Страница:
Мадлен уже давно ничего не дарили, а таких замечательных подарков вообще никогда не делали. Взглянув на Томаса, она сказала:
– Великолепный подарок, но это слишком...
– Ты сказала, что не станешь отказываться, – перебил Томас. – И я очень этому рад.
Мадлен почувствовала, что ее загнали в угол. Однако у нее имелся еще один предлог, чтобы отказаться от подарка.
– Но такое пальто мне понадобится только в Англии и только этой зимой. Боюсь, потом мне уже не придется его носить.
Губы Томаса изогнулись в улыбке. Пристально глядя на Мадлен, он проговорил:
– Может случиться так, что ты, Мэдди, пробудешь в Англии гораздо дольше, чем предполагаешь.
Мадлен смотрела на него как зачарованная. Она почувствовала, что у нее перехватило дыхание, а по телу разливается жар. На нее накатила волна желания, и ей вдруг пришло в голову, что столь острого желания она еще никогда не испытывала.
– У меня тоже есть для тебя подарок, – проворковала Мадлен.
Брови Томаса поползли вверх.
– Вот как?
Аккуратно сложив пальто, Мадлен положила его в коробку и осторожно поставила ее на пол, под чайный столик. Затем, подбоченившись, повернулась к Томасу.
Он по-прежнему не сводил с нее глаз, и Мадлен решила, что пора действовать.
Она принялась медленно расстегивать платье, и Томас внимательно следил за каждым ее движением.
– Не слишком ли ты торопишься? – спросил он с едва заметной усмешкой.
«Он не сказал «нет», – промелькнуло у Мадлен. – И не заявил, что у него какое-то срочное дело».
Склонив голову к плечу, она тихонько рассмеялась:
– Обещаю действовать помедленнее, Томас.
Мадлен сейчас не собиралась раздеваться. Она чувствовала, что время для этого еще не настало. Обнимая Томаса обеими руками, она крепко прижалась к нему и уселась ему на колени – так, чтобы юбки задрались повыше. Поерзав у него на коленях, Мадлен почувствовала, что он уже возбужден, и с лукавой улыбкой заметила:
– В один прекрасный день, мистер Блэквуд, я намерена увидеть вас полностью обнаженным.
– В один прекрасный день, дорогая моя Мадлен, я намерен тебе это позволить.
Снова улыбнувшись, Мадлен распахнула ворот платья и прошептала:
– Вот мой тебе подарок.
Наклонившись, Мадлен прильнула губами к его губам. Он тотчас же обнял ее, и она, еще крепче к нему прижавшись, почувствовала, что его желание возрастает с каждой секундой, а дыхание с трудом вырывается из груди.
Мадлен провела языком по губам Томаса, а он поглаживал ее по спине. Потом ладонь его легла на бедро Мадлен, и она тихонько застонала. Руки Томаса скользнули выше, и ладони накрыли ее упругие груди. Соски тотчас же отвердели, и Мадлен снова застонала. Не в силах более сдерживаться, она принялась энергично приподниматься и опускаться, касаясь ягодицами восставшей плоти Томаса. Прерывисто дыша, он поглаживал ее груди и легонько теребил соски. Наконец, опустив руки, вновь провел ладонями по бедрам Мадлен. Тут она вдруг чуть отстранилась, словно просила его не медлить. Томас впился поцелуем в губы Мадлен, и рука его скользнула ей под платье.
– О Господи, Мэдди, – прошептал он, прерывая поцелуй, – да на тебе же ничего нет...
Улыбнувшись про себя, Мадлен принялась покрывать поцелуями его шею, щеки, подбородок, губы.
– Просунь руку подальше, Томас, и ты найдешь мой подарок, – прошептала она, касаясь губами его теплой, чуть шероховатой от щетины щеки. – Этот подарок ждал тебя весь день.
Собравшись с духом, Томас сделал то, о чем просила Мадлен. Но он делал это так медленно, что ей казалось, она умрет от остроты желания. Мадлен едва сдержалась – ей хотелось схватить руку Томаса и притянуть к тому месту, которое жаждало его прикосновений.
Когда его пальцы коснулись ее лона, Мадлен тихонько застонала, словно призывая Томаса действовать смелее.
И он тотчас же откликнулся на этот призыв – ласки его стали более настойчивыми. Другой рукой он поглаживал груди Мадлен и легонько теребил соски.
Наслаждаясь этими ласками, Мадлен стонала, покусывала губы Томаса и поглаживала его мускулистую грудь. Наконец она поняла, что больше не выдержит, и, немного отстранившись, пристально взглянула на Томаса. Несколько мгновений Мадлен смотрела прямо ему в глаза. Затем, опустив руку, принялась расстегивать пуговицы на его брюках. И на сей раз Томас не противился – более того, он сам расстегнул последние пуговицы. Мадлен чуть привстала, чтобы он мог стащить с себя брюки. А потом сделала то, о чем давно мечтала, – прикоснулась своим влажным лоном к его восставшей плоти.
И это прикосновение оказалось настолько сладостным, что Томасу показалось, он не выдержит. Он заставил себя не закрывать глаз и, глядя в искаженное страстью лицо Мадлен, вновь коснулся пальцами крошечного бутона, средоточия ее желания.
Раскрасневшаяся, переполненная желанием, Мадлен с наслаждением принимала его ласки. И вдруг сделала нечто неожиданное: распустила волосы, а затем принялась поглаживать свою грудь и пощипывать соски. При этом она пристально смотрела в глаза Томасу.
У него перехватило дыхание. Ничего подобного ему еще не приходилось видеть. Судорожно сглотнув, он попытался сдержаться и не утратить самообладания. Томас твердо решил: сегодня он овладеет Мадлен и именно таким образом достигнет вершины блаженства – никак не раньше.
Тут Мадлен запрокинула голову и, прерывисто застонав, уже не глядя на Томаса, принялась приподниматься и опускаться, то и дело прикасаясь лоном к его восставшей плоти.
Томас почувствовал, что больше не сможет сдерживаться. Сейчас это произойдет, сейчас исполнится его самое сокровенное желание.
– О, Мэдди... – прошептал он.
Мадлен тотчас же все поняла. Приподнявшись, она обхватила пальцами его возбужденную плоть.
– Как же долго я ждал... – пробормотал Томас, закрывая глаза.
Не проронив ни звука, Мадлен стала медленно опускаться. Из груди Томаса вырвался стон – он наконец-то почувствовал, что вошел в нее.
Поцеловав его в губы, она прошептала:
– Какое блаженство...
Томас снова застонал; ему казалось, что если бы Мадлен позволила, то он бы остался в ней навсегда.
