Если бы Соланж, еще, будучи ребенком, знала, что будет в будущем, попыталась бы она изменить свою участь и измениться сама? Наверное, да. Увы, вернуться прошлое невозможно, да и как можно было догадаться, что за прекрасной внешностью может скрываться черное сердце. Правда, глаза Редмонда были пусты и безжалостны, но его вьющиеся светлые волосы, чарующая улыбка служили надежной ширмой истинной сути.
   Порой Соланж удивлялась не тому, как сумела выжить во власти Редмонда, а тому, что все свое детство прожила беспечно, не ведая, какое зло может быть заключено в человеческой натуре, не научившись различать ложь и истину.
   Когда воспоминания о годах, проведенных в Айронстаге, поблекли, Соланж не пыталась их воскресить. Она помнила только Дэймона. Обо всем остальном помнить не желала. Слишком велико было различие между девушкой по имени Соланж и графиней Редмонд. Она твердо знала, что если станет цепляться за память о той девушке, неизбежно погибнет.
   И тогда она убила ту девушку. Правда, не совсем, прежняя Соланж все же иногда воскресала в тяжелых, страшных снах, на постылом супружеском ложе...
   Всякий раз, приходя в себя, Соланж заново отрекалась от ненужной этой памяти и, стиснув зубы, училась быть сильной. На это ушло много времени. Слишком много. Долго страх, отчаяние, ненависть, одиночество терзали ее, но и эти чувства Соланж сумела сделать своими союзниками. И в этом была ее величайшая победа. Пришел день, и она увидела в зеркале новую, сильную Соланж. Эта женщина оставалась пленницей, но она не была слабой. И грешной тоже не была. Нет, она не заслужила своей участи!
   В тот день Соланж впервые сказала Редмонду «нет». Граф сначала изумился, а потом просто высмеял ее. Но это уже ничего не изменило. С той минуты она становилась все сильней и сильней, как бы ни измывался над ней ненавистный муж. Никакие муки больше не могли сломить Соланж, даже когда ее били, связывали, принуждали к немыслимым мерзостям...
 
   Соланж вдруг услышала веселый гомон, музыку, смех. Она очнулась. Она была в Вульфхавене. Среди друзей.
   – Соланж! Миледи, что с тобой?
   Мэйри обеспокоено тронула ее за руку.
   – Все хорошо, не тревожься. Как глупо! Я задумалась, глядя на факел, и едва не ослепла. У тебя случайно нет при себе платка?
   Мэйри вынула из рукава льняной платочек.
   – Я смотрю, ты всегда наготове! – рассмеялась Соланж.
   – Очень удобно всегда иметь при себе чистый платок. Вытри слезы, дорогая моя. А то твой муж заметит, что ты плачешь, и решит, чего доброго, будто я тебя огорчила. Тебе, конечно, не привыкать к его неистовому нраву, но если он вздумает прикрикнуть на меня, я про сто упаду в обморок.
   – Дэймон не станет кричать на тебя, разве что не много повысит голос.
   – Не будем рисковать. Ну вот, теперь гораздо лучше. Не хочешь рассказать мне, в чем дело?
   – Да, собственно, и рассказывать-то нечего.
   Мэйри старательно оправила рукав платья.
   ? Может, оно и так, – согласилась она, – да только факел этот слишком от нас далеко. И даже если бы ты, миледи, глядела на него всю ночь, все равно у тебя не заслезились бы глаза.
   Соланж ничего не ответила. В зале кто-то запел, и голоса один за другим подхватили песню, на удивление слитно выводя радостную мелодию. Дэймон присоединился к общему хору, и теперь Соланж слышала только его звучный баритон.
   – Мэйри, – сказала она, – ты тоскуешь по своему покойному мужу?
   Подруга вздохнула, рассеянным взглядом обведя комнату.
   – Конечно. Ричард, в сущности, был неплохим человеком. Он был ласков и нежен со мной. Правда, иногда тоже выходил из себя... Но я предпочитаю вспоминать о нем только хорошее.
   – И долго вы были женаты?
