Ермаков Сергей
Виртуоз мести

   Сергей Ермаков
   Виртуоз мести
   Персонажи и события, описанные в данном произведении вымышлены. Любые совпадения считать случайными.
   "Я обещал Ей убивать вас медленно и жестоко. Чтобы от той грани, где начинает свою пляску смерть, до той, где она разрывает окровавленное сердце, вы смогли ощутить все - боль, страх и унижение! Все муки, через которые прошла она, бедная девочка, когда вы насиловали и убивали Ее. Она наказывает вас сейчас, спустя семь лет, моими руками, и руками Господа Бога! Она умерла непорочной, а вы продолжали грешить, и за это вам кара - смерть!"
   1
   Он шел по улице. Яркий солнечный день переливался разноцветными красками. Под ногами шуршал золотой песок, а вокруг цвели оранжево-зеленые деревья. Небо - нереально-синее - кружило голову, солнце катилось по небосводу, брызгая жаркими лучами и ослепляя глаза. Где-то за деревьями, то далеко, то ближе, играла чудесная музыка. Было очень жарко, даже тень деревьев не спасала от жары. Он захотел пить и пошел в тень под навес, где наверняка был маленький бар с холодным, как вода в горном ручье, пивком.
   Он шел и не замечал, что ноги проваливаются в песок все глубже, и идти дальше становится все труднее. Ноги не хотят слушаться его, не двигаются с места. И стоит он вовсе не на золотом песке, а на грязном, в трещинах асфальте, и проваливается в него все глубже и глубже. Похоже, что чья-то рука крепко держит его за щиколотку и тянет под землю.
   Вокруг уже не было ни голубого неба, ни ярких красок, только серая грязная масса колыхалась повсюду, и он видел в ней лица, замершие в ужасных гримасах, как каменные изваяния. Жаркий, как адский огонь, свистящий ветер носил в грязном воздухе обрывки паутины, они прилипали к лицу и мешали дышать. Он с трудом вырвался из захвата подземного капкана и попытался бежать, но, как он ни старался, сдвинуться с места не мог. Свет пропал, земля под ним осела и рухнула, и он понял, что летит вниз, вместе с кусками асфальта. Он не упал, а как невесомый, опустился на покрытые льдом камни.
   Вокруг были зеленые от плесени стены, влажные и холодные. И снова паутина везде, которую не порвать. Он вдруг явственно ощутил, что кто-то на него смотрит. Взгляд, от которого мурашки продирают всю кожу и невозможно дышать. Тут он понял, что опять попал в колодец, из которого выхода нет. Появилась Она. Стало тихо-тихо, и колодец закрутился, как бешеная карусель. Он ощутил, что страшные неведомые силы приподняли его и несут к ней. И вот она уже рядом, и лицо все такое же свежее и молодое. Она вся в белом, как невеста, и даже красивей, чем в жизни.
   - Привет, - говорит она, - поцелуй меня!
   Ему страшно не хочется ее целовать, но ему радостно, что она снова жива, что все, что было, просто ошибка. Она и не умирала, а просто живет тут, в колодце, и ее не нашли. Об этом поскорей нужно рассказать всем, кто ее искал, и он облегченно целует ее прямо в губы, закрыв глаза. Но зубами ударяется об зубы и чувствует, как они ломаются от старости. Он открывает глаза и видит, что целует мертвый череп, который глядит на него зловещими черными глазницами. Череп улыбается и тянется к нему, хочет поцеловать его еще и еще, а руки скелета сжали плотно его шею и душат, душат. Трупный холод скручивает все внутренности, что-то огромное и страшное навалилось всей массой. И сразу послышался гомон и гогот преисподней, и тут же сон разорвался, разлетелся на тысячу мелких частей.
   2
   Семен вскрикнул во сне, проснулся и вскочил в постели. "Прекрати! закричал он на всю квартиру. - Сколько ты будешь мне сниться в этом проклятом колодце! Оставь меня в покое!" Со злости он швырнул об стену первое, что попалось под руку - пульт от телевизора. Пульт ударился о стену и, как резиновый, отскочил, упав в кресло.
