Есенжанов Хамза. Яик - светлая река

   – Мы не скот, чтоб нас гнали!..
   «Этот джигит, наверное, один из тех, о ком говорил Хаким. Надо было хоть словечком перекинуться с ним…» – подумал Нурым и тоже ринулся вперед, но до телеги добраться не удалось: толпа оттиснула его.
   – Пусть попробуют!
   – Не скот, чтобы гнать нас, куда им захочется!.. – кричали возбужденные голоса со всех сторон.
   – Где Мамбет? Почему он не приехал к нам?
   – Отвечай, Орак! – громче других крикнул Нурым?
   – Мамбет, говорят, в отряде Абдрахмана Айтиева, Галиаскара Алибекова, Капи Мырзагалиева! – из последних сил надрываясь, прокричал Орак, сам не зная, однако, где точно находится Мамбет. – Со всеми своими джигитами он подался к ним и барсом нападает на отбившиеся сотни белых атаманов. Он передает всем нам привет. Пусть, говорит, идут к нам джигиты, я сам их встречу. Хватит, говорит, быть наемниками убийцы Кириллова, дни казачьих банд сочтены. Сейчас отправимся в Уральск на помощь нашим друзьям и братьям. Освободим из тюрьмы Бахитжана. Пусть быстро собираются джигиты! Ждем их! Так передал Мамбет. Слышите?!
   – Слышим!
   – Молодец, пробился к своим все-таки!
   – А как ты думал? Кто его удержит?!
   – А тебя кто держит? Гоните мерзавцев из города и отправляйтесь к солдатам Абдрахмана! – опять крикнул Орак, обращаясь к джигиту возле Нурыма.
   Джигит растерянно молчал. Вместо него ответил Нурым:
   – Теперь нас никто не удержит. Смерть Каримгали открыла нам глаза. Мы теперь знаем, где правда и где кривда.
   – Тогда и нам лучше примкнуть к Мамбету! – горячо сказал джигит.
   – Отправляйтесь сейчас в казарму. Подкрепитесь и ждите. Что делать дальше – сообщит Совет солдат, – распорядился Орак.
   Нурыму и Жолмукану он поручил охрану казармы, а сам снова отправился к Капи Мырзагалиеву.

 