   – Четыре года. Мы почти не виделись с тех пор, как он вступил в войско Эдварда. Он воевал, а я оставалась в Лондоне. Мне было очень тяжело, когда он погиб.
   ? Извини, – сказала Соланж.
   ? Ничего страшного. Все это было так давно, что упоминания уже не причиняют мне боли. Мы были обручены с детства, но так по-настоящему и не узнали друг друга. Наши родители служили в одном поместье, были равны по положению, так что наш брак считался вполне естественным.
   ? А ты... ты хотела выйти за Ричарда?
   Мэйри тихо засмеялась.
   ? Какая девушка не мечтает выйти замуж? Он был красивым и добрым. Но решали все родители. – Она помолчала. – Все-таки я, наверное, не любила его. Думаю, что, и он не любил меня. Просто мы привыкли друг к другу.
   Соланж понимающе кивнула, снова погружаясь в собственные мысли.
   Мэйри провела пальцем по краешку своего кубка.
   – А ты... скучаешь по графу?
   Соланж подняла голову.
   – Нет, – сказала она решительно. – Никогда.
   Мэйри печально кивнула.
   – Бывает и так, – задумчиво сказала она.
   И все-таки Соланж вспоминала Редмонда. И не по тому, что претерпела от него столько зла – что проку перебирать былые обиды? Отчасти она была даже благодарна ему. Не будь его, Соланж не смогла бы в полной мере оценить, каким замечательным мужем стал для нее Дэймон. Она, конечно, любила бы его все равно, но не стала бы, как сейчас, преклоняться перед ним, принимая его нежность как нечто обычное. Соланж никогда не восхитилась бы тем, что Дэймон, сильный и мужественный воин, способен позаботиться о крохотных беспомощных птенцах и отыскать для них уютное местечко в своем замке. Не будь Редмонда, Соланж считала бы вполне естественным, что отважный вояка может также быть заботливым целителем, готовым прийти на помощь каждому, кто обратится к нему.
   Она думала бы, что все мужчины такие. Что на свете есть только добрые мужья. Может быть, это и к лучшему, что Соланж успела познать изнанку жизни. Тем лучше понимала она, какое счастье выпало на ее долю.
   Дэймон допел песню, не сводя глаз с Соланж. Он просто смотрел на нее и улыбался. И этого ей было довольно.
 
   Соколята были совсем маленькие. Они умели только пищать да разевать клювики, требуя корма. Тельца их были покрыты забавным пухом, и трудно было поверить, что эти пушистые комочки вырастут в могучих птиц.
   – Здесь тепло, так что, думаю, они не погибнут, – сказал Дэймон, осторожно протягивая малышам кусочки сырого мяса. Один из соколят ухитрился-таки ущипнуть его за палец.
   – Уже больно шустрые, – сердито заметила Соланж, осматривая ранку.
   – Не беда. Я рад, что они голодны. Это добрый знак.
   Он скормил птенцам последний кусочек и вытер руки влажной тряпкой, которую они прихватили с собой для этой цели.
   – Подумать только, что с этих малышей начнется соколиный род Вульфхавена, – заметила Соланж.
   ? Надо будет только дождаться, пока они подрастут и начать обучение. Оказывается, что среди моих людей полно знатоков соколиной охоты.
   Они примолкли, глядя, как соколята возятся в устроенном для них гнезде. Наконец все трое сбились в пушистый шарик и угомонились, сытые и довольные жизнью.
   Соланж выглянула в окошко. По вечернему небу неслись серебристые тучи. Было уже поздно, в замке все улеглись, но она хотела перед сном еще раз взглянуть на небо.
   – Тебе понравился праздник? – спросила она.
   – Если ты имеешь в виду количество выпитого вина, то можно сказать, что праздник удался на славу.
   – Нет, в самом деле...
   – В самом деле. – Дэймон обвил рукой ее плечи. – Праздник был великолепен. Все в восторге. Единственное критическое замечание я услышал из уст пятилетнего крохи. Кажется, ему не хватало медвежьих плясок.
