Страница:
Черная кошка вновь забралась на стойку и грациозно присела возле его локтя. Соланж потянулась к ней, погладила густую мягкую шерсть. Кошка замурлыкала и покорно позволила Соланж взять себя на руки.
– Что это случилось с нашей дикаркой? – пробормотал один из стариков.
– Филипп умеет обращаться со зверьем, – небрежно бросил Дэймон. – Я уверен, что он отыщет себе место конюха в каком-нибудь богатом замке.
Рыбаки дружно загоготали.
– В богатом замке, говоришь? И какой же замок тебе бы подошел? – потягивая пиво, спросил кто-то из рыбаков. – У нас их тут, знаешь ли, много.
Его приятели вновь засмеялись.
– Мы в здешних краях впервые, – признал Дэймон. – Я не заметил поблизости ни одного замка.
– А его и нет, во всяком случае, такого, куда можно было бы пристроить мальчишку, – отозвался другой рыбак. – Поезжай-ка домой, приятель.
– Значит, все-таки есть какой-то замок? – спросил Дэймон.
За столом воцарилась угрюмая тишина. Рыбаки молча потягивали пиво, старательно отводя глаза.
– Нам ведь подойдет любой замок, – не отступал Дэймон. – Мой братец не привередлив.
– Нет, парень, вряд ли тебе захочется оставить своего брата в том замке. Дю Клар – не место для невинных душ, – подал голос человек с трубкой, сидевший у очага.
– Дю Клар, говоришь? Дю Клар... Кажется, я что-то о нем уже слыхал...
Соланж придвинулась к Дэймону и со всей силы наступила ему на ногу. Он оттолкнул ее и сделал шаг – к своему облегчению, убедился, что ноги его еще держат.
– А я говорю, ты не отдашь туда брата, – упрямо повторил старик с трубкой.
– Работа есть работа. Филипп не станет жаловаться. Все равно везти его назад я не могу. – С глуповатой улыбкой Дэймон плюхнулся на пустой табурет. ? Я обещал жене отправить мальчишку на заработки. Она с меня кожу сдерет живьем, если я приведу его назад. Ты же знаешь, каковы женщины!
Соланж стояла у стойки, отвернувшись. Послышался голос самого старого рыбака.
– Послушай-ка, сынок! Видать по всему, жена твоя – ведьма, но в Дю Клар тебе соваться все равно опасно. Больше я тебе ничего сказать не могу. Это не место для христианина. Не хочешь же ты подвергнуть опасности бессмертную душу своего брата? Держись подальше от Дю Клар.
Все рыбаки согласно закивали, и сколько Дэймон ни выпытывал у них объяснений, ничего так и не добился. Соланж по-прежнему стояла к ним спиной, барабаня пальцами по стойке и играя с кошкой.
Дэймон изнемогал от любопытства, но по упрямому выражению на обветренных лицах рыбаков понял, что больше ничего от них не узнает, и приступил к похлебке, которую вместе с кружкой пива поставила перед ним Жислена.
– Твоя еда на стойке, паренек, – бросила она Соланж, бесцеремонно усаживаясь на скамью рядом с Дэймоном.
Соланж молча придвинула к себе миску с похлебкой, выловила ложкой кусок рыбы и положила его перед кошкой. Та с явным интересом следила за ее действиями.
– Они правы, – промолвила хозяйка, под столом тесно прижимаясь бедром к бедру Дэймона. – Ты не найдешь здесь работу для мальчишки, а стало быть, придется вам плыть через пролив на поиски богатого замка!
– Что ж, придется. Другого выхода нет. – Дэймон хитро усмехнулся.
Жислена внимательно посмотрела на Дэймона.
? Да ты не шутишь! – с ужасом выкрикнула она.
? Но в такую погоду ты нигде не найдешь лодку, – сказал кто-то из рыбаков.
– Придется найти, друзья мои. Нам нужно отплыть сегодня вечером. Или, в крайнем случае, завтра утром.
Дэймон заметил, что Соланж, чуть повернув голову от стойки, пристально смотрит на них. Глаза ее по-кошачьи сузились.
Поднялся шум. Каждый считал своим долгом высказаться.
– Это же немыслимо!
– С ума ты спятил!
– В такую бурю, да через пролив?
– Поезжай-ка лучше в Кале.
И тогда Дэймон вытащил из-под плаща горсть монет и рассыпал их посреди стола. Золотые монеты соблазнительно замерцали на темной дубовой столешнице. Здесь было втрое больше, чем предлагалось за их поимку. Об этом Дэймон позаботился заранее.
– Кале слишком далеко, – сказал он мягко в наступившей тишине.
Загрубевшая рука Жислены проворно схватила откатившуюся монетку.
– Да за такую цену я б сама вас перевезла, будь у меня лодка, – мечтательно произнесла она.
– Что ж, – сказал рыбак с трубкой, который даже привстал, чтобы лучше видеть золото, – у меня неплохое суденышко и довольно прочное. В самый раз для тебя и мальчика.
– Опомнись, Ален! В такую бурю только последний дурень выйдет в море, – поучал его другой рыбак.
– Ошибаешься, друг мой, – впервые за все время подала голос Соланж. – Это всего лишь легкий снежок и к утру он прекратится.
Все посмотрели в окно. Над землей неспешно кружились белые снежинки. Ветер стих...
7
– Что это случилось с нашей дикаркой? – пробормотал один из стариков.
– Филипп умеет обращаться со зверьем, – небрежно бросил Дэймон. – Я уверен, что он отыщет себе место конюха в каком-нибудь богатом замке.
Рыбаки дружно загоготали.
– В богатом замке, говоришь? И какой же замок тебе бы подошел? – потягивая пиво, спросил кто-то из рыбаков. – У нас их тут, знаешь ли, много.
Его приятели вновь засмеялись.
– Мы в здешних краях впервые, – признал Дэймон. – Я не заметил поблизости ни одного замка.
– А его и нет, во всяком случае, такого, куда можно было бы пристроить мальчишку, – отозвался другой рыбак. – Поезжай-ка домой, приятель.
– Значит, все-таки есть какой-то замок? – спросил Дэймон.
За столом воцарилась угрюмая тишина. Рыбаки молча потягивали пиво, старательно отводя глаза.
– Нам ведь подойдет любой замок, – не отступал Дэймон. – Мой братец не привередлив.
– Нет, парень, вряд ли тебе захочется оставить своего брата в том замке. Дю Клар – не место для невинных душ, – подал голос человек с трубкой, сидевший у очага.
– Дю Клар, говоришь? Дю Клар... Кажется, я что-то о нем уже слыхал...
Соланж придвинулась к Дэймону и со всей силы наступила ему на ногу. Он оттолкнул ее и сделал шаг – к своему облегчению, убедился, что ноги его еще держат.
– А я говорю, ты не отдашь туда брата, – упрямо повторил старик с трубкой.
