Страница:
Он услышал сдавленный крик, затем слабый стон. С вала грянул ружейный залп, но Ивер метнулся в сторону и убежал.
Сбрасывая купца в ров, Ивер выхватил у него палку — бузинный сук. Сердцевина у него была выскоблена, и в образовавшееся отверстие Эспен спрятал письмо.
ИВЕР УБЕЖДАЕТСЯ В ПРОЖОРЛИВОСТИ КРЫС, А СВЕН ВСТРЕЧАЕТ СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ
ДВОРОВЫЙ ПЕС
Сбрасывая купца в ров, Ивер выхватил у него палку — бузинный сук. Сердцевина у него была выскоблена, и в образовавшееся отверстие Эспен спрятал письмо.
ИВЕР УБЕЖДАЕТСЯ В ПРОЖОРЛИВОСТИ КРЫС, А СВЕН ВСТРЕЧАЕТ СТАРЫХ ЗНАКОМЫХ
Неподалеку от Хёфдингсгорда стоял домишко, почти совсем скрытый холмами, обступившими его с трех сторон.
В этом домишке на чердаке, на высокой куче соломы, лежали двое. Одним из них был Там, — читатель, наверно, помнит его неудачную попытку выдать шведам Свена. Рядом с ним примостилась его жена-Головешка. Минувшей ночью ей удалось обмануть своих стражей и убежать из вордингборгской Гусиной башни.
Незадачливый Там уже некоторое время жил в этом домишке, после прихода шведов покинутом его обитателями. Он почел за благо обретаться на чердаке, во-первых, потому что на соломе было куда теплее спать, чем в комнате на глиняном полу, а во-вторых, потому что здесь надежней было спрятаться от людей, убрав стремянку и закрыв чердачный люк.
Головешка так глубоко зарылась в солому, что из нее торчала только ее голова. А Там прильнул к дыре, которую сам же проделал в соломенной крыше: отсюда он мог видеть каждого, кто прейдет до дороге мимо дома.
— Что же ты, муженек? — воскликнула Головешка, закончив свой рассказ о том, как ей хитростью удалось убежать из башенной тюрьмы. — Что же ты уставился на меня и молчишь? Ты должен бы радоваться, что я наконец вернулась к тебе!
— Да, да, конечно, — по обыкновению прошепелявил Там с выражением полного равнодушия на лице, — жаль только, что ты не прихватила с собой кусок хлеба: мне чертовски есть хочется.
— Бог знает, что ты мелешь! — насмешливо возразила ему жена. — До хлеба ли мне было, когда я только и думала, как бы выбраться из темницы и вернуться к моему дорогому муженьку! Нашел бы ты себе лучше какую-нибудь работу, вот и были бы у нас деньги на хлеб!
— Какой еще работы мне искать? — отвечал Там. — Я вот во льду прорубь здоровую пробил, поближе к берегу, а угрей как не бывало! Ну и подлая жизнь! — уныло добавил он. — Зачем я дал ввести себя в грех и согласился выдать Свена! Он как-никак кормил нас, да и сверх того кое-что перепадало!
— Греха большого тут нет, коль скоро ты мог заработать тридцать серебряных монет. Просто ты, как всегда, неловко взялся за дело. Да и что теперь из-за этого убиваться!
— Тсс-с, тише, сюда кто-то идет!
— Кто бы это? — с любопытством прошептала Головешка, высунувшись до пояса из соломы.
— Я их уже не вижу, они, должно, к самому дому подошли. Вот когда войдут в комнату, мы услышим весь их разговор. Только сама не шуми!
Между тем к дому подкатили небольшие сани, и двое приезжих принялись распрягать коня. Лицо первого было почти совсем скрыто широкой войлочной шляпой, отбрасывавшей тень на лоб и щеки. С могучих плеч свисала синяя полосатая накидка, из-под которой торчала длинная юбка. Другой был высокий мужчина в крестьянской одежде. Захоти мы повнимательней приглядеться к приезжим, лица их непременно показались бы нам знакомыми — это были Свен-Предводитель и Ивер, которые уже в новом облачении продолжали свое путешествие из Вордингборга в столицу.
Свен купил сани и женский костюм у маркитантки, торговавшей в расположении шведских войск пивом и медом.
— Медовую бочку нам лучше оставить на ночь в санях, — вполголоса проговорил Ивер. — А для другой я ужо присмотрел место.
— Где же это?
— А вон там, под соломой в хлеву.
Свен улыбнулся и, подоткнув юбку, помог Иверу отнести в хлев бочку, лежавшую сзади на санях.
— Добрый ночлег мы себе отыскали! — воскликнул Ивер, привязав лошадь в углу комнаты и вытряхнув перед ней мешок с кормом. — Я немного знаком с хозяевами этого дома. Когда здешний помещик уехал в Копенгаген, управляющий переселил их в имение, и с тех пор сюда, видно, не заглядывала ни одна душа.
— С чего ты взял, Ивер?
— Когда я распахнул дверь, по глиняному полу бегали крысы, а снег, который намело сквозь дымовую трубу, покрыл очаг ледяной коркой.
— Хорошо, что мы так скоро встретились, — сказал Свен. — А ты — глазастый, иглу в стоге сена и ту отыщешь.
— Твоя правда, — важно ответил Ивер, — господь наградил меня зоркими глазами, а цыгане научили меня ими пользоваться, когда я ребенком кочевал вместе с ними.
Он положил на стол большой холщовый мешок. Свен достал огниво и начал высекать огонь, чтобы зажечь лучину. Огонь долго не вспыхивал; когда же наконец блеснули искры, никак не удавалось зажечь лучину.
Ивер стоя следил за усилиями Свена, затем воскликнул с улыбкой:
— Эх, в этом деле я сноровистей тебя! Дай-ка мне огниво — увидишь, как это делается.
Свен протянул ему огниво. Ивер вынул из кармана еловую шишку, растер между пальцев несколько семенных коробочек и посыпал смолистым порошком кремень, на котором тотчас вспыхнуло яркое пламя.
— Этой хитрости я тоже научился от цыган, — сказал он со смехом, а сам тем временем зажег лучину и укрепил ее между плитами очага. — А не развести ли нам огонь, чтобы в доме потеплело?
— Только бы он не был виден с дороги, если кто пройдет мимо, — отвечал Свен, вынимая из мешка съестные припасы.
— Надо завесить окна. Вот моя куртка, можешь завесить ею одно окно, а я выйду во двор и нацежу из нашей бочки кувшинчик меду.
Весь этот разговор был слышен на чердаке, где примостились Там с Головешкой. Они растянулись на полу чердака, прильнув головами к неприколоченным доскам: сквозь многочисленные щели им было видно все, что происходило внизу.