   Семен был один в квартире, которую снимал у знакомых. За окном был день, но свет едва пробивался сквозь тяжелые шторы. Обычно Семен, проснувшись в выходной день, брал пульт, включал телевизор и долго смотрел все подряд, пока желудок не начинал требовать пищи. Но пульта сейчас рядом не было, за ним нужно было идти через всю комнату, вставать из нагретой постели, а этого делать не хотелось. К тому же дурной сон совершенно испортил настроение, которое обычно в выходной день у Семена было превосходным. Это нужно было срочно исправлять. Не хватало еще весь выходной ходить хмурым, как бука.
   Семен набрал в легкие воздуха и, лежа в кровати, на выдохе запел громко и крайне фальшиво. Он несколько раз пропел строчки крутящегося в голове веселого шлягера, и это немного помогло прийти в себя. Вставать не хотелось, но это было нужно делать незамедлительно, потому что вчера до полуночи Семен смотрел телевизор и выпил, наверное, в общей сложности литра три чая.
   Семен откинул одеяло, пошарил ногами по полу в поисках тапочек, не нашел и встал с кровати. Подойдя к окну, он рывком распахнул шторы и открыл раму. В прокуренную комнату хлынул свежий воздух и шум города. Было очень тепло для марта, безветренно и спокойно. Прохожих не было, возле серой кирпичной стены школы деловито курили две девчонки-малолетки.
   - Эй, конфетки, - крикнул им Семен, - сколько время?.
   Девчонки не повернули в его сторону своих крашеных ресниц и даже напротив, отвернулись от него. Но Семену не нужно было знать, сколько времени, у него были свои часы и был сегодня выходной. Просто у него было хорошо на душе. Весна. Птицы расчирикались и носились друг за другом, согретые солнцем. Семен не был поэтом, иначе бы он сел писать стихи. Но поскольку он писать любил не очень, то решил продолжить разговор с девушками.
   - Эй, рыженькая, - крикнул он снова, - заходи в гости. Подарю шоколадку!
   - Пошел ты, - ответила совсем не та, к которой обращался Семен.
   Иного Семен и не ожидал, да и все равно ему было. Что они еще могут ему сказать? Курят с малолетства, пьют, колются. В мозгах одни опилки, как у Винни-Пуха. Семен отошел от окна и пошел на кухню. В холодильнике было совершенно пусто, и Семен, вздохнув, поставил чайник на плиту. Шлепая по полу босыми ногами, пошел в ванную и залез под душ. Малолетки, курившие у школы, были знакомы Семену давно. Всю зиму они дымили напротив его окна, и та рыженькая даже Семену нравилась. Непохожая на остальных, стройная, высокая, с голубыми глазами и приятным личиком.
   По правде говоря, сейчас бы Семен не отказался и от той, которая сказала: "Пошел ты". Ее лицо не дышало благородством, обычная ПэТэУшная мордаха. Зато бюстом можно было накрыть всего Семена, вместе с ванной. В голову полезли хорошие мысли, которые сразу же придали сил и жизнелюбия. Сегодня Семен заговорил с этими девчонками впервые, раньше только наблюдал за ними в окно, когда завтракал или пил кофе с утра.
   Семен пустил посильнее холодную воду и подставил голову под прохладный дождь душа. Уставшая от пересыпания голова зашипела, как раскаленный утюг, и мало-помалу к Семену начала возвращаться ясность мысли и легкость жизни. Состояние организма, когда долго спишь, становится похожим на состояние похмелья. Похмелья Семен не испытывал уже очень и очень долго. Он поклялся себе семь лет назад не пить больше ни капли спиртного. И не пил.
   Семен вылез из ванны, растерся махровым полотенцем и посмотрел на себя в зеркало. Конечно, сейчас он не выглядел на свои двадцать пять. Хотя ещё два года назад, когда Семён вернулся из заключения худым, постаревшим с волчьими злыми глазами, ему казалось, что никогда уже он не будет похож сам на себя. Выражение постоянной настороженности, как маска прилипло к лицу за годы проведенные за колючкой. А вот теперь его уже не было.
