Машина выехала на оживленную улицу.
   — Ох! — сказал вдруг Танатос. — Похоже, надо съездить забрать кое-что. Дело неотложное. Извините меня, ребята, это много времени не займет.
   Никто не возражал. Но что он собирался «забрать»?
   За окном все вдруг расплылось. Похоже было, что они с самоубийственной скоростью мчатся по незнакомой сельской местности.
   — О Господи! — воскликнул вдруг кто-то из «Скверны». — Мы же насквозь все проезжаем!
   Похоже, так оно и было. Машина преспокойно проносилась сквозь здания, деревья и даже какую-то гору, позволяя пассажирам на миг увидеть их изнутри. Орб и Луи-Мэй были потрясены этим зрелищем не меньше чем мальчишки. Орб заметила, как чернокожая девушка перекрестилась.
   И вдруг все закончилось — так же внезапно, как началось. Декорации сменились; теперь машина ехала по какой-то проселочной дороге.
   — Слушай, где это мы? — спросил гитарист.
   — В Портленде, — ответил ему Танатос.
   — Ну прям волшебство какое-то!
   — Именно.
   Автомобиль затормозил и остановился.
   Во дворе одиноко стоящего дома лежала, навалившись грудью на стол, пожилая женщина. Танатос вышел из машины, подошел к ней, запустил руку куда-то внутрь ее тела и вытащил оттуда нечто невидимое. Но все понимали, что он не притворяется. Танатос положил это «нечто» в маленький чемоданчик и вернулся на свое место.
   — Сердечный приступ. Нехорошо было бы заставлять ее долго страдать.
   — Ты хочешь сказать, что она была жива? — спросила Луи-Мэй.
   — Была, пока я не забрал ее душу.
   — Ты что, должен забирать души всех умирающих?
   — Нет, только те, что находятся в равновесии. Те, что не смогут ни взлететь, ни уйти вниз.
   — О Господи!.. — вырвалось у ударника. — Хотя нам-то можно не дергаться на эту тему. Мы знаем, куда пойдут наши души. Прям вниз.
   — Не обязательно, — возразил Танатос.
   — Он способен определить соотношение между добром и злом в твоей душе,
   — заметила Орб.
   — Тогда он знает, — просто ответил ударник.
   Машина снова неслась сквозь пейзаж.
   — Нет, — сказал Танатос. — Узнаю, только если прочту твой баланс, а я никогда не делаю этого без причины.
   — Так ты можешь сказать, спасемся ли мы? — спросила Луи-Мэй.
   — Нет, я могу только определить баланс на текущий момент. Ваше спасение целиком и полностью в ваших руках.
   — А ты не… не узнаешь мой баланс? Я знаю, что грешна, и…
   Танатос обернулся к ней, бросив руль. Машина и сама прекрасно знала дорогу. Танатос вытащил оба своих камня и провел ими вдоль тела Луи-Мэй. Светлый камень мерцал и переливался, сверкая все ярче и ярче. Темный вспыхнул лишь пару раз и почти не помутнел.
   — В твоей душе примерно девяносто пять процентов добра. Тебе придется грешить долго и постоянно, чтобы хоть немного приблизиться к Аду.
   — Но я иногда думаю о таких дурных вещах, и…
   — Сестренка! — рассмеялся ударник. — Если бы мысли влияли на эту штуку, я давно бы уже сгорел синим пламенем! Имеет значение только то, что ты делаешь!
   — Верно, — кивнул Танатос.
   — Но…
   — Проверь меня, — сказал ударник. — Я вам покажу, что значит черная душа!
   Танатос повторил ту же процедуру с ударником. Оба камня мерцали и вспыхивали. Когда Танатос соединил их, шар начал медленно опускаться вниз.
   — Баланс у тебя отрицательный, хотя не слишком. Немного правильной жизни — и ты его исправишь.
   — Но я же принимаю АП! — воскликнул ударник. — Да еще и заколдованную! Мы все такие! Нас ждут вечные муки!