– Работа есть работа. Филипп не станет жаловаться. Все равно везти его назад я не могу. – С глуповатой улыбкой Дэймон плюхнулся на пустой табурет. ? Я обещал жене отправить мальчишку на заработки. Она с меня кожу сдерет живьем, если я приведу его назад. Ты же знаешь, каковы женщины!
Соланж стояла у стойки, отвернувшись. Послышался голос самого старого рыбака.
– Послушай-ка, сынок! Видать по всему, жена твоя – ведьма, но в Дю Клар тебе соваться все равно опасно. Больше я тебе ничего сказать не могу. Это не место для христианина. Не хочешь же ты подвергнуть опасности бессмертную душу своего брата? Держись подальше от Дю Клар.
Все рыбаки согласно закивали, и сколько Дэймон ни выпытывал у них объяснений, ничего так и не добился. Соланж по-прежнему стояла к ним спиной, барабаня пальцами по стойке и играя с кошкой.
Дэймон изнемогал от любопытства, но по упрямому выражению на обветренных лицах рыбаков понял, что больше ничего от них не узнает, и приступил к похлебке, которую вместе с кружкой пива поставила перед ним Жислена.
– Твоя еда на стойке, паренек, – бросила она Соланж, бесцеремонно усаживаясь на скамью рядом с Дэймоном.
Соланж молча придвинула к себе миску с похлебкой, выловила ложкой кусок рыбы и положила его перед кошкой. Та с явным интересом следила за ее действиями.
– Они правы, – промолвила хозяйка, под столом тесно прижимаясь бедром к бедру Дэймона. – Ты не найдешь здесь работу для мальчишки, а стало быть, придется вам плыть через пролив на поиски богатого замка!
– Что ж, придется. Другого выхода нет. – Дэймон хитро усмехнулся.
Жислена внимательно посмотрела на Дэймона.
? Да ты не шутишь! – с ужасом выкрикнула она.
? Но в такую погоду ты нигде не найдешь лодку, – сказал кто-то из рыбаков.
– Придется найти, друзья мои. Нам нужно отплыть сегодня вечером. Или, в крайнем случае, завтра утром.
Дэймон заметил, что Соланж, чуть повернув голову от стойки, пристально смотрит на них. Глаза ее по-кошачьи сузились.
Поднялся шум. Каждый считал своим долгом высказаться.
– Это же немыслимо!
– С ума ты спятил!
– В такую бурю, да через пролив?
– Поезжай-ка лучше в Кале.
И тогда Дэймон вытащил из-под плаща горсть монет и рассыпал их посреди стола. Золотые монеты соблазнительно замерцали на темной дубовой столешнице. Здесь было втрое больше, чем предлагалось за их поимку. Об этом Дэймон позаботился заранее.
– Кале слишком далеко, – сказал он мягко в наступившей тишине.
Загрубевшая рука Жислены проворно схватила откатившуюся монетку.
– Да за такую цену я б сама вас перевезла, будь у меня лодка, – мечтательно произнесла она.
– Что ж, – сказал рыбак с трубкой, который даже привстал, чтобы лучше видеть золото, – у меня неплохое суденышко и довольно прочное. В самый раз для тебя и мальчика.
– Опомнись, Ален! В такую бурю только последний дурень выйдет в море, – поучал его другой рыбак.
– Ошибаешься, друг мой, – впервые за все время подала голос Соланж. – Это всего лишь легкий снежок и к утру он прекратится.
Все посмотрели в окно. Над землей неспешно кружились белые снежинки. Ветер стих...
7
Утром Дэймон понял, что заболел. Голова гудела, язык пересох и распух, тело горело. Единственное, чего ему хотелось – это спать, спать, спать.
Он стоял, прислонясь к грот-мачте, спиной к ветру. Сидеть было негде.
– Это простуда, – сказала Соланж, дотронувшись ладонью до его лба.
– Я это и сам знаю, – раздраженно огрызнулся Дэймон. – И даже знаю, как это лечить. В Вульфхавене я давно уже отыскал бы нужную траву.
– Ты скоро там будешь.
– Не так скоро, как мне хочется, – проворчал он.
Рыбак управлял баркасом с помощью двух рослых светловолосых сыновей. К Дэймону они относились с уважением. Соланж же, как безусый юнец удостоилась лишь терпеливого снисхождения. Все они время от времени поглядывали на небо. Пока им везло: набрякшие тучи висели низко, но снега не было.
Дэймон чувствовал себя виноватым перед Соланж. Наверное, не стоило так рявкать на нее. Не ее вина, что он заболел. А, может быть, все-таки ее? Весь этот кошмар, что им пришлось пережить!
Дэймон смотрел на волны, но единственное, что он видел, были глаза Соланж – такие темные и тревожные, когда она коснулась лба Дэймона.
В его дорожном мешке всегда хранился мешочек с травами – на всякий случай. Сейчас он был внизу, в трюме. Надо бы спуститься, посмотреть. Помнится, там было что-то от простуды: гвоздика, эфедра... Можно будет заварить их с чаем после высадки.
Перед ним опять появились глаза Соланж. Неужели он видел в них тревогу? Тревогу за себя? Возможно, она боится, что без него не доберется до Айронстага? Нет! Он подумал, что об этом Соланж тревожиться не станет. С ним ли, без него – а она будет продолжать путь, пока не окажется дома.
Тревогу за его здоровье? Вряд ли, если она не любит его. Ее отношение к нему не могло измениться за несколько дней!
Дэймон рывком отстранился от мачты, поморщившись от боли в суставах. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Напрасно он отказался разделить постель с Жисленой. В результате ему пришлось провести ночь на камнях перед очагом в зале таверны, подставив спину сквозняку. Он ворочался всю ночь. Один бок поджаривался, другой мерз. Теперь он пожинал плоды этой практически бессонной ночи.
Соланж он нашел внизу, под палубой, рядом с лошадьми. Здесь, по крайней мере, не дул холодный ветер. Она сидела, обхватив колени руками, и смотрела в пространство.
Дэймон размышлял, стоит ли ему заговаривать с ней. Холодный взгляд Соланж отбил у него всякую охоту делать это. Он прошел мимо, к куче их скарба и рылся там, пока не отыскал нужной сумки. Таррант поздоровался с ним тихим ржанием. Соланж молча следила за ним.
Из сумки Дэймон извлек кожаный мешочек с травами. Каждая травка лежала в своем пакетике, корешки были обернуты в овчину. Такой способ хранения Дэймон придумал сам, и долгие годы практики доказали, что он был прав.
– Тебе не надо выходить на ветер, – вдруг сказала Соланж.
Дэймон взглянул на нее.
– Если ты будешь торчать на палубе, – продолжала она, – лучше тебе не станет. Оставайся здесь, внизу, пока мы не доберемся до суши.
– Как ты сама сказала, графиня, это всего лишь простуда. Со мной все будет в порядке, – ответил Дэймон.
