Этерман Александр. Смерть и деревянные человечки

   МАРКИЗ: Какое это имеет значение? Любовь? Булочники, становившиеся маршалами? Или, может быть, пивовары? Я за все это ломаного гроша не дам. Сейчас не 92 год.
   ЧЕЛОВЕЧЕК: Напрасно. Если бы его не любили, он не вернулся бы с Эльбы, да и сейчас не о чем было бы говорить. Признайтесь, ведь в нашем кругу (он кланяется Талейрану) - простите, ваша светлость, - Людовик Пятнадцатый гораздо популярнее - но его почему-то никто не собирается восстановить на престоле.
   КНЯЗЬ: Ну, тогда уж почему не регент Орлеанский?
   МАРКИЗ: Я сам поеду на Святую Елену.
   КНЯЗЬ: Передайте мой привет лорду Хоу. Надеюсь, он плохо кончит. Впрочем, скорее всего, Наполеон возьмет его с собой. Он тщеславен. (Поворачивается к маркизу.) Знаете, маркиз, я приеду завтра на бал. Скажите это леди Рольтон.
   МАРКИЗ: Я не увижу ее до вечера.
   КНЯЗЬ: Неважно, все равно передайте. Да, совсем забыл. Почему вы не привезли с собой вашего сына?
   Явление 23
   (Престарелый король Георг беседует с герцогом Веллингтоном.)
   КОРОЛЬ: Это грустно, герцог, очень грустно. Сэр Джеймс почтительно рекомендовал мне покой. Так он меня в могилу сведет. Ему мало того, что я уже год не ем вволю.
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, он заботится не только о вашем здоровье, но и о благе Англии. Ради этого все мы должны идти на жертвы.
   КОРОЛЬ: Разумеется, герцог, но это не значит, что я до конца дней буду питаться бараньими котлетами. Мой брат король Людовик до сих пор ни в чем себя не ограничивает.
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, он ведь конченый человек.
   КОРОЛЬ: Опомнитесь, милорд!
   ГЕРЦОГ: Принять Францию из чужих рук, и из каких - из русских рук!.. Пережить казнь своего брата, Конвент, Директорию, и вдобавок - дважды Бонапарта на французском троне - это в высшей степени дурной тон и совершенно неудобоваримо. Неудивительно, что у него плохой желудок.
   КОРОЛЬ: Скажите лучше, что он плохо смотрится после императора. Он никогда не устрашит Европу. (Веллингтон пробует возразить.) Но ведь это в наших интересах. Кроме того, ведь я был в точно таком же положении после неудачной войны в Америке.
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, как можно сравнивать! Вы никогда не бежали из Уайт-холла. Кроме того, вам достаточно только отдать приказ, и через три месяца вся Северная Америка будет принадлежать вам. Я сам возглавлю экспедиционный корпус. Не страшнее же эти американцы, чем Бонапарт.
   КОРОЛЬ: Увы, герцог, все это я уже слышал. Вы плохо помните 77 год, по молодости, конечно. В 12 году вы были слишком заняты. Кроме того, мы и с Бонапартом не сразу преуспели. Не стоит. Американцы и так дорого стоили Англии. Я вынужден проявить благоразумие и каким-то образом признать их. Слава Б-гу, что эта зараза еще не перекинулась в Канаду. Мне кажется, что если бы там было меньше французов, она тоже взбунтовалась бы. Как вовремя мы ее завоевали!
   ГЕРЦОГ: Ваши генералы очень нерешительны, государь.
   КОРОЛЬ: Вы хотите сказать, что были решительнее и потому победили Бонапарта? (Он замолкает и иронически кашляет.) Честь вам и хвала! Но в войну за океаном Англия больше не ввяжется.
   ГЕРЦОГ: Как вам угодно, ваше величество.