3

   От маленькой, как кончик иглы, искорки вспыхнул язычок пламени, в одно мгновение облизнул сухой стебелек травы, перепрыгнул от кустика к кустику и вытянулся узкой полоской по земле, словно разлитый кумыс на дастархане. Пока ты соберешься его потушить, налетит откуда-то шальной степной ветерок, словно шутя перекинет еще слабое пламя на жадный до огня ковыль, и не успеешь оглянуться, как уже змеится по степи ярко-красный огненный аркан. Ненасытное пламя, разрастаясь, моментально оголит все вокруг себя, и заколобродит, заполыхает беспощадный, безудержный степной пожар, все глотая, сметая, уничтожая на своем пути в сатанинском исступлении. Мигом исчезают в его бездонном чреве огромные, как дома, скирды сена, а могучие тополя обугливаются, словно черенки старого ухвата. Степной пожар – безмолвная стихия, ужас, безумие природы, неотвратимая, как рок, беда…
   Как немыслимо остановить знойным летом вспыхнувший в степи пожар, так невозможно было сохранить порядок среди взбудораженных джигитов ханской дружины.
   Вскоре с одного конца казармы до другого, словно эхо, прокатилась команда:
   – По коням!
   – Джигиты, по ко-о-оня-м!..
   Это кричал Орак. Дружинники томились в казарме, не зная, что делать дальше. Услышав команду, все с облегчением бросились к выходу. Уж чего-чего, а с конем джигиты умеют обращаться с детства, тем более после всех учений. Они побежали к стоянке полковых коней, вскочили на них и закружились, завертелись в ожидании дальнейших распоряжений.
   – На базарную площадь, марш! – скомандовал Орак.
   На площади было пусто. Только возле моста одиноко стоял жаугаштинец с двумя арбами, груженными сеном. Выскочив со стороны почты, конники помчались прямо к нему и на всем скаку круто осадили коней у самого воза. Впереди несся Орак со своей сотней, за ним джигиты Жолмукана, а потом – в строгом порядке – остальные дружинники. Жаугаштинец испугался, подумав, что конница примчалась отнять у него сено. Но статный, красиво сидевший в седле черноусый, смуглый джигит с блестящими глазами, тот, что первым подскочил к арбе, легко привстал на коне и прыгнул на сено. Другой джигит тут же схватил за узду его коня, а остальные – в двух-трех шагах от воза – стали плотным кольцом. В минуту вокруг арбы образовалась живая крепость из сотен конных солдат, а на сене, как на трибуне, стоял Орак. Первые его слова глохли в шуме и гвалте множества людей.
   – Джи-ги-ты-ы! – надрываясь, кричал Орак, но до последних рядов доходили лишь отдельные ослабленные слоги.
   Через некоторое время на площади немного стихло. Орак поднял правую руку, растопырил пальцы, словно требовал, чтобы их считали, потом резко сжал их в кулак и, будто кому-то угрожая, выбросил кулак вперед. Те, что стояли ближе, видели, как лицо оратора бугрилось от напряжения мышц. Но конных было столько, сколько бывает людей на ярмарке в воскресный день, и многие не слышали слов маленького офицера. Поняв это, Жолмукан отъехал немного от арбы и начал передавать задним слова Орака.
   – Выберете руководство из трех человек!
   – Выберете руководство из трех человек!..
   – Пусть главой будет Жоламанов!
   – Пусть главой будет Жоламанов!..
   Подхватывая слова на лету, джигиты передавали их дальше.
   – Помощником его пусть будет Орак, слышите, джигиты! Я предлагаю в помощники Орака! – закричал Жолмукан.
   – Третьим пусть будет Батырбек!
   – Батырбек! – передавалось по рядам.
   Передние внимательно слушали каждое слово Орака.
   – Прежде всего надо иметь единого начальника, которому все должны подчиняться. Иначе не будет толку, джигиты! Не будет порядка! – объяснял Орак.
   Не успели дружинники выслушать его до конца, как сзади кто-то заполошно крикнул:
   – Почта! Почта!
   Толпа смолкла, не поняв, что означает этот вопль. Потом многих всколыхнула догадка.
   – Почту надо захватить!.. – пояснил тот, кто кричал. – Айда, джигиты, на почту!
   Группа верховых ошалело поскакала за ним.
   Нурым стоял недалеко от воза и хорошо слышал Орака. Сейчас он подъехал к дружинникам Жоламанова и с джигитами своей сотни помчался к интендантскому складу полка. Ничего не могла сделать охрана склада против сорока – пятидесяти вооруженных конных джигитов.
   Нурым сразу же узнал татарина, заведующего складом, прятавшегося в доме Уали.
   – Милейший, давай ключи, иначе выломаем дверь, – сказал он татарину.
   Имени татарина Нурым не знал, но в доме с флигельком видел его не раз, когда приходил к Оразу.
   – Оллахи, я тут ни при чем, малый… – залебезил татарин. – Лучше бы вы разыскали самого Калыбая. Мы с тобой, малый, немного знакомы…
   Не успел Нурым ответить татарину, как из-за угла большого купеческого дома вышел Орак.
   – Джигиты, это имущество общественное – значит, ваше, – заявил он. – А потому берите ключи от полкового склада. И поставьте охрану из надежных людей!
   Орак подошел к Жоламанову и вполголоса о чем-то заговорил с ним.
   – Жунусов, бери ключи от склада! – приказал Нурыму Жоламанов. – Вместе со своей десяткой будешь отвечать за сохранность имущества. Никого не подпускать! Если кто-либо из офицеров не подчинится – применяй оружие! Дальнейшие распоряжения я передам тебе лично.
   – Есть! – коротко ответил Нурым.