– И все-таки тебе надо поберечься, чтобы она не переросла во что-нибудь похуже. Очень просто запустить простуду, и тогда это может кончиться чем-нибудь серьезным. Например, чахоткой.
Что-то в голосе Соланж насторожило его. Вместо того, чтобы сказать ей, что знает все это, Дэймон решил послушать, куда она клонит.
– Ты думаешь?
Соланж помолчала немного.
– Однажды в Уэллберне заболела одна женщина. Все началось с легкого насморка. Но она выходила на холод, не одевалась тепло и вскоре уже не могла встать с постели. Думали, что она умрет.
– – И что же с ней сталось? Как ее лечили? – поинтересовался Дэймон.
– Лекарь прописал ей кровопускание.
– Женщине с чахоткой пускали кровь?
Соланж смотрела ему прямо в глаза.
– Да. Ей объяснили, что это избавит ее от дурной крови.
Дэймон потряс головой.
– Пиявки, конечно, показаны в некоторых случаях, но я удивлен... А ее не пробовали лечить травами? Горчичными припарками?
– Я не знаю точно, как ее лечили. Знаю только, что ее держали в тепле и сухости, кормили мясным отваром и тому подобным.
– Отваром... – Дэймон поймал себя на том, что неотрывно смотрит на руки Соланж. – И долго эта женщина была прикована к постели?
– Кажется, очень долго, – приглушенно ответила она.
– Сколько?
– Примерно... примерно около года.
Пальцы ее сжались, затем разжались. И снова сжались.
Дэймон решил переменить тему. На самом деле его совершенно не интересовало, чем закончилась эта история. Тем не менее, он продолжал свои рассуждения и не мог остановиться.
– Целый год хворать, прикованной к постели!
? Да.
– Я поражен, как эта женщина сумела все вынести.
– Она не одна такая.
Соланж, похоже, совершенно ушла в себя, в свои мысли.
– Скажи мне, после того, как она выздоровела, ей продолжали пускать кровь?
– Да, – негромко проговорила Соланж. – Кровь пускали всегда.
Что-то внутри Дэймона напряглось, угрожая вот-вот лопнуть. То была незримая, тонкая нить, которая связывала воедино все его существо.
Глядя на Соланж, на каштановую прядь, небрежно упавшую на ее плечо, он чувствовал, как опасно натянулась эта потаенная нить. Загляни он сейчас в глаза Соланж, и нить порвется.
Быть может, она тоже почувствовала это... и одарила его ослепительной улыбкой.
– Но женщина выздоровела. Все закончилось хорошо. Теперь, я уверена, она жива и здорова.
Послышались шаги. Соланж поспешно спрятала волосы под капюшон. По настоянию Дэймона с самого начала путешествия она держалась подальше от рыбаков и большую часть времени проводила в трюме. Сейчас она отошла к коням, повернувшись спиной к люку. На трапе появился младший из сыновей старика.
– Отец велел передать, что уже видны саксонские утесы.
Дэймон молча глядел на него, плохо понимая смысл услышанного.
– Вы разве не хотите подняться наверх? – спросил удивленный его молчанием мальчик.
– Да, – ответила ему за двоих Соланж. – Мы сейчас поднимемся.
Мальчик ушел. Дэймон тупо смотрел на то место, где он только что стоял. Вдруг эту пустоту заполнила Соланж – она шагнула на трап, собираясь выйти наружу. Повинуясь порыву, Дэймон схватил ее за руку, чтобы задержать хоть на миг.
– Та женщина... – начал он и осекся.
В глазах Соланж не было ни тени милосердия, лишь напряженность, странным образом похожая на его собственные чувства.
– Я же сказала. Все закончилось хорошо. Сейчас та женщина жива и благополучна. Я не думала, что мой рассказ так взволнует тебя. Уверена, с тобой ничего похожего не случится. Ты, в конце концов, гораздо крепче. – Соланж высвободила руку из его пальцев. – Мы непременно купим тебе шляпу, – повторила она и торопливо пошла вверх по ступенькам.
Шляпа...
Дэймон разразился болезненным смехом. Ему пришлось согнуться вдвое, чтобы заглушить этот смех. Уж конечно, что ему сейчас нужно, так это именно шляпа. Купим шляпу – и все будет в порядке.
Шляпа... Дэймон попытался представить, какой головной убор выберет для него Соланж, заботясь о его здоровье.
Корабль качнуло, и Дэймона отбросило к дальней стене. Чем ближе берег, тем сильнее становилось волнение в проливе. Нужно было подняться наверх. Стены трюма, казалось, смыкаются все тесней. Ему нужен воздух, свежий воздух...
Выйдя на палубу, Дэймон увидел бесконечные гряды буровато-зеленых волн, над которыми вскипала кудрявая пена. Соланж вместе с остальными стояла у грот-мачты, глядя, как из тумана выплывают меловые утесы Дувра.
Дэймон присоединился к ним. Старик и его сыновья отошли готовить баркас к прибытию в порт. Ветер хлестал его по лицу, трепал волосы, обжигал соленым дыханием кожу, но это ощущение было приятным.
Рядом с Дэймоном стояла Соланж. Радость, кипевшая в ней, казалась такой же бурной, как волнение моря.
На губах ее блуждала странная улыбка. Ветер сдувал с ее лица капельки слез. Или Дэймону это почудилось? Ему трудно было смотреть на Соланж – слишком туго натягивалась незримая нить...
Дэймон опасался того, что в Дувре их уже вполне могли поджидать солдаты Редмонда. Он беспокойно всматривался в берег. Соланж держалась поближе к нему, стараясь не поднимать головы. Пока они не заметили ничего подозрительного. Ничего такого, чтобы спешным порядком бежать из города. Хотя и задерживаться в Дувре он не собирался. Лучше поскорее оказаться на просторах родной земли. Но Вульфхавен был за много миль отсюда, а Айронстаг и того дальше. И все же, как хорошо вернуться... Дэймон испытал огромное облегчение. Он был готов как можно быстрее покинуть Францию.
А Соланж... Он не мог бы сказать, что именно чувствует Соланж. Едва они достигли порта, она снова приняла замкнуто-неприступный вид. Если б Дэймон собственными глазами не видел, какой радостью светилось еще недавно ее лицо, он бы решил, что возвращение домой нисколько ее не трогает.
Впрочем, Дэймон знал, что это не так. Он снова учился разгадывать чувства Соланж и все больше преуспевал в этом искусстве. Он уже понял, что она тщательно скрывает свое истинное «я». Должно быть, этому она обучилась, будучи графиней.
Дэймону не терпелось покинуть город. Заваленные мусором улочки и бесчисленные ряды домов, как всегда, вызывали у него удушье. К тому же здесь было слишком много любопытных глаз.