   КОРОЛЬ: Герцог, вы хотите что-то у меня спросить, не так ли? Спрашивайте. Кстати, вы придете вечером играть со мной в карты? Доктор пока еще не вмешивается в мои развлечения.
   ГЕРЦОГ: Увы, ваше величество, это невозможно. Я уезжаю инспектировать войска в Шотландию.
   КОРОЛЬ: Как всегда! Все мои генералы так заняты, что не имеют времени для своего короля. Стоило их выдвигать! (Звонит. Входит камердинер.) Чарльз, пригласи сегодня к шести графа де Рошфора и виконта де Коссадьера.
   ГЕРЦОГ: Опять французы! Каждый день...
   КОРОЛЬ: Ничего не поделаешь, они всегда свободны. Ну, так чего вы от меня хотели?
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, я хотел узнать, кого вы назначили новым послом во Франции.
   КОРОЛЬ: Только и всего! Сколько церемоний! Я еще вчера решил, что в Париж поедет маркиз де Болле.
   ГЕРЦОГ: Я его знаю, он хорошо играет в карты.
   КОРОЛЬ: Неплохо. И вообще, он милый человек с безупречной репутацией.
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, почему в наше трудное время Францией должен управлять француз?
   КОРОЛЬ: По-вашему, это противоестественно? Дорогой герцог, ну не русского же я должен туда посылать!
   ГЕРЦОГ: У вас есть русские, ваше величество?
   КОРОЛЬ: Разумеется. У кого их нет? Вы же сами им покровительствовали.
   ГЕРЦОГ: Но почему, в конце концов, не англичанина?
   КОРОЛЬ: Что вы, герцог, они все без ума от Франции и от французов.
   ГЕРЦОГ: Как вас следует понимать, ваше величество?
   КОРОЛЬ: Признайтесь, еще недавно вы сами были неравнодушны к француженкам? (Веллингтон поднимает голову.) Успокойтесь, герцог, я просто неудачно пошутил.
   ГЕРЦОГ(воспрянув духом): Так кто же поедет во Францию, ваше величество?
   КОРОЛЬ: Я же сказал, маркиз де Болле. По-моему, он очень даже подходит. Если уж Францией должен управлять английский посол, пусть он по крайней мере будет француз по национальности. Между прочим, он в плохих отношениях с князем Талейраном, а этим никто из наших дипломатов похвастать не может.
   ГЕРЦОГ (после некоторого раздумья): Ваше величество, вы убеждены, что он остается нечувствителен к трудностям, которые сейчас переживает Франция? Я не могу проводить в Париже все свое время. И князь Игнатьев тоже.
   КОРОЛЬ: Я полагаю, что ничьи неприятности, кроме своих собственных, его давно уже не интересуют. Я решил окончательно. Лучшего посла нам не найти. К тому же, он недавно крупно проиграл мне в вист.
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, Адмиралтейство подготовило ряд мероприятий, направленных на усиление нашего флота. Не угодно ли...
   КОРОЛЬ (перебивая): Герцог, прекратите. Скажите лучше, почему ваша сестра перестала появляться при дворе. Она здорова?
   ГЕРЦОГ: Благодарю вас, ваше величество. Она путешествует.
   КОРОЛЬ: Вот счастливица! Где же она?
   ГЕРЦОГ: В настоящий момент она в Италии. Там, говорят, много чудес.
   КОРОЛЬ: Говорят. Я бывал в Италии, но тогда там все было по-другому.
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, лорд Рольтон на днях заедет ко мне. Он вам не нужен?
   КОРОЛЬ: Если он мне понадобится, я знаю, где его найти. Конечно, пока он на этом свете. Сейчас он мне ни к чему. Насколько я понимаю, он еще пару лет будет оставаться всего лишь мужем своей жены.
   ГЕРЦОГ: Два года - это очень долго, ваше величество.
   КОРОЛЬ: Смотря для кого.