 

 
   Все еще удивляясь странному поведению Капи Мырзагалиева, Ораз пришел в интендантство и от неожиданности не поверил ни ушам, ни глазам своим. В дверях его встретил Нурым.
   – Вход сюда запрещен, писарь-мирза. Одежда, обувь – все имущество в распоряжении военного комитета, – строго сказал он.
   Ораз рассмеялся.
   – Есть, онбасы Жунусов! – ответил он, лихо козырнув. – Можно к вам обратиться с просьбой?
   Нурым смешался.
   – Никого не пускать! – бросил он своим джигитам и кивком головы пригласил Ораза зайти в канцелярию.
   – Кто тебя поставил? – спросил писарь шепотом.
   – Орак.
   – А кто он, ты не догадался?
   Нурым ответил, что ничего не знает, что ни один дружинник не имеет права уйти из города без приказа комитета дружинников и что наши джигиты стоят на постах по всему городу.
   – Просто глазам не верю, – почему-то удрученно произнес Ораз. – Хорошо, Нурым. Очень хорошо! Ну, я пошел. По своим делам…
   Шквал событий, неожиданная тревога в городе, необычное оживление людей обеспокоили Ораза. Все это происходит по воле человека или как попало, бессмысленно, случайно? Может быть, это просто стихия? С чего началось? Чем кончится? Кто такой Орак? Куда исчез Батырбек? К добру ли эта вспышка? А что будет, если для подавления восставших вышлют вооруженные отряды?
   Хотя городок был небольшим, однако пешком пройти его из конца в конец было нелегко. Ораз устал, пока добрался до казармы. Здесь тоже царило необычайное оживление: дружинники то входили, то выходили, толкались, суетились. Все возбуждены, никто никого не слушает. Ораз присел, вытер с лица обильный пот, понаблюдал за суетней солдат, понял, что и они толком не знают, что творится вокруг.
   – Где ваши командиры? – спросил он у одного из дружинников.
   – Какое нам дело до всяких командиров-самандиров, – ответил тот. – Теперь вся забота: как бы до дому добраться…
   Никто в казармах не знал, где находятся Батырбек и Орак. Говорили, что за порядок в казарме отвечают онбасы, но и те отправились в столовую.
   День уже клонился к вечеру. «Может быть, пойти домой? В такой суматохе и отдохнуть-то не удастся. Или зайти в тюрьму, попытаться поговорить с Мендигереем?..» – раздумывал Ораз. Но тут откуда-то появился Батырбек, а следом за ним из-за угла казармы выскочила группа конных, и один из них, по-видимому командир, с ходу закричал:
   – Пятнадцать человек живо на коней и следуйте за Батырбеком! Пятнадцать солдат – за мной. Быстро! По коням!
   Это был Орак.
   Батырбек взглянул на писаря и спохватился:
   – Ойбой-ау, ты что здесь делаешь? Где твой конь?
   – Калеке на нем уехал, – ответил Ораз, оскорбленный тем, что остался пешим.
   – Беги в конюшню! Бери любого коня и поезжай за мной!
   Не чуя ног, Ораз побежал к конюшне.
   – Сейчас мы освободим заключенных. Ты знаешь, кто приехал громить тюрьму? Сам Мамбет! – сообщил Батырбек скакавшему рядом Оразу.
