– Квартира пятьдесят пять, – сообщила я, когда наконец предстала перед очами привратника. – Миссис Константин меня ждет.
Луиза Константин оказалась изящной блондинкой лет сорока с небольшим. Здороваясь со мной, она вежливо улыбнулась. Дама, хотя и сохранила миловидность, была на редкость бесцветна. Безжизненный голос. Пустые глаза. Манеры отчужденные. Даже обстановка гостиной была какая-то безликая и пресная.
Заурядная комната, отделанная в бежевых и коричневых тонах. Единственными светлыми пятнами были две ошеломляющие акварели – одна над софой, другая над небольшим комодиком. Вообрази я себя психотерапевтом, сказала бы, что комната, если не считать акварелей (а у меня было большое подозрение, что они созданы покойным и потому не в счет), выдавала мертвенную пустоту, таившуюся за вежливой маской Луизы Константин. Это был дом женщины, которая привыкла сдерживать чувства, которая не верит в риск. Или же она нашла самого бездарного оформителя в мире.
Луиза изящным движением избавила меня от слипшегося от дождя зонтика и насквозь промокшего плаща, который я уже три года собираюсь покрыть водоотталкивающим составом. Но полностью скрыть свою неприязнь она не смогла.
– Я повешу все это в ванной, – брезгливо проговорила она, держа мой скарб двумя пальцами. – Присядьте. Я сейчас приду.
Едва я успела устроиться в кресле, как хозяйка вернулась.
Выразив сочувствие по поводу кончины ее мужа (Луиза незамедлительно поправила: «бывшего мужа»), я приступила к делу:
– В каких отношениях вы находились со своим бывшим мужем?
– В дружеских. У нас же дочь, знаете.
– Знаю. Вы можете сказать, как часто встречались с мистером Константином?
– Довольно часто. Точнее, до тех пор, пока у него не поселилась миссис Уоррен. До этого Альма постоянно заходила к нему, и я почти всегда ее сопровождала. Особенно когда она была моложе.
– Понимаю. Вы виделись с ним раз в неделю? Или раз в месяц?
Луиза ненадолго задумалась.
– Я бы сказала, один раз в несколько недель. Может, немного чаще.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Наверное, в начале сентября.
– Альма продолжала навещать отца, после того как у него поселилась Селена Уоррен?
– Месяца два она даже близко к его дому не подходила. Альма настаивала, чтобы Нил встречался с ней в ресторанах, в театре, в кинотеатре, где угодно. Но потом у нее это прошло, хотя она по-прежнему чувствовала себя не очень уютно в его квартире. После того, как Нил сошелся с миссис Уоррен.
Бесстрастный голос едва заметно подчеркнул слово «сошелся».
– Вашей дочери не нравилась Селена?
– Я бы так не сказала. Не думаю, что здесь есть что-то личное, просто всему виной обстоятельства. Вы понимаете?
Я кивнула.
– Надеюсь, вы не откажетесь ответить на следующий вопрос, миссис Константин, но при расследовании убийства необходимо изучить все связи жертвы…
– Продолжайте. – В глазах Луизы впервые мелькнула какая-то искра.
– Что вы чувствовали, когда разошлись с мужем?
– Вы имеете в виду, когда он меня бросил? – Луиза улыбнулась. От этой улыбки у меня по коже пробежал холодок. – Я чувствовала себя преданной… и брошенной. Я злилась. Может, даже подумывала об убийстве. Но это продолжалось недолго. Вскоре мы с Нилом поговорили. И он объяснил, что причина его ухода не во мне, а в нашем образе жизни. Нил ведь тогда же бросил свое дело. Вам это известно?
– Да.
– Нил решил посвятить себя искусству. Он художник, и, как все говорят, хотя я в этом ничего не понимаю, хороший художник. Это его картины. – Плавный жест в сторону акварелей.
– Красивые. Они меня поразили, как только я вошла. Вы что-то хотели сказать?
– Да нет… Просто мне помогло сознание того, что Нил ушел не из-за меня. По крайней мере, он говорил, что не из-за меня. – Луиза снова улыбнулась. На этот раз улыбка получилась такой грустной, что я едва удержалась, чтобы не похлопать ее по плечу и не прокудахтать: «Ну-ну, дорогуша, будет».
Вместо этого я сказала совсем другое:
– Вы продолжали любить своего муж… бывшего мужа?
– Должно быть, мне не следует в этом признаваться. Наверняка вы решите, что это чувство могло стать мотивом, но да, я по-прежнему любила его. И всегда надеялась, что вдруг… До встречи с Селеной он даже не заикался о разводе. Это о чем-то говорит?
А вот это было настоящим откровением. Я-то думала, что они давным-давно в разводе.
– Да все равно, – покорно добавила Луиза, нервно кусая нижнюю губу. – Раз сразу ничего не вышло, то и во второй вряд ли удалось бы.
Затем она взяла себя в руки, выпрямила спину и вздернула подбородок. Бац! – и Луиза снова превратилась в каменного сфинкса. Ну и слава богу – мне только легче. Правда, не намного… Передо мной сидела женщина, которая старательно изображала равнодушного сфинкса, но на короткое мгновение она выдала себя, показала мне, сколь обижена и уязвлена. Слабым утешением служило лишь то, что я могла приписать этот срыв своему непревзойденному умению вытягивать из людей правду. Или, на худой конец, умению сопереживать… Но на самом деле Луиза Константин просто искала повода выговориться, а я подвернулась под руку.
Теперь она то и дело посматривала на часы, удовлетворив, видимо, свою потребность в душевных излияниях.
– У меня назначена встреча, – произнесла она бесцветным, но твердым голосом.
– Я не отниму у вас много времени, всего один-два вопроса. Я очень