— Слыхал? — прошептала Головешка, когда Ивер, шумно ступая, вышел из дома. — У них на санях бочка с медом!
— Да, а на столе роскошный ужин! — вздохнул Там. — Хоть бы кусочек заполучить!
Свен завесил оба узких окна: одно — курткой Ивера, другое — своей накидкой, а затем вышел из комнаты, желая самолично убедиться, что с дороги свет не виден. В тот же миг Головешка, привстав, отодвинула в сторону одну из чердачных досок.
— Что ты делаешь? — спросил Там. — Не забывай, моя дорогая Бодиль: если они нас обнаружат, я пропал.
— Не забудь и ты, что я должна позаботиться об ужине для нас с тобой — нищих и голодных странников!
— Позаботиться об ужине? — переспросил Там, не понимая, к чему она клонит.
Головешка вместо ответа выдернула из крыши длинный кровельный лежень, затем, растянувшись на полу чердака, просунула его в отверстие между досками и воткнула острием в хлеб.
— А вот и ужин! — удовлетворенно прошептала она, втащив на чердак краюху овсяного хлеба. — Что, мало?
Она снова просунула палку в отверстие между досками и на этот раз подцепила большой кусок говяжьей колбасы.
Онемев от удивления, Там наблюдал за ее проделками.
— Ах, Бодиль, Бодиль! — прошептал он, когда колбаса оказалась на чердаке. — Хватит! Нам с тобой не поздоровится, когда они вернутся и увидят, что ужин их куда-то исчез.
— Ничего ты не смыслишь в жизни, — зашептала в ответ Головешка. — Беднякам не приходится быть разборчивыми в средствах, и к тому же господь не каждый день посылает нам такое щедрое угощение. Ужин я уже раздобыла. Но что мы будем есть завтра?
С этими словами она так же ловко подцепила острием палки и переправила на чердак вторую краюху и головку сыра, затем снова просунула палку вниз для очередного улова, но тут за дверью послышались шаги. Головешка поспешно убрала палку и положила доску на прежнее место. В ту же секунду в комнату вошли Свен и Ивер.
Поставив на стол кувшин с медом, Ивер вскрикнул, обнаружив пропажу. На лице его отразилось глубокое изумление.
— Кто похитил наш роскошный ужин? — воскликнул он. — Ты только посмотри! На столе почти ничего не осталось. А ведь мы еще не притрагивались к еде!
Свен, разумеется, никак не мог ответить на этот вопрос. Друзья стали строить всякие предположения, чем немало потешили супругов, которые тем временем поедали свою добычу на чердаке.
— Не иначе, кто-то прокрался в комнату, пока мы были во дворе, — предположил Ивер.
— Разве он ушел бы незамеченным? — пожимая плечами, возразил Свен.
— И то верно. Впрочем, понял. Наш ужин украли крысы!
— Крысы? — повторил Свен. — Две краюхи хлеба, головку сыра и колбасу — не могли же они все это утащить!
— Но не могли же хлеб, сыр и колбаса сами сбежать со стола! Кто-то украл их у нас — не то крысы, не то домовой, но я стою за первых, потому что мне куда чаще случалось видеть крыс, чем домовых!
— Приятного им аппетита! — рассмеялся Свен. — Что ж, удовольствуемся тем, что осталось!
Ужин прошел в полном молчании. Когда же наконец Ивер вытер свой нож и засунул его за пояс, он воскликнул:
— Грех и позор нам, что мы сели за стол без молитвы, но надеюсь, господь не будет к нам чересчур строг — ведь идет война. А уж когда я улягусь спать на сене, я так или иначе его помяну. Расскажи мне теперь, что у тебя на уме: как ты думаешь доставить нашу бочку к месту назначения?
— Поедем дальше, как ехали до сих пор.
— Да, но только чем это кончится? Боюсь, нам все время будут досаждать, особенно когда пронюхают о нашей затее. Давно ли мы в пути, а уже трое узнали нашу тайну.
— Слышишь? — шепнула Головешка Таму. — У них какая-то тайна, хорошо бы нам ее выведать!
— Первый — капитан Мангеймер, с которым мы так славно потолковали в церкви. Он так старался заполучить наш клад, что, уж верно, не удовлетворится одной неудачной попыткой. Второй — ленсман Тюге Хёг, и третий — господь помилуй его душу — он там, где следовало бы быть и двум другим. Так ты какой дорогой думаешь ехать?
— Лесом мимо Юнгсховеда, — отвечал Свен, — там я назначил встречу двоим из наших людей. Затем мы поедем на запад до города Кёге и свернем чуть на север, а оттуда по льду в Копенгаген. На всем этом пути я расставил энгов: через каждые две мили нам будут приводить свежую лошадь, чтобы сани мчались быстрей. Мы должны добиться своего, Ивер, дружище, — добавил Свен, отложив в сторону нож и задумчиво уставившись в пустоту, — тому залогом моя жизнь и честь.
— Конечно, мы добьемся своего, зять мой дорогой, я ведь тоже кое-чего жду от успеха нашей затеи.
— Ты о чем?
— Видишь ли, есть у меня один замысел. Только ты носишь свой в голове, а я — в сердце.
— Вот как! — воскликнул Свен. — Видно, ты что-то новое задумал!
— Да нет, дело-то, в общем, давнее, — отвечал Ивер шутливым тоном. — С тех самых пор, как с меня сняли бесчестье, все помыслы мои об одной девушке, что живет у Хольмегорских болот. Ты улыбаешься, Свен! Да, мысли мои стелются к земле, словно ласточки в ненастье! Но как только я стану стоящим человеком, я заявлюсь к фогту, ее отцу, и попрошу отдать за меня Ингер. Если мы благополучно доставим королю деньги, ты возьмешь свою долю почестей, и это будет лучшая доля, потому что ты ведь всему нашему делу глава. Но вдруг сам король или его вельможи спросят нас, какой награды мы хотим? Королева сделала меня своим воином, а король, может статься, произведет меня в вахмистры. Тогда я пойду домой в роскошном мундире и заявлюсь женихом к отцу моей Ингер.
Когда Свен-Предводитель и Ивер на другое утро покинули хижину, над темным лесом, тянувшимся вдоль побережья, еще только вставало солнце. Небо казалось ясным, безоблачным, над полями с криком носились вороны. Впереди на санях сидел Свен в женском платье, низко надвинув на лоб войлочную шляпу. Ивер расположился на мешке с овсом, которым прикрыл стоявшую позади бочку. Издалека доносился приглушенный звон — это колокола церквей в Ставербю и Аллерслёве возвещали восход солнца.
