и эльфийская девчонка. Ха, ха, ха! Разрешите представиться — Гротеск, здешний генерал-гоблинатор. Я хочу, чтобы вы знали, как мы намерены с вами позабавиться.
   — Спасибо, но мы это уже знаем, — натянуто ответила Дженни, с неохотой взглянув на противный котел.
   — О, это не для вас! — рассмеялся гоблинатор.
   — Не для нас?
   — Ну, не то, чтобы вовсе не для вас.., но в очереди вы не первые. Придется подождать. К тому же перед котлом у нас принято.., ха, ха, ха.., купаться.
   Хотя Дженни перепачкалась с головы до ног, перспектива выкупаться ее почему-то не обрадовала.
   — Спасибо за предложение. Надеюсь, с этим можно повременить?
   — Пока можно.., ха, ха, ха!
   Чему так смеялся гоблин, Дженни решительно не понимала, однако предпочитала не заострять на этом внимание.
   — Начинаем забаву! — возгласил между тем Гротеск. — Тащите участников!
   Гоблины бросились к ближайшей землянке и выволокли оттуда двух пленников: молодую женщину в плотно облегающем зеленовато-буром трико и волосатого мужчину в меховых штанах и сапогах, удивительно напоминавших по форме копыта. Оба были связаны, но стоило гоблинам коснуться узлов, как те распались сами собой. Ростом и мужчина, и женщина заметно превосходили гоблинов, но для людей выглядели странновато.
   Особенно мужчина.
   — Кто они? — спросила Дженни.
   — Вроде бы грязная нимфа и фавн, — ответил, присмотревшись, Че. — Я о таких существах только слышал, но эти вроде бы подходят под описание.
   — Нимфа и фавн? А по-моему, это женщина в трико и мужчина в меховых штанах и смешных сапогах.
   — Нимфы и фавны — это такая разновидность живых существ, очень похожих на людей, — пояснил кентавр. — Они совершенно беззаботны: эти фавны только и делают, что гоняются за нимфами. Еще я знаю, что одежды ни те, ни другие не носят. То, что ты приняла за трико, — просто налипшая грязь, мех у фавна свой собственный, а на ногах никакие не сапоги, а взаправдашние копыта.
   Дженни опустила взгляд на свои облепленные грязью ноги и поняла, как это могло произойти.
   — Видать, эту парочку гоблины собираются сварить сегодня, а нас оставят на потом, — сказала она, удивляясь своему спокойствию.
   — Боюсь, они придумают что-нибудь похуже.
   — Что может быть хуже, чем быть сваренными живьем? — удивилась девочка.
   — Не знаю, — промолвил кентавр. — Но мама отказывалась рассказывать мне, что еще делают гоблины со своими пленниками. Значит, бывает и хуже.
   Не будь Дженни такой усталой, она непременно бы задрожала. Все-таки Сэмми стоило бы найти помощь поскорее.
   — Так вот, сладкая парочка, — обратился Гротеск к нимфе и фавну. — Сейчас мы начнем забаву и вот по каким правилам. Ежели ты, мохнолапый, поймаешь свою дуреху прежде, чем она добежит до пруда, — ты свободен, а ее ждет котел. Не поймаешь — наоборот: ей гулять, а тебе в кипяточке булькать. А откажетесь нас потешить — сварим обоих. Все ясно?
   — Какая жестокость! — воскликнула Дженни. — Их заставляют обрекать на гибель друг друга.
   — Завтра эти злыдни наверняка захотят проделать то же самое с нами, — сказал Че. — Жаль, потому что ты добрая, хорошая и мне нравишься.
   — Нас выручат! — возразила Дженни. — Сэмми побежал за помощью, да и твоя мама наверняка тебя ищет.
   Может быть, она поспеет вовремя.
   — Хотелось бы верить.
   — А если дело дойдет до такого же состязания, надо будет, чтобы ты выиграл. За мной-то мама не явится.
   — Это очень великодушно с твоей стороны, Дженни, — откликнулся кентавр, — но было бы нечестно с моей. Ты попала в плен, пытаясь выручить меня, и я считаю недопустимым…
   — Может быть, нас успеют спасти обоих, — прекратила Дженни этот не слишком вдохновляющий спор.