Пронзительные вопли детей смешивались с выкриками торговцев, блеяньем овец, кукареканьем и кряканьем птицы, привезенной на продажу. Дэймон всегда терпеть не мог городское многолюдье. Он родился и вырос в ином мире, к которому города не имели никакого касательства. Там были покой, размеренное чередование сева и жатвы, чистый воздух и простор. Дувр или Лондон – все города для него были одинаково непривлекательны.
Первое, чем они занялись, сойдя с баркаса, – отправились покупать шляпу. Соланж заявила, что не покинет Дувра, не купив ему надлежащего головного убора. Когда Дэймон напомнил, что им опасно задерживаться в го роде, графиня Редмонд поглядела на него с искренним удивлением.
– Но ведь это Англия! – воскликнула она. – Здесь нас не посмеют схватить.
Онемев от такой наивности, Дэймон позволил Соланж затащить его в первую попавшуюся лавку. Прежде чем войти туда, она спрятала волосы под капюшон и хорошенько застегнула плащ.
Хотя вид у них был неприглядный, шляпник приветливо встретил посетителей, явившихся в такую непогоду. Соланж вежливо разъяснила, что во время бури брат потерял шляпу и что ему нужна новая. Она без колебаний отвергла все образчики шляпного искусства, украшенные перьями, бархатом и кружевами, и попросила показать что-нибудь попроще и подобротней, так как и сами они люди простые. Дэймон не смог сдержать улыбки.
Они остановились на скромной шляпе с черными полями, вызвав этим у шляпника открытое неудовольствие. Впрочем, когда Дэймон заплатил за покупку золотом, человечек расплылся в улыбке и снова принялся вовсю хлопотать вокруг таких выгодных покупателей.
? Может, купите что-нибудь и для молодого господина? – угодливо предложил он.
Соланж покачала головой, но Дэймону эта идея понравилась. После недолгих поисков он приглядел нарядный, украшенный перьями берет с отделкой из синего бархата и кружева. Соланж закатила глаза, но ничего не сказала, когда Дэймон уплатил за берет и нахлобучил его ей на голову.
– Мой младший братец – человек отнюдь не простой, так что ему пристало и одеваться понарядней, – пояснил он, с ухмылкой глядя, как Соланж хмурит брови из-под кружевной отделки.
– Да-да! – восторженно приговаривал лавочник. – Что за чудный мальчик! Дамы будут от него без ума!
– Не сомневаюсь, – дружелюбно согласился Дэймон. – По-моему, этот берет очень идет ему.
– Совершенно верно, господин мой, совершенно верно! Какие глаза! Какая кожа!
– У тебя перья вместо мозгов, – тихо пробормотала Соланж. – Нам пора. Хватит болтать.
Дэймон кивнул шляпнику, и тот согнулся в ответном поклоне.
– К вашим услугам, господа, всегда к вашим услугам! – еще долго восклицал он им вслед.
Оказавшись на улице, Соланж хотела сразу же снять берет, но Дэймон со смехом остановил ее.
? Ты не можешь не признать, что он прекрасен. Ты выглядишь в нем заправским городским щеголем.
? Но я вовсе не желаю быть щеголем! – возмутилась она.
– Ну-ну, не скромничай. Он просто создан для такого изысканного юного модника, как ты.
? Что за чушь!
– Клянусь, все женщины этого города умрут от любви к тебе.
– Они все умрут от смеха.
– У тебя совершенно неправильный взгляд на вещи. Умоляю, не снимай его, по крайней мере, пока мы не вы едем из города. Этот берет, знаешь ли, делает тебя совершенно неузнаваемой.
Соланж бросила на Дэймона подозрительный взгляд, но встретила лишь его сияющую улыбку. Прекрасно, пусть будет так, как он хочет.
Свою шляпу Дэймон плотно натянул на голову и пустил Тарранта рысью. Чувствовал он себя сейчас куда лучше, чем в начале дня. По настоянию Соланж они остановились пообедать в таверне близ городских ворот. Дэймон находил это крайне опасным, но не мог отказать себе в удовольствии видеть, как радуется Соланж при виде еды, как исчезают тени под глазами. Близость к дому действовала на нее исцеляюще. Скоро их путь завершится.
Дэймон потребовал у служанки горячей воды и заварил крепкий лечебный чай. Соланж с благоговейным любопытством следила за его действиями, не отрываясь, однако, от тушеного барашка и пирога с голубями. Казалось, она не ела целую вечность. Особенный восторг вызвал у нее горячий хлеб со сливочным маслом. Она съела кусок, потом еще один...
Дэймон улыбнулся.
– Можно подумать, – заметил он, – что во Франции тебя вообще не кормили.
Соланж ответила не сразу.
? Я вдруг ужасно проголодалась, – сказала она, наконец.
?Я вижу.
Она опустила глаза и продолжала с аппетитом жевать.
Они накупили себе в дорогу кучу еды, огромный мех для воды и, подумав, добавили ко всему этому четыре пирога с голубями. Как ни уговаривала его Соланж, Дэймон отказался заночевать в гостинице, ссылаясь на то, что тогда их увидит слишком много народу. На самом деле ему очень хотелось вытянуться на мягкой, удобной кровати, но одна только мысль, что придется делить ее с Соланж, приводила его в смятение.
– Наша цель, – напомнил он Соланж, – побыстрее достичь Айронстага, если не хочешь, чтобы солдаты Редмонда снова напали на наш след. Интересно, о чем бы они стали беседовать со своей графиней.
– Но я вовсе не желаю беседовать с ними, милорд. Ты прав, нам лучше уехать сегодня же. Что до меня, я готова в путь хоть сейчас.
Они отправились в путь и очень быстро оказались в землях Кента. Дэймон дышал полной грудью, наслаждаясь запахом земли. Тусклый свет луны освещал дорогу. Каждый думал о своем.
Дэймон вспомнил детство, юность, невинные встречи в яблоневых рощах и куда менее невинные приключения при дворе. Каким же странным путем пошла его жизнь! Он оказался там, где начал свое земное существование, в Вульфхавене, однако обратная дорога была мучительна. Да, пути господни неисповедимы...
Соланж ехала рядом с Дэймоном, задумчивая, но ничуть не угрюмая. На голове у нее по-прежнему красовался нелепый берет. Она заявила, что он согревает голову, и искренне сожалела, что они не купили второй такой же для Дэймона.
Сейчас кружева берета подпрыгивали в такт лошади ному шагу, как будто плясали вокруг лица Соланж и ниспадали на ее шею. Она прекрасна, восхитительна, обворожительна...
Дэймон отвернулся, стиснув зубы, но отрицать очевидного больше не мог. Вне всяких сомнений, он любит Соланж, любит даже после всего того, что пережил по ее милости.
Эта любовь точно рассекла его надвое, и теперь в нем бок о бок существовали два совершенно разных человека. Маркиз Локвуд, королевский рыцарь, был вне себя от бешенства. Он не мог простить женщину, которая предала его. Женщину, которая отреклась от него ради выгодного брака, безжалостно и неотвратимо вычеркнула его из своей жизни, хотя прежде бесстыдно твердила, что любит его! У которой хватает бесстыдства делать вид, что он ей и ныне небезразличен! Это было нестерпимо.