   Прошло какое-то время. Хорошее питание, спортивные занятия и, главное, свобода и сделали его снова крепким симпатичным ясноглазым парнем. А когда наконец вставил себе выбитые в зоне передние зубы и вовсе сделался неотразим. И хотя пять лет проведённых за решёткой уже не вернуть, но двадцать пять это все-таки не восемьдесят пять. Считай вся жизнь ещё впереди и можно писать её набело.
   Семён аккуратно побрился и, почистив зубы, пошел на кухню, где вовсю уже надрывался пронзительным сиплым свистком чайник. Подпевая ему, пиликал где-то в комнате телефон.
   Семен не спеша выключил газ под чайником и пошел искать трубку телефона. Разговаривать с кем бы то ни было сейчас ему не хотелось, но могла позвонить мама, которая знала, что у него сегодня выходной, и расстраивать ее своим отсутствием в планы Семена не входило. Трубка нашлась под подушкой, откуда истошно визжала, Семен достал её, прижал ее к уху и пошел опять на кухню, чтобы приготовить себе кофе.
   - Алло? - спросил Семен в телефон, но в трубке или просто молчали, или что-то не соединялось на станции.
   "Точно межгород, - подумал Семен, - мама звонит".
   - Алло! Алло! - закричал в трубку Семен. - Мама? Это ты?
   - Нет, это не мама, - ответил в трубке незнакомый мужской голос.
   Семен, смутившись своей оплошности, посуровел и спросил недовольно:
   - Ну, кто это еще? Чего надо?
   - Последний хищник выпущен из клетки, - сказал собеседник низким, хриплым ледяным голосом, принадлежавшим явно пожилому человеку. - И завтра начнется охота на волков.
   Семен хорошо запоминал голоса и, один раз услышав, не забывал никогда. Он судорожно пытался понять, кто из друзей его разыгрывает, потому что какие-то нюансы в интонации собеседника показались ему слышанными ранее. Чтобы понять, кто это дурачится, нужно было говорить дальше.
   - Ну-ну, - ответил Семен, насыпая себе кофе в чашку, - но меня охота не интересует, я по другим делам, по рыбалке, например...
   - А ты не охотник, - ответили в трубке, усмехнувшись, - ты дичь!
   Семен любил шутки, но это была шутка глупая и злая, за которую там, где он был раньше, могли запросто выпустить кишки. Похоже, какой-то ненормальный названивает кому ни попадя, или какой-нибудь недоносок решил оскорбить Семена по телефону, находясь на безопасном расстоянии. Ни в том, ни в другом случае продолжать разговор не было смысла, и Семен повесил трубку.
   Телефон тут же зазвонил снова, и одновременно позвонили в дверь. Семен чертыхнулся, нажал на трубке кнопку ответа, буркнул: "Подождите", положил трубку на стол и пошел открывать. Он привык смотреть в глазок, прежде чем открыть дверь. Чего скрывать - врагов было предостаточно, но когда он увидел, кто к нему пожаловал, даже поперхнулся. За дверью стояли давешние девчонки-малолетки с улицы - та самая красивая рыженькая и вторая грудастая.
   - Подождите, - сказал он, - сейчас штаны одену.
   За дверью засмеялись. У Семена пронеслась мысль, что, может быть, малолетки привели с собой своих ухарей, которые, открой он дверь, вломятся в квартиру, чтобы обнести ее. С другой стороны, какие ухари могут быть у этих девок? Такие же, как и они - шпана, вонь подрейтузная. Таких Семен один пятерых в пучок свяжет и пошинкует, как капусту. Одев свои любимые спортивные штаны - синие с красной полосой - Семен открыл дверь и спросил у девчонок:
   - Чего надо?
   - Ну, не кисло! - возмутилась грудастая. - Сам же приглашал и сам же, ну, блин! Ты чего?