   ГЕРЦОГ: Насколько мне известно, леди Рольтон - особа весьма неупорядоченная и вряд ли может на него сильно влиять. Милорд - очень разумный человек.
   КОРОЛЬ: Вы ошибаетесь, герцог, хотя и не во всем. Лорд Рольтон действительно очень неглуп, но его супруга - исключительно агрессивная дама, и ее прихоти, как ни странно, невзирая на кажущуюся беспорядочность, неплохо согласуются с ее интересами. Говорят, что она влияла на Наполеона. Скорее всего это не так, но, несомненно, он на нее повлиял очень сильно.
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, леди Рольтон - англичанка!
   КОРОЛЬ: Ну и что, милый герцог, с того, если она честолюбива? Коннетабль Бурбон был, как вы понимаете, француз. Да будет вам известно, честолюбец - это человек без родины, или, скажем иначе, - человек, который носит родину на подошвах башмаков. На каком-то этапе ему удается достичь своих целей - и он становится человеком без предрассудков.
   ГЕРЦОГ: В таком случае, ваше величество, вы не слишком честолюбивы.
   КОРОЛЬ: Король может стать честолюбцем, только когда его низложат.
   ГЕРЦОГ (несколько смущенный): Вам не кажется, ваше величество, что имеет смысл усилить охрану Святой Елены?
   КОРОЛЬ: Зачем? Этим вы его, вернее, их только насторожите. Сейчас ему неплохо, и это самое главное. Признаюсь, я ему даже симпатизирую. Ему с самого начала страшно не везло. Судьба, а не честолюбие, вынудила его провозгласить себя императором. Композитор Бетховен посвятил ему симфонию и отменил посвящение. Империи уже нет, а симфония осталась. Кто от этого проиграл? Честолюбец. Его жизнь - это несчастное стечение обстоятельств. Он достоин главы в Ветхом Завете. Вспомните, герцог, когда он надевал брюки и на них лопались швы, - а они лопались, ибо он полнел, - начинали трещать неаккуратно скроенные европейские границы. Бедняга. Так плохо кончить...
   ГЕРЦОГ: Такова судьба всех авантюристов. Ваше величество, власть ему слишком легко досталась.
   КОРОЛЬ: Разве? По-моему, мне она досталась еще легче.
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, вы дали себе нелегкий труд родиться сыном своих родителей. Насколько мне известно, он не был отягощен королевским происхождением.
   КОРОЛЬ: Зато мой брат король Людовик, да и я тоже, отягощены им сверх меры. Увы, у меня нет ни Талейрана, ни Меттерниха. Вы великий полководец, герцог, вероятно, величайший в истории, но, к величайшему сожалению, я не могу доверить вам политику Англии.
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, я не понимаю...
   КОРОЛЬ: Сейчас поймете. Дорогой герцог, вы слишком часто оказываетесь правы. Этого никто не любит, точно так же как вы сами не любите ошибаться. Между прочим, это означает и то, что вы не сразу понимаете, что ошиблись. Обратите внимание - князь Талейран все время кругом неправ, но все его ценят и любят, и он всегда добивается своего. Искусство дипломатии заключается в умении добиться того, чтобы вам в вину не ставились ваши ошибки. Вы никогда не ошибаетесь, герцог, по крайней мере никто не решится указать вам на ваши ошибки, и поэтому вы не дипломат.
   ГЕРЦОГ: Увы, ваше величество, я всего только выгнал французов из Испании. Ну, и выиграл битву при Ватерлоо. Правда, на пару с Блюхером.
   КОРОЛЬ: К сожалению, этот ваш успех невозможно развить, ибо вы победили единственного в своем роде Бонапарта.
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, Франция до сих пор представляет угрозу Европе.
   КОРОЛЬ: Бог с ней! Почему вы не играете в карты, герцог?
   ГЕРЦОГ: Это не доставляет мне удовольствия.
   КОРОЛЬ: В самом деле?