Из слухового окна на чердаке выглянул человек с бледным, испитым лицом и долго смотрел вслед маленьким саням. Это был Там. Проснувшись, он немало изумился тому, что оказался на чердаке в полном одиночестве. Головешка ночью незаметно покинула его, не сказав, зачем и куда ушла. Маленькая стремянка, которую он накануне вечером втащил за собой на чердак, лежала на снегу под слуховым окном, не оставляя никаких сомнений в том, каким путем выбралась из дома его жена.
Свен поехал по дороге, идущей вдоль извилистого ручья, который вытекал из озера у Леккинде, — друзья надеялись, что его высокие склоны укроют их от глаз шведских патрулей.
— Смотри, как выплывает из-за леса солнце, — сказал Ивер, — это предвещает нам хороший день.
— Да, может, оно и так, — отозвался Свен, — но взгляни-ка лучше вон туда: как выплывают из ложбины шведские всадники. Что-то предвещают нам они?
— Бумага у нас в порядке, — прошептал Ивер в ответ, косясь в сторону ложбины и стараясь при этом не поворачивать головы.
Послышался лошадиный топот — четыре всадника во весь опор скакали к саням. Ивер снял шапку и поклонился, а Свен все так же неподвижно сидел с вожжами в руках, ссутулившись и словно оцепенев от свирепого утреннего холода.
— Что везете в санях? — спросил шведский капрал.
— Немного меду да еще настойку багульника! — отвечал Ивер.
— Бог с ним, с багульником! Дайте отведать меду! — приказал капрал.
Ивер налил ему кружку, и швед стал пить.
— Черт вас побери, негодяи! — крикнул он, осушив кружку. — Мед ваш наполовину замерз, да к тому же изрядно разбавлен водой! А есть у вас разрешение на торговлю с военными?
— Известно, есть! — отвечал Ивер, вынимая бумагу.
Бегло взглянув на засаленный клочок бумаги, капрал возвратил его Иверу.
— Бумага у вас в порядке, — сказал он. — Куда держите путь?
— В Юнгсховед.
— Вот это кстати! Я к обеду буду там, так что уж не забудьте стребовать с меня плату за мед! Что ж, ступайте с миром.
С этими словами всадники поскакали дальше.
— По-моему, они посмеялись над нами, — сказал Ивер, когда сани отъехали на такое расстояние, что шведы уже не могли расслышать его слов.
— Пусть их забавляются, эти бравые вояки, только бы не трогали нашу поклажу, — отвечал Свен. — Но радоваться еще рано: по дороге в Юнгсховед мы, верно, еще не раз столкнемся с их приятелями.
Предположение Свена не замедлило подтвердиться — вскоре снова послышался конский топот. Приподнявшись на санях, Ивер увидел, как из-за холма показался отряд всадников. Едва завидев маленькую повозку, шведы тотчас поскакали к ней. Свен пустил лошадь шагом, Ивер нагнулся к нему и зашептал:
— На этот раз дело плохо. Я знаю эти мундиры. Они принадлежат драгунам графа Ферсена. Тем самым, которых мы тогда раздели и связали в лесной хижине в Гьердерёде.
— Тише, — отвечал ему Свен, — я и сам вижу. Может, они всего лишь зарятся на даровой мед, как те, первые.
Драгуны кольцом окружили сани и приказали Свену остановиться. Командир обратился к седокам с тем же вопросом, что они услышали в первый раз, и Ивер снова ответил, как тогда.
— Есть ли у вас разрешение шведских властей на торговлю медом?
— Да, ваша милость! — отвечал Ивер, протягивая вахмистру бумагу.
— Кто из вас хозяин трактира? — продолжал допрашивать вахмистр.
— А вон тетка моя, — отвечал Ивер, — да только она стара и мучается зубной болью, и оттого ей трудно говорить, вот она и попросила меня ее сопровождать.
— Можете следовать своим путем, — сказал вахмистр, отъезжая от саней.
— А ну, обожди-ка! — воскликнул его спутник, неожиданно наклонившись к саням и концом палаша приподнимая войлочную шляпу Свена.
У драгунов вырвался крик изумления, когда из-под шляпы показалось смуглое бородатое лицо. Они мигом выхватили пистолеты из кобуры.
— Чтоб тебя черти взяли! — с издевательским смехом воскликнул капрал. — Сидишь, словно в рот воды набрал, и не признаешь старых знакомцев. А ну, взгляни на меня и скажи — вспомнил ты меня или нет?
Свен с первого взгляда узнал капрала, чей мундир он надел на себя во время своей встречи с полковником Спарре. Он тут же понял, что пытаться бежать бесполезно: драгуны окружили его со всех сторон, и восемь пистолетных дул угрожающе целились ему в грудь. Ивер вздрогнул, побледнел и впился своими маленькими глазками в Свена.
Свен сошел с саней и сбросил с себя накидку.
— Капрал! — воскликнул он. — Ты не ошибся! Я — Свен, Предводитель энгов!
Возгласы изумления, вырвавшиеся у драгунов после этих слов, услышал разве что один Ивер, — он гордо вскинул голову и оглядел присутствующих с неописуемой важностью и самодовольством, поняв, что Свен уже решил, как действовать дальше.
Тот продолжал:
— Я — ваш пленник, и сегодня вы заработали свои тридцать сребреников.
— Они придутся весьма кстати, — весело сказал капрал, — я пропью их за твое здоровье!
— Вы можете оказать мне более важную услугу, — сказал Свен. — Когда вы приведете меня в Юнгсховед, меня там повесят, а дома у меня остались жена и малый ребенок. Позвольте мне послать им прощальный привет с этим вот моим спутником.
— Спутник твой пойдет с нами.
— Да что уж там, этот бедный крестьянин ничего дурного не замышлял и пособником моим не был, полковник все равно его отпустит.
— Может, и так, — согласился капрал, который, судя по всему, не узнал Ивера. — Что ж, скажи ему несколько слов, да только поживей!
Свен наклонился к Иверу и прошептал:
— Скорей начинай рыдать!
Ивер немедленно повиновался и оглушительно зарыдал.
— Видишь вон ту прорубь в реке? Как только мы поравняемся с ней, перережешь ремень на бочке и столкнешь ее с саней так, чтобы она покатилась по склону. Громче реви!
Ивер пронзительно и визгливо завыл.
— Под тяжестью бочки треснет лед, — продолжал Свен, — и наше сокровище будет надежно укрыто. Только запомни все приметы того места, где затонет бочка.
— Что, скоро ты там? — закричал капрал.
— Еще минуту! — крикнул в ответ Свен и шепотом добавил: — Все понял?
— Я потерял свой нож.
— Так сделай вид, будто обнимаешь меня, и вытащи мой из-за пояса.