   Между тем гоблинская забава началась. Первой освободили нимфу, а за ней фавна. Нимфа резво помчалась прочь, испуская призывные — так уж у них, нимф, заведено — крики. Фавн гнался за ней. Прыти у них было примерно одинаково, но нимфа имела фору. Правда, она теряла время, пытаясь вырваться из полукруга не выпускавших ее гоблинов. Они перекрывали все пути, кроме одного, — к воде.
   — Почему она не бежит к пруду? — спросила Дженни.
   — Сам в толк не возьму, — отозвался Че.
   Несколько раз нимфе удалось увернуться от фавна, но тот не отставал. Убедившись, что сквозь цепочку гоблинов ей не прорваться, она — почему-то с видимой неохотой — повернула к воде и прыгнула в пруд. Фавн замер у берега. Он не бросился за ней, что, учитывая ожидавшую его участь, не могло не удивлять.
   — Что бы им обоим не переплыть озерцо да не удрать? — с недоумением промолвила девочка. — Там ведь нет никакой стражи.
   — Да, это загадка.
   Разгадка нашлась быстро. Едва плюхнувшись в воду, нимфа выскочила на берег: теперь она ополоснулась, и Дженни убедилась, что Че не ошибся. Эта особа была совершенно голая; смывши грязь, она оказалась очень хорошенькой. Только вот выражение на ее прелестном личике появилось вовсе не прелестное и крик она издала не зазывный, а очень даже наоборот. Зарычав как чудовище, нимфа бросилась на фавна.
   Тот повернулся и пустился наутек. Все повторилось, только теперь преследуемая превратилась в преследовательницу. Вместо того, чтобы перебраться через пруд и уйти на свободу, нимфа яростно гонялась за фавном. А гоблины покатывались со смеху.
   — Не понимаю, — пробормотала Дженни. — Почему она не бежит?
   — А вот я, кажется, понимаю, — вздохнул Че. — В Ксанфе есть источники Любви, так что логично предположить и существование источников Ненависти. Видать, один из них питает это озерцо.
   — Ты хочешь сказать?.. — Она не договорила, потому что ответ был ясен. Искупавшись, нимфа возненавидела фавна так, что не думала ни о спасении, ни о свободе — лишь о том, как навредить ему. Гоблины же знали о свойствах источника, поэтому остерегались подходить к воде. Но забава их была по-настоящему страшной.
   Точно так же, как недавно нимфа, фавн пытался вырваться из полукольца отталкивавших его назад гоблинов, а бывшая подруга гналась за ним со свирепыми завываниями, скрежеща зубами и норовя вцепиться в него искривившимися как когти пальцами.
   Но в конечном итоге фавн тоже оказался загнанным в воду — и тоже выскочил оттуда совершенно преображенным. Он прыгнул на нимфу, и они сцепились в безумной схватке, силясь утопить друг друга.
   Чем это кончилось, Дженни не видела: просто не могла смотреть. Она плохо осознавала происходящее до тех пор, пока гоблины не отвязали их с Че от столба и не отвели в освободившуюся после нимфы и фавна хижину.
   Внутри было темно: только луна заглядывала в круглое дымовое отверстие на крыше да сквозь щели по краям неплотно пригнанной двери пробивались отблески костра. Пахло мочой и чем-то еще более гадким. Когда глаза Дженни приспособились к сумраку, она увидела, что никакой мебели в лачуге нет.
   И взаперти пленники оставались связанными: заботиться об их удобстве гоблины не собирались. Усталость брала свое, и они устроились отдыхать как смогли: Че прилег в центре лачуги, а Дженни примостилась с краешку, опершись о твердую, обмазанную глиной стену. Она проголодалась, но из всех своих проблем эту считала наименее существенной. Если ее спасут, так наверное и накормят, а нет — едва ли то, ела ли она перед смертью, будет иметь большое значение. К тому же трудно было надеяться предпринять что-то толковое, валясь с ног от усталости: так или иначе, ей следовало отдохнуть.
   Че склонил свой человеческий торс на лошадиный, слегка расправил крылышки и закрыл глаза. Дышал кентавр ровно, и Дженни позавидовала его способности расслабляться вопреки обстоятельствам. Самой ей это не удавалось: слишком уж много всего обрушилось на нее за прошедший день.