   — Даже проклятие не абсолютно. Должно быть, ты частично искупил свою вину. Думаю, ты сильно улучшил свой баланс, когда поддержал Луи-Мэй. Помнишь, как она пела с вами в тот раз?
   — Так по-другому-то просто нельзя было! — возразил ударник. — Она хорошая девчонка, и нечего было ее смущать!
   — То есть ты понял, что есть добро в данной ситуации, и поступил соответственно. Мысли действительно не принимаются во внимание — но не в том случае, когда они послужили мотивами поступков. Ты помог девушке из альтруистических побуждений. Ты хочешь поступать правильно и по возможности так и делаешь. Это компенсирует зло, которое накапливается в твоей душе из-за вашего образа жизни.
   Ударник был поражен:
   — Но я это сделал не из-за какого не из-за баланса! Я просто… Ну, иногда, короче, ты просто поступаешь так, как правильно. Тут нет выбора, просто так оно и есть.
   — Именно поэтому такие поступки и засчитываются, — молвил Танатос и снова вернулся к рулю.
   — Не понял, — пробормотал ударник. — У меня же не было выбора, чего ж тут считать-то?
   — Я думаю, он хочет сказать, что другой человек мог на твоем месте думать иначе, — сказала Орб. — Он мог выбрать неверный путь или вообще ничего не заметить. Твое сознание не оставило тебе выбора, и вот это как раз и считается.
   — Именно так, — кивнул Танатос.
   — Черт возьми, — задумчиво пробормотал ударник.
   Автомобиль снова начал тормозить. Вскоре он остановился у ворот поместья Луны.
   Все вышли из машины. Музыканты вытащили инструменты. Орб, как всегда в таких случаях, держала арфу на коленях.
   После этого Морт снова превратился в коня и начал щипать траву на ближайшем газоне.
   Парни из «Скверны» уставились на него, не веря своим глазам.
   — Мы что, были внутри лошади? — спросил ударник.
   — Вы были в заднице у лошади, — хихикнула Луи-Мэй. И сразу посерьезнела: — Ой, я не должна была так говорить, это нехорошо!
   — Приписала еще чуток зла к своей душе, — расхохотался ударник. — Такими темпами ты окажешься прям в Аду — века через три-четыре!
   Вся компания спешно вступила в дом — в присутствии грифонов особенно медлить не хотелось.
   Теперь бразды правления взяла в свои руки Луна.
   — Мне кажется, вы хотите помыться, — сказала она. — И, может быть, сменить одежду. Все удобства — там.
   Мальчишек как ветром сдуло. Вообще-то ребята из «Ползучей скверны» показались Орб довольно вспыльчивыми молодыми людьми, однако сочетание уверенности Луны с присутствием в той же комнате инкарнации Смерти и их собственным желанием играть сделало музыкантов на редкость послушными и понятливыми. Возможно, именно страсть к музыке и помогала добру удерживаться в их душах — она была искренней.
   — Теперь что касается тебя, — обратилась Луна к Луи-Мэй. — Думаю, мы сумеем подобрать тебе подходящую экипировку. Пойдем.
   И они с девушкой ушли. Орб и Танатос опять остались вдвоем.
   — Почему Луна так уверена, что все получится? Она ведь даже не слышала нашей игры!
   — Она просила меня привезти их только в том случае, если все будет хорошо, — ответил Танатос. — У Луны есть связи. Она устроит вам прослушивание.
   Через час группа снова собралась в одной комнате. Мальчики помылись и переоделись, а волосы их были тщательно расчесаны. Теперь все трое выглядели на удивление прилично. Луи-Мэй смотрелась сногсшибательно в новом ярко-красном платье с большим рубином в волосах.
   Луна оглядела их и повернулась к Орб:
   — Ой, а тебя-то я и забыла! Но ты можешь надеть одно из моих платьев — у нас всю жизнь был одинаковый размер.