Закрыв глаза, она начала двигаться, и он вторил ее движениям. Мадлен наклонилась и снова его поцеловала – на сей раз поцелуй ее был долгим и страстным.
Прерывисто дыша, Мадлен двигалась все быстрее. Томас наконец открыл глаза и увидел, что она опять теребит свои соски. Это было необыкновенно возбуждающее зрелище. Он чувствовал, что каждое движение приближает его к вершине блаженства – Мадлен уверенно подводила его к этому мгновению.
Внезапно глаза ее широко раскрылись, и взгляды их встретились. Задыхаясь, она прошептала:
– Уже скоро, Томас... Скоро... Прошу тебя... О... о... о... Мадлен содрогнулась и громко застонала. Сжав ее бедра обеими руками, Томас прохрипел:
– И я тоже, Мэдди, я сейчас...
В следующую секунду из груди его вырвался протяжный стон, и он почти тотчас же затих в изнеможении. Чуть помедлив, Мадлен приподнялась, позволяя ему выйти из нее. Затем обняла и поцеловала. Томас тоже поцеловал ее и погладил по волосам. Не проронив ни слова, Мадлен прижалась к нему покрепче и уткнулась лицом ему в грудь.
Томас также молчал. Глядя на угасавший в камине огонь, он думал о том, что держит в объятиях любимую женщину и что это один из самых грустных моментов его жизни.
Глава 14
Глава 15
– Великолепный подарок, но это слишком...
– Ты сказала, что не станешь отказываться, – перебил Томас. – И я очень этому рад.
Мадлен почувствовала, что ее загнали в угол. Однако у нее имелся еще один предлог, чтобы отказаться от подарка.
– Но такое пальто мне понадобится только в Англии и только этой зимой. Боюсь, потом мне уже не придется его носить.
Губы Томаса изогнулись в улыбке. Пристально глядя на Мадлен, он проговорил:
– Может случиться так, что ты, Мэдди, пробудешь в Англии гораздо дольше, чем предполагаешь.
Мадлен смотрела на него как зачарованная. Она почувствовала, что у нее перехватило дыхание, а по телу разливается жар. На нее накатила волна желания, и ей вдруг пришло в голову, что столь острого желания она еще никогда не испытывала.
– У меня тоже есть для тебя подарок, – проворковала Мадлен.
Брови Томаса поползли вверх.
– Вот как?
Аккуратно сложив пальто, Мадлен положила его в коробку и осторожно поставила ее на пол, под чайный столик. Затем, подбоченившись, повернулась к Томасу.
Он по-прежнему не сводил с нее глаз, и Мадлен решила, что пора действовать.
Она принялась медленно расстегивать платье, и Томас внимательно следил за каждым ее движением.
– Не слишком ли ты торопишься? – спросил он с едва заметной усмешкой.
«Он не сказал «нет», – промелькнуло у Мадлен. – И не заявил, что у него какое-то срочное дело».
Склонив голову к плечу, она тихонько рассмеялась:
– Обещаю действовать помедленнее, Томас.
Мадлен сейчас не собиралась раздеваться. Она чувствовала, что время для этого еще не настало. Обнимая Томаса обеими руками, она крепко прижалась к нему и уселась ему на колени – так, чтобы юбки задрались повыше. Поерзав у него на коленях, Мадлен почувствовала, что он уже возбужден, и с лукавой улыбкой заметила:
– В один прекрасный день, мистер Блэквуд, я намерена увидеть вас полностью обнаженным.
– В один прекрасный день, дорогая моя Мадлен, я намерен тебе это позволить.
Снова улыбнувшись, Мадлен распахнула ворот платья и прошептала:
– Вот мой тебе подарок.
Наклонившись, Мадлен прильнула губами к его губам. Он тотчас же обнял ее, и она, еще крепче к нему прижавшись, почувствовала, что его желание возрастает с каждой секундой, а дыхание с трудом вырывается из груди.
Мадлен провела языком по губам Томаса, а он поглаживал ее по спине. Потом ладонь его легла на бедро Мадлен, и она тихонько застонала. Руки Томаса скользнули выше, и ладони накрыли ее упругие груди. Соски тотчас же отвердели, и Мадлен снова застонала. Не в силах более сдерживаться, она принялась энергично приподниматься и опускаться, касаясь ягодицами восставшей плоти Томаса. Прерывисто дыша, он поглаживал ее груди и легонько теребил соски. Наконец, опустив руки, вновь провел ладонями по бедрам Мадлен. Тут она вдруг чуть отстранилась, словно просила его не медлить. Томас впился поцелуем в губы Мадлен, и рука его скользнула ей под платье.
– О Господи, Мэдди, – прошептал он, прерывая поцелуй, – да на тебе же ничего нет...
Улыбнувшись про себя, Мадлен принялась покрывать поцелуями его шею, щеки, подбородок, губы.
– Просунь руку подальше, Томас, и ты найдешь мой подарок, – прошептала она, касаясь губами его теплой, чуть шероховатой от щетины щеки. – Этот подарок ждал тебя весь день.
Собравшись с духом, Томас сделал то, о чем просила Мадлен. Но он делал это так медленно, что ей казалось, она умрет от остроты желания. Мадлен едва сдержалась – ей хотелось схватить руку Томаса и притянуть к тому месту, которое жаждало его прикосновений.
Когда его пальцы коснулись ее лона, Мадлен тихонько застонала, словно призывая Томаса действовать смелее.
И он тотчас же откликнулся на этот призыв – ласки его стали более настойчивыми. Другой рукой он поглаживал груди Мадлен и легонько теребил соски.
Наслаждаясь этими ласками, Мадлен стонала, покусывала губы Томаса и поглаживала его мускулистую грудь. Наконец она поняла, что больше не выдержит, и, немного отстранившись, пристально взглянула на Томаса. Несколько мгновений Мадлен смотрела прямо ему в глаза. Затем, опустив руку, принялась расстегивать пуговицы на его брюках. И на сей раз Томас не противился – более того, он сам расстегнул последние пуговицы. Мадлен чуть привстала, чтобы он мог стащить с себя брюки. А потом сделала то, о чем давно мечтала, – прикоснулась своим влажным лоном к его восставшей плоти.
И это прикосновение оказалось настолько сладостным, что Томасу показалось, он не выдержит. Он заставил себя не закрывать глаз и, глядя в искаженное страстью лицо Мадлен, вновь коснулся пальцами крошечного бутона, средоточия ее желания.
Раскрасневшаяся, переполненная желанием, Мадлен с наслаждением принимала его ласки. И вдруг сделала нечто неожиданное: распустила волосы, а затем принялась поглаживать свою грудь и пощипывать соски. При этом она пристально смотрела в глаза Томасу.