   Девочке казалось, что обычной, нормальной, жизнью она жила невероятно давно, а как далеко отсюда находится ее родная Двухлуния, даже не могла себе представить. Как страшно жить под одной-единственной луной, да еще такой огромной!
   «Впрочем, — подумала Дженни, — сосредоточиваться на этом бессмысленно, а значит, не нужно». Вот если они убегут, Сэмми вернется к ней, а Че к своей матушке, можно будет подумать о том, как найти путь на родину.
   А сейчас, среди всего этого ужаса и всей этой грязи такие мысли лучше выкинуть из головы. Ну, как она могла, например, не думать о своих домашних, которые сейчас наверняка тревожатся, гадая, куда она могла запропасть.
   Ах, если бы можно было направить в свою рощу послание. Все ее родное племя умело обмениваться мысленными посланиями, позволявшими находить друг друга или предупреждать об опасности, не поднимая крика. Но когда девочка, сконцентрировавшись, направила мысленный импульс, отклика не последовало. Она находилась в чужом мире, а здешние обитатели, при всей своей магии, видимо, не могли ни принимать, ни отправлять послания. Неудачная попытка лишь заставила ее почувствовать себя еще более одинокой.
   Ей оставалось лишь одно — то, к чему она могла прибегнуть только в одиночестве. Впрочем, Че спал, а стало быть, Дженни могла считать, что она одна.
   Девочка начала мурлыкать, а потом напевать. Она никогда не пела при посторонних: было бы слишком трудно объяснить, что это для нее значило. Но оставаясь в одиночестве или с близкими друзьями — к каковым относились Сэмми, цветы и красивые камушки близ ее родного лесистого холма, — Дженни напевала.
   Порой она делала это, выполняя какую-нибудь работу по дому. Стоило запеть, и все окружающее делалось как-то светлее и милее. Пусть Дженни знала, что это не на самом деле, — что это так только для нее самой и ни для кого другого, — ей все равно становилось легче.
   Она пела, и в ее воображении возникли замок на вершине горы и принцесса, незнакомый, очень красивый принц и дракон, который каким-то образом являлся тем самым принцем. Вообще-то, Дженни отроду не видала Драконов и даже не догадывалась об их существовании, но природу этого существа почему-то поняла сразу. Дракон был принцем и, одновременно, огромным крылатым змеем, с огнем в животе. А принцесса очень любила принца-дракона, но…
   За дверью послышались тяжелые шаги. Песня Дженни оборвалась, и все образы тотчас растаяли.
   Дверь распахнулась.
   — Еда, — хрипло буркнул гоблин и бросил на пол большой лист с двумя кусками вареного мяса.
   — Мы не можем есть со связанными руками, — сказал ему Че.
   Гоблин нехотя коснулся веревок — сначала на руках кентавра, а потом и на запястьях девочки, — и путы тотчас упали на землю.
   — Но не вздумайте дурить, недоумки, а то хуже будет, — предупредил он, пятясь к двери. Потом она закрылась, и снаружи клацнул засов.
   — Я не могу это есть! — воскликнула Дженни.
   — Я тоже, — промолвил Че. — Может, хоть лист съедобный.
   — О, ты тоже не ешь мяса? — спросила девочка.
   — Такого мяса точно не ем. Ты не догадываешься…
   — Ой! — в ужасе воскликнула она. — Неужели это…
   — Фавн, — закончил за ней Че. — И нимфа.
   Дженни не вырвало лишь потому, что желудок ее был совершенно пуст.
   — Прости, — сказал Че, глядя на нее. — Я думал, ты поняла.
   — Нет, просто я вообще не ем мяса, потому что не хочу обижать животных, — пролепетала Дженни, и на глаза ее, мешая видеть, навернулись слезы. — Но мне следовало сообразить…
   Эту фразу прервал очередной приступ тошноты.
   — И то ладно, что мы больше не связаны, — сказал Че. — Я могу сделать тебя легкой, и ты попробуешь удрать через дырку в крыше.
   — Удрать и оставить тебя здесь, чтобы… — Договорить ей помешал вставший в горле комок слез. — Нет, я тебя не брошу.