   – Это, должно быть, Бертрам. Он был весьма разочарован тем, что я не согласилась привести на праздник ручного медведя.
   – И, слава богу. Где бы мы стали его держать?
   – О, я присмотрела одну чудную комнатку рядом с главным залом, – с невинным видом начала Соланж.
   – Даже и не думай об этом. Мне пришлось бы поставить возле медведя стражу.
   – Хотя бы медвежонка! – взмолилась Соланж, лукаво блестя глазами.
   – Никаких медведей, любовь моя!
   Они дружно рассмеялись. Затем Дэймон привлек Соланж к себе и жадно поцеловал. Весь вечер он лишь издали любовался красавицей-женой, изнывая от неутоленного желания, понимая, что они не вправе удалиться к себе, пока не закончится праздник.
   Дэймон терпеливо ждал, предоставив Соланж наслаждаться плодами своего труда. Но теперь, когда праздник завершился, он хотел лишь одного – увести ее в спальню и любить, любить...
   – Пойдем, дорогая, – сказал он, взяв Соланж под руку. Она не стала возражать, лишь склонила голову на плечо мужа, и они вышли в коридор.
   Едва оказавшись в спальне, Дэймон принялся крепко целовать жену, наслаждаясь мягким жаром ее губ, гладя в шелковистые волосы, плечи, грудь... Соланж с пылом отвечала на его ласки, но вдруг отстранилась.
   ? Совсем забыла! – воскликнула она. – Погоди минутку, я сейчас вернусь.
   Дэймон нетерпеливо привлек ее к себе.
   – Потом, потом...
   – О нет, – сказала она, улыбаясь, – именно сей час. Я быстро, обещаю.
   Тогда он разжал руки, и Соланж убежала в свою спальню. Дэймон принялся расхаживать по комнате, потом провел рукой по волосам, изнывая от нетерпения. Он уговаривал себя не злиться. Сегодня Рождество, и Соланж через несколько минут снова окажется в его жарких объятиях.
   Она появилась в проеме двери, держа обе руки за спиной. Вид у нее был загадочный и крайне соблазни тельный.
   – Ты готов? – спросила она.
   ? О да!
   Соланж шагнула к нему, протянув вперед руки.
   ? Счастливого Рождества, – негромко проговорила она.
   В ладонях ее лежала резная миниатюра, изображавшая пару волков. Звери сидели бок о бок, склонив голову к другу, и вырезаны были так искусно, что, казалось вот-вот шевельнутся.
   Дэймон бережно принял подарок.
   ? Откуда у тебя это? ? Соланж счастливо улыбнулась.
   ? Хотела бы я сказать, что вырезала их сама. Но, увы, ты слишком хорошо знаешь мои таланты. В деревне есть один резчик. Мне рассказал о нем Годвин. У него-то я и заказала эту миниатюру.
   Чем дольше Дэймон рассматривал волков, тем больше они нравились ему. Вместо глаз у них были крохотные кусочки черного дерева. Ему почудилось даже, что звери улыбаются.
   – Спасибо, – сказал он. – Какой чудесный пода рок!
   – Я не очень надеялась, что тебе понравится. Это, конечно, не меч, не палица. Пользы от нее мало, но я... мне так хотелось подарить тебе именно эту миниатюру.
   – Соланж, – сказал Дэймон, – я всегда буду хранить ее.
   – Это еще не все. – Она исчезла в своей спальне, прежде чем он успел возразить, и вернулась через минуту, снова пряча руки за спиной. – Я случайно обнаружила ее и сразу поняла, что ты ей обрадуешься...
   С этими словами Соланж протянула мужу толстый манускрипт, переплетенный в кожу. Дэймон отложил на стол миниатюру и взял у нее книгу.
   – Книга трав, – вслух прочел он заглавие и перелистал несколько страниц, дивясь точности рисунков, красоте рукописных строчек. Дэймон был потрясен до глубины души. – Господи, Соланж, где ты это нашла?
   – В монастыре, – гордо сообщила она. – Я выиграла эту книгу у отца Игнатия.