Другой Дэймон, однако, был иного мнения, и голос его звучал все отчетливей и яснее, заглушая гнев. Этот второй Дэймон видел в Соланж свою половину, венец своего пути и своих исканий. Этот Дэймон вырос вместе с девочкой по имени Соланж, знал ее нежное, любящее сердце, ведал ее силу и слабости. И ее душу, которая по-прежнему была частью его души.
Этот человек страстно желал Соланж, всю Соланж с ее красотой, страстью и ложной гордыней. Однако за исполнение этого желания пришлось бы заплатить слишком дорогую цену. Дэймон искренне боялся, что этот, второй человек и есть его истинное «я».
Соланж уже отвергла его однажды, и этот отказ разбил жизнь юного Дэймона. Ему пришлось собирать ос колки и начинать все сначала. Он слишком долго шел к своей цели. Слишком много труда положил, дабы достигнуть ее. Слишком много людей зависели от него, чтобы сейчас Дэймон мог потерять себя. Это немыслимо.
И это значит, что до конца своих дней Дэймон должен оставаться один. Конечно, его постоянно будут окружать люди. Безусловно, он рано или поздно женится, но все равно до скончания века проживет в полном одиночестве.
Вульфхавену нужен наследник, а стало быть, рано или поздно Дэймон должен будет исполнить свой долг перед предками, но то будет лишь вынужденное продолжение рода, не более. О да, он постарается стать хорошим мужем. Он будет лелеять и беречь свою супругу. Любить будущих детей и почитать их мать. В этом Дэймон поклялся себе и был полон решимости сдержать клятву. Но какая бы ни была та женщина, она не будет Соланж, а значит, никогда не станет частью его души. Его сердце всегда будет принадлежать одной только Соланж.
А кому будет принадлежать она сама? Соланж – вдова и вполне может заключить новый брак. Сам Эдвард был бы счастлив заполучить часть богатств и владений такой состоятельной особы. Соланж наверняка придется очень скоро вновь выйти замуж. Король будет настаивать на том, чтобы ее владения обрели надежного хозяина и защитника.
До чего же странно думать, что этот юноша в мешковатом плаще и нелепом берете – богатая и знатная вдова. Руки Соланж, сжимавшие поводья, были совсем маленькими, словно у крошечной девочки, которая отчаянно цепляется за материнские юбки. На них даже не было драгоценностей. Кроме одной – его кольца.
Дэймон горько усмехнулся собственным мыслям.
– О чем ты думаешь, милорд? – Соланж давно уже следила, как меняется выражение его лица.
– О боге, – ответил Дэймон, – и о том, что все мы в его власти.
– Я и не знала, что ты так религиозен.
– Вера приходит тогда, когда больше всего в ней нуждаешься, – отозвался он.
– В самом деле? Тогда мне, боюсь, еще долго ждать. Дэймон ничего не ответил на это, и Соланж тоже смолкла. «Бедный Дэймон, – думала она, – нелегко ему, должно быть, снова оказаться рядом со мной». Соланж понимала, что милосердней всего было бы попросту отпустить его. До Айронстага теперь не так уж и далеко. Наверняка она сумеет добраться туда одна. А Дэймон сможет вернуться в свой замок, к своим делам. К своей жизни. Свой долг перед Соланж он давно уже исполнил. С ее стороны было бы эгоистично удерживать его, заставлять путешествовать вместе только ради мимолетного счастья быть с ним рядом и до конца своих дней запомнить эти чудесные мгновения.
Какое счастье – снова увидеть Дэймона, даже если она ему больше не нужна. Дэймон теперь зрелый мужчина. Рыцарь. У него своя жизнь, свой мир, в котором Соланж нет места. Его будущее крепко связано с дорогим его сердцу Вульфхавеном. Ее же участь так же зыбка, как пушинка, подхваченная ветром.
Побег из Дю Клара был совершен Соланж в приступе отчаяния, которое накапливалось в ней все эти нелегкие годы. Сделанного не исправишь, но тогда она могла думать лишь об одном – любой ценой бежать оттуда, бежать в Айронстаг. В ее памяти это место осталось родным домом, но сейчас она не надеялась встретить там теплый прием.
Весть о смерти отца нанесла ей тяжкий удар. После свадьбы, после того, как Редмонд увез ее во Францию, она навсегда простилась с Генри и думала, что больше никогда его не увидит. Теперь Соланж понимала, что это было лишь иллюзией. В глубине души она не верила, что больше не увидит отца. И хотя он так и не пожелал навестить ее, ни разу не прислал узнать о жизни дочери, ни разу не ответил на ее осторожные и краткие послания, Соланж все же не допускала, что отец мог так безжалостно и бесповоротно вычеркнуть ее из своей жизни. Время доказало, что она ошибалась. Теперь отец ушел навсегда. Жестокой судьбе было угодно, чтобы случилось это именно тогда, когда Соланж, наконец, освободилась от власти Редмонда. Теперь она никогда больше не увидит Генри, никогда уже не сможет спросить его, знал ли он, какому чудовищу отдал свою дочь.
Он стоял, прислонясь к грот-мачте, спиной к ветру. Сидеть было негде.
– Это простуда, – сказала Соланж, дотронувшись ладонью до его лба.
– Я это и сам знаю, – раздраженно огрызнулся Дэймон. – И даже знаю, как это лечить. В Вульфхавене я давно уже отыскал бы нужную траву.
– Ты скоро там будешь.
– Не так скоро, как мне хочется, – проворчал он.
Рыбак управлял баркасом с помощью двух рослых светловолосых сыновей. К Дэймону они относились с уважением. Соланж же, как безусый юнец удостоилась лишь терпеливого снисхождения. Все они время от времени поглядывали на небо. Пока им везло: набрякшие тучи висели низко, но снега не было.
Дэймон чувствовал себя виноватым перед Соланж. Наверное, не стоило так рявкать на нее. Не ее вина, что он заболел. А, может быть, все-таки ее? Весь этот кошмар, что им пришлось пережить!
Дэймон смотрел на волны, но единственное, что он видел, были глаза Соланж – такие темные и тревожные, когда она коснулась лба Дэймона.
В его дорожном мешке всегда хранился мешочек с травами – на всякий случай. Сейчас он был внизу, в трюме. Надо бы спуститься, посмотреть. Помнится, там было что-то от простуды: гвоздика, эфедра... Можно будет заварить их с чаем после высадки.
Перед ним опять появились глаза Соланж. Неужели он видел в них тревогу? Тревогу за себя? Возможно, она боится, что без него не доберется до Айронстага? Нет! Он подумал, что об этом Соланж тревожиться не станет. С ним ли, без него – а она будет продолжать путь, пока не окажется дома.