   ГЕРЦОГ: Ваше величество, я не нуждаюсь в чужих деньгах и тем более не желаю проигрывать свои.
   КОРОЛЬ: Странное дело, я, по-вашему, нуждаюсь? Герцог, вы ничего не понимаете. Я буду рад видеть при дворе вашу сестру, когда она пожалует в Англию.
   ГЕРЦОГ (низко кланяясь): Ваше величество, Англия должна править миром. А это значит, что Франция не должна быть великой державой. Видите, как все просто!
   КОРОЛЬ (пожимая плечами): Ну, так она и правит миром. Ладно, поужинайте со мной. Надеюсь, мой бифштекс вас образумит.
   ГЕРЦОГ: Вы же знаете, ваше величество, я должен ехать.
   КОРОЛЬ: Сидите, герцог, сидите, я пока еще король!
   Явление 24
   (Капитанская каюта на английском военном корабле "Хотспер". Капитан и двое офицеров.)
   КАПИТАН: Ждите, ребята. Нас, может быть, сменят. Адмирал бесится от скуки.
   1-й ОФИЦЕР: Он невыносим. Еще немного, и начнет нас бить. И потом, я не могу столько пить. Надо напомнить ему, что это английская королевская эскадра, а не пиратская флотилия и что он имеет дело с дворянами.
   2-й ОФИЦЕР: Что это вы! Он вполне достойный предводитель пиратов. Неизвестно еще, кто первый взбесится. На флагмане матросы только и делают, что спят друг с другом.
   КАПИТАН: Я просил его отвести корабли к Святой Елене, но он не хочет и ссылается на приказ. Знаю я этот приказ. Он в плохих отношениях с лордом Хоу. По-моему, мы будем торчать в море, пока не кончится вода.
   1-й ОФИЦЕР: Или вино. Один черт знает, откуда у него вино. Да и потом, он упрям как мул. Никто не знает, чего он хочет. Может быть, у него в самом деле приказ Адмиралтейства.
   КАПИТАН: Ничего у него нет! Кроме трех грязных островов и отставного императора тут и охранять нечего. У нас сейчас мир.
   1-й ОФИЦЕР: Дело не в островах.
   КАПИТАН: Ежу понятно, что дело в императоре.
   2-й ОФИЦЕР: Да что там, прикончим его и спокойно уплывем в Англию. Нам еще скажут спасибо. Не всю же жизнь здесь болтаться!
   КАПИТАН: Пока он не помрет.
   2-й ОФИЦЕР: Ну, тогда ему недолго осталось.
   КАПИТАН: Слушай, ты во флоте шестой год. А я командовал "Хотспером" еще при Трафальгаре, понимаешь! А теперь меня держат здесь. Я не знаю, скорее всего он великий человек...
   2-й ОФИЦЕР: Был! Был! Он положил в свою постель дочку австрийского императора, но ведь не всю же Европу! А сейчас даже я в тысячу раз значительнее его.
   КАПИТАН: Ладно тебе. За последние десять лет не было ни одного путного морского сражения. Континентальная блокада, одним словом. Даже с американцами нам было труднее. Что он мог сделать без кораблей?
   1-й ОФИЦЕР: Корабли.
   КАПИТАН: Разве что. Да и то. У них нет военно-морских традиций. Они, как это, выращивают виноград.
   2-й ОФИЦЕР: Жарко. Даже еще хуже, нечем дышать.
   КАПИТАН: Давление упало, поэтому душно. Хоть бы приличную бурю, может, образумился бы.
   1-й ОФИЦЕР: Приличная буря разнесет нас на куски. Мы обленились, и корабли в плохом состоянии. Но только на этот раз бури не будет. Разве что чуть-чуть попляшем на волнах.
   КАПИТАН: Ты видел, как на флагмане погиб матрос? Прекрасно, тихо, без звука, как будто ничего не почувствовал. Здесь мы такие же заключенные, как он, только наши дела гораздо хуже.