   Дэймону показалось, что он ослышался.
   – Выиграла?!
   – Ну да... то есть, мне, конечно, пришлось за нее заплатить. Но вначале я должна была выиграть право купить ее.
   ? Когда это ты ездила в монастырь?
   Соланж сделала вид, что не слышит грозных ноток в голосе мужа.
   ? Не тревожься, милорд, я ездила не одна. Будь уверен, со мной был целый отряд.
   ? Кто именно? – быстро спросил Дэймон.
   ? Ох, да не будь ты занудой! Ничего страшного не случилось. Я сказала солдатам, что хочу устроить тебе сюрприз, так что они ни в чем не виноваты. И потом, ездила я только один раз, чтобы забрать книгу. Разве ты ей не рад?
   Она приподнялась на цыпочки и поцеловала мужа в щеку, затем перевернула страницу. Там был искусно рас крашенный рисунок с подписью: «Мать-и-мачеха. Помогает от кашля».
   Дэймон взглянул на Соланж.
   – Книга замечательная. Но я не могу понять, как тебе удалось уговорить отца Игнатия с ней расстаться.
   – Это было нелегко. Первым делом я написала в монастырь и поинтересовалась, есть ли у них травники и, если есть, можно ли купить хоть один.
   – И отец Игнатий, конечно, тебе отказал.
   – Да, наотрез. Правда, он не скрывал, что в монастыре и вправду есть несколько превосходных книг о травах, но все они не для продажи.
   ? Мне с трудом верится, что он вообще прочел твое послание, – сказал Дэймон.
   ? Я помнила, что ты мне рассказывал, а потому приложила к письму травку из твоей коллекции. Извини, совсем маленькую. И велела спросить у отца Игнатия, сумеет ли он определить эту травку.
   Дэймон с книгой в руках отошел к кровати и сел.
   – Значит, ты воззвала к его тщеславию. Весьма умно.
   – Спасибо. Через несколько дней я послала новое письмо и опять получила отказ. Но, наконец, мне удалось кое-чего добиться. Я вызвалась ответить на любые его вопросы об ангелах с условием – если отвечу и если отвечу верно, он продаст мне книгу.
   – И отец Игнатий не устоял перед искушением посадить тебя в лужу.
   – Вот именно! Я поехала в монастырь, ответила на все вопросы и купила книгу.
   – И много вопросов он тебе задал?
   Соланж закатила глаза к потолку.
   – Целый список! Мне пришлось неделю сидеть над Священным Писанием.
   Дэймон рассмеялся.
   – Бедная Соланж, сколько же тебе пришлось пережить из-за меня!
   – Рада, что ты это ценишь, – чопорно ответила Соланж и тоже расхохоталась.
   Дэймон бережно отложил книгу и подошел к сундуку.
   – У меня тоже для тебя кое-что есть.
   Соланж оборвала смех, и в глазах ее появилось странное, беззащитное выражение. Дэймону стало не по себе. Она словно страшилась, что для нее приготовили нечто отвратительное, пугающее. Он отогнал эту мысль и, подойдя к Соланж, положил в ее ладони ожерелье.
   – Надеюсь, тебе понравится, – сказал он.
   Соланж смотрела на ожерелье. На тончайшей цепочке красовалась подвеска в виде цветочного венка. Лепестки цветов были из золота, сердцевинки – гранатовые, а между лепестками вставлены крохотные жемчужинки. Подвеска в точности подходила к кольцу, которое некогда подарил ей Дэймон.
   ? Счастливого Рождества, – нежно прошептал он, привлек Соланж к себе и увидел в ее глазах слезы. – Что такое, любовь моя? Тебе не нравится подарок? Это пустяки, найду другой, ты только не плачь, любимая...
   – Нет, – сказала Соланж, прижимая к груди ожерелье. – Подарок чудесный. Лучше и быть не может. Просто я... – голос ее сорвался. – Я так люблю тебя.