У него перехватило дыхание. Ничего подобного ему еще не приходилось видеть. Судорожно сглотнув, он попытался сдержаться и не утратить самообладания. Томас твердо решил: сегодня он овладеет Мадлен и именно таким образом достигнет вершины блаженства – никак не раньше.
Тут Мадлен запрокинула голову и, прерывисто застонав, уже не глядя на Томаса, принялась приподниматься и опускаться, то и дело прикасаясь лоном к его восставшей плоти.
Томас почувствовал, что больше не сможет сдерживаться. Сейчас это произойдет, сейчас исполнится его самое сокровенное желание.
– О, Мэдди... – прошептал он.
Мадлен тотчас же все поняла. Приподнявшись, она обхватила пальцами его возбужденную плоть.
– Как же долго я ждал... – пробормотал Томас, закрывая глаза.
Не проронив ни звука, Мадлен стала медленно опускаться. Из груди Томаса вырвался стон – он наконец-то почувствовал, что вошел в нее.
Поцеловав его в губы, она прошептала:
– Какое блаженство...
Томас снова застонал; ему казалось, что если бы Мадлен позволила, то он бы остался в ней навсегда.
Закрыв глаза, она начала двигаться, и он вторил ее движениям. Мадлен наклонилась и снова его поцеловала – на сей раз поцелуй ее был долгим и страстным.
Прерывисто дыша, Мадлен двигалась все быстрее. Томас наконец открыл глаза и увидел, что она опять теребит свои соски. Это было необыкновенно возбуждающее зрелище. Он чувствовал, что каждое движение приближает его к вершине блаженства – Мадлен уверенно подводила его к этому мгновению.
Внезапно глаза ее широко раскрылись, и взгляды их встретились. Задыхаясь, она прошептала:
– Уже скоро, Томас... Скоро... Прошу тебя... О... о... о... Мадлен содрогнулась и громко застонала. Сжав ее бедра обеими руками, Томас прохрипел:
– И я тоже, Мэдди, я сейчас...
В следующую секунду из груди его вырвался протяжный стон, и он почти тотчас же затих в изнеможении. Чуть помедлив, Мадлен приподнялась, позволяя ему выйти из нее. Затем обняла и поцеловала. Томас тоже поцеловал ее и погладил по волосам. Не проронив ни слова, Мадлен прижалась к нему покрепче и уткнулась лицом ему в грудь.
Томас также молчал. Глядя на угасавший в камине огонь, он думал о том, что держит в объятиях любимую женщину и что это один из самых грустных моментов его жизни.
Глава 14
Стоя в спальне перед тусклым зеркалом, Мадлен придирчиво рассматривала свое отражение, чтобы убедиться, что туалет ее в полном порядке: Для бала она выбрала вечернее платье – единственное, которое еще ни разу не надевала со времени приезда в Уинтер-Гарден, – и ей хотелось произвести впечатление.
Фасон был весьма незамысловатый, но это белое шелковое платье смотрелось на ней великолепно (низкий круглый вырез, длинные узкие рукава и пышная юбка, ниспадающая до самого пола роскошными складками). Единственным украшением были темно-синие атласные оборки по подолу и крошечные бутоны роз из той же материи и того же цвета по декольте. Платье, хотя и простенькое, казалось элегантным и довольно эффектным.
Чуть подкрасив губы, Мадлен пощипала щеки, чтобы они раскраснелись, и поправила высокую прическу – сегодня она не стала заплетать косу, как делала это почти каждый день. Теперь оставался последний штрих – капелька духов и жемчужные серьги.
Мадлен очень надеялась, что Томас оценит ее старания. Хоть ей и не хотелось в этом признаваться, но в глубине души она понимала, что наряжается в основном для того, чтобы произвести впечатление на Томаса.
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Мадлен подхватила свое новое шикарное пальто, взяла муфту и маленькую сумочку, в которую положила лишь губную помаду и льняной носовой платочек, погасила свет в своей спальне и направилась в гостиную, где ее уже ждал Томас.
В гостиной, освещенной лишь пламенем камина и тусклой лампой, царил полумрак. Томаса она увидела тотчас же, как вошла. И замерла у порога.
Он стоял у камина и указательным пальцем то поднимал, то опускал крышку музыкальной шкатулки – похоже, нервничал. Одет был во все черное – во всяком случае, Мадлен так показалось. Строгий черный костюм шел ему необыкновенно, в нем он был потрясающе красив.
Услышав, что она вошла, Томас обернулся, и Мадлен почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Томас действительно был неотразим: тщательно причесанные волосы, резкие черты лица... и лучистые глаза, пристально смотревшие на нее.
Теперь Мадлен заметила, что не весь костюм Томаса черного цвета. На нем был темно-синий шелковый жилет, а под горлом – белый галстук, под цвет ее платья. «А может, он специально так оделся? – подумала она. – Нет, едва ли. Ведь Томас никогда не видел мое белое платье». Было очевидно, что вместе они смотрятся великолепно, и Мадлен очень этому порадовалась.
Он окинул ее взглядом – причем взгляд его немного задержался на груди, – и Мадлен почувствовала, что краснеет.
– Мне доводилось бывать на многих балах, – в задумчивости проговорил Томас, – но я никогда еще не видел такой красавицы, как ты. – Он покачал головой. – Ты сегодня восхитительна. Слов не хватает, чтобы описать... Просто дух захватывает, поверь мне, Мадлен.
Она просияла. Ей казалось, что слова Томаса согрели ее – словно солнце вышло из-за туч и залило ее теплым золотистым светом. Разумеется, многие мужчины восхваляли красоту Мадлен, однако ни один из них не говорил с такой подкупающей искренностью.
Если Томас пытался заставить ее в него влюбиться, то ему это удалось, он избрал верную тактику: броня, в которую Мадлен заковала свое сердце, дрогнула. И он, похоже, об этом догадывался. Голос его звучал настолько проникновенно, что Мадлен поняла: он тоже в нее влюблен. Это открытие ее обрадовало – и вместе с тем напугало до смерти.
Пытаясь скрыть свое волнение, она улыбнулась:
– По-моему, вам просто хочется заманить меня в постель, мистер Блэквуд, но вы боитесь прямо сказать об этом. Что ж, если ваши слова будут звучать убедительно, я, пожалуй, возражать не стану.
– Как еще мне убедить тебя, если не словами о том, что ты ослепительно прекрасна? – Томас подбоченился, отчего полы сюртука разошлись, и взору Мадлен открылась его широкая грудь. – Впрочем, попробую найти другие слова. Так вот, я уже несколько недель сгораю от желания увидеть тебя обнаженной.