   Ораз молчал, усердно подгоняя полкового коня, которого заполучил так легко. Он не сомневался в том, что в этакой кутерьме без Мамбета не обойтись.
   Ворота тюрьмы уже были открыты. Отряд конных солдат с большой группой освобожденных потянулся к интендантству. Батырбек подъехал к Мамбету.
   – Интересно, есть ли там интендант Калыбай или он удрал? – спросил Мамбет.
   – Интенданта нет, но там дежурит наш джигит, Жунусов, – ответил Батырбек.
   Мамбет сразу насторожился:
   – Какой Жунусов?
   – Певец Нурым. Его фамилия – Жунусов.
   – А, знаю. Чумазый певец.
   Дальше говорить было некогда. Ораз восхищенно подумал: «Ну и Мамбет! Какая осанка! А сила! Одной камчой двоих запросто прибьет».
   – Сколько вас человек? – спросил Мамбет у освобожденных.
   – На перекличке было шестьдесят восемь. Сейчас, должно быть, меньше, – ответил кто-то в старой военной форме, выступив вперед.
   – А почему меньше?
   – Некоторые убежали…
   – А, ну и пусть бегут. Сейчас вам каждому выдадут шинель и сапоги. Если есть желающие вступить в солдаты, дадим оружие, коня, седло. Понятно? – громко спросил Мамбет.
   – Поняли!
   – Ну и хорошо, если поняли. Кто надумал вступить в дружину – выходи вперед!
   Первым шагнул тот, что был в военной форме, за ним – еще пятеро джигитов в гимнастерках без погон, пуговиц и ремня.
   – Мы с вами, Мамбет-ага, – в один голос заявили они.
   – Жунусов, выдай им новые шинели, сапоги, седла, – приказал Мамбет.
   – Хорошо, Маке, – с радостью откликнулся Нурым. – Наконец-то встретились, Маке…
   Он подал знак своим джигитам, те бросились в склад за новыми шинелями и сапогами.
   – Если вступить в дружину, то и коня с седлом дадут?
   – Не только коня с седлом, но еще и ружье, и шашку, и вдобавок порох.
   – А что, если и мы запишемся?
   – За Мамбетом пойдешь?
   – Даром пропадешь – хочешь сказать?
   – Нет, но…
   – А ты запишись, чего тебе терять? – переговаривались освобожденные шаруа между собой.
   Заметив их нерешительность, Мамбет сказал:
   – Ладно, вижу, не быть вам солдатами. Отправляйтесь лучше в аулы и наденьте узду на мерзавцев старшин. Напоследок выберете себе по шинели и по паре сапог.
   – Дают – бери, говорят. Нужный камень не тяжел. Спасибо, родной, – обрадовались шаруа, поспешно выбирая из кучи шинели и сапоги.
   Джигит в военной форме скользнул голодным взглядом вдоль склада и, глянув на большой купеческий дом рядом, спросил Нурыма:
   – Ага, не найдется ли там чего-нибудь поесть?
   Нурым, с тех пор как вступил в дружину, еще не ел досыта и сейчас искренне пожалел изможденного джигита.
   – Жунусов, поручаю тебе: всех шестерых накорми хорошенько, обеспечь конями, седлами и пристрой к своей десятке, – велел Мамбет.
   Отряд Мамбета направился к оружейному складу.