   После этих слов все страхи Дэймона развеялись, как дым. Осталась только безмерная любовь к Соланж, к ее слезам, к доверчивому теплу ее тела. Он коснулся губами ее волос, и Соланж запрокинула голову навстречу его поцелую...

14

   – И не смей в мое отсутствие кормить собак, – в четвертый раз повторил Дэймон. – Они к тебе еще недостаточно привыкли.
   – Не буду, – вздохнула Соланж.
   – Раньше ты это тоже говорила. – Он пересек комнату и подошел к окну, где она сидела, озаренная солнцем.
   ? Я не стану ни кормить, ни поить их, господин ? покаялась Соланж. – И все же мне кажется, ты не прав, Дэймон. Эти псы сами хотят подружиться.
   ? И тем не менее. Не смей...
   Щ Ладно, ладно, ладно. Не стану делать того, не буду делать сего... Ты, похоже, считаешь, что мне пять лет. А мне ведь уже двадцать пять.
   Они спорили так изо дня в день всю прошлую неделю. С тех пор, как стало ясно, что оттягивать дальше поездку в Айронстаг нельзя. Оттуда прибыл гонец с письмом. Управитель почтительнейше просил нового господина прибыть поскорее, дабы разобраться с теми делами, решить которые без хозяина невозможно никак и которых скопилось уже великое множество.
   Дэймон собрал дружину и стал собираться в путь, чтобы как можно быстрее возвратиться в Вульфхавен, то есть – к Соланж.
   Соланж злилась, что он запрещает ехать и ей. Дэймон старался объяснить, что это не увеселительная прогулка. Соланж ядовито возражала, что умеет держаться в седле, и холодным ветром ее не удивишь. Он, похоже, забыл, в какую чудесную погоду она собиралась одна бежать из Франции!
   Дэймон не забыл. Неукротимый дух и храброе сердце порой заводили Соланж туда, куда не сунулся бы самый здравомыслящий мужчина. Да разве такое забудешь?! Дэймона терзал страх, что следующая выходка Соланж станет для нее последней, и виноват в этом будет только он один. Он едва не поддался искушению взять Соланж с собой, чтобы приглядывать за ней. Слишком уж тяжким испытанием будет для него эта разлука.
   К тому же Дэймон никак не мог избавиться от странного, недоброго предчувствия, которое охватывало его с новой силой всякий раз, когда он думал, что Соланж останется одна, а стало быть, без его защиты. Он твердил себе, что это глупости, что в замке полно людей и ее будут оберегать, как зеницу ока. И все же тягостное предчувствие не исчезало. Он уже почти решился взять ее с собой в Айронстаг, только бы избавиться от неприятной тревоги.
   Дэймон смотрел на жену. Хрупкая фигурка на фоне окна. Как бы ни храбрилась Соланж, она все-таки женщина, слабая и уязвимая, и он, Дэймон, должен оберегать ее. Да, она перенесла путешествие в Вульфхавен, но какой ценой? С первых же дней пути Дэймон видел на ее лице признаки безмерной усталости, но тогда он был не в силах что-либо изменить.
   Ее надо холить и нежить, а не тащить за собой в очередное путешествие, которое затянется на целую неделю. В конце концов, не так уж много времени прошло с тех пор, как они приехали в Вульфхавен, и Дэймон не станет рисковать здоровьем Соланж ради поездки в Айронстаг. Вот-вот начнутся настоящие снегопады, а значит, им придется торопиться, и некогда будет ставить на ночь шатры... А ведь Соланж нужны удобства, слуги, хорошая еда.
   И все же Дэймону нелегко далось решение ехать одному. Взять с собой Соланж он не мог, оставить ее не хотел. Успокаивало то, что, по крайней мере, в его отсутствие Соланж окружают прочные стены замка, верные и надежные люди. Ничего плохого с ней не случится! Не должно случиться.
   Соланж задумчиво смотрела на мужа, и глаза ее, ос пенные солнцем, сияли теплым янтарным светом.
   Дэймон прервал свои размышления и заключил ее в объятия.
   ? Если б только ты взял меня с собой, – приглушенно сказала Соланж, утыкаясь в его грудь, – тебе не пришлось бы беспокоиться, что я нарушу твои запреты.