   — Боюсь, это могло и измениться, — сказала Орб. Она забыла рассказать Луне о своем волшебном плаще и не хотела делать этого при всех.
   В самом деле, после родов Орб несколько увеличилась в размерах. Луна готова была наскоро подогнать элегантное зеленое платье, но Орб объяснила ей про свой плащ и сделала себе такое же, не пользуясь иголкой. Для прически Луна дала ей изумруд — под цвет платья. Драгоценных камней у нее было навалом — как простых, так и волшебных. Луне досталась в наследство богатейшая коллекция отца. Камни были заколдованы таким образом, что всегда возвращались к хозяйке. Поэтому Луна не боялась ни воров, ни случайных пропаж.
   — А теперь ищите себе подходящую песню, — сказала Луна, отведя всю компанию в комнату побольше. — А я позабочусь о прослушивании.
   Музыкальные вкусы у всех были разные — впрочем, это никого не удивило. Мальчики хорошо знали современную музыку, Луи-Мэй — негритянские религиозные гимны, а Орб — народные песни Старого Света.
   — Вы что, хотите сказать, что никто из вас не слышал «Лондондерри Эйр»?
   — разочарованно спросила Орб. Эта песня была особенно дорога ее сердцу — ведь именно ее они пели когда-то с Мимой. Орб почему-то не сомневалась, что все на свете ее знают.
   — Никогда не слыхал о такой, — сказал ударник. — Может, если ты изобразишь нам несколько тактов…
   Орб так и сделала.
   — А, так это «О, Дэнни, мой мальчик»! — воскликнул ударник. — Тогда слышал!
   — И я, — сказала Луи-Мэй.
   — Может, мы попробуем… — предложила Орб.
   И они попробовали, а потом попробовали еще много раз, пытаясь создать аранжировку, которая устроила бы всех. Орб сидела со своей арфой, а Луи-Мэй стояла рядом с ней. Платья и драгоценности девушек отлично гармонировали друг с другом.
   — А знаете, — сказал вдруг ударник, — я однажды слыхал, что это вовсе не милашка прощается со своим приятелем, а его старый отец. Это ведь совсем меняет дело.
   — Истолковать можно по-разному, — согласилась Орб. — Хотя я привыкла считать, что с Дэнни, призванным на войну, прощается его возлюбленная. Но думаю, вы правы. Если бы у нас был певец…
   — Да не, не надо, — передумал ударник. — Но знаешь, если бы могли это как-то показать…
   Они попробовали. Ударник бросил свои барабаны и встал в позу, изображая Дэнни. Орб сосредоточилась на арфе, предоставив Луи-Мэй петь одной.
   Орб и другие два музыканта из «Ползучей скверны» сыграли вступление, ударник с Луи-Мэй вышли на середину комнаты. Там они остановились, глядя друг другу прямо в глаза, и Луи-Мэй начала петь.
   О, Дэнни, мой мальчик, трубят, зовут рога В долинах, ложбинах, на горных склонах.
   Падают листья с осенних кленов.
   Я буду ждать, ты должен идти на врага.
   Чем дольше она пела, тем сильнее чувствовалась магия. Ударник и Луи-Мэй смотрели друг на друга не отрываясь, как будто действительно прощались и никак не могли расстаться. Потом все увидели призрачные горы и услышали, как звуки трубы, которые органист извлекал из своего инструмента, эхом катились по склонам холмов. Легкий ветерок шевелил ветви воображаемых деревьев, и листья, кружась, падали вниз, потому что была осень. Тот же ветер шевелил волосы и платье Луи-Мэй, и она от этого казалась еще красивее.
   Когда песня закончилась, что-то случилось с исполнителями. Ударник шагнул к Луи-Мэй, она бросилась ему навстречу, и они обнялись так крепко, словно действительно виделись в последний раз. После долгого поцелуя молодой человек развернулся и пошел, спотыкаясь, вниз по склону холма, а девушка смотрела ему вслед, и по щекам ее текли слезы. Они знали, что никогда больше не встретятся.