Ивер повиновался и с ловкостью истинного бродяги-цыгана сунул нож в рукав своей куртки. Свен в окружении драгунов вернулся к саням. Капрал обернулся к нему:
— Раз тебе так нравится кататься на санях, полезай назад на свое место и настегивай свою клячу, чтобы мы поскорей добрались до замка.
Свен взглянул на Ивера, тот ответил ему условным знаком, быстро подмигнув одним глазом. Затем Свен взял поводья и хлестнул лошадь. Драгуны окружили сани с трех сторон. С четвертой, не охраняемой стороны тянулся крутой склон, под которым петляла река.
Ивер снова занял свое место на задке саней. Он притворился, будто хочет укрыть ноги попоной, и при этом незаметно перерезал на бочке кожаный ремень, так что с этой минуты она держалась на санях только собственным весом. Когда они поравнялись с прорубью, Свен, направив лошадь к самому краю склона, хлестнул ее кнутом. Лошадь дернулась. Ивер вскрикнул и повалился в снег, одновременно сильным толчком сбросив бочку с саней. Бочка покатилась по склону сначала медленно, затем все быстрей и быстрей и вскоре скрылась в реке в той самой проруби, которую пробил во льду незадачливый Там в надежде наловить угрей.
Все это произошло так неожиданно и естественно, что никто из драгунов не заподозрил хитрости. Когда Ивер выпал из саней, все смотрели только на него и совсем позабыли про бочку. Шведы решили, что он хочет бежать, и схватились за пистолеты. Но Ивер остался лежать на снегу и жалобно стонал. Поднявшись наконец на ноги, он воскликнул!
— Слава богу, мы потеряли только багульник, зато у нас остался мед!
Капрал громко расхохотался и ответил:
— Я так полагаю, что тебе не видать ни того, ни другого как своих ушей, приятель! Что багульник, что мед — польза для тебя одна! А теперь живо поднимайся и смотри больше не падай с повозки, а не то я велю привязать тебя к саням!
Ивер и Свен многозначительно переглянулись.
— Три камня, — пробормотал Свен.
— Пень на другом берегу, — прошептал Ивер.
Таковы были приметы места, где бочка скатилась в реку.
В этом домишке на чердаке, на высокой куче соломы, лежали двое. Одним из них был Там, — читатель, наверно, помнит его неудачную попытку выдать шведам Свена. Рядом с ним примостилась его жена-Головешка. Минувшей ночью ей удалось обмануть своих стражей и убежать из вордингборгской Гусиной башни.
Незадачливый Там уже некоторое время жил в этом домишке, после прихода шведов покинутом его обитателями. Он почел за благо обретаться на чердаке, во-первых, потому что на соломе было куда теплее спать, чем в комнате на глиняном полу, а во-вторых, потому что здесь надежней было спрятаться от людей, убрав стремянку и закрыв чердачный люк.
Головешка так глубоко зарылась в солому, что из нее торчала только ее голова. А Там прильнул к дыре, которую сам же проделал в соломенной крыше: отсюда он мог видеть каждого, кто прейдет до дороге мимо дома.
— Что же ты, муженек? — воскликнула Головешка, закончив свой рассказ о том, как ей хитростью удалось убежать из башенной тюрьмы. — Что же ты уставился на меня и молчишь? Ты должен бы радоваться, что я наконец вернулась к тебе!
— Да, да, конечно, — по обыкновению прошепелявил Там с выражением полного равнодушия на лице, — жаль только, что ты не прихватила с собой кусок хлеба: мне чертовски есть хочется.
— Бог знает, что ты мелешь! — насмешливо возразила ему жена. — До хлеба ли мне было, когда я только и думала, как бы выбраться из темницы и вернуться к моему дорогому муженьку! Нашел бы ты себе лучше какую-нибудь работу, вот и были бы у нас деньги на хлеб!
— Какой еще работы мне искать? — отвечал Там. — Я вот во льду прорубь здоровую пробил, поближе к берегу, а угрей как не бывало! Ну и подлая жизнь! — уныло добавил он. — Зачем я дал ввести себя в грех и согласился выдать Свена! Он как-никак кормил нас, да и сверх того кое-что перепадало!
— Греха большого тут нет, коль скоро ты мог заработать тридцать серебряных монет. Просто ты, как всегда, неловко взялся за дело. Да и что теперь из-за этого убиваться!
— Тсс-с, тише, сюда кто-то идет!
— Кто бы это? — с любопытством прошептала Головешка, высунувшись до пояса из соломы.
— Я их уже не вижу, они, должно, к самому дому подошли. Вот когда войдут в комнату, мы услышим весь их разговор. Только сама не шуми!
Между тем к дому подкатили небольшие сани, и двое приезжих принялись распрягать коня. Лицо первого было почти совсем скрыто широкой войлочной шляпой, отбрасывавшей тень на лоб и щеки. С могучих плеч свисала синяя полосатая накидка, из-под которой торчала длинная юбка. Другой был высокий мужчина в крестьянской одежде. Захоти мы повнимательней приглядеться к приезжим, лица их непременно показались бы нам знакомыми — это были Свен-Предводитель и Ивер, которые уже в новом облачении продолжали свое путешествие из Вордингборга в столицу.
Свен купил сани и женский костюм у маркитантки, торговавшей в расположении шведских войск пивом и медом.
— Медовую бочку нам лучше оставить на ночь в санях, — вполголоса проговорил Ивер. — А для другой я ужо присмотрел место.
— Где же это?
— А вон там, под соломой в хлеву.
Свен улыбнулся и, подоткнув юбку, помог Иверу отнести в хлев бочку, лежавшую сзади на санях.
— Добрый ночлег мы себе отыскали! — воскликнул Ивер, привязав лошадь в углу комнаты и вытряхнув перед ней мешок с кормом. — Я немного знаком с хозяевами этого дома. Когда здешний помещик уехал в Копенгаген, управляющий переселил их в имение, и с тех пор сюда, видно, не заглядывала ни одна душа.
— С чего ты взял, Ивер?
— Когда я распахнул дверь, по глиняному полу бегали крысы, а снег, который намело сквозь дымовую трубу, покрыл очаг ледяной коркой.
— Хорошо, что мы так скоро встретились, — сказал Свен. — А ты — глазастый, иглу в стоге сена и ту отыщешь.
— Твоя правда, — важно ответил Ивер, — господь наградил меня зоркими глазами, а цыгане научили меня ими пользоваться, когда я ребенком кочевал вместе с ними.
Он положил на стол большой холщовый мешок. Свен достал огниво и начал высекать огонь, чтобы зажечь лучину. Огонь долго не вспыхивал; когда же наконец блеснули искры, никак не удавалось зажечь лучину.
Ивер стоя следил за усилиями Свена, затем воскликнул с улыбкой:
— Эх, в этом деле я сноровистей тебя! Дай-ка мне огниво — увидишь, как это делается.