   – Я ведь уже сказал – вместе мы поедем в Айронстаг поздней весной или же в начале лета, когда станет теплее, и не нужно будет торопиться. В замке за меня остается Эйден. Ты всегда сможешь обратиться к нему за помощью.
   – Этого не понадобится, муж мой.
   – Верно, потому что ты не станешь нарушать моих указаний. Не так ли, жена моя?
   – М-м-м... – Соланж потерлась щекой о его щеку. Долго сердиться на Дэймона было невозможно.
   – Соланж, родная, я говорил тебе сегодня, что люблю тебя?
   – Кажется, да, милорд, но всего раза два. Этого не достаточно.
   – Так вот, женушка, я люблю тебя, люблю превыше всего на свете.
   – И я люблю тебя, муженек, превыше самой жизни.
   Сквозь витражное окно доносились мужские голоса и нетерпеливый топот коней.
   – Меня ждут, – с сожалением сказал Дэймон.
   – И я буду ждать тебя, – отозвалась Соланж.
   Он поцеловал ее, всей душой желая, чтобы этот по целуй не был прощальным. Соланж крепче обняла его, ухватившись за плечи, стараясь запомнить этот миг и хранить в душе до самого его возвращения.
   – Черт возьми! – пробормотал Дэймон, отрываясь от нее.
   Со двора уже доносились нетерпеливые крики. Не было времени поддаваться соблазну, который сулили эти поцелуи.
   – Езжай с легким сердцем, муж мой, – сказала Соланж, лукаво улыбаясь.
   ? Постараюсь, любовь моя, если только сумею оторваться от тебя, – ответил он.
   И тут, словно по сигналу, застучали в дверь.
   ? Милорд! – послышался голос Бредена. – Кони застоялись. Меня просили узнать, скоро ли ты спустишься.
   – Скажи, что я сейчас иду. – Дэймон бережно поправил своенравную прядь, которая выбилась из косы Соланж.
   Она лишь вздохнула и ободряюще погладила его по руке.
   – Не бойся, Дэймон. Я буду выполнять все твои приказы... по крайней мере, до тех пор, пока ты не вернешься домой.
   – Я постараюсь вернуться как можно быстрее.
   Соланж проводила мужа во внутренний двор. Дэймон вскочил в седло, помахал рукой Соланж, и отряд покинул замок. Соланж не сводила глаз с дороги, покуда всадники не скрылись в осеннем лесу.
   Мэйри стояла рядом с ней и тоже не сводила глаз с Дороги. Наконец она взяла Соланж за руку.
   – Пойдем, займемся планом твоего сада. Нам сейчас нужно чем-то отвлечься.
   – Это не мой сад, а наш.
   – Хорошо, пусть будет вульфхавенский сад. Идем. И женщины вернулись в замок.
 
   Без Дэймона жизнь как бы потеряла смысл. Прежде Соланж никогда не испытывала подобного чувства. Даже в долгие годы разлуки она так не тосковала. Слишком привыкла она все время быть с Дэймоном, любила нежиться в тепле его любви.
   По настоянию Мэйри она попробовала заняться делом и вновь появилась среди веселых вышивальщиц. Соланж присоединилась к ним уже на следующий день после отъезда Дэймона, хотя в глубине души все еще побаивалась их общества. Постепенно Соланж все же убедила себя, что женщины Вульфхавена совсем не похожи на платных надзирателей Дю Клара. Работа над планами сада и устройство рождественского праздника помогли ей ближе познакомиться со всеми женщинами, и ни от одной она не услыхала недоброго слова.
   Так Соланж постепенно училась открывать свою душу в ответ на дружелюбное внимание людей, окружавших ее. Настойчиво уговаривая подругу присоединиться к вышивальщицам, Мэйри безотчетно угадала, в чем именно нуждалась сейчас Соланж. Женщины были с ней ласковы, шутили, рассказывали забавные истории. Соланж заразительно смеялась вместе со всеми. Дни летели незаметно, и лишь сумерки вынуждали веселую компанию разойтись на покой.