   Именно такой, хорошо построенной фразы Семен и ожидал. Он отошел на шаг назад и, распахивая дверь, произнес:
   - Так вы же отказались от гостей, кажись...
   - Не пристало дамам сразу соглашаться, - ответила грудастая, заглядывая внутрь квартиры с порога, - ты один?
   - Один, один, - усмехнулся Семен и пошел на кухню к телефону, который уже пиликал короткими гудками, лежа на столе.
   Девчонки прошли, захлопнули дверь. Было видно, что рыженькая смущается и жмется к стене. Зато грудастая вела себя по-хозяйски.
   - Один, один, - бормотала она, снимая полусапожки, - так вот раз пошла в гости к пацану. Сказал, что один будет, а там орава черных с рынка сидит, говорят мне: "Заходы, дэвушка, будь, как дома"! Меня от них тошнит. Еле убежала потом.
   Семен обратил внимание на слово "потом". Значит, осталась сначала, хоть и тошнит. Девчонки пришли даже без пальто, видимо, сбежали с урока. Такие сами лезут к тебе в кровать, а потом бегут к маме жаловаться, и идут парни по этапу за изнасилование. Семен таких видел-перевидел. Не больно их на зоне жалуют.
   - Давай, Инна, снимай обувку, - обратилась грудастая к рыженькой, - что стоишь, как целка на панели? Парень вроде нормальный, видела как он машину свою намывает. Не обидишь ведь нас, правда? - спросила она у Семена и такое невинное при этом сделала лицо, сложив губки бантиком, что Семен едва удержался от смеха. Грудастая ему явно нравилась. Напористая девка и симпатичная. Про бюст же вообще разговора не было - он был великолепен.
   - Не обижу, - ответил Семен, - проходите. Кофе будете?
   - Поесть бы, - напрямик сказала грудастая. - Меня, кстати, Алена зовут, а это, - махнула она рукой в сторону рыженькой, которая снимала сапоги, это Инна. Она у нас целка-невидимка.
   - Это как? - спросил Семен.
   - Ну, я в смысле, что скромная очень, - ответила Алена, - если б не я, пропала бы.
   - Это точно, - согласился Семен, - пропала бы.
   - Так как насчет пожрать? - спросила Алена снова, прямиком направляясь на кухню. - Обещал ведь шоколадкой угостить.
   - Это я образно сказал, - усмехнулся Семен.
   - Ну, ты даешь! За базар ответишь! Шоколадка за тобой! Нечем, значит, у тебя подкрепится? - нахмурилась Алена, заглянув в холодильник, - плохо.
   Инна тем временем прошла и села на диван. Семен отметил, что ходит она, как фотомодель по подиуму. И села так же. Как будто на голове несет хрустальную чашку с дорогим напитком.
   - Готовить умеете? - спросил Семен.
   - Это смотря что, - нараспев произнесла Алена, - если там яичницу или пельмени, то запросто.
   - Фарш у меня есть в морозилке посмотри, - сказал Семен, - можно котлеты сделать.
   - Не-не, это я не могу, - замотала головой Алена, - долго очень.
   - Я пожарю, - сказала Инна, вставая. - Только мне передник нужен.
   - Передник найдем, - сказал Семен, - была бы хозяйка.
   Котлеты пожарить не получилось - фарш был заморожен до состояния айсберга. Пришлось Семену настрогать его ножом и пожарить с луком на остатках масла. Гарнира не нашлось никакого. В кухонном пенале на одинокой макаронине сидел худой таракан, падая в обморок от истощения. Хлеба тоже не было. И деньги вроде были, а вот запасов Семен делать не умел.
   Блюдо, которое готовила Инна, источало такой тонкий и аппетитный аромат, что кружилась голова и слюна била фонтаном. Через минут двадцать, не дожидаясь окончательной прожарки, вся компания со смаком наворачивала полученное блюдо.