   — Ценю твое великодушие, но это неразумно. Тебе следует попытаться спастись.
   — Я никогда и не выдавала себя за великую разумницу, — пробормотала Дженни, стараясь не смотреть в сторону двери, где валялось отвратительное мясо.
   — Ладно, давай немножко отдохнем.
   — Давай.
   Девочка хотела надеяться, что хоть это у нее получится.
   Некоторое время в лачуге царила тишина, и все это время девочка пыталась заставить себя не думать о мясе.
   Но ничего не получалось.
   — Дженни, — тихонько позвал ее Че.
   — Что, тебе тоже не по себе? — спросила она, зная ответ.
   — Да. Может быть, если бы ты спела…
   Девочка похолодела. Ей казалось, что кентавр спит, а он, оказывается, слышал!
   — Ой, да я не могу! — пролепетала она, чувствуя, как лицо делается пунцовым.
   — Прости, если моя просьба не совсем учтива, — извинился он.
   Дженни была настолько смущена, что некоторое время даже не могла ответить.
   А потом он услышала, как Че тихонько шмыгает носом. Совсем тихонько, но, присмотревшись, она увидела, что он закрыл лицо руками и плечи его трясутся. Маленький крылатый кентавр пытался сдержать слезы!
   Похищенный, попавший в лапы жестоких врагов, он был почти так же одинок, как она сама.
   «А ведь ему, — вспомнила Дженни, — всего пять лет.
   Пусть он говорит совсем как взрослый, наверное у кентавров так бывает, но в действительности еще детеныш.
   Ребенок».
   А еще она вспомнила, какая ужасная участь ждет их обоих. Так каково же сейчас несчастному малышу!
   — Прости, Че, — прошептала она. — Дело в том, что я пою только.., животным и неодушевленным предметам.
   — Может быть, если ты подумаешь обо мне, как о животном… — неуверенно промолвил он.
   — Ой, но ты же не… — начала было девочка и осеклась. А и правда, кто он, если не животное? Во всяком случае не человек и не эльф. Но славный и добрый друг — это точно!
   Друг, который нуждается в утешении. Так неужели она не поделится с ним тем, чем делилась со своим котом?
   — Я.., попробую, — сказала Дженни и начала безо всякой уверенности в том, что у нее получится. Ей никогда не доводилось петь никому, кто мог бы понять, что слышит песню. Цветы и зверюшки — другое дело: они никогда не скажут и даже не подумают, что мелодия фальшива, или голос плох, или слова нелепы. Они просто принимают то, что слышат таким, каким слышат. А Че, хоть он и дитя, имеет разум, несопоставимый с разумом зверька или цветочка, и, скорее всего, это помешает. Ум у него наверняка критический.
   Сначала Дженни не удавалось произнести ни звука, как будто сама мысль о том, что ее слышит разумное существо, сдавила ей горло. Потом, убеждая себя в том, что Че всего лишь пятилетний малыш, она стала мурлыкать мелодию. Затем вернулся и голос, а за ним образы: принцесса, замок и дракон, похожий на принца.
   Снаружи послышался шум, и Че повернул голову к двери, ожидая появления гоблина, но Дженни продолжала петь, надеясь, что стражник пройдет мимо.
   Так и вышло: шаги удалились и стихли. Девочка пела, и образы становились все приятнее и светлее.
   Сейчас в песне не было ничего дурного: лишь ясный солнечный день и чудесные милые цветы. Одно-единственное темное облачко выглядело раздосадованным, но оно висело далеко и не могло закрыть ласковое теплое солнышко.
   Но тут произошло нечто ужасное, нечто, напомнившее о валявшемся у двери мясе.
   Дракон хотел съесть принцессу! Хотел, чтобы она сама явилась к нему, а он, приняв свой естественный облик, пожрал ее и стал королем драконов. Что же ей было делать?
   Дженни пела, и слова приходили сами собой, словно следуя за менявшимися совершенно независимо от нее образами. Казалось, будто кто-то направляет ей мысленное послание: она вовсе не сочиняла эту историю, просто воспринимала ее. В каком-то смысле, даже участвовала в ней, отчасти отождествляя себя с принцессой.