   Мэйри даже не пришлось убеждать Соланж заглянуть в детскую. Маркиза и сама давно хотела побывать там. Матери и няньки встретили ее со сдержанной радостью. Зато дети были непосредственны в проявлении своих чувств.
   – Леди Соланж! Леди Соланж, ты отведешь нас на луг? – кричал Бертрам, подпрыгивая на коленях у матери.
   – Боюсь, что нет, Бертрам. На луг мы сходим в другой раз. – Соланж уселась на полу рядом с Вильямом.
   – Почему в другой, леди Соланж? – Крохотная девчушка бесстрашно дергала ее за рукав. – Я хочу еще раз посмотреть, где будет расти мое дерево!
   – И я! – закричала ее подружка. – И я!
   ? И я тоже! – прибавил Вильям, с надеждой уставясь на Соланж.
   Маркиза рассмеялась.
   – С тех пор как мы были там в последний раз, луг нисколько не изменился. Да и все вы наверняка помните, где именно будут сажать ваши деревья. Но если хотите, мы принесем сюда карту, и я покажу вам на пергаменте, где вырастут ваши яблони и вишни.
   Эта идея была встречена с шумным восторгом. Когда Мэйри принесла карту, дети набросились на пергамент, словно коршуны. Каждый объявлял избранное им место самым лучшим, самым красивым, самым удобным. Ребятишки толкали Соланж, карабкались к ней на колени, дергали ее за платье, требуя внимания и задавая тысячу вопросов. Она отбивалась, как могла, покуда матери, сжалившись над ее светлостью, не объявили, что пора ужинать. В один миг все дети умчались прочь, топоча маленькими ножками.
   – Не подумай, миледи, что это из неуважения к тебе, – сказала, смеясь, одна из женщин, – Просто кухарка нынче обещала всех угостить пудингом.
   – Пудингом! Что же, ничего удивительного, что они так быстро убежали. За пудингом и я бы помчалась сломя голову.
   Соланж вдруг подумала о том, как замечательно живется этим малышам. Как славно, должно быть, расти в тесной компании, вместе есть, играть, гулять. Жаль, что самой так не хватало в детстве общества сверстников. С нею был только Дэймон.
   ? Славная шайка, верно? – спросила Мэйри с нежностью.
   – Очень! – согласилась Соланж. – Как это чудесно – видеть столько счастливых детских лиц!
   – Не такие уж они ангелы, госпожа моя, – весело откликнулась одна из нянек, услышав ее слова. – Все эти сорванцы дня не могут прожить без драки.
   Одна за другой матери отправились есть. Соланж с Мэйри последовали их примеру.
   – Знаешь, – сказала Мэйри по дороге в главный зал, – я подумывала о том, что детям пора учиться. Они не умеют ни читать, ни писать. До сих пор учить их было некому, кроме самого маркиза, а ему, конечно, было не до этого.
   Соланж взглянула на нее.
   – Но ты, насколько я понимаю, грамоте обучена.
   – Немного, Соланж. Отец кое-чему научил меня, но уроки эти были случайными. Мало кто одобрял их. А мне очень хотелось учиться. Должна же я была уметь прочитать хотя бы названия цветов и фруктов.
   – Кто-то должен исправить это упущение, – задумчиво проговорила Соланж.
   – Конечно, и я даже знаю, кто именно. Ты!
   – Мэйри, ты – само совершенство!
   – Скорее уж, сама практичность.
   – Стало быть, совершенная практичность. По-моему, это чудесная мысль – научить малышей чтению. Как думаешь, их матери не станут возражать?
   – Возражать? – рассмеялась Мэйри. – Да они, скорее всего и сами захотят учиться. Вот увидишь.
   В тот же день по всему замку разлетелась весть, что маркиза берется учить детей грамоте. Соланж решила начать уроки следующим же утром. Как заметила Мэйри, одно из преимуществ хозяйки замка в том и состоит, что она может сама решать, когда и чем заняться.