   2-й ОФИЦЕР: Посвети-ка мне сюда.
   1-й ОФИЦЕР: Есть резон держаться поближе к адмиралу.
   КАПИТАН: Какой тут, к черту, резон! Хватит пить.
   2-й ОФИЦЕР: Нет, правда. Может, и нам что-нибудь перепадет. Надо же понять, что его тут удерживает.
   КАПИТАН: Ты зря пижонишь. Погода действительно портится.
   1-й ОФИЦЕР: Я устал. Не знаю, правда, от чего, может быть, от вас. Пойду спать. (Уходит)
   КАПИТАН: Пошел спать. Счастливый человек. Достань бутылку (2-й офицер достает большую черную бутылку и пытается ее открыть). Нет, дай сюда. (Он отдает бутылку. Капитан легко открывает ее и наливает в бокалы густую красную жидкость.)
   2-й ОФИЦЕР: Как кровь.
   КАПИТАН: Мне все равно. Надо будет завтра побриться. (Пьет, слегка причмокивая, подавившись, кашляет.) Да ну ее к черту (Выбрасывает бутылку в иллюминатор.) Я даже не знаю, где мы сейчас. Вот только флагман рядом.
   2-й ОФИЦЕР: Так нам действительно вина не хватит.
   КАПИТАН: У меня еще много. Не нравится - пойди вылови. Она, небось, не утонула.
   2-й ОФИЦЕР (чуть потише): Я не был на флагмане с месяц.
   КАПИТАН: Я больше. Может, хоть там следят за приборами. Лет десять назад Лэмб любил порядок. Съезди.
   2-й ОФИЦЕР: Я не хочу. Он командует, а меня все это не касается. Как будто его забота таскать нас по морю! Если бы в этом был хоть какой-нибудь смысл! Я не для того послал Англию к черту.
   КАПИТАН: Брось. Я думаю, мы здесь и останемся.
   2-й ОФИЦЕР: Давай еще кого-нибудь пошлем к черту.
   КАПИТАН: Ты сегодня расположен шутить.
   2-й ОФИЦЕР: Ни черта я не расположен. Пойдем спать.
   КАПИТАН: Не хочу. Послушай, война будет скоро?
   2-й ОФИЦЕР: На море война никогда не кончается.
   КАПИТАН: Почему?
   2-й ОФИЦЕР: На суше, когда воюют, разоряют города и убивают всех подряд. Здесь можно воевать, никого не тревожа и не грабя, ради чистого искусства, сколько хочешь. А проигравший тонет, и все - никаких следов.
   КАПИТАН: Ты все знаешь. А когда не останется кораблей?
   2-й ОФИЦЕР: Ну, конечно, это пока есть корабли. Или можно подождать, пока не построят новые. Море существует для торговли, а не для войны. Поэтому воевать здесь можно со всеми удобствами.
   КАПИТАН: Да, следов не остается.
   2-й ОФИЦЕР: Признай, недурно бы подойти сейчас к острову и изо всех орудий одним бортом, а потом другим.
   КАПИТАН: Разбить стекло в спальне у лорда Хоу? Он все-таки англичанин.
   2-й ОФИЦЕР: Ну и что! Он высунется в ночной рубашке и будет непристойно ругаться.
   КАПИТАН: Если бы не "Хотспер", послал бы все это к черту. Плевал я на жалованье.
   2-й ОФИЦЕР: В открытом море. Столько воды. И на этом самом "Хотспере" можно приплыть в Плимут или куда угодно.
   КАПИТАН: Не замочив ног. Самая милая лошадка в мире. Сорок пушек и совершенно невероятная площадь парусов.
   2-й ОФИЦЕР: Если тебе так хочется, выпей за "Хотспер".
   КАПИТАН: Не могу.
   2-й ОФИЦЕР: Почему?