 

4

   На улицах Джамбейты появились всадники на куцехвостых конях.
   Казалось, над маленьким, заброшенным в степи городком, вдали от больших дорог, пронесся смерч. Кроме конных повстанцев, решительных и хмурых, на улицах не было ни души; наглухо закрыв окна и ворота, засели по домам горожане; купцы повесили на дверях лавок и магазинов огромные замки; покинув учреждения, исчезли, будто растворились, чиновники; из правителей валаята одни поспешно удрали, другие попрятались по чуланам, третьи кинулись в объятья мечети. Никто не знал, с чего началась заваруха и чем она теперь кончится. Все старались не попадаться на глаза дружинникам.
   А повстанцы, захватив оружейный склад, почту, интендантство, носились по опустевшим улицам из учреждения в учреждение. С треском выламывали двери, вырывали косяки; под ударами прикладов трещали оконные ставни, со звоном летели стекла; ветер лихо гнал по улицам тучи бумажек: из затхлых канцелярий вырывались на простор многолетние «дела», точно пух из распоровшейся подушки; в здании земуправы и в правлениях огненные языки жадно лизали пухлые папки…
   Группка офицеров пыталась было защитить штаб, но повстанцы, не обращая внимания на тявканье наганов, легко опрокинули ее, одного офицера прибили прикладом, другого зарубили шашкой, а на двоих ловко закинули петли, точно на необузданных коней…
   После этого офицеры уже не пытались наводить «железный порядок». Присутствие Мамбета вдохновило повстанцев, а на офицеров из штаба его имя нагоняло ужас.
   Все чаще раздавались крики: «Довольно гнуть шеи перед атаманами!», «Долой казачьих офицеров!», «Долой убийцу Кириллова!», «Долой головорезов тюре!» Белоусову и Кириллову ничего не оставалось, как задуматься о своем спасении. До вечера они тряслись от страха в домике ветеринарного пункта, а с наступлением темноты сели на коней и умчались из города.
   Отсутствие Мендигерея среди освобожденных из тюрьмы встревожило Ораза. Но грозному Мамбету он не решился говорить об этом. Некоторое время он молча следовал за толпой, потом обратился к Батырбеку:
   – Батырбек-ага, почему мы не арестовали наиболее опасных врагов? Ведь они улизнут, опомнятся, а нас потом жалеть не станут.
   Батырбек о чем-то задумался, не ответил.
   – Хотя бы полицмейстера надо захватить, – снова подал голос Ораз.
   Мамбет насторожился.
   – Джигиты, за мной! – приказал он вдруг.
   Все поскакали за Мамбетом. Однако ни Ораз, ни Батырбек не догадывались, куда он повел их.
   Вслед за Мамбетом большинство джигитов ворвались в широкий двор к высокому дому со множеством окон. Красивый, просторный дом казался безлюдным, даже собаки не лаяли. Когда ворвались внутрь, стало ясно, что хозяева от страха забились по углам: в комнатках было прибрано, на столе стояла еда. Батырбеку и Оразу почудилось, что в одной из дверей промелькнула фигурка женщины. В это время раздался голос:
   – Проходите сюда, Мамбет-ага!
   Мамбет обошел стол в огромной гостиной и, широко ступая, направился к двери в глубине комнаты.
   – Чей это дом? Как бы в ловушку нам не угодить, – шепнул Батырбек.
   Ораз бросился за Мамбетом.
   – Ну вот, говорила же я, что Мамбет-ага придет. Непременно придет. Я оказалась права. Проходите, милости просим, Мамбет-ага! – зачастила красивая смуглая девушка, одетая по-европейски.
   Батырбек никогда не видел Шахизады. Не думал о встрече с такой девушкой и Ораз. Не зная, кто она, джигиты недоуменно застыли у двери. Мамбет не стал здороваться.
   – Где тюре? Пусть выйдет! – резко произнес он.
   Девушка ничуть не испугалась, даже не нахмурилась.
   – Мамбет-ага, вы мой гость, верно? В тот раз, когда вы зашли, я приглашала и очень хотела, чтобы вы пришли. И вот дождалась наконец. Проходите, мой гость, – ласково проговорила она, чуть улыбаясь.
   Голос Мамбета смягчился:
   – Я пришел, красавица… Но мне нужно сначала увидеть тюре.
   – Садитесь, садитесь. Вы тоже усаживайтесь, – обратилась она к джигитам у двери. – Ближе к столу.
   – Я пришел к Аруну-тюре, – нетерпеливо сказал Мамбет, опускаясь на скамейку.
   Только теперь поняли Ораз и Батырбек, куда их привел Мамбет. И стало ясно, что арестовать одного из главарей валаята – дело нелегкое, рискованное. Теперь же, видя, как девушка заворожила ласковыми словами батыра Мамбета, они испугались, что могут промедлить.