Мадлен поджала губы, изображая негодование. Положив пальто и сумочку на диван, она подошла к Томасу почти вплотную:
– Вот это уже лучше, мистер Блэквуд. Возможно, я позволю вам меня раздеть... чуть позже.
Томас усмехнулся:
– Ну вот, вы заставили меня возбудиться, мадам. И это перед балом! Что ж, я готов простить вас за те... гм... неудобства, которые вы мне сейчас причинили, если вы клянетесь, что не дразните меня.
Мадлен прекрасно понимала, что это Томас ее дразнит, а не она его, и нисколько не рассердилась – он был просто обворожителен. Приложив ладонь к его груди, она сказала:
– Я вовсе не дразню тебя. Более того, Томас, я нисколько не кривлю душой, когда говорю, что при взгляде на тебя у меня тоже дух захватывает. Ты сегодня выглядишь потрясающе. Красив и элегантен... В общем, настоящий аристократ. Ты мне так нравишься, что я даже не знаю... что делать. – Она понизила голос до шепота. – Может, есть какие-нибудь предложения?
Томас пожал плечами:
– Говоришь, какие предложения?.. Так, значит, Мадлен, я тебе очень нравлюсь?
Она чуть не рассмеялась; было очевидно, что Томас с беспокойством ждет ответа на свой вопрос. «Что ж, не стоит держать его в неведении», – решила Мадлен.
Она вновь провела ладонью по его груди и прошептала:
– Если честно, то мне уже давно никто так не нравился. А может быть... никогда.
Мадлен поняла, что ее ответ произвел на Томаса впечатление. Он судорожно сглотнул и взглянул на нее с восхищением. Ей показалось, что он хотел ее обнять, но в последний момент почему-то сдержался, как сдерживался несколько дней назад. С самого Рождества Томас старался избегать ее, и Мадлен – хотя ей не хотелось в том признаваться – очень из-за этого беспокоилась.
Внимательно посмотрев на него, она спросила:
– Томас, почему в последнее время ты совсем меня не замечаешь?
Он отвернулся и снова принялся приподнимать и опускать крышку музыкальной шкатулки.
– Почему не замечаю? Я бы не стал употреблять это слово.
– Вот как? Может, ты просто был занят?
– Да, разумеется, – поспешно ответил он. Мадлен кивнула:
– Что ж, понятно... – Немного помедлив, она спросила: – Ты пишешь письма и наносишь визиты знакомым? Может, еще чем-нибудь занимаешься? Чем именно?
– Постоянно думаю о тебе, – повернувшись к ней, прошептал Томас.
Мадлен нисколько не сомневалась в его искренности. Глядя на него все так же пристально, она сказала:
– Тогда поцелуй меня. Докажи, что думаешь обо мне. А то мне начинает казаться, что я тебя больше не интересую...
Едва заметно улыбнувшись, Томас привлек Мадлен к себе и прикоснулся губами к ее губам. Поцелуй его был нежным и в то же время страстным – такого сладостного поцелуя Мадлен еще не доводилось испытывать. Закрыв глаза, она покрепче прижалась к Томасу и почувствовала, как бьется его сердце.
Когда он наконец отстранился, у Мадлен не было ни малейшего желания открывать глаза. Она снова прижалась к груди Томаса, и он вновь принялся целовать ее – теперь он покрывал поцелуями ее лоб, глаза и шею. Мадлен тихонько застонала. У нее от этих поцелуев кружилась голова, и ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
– О чем ты сейчас думаешь, Мэдди? – неожиданно прошептал Томас.
– М-м... Думаю о том, что это восхитительно, – прошептала она в ответ. – Меня никогда так не целовали.
Томас внезапно отстранился, и Мадлен заглянула ему в глаза. Взгляд Томаса поразил ее – на нее еще никто так не смотрел. В его взгляде было все – и нежность, и любовь, и желание. Казалось, Томас боготворит ее и даже не пытается это скрыть. «Да, конечно же, он влюблен в меня», – подумала Мадлен.
Она провела кончиками пальцев по его губам и прошептала:
– Я боюсь этого, Томас. Он поцеловал ее пальцы:
– Знаю.
Мадлен вопросительно взглянула на него; ей казалось, что Томас хотел еще что-то сказать. Но он молчал, и она, решив взять себя в руки, отступила на несколько шагов. Томас не пытался ее удержать. Одернув сюртук, он проговорил:
– Нам пора идти, Мадлен. Нужно провести в особняке Ротбери как можно больше времени.
Мадлен молча кивнула и в смущении отвернулась. «Разумеется, расследование – самое главное для нас, – подумала она. – Как же я могла об этом забыть?»
Томас помог Мадлен надеть пальто, затем и сам оделся. Минуту спустя они молча вышли из дома.
Фасон был весьма незамысловатый, но это белое шелковое платье смотрелось на ней великолепно (низкий круглый вырез, длинные узкие рукава и пышная юбка, ниспадающая до самого пола роскошными складками). Единственным украшением были темно-синие атласные оборки по подолу и крошечные бутоны роз из той же материи и того же цвета по декольте. Платье, хотя и простенькое, казалось элегантным и довольно эффектным.
Чуть подкрасив губы, Мадлен пощипала щеки, чтобы они раскраснелись, и поправила высокую прическу – сегодня она не стала заплетать косу, как делала это почти каждый день. Теперь оставался последний штрих – капелька духов и жемчужные серьги.
Мадлен очень надеялась, что Томас оценит ее старания. Хоть ей и не хотелось в этом признаваться, но в глубине души она понимала, что наряжается в основном для того, чтобы произвести впечатление на Томаса.
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Мадлен подхватила свое новое шикарное пальто, взяла муфту и маленькую сумочку, в которую положила лишь губную помаду и льняной носовой платочек, погасила свет в своей спальне и направилась в гостиную, где ее уже ждал Томас.
В гостиной, освещенной лишь пламенем камина и тусклой лампой, царил полумрак. Томаса она увидела тотчас же, как вошла. И замерла у порога.
Он стоял у камина и указательным пальцем то поднимал, то опускал крышку музыкальной шкатулки – похоже, нервничал. Одет был во все черное – во всяком случае, Мадлен так показалось. Строгий черный костюм шел ему необыкновенно, в нем он был потрясающе красив.
Услышав, что она вошла, Томас обернулся, и Мадлен почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Томас действительно был неотразим: тщательно причесанные волосы, резкие черты лица... и лучистые глаза, пристально смотревшие на нее.