   КАПИТАН: Не могу и все. Ты пьян, пойдем спать.
   2-й ОФИЦЕР: Не хочу.
   КАПИТАН: Ну и черт с тобой. Сиди и пей. А я завтра отправлю тебя на гауптвахту. (Медленно раздевается, мурлыкает, потом ложится на койку.)
   2-й ОФИЦЕР: Капитан, извини, я пошутил.
   КАПИТАН: А что такое?
   2-й ОФИЦЕР: Ты же знаешь.
   КАПИТАН: Иди проспись. (Он встает.) Слушай, налей мне еще. (Тот наливает полный стакан и подает его капитану. Капитан делалет глоток.) Что бы мы делали без этого?
   2-й ОФИЦЕР: То же самое.
   КАПИТАН: Да нет. Не вытерпели бы.
   2-й ОФИЦЕР: Я же говорю. Ну, глотки бы друг другу перегрызли.
   Явление 25
   (Герцог Фюрствальдский беседует с банкиром Фельдтом.)
   БАНКИР: Я не помню такого жаркого лета, господин герцог.
   ГЕРЦОГ (сухо): Я давно уже не обращаю внимания на погоду.
   БАНКИР: Что же вас в таком случае интересует, ваша светлость?
   ГЕРЦОГ: Вы все отлично знаете, Фельдт. Мне нужны деньги.
   БАНКИР: Вам?
   ГЕРЦОГ: Не все ли равно, если проценты вы получите с меня?
   БАНКИР: Нет, ваша светлость. Я не ростовщик и не скупщик краденого, поэтому мне совершенно не безразлично, на что пойдут мои деньги.
   ГЕРЦОГ: А, прекратите. Неужели вы думаете, что я потерплю, чтобы мне читали мораль? Вы деловой человек и как таковой можете вложить деньги во все, что сулит прибыль.
   БАНКИР: Что вы, герцог, ни в коем случае! Только в то, что сулит выгоду. Я не хочу потерять на одном деле то, что заработаю на другом. И уж во всяком случае имейте в виду, что у меня есть политические убеждения.
   ГЕРЦОГ: Будьте спокойны, им ничто не угрожает.
   БАНКИР: Возможно. Но давайте взвесим все обстоятельства. Вы просите у меня сумму, в двадцать раз превышающую ваш годовой доход, кстати, не такой уж маленький. Если бы вы собирались построить завод или основать торговую компанию, то скорее всего не просили бы денег, а позвали бы меня в долю. Единственное исключение - это если бы его величество обещал вам какие-нибудь особенные привилегии, но это исключено - я давно бы об этом знал и сам пришел бы к вам, помните, как десять лет назад...
   ГЕРЦОГ: Да, конечно, но...
   БАНКИР: Одну минуту. Это значит, что деньги вам нужны на какое-то политическое предприятие, и, судя по сумме, довольно крупное. Но - прошу прощения, господин герцог, я вынужден говорить правду - в одиночку вы не способны на крупное предприятие. Значит, за вами кто-то стоит, и это наверняка персона очень влиятельная, можно даже попытаться угадать, кто именно, странно только, что у него мало денег. Можно угадать даже, о чем идет речь - в конце концов крупных политиков очень мало, а крупных дел - и того меньше, и к тому же, зная вас, можно предположить, что ваш коллега аристократ. Но все это частности. Интереснее другое - чем все-таки вы собираетесь со мной расплачиваться?
   ГЕРЦОГ: Деньгами.
   БАНКИР: Деньгами? Едва ли у вас их будет достаточно. А кроме того, неизвестно, возьму ли я с вас деньги. Скорее всего вы рассчитываете заплатить мне одной из тех политических услуг, которые вроде бы ничего не стоят, а на деле оказываются весьма накладными. То есть по сути дела государственными деньгами. Разумеется, я не против. Но это не значит, что я готов рисковать и вообще на все готов.