   – Сестрица, мы пришли сюда не в гости и не собираемся калякать за чаем. Скажите, где Арун-тюре, пока мы сами его не вытащили!
   – Джигиты, а ну-ка за мной! Маке, первым пойду я… – сказал Ораз, направляясь к ближней комнате.
   – Его нет там, ага. Я сама вызову папу…
   Девушка шагнула к выходу.
   – Зови, – сказал Мамбет, удобней усаживаясь.
   Девушка вышла. Ораз ткнул Батырбека в бок: «Что делать?» Батырбек промолчал. «Мамбет сам начал, сам закончит. Посмотрим», – решил Ораз.
   Девушка не возвращалась. Никто не знал, о чем она говорила с отцом. Ораз волновался. Батырбек уже дважды понюхал насыбай. Напряженная тишина царила в доме.
   – Сейчас папа придет, – сообщила девушка, неторопливо входя в комнату.
   Вслед за ней вошел и Арун.
   Офицер Аблаев услужливо распахнул дверь перед полковником. То ли Мамбета смутила сверкающая форма высокородного тюре, то ли сказалась привычка службы, но, заметив Аруна, он вскочил. Полковник хмуро оглядел Мамбета, скользнул взглядом по дружинникам и глухо протянул:
   – Так, та-ак!
   Мамбет устремил недобрый взгляд на Аруна и Аблаева.
   – Обоих вас арестовываю. Хватит, поиздевались над народом! А ты… – Мамбет взглянул на Аблаева. – Ты не умеешь обращаться с шашкой и наганом. Снимай, живо!
   Аблаев метнул испуганный, вопросительный взгляд на Аруна, но полковник словно не замечал его, он видел только Мамбета.
   – Ну, а потом? – спросил полковник.
   – Потом – посмотрим. Что скажут солдаты, то и будет.
   Ораз и Батырбек подали знак вошедшим джигитам, чтобы они отобрали оружие у Аблаева. Двое тут же бросились к Аруну, но между ними стала девушка.
   – Мамбет-ага! Мой папа желал народу только добра. Вы один из народных батыров. Если папа был в чем-то несправедлив, то простите его… Нет безгрешного человека…
   – Грехов у него чересчур много.
   – Батыр, подарите мне обоих – и папу и офицера Аблаева! – взмолилась девушка.
   Мамбет быстро взглянул на нее, отвернулся и пробубнил невнятно:
   – Ну и красотка!
   В разговор вступил Ораз.
   – Маке, вы спросите тюре, куда он дел Мендигерея. Если без суда погубил невинного человека, тогда ни о какой пощаде не может быть речи.
   Арун повернулся к Оразу, смотрел долго, взгляд его становился все тяжелей, все колючей.
   – Вы, молодой человек… – начал было он, но потом, словно опомнившись, повернулся к Мамбету: – Мендигерей Епмагамбетов преступник, приговоренный к смертной казни. Он осужден военно-полевым судом. По этому вопросу обратитесь в Войсковое правительство.
   Мамбет сдвинул брови и глухо спросил:
   – А кто он такой?
   – Маке, это образованный человек, заступник народа, – объяснил Ораз. – Весною правители-атаманы рубили его шашками. На прошлой неделе я видел его в здешней тюрьме, в одиночной камере.
   – А, значит, и ты, голубчик, из тех же! Так-так! – произнес Арун, то ли угрожая, то ли уясняя для себя личность Ораза.
   – Ты расстрелял его? – спросил Мамбет.
   Арун уклонился от прямого ответа:
   – Он под следствием Войскового правительства.
   – Зачем ты передал его в руки Войскового правительства? – запальчиво спросил Батырбек – Мамбет правильно говорит – творили произвол! Ты, султан Арун, расстреливал и вешал лучших сынов народа! Никогда еще казах так не измывался над казахами.
   Арун понял, что дело принимает дурной оборот, – он нашел хитрый ответ:
   – Хорошо, братья. Коль вам понадобился Епмагамбетов, я могу его вызвать. По распоряжению Жаханши он отправлен в город Уил и сейчас находится там.
   Батырбек и Ораз не разгадали сразу его коварства.
   – Еще три дня тому назад он был здесь, – снова вклинился в разговор Ораз, но Мамбет не дал ему договорить:
   – Чтобы за три дня, султан-тюре, доставил Епмагамбетова из Уила сюда! Не сделаешь – ответишь головой. От меня не уйдешь! Пошли, джигиты!
   – Спасибо, Мамбет-ага! Офицер Аблаев выполнит ваше приказание, – сказала девушка вслед Мамбету. – Заходите к нам, ага. Гнев – враг, рассудок – друг. Уляжется ваш гнев – приходите. Для вас всегда наши двери открыты, герой-ага!
   Через полчаса Аблаев помчался в Уил…