Теперь Мадлен заметила, что не весь костюм Томаса черного цвета. На нем был темно-синий шелковый жилет, а под горлом – белый галстук, под цвет ее платья. «А может, он специально так оделся? – подумала она. – Нет, едва ли. Ведь Томас никогда не видел мое белое платье». Было очевидно, что вместе они смотрятся великолепно, и Мадлен очень этому порадовалась.
Он окинул ее взглядом – причем взгляд его немного задержался на груди, – и Мадлен почувствовала, что краснеет.
– Мне доводилось бывать на многих балах, – в задумчивости проговорил Томас, – но я никогда еще не видел такой красавицы, как ты. – Он покачал головой. – Ты сегодня восхитительна. Слов не хватает, чтобы описать... Просто дух захватывает, поверь мне, Мадлен.
Она просияла. Ей казалось, что слова Томаса согрели ее – словно солнце вышло из-за туч и залило ее теплым золотистым светом. Разумеется, многие мужчины восхваляли красоту Мадлен, однако ни один из них не говорил с такой подкупающей искренностью.
Если Томас пытался заставить ее в него влюбиться, то ему это удалось, он избрал верную тактику: броня, в которую Мадлен заковала свое сердце, дрогнула. И он, похоже, об этом догадывался. Голос его звучал настолько проникновенно, что Мадлен поняла: он тоже в нее влюблен. Это открытие ее обрадовало – и вместе с тем напугало до смерти.
Пытаясь скрыть свое волнение, она улыбнулась:
– По-моему, вам просто хочется заманить меня в постель, мистер Блэквуд, но вы боитесь прямо сказать об этом. Что ж, если ваши слова будут звучать убедительно, я, пожалуй, возражать не стану.
– Как еще мне убедить тебя, если не словами о том, что ты ослепительно прекрасна? – Томас подбоченился, отчего полы сюртука разошлись, и взору Мадлен открылась его широкая грудь. – Впрочем, попробую найти другие слова. Так вот, я уже несколько недель сгораю от желания увидеть тебя обнаженной.
Мадлен поджала губы, изображая негодование. Положив пальто и сумочку на диван, она подошла к Томасу почти вплотную:
– Вот это уже лучше, мистер Блэквуд. Возможно, я позволю вам меня раздеть... чуть позже.
Томас усмехнулся:
– Ну вот, вы заставили меня возбудиться, мадам. И это перед балом! Что ж, я готов простить вас за те... гм... неудобства, которые вы мне сейчас причинили, если вы клянетесь, что не дразните меня.
Мадлен прекрасно понимала, что это Томас ее дразнит, а не она его, и нисколько не рассердилась – он был просто обворожителен. Приложив ладонь к его груди, она сказала:
– Я вовсе не дразню тебя. Более того, Томас, я нисколько не кривлю душой, когда говорю, что при взгляде на тебя у меня тоже дух захватывает. Ты сегодня выглядишь потрясающе. Красив и элегантен... В общем, настоящий аристократ. Ты мне так нравишься, что я даже не знаю... что делать. – Она понизила голос до шепота. – Может, есть какие-нибудь предложения?
Томас пожал плечами:
– Говоришь, какие предложения?.. Так, значит, Мадлен, я тебе очень нравлюсь?
Она чуть не рассмеялась; было очевидно, что Томас с беспокойством ждет ответа на свой вопрос. «Что ж, не стоит держать его в неведении», – решила Мадлен.
Она вновь провела ладонью по его груди и прошептала:
– Если честно, то мне уже давно никто так не нравился. А может быть... никогда.
Мадлен поняла, что ее ответ произвел на Томаса впечатление. Он судорожно сглотнул и взглянул на нее с восхищением. Ей показалось, что он хотел ее обнять, но в последний момент почему-то сдержался, как сдерживался несколько дней назад. С самого Рождества Томас старался избегать ее, и Мадлен – хотя ей не хотелось в том признаваться – очень из-за этого беспокоилась.
Внимательно посмотрев на него, она спросила:
– Томас, почему в последнее время ты совсем меня не замечаешь?
Он отвернулся и снова принялся приподнимать и опускать крышку музыкальной шкатулки.
– Почему не замечаю? Я бы не стал употреблять это слово.
– Вот как? Может, ты просто был занят?
– Да, разумеется, – поспешно ответил он. Мадлен кивнула:
– Что ж, понятно... – Немного помедлив, она спросила: – Ты пишешь письма и наносишь визиты знакомым? Может, еще чем-нибудь занимаешься? Чем именно?
– Постоянно думаю о тебе, – повернувшись к ней, прошептал Томас.
Мадлен нисколько не сомневалась в его искренности. Глядя на него все так же пристально, она сказала:
– Тогда поцелуй меня. Докажи, что думаешь обо мне. А то мне начинает казаться, что я тебя больше не интересую...
Едва заметно улыбнувшись, Томас привлек Мадлен к себе и прикоснулся губами к ее губам. Поцелуй его был нежным и в то же время страстным – такого сладостного поцелуя Мадлен еще не доводилось испытывать. Закрыв глаза, она покрепче прижалась к Томасу и почувствовала, как бьется его сердце.
Когда он наконец отстранился, у Мадлен не было ни малейшего желания открывать глаза. Она снова прижалась к груди Томаса, и он вновь принялся целовать ее – теперь он покрывал поцелуями ее лоб, глаза и шею. Мадлен тихонько застонала. У нее от этих поцелуев кружилась голова, и ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
– О чем ты сейчас думаешь, Мэдди? – неожиданно прошептал Томас.
– М-м... Думаю о том, что это восхитительно, – прошептала она в ответ. – Меня никогда так не целовали.
Томас внезапно отстранился, и Мадлен заглянула ему в глаза. Взгляд Томаса поразил ее – на нее еще никто так не смотрел. В его взгляде было все – и нежность, и любовь, и желание. Казалось, Томас боготворит ее и даже не пытается это скрыть. «Да, конечно же, он влюблен в меня», – подумала Мадлен.
Она провела кончиками пальцев по его губам и прошептала:
– Я боюсь этого, Томас. Он поцеловал ее пальцы:
– Знаю.
Мадлен вопросительно взглянула на него; ей казалось, что Томас хотел еще что-то сказать. Но он молчал, и она, решив взять себя в руки, отступила на несколько шагов. Томас не пытался ее удержать. Одернув сюртук, он проговорил:
– Нам пора идти, Мадлен. Нужно провести в особняке Ротбери как можно больше времени.
Мадлен молча кивнула и в смущении отвернулась. «Разумеется, расследование – самое главное для нас, – подумала она. – Как же я могла об этом забыть?»
Томас помог Мадлен надеть пальто, затем и сам оделся. Минуту спустя они молча вышли из дома.