Тревогу за его здоровье? Вряд ли, если она не любит его. Ее отношение к нему не могло измениться за несколько дней!
Дэймон рывком отстранился от мачты, поморщившись от боли в суставах. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Напрасно он отказался разделить постель с Жисленой. В результате ему пришлось провести ночь на камнях перед очагом в зале таверны, подставив спину сквозняку. Он ворочался всю ночь. Один бок поджаривался, другой мерз. Теперь он пожинал плоды этой практически бессонной ночи.
Соланж он нашел внизу, под палубой, рядом с лошадьми. Здесь, по крайней мере, не дул холодный ветер. Она сидела, обхватив колени руками, и смотрела в пространство.
Дэймон размышлял, стоит ли ему заговаривать с ней. Холодный взгляд Соланж отбил у него всякую охоту делать это. Он прошел мимо, к куче их скарба и рылся там, пока не отыскал нужной сумки. Таррант поздоровался с ним тихим ржанием. Соланж молча следила за ним.
Из сумки Дэймон извлек кожаный мешочек с травами. Каждая травка лежала в своем пакетике, корешки были обернуты в овчину. Такой способ хранения Дэймон придумал сам, и долгие годы практики доказали, что он был прав.
– Тебе не надо выходить на ветер, – вдруг сказала Соланж.
Дэймон взглянул на нее.
– Если ты будешь торчать на палубе, – продолжала она, – лучше тебе не станет. Оставайся здесь, внизу, пока мы не доберемся до суши.
– Как ты сама сказала, графиня, это всего лишь простуда. Со мной все будет в порядке, – ответил Дэймон.
– И все-таки тебе надо поберечься, чтобы она не переросла во что-нибудь похуже. Очень просто запустить простуду, и тогда это может кончиться чем-нибудь серьезным. Например, чахоткой.
Что-то в голосе Соланж насторожило его. Вместо того, чтобы сказать ей, что знает все это, Дэймон решил послушать, куда она клонит.
– Ты думаешь?
Соланж помолчала немного.
– Однажды в Уэллберне заболела одна женщина. Все началось с легкого насморка. Но она выходила на холод, не одевалась тепло и вскоре уже не могла встать с постели. Думали, что она умрет.
– – И что же с ней сталось? Как ее лечили? – поинтересовался Дэймон.
– Лекарь прописал ей кровопускание.
– Женщине с чахоткой пускали кровь?
Соланж смотрела ему прямо в глаза.
– Да. Ей объяснили, что это избавит ее от дурной крови.
Дэймон потряс головой.
– Пиявки, конечно, показаны в некоторых случаях, но я удивлен... А ее не пробовали лечить травами? Горчичными припарками?
– Я не знаю точно, как ее лечили. Знаю только, что ее держали в тепле и сухости, кормили мясным отваром и тому подобным.
– Отваром... – Дэймон поймал себя на том, что неотрывно смотрит на руки Соланж. – И долго эта женщина была прикована к постели?
– Кажется, очень долго, – приглушенно ответила она.
– Сколько?
– Примерно... примерно около года.
Пальцы ее сжались, затем разжались. И снова сжались.
Дэймон решил переменить тему. На самом деле его совершенно не интересовало, чем закончилась эта история. Тем не менее, он продолжал свои рассуждения и не мог остановиться.
– Целый год хворать, прикованной к постели!
? Да.
– Я поражен, как эта женщина сумела все вынести.
– Она не одна такая.
Соланж, похоже, совершенно ушла в себя, в свои мысли.
– Скажи мне, после того, как она выздоровела, ей продолжали пускать кровь?
– Да, – негромко проговорила Соланж. – Кровь пускали всегда.
Что-то внутри Дэймона напряглось, угрожая вот-вот лопнуть. То была незримая, тонкая нить, которая связывала воедино все его существо.
Глядя на Соланж, на каштановую прядь, небрежно упавшую на ее плечо, он чувствовал, как опасно натянулась эта потаенная нить. Загляни он сейчас в глаза Соланж, и нить порвется.
Быть может, она тоже почувствовала это... и одарила его ослепительной улыбкой.
– Но женщина выздоровела. Все закончилось хорошо. Теперь, я уверена, она жива и здорова.
Послышались шаги. Соланж поспешно спрятала волосы под капюшон. По настоянию Дэймона с самого начала путешествия она держалась подальше от рыбаков и большую часть времени проводила в трюме. Сейчас она отошла к коням, повернувшись спиной к люку. На трапе появился младший из сыновей старика.
– Отец велел передать, что уже видны саксонские утесы.
Дэймон молча глядел на него, плохо понимая смысл услышанного.
– Вы разве не хотите подняться наверх? – спросил удивленный его молчанием мальчик.
– Да, – ответила ему за двоих Соланж. – Мы сейчас поднимемся.
Мальчик ушел. Дэймон тупо смотрел на то место, где он только что стоял. Вдруг эту пустоту заполнила Соланж – она шагнула на трап, собираясь выйти наружу. Повинуясь порыву, Дэймон схватил ее за руку, чтобы задержать хоть на миг.
– Та женщина... – начал он и осекся.
В глазах Соланж не было ни тени милосердия, лишь напряженность, странным образом похожая на его собственные чувства.
– Я же сказала. Все закончилось хорошо. Сейчас та женщина жива и благополучна. Я не думала, что мой рассказ так взволнует тебя. Уверена, с тобой ничего похожего не случится. Ты, в конце концов, гораздо крепче. – Соланж высвободила руку из его пальцев. – Мы непременно купим тебе шляпу, – повторила она и торопливо пошла вверх по ступенькам.
Шляпа...
Дэймон разразился болезненным смехом. Ему пришлось согнуться вдвое, чтобы заглушить этот смех. Уж конечно, что ему сейчас нужно, так это именно шляпа. Купим шляпу – и все будет в порядке.
Шляпа... Дэймон попытался представить, какой головной убор выберет для него Соланж, заботясь о его здоровье.
Корабль качнуло, и Дэймона отбросило к дальней стене. Чем ближе берег, тем сильнее становилось волнение в проливе. Нужно было подняться наверх. Стены трюма, казалось, смыкаются все тесней. Ему нужен воздух, свежий воздух...
Выйдя на палубу, Дэймон увидел бесконечные гряды буровато-зеленых волн, над которыми вскипала кудрявая пена. Соланж вместе с остальными стояла у грот-мачты, глядя, как из тумана выплывают меловые утесы Дувра.
Дэймон присоединился к ним. Старик и его сыновья отошли готовить баркас к прибытию в порт. Ветер хлестал его по лицу, трепал волосы, обжигал соленым дыханием кожу, но это ощущение было приятным.
Рядом с Дэймоном стояла Соланж. Радость, кипевшая в ней, казалась такой же бурной, как волнение моря.