   - А мы давно заметили, что ты на нас в окно пялишься, - призналась Алена, закончив трапезу и попивая кофе. - Я смотрю, вроде парень симпатичный, и квартирка хорошо обставлена. В окно же у тебя с улицы видно все. Шторы вечно открыты. Думаю, надо зайти познакомиться. И со школой опять же рядом. Можно на перемене зайти поесть, или просто так посидеть телик поглядеть. Но повода не было. А сегодня ты "врезал". Не мог, что ли, чего-нибудь поумней придумать, чем время спросить?
   - Но сработало ведь, - улыбнулся Семен, - зашли же вы в гости.
   - Да, - согласилась Алена, - зашли. А чё?
   - Да, ничего, - ответил Семён, - всё нормально.
   - А где ты работаешь? - спросила молчаливая Инна, разглядывая обстановку квартиры.
   - На заводе промышленных деталей, токарем, - ответил Семен.
   - Не свисти, - рассмеялась Алена, - я твою машину видала у подъезда. Таких у токарей не бывает. У меня у самой батяня слесарь, так он на ржавой копейке ездит и радуется. А у тебя тачка тысяч двадцать стоит.
   Семен не стал ничего объяснять. Пусть думают, если хотят, что это его машина. Так даже лучше. Тем более что ездит он на ней куда хочет, и стоит она возле его дома.
   Телефон снова зазвонил. Семен взял трубку.
   - Алло! Сэмэн, это ты? - раздался голос в трубе, и Семен его сразу узнал. Не так много людей знали его зековское прозвище: Сэмэн. Кто-то ляпнул, так и зацепилось.
   - Это я, Бомба, Сэмэн! Узнал? - радостно кричала трубка на всю квартиру.
   - Узнал, - ответил Семен без энтузиазма. - Как дела?
   - Да вот, откинулся на неделе. Гужбаню сейчас. Тачка тут меня ждет. Бабки есть. Давай забуримся куда-нибудь в кабачину, побазарим, телок снимем, потрахаем. Не виделись с тобой лет сто! С последней пересылки.
   Говорить о зоне сейчас, в присутствии малолетних девчонок, с которыми Семен только-только познакомился, не хотелось. И вообще с самим Бомбой ему не хотелось ни говорить, ни тем более встречаться. Похоже, что тюрьма Бомбу мало изменила. А сидел он дольше всех из их компании, которая шла по одному и тому же делу.
   - Откуда у тебя номер моего телефона? - спросил Семен.
   - Танька-Гарпия дала, - ответил Бомба. - Знаешь, где я ее встретил? Охренеешь! Заказал, короче, шлюх через газету. Привозят, а там среди этих блядей и Танька-Гарпия. Я ее и взял на два часа, а ебашил всю ночь! Денег, конечно, не дал, так она, сука, сутенера вызвонила. Я и его оттрахал, как быка. Выкинул обоих на хер на улицу.
   Бомба в трубке оглушительно захохотал, девчонки переглянулись. Бомба так кричал, что они слышали весь разговор.
   - Бомба, - перебил монолог Семен. - Я сегодня уезжаю в командировку за рубеж. Надолго. Поэтому мы вряд ли в ближайшие лет десять сходим куда-нибудь вместе.
   Бомба помолчал.
   - Значит, тебе в падлу встречаться со старым корешем, - сказал он совсем другим тоном, тягуче, нараспев по-блатному, - чистеньким хочешь быть. Запомни, в говно вляпался, не отмоешься.
   - А это уже не твои проблемы, - жестко ответил Семен. - Я сейчас занят, Бомба, так что не обессудь.
   Семён хотел положить трубку, но Бомба опередил его.
   - А пошел ты, - сказал он торопливо и бросил трубку.
   Девчонки напряглись и сидели на самых краешках кресел. Семен посмотрел на них. Из-под накрашенных ресниц на него глядело две пары настороженных глаз. Семену, в общем-то, было совершенно безразлично, что подумают о нем две эти школьницы, но все равно нужно было проставить все точки над "i".
   - Я сидел в тюрьме пять лет, - сказал Семен, наливая всем кофе, - если это вас страшит, можете уйти. Я не держу.
   - Ты нас выгоняешь, что ли? - спросила Алена чуть дрогнувшим голосом.
   - Нет, сидите, пейте кофе, - ответил Семен, - можете заходить еще, если хотите...
   Повисла неловкая пауза. Все пили кофе и не знали как продолжать разговор.
   - А за что ты сидел? - спросила Инна.
   - За валюту, - ответил Семен.
   Он всегда отвечал так, когда хотел избежать дальнейших расспросов. За валюту, значит, практически незаконно осужденный. Пострадавший от политических игр и, значит, заслуживающий не только сочувствия, но и моральной реабилитации.
   Семен улыбнулся. В голове всплыла фраза "Последний хищник выпущен из клетки. И завтра начнется охота на волков". Может быть, последний хищник это Бомба, который недавно вышел из тюрьмы. "Из клетки". Бред какой-то. Неужели кто-то решил его запугать, вот так по-детски. Здесь на свободе, он тоже не какая-то сявка тупорылая. Определённый вес имеет, и не хрен ему угрожать.
   - У нас урок через десять минут, - произнесла Алена, прервав мысли Семена, - мы пойдем.
   - Идите, - задумавшись о своем, безразлично ответил Семен.
   И девчонки ушли.
   3
   Девчонки ушли, а Семен подумал, что ту девушку тоже звали Инна. И возраст у нее семь лет назад был такой же, как у этих малолеток сейчас. Семен тогда, до того рокового вечера и последующей ночи, не знал никого из той компании, с которой его потом будут связывать воспоминания долгих пять лет. И не только воспоминания, но и толстая папка уголовного дела.
   Жизнь шла своим чередом и вот однажды как-то вечером тупой амбал Бомба, которого Семен знал по работе на валютном пятачке, предложил съездить в гости на день рождения к какой-то Таньке-Гарпии, которая славилась тем, что, обладая приятной внешностью, отдавалась всем подряд.
   Но особенно хорошо у нее получалось взять в рот. В этом своем умении она тоже никому отказа не давала. Бомба так хорошо и подробно расписал Танькины успехи на этом поприще, что Семен сломался и решил сам посмотреть на легендарную Таньку. У него была тогда лиловая "восьмерка" - самый шик, козырная тачка настоящего "мажора".
   По дороге на хазу где справлялся день рождения у овощного рынка они прихватили с собой какого-то Алика - невысокого кудрявого азербайджанца примерно их возраста. Алик был одет в ядовито-зеленый с красным спортивный костюм и лакированные туфли с отрезными носами. Белые носки сверкали издалека. Вообще Семену не очень нравилось общаться с "чёрными". Но Бомба сказал, что у Алика есть травка, какой никто в этом городе не курил, потому что отец Алика сам этим делом заправляет. Семен, по правде говоря, "по работе" частенько якшался со всякими отбросами и подумал, что одним Аликом среди знакомых больше, одним меньше - ничего не меняет. И ошибся.
   Алик, увидев их машину, замахал руками. Он чертовски замерз в своих модных туфлях и в кожаной куртке из неровных кусочков. На улице и правда было непривычно холодно для питерской зимы, обычно мягкой и слякотной. Алик сел в машину, долго цокал языком, приговаривая: "Ах, хароший, тачка, да. Надо печка включить погромче, да". Потом попросил Семена поставить в магнитофоне замызганную кассету со своими чуркестанскими песнями. И всю дорогу подпевал гнусавым голосом, пока Семен не выкинул кассету назад, где сидел Алик.
   - Зачем так делаешь, а? - обидевшись, спросил Алик. Семен ничего не ответил.
   Приехали они на квартиру к какому-то длинному худому рыжеволосому Ваське. С Васькой Семен тоже не был знаком. Это был приятель Бомбы и Алика. Компания собиралась именно у Василия по причине временного отсутствия родителей. Те были в отпуске, далеко от дома, что позволяло Василию вести чудесную жизнь, напиваясь и наедаясь каждый день на халяву за счет гостей. Взамен гости требовали кровать, чистые простыни и иногда ломали мебель. Чистых простыней уже не осталось, а вот мебели было еще достаточно. Вася нигде не работал, учился в каком-то ПТУ, в которое не ходил никогда.
   Семен не особо любил распивать в малознакомых компаниях, но тяга к общению с прекрасным полом всегда пересиливала врожденную осторожность. Когда Семен, сняв ботинки, прошел в комнату, чтобы поставить на стол бутылку шампанского и водку, он и увидел Инну и Таньку. Они сидели на диване и без интереса смотрели телевизор. Кто из двух девушек был Танькой-Гарпией, Семен понял сразу по глазам. Таких блядских глаз Семен не видел никогда. Она смотрела на него, словно уже делала минет.
   Инна, конечно, была не такой вызывающе распутно-красивой, как Танька, но тоже ничего себе, симпатичная. Светлые волосы вились и локонами ложились на худенькие плечи, облаченные в белоснежную блузку. Свои чудные ножки и попку в короткой юбке Инна прикрывала вышитой подушкой с дивана. У неё заметно подрагивали руки, наверное от волнения и Семён сел рядом с Танькой.
   Танька была черноволосая, волосы цвета вороньих крыльев, но самой влекущей и манящей частью тела у Таньки были, конечно же, губы. Накрашенные ярко-красной помадой, пухлые, они как будто жили своей жизнью, находясь в постоянном движении. То вытягивались в трубочку, то сжимались, то приоткрывались и ласкали друг друга. Иногда Танька как бы невзначай медленно проводила по краешкам губ остреньким языком и сама закатывала глаза, тая от удовольствия.
   Семен без излишних предисловий представился девчонкам и тут же выдал целую серию новых анекдотов, рассмешивших их обоих. Сразу же стало легко общаться. Семен с Инной пододвинули журнальный столик поближе к дивану. Танька по-хозяйски взяла из серванта бокалы, они налили шампанского и выпили за знакомство. Инна все-таки вела себя настороженно, пристально вглядываясь в глаза Семена, улыбаясь только изредка и не допивая шампанское.
   Зато Танька хохотала, как заведенная, над шутками и даже пару раз уже чмокнула его в щеку. Потом к ним присоединились Бомба, Алик и Василий, до этого говорившие на балконе как бы "по делу", а на самом деле пробовавшие на крепость травку, принесенную Аликом. Алкоголь развязал языки, говорили о разном, шумно чокались. Скромная закуска быстро закончилась, а водка все лилась Ниагарским водопадом. Это никого не смутило, компания продолжала пить и пьянеть по космически. Потом все, кроме Инны, пробовали на балконе травку, принесенную Аликом. Алик как раз тогда спросил у Бомбы:
   - Телок не мало? Нас четверо - их двое? Как будем делить, да?
   - Не ссы, - ответил Бомба, - Танька за троих отработает.
   Алик довольно захихикал, а Бомба сразу же пошел первый трахнуть Таньку. Открыть, так сказать, почин. Он взял девушку за руку и без слов повел в спальню. Танька пошла охотно, у самой двери помахала всем ручкой и сказала: "Бай-бай!", показав блестящие знания английского языка.
   Инна сразу же после того, как Танька ушла, села поглубже в уголок дивана и закрылась подушкой. Чего она не ушла тогда сразу, было не понятно? Постеснялась показаться смешной трусихой? Ждала Таньку? А может быть просто и не могла представить что с ней может произойти? Да, лучше было бы если б она тогда ушла...
   Но Инна осталась. Сильно подвыпивший Василий что-то долго говорил ей, сидя рядом, размахивая руками и то и дело подсовывая ей бокал с шампанским, и убеждая выпить с собой на брудершафт, но Инна оттолкнула бокал и пролила на диван шампанское. Василий, ни сказав ни слова, побежал на кухню за полотенцем, где курил в это время Семен, и пожаловался возмущенно:
   - Вот сучка, шампанское пролила, диван испортила. А я к ней по-доброму. Не хочет пить на брудершафт. И трахаться не даст, наверное. А у меня уже стоит, как Останкинская телебашня. И зудит, как комариный укус.
   Василию хорошо удавались описательные сравнения.