Глава 15
Оказавшись в особняке барона Ротбери, Мадлен сразу же поняла: бал-маскарад и в самом деле считался в Уинтер-Гарден главным событием сезона. Здесь присутствовали не только самые уважаемые в городе люди, но и все, кто занимал хоть сколько-нибудь значимое положение в обществе. Нарядно одетые гости, стоявшие за длинными столами в дальнем конце бального зала, потягивали изысканные вина и ликеры и вкушали всевозможные деликатесы, которые слуги разносили на серебряных подносах.
Особняк барона был гораздо меньше, чем казалось Мадлен, когда она смотрела на него издалека, стоя на берегу озера, и это весьма ее удивило. Миновав парадные двери, они с Томасом прошли в просторный холл со светлым мраморным полом и со стенами абрикосового цвета. В центре холла свисала с потолка огромная хрустальная люстра, а в дальнем его конце начиналась винтовая лестница из темного дуба, ведущая на второй этаж, – там, по всей вероятности, находились апартаменты хозяина. С правой стороны располагалась гостиная, а с левой – огромный бальный зал, занимавший, насколько можно было судить, почти весь первый этаж.
Вручив пальто и муфту дворецкому, Мадлен, грациозно ступая, направилась в зал. Томас последовал за ней. У входа в зал Мадлен задержалась, чтобы надеть белую атласную маску, которую ей подал услужливый дворецкий (ее спутник надел свою маску чуть раньше).
Переступив порог зала, Мадлен осмотрелась. Было очевидно, что барон Ротбери отдавал предпочтение дорогим вещам и смешанному стилю. Вдоль стен стояли изваяния – разнообразные античные герои, – фигуры поменьше выстроились на мраморных и стеклянных полках. Мадлен показалось, что в бальном зале совсем недавно произвели ремонт – стены были выкрашены в изумрудно-зеленый и золотистый цвета.
Мадлен с Томасом полагали, что придут пораньше и будут одними из первых гостей, но оказалось, что они ошиблись; одного взгляда было достаточно, чтобы понять: почти все приглашенные на бал-маскарад уже прибыли. В дальнем конце зала находился оркестр – музыканты исполняли вальс, и некоторые из гостей уже танцевали; причем желавших потанцевать с каждой минутой становилось все больше.
При появлении Мадлен – Томас по-прежнему от нее не отставал – послышался приглушенный шепот. Было очевидно, что их узнали, хотя на них были маски. «Наверное, мы с Томасом потрясающая пара, – подумала Мадлен. – Хотя не исключено, что гости таким образом выражают свое неудовольствие...»
По дороге они с Томасом почти не разговаривали, но сейчас он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Ротбери стоит у восточной стены, рядом с окном. Он беседует с Маргарет Бродстрит.
Мадлен с любопытством разглядывала барона. Он явно намеревался произвести впечатление – надел безупречный темно-бордовый сюртук, такого же цвета брюки, шелковый бледно-лиловый жилет и черный галстук в тон маске.
Вероятно почувствовав на себе пристальный взгляд, барон Ротбери поднял голову и, увидев Мадлен, едва заметно кивнул ей. Затем окинул ее оценивающим взглядом, и Мадлен невольно поежилась. Но тотчас же взяла себя в руки и изобразила радостную улыбку. В ту же секунду она почувствовала, как Томас сжал ее локоть своими длинными крепкими пальцами – словно заявлял на нее свои права. По крайней мере Мадлен так показалось.
– Давай сначала подойдем к нему, – прошептал он ей на ухо. – Поздороваемся, а потом разойдемся. И каждый начнет выполнять свою задачу.
Мадлен нахмурилась. Она считала себя опытным агентом и, конечно же, не должна была бояться барона. Но все же ей не хотелось оставаться с ним наедине, и она предпочла бы весь вечер провести рядом с Томасом. Однако Мадлен знала: Томас прав. Поэтому, молча кивнув, последовала за ним.
Он покосился на нее и усмехнулся.
– Ничего не хочешь сказать?
– Ты о чем? – спросила Мадлен.
– О том, что ты не желаешь оставаться один на один с этим пауком.
Мадлен в раздражении передернула плечами. Было очевидно, что ее спутник догадался, о чем она думает. Ей вдруг ужасно захотелось излить на него свое раздражение... либо снова его поцеловать.
– Я знаю свое дело, Томас. Кроме того, он очень милый человек. – Она улыбнулась. – Думаю, мы с ним прекрасно поладим, и, быть может, он по достоинству меня оценит.
Томас снова сжал ее локоть:
– Говоришь, оценит тебя? Мне кажется, Мэдди, он по достоинству оценит твои молочно-белые груди, так соблазнительно выпирающие из выреза платья. – Томас ухмыльнулся. – Уж я-то их оценил, не сомневайся.
– Так, значит, ты их все-таки заметил, – усмехнулась Мадлен. – А я так старалась, чтобы их не было видно.
– Вот как? – Томас изобразил удивление. Мадлен крепче сжала губы, чтобы не рассмеяться.
– Не беспокойся, Томас, я не позволю барону к ним прикасаться. Я умею хранить честь.
– Неужели? – съязвил Томас.
Тучная дама в пышном наряде из серого шелка в раздражении поджала губы – она собиралась выйти из зала, а Томас преграждал ей дорогу. Заметив это, он отступил в сторону и пропустил даму. Затем снова присоединился к Мадлен. Взглянув на него, она с улыбкой прошептала:
– Если ты помнишь, мы говорили про мои груди. Так вот, я хочу, чтобы к ним прикасался только тот, кто одним своим взглядом способен вызвать у меня желание, только тот, кто своими ласками заставляет меня пылать, как в лихорадке, заставляет забывать обо всем, когда обладает мной. В Уинтер-Гарден есть только один такой мужчина. Это ты, Томас.
Томас в ужасе уставился на свою спутницу. Говорить такое на балу! «Хотя ведь нас никто не слышит...» – подумал он вдруг. И привлек Мадлен к себе, шепча на ухо:
– Когда ты так говоришь, я испытываю столь острое желание... Становится неудобно. Ведь мы на балу, Мадлен. Полагаю, что ни к чему привлекать внимание дам.
Она не могла почувствовать его возбужденную плоть, да ей это и не требовалось. Достаточно было услышать голос Томаса и посмотреть в его пылавшие глаза, чтобы понять: он действительно страстно желает ее.
Чуть отстранившись, она сказала:
– Ты уже и так привлекаешь их внимание. Одним своим присутствием. Откровенно говоря, мне кажется, они ревнуют тебя ко мне.
Он взглянул ей прямо в глаза и произнес:
– Больше им ревновать не к кому.