Свен протянул ему огниво. Ивер вынул из кармана еловую шишку, растер между пальцев несколько семенных коробочек и посыпал смолистым порошком кремень, на котором тотчас вспыхнуло яркое пламя.
— Этой хитрости я тоже научился от цыган, — сказал он со смехом, а сам тем временем зажег лучину и укрепил ее между плитами очага. — А не развести ли нам огонь, чтобы в доме потеплело?
— Только бы он не был виден с дороги, если кто пройдет мимо, — отвечал Свен, вынимая из мешка съестные припасы.
— Надо завесить окна. Вот моя куртка, можешь завесить ею одно окно, а я выйду во двор и нацежу из нашей бочки кувшинчик меду.
Весь этот разговор был слышен на чердаке, где примостились Там с Головешкой. Они растянулись на полу чердака, прильнув головами к неприколоченным доскам: сквозь многочисленные щели им было видно все, что происходило внизу.
— Слыхал? — прошептала Головешка, когда Ивер, шумно ступая, вышел из дома. — У них на санях бочка с медом!
— Да, а на столе роскошный ужин! — вздохнул Там. — Хоть бы кусочек заполучить!
Свен завесил оба узких окна: одно — курткой Ивера, другое — своей накидкой, а затем вышел из комнаты, желая самолично убедиться, что с дороги свет не виден. В тот же миг Головешка, привстав, отодвинула в сторону одну из чердачных досок.
— Что ты делаешь? — спросил Там. — Не забывай, моя дорогая Бодиль: если они нас обнаружат, я пропал.
— Не забудь и ты, что я должна позаботиться об ужине для нас с тобой — нищих и голодных странников!
— Позаботиться об ужине? — переспросил Там, не понимая, к чему она клонит.
Головешка вместо ответа выдернула из крыши длинный кровельный лежень, затем, растянувшись на полу чердака, просунула его в отверстие между досками и воткнула острием в хлеб.
— А вот и ужин! — удовлетворенно прошептала она, втащив на чердак краюху овсяного хлеба. — Что, мало?
Она снова просунула палку в отверстие между досками и на этот раз подцепила большой кусок говяжьей колбасы.
Онемев от удивления, Там наблюдал за ее проделками.
— Ах, Бодиль, Бодиль! — прошептал он, когда колбаса оказалась на чердаке. — Хватит! Нам с тобой не поздоровится, когда они вернутся и увидят, что ужин их куда-то исчез.
— Ничего ты не смыслишь в жизни, — зашептала в ответ Головешка. — Беднякам не приходится быть разборчивыми в средствах, и к тому же господь не каждый день посылает нам такое щедрое угощение. Ужин я уже раздобыла. Но что мы будем есть завтра?
С этими словами она так же ловко подцепила острием палки и переправила на чердак вторую краюху и головку сыра, затем снова просунула палку вниз для очередного улова, но тут за дверью послышались шаги. Головешка поспешно убрала палку и положила доску на прежнее место. В ту же секунду в комнату вошли Свен и Ивер.
Поставив на стол кувшин с медом, Ивер вскрикнул, обнаружив пропажу. На лице его отразилось глубокое изумление.
— Кто похитил наш роскошный ужин? — воскликнул он. — Ты только посмотри! На столе почти ничего не осталось. А ведь мы еще не притрагивались к еде!
Свен, разумеется, никак не мог ответить на этот вопрос. Друзья стали строить всякие предположения, чем немало потешили супругов, которые тем временем поедали свою добычу на чердаке.
— Не иначе, кто-то прокрался в комнату, пока мы были во дворе, — предположил Ивер.
— Разве он ушел бы незамеченным? — пожимая плечами, возразил Свен.
— И то верно. Впрочем, понял. Наш ужин украли крысы!
— Крысы? — повторил Свен. — Две краюхи хлеба, головку сыра и колбасу — не могли же они все это утащить!
— Но не могли же хлеб, сыр и колбаса сами сбежать со стола! Кто-то украл их у нас — не то крысы, не то домовой, но я стою за первых, потому что мне куда чаще случалось видеть крыс, чем домовых!
— Приятного им аппетита! — рассмеялся Свен. — Что ж, удовольствуемся тем, что осталось!
Ужин прошел в полном молчании. Когда же наконец Ивер вытер свой нож и засунул его за пояс, он воскликнул:
— Грех и позор нам, что мы сели за стол без молитвы, но надеюсь, господь не будет к нам чересчур строг — ведь идет война. А уж когда я улягусь спать на сене, я так или иначе его помяну. Расскажи мне теперь, что у тебя на уме: как ты думаешь доставить нашу бочку к месту назначения?
— Поедем дальше, как ехали до сих пор.
— Да, но только чем это кончится? Боюсь, нам все время будут досаждать, особенно когда пронюхают о нашей затее. Давно ли мы в пути, а уже трое узнали нашу тайну.
— Слышишь? — шепнула Головешка Таму. — У них какая-то тайна, хорошо бы нам ее выведать!
— Первый — капитан Мангеймер, с которым мы так славно потолковали в церкви. Он так старался заполучить наш клад, что, уж верно, не удовлетворится одной неудачной попыткой. Второй — ленсман Тюге Хёг, и третий — господь помилуй его душу — он там, где следовало бы быть и двум другим. Так ты какой дорогой думаешь ехать?
— Лесом мимо Юнгсховеда, — отвечал Свен, — там я назначил встречу двоим из наших людей. Затем мы поедем на запад до города Кёге и свернем чуть на север, а оттуда по льду в Копенгаген. На всем этом пути я расставил энгов: через каждые две мили нам будут приводить свежую лошадь, чтобы сани мчались быстрей. Мы должны добиться своего, Ивер, дружище, — добавил Свен, отложив в сторону нож и задумчиво уставившись в пустоту, — тому залогом моя жизнь и честь.
— Конечно, мы добьемся своего, зять мой дорогой, я ведь тоже кое-чего жду от успеха нашей затеи.
— Ты о чем?
— Видишь ли, есть у меня один замысел. Только ты носишь свой в голове, а я — в сердце.
— Вот как! — воскликнул Свен. — Видно, ты что-то новое задумал!
— Да нет, дело-то, в общем, давнее, — отвечал Ивер шутливым тоном. — С тех самых пор, как с меня сняли бесчестье, все помыслы мои об одной девушке, что живет у Хольмегорских болот. Ты улыбаешься, Свен! Да, мысли мои стелются к земле, словно ласточки в ненастье! Но как только я стану стоящим человеком, я заявлюсь к фогту, ее отцу, и попрошу отдать за меня Ингер. Если мы благополучно доставим королю деньги, ты возьмешь свою долю почестей, и это будет лучшая доля, потому что ты ведь всему нашему делу глава. Но вдруг сам король или его вельможи спросят нас, какой награды мы хотим? Королева сделала меня своим воином, а король, может статься, произведет меня в вахмистры. Тогда я пойду домой в роскошном мундире и заявлюсь женихом к отцу моей Ингер.