На губах ее блуждала странная улыбка. Ветер сдувал с ее лица капельки слез. Или Дэймону это почудилось? Ему трудно было смотреть на Соланж – слишком туго натягивалась незримая нить...
Дэймон опасался того, что в Дувре их уже вполне могли поджидать солдаты Редмонда. Он беспокойно всматривался в берег. Соланж держалась поближе к нему, стараясь не поднимать головы. Пока они не заметили ничего подозрительного. Ничего такого, чтобы спешным порядком бежать из города. Хотя и задерживаться в Дувре он не собирался. Лучше поскорее оказаться на просторах родной земли. Но Вульфхавен был за много миль отсюда, а Айронстаг и того дальше. И все же, как хорошо вернуться... Дэймон испытал огромное облегчение. Он был готов как можно быстрее покинуть Францию.
А Соланж... Он не мог бы сказать, что именно чувствует Соланж. Едва они достигли порта, она снова приняла замкнуто-неприступный вид. Если б Дэймон собственными глазами не видел, какой радостью светилось еще недавно ее лицо, он бы решил, что возвращение домой нисколько ее не трогает.
Впрочем, Дэймон знал, что это не так. Он снова учился разгадывать чувства Соланж и все больше преуспевал в этом искусстве. Он уже понял, что она тщательно скрывает свое истинное «я». Должно быть, этому она обучилась, будучи графиней.
Дэймону не терпелось покинуть город. Заваленные мусором улочки и бесчисленные ряды домов, как всегда, вызывали у него удушье. К тому же здесь было слишком много любопытных глаз.
Пронзительные вопли детей смешивались с выкриками торговцев, блеяньем овец, кукареканьем и кряканьем птицы, привезенной на продажу. Дэймон всегда терпеть не мог городское многолюдье. Он родился и вырос в ином мире, к которому города не имели никакого касательства. Там были покой, размеренное чередование сева и жатвы, чистый воздух и простор. Дувр или Лондон – все города для него были одинаково непривлекательны.
Первое, чем они занялись, сойдя с баркаса, – отправились покупать шляпу. Соланж заявила, что не покинет Дувра, не купив ему надлежащего головного убора. Когда Дэймон напомнил, что им опасно задерживаться в го роде, графиня Редмонд поглядела на него с искренним удивлением.
– Но ведь это Англия! – воскликнула она. – Здесь нас не посмеют схватить.
Онемев от такой наивности, Дэймон позволил Соланж затащить его в первую попавшуюся лавку. Прежде чем войти туда, она спрятала волосы под капюшон и хорошенько застегнула плащ.
Хотя вид у них был неприглядный, шляпник приветливо встретил посетителей, явившихся в такую непогоду. Соланж вежливо разъяснила, что во время бури брат потерял шляпу и что ему нужна новая. Она без колебаний отвергла все образчики шляпного искусства, украшенные перьями, бархатом и кружевами, и попросила показать что-нибудь попроще и подобротней, так как и сами они люди простые. Дэймон не смог сдержать улыбки.
Они остановились на скромной шляпе с черными полями, вызвав этим у шляпника открытое неудовольствие. Впрочем, когда Дэймон заплатил за покупку золотом, человечек расплылся в улыбке и снова принялся вовсю хлопотать вокруг таких выгодных покупателей.
? Может, купите что-нибудь и для молодого господина? – угодливо предложил он.
Соланж покачала головой, но Дэймону эта идея понравилась. После недолгих поисков он приглядел нарядный, украшенный перьями берет с отделкой из синего бархата и кружева. Соланж закатила глаза, но ничего не сказала, когда Дэймон уплатил за берет и нахлобучил его ей на голову.
– Мой младший братец – человек отнюдь не простой, так что ему пристало и одеваться понарядней, – пояснил он, с ухмылкой глядя, как Соланж хмурит брови из-под кружевной отделки.
– Да-да! – восторженно приговаривал лавочник. – Что за чудный мальчик! Дамы будут от него без ума!
– Не сомневаюсь, – дружелюбно согласился Дэймон. – По-моему, этот берет очень идет ему.
– Совершенно верно, господин мой, совершенно верно! Какие глаза! Какая кожа!
– У тебя перья вместо мозгов, – тихо пробормотала Соланж. – Нам пора. Хватит болтать.
Дэймон кивнул шляпнику, и тот согнулся в ответном поклоне.
– К вашим услугам, господа, всегда к вашим услугам! – еще долго восклицал он им вслед.
Оказавшись на улице, Соланж хотела сразу же снять берет, но Дэймон со смехом остановил ее.
? Ты не можешь не признать, что он прекрасен. Ты выглядишь в нем заправским городским щеголем.
? Но я вовсе не желаю быть щеголем! – возмутилась она.
– Ну-ну, не скромничай. Он просто создан для такого изысканного юного модника, как ты.
? Что за чушь!
– Клянусь, все женщины этого города умрут от любви к тебе.
– Они все умрут от смеха.
– У тебя совершенно неправильный взгляд на вещи. Умоляю, не снимай его, по крайней мере, пока мы не вы едем из города. Этот берет, знаешь ли, делает тебя совершенно неузнаваемой.
Соланж бросила на Дэймона подозрительный взгляд, но встретила лишь его сияющую улыбку. Прекрасно, пусть будет так, как он хочет.
Свою шляпу Дэймон плотно натянул на голову и пустил Тарранта рысью. Чувствовал он себя сейчас куда лучше, чем в начале дня. По настоянию Соланж они остановились пообедать в таверне близ городских ворот. Дэймон находил это крайне опасным, но не мог отказать себе в удовольствии видеть, как радуется Соланж при виде еды, как исчезают тени под глазами. Близость к дому действовала на нее исцеляюще. Скоро их путь завершится.
Дэймон потребовал у служанки горячей воды и заварил крепкий лечебный чай. Соланж с благоговейным любопытством следила за его действиями, не отрываясь, однако, от тушеного барашка и пирога с голубями. Казалось, она не ела целую вечность. Особенный восторг вызвал у нее горячий хлеб со сливочным маслом. Она съела кусок, потом еще один...
Дэймон улыбнулся.
– Можно подумать, – заметил он, – что во Франции тебя вообще не кормили.
Соланж ответила не сразу.
? Я вдруг ужасно проголодалась, – сказала она, наконец.
?Я вижу.
Она опустила глаза и продолжала с аппетитом жевать.
Они накупили себе в дорогу кучу еды, огромный мех для воды и, подумав, добавили ко всему этому четыре пирога с голубями. Как ни уговаривала его Соланж, Дэймон отказался заночевать в гостинице, ссылаясь на то, что тогда их увидит слишком много народу. На самом деле ему очень хотелось вытянуться на мягкой, удобной кровати, но одна только мысль, что придется делить ее с Соланж, приводила его в смятение.
– Наша цель, – напомнил он Соланж, – побыстрее достичь Айронстага, если не хочешь, чтобы солдаты Редмонда снова напали на наш след. Интересно, о чем бы они стали беседовать со своей графиней.