Она отдала бы все на свете, только бы узнать, серьезно говорит Томас или шутит. Пристально посмотрев на него, Мадлен прошептала:
– Мне ужасно хочется тебя поцеловать. В глазах его снова заполыхало пламя.
– А мне тебя, Мадлен.
Эти слова, произнесенные едва слышным шепотом, ошеломили ее. Она забыла про барона. Забыла обо всем на свете. В эти мгновения для нее существовал лишь один-единственный человек – Томас.
– Может быть, потанцуешь со мной? – спросила она. – Мне очень хотелось бы потанцевать с тобой.
Томас тяжко вздохнул:
– Ты даже не представляешь, Мадлен, с каким удовольствием я исполнил бы твою просьбу. Но я не могу танцевать.
Мадлен невольно вздрогнула. «Ведь он действительно не может танцевать из-за своих искалеченных ног, – промелькнуло у нее. – А я, эгоистка, совсем забыла об этом». Но ей удалось скрыть свое смущение. Лучезарно улыбнувшись, она сказала:
– Впрочем, это не имеет значения. Что ж, надо приниматься за дело, ради которого мы сюда пришли.
Томас кивнул и провел большим пальцем по подбородку Мадлен.
– Ты такая тактичная, моя очаровательная Мэдди. Да, моя...
Щеки Мадлен залились румянцем. Томас впервые проявлял по отношению к ней собственнические чувства. При мысли об этом ей стало не по себе, однако она надеялась, что Томас не заметит ее замешательства.
– Хочешь шампанского? – спросил он неожиданно. Мадлен покачала головой:
– Пока нет. Хочу сегодня сохранить ясную голову. Идем поздороваемся с Ротбери.
Томас молча кивнул и легонько подтолкнул ее в сторону восточной стены, где стоял барон, беседовавший с миссис Бродстрит.
Оказалось, что пробраться к хозяину не так-то просто: гостей было так много, что Мадлен постоянно приходилось обходить кого-то или уступать кому-нибудь дорогу. Время от времени она поглядывала на Томаса, и ей казалось, что сейчас, после того как он напомнил о своем увечье, его хромота особенно бросалась в глаза (в последние дни она почти не замечала его физического недостатка). Более того, ей почему-то казалось, что все гости смотрят на ее спутника и усмехаются; и сердце Мадлен сжималось от боли и сострадания к человеку, вынужденному терпеть насмешки тех, кто не способен сочувствовать чужому несчастью. Она вспомнила, что Томас как-то раз назвал себя затворником. Мадлен прекрасно знала, что означает это слово, потому что и сама была в каком-то смысле затворницей, хотя и общалась с множеством самых разных людей.
Наконец они подошли к барону. Элегантный и изящный, с бокалом шампанского в руке, он слушал разглагольствования своей собеседницы – вернее, делал вид, что слушает. Миссис Бродстрит, тучная особа с огненно-рыжими волосами, говорила о постоянно растущих ценах и прочих неприятностях. Барон с глубокомысленным видом покачивал головой, хмурил густые брови и морщил лоб; при этом было очевидно, что ему наплевать и на миссис Бродстрит, и на цены на маринованную селедку. Он умело это скрывал, во всяком случае, его собеседница была уверена, что ее слушают с величайшим вниманием.
Заметив, что к нему приближаются Мадлен с Томасом, барон оживился и тут же отвернулся от тучной миссис Бродстрит. Изобразив радостную улыбку, Мадлен проговорила:
– Месье барон, как приятно снова встретиться с вами. И вдвойне приятно встретиться именно здесь, в вашем чудесном особняке. Я очень рада, что мы приглашены на ваш замечательный бал.
Особняк барона был гораздо меньше, чем казалось Мадлен, когда она смотрела на него издалека, стоя на берегу озера, и это весьма ее удивило. Миновав парадные двери, они с Томасом прошли в просторный холл со светлым мраморным полом и со стенами абрикосового цвета. В центре холла свисала с потолка огромная хрустальная люстра, а в дальнем его конце начиналась винтовая лестница из темного дуба, ведущая на второй этаж, – там, по всей вероятности, находились апартаменты хозяина. С правой стороны располагалась гостиная, а с левой – огромный бальный зал, занимавший, насколько можно было судить, почти весь первый этаж.
Вручив пальто и муфту дворецкому, Мадлен, грациозно ступая, направилась в зал. Томас последовал за ней. У входа в зал Мадлен задержалась, чтобы надеть белую атласную маску, которую ей подал услужливый дворецкий (ее спутник надел свою маску чуть раньше).
Переступив порог зала, Мадлен осмотрелась. Было очевидно, что барон Ротбери отдавал предпочтение дорогим вещам и смешанному стилю. Вдоль стен стояли изваяния – разнообразные античные герои, – фигуры поменьше выстроились на мраморных и стеклянных полках. Мадлен показалось, что в бальном зале совсем недавно произвели ремонт – стены были выкрашены в изумрудно-зеленый и золотистый цвета.
Мадлен с Томасом полагали, что придут пораньше и будут одними из первых гостей, но оказалось, что они ошиблись; одного взгляда было достаточно, чтобы понять: почти все приглашенные на бал-маскарад уже прибыли. В дальнем конце зала находился оркестр – музыканты исполняли вальс, и некоторые из гостей уже танцевали; причем желавших потанцевать с каждой минутой становилось все больше.
При появлении Мадлен – Томас по-прежнему от нее не отставал – послышался приглушенный шепот. Было очевидно, что их узнали, хотя на них были маски. «Наверное, мы с Томасом потрясающая пара, – подумала Мадлен. – Хотя не исключено, что гости таким образом выражают свое неудовольствие...»
По дороге они с Томасом почти не разговаривали, но сейчас он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Ротбери стоит у восточной стены, рядом с окном. Он беседует с Маргарет Бродстрит.
Мадлен с любопытством разглядывала барона. Он явно намеревался произвести впечатление – надел безупречный темно-бордовый сюртук, такого же цвета брюки, шелковый бледно-лиловый жилет и черный галстук в тон маске.
Вероятно почувствовав на себе пристальный взгляд, барон Ротбери поднял голову и, увидев Мадлен, едва заметно кивнул ей. Затем окинул ее оценивающим взглядом, и Мадлен невольно поежилась. Но тотчас же взяла себя в руки и изобразила радостную улыбку. В ту же секунду она почувствовала, как Томас сжал ее локоть своими длинными крепкими пальцами – словно заявлял на нее свои права. По крайней мере Мадлен так показалось.
– Давай сначала подойдем к нему, – прошептал он ей на ухо. – Поздороваемся, а потом разойдемся. И каждый начнет выполнять свою задачу.