   Музыка кончилась, а вместе с ней и наваждение.
   — Вот это да! — сказал гитарист. — Я готов был поспорить, что у вас любовь!
   — Я и сам думал, что втюрился! — сказал ударник, выходя из соседней комнаты. Он взглянул на Луи-Мэй и поправился: — А может, и сейчас так думаю.
   Девушка застенчиво отвела глаза.
   — Может быть, — согласилась она, утирая слезы.
   — Я посмотрю, что у нас со свободными вечерами, — раздался незнакомый голос.
   Все обернулись. В дверях стояла Луна с каким-то незнакомым пожилым господином.
   — Это директор Центра искусств Кильваро, — сказала Луна. — Я попросила его зайти сюда и прослушать вас. Мы решили, что лучше будет вас не прерывать.
   — Мы определенно хотим вас пригласить, — сказал директор. — Я уверен, что в течение ближайших двух месяцев у нас найдется свободный вечер. Мы — организация общественная, так что денежное вознаграждение будет чисто символическим, но показать себя вы сможете. Если вы согласитесь на эти условия…
   — Они согласны, — сказала Луна.
   — То в ближайшее время я с вами свяжусь, — закончил директор. Луна вышла его проводить.
   — Центр искусств? — переспросил гитарист.
   — Это очень престижное приглашение, — объяснила Орб. — После удачного выступления там мы сможем получить приглашения откуда угодно.
   — Это здорово! — воскликнул органист. — Но у нас ведь только одна песня! И как же мы состряпаем целый концерт?
   — Думаю, надо поискать еще, — сказала Орб. — Попробуем сольные номера с добавлением групповых эффектов.
   — Пойдет, — кивнул органист и обернулся к ударнику, чтобы тот подтвердил его слова. Но ударник не сводил глаз с Луи-Мэй и ни на что больше не обращал внимания.
   — По-моему, какого-то результата мы уже добились, — заметила Орб.
   — Нам дают сцену! — радостно сказал гитарист.
   — Ты знаешь, неплохо бы где-нибудь упасть. В смысле, как же мы целый месяц…
   — Думаю, моя кузина это устроит.
   Ее уверенность оправдалась. Луна всех обеспечила жильем.
   Группа регулярно собиралась и работала. Музыканты подбирали себе репертуар из разных жанров. Общим у всех номеров было только одно — магия. Работая вместе, Орб и ребята лучше узнали друг друга и стали с уважением относиться к достоинствам своих партнеров. Ударник и Луи-Мэй продолжали держаться за ручки, но Орб ясно дала понять, что, как бы ей ни нравилась их новая музыка, романа ни с кем из мальчишек у нее не будет.
   И вот наконец пришел день представления. Зал был заполнен только на четверть, и директор признался, что так бывает почти всегда.
   — Увы, искусство сейчас мало кто ценит, — вздохнул он.
   — Все равно никогда не видел такой чертовой пропасти народу, — помотал головой ударник, затем смутился и поправился: — То есть я хотел сказать, что у нас никогда раньше не собиралось столько публики.
   Концерт начался. Публика была довольно равнодушна, но только до тех пор, пока не зазвучала музыка и в воздухе разлилась магия. После этого ее как будто подменили. Шорох и кашель мгновенно прекратились, все застыли, не отводя от сцены восхищенных глаз. Казалось, в креслах сидят не живые люди, а мраморные статуи.
   После перерыва народу в зале существенно прибавилось, и продолжали приходить все новые и новые зрители. К концу представления их набралось уже больше половины зала.
   — Такого раньше никогда не случалось, — признался директор.
   На следующее утро появились газетные рецензии. Похоже, сразу несколько городских критиков, узнав, что происходит, поспешили в зал, чтобы застать хотя бы часть представления.
   Орб была ошеломлена происходящим.
   — Неужели это про нас? — спрашивала она.