Когда Свен-Предводитель и Ивер на другое утро покинули хижину, над темным лесом, тянувшимся вдоль побережья, еще только вставало солнце. Небо казалось ясным, безоблачным, над полями с криком носились вороны. Впереди на санях сидел Свен в женском платье, низко надвинув на лоб войлочную шляпу. Ивер расположился на мешке с овсом, которым прикрыл стоявшую позади бочку. Издалека доносился приглушенный звон — это колокола церквей в Ставербю и Аллерслёве возвещали восход солнца.
Из слухового окна на чердаке выглянул человек с бледным, испитым лицом и долго смотрел вслед маленьким саням. Это был Там. Проснувшись, он немало изумился тому, что оказался на чердаке в полном одиночестве. Головешка ночью незаметно покинула его, не сказав, зачем и куда ушла. Маленькая стремянка, которую он накануне вечером втащил за собой на чердак, лежала на снегу под слуховым окном, не оставляя никаких сомнений в том, каким путем выбралась из дома его жена.
Свен поехал по дороге, идущей вдоль извилистого ручья, который вытекал из озера у Леккинде, — друзья надеялись, что его высокие склоны укроют их от глаз шведских патрулей.
— Смотри, как выплывает из-за леса солнце, — сказал Ивер, — это предвещает нам хороший день.
— Да, может, оно и так, — отозвался Свен, — но взгляни-ка лучше вон туда: как выплывают из ложбины шведские всадники. Что-то предвещают нам они?
— Бумага у нас в порядке, — прошептал Ивер в ответ, косясь в сторону ложбины и стараясь при этом не поворачивать головы.
Послышался лошадиный топот — четыре всадника во весь опор скакали к саням. Ивер снял шапку и поклонился, а Свен все так же неподвижно сидел с вожжами в руках, ссутулившись и словно оцепенев от свирепого утреннего холода.
— Что везете в санях? — спросил шведский капрал.
— Немного меду да еще настойку багульника! — отвечал Ивер.
— Бог с ним, с багульником! Дайте отведать меду! — приказал капрал.
Ивер налил ему кружку, и швед стал пить.
— Черт вас побери, негодяи! — крикнул он, осушив кружку. — Мед ваш наполовину замерз, да к тому же изрядно разбавлен водой! А есть у вас разрешение на торговлю с военными?
— Известно, есть! — отвечал Ивер, вынимая бумагу.
Бегло взглянув на засаленный клочок бумаги, капрал возвратил его Иверу.
— Бумага у вас в порядке, — сказал он. — Куда держите путь?
— В Юнгсховед.
— Вот это кстати! Я к обеду буду там, так что уж не забудьте стребовать с меня плату за мед! Что ж, ступайте с миром.
С этими словами всадники поскакали дальше.
— По-моему, они посмеялись над нами, — сказал Ивер, когда сани отъехали на такое расстояние, что шведы уже не могли расслышать его слов.
— Пусть их забавляются, эти бравые вояки, только бы не трогали нашу поклажу, — отвечал Свен. — Но радоваться еще рано: по дороге в Юнгсховед мы, верно, еще не раз столкнемся с их приятелями.
Предположение Свена не замедлило подтвердиться — вскоре снова послышался конский топот. Приподнявшись на санях, Ивер увидел, как из-за холма показался отряд всадников. Едва завидев маленькую повозку, шведы тотчас поскакали к ней. Свен пустил лошадь шагом, Ивер нагнулся к нему и зашептал:
— На этот раз дело плохо. Я знаю эти мундиры. Они принадлежат драгунам графа Ферсена. Тем самым, которых мы тогда раздели и связали в лесной хижине в Гьердерёде.
— Тише, — отвечал ему Свен, — я и сам вижу. Может, они всего лишь зарятся на даровой мед, как те, первые.
Драгуны кольцом окружили сани и приказали Свену остановиться. Командир обратился к седокам с тем же вопросом, что они услышали в первый раз, и Ивер снова ответил, как тогда.
— Есть ли у вас разрешение шведских властей на торговлю медом?
— Да, ваша милость! — отвечал Ивер, протягивая вахмистру бумагу.
— Кто из вас хозяин трактира? — продолжал допрашивать вахмистр.
— А вон тетка моя, — отвечал Ивер, — да только она стара и мучается зубной болью, и оттого ей трудно говорить, вот она и попросила меня ее сопровождать.
— Можете следовать своим путем, — сказал вахмистр, отъезжая от саней.
— А ну, обожди-ка! — воскликнул его спутник, неожиданно наклонившись к саням и концом палаша приподнимая войлочную шляпу Свена.
У драгунов вырвался крик изумления, когда из-под шляпы показалось смуглое бородатое лицо. Они мигом выхватили пистолеты из кобуры.
— Чтоб тебя черти взяли! — с издевательским смехом воскликнул капрал. — Сидишь, словно в рот воды набрал, и не признаешь старых знакомцев. А ну, взгляни на меня и скажи — вспомнил ты меня или нет?
Свен с первого взгляда узнал капрала, чей мундир он надел на себя во время своей встречи с полковником Спарре. Он тут же понял, что пытаться бежать бесполезно: драгуны окружили его со всех сторон, и восемь пистолетных дул угрожающе целились ему в грудь. Ивер вздрогнул, побледнел и впился своими маленькими глазками в Свена.
Свен сошел с саней и сбросил с себя накидку.
— Капрал! — воскликнул он. — Ты не ошибся! Я — Свен, Предводитель энгов!
Возгласы изумления, вырвавшиеся у драгунов после этих слов, услышал разве что один Ивер, — он гордо вскинул голову и оглядел присутствующих с неописуемой важностью и самодовольством, поняв, что Свен уже решил, как действовать дальше.
Тот продолжал:
— Я — ваш пленник, и сегодня вы заработали свои тридцать сребреников.
— Они придутся весьма кстати, — весело сказал капрал, — я пропью их за твое здоровье!
— Вы можете оказать мне более важную услугу, — сказал Свен. — Когда вы приведете меня в Юнгсховед, меня там повесят, а дома у меня остались жена и малый ребенок. Позвольте мне послать им прощальный привет с этим вот моим спутником.
— Спутник твой пойдет с нами.
— Да что уж там, этот бедный крестьянин ничего дурного не замышлял и пособником моим не был, полковник все равно его отпустит.