Мадлен нахмурилась. Она считала себя опытным агентом и, конечно же, не должна была бояться барона. Но все же ей не хотелось оставаться с ним наедине, и она предпочла бы весь вечер провести рядом с Томасом. Однако Мадлен знала: Томас прав. Поэтому, молча кивнув, последовала за ним.
Он покосился на нее и усмехнулся.
– Ничего не хочешь сказать?
– Ты о чем? – спросила Мадлен.
– О том, что ты не желаешь оставаться один на один с этим пауком.
Мадлен в раздражении передернула плечами. Было очевидно, что ее спутник догадался, о чем она думает. Ей вдруг ужасно захотелось излить на него свое раздражение... либо снова его поцеловать.
– Я знаю свое дело, Томас. Кроме того, он очень милый человек. – Она улыбнулась. – Думаю, мы с ним прекрасно поладим, и, быть может, он по достоинству меня оценит.
Томас снова сжал ее локоть:
– Говоришь, оценит тебя? Мне кажется, Мэдди, он по достоинству оценит твои молочно-белые груди, так соблазнительно выпирающие из выреза платья. – Томас ухмыльнулся. – Уж я-то их оценил, не сомневайся.
– Так, значит, ты их все-таки заметил, – усмехнулась Мадлен. – А я так старалась, чтобы их не было видно.
– Вот как? – Томас изобразил удивление. Мадлен крепче сжала губы, чтобы не рассмеяться.
– Не беспокойся, Томас, я не позволю барону к ним прикасаться. Я умею хранить честь.
– Неужели? – съязвил Томас.
Тучная дама в пышном наряде из серого шелка в раздражении поджала губы – она собиралась выйти из зала, а Томас преграждал ей дорогу. Заметив это, он отступил в сторону и пропустил даму. Затем снова присоединился к Мадлен. Взглянув на него, она с улыбкой прошептала:
– Если ты помнишь, мы говорили про мои груди. Так вот, я хочу, чтобы к ним прикасался только тот, кто одним своим взглядом способен вызвать у меня желание, только тот, кто своими ласками заставляет меня пылать, как в лихорадке, заставляет забывать обо всем, когда обладает мной. В Уинтер-Гарден есть только один такой мужчина. Это ты, Томас.
Томас в ужасе уставился на свою спутницу. Говорить такое на балу! «Хотя ведь нас никто не слышит...» – подумал он вдруг. И привлек Мадлен к себе, шепча на ухо:
– Когда ты так говоришь, я испытываю столь острое желание... Становится неудобно. Ведь мы на балу, Мадлен. Полагаю, что ни к чему привлекать внимание дам.
Она не могла почувствовать его возбужденную плоть, да ей это и не требовалось. Достаточно было услышать голос Томаса и посмотреть в его пылавшие глаза, чтобы понять: он действительно страстно желает ее.
Чуть отстранившись, она сказала:
– Ты уже и так привлекаешь их внимание. Одним своим присутствием. Откровенно говоря, мне кажется, они ревнуют тебя ко мне.
Он взглянул ей прямо в глаза и произнес:
– Больше им ревновать не к кому.
Она отдала бы все на свете, только бы узнать, серьезно говорит Томас или шутит. Пристально посмотрев на него, Мадлен прошептала:
– Мне ужасно хочется тебя поцеловать. В глазах его снова заполыхало пламя.
– А мне тебя, Мадлен.
Эти слова, произнесенные едва слышным шепотом, ошеломили ее. Она забыла про барона. Забыла обо всем на свете. В эти мгновения для нее существовал лишь один-единственный человек – Томас.
– Может быть, потанцуешь со мной? – спросила она. – Мне очень хотелось бы потанцевать с тобой.
Томас тяжко вздохнул:
– Ты даже не представляешь, Мадлен, с каким удовольствием я исполнил бы твою просьбу. Но я не могу танцевать.
Мадлен невольно вздрогнула. «Ведь он действительно не может танцевать из-за своих искалеченных ног, – промелькнуло у нее. – А я, эгоистка, совсем забыла об этом». Но ей удалось скрыть свое смущение. Лучезарно улыбнувшись, она сказала:
– Впрочем, это не имеет значения. Что ж, надо приниматься за дело, ради которого мы сюда пришли.
Томас кивнул и провел большим пальцем по подбородку Мадлен.
– Ты такая тактичная, моя очаровательная Мэдди. Да, моя...
Щеки Мадлен залились румянцем. Томас впервые проявлял по отношению к ней собственнические чувства. При мысли об этом ей стало не по себе, однако она надеялась, что Томас не заметит ее замешательства.
– Хочешь шампанского? – спросил он неожиданно. Мадлен покачала головой:
– Пока нет. Хочу сегодня сохранить ясную голову. Идем поздороваемся с Ротбери.
Томас молча кивнул и легонько подтолкнул ее в сторону восточной стены, где стоял барон, беседовавший с миссис Бродстрит.
Оказалось, что пробраться к хозяину не так-то просто: гостей было так много, что Мадлен постоянно приходилось обходить кого-то или уступать кому-нибудь дорогу. Время от времени она поглядывала на Томаса, и ей казалось, что сейчас, после того как он напомнил о своем увечье, его хромота особенно бросалась в глаза (в последние дни она почти не замечала его физического недостатка). Более того, ей почему-то казалось, что все гости смотрят на ее спутника и усмехаются; и сердце Мадлен сжималось от боли и сострадания к человеку, вынужденному терпеть насмешки тех, кто не способен сочувствовать чужому несчастью. Она вспомнила, что Томас как-то раз назвал себя затворником. Мадлен прекрасно знала, что означает это слово, потому что и сама была в каком-то смысле затворницей, хотя и общалась с множеством самых разных людей.
Наконец они подошли к барону. Элегантный и изящный, с бокалом шампанского в руке, он слушал разглагольствования своей собеседницы – вернее, делал вид, что слушает. Миссис Бродстрит, тучная особа с огненно-рыжими волосами, говорила о постоянно растущих ценах и прочих неприятностях. Барон с глубокомысленным видом покачивал головой, хмурил густые брови и морщил лоб; при этом было очевидно, что ему наплевать и на миссис Бродстрит, и на цены на маринованную селедку. Он умело это скрывал, во всяком случае, его собеседница была уверена, что ее слушают с величайшим вниманием.
Заметив, что к нему приближаются Мадлен с Томасом, барон оживился и тут же отвернулся от тучной миссис Бродстрит. Изобразив радостную улыбку, Мадлен проговорила:
– Месье барон, как приятно снова встретиться с вами. И вдвойне приятно встретиться именно здесь, в вашем чудесном особняке. Я очень рада, что мы приглашены на ваш замечательный бал.