   — Никогда еще ни одному провинциальному представлению не расточали столько похвал, — заверила ее Луна. — Это все магия, иначе критики отнеслись бы к вам гораздо спокойнее.
   Днем начали приходить приглашения. По всей стране хотели услышать «Ползучую скверну» и предлагали за выступление такие деньги, что у мальчишек глаза на лоб полезли.
   Настала пора отправляться в путь.
 
 

8. ИОНА

   Луна была знакома с самыми разными профессионалами, поэтому она легко подыскала группе хорошего администратора. Миссис Глотч была женщиной пожилой и путешествовать с ними не хотела, но ее честность и опыт не подлежали сомнению. Миссис Глотч возьмет на себя все вопросы, связанные с финансами, организацией выступлений и записей. Все это она будет делать по телефону. Когда бы музыканты к ней ни обратились, она всегда подскажет им, как поступить. Более того, если с ними что-нибудь случится, миссис Глотч всегда их разыщет — Луна дала Орб специальный камень-маячок, который поможет пожилой даме определить, где сейчас находится группа.
   Но как они будут передвигаться? До сих пор ребята были уверены, что спокойно наймут автобус, установят там кровати и кухонные принадлежности и прямо в нем и будут жить…
   — Ноги моей не будет в этом автобусе! — заявила вдруг Луи-Мэй. — Я честная девушка!
   Орб не так волновалась по поводу своего морального облика или безопасности — у нее был амулет. Но и ей не нравился подобный способ путешествия.
   — Почему нельзя ездить нормальным транспортом и спать в гостиницах? — спросила она.
   — А ты знаешь, сколько это стоит? — провозгласил ударник.
   — Да и не доверю я свой орган всяким там! — добавил органист. — Возьмет да и поломается где-нибудь.
   — Ох поломается! — воскликнул гитарист, и они с ударником громко заржали. Органист, похоже, обиделся.
   Орб и Луи-Мэй переглянулись, пытаясь понять, в чем дело. Потом до Орб дошло, что ударение в слове «орган» можно поставить по-разному. Тогда все стало понятно.
   Итак, у них, похоже, возникла проблема. Денег-то хватит на все, судя по тому, сколько им предлагают за каждое выступление, но общественному транспорту и в самом деле доверять не стоило. Надо было найти свое собственное средство передвижения.
   Они попробовали снять железнодорожный вагон, но те, что им показывали, сплошь обветшали от старости и были уже заняты — клопами. Кроме того, железные дороги связывали далеко не все города, а расписание поездов оставляло желать лучшего. Аэроплан тоже не годился — цены там были чудовищные, а места почти никакого; в довершение всего гитарист боялся летать. Кто-то заикнулся было о передвижном доме, но Луи-Мэй заявила, что это та же передвижная спальня и она категорически против.
   Луна с прискорбием отметила, что, похоже, придется вернуться к первоначальной идее с переоборудованным автобусом. Однако Луи-Мэй убедить не удавалось. У нее было стойкое предубеждение против автобусов. Почему-то девушка считала, что там к ней непременно будут приставать.
   — Я прослежу, чтобы никто тебя не тронул! — уверял ее ударник.
   — Тебя-то я больше всего и боюсь, Дэнни! — парировала Луи-Мэй и крепко поцеловала его.
   Остальные уныло кивнули. Луи-Мэй с самого начала очень нравился ударник, а после успеха их первой песенки она звала его не иначе как Дэнни. Но девушка считала грехом близость с мужчиной вне брака и чуть меньшим грехом — саму возможность такой близости, пусть даже гипотетическую. Возможно, она просто боялась сама себя. В любом случае результат был таков: Луи-Мэй предъявляла свои требования, а молодые люди принимали эти условия игры, даже не пытаясь понять, чем они вызваны Автобус исключался. Что же остается?
   — К примеру, магия, — предложила Луна. — Достаточно большой ковер смог бы…
   — Нет! — взвыл гитарист. — Ни за какие деньги! Нас сдует ветром!