— Может, и так, — согласился капрал, который, судя по всему, не узнал Ивера. — Что ж, скажи ему несколько слов, да только поживей!
Свен наклонился к Иверу и прошептал:
— Скорей начинай рыдать!
Ивер немедленно повиновался и оглушительно зарыдал.
— Видишь вон ту прорубь в реке? Как только мы поравняемся с ней, перережешь ремень на бочке и столкнешь ее с саней так, чтобы она покатилась по склону. Громче реви!
Ивер пронзительно и визгливо завыл.
— Под тяжестью бочки треснет лед, — продолжал Свен, — и наше сокровище будет надежно укрыто. Только запомни все приметы того места, где затонет бочка.
— Что, скоро ты там? — закричал капрал.
— Еще минуту! — крикнул в ответ Свен и шепотом добавил: — Все понял?
— Я потерял свой нож.
— Так сделай вид, будто обнимаешь меня, и вытащи мой из-за пояса.
Ивер повиновался и с ловкостью истинного бродяги-цыгана сунул нож в рукав своей куртки. Свен в окружении драгунов вернулся к саням. Капрал обернулся к нему:
— Раз тебе так нравится кататься на санях, полезай назад на свое место и настегивай свою клячу, чтобы мы поскорей добрались до замка.
Свен взглянул на Ивера, тот ответил ему условным знаком, быстро подмигнув одним глазом. Затем Свен взял поводья и хлестнул лошадь. Драгуны окружили сани с трех сторон. С четвертой, не охраняемой стороны тянулся крутой склон, под которым петляла река.
Ивер снова занял свое место на задке саней. Он притворился, будто хочет укрыть ноги попоной, и при этом незаметно перерезал на бочке кожаный ремень, так что с этой минуты она держалась на санях только собственным весом. Когда они поравнялись с прорубью, Свен, направив лошадь к самому краю склона, хлестнул ее кнутом. Лошадь дернулась. Ивер вскрикнул и повалился в снег, одновременно сильным толчком сбросив бочку с саней. Бочка покатилась по склону сначала медленно, затем все быстрей и быстрей и вскоре скрылась в реке в той самой проруби, которую пробил во льду незадачливый Там в надежде наловить угрей.
Все это произошло так неожиданно и естественно, что никто из драгунов не заподозрил хитрости. Когда Ивер выпал из саней, все смотрели только на него и совсем позабыли про бочку. Шведы решили, что он хочет бежать, и схватились за пистолеты. Но Ивер остался лежать на снегу и жалобно стонал. Поднявшись наконец на ноги, он воскликнул!
— Слава богу, мы потеряли только багульник, зато у нас остался мед!
Капрал громко расхохотался и ответил:
— Я так полагаю, что тебе не видать ни того, ни другого как своих ушей, приятель! Что багульник, что мед — польза для тебя одна! А теперь живо поднимайся и смотри больше не падай с повозки, а не то я велю привязать тебя к саням!
Ивер и Свен многозначительно переглянулись.
— Три камня, — пробормотал Свен.
— Пень на другом берегу, — прошептал Ивер.
Таковы были приметы места, где бочка скатилась в реку.
ДВОРОВЫЙ ПЕС
За то время, что Свен провел в Вордингборге, численность шведских войск вокруг Юнгсховеда заметно возросла. Во всех ближних поселках расположились на постой солдаты, а по окрестностям без конца рыскали патрули в поисках продовольствия и в особенности корма для лошадей — армия уже начала ощущать в нем заметный недостаток.
Вот почему, еще даже не добравшись до леса, драгуны повстречали собственный конный разъезд. Капрал рассказал вновь прибывшим, какой улов выпал на его долю, и тогда они присоединились к драгунам, так что к замку уже двинулся крупный отряд шведов. В центре этой процессии восседал на санях Свен в своем женском наряде, и к нему наперебой обращались любопытные взгляды, хотя, казалось, он их не замечал. Лицо его выражало глубокую озабоченность, но также хладнокровие и решимость. Сидя на передке саней, он то и дело откидывался назад и что-то шептал Иверу, и тот всякий раз отвечал ему еле заметным кивком.
Когда драгуны, миновав Эрремандсгордский лес, ступили на подъемный мост, откуда им уже открылся вид на весь замок, капрал выехал вперед.
— Сыграй нам что-нибудь! — крикнул он одному из трубачей. — Пусть знают, что мы здесь!
Пронзительные звуки трубы разбудили в лесу гулкое эхо. На валах показались шведские солдаты. Имя Свена передавалось из уст в уста, и солдаты приветствовали его издевательскими криками: «Добро пожаловать!» Капрал поглаживал усы и кланялся направо и налево, принимая бесчисленные поздравления товарищей. Среди всей этой суматохи Свен въехал в главные ворота замка.
Только когда сани остановились и драгуны принялись отгонять напиравший отовсюду народ, капрал, к своему ужасу, обнаружил, что одного из пленников нет как нет. Ивер бесследно исчез, и никто не заметил, когда это произошло.
Сани остановились посреди двора, и драгуны тут же обступили их плотным кольцом. Капрал сошел с коня и поспешил в замок, чтобы доложить о своей удаче полковнику Спарре.
Между тем толпа вокруг Свена с каждым мгновением росла. Слишком много было толков о его подвигах, слишком велик был страх, который он внушал врагам, чтобы шведы не радовались теперь его унижению. К тому же наряд Свена давал дополнительный повод для всевозможных насмешек, которые толпа встречала с неизменным восторгом.
Свена, казалось, эти оскорбления не задевали. Он все так же недвижимо сидел в санях, закутавшись в синюю накидку: его равнодушный взгляд был обращен куда-то вдаль.
В толпе больше всех усердствовал какой-то молодой трубач, изощрявшийся в плоских шутках, и все его выходки встречались громким одобрительным хохотом. Хладнокровие и невозмутимость Свена раздражали его; стремясь еще больше насмешить окружающих, он сорвал с головы пленника войлочную шляпу. Эта оскорбительная выходка как бы заставила Свена очнуться, и, окинув толпу презрительным взглядом, он воскликнул:
— Оставь меня в покое! Ты сейчас куражишься надо мной, потому что вокруг тебя твои приятели. Но, доведись нам повстречаться с глазу на глаз, где одно лишь солнце соперничает с ветром, ты небось был бы рад юркнуть в любую дыру, только бы спрятаться от меня!
— Больно надо мне прятаться! — злобно отвечал трубач, рассерженный тем, что Свен его раскусил. — А дыру я постарался бы пробить в твоей шкуре, чтобы солнцу и ветру было куда заглянуть!
С этими словами он выхватил саблю и угрожающе замахнулся ею. Пленник в это время стоял рядом с санями. Молниеносным движением Свен перебросил накидку на левую руку и ею встретил удар, затем, подскочив к трубачу, вырвал у него из рук саблю, а его самого отшвырнул в толпу.