   ГЕРЦОГ: Вы ничем не рискуете. Я дам вам надежное обеспечение, достаточное, чтобы вас успокоить. Что вы предпочитаете - земли, города, замки? А может быть, табачную или текстильную монополию? Собственно, мне нужны не столько деньги, сколько возможность незаметно их вкладывать. Если бы я начал использовать собственные или подручные средства, об этом сразу же стало бы известно.
   БАНКИР: Разумеется, ведь у вас нет свободных денег.
   ГЕРЦОГ: У меня большие финансовые возможности.
   БАНКИР: Наверное. Но, тем не менее, вам нужны деньги, а не кредит.
   ГЕРЦОГ: Конечно. Во-первых, кредит не дает возможности пользоваться деньгами незаметно, он прямо-таки рассчитан на гласность.
   БАНКИР: Вот глубокое рассуждение!
   ГЕРЦОГ: А затем, мне совершенно незачем рекламировать свои отношения с банкирами, например с вами.
   БАНКИР: Простите, ваша светлость, но вы меня не совсем поняли.
   ГЕРЦОГ: Я вас совсем не понял, Фельдт.
   БАНКИР: Господин герцог, мой банкирский дом - один из крупнейших в Европе. А это значит, что, несмотря на мою политическую индифферентность, моя финансовая политика есть часть общеевропейской политики, и - поверьте, я отнюдь не ликую - любые политические перемены меня кровно касаются. Поэтому, занимая у меня деньги на политическое предприятие, нужно начинать не с того, сколько процентов я получу на указанную вами сумму, а с того, насколько то, что вы затеваете, выгодно мне с точки зрения чистой политики. Если речь идет об усилении австрийцев в Италии, как ни дико это сегодня звучит, - я согласен, и даже более того, я готов рискнуть. Но ни за какие деньги я не буду работать с Ротшильдами и, уж конечно, не допущу, чтобы на мои деньги поляки бунтовали против России.
   ГЕРЦОГ: Господин Фельдт, вы верите мне на слово?
   БАНКИР: Разумеется, господин герцог, ведь это мне выгодно.
   ГЕРЦОГ: Конечно. Так вот, мы договорились.
   БАНКИР: В самом деле? Ну, что ж, будем считать, что вы поймали меня на слове. Но, если я верно вас понял, придется воевать с Англией.
   ГЕРЦОГ: Наверняка. Я обещаю вам все военные подряды, которые вы захотите получить.
   БАНКИР: А если вы проиграете?
   ГЕРЦОГ: Тогда вы получите деньги.
   БАНКИР: Я имею в виду, еще до войны... то есть до переворота.
   ГЕРЦОГ: Я вас прекрасно понял. Вы получите...
   БАНКИР: Я не об этом. Моих денег вам наверняка не хватит.
   ГЕРЦОГ: Ничего страшного. Конечно, даже вы не можете купить свободу для всей Европы. Но, по-видимому, скоро к нашим услугам будет бюджет военного министерства.
   БАНКИР: Я подумаю. Ваша милость, когда вы хотите получить ответ?
   ГЕРЦОГ: Хотите неделю на размышление?
   БАНКИР: Ну, что вы, ваша светлость! Это слишком долго. Если вы согласитесь встретиться со мной завтра...
   ГЕРЦОГ: Завтра? Знаете что, приезжайте завтра вечером на бал к леди Рольтон, но только не раньше двенадцати. Я там буду.
   БАНКИР: А если вас все-таки не будет, могу я сообщить свое решение...
   ГЕРЦОГ: Ни в коем случае!
   БАНКИР: Да, леди Рольтон красивая женщина, это нехорошо.
   ГЕРЦОГ: Я с вами вполне согласен. И все-таки можно считать, что мы договорились?
   БАНКИР: О, считать можно все, что угодно. Завтра ночью я буду иметь честь сообщить вам свой ответ.