   Его боязнь полетов даже усилилась при мысли об открытом ковре.
   — Или фургон с запряженным в него драконом…
   — Разве можно доверять свою жизнь дракону! — возмутился органист. — Эти проклятые твари только и мечтают вас поджарить! Когда магия была под запретом, добрая половина из них пряталась в Аду, и зло осталось в них на веки вечные. Конечно, погонщики знают защитные заклинания, но заклинание может и не сработать!
   — Есть еще единороги.
   — Так они же никого не слушаются! — возразил ударник. — Кроме как… — он покосился на Луи-Мэй. — Ну, и…
   — Я всегда обожала единорогов, — призналась Луи-Мэй.
   — Да, но если она… Если что-нибудь с ней случится, где мы тогда окажемся? — спросил органист, в упор глядя на ударника. — Застрянем в какой-нибудь проклятой дыре с парой разъяренных единорогов в придачу?
   — Как это прикажешь понимать — «что-нибудь случится»? — возмущенно воскликнула Луи-Мэй. — Я же говорила, ничего не может… — Тут она взглянула на ударника, который безуспешно пытался спрятать от приятелей свое покрасневшее лицо. — То есть ничего не должно… Во всяком случае, это маловероятно.
   Луи-Мэй тоже покраснела, но ей было проще — ее черная кожа служила неплохой маскировкой.
   — Пожалуй, лучше нам обойтись без единорогов.
   — Поговорю-ка я с местными цыганами, — сказала Орб. — Уж они-то знают толк в путешествиях с большим багажом.
   — Так ты цыганка? — спросил гитарист. — Всегда думал, как было бы славно жить в фургоне и тащить все, что плохо ле… Ну, то есть…
   Орб улыбнулась:
   — Цыгане поступают так для того, чтобы выжить. Они совсем не плохие люди, просто не любят никаких ограничений.
   — Понимаю их чувства, — сказал гитарист.
   — Хочешь, пойдем со мной, послушаем, что они скажут.
   — Еще как хочу!
   Ковер Орб был способен при необходимости поднять двоих, но гитарист не смог бы лететь на нем ни при каких обстоятельствах. Поэтому они просто взяли такси и отправились в тот район, где стояли сейчас цыгане. Орб решила, что стоит прихватить с собой инструменты — цыгане любят музыку.
   Увы, их ожидало горькое разочарование. Местные цыгане носили потрепанные, однако обычного покроя костюмы и ездили на помятых автомашинах. Более того, они были недружелюбны и плохо относились к незнакомцам.
   — Уходи отсюда, женщина, — огрызнулся кто-то из них. — У нас и без тебя хватает неприятностей.
   — Но я жила среди цыган в Европе! — воскликнула Орб. — Я знаю ваш язык!
   — Да? Ну скажи нам что-нибудь!
   — Я ищу средство передвижения, — сказала Орб на кало.
   Цыгане смотрели на нее непонимающими взглядами. Потом одна старая женщина кивнула.
   — Да, это древний язык, — промолвила она. — Но мы почти забыли его здесь, а те, кто помоложе, никогда и не знали.
   — Ох!
   Орб постаралась не выдать своего разочарования:
   — Может быть, вы все-таки сможете мне помочь? Я хочу только узнать о…
   — Неужели нельзя взять машину? Или ковер?
   — Нас пятеро, и у нас с собой музыкальные инструменты. Один из нас не поедет в автобусе, а второй не переносит полетов. А мы хотели бы ехать вместе, если бы придумали как.
   — Ты знаешь цыганские обычаи?
   — Я же говорила, в Европе…
   — Танцевать умеешь?
   — Я знаю танану, — осторожно начала Орб, — но…
   Женщина рассмеялась:
   — Ты же не сможешь танцевать ее! Умрешь от стыда. Ты ведь не цыганка, ты просто наблюдала за нами!