 

 
   Весь день сновали по городу дружинники и даже к вечеру не все собрались в казармы. Одни возвращались со скатертями из различных учреждений, другие – с красивыми папками и портфелями под мышкой. Но никто не нарушил строгого приказа: «Не трогать вещей простого люда». Жалоб на дружинников не было.
   На другой день спозаранку Мамбет выстроил десяток своих джигитов, спрыгнул с коня, вытащил из кармана большой складной нож. Схватив одной рукой хвост коня, коротко обкорнал его и обратился к джигитам:
   – С этого часа, с этой минуты я навсегда отрекаюсь от Джамбейтинского правительства. Возврата нет. Отныне я большевик! Как и у них, мой конь – куцый. Приказываю всем дружинникам, начиная с правого фланга, укоротить хвосты коням! Кто не выполнит приказа, значит, остается в ханской дружине. Такой пусть убирается своей дорогой! Ну, начинайте! – закончил он и глянул на правофлангового Нурыма.
   Нурым, спрыгнул на землю, взял у Мамбета нож и ловко отсек конец хвоста своему мухортому. Потом снова прыгнул в седло и стал в сторонке. Вслед за ним вышел другой джигит и повторил то же самое. Вскоре рядом с Нурымом выстроились все пятьдесят джигитов. Хвосты коней были коротко и аккуратно подстрижены. Как бы возвещая о новых порядках, Мамбет весь отряд провел по самой длинной улице.
   Люди смотрели из окон и, ошеломленные зрелищем, шептали:
   – Астафыралла!
   – Спаси, аллах!
   Дети галдели:
   – Смотрите: конница бесхвостая!
   – Бесхвостые болшабаи едут!
   Оседлав прутья и палки, с гиканьем и свистом мальчишки бежали следом.

 

5

   Говорят, порою чувство захлестывает рассудок человека. А чувство бывает разным. В отчаянии человек не страшится ни воды, ни огня. Не боится он ничего и тогда, когда окрылен великой целью, высокой мечтой. Нет, ничего подобного не испытывал офицер Аблаев в этот день. В нем все бурлило, будто неистовый ветер гнал по степи перекати-поле, – в нем клокотала месть.
   – Ну, подождите! – скрипел зубами он всю дорогу.
   Решительные приказы султана Аруна ему были больше по душе, чем беззубые распоряжения Жаханши. Да и вообще, какой он, Жаханша, глава правительства? Иного мерзавца бить бы надо, а Жаханша провожает его с почестями. Других бы надо в тюрьме сгноить, а он с улыбкой, с извинениями отпускает их. Какой же это порядок?! Летом приказал Каржауову проводить учителя Халена! Да еще и подарить коня и чапан! А вчера отпустил безбожницу бабу, жену лютого врага валаята Абдрахмана Айтиева, которая тайком доставляла красным пропитание, и не посчитался с его, Аблаева, авторитетом.
   – Тьфу, пентюх! – возмутился Аблаев, в сердцах огрев коня камчой. – Как будто агент этих самых красных… Ну, подождите. Погодите, голубчики! Я вам еще покажу! Приведу сюда весь кадетский корпус! Попляшете!
   Аблаев спешил в Уил.
   – Или умри, или проучи негодяев! – приказал ему Арун. И Аблаев решил проучить. В Уиле в кадетской школе учатся триста пятьдесят человек – сплошь молодцы, отборные рубаки, воспитанные, обученные казачьими офицерами. Триста пятьдесят юнкеров! Бесстрашная, еще не битая, отважная молодежь! Он, Аблаев, бросит их против голодранцев-бунтовщиков! Надежда и опора валаята, воспитанники кадетского корпуса завтра ринутся в первый бой.
   – Пусть свистят шашки над головами предателей! Никакой пощады! Только тебе доверяю я это дело, – наказывал Арун.
   «Совсем распустились, сволочи! Подождите! – яростно грозился Айтгали Аблаев. – Верно говорят, что обнаглевший корсак станет рыть себе нору ухом. Один угоняет коней, другому плевать на дисциплину, третий набрасывается на офицера… А теперь, наглецы, подняли бунт в самой столице валаята! Ну, подождите!..»
   Аблаев вспомнил все свои неудачи за последний год. Не слишком ли много их! Первый раз он споткнулся в ауле буяна хаджи. В Анхате он чуть было не схватил бунтовщика-студента, но в последнюю минуту тот сумел улизнуть, собака! Дальше начались сплошные неудачи. Жунусов кромешной ночью выдал обоз с оружием в руки красных. Это было самое досадное… «К счастью, мне еще удалось оправдаться перед Жаханшой и Аруном». Аблаев не знал, что в ту ночь, когда он в поселке Уленты изловил наконец Мендигерея, его жестоко отмолотил все тот же Жунусов. Поэтому к третьей своей неудаче он отнес бесчинство подонков в казарме. И тут ему вспомнилось, что один из вязавших его в казарме был… Нурым Жунусов. Ярость, бешенство охватили Аблаева.