– Но я вовсе не желаю беседовать с ними, милорд. Ты прав, нам лучше уехать сегодня же. Что до меня, я готова в путь хоть сейчас.
Они отправились в путь и очень быстро оказались в землях Кента. Дэймон дышал полной грудью, наслаждаясь запахом земли. Тусклый свет луны освещал дорогу. Каждый думал о своем.
Дэймон вспомнил детство, юность, невинные встречи в яблоневых рощах и куда менее невинные приключения при дворе. Каким же странным путем пошла его жизнь! Он оказался там, где начал свое земное существование, в Вульфхавене, однако обратная дорога была мучительна. Да, пути господни неисповедимы...
Соланж ехала рядом с Дэймоном, задумчивая, но ничуть не угрюмая. На голове у нее по-прежнему красовался нелепый берет. Она заявила, что он согревает голову, и искренне сожалела, что они не купили второй такой же для Дэймона.
Сейчас кружева берета подпрыгивали в такт лошади ному шагу, как будто плясали вокруг лица Соланж и ниспадали на ее шею. Она прекрасна, восхитительна, обворожительна...
Дэймон отвернулся, стиснув зубы, но отрицать очевидного больше не мог. Вне всяких сомнений, он любит Соланж, любит даже после всего того, что пережил по ее милости.
Эта любовь точно рассекла его надвое, и теперь в нем бок о бок существовали два совершенно разных человека. Маркиз Локвуд, королевский рыцарь, был вне себя от бешенства. Он не мог простить женщину, которая предала его. Женщину, которая отреклась от него ради выгодного брака, безжалостно и неотвратимо вычеркнула его из своей жизни, хотя прежде бесстыдно твердила, что любит его! У которой хватает бесстыдства делать вид, что он ей и ныне небезразличен! Это было нестерпимо.
Другой Дэймон, однако, был иного мнения, и голос его звучал все отчетливей и яснее, заглушая гнев. Этот второй Дэймон видел в Соланж свою половину, венец своего пути и своих исканий. Этот Дэймон вырос вместе с девочкой по имени Соланж, знал ее нежное, любящее сердце, ведал ее силу и слабости. И ее душу, которая по-прежнему была частью его души.
Этот человек страстно желал Соланж, всю Соланж с ее красотой, страстью и ложной гордыней. Однако за исполнение этого желания пришлось бы заплатить слишком дорогую цену. Дэймон искренне боялся, что этот, второй человек и есть его истинное «я».
Соланж уже отвергла его однажды, и этот отказ разбил жизнь юного Дэймона. Ему пришлось собирать ос колки и начинать все сначала. Он слишком долго шел к своей цели. Слишком много труда положил, дабы достигнуть ее. Слишком много людей зависели от него, чтобы сейчас Дэймон мог потерять себя. Это немыслимо.
И это значит, что до конца своих дней Дэймон должен оставаться один. Конечно, его постоянно будут окружать люди. Безусловно, он рано или поздно женится, но все равно до скончания века проживет в полном одиночестве.
Вульфхавену нужен наследник, а стало быть, рано или поздно Дэймон должен будет исполнить свой долг перед предками, но то будет лишь вынужденное продолжение рода, не более. О да, он постарается стать хорошим мужем. Он будет лелеять и беречь свою супругу. Любить будущих детей и почитать их мать. В этом Дэймон поклялся себе и был полон решимости сдержать клятву. Но какая бы ни была та женщина, она не будет Соланж, а значит, никогда не станет частью его души. Его сердце всегда будет принадлежать одной только Соланж.
А кому будет принадлежать она сама? Соланж – вдова и вполне может заключить новый брак. Сам Эдвард был бы счастлив заполучить часть богатств и владений такой состоятельной особы. Соланж наверняка придется очень скоро вновь выйти замуж. Король будет настаивать на том, чтобы ее владения обрели надежного хозяина и защитника.
До чего же странно думать, что этот юноша в мешковатом плаще и нелепом берете – богатая и знатная вдова. Руки Соланж, сжимавшие поводья, были совсем маленькими, словно у крошечной девочки, которая отчаянно цепляется за материнские юбки. На них даже не было драгоценностей. Кроме одной – его кольца.
Дэймон горько усмехнулся собственным мыслям.
– О чем ты думаешь, милорд? – Соланж давно уже следила, как меняется выражение его лица.
– О боге, – ответил Дэймон, – и о том, что все мы в его власти.
– Я и не знала, что ты так религиозен.
– Вера приходит тогда, когда больше всего в ней нуждаешься, – отозвался он.
– В самом деле? Тогда мне, боюсь, еще долго ждать. Дэймон ничего не ответил на это, и Соланж тоже смолкла. «Бедный Дэймон, – думала она, – нелегко ему, должно быть, снова оказаться рядом со мной». Соланж понимала, что милосердней всего было бы попросту отпустить его. До Айронстага теперь не так уж и далеко. Наверняка она сумеет добраться туда одна. А Дэймон сможет вернуться в свой замок, к своим делам. К своей жизни. Свой долг перед Соланж он давно уже исполнил. С ее стороны было бы эгоистично удерживать его, заставлять путешествовать вместе только ради мимолетного счастья быть с ним рядом и до конца своих дней запомнить эти чудесные мгновения.
Какое счастье – снова увидеть Дэймона, даже если она ему больше не нужна. Дэймон теперь зрелый мужчина. Рыцарь. У него своя жизнь, свой мир, в котором Соланж нет места. Его будущее крепко связано с дорогим его сердцу Вульфхавеном. Ее же участь так же зыбка, как пушинка, подхваченная ветром.
Побег из Дю Клара был совершен Соланж в приступе отчаяния, которое накапливалось в ней все эти нелегкие годы. Сделанного не исправишь, но тогда она могла думать лишь об одном – любой ценой бежать оттуда, бежать в Айронстаг. В ее памяти это место осталось родным домом, но сейчас она не надеялась встретить там теплый прием.
Весть о смерти отца нанесла ей тяжкий удар. После свадьбы, после того, как Редмонд увез ее во Францию, она навсегда простилась с Генри и думала, что больше никогда его не увидит. Теперь Соланж понимала, что это было лишь иллюзией. В глубине души она не верила, что больше не увидит отца. И хотя он так и не пожелал навестить ее, ни разу не прислал узнать о жизни дочери, ни разу не ответил на ее осторожные и краткие послания, Соланж все же не допускала, что отец мог так безжалостно и бесповоротно вычеркнуть ее из своей жизни. Время доказало, что она ошибалась. Теперь отец ушел навсегда. Жестокой судьбе было угодно, чтобы случилось это именно тогда, когда Соланж, наконец, освободилась от власти Редмонда. Теперь она никогда больше не увидит Генри, никогда уже не сможет спросить его, знал ли он, какому чудовищу отдал свою дочь.