Незадачливый трубач еще не успел подняться на ноги, как Свен подошел к старому, седому вахмистру, с лицом, сплошь усеянным шрамами, который спокойно и невозмутимо стоял в толпе, покуривая трубку.
— Господин вахмистр! — сказал ему Свен. — Возьмите саблю этого молокососа и, если не сочтете за труд, разъясните ему, что только трусы насмехаются над беззащитным пленником!
— Разрази меня гром, если я позволю ему еще раскрыть рот! — отвечал старик, пряча трубку в карман камзола, и быстрым шагом направился к кучке солдат, окруживших трубача.
Тут на лестнице показался Спарре; его сопровождал капрал. Круг раздался, и полковник подошел к Свену. Внимательно оглядев его, он воскликнул:
— Значит, мы снова встретились, Свен-Предводитель!
— Да, ваша милость, — отвечал Свен. — Но только на этот раз против моей воли.
— Капрал, вели своим людям спешиться! — приказал полковник. — Пленного обыскать, и пусть двое стерегут его здесь во дворе, пока вернется генерал Вавасур!
Капрал отдал честь и отвел Свена в подвал.
В Юнгсховеде теперь собралось столько солдат, что для новых уже не было места. Задумав осадить столицу, Карл Густав продолжал стягивать свои силы в Зеландию, чтобы иметь под рукой подкрепление. Пришлось строить на заднем дворе Юнгсховеда, выходившем к лесу, временные бараки. Строения эти, такие низкие, что взрослый человек не мог бы выпрямиться в них во весь рост, сооружались из ветвей и соломы и тянулись длинными рядами.
Вот почему, еще даже не добравшись до леса, драгуны повстречали собственный конный разъезд. Капрал рассказал вновь прибывшим, какой улов выпал на его долю, и тогда они присоединились к драгунам, так что к замку уже двинулся крупный отряд шведов. В центре этой процессии восседал на санях Свен в своем женском наряде, и к нему наперебой обращались любопытные взгляды, хотя, казалось, он их не замечал. Лицо его выражало глубокую озабоченность, но также хладнокровие и решимость. Сидя на передке саней, он то и дело откидывался назад и что-то шептал Иверу, и тот всякий раз отвечал ему еле заметным кивком.
Когда драгуны, миновав Эрремандсгордский лес, ступили на подъемный мост, откуда им уже открылся вид на весь замок, капрал выехал вперед.
— Сыграй нам что-нибудь! — крикнул он одному из трубачей. — Пусть знают, что мы здесь!
Пронзительные звуки трубы разбудили в лесу гулкое эхо. На валах показались шведские солдаты. Имя Свена передавалось из уст в уста, и солдаты приветствовали его издевательскими криками: «Добро пожаловать!» Капрал поглаживал усы и кланялся направо и налево, принимая бесчисленные поздравления товарищей. Среди всей этой суматохи Свен въехал в главные ворота замка.
Только когда сани остановились и драгуны принялись отгонять напиравший отовсюду народ, капрал, к своему ужасу, обнаружил, что одного из пленников нет как нет. Ивер бесследно исчез, и никто не заметил, когда это произошло.
Сани остановились посреди двора, и драгуны тут же обступили их плотным кольцом. Капрал сошел с коня и поспешил в замок, чтобы доложить о своей удаче полковнику Спарре.
Между тем толпа вокруг Свена с каждым мгновением росла. Слишком много было толков о его подвигах, слишком велик был страх, который он внушал врагам, чтобы шведы не радовались теперь его унижению. К тому же наряд Свена давал дополнительный повод для всевозможных насмешек, которые толпа встречала с неизменным восторгом.
Свена, казалось, эти оскорбления не задевали. Он все так же недвижимо сидел в санях, закутавшись в синюю накидку: его равнодушный взгляд был обращен куда-то вдаль.
В толпе больше всех усердствовал какой-то молодой трубач, изощрявшийся в плоских шутках, и все его выходки встречались громким одобрительным хохотом. Хладнокровие и невозмутимость Свена раздражали его; стремясь еще больше насмешить окружающих, он сорвал с головы пленника войлочную шляпу. Эта оскорбительная выходка как бы заставила Свена очнуться, и, окинув толпу презрительным взглядом, он воскликнул:
— Оставь меня в покое! Ты сейчас куражишься надо мной, потому что вокруг тебя твои приятели. Но, доведись нам повстречаться с глазу на глаз, где одно лишь солнце соперничает с ветром, ты небось был бы рад юркнуть в любую дыру, только бы спрятаться от меня!
— Больно надо мне прятаться! — злобно отвечал трубач, рассерженный тем, что Свен его раскусил. — А дыру я постарался бы пробить в твоей шкуре, чтобы солнцу и ветру было куда заглянуть!
С этими словами он выхватил саблю и угрожающе замахнулся ею. Пленник в это время стоял рядом с санями. Молниеносным движением Свен перебросил накидку на левую руку и ею встретил удар, затем, подскочив к трубачу, вырвал у него из рук саблю, а его самого отшвырнул в толпу.
Незадачливый трубач еще не успел подняться на ноги, как Свен подошел к старому, седому вахмистру, с лицом, сплошь усеянным шрамами, который спокойно и невозмутимо стоял в толпе, покуривая трубку.
— Господин вахмистр! — сказал ему Свен. — Возьмите саблю этого молокососа и, если не сочтете за труд, разъясните ему, что только трусы насмехаются над беззащитным пленником!
— Разрази меня гром, если я позволю ему еще раскрыть рот! — отвечал старик, пряча трубку в карман камзола, и быстрым шагом направился к кучке солдат, окруживших трубача.
Тут на лестнице показался Спарре; его сопровождал капрал. Круг раздался, и полковник подошел к Свену. Внимательно оглядев его, он воскликнул:
— Значит, мы снова встретились, Свен-Предводитель!
— Да, ваша милость, — отвечал Свен. — Но только на этот раз против моей воли.
— Капрал, вели своим людям спешиться! — приказал полковник. — Пленного обыскать, и пусть двое стерегут его здесь во дворе, пока вернется генерал Вавасур!
Капрал отдал честь и отвел Свена в подвал.
В Юнгсховеде теперь собралось столько солдат, что для новых уже не было места. Задумав осадить столицу, Карл Густав продолжал стягивать свои силы в Зеландию, чтобы иметь под рукой подкрепление. Пришлось строить на заднем дворе Юнгсховеда, выходившем к лесу, временные бараки. Строения эти, такие низкие, что взрослый человек не мог бы выпрямиться в них во весь рост, сооружались из ветвей и соломы и тянулись длинными рядами.