   — Это верно. Но я уважаю цыганские обычаи, пусть они на самом деле не мои. Вы мне не поможете?
   — Может быть, девочка. Может быть. Что ты знаешь про Иону?
   — Про кого?
   — Про Рыбу, проглотившую Иону.
   — А, вы имеете в виду кита? Из Библии?
   — Он Рыба. За этот поступок он был проклят, хотя в Ад не попал. Он осужден плавать только в воздухе и в земле, но никак не в воде, пока Ллано не освободит его.
   — О, Ллано! Вы о нем знаете?
   — Именно что о нем. Не более того. А ты ищешь Ллано?
   — Да!
   — Тогда тебе повезло — вдруг Иона посодействует. Он спит в Клеверной Горе. Позови его, станцуй для него, и если ты ему понравишься, он поплывет, куда тебе надо. Наверное.
   — Рыба? Я не…
   — Он то, что тебе нужно, девочка. Если, конечно, ты сможешь его заполучить. Мы пытались, но мы уже не совсем цыгане, и…
   — Уезжаем! — закричал кто-то из мужчин. — Идут!
   И в тот же миг все цыгане, включая женщин и детей, бросились к своим автомобилям. Моторы закашляли, заревели, и машины рванулись с места. Почти одновременно с этим появились три грузовика с очень сердитыми мужчинами. В руках у них были дробовики.
   — Сматывайся отсюда, девочка! — крикнула Орб старуха, с которой она только что разговаривала. И ее машина, визжа, умчалась прочь.
   Два грузовика пустились в погоню за цыганами. Послышались выстрелы. Третий повернул в сторону Орб и гитариста.
   — Бежим! — закричала Орб, осознав наконец, какая опасность им угрожает.
   И они побежали. Бежать пришлось по вспаханному полю. Грузовик, завывая, подпрыгивал на ухабах, разбрасывал колесами землю, но не отставал.
   — Там двое! — крикнул кто-то из преследователей.
   — Убьем их!
   — Нет! Одна из них девчонка! Трахнем ее сначала!
   Орб с гитаристом нырнули в овраг и выкарабкались на склон с противоположной стороны. Грузовик со скрежетом остановился — дальше ему было не проехать.
   — Пешком догоним! — крикнул тот же мужчина. — Они не смогут перескочить через пороги!
   Еще и пороги!.. Орб действительно услышала шум бурной реки. Дыхания уже не хватало, больно кололо в боку. Орб запнулась, и гитарист поймал ее за руку, не дав упасть.
   — Как мы попали в эту переделку? — с трудом выговорил он на бегу.
   — Они… — ответила Орб, задыхаясь. — Должно быть… лошадь украли или девушку. Теперь удирают. А мы…
   — В заднице, — закончил за нее гитарист. — Но мы же не цыгане!
   — Думаю, одного из нас они просто убьют, другого изнасилуют, а разбираться начнут только потом.
   Орб не была уверена, что даже амулет поможет ей. Она никогда не пробовала применять его против нескольких человек сразу.
   Гитарист выдавил из себя смешок:
   — И кому же из нас что выпадет?
   Они подбежали к реке. Вода, бурля и пенясь, неслась со скоростью поезда. В воздухе стояла водяная пыль. Крутой каменистый берег усеивали большие валуны. Пересечь реку не было никакой возможности.
   — Ковер! — воскликнула Орб. Она скинула рюкзак и вытряхнула его на землю. Маленький коврик немедленно развернулся. — Залезай!
   — Не могу! — запротестовал гитарист. — Я же не летаю!
   На гребне холма показались преследователи.
   — Вон они!
   Гитарист застыл от ужаса, не в состоянии выбрать, что хуже. Преследователи настигали.
   Орб схватила своего спутника за плечи и толкнула его на ковер.
   — Садись! — закричала она ему в ухо.
   Гитарист покорно сел, положив зачехленную гитару себе на колени. Орб прыгнула следом за ним, обняла его руками и ногами и приказала ковру подниматься.