   ГЕРЦОГ: Прекрасно. Вы не поужинаете со мной?
   БАНКИР: Еще слишком рано. Если это не нарушит ваши планы, стакан красного вина и печенья.
   ГЕРЦОГ: Я, пожалуй, составлю вам компанию. (Входит лакей. Герцог что-то ему шепчет. Он кланяется, выходит и возвращается с требуемыми предметами. Банкир не позволяет ему налить вино в стаканы и делает это сам.)
   БАНКИР: Я люблю это занятие. Как можно подпустить лакея к бутылке? Вы же не положите его в постель к жене. (Герцог морщится.) Простите, я совсем забыл. (Замолкает. Неожиданно) Господин герцог, поторопитесь, он в последнее время очень плохо выглядит.
   Явление 26
   (Леди Рольтон, граф де Панти и граф де Буа-Реми)
   ЛЕДИ РОЛЬТОН: Не притворяйтесь, будто я вас интересую, граф. Вам до меня нет никакого дела. Я уж не говорю о том, что вы меня покинули, мне не привыкать...
   ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Простите, миледи, к кому из нас вы обращаетесь?
   ЛЕДИ РОЛЬТОН: Не притворяйтесь...
   ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Вы несправедливы к Анри, миледи, а ко мне тем более.
   ЛЕДИ РОЛЬТОН: Сейчас вы скажете, что без ума от меня. Старая песенка. Влюбленные мужчины немы как рыбы. Хотя действительно, у меня пока нет оснований на вас сердиться.
   ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Миледи, право, это пустяк, не обращайте внимания. Зная вас, я могу предположить, что к завтрашнему утру они у вас появятся. Негодуйте.
   ЛЕДИ РОЛЬТОН (пропуская его замечание мимо ушей): Завтра! Откуда я знаю, что будет завтра?
   ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Простите, миледи, я знаю. Завтра вы устраиваете бал.
   ЛЕДИ РОЛЬТОН: Вы оба приглашены?
   ГРАФ ДЕ ПАНТИ: О да, миледи.
   ЛЕДИ РОЛЬТОН: Прекрасно. Последнее время мне недостает кавалеров.
   ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: У вас скверная память, миледи.
   ЛЕДИ РОЛЬТОН: Да, ужасная. Иногда я забываю, как меня зовут. Если бы не милорд...
   ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Вы никак не можете о нем забыть? (Граф де Панти дергает его за полу.)
   ЛЕДИ РОЛЬТОН (не замечая): Вы знаете, граф, маркиз, ваш отец, которого я люблю больше чем всех остальных, никогда не оскорблял меня при посторонних. К счастью, граф - мой друг. (Де Понти кланяется и пытается скрыть улыбку.) Да-да, не отпирайтесь.
   ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Простите, миледи, но отец тоже иногда называет вас своим другом.
   ЛЕДИ РОЛЬТОН (примиряюще): Должно быть, он имеет на это право. (Граф де Панти расправляет манжеты.) К сожалению, я старею. Несколько лет назад это право, хотя и не всецело, принадлежало императору Наполеону, и он этим гордился.
   ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Вы и это помните? Нет, миледи, вы клевещете на свою память. Как все странно! Вы помните то, что не следовало бы помнить, а все остальное забываете. Ведь Наполеон давно уже покойник. Как это у вас получается?
   ЛЕДИ РОЛЬТОН: Чем я хуже Жозефины? Правда, она француженка.
   ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Зачем ему еще одна француженка? Он так и не научился понимать в них толк, разве что в актрисах. Ничего не поделаешь - корсиканец, дикий зверь. Не понимаю, почему он на вас не женился.
   ЛЕДИ РОЛЬТОН: Не все ли равно? В отличие от вас, он об этом просто не думал...
   ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Отправляйтесь к нему на Святую Елену! Прекрасная мысль, вы потрясете всю Европу своей преданностью и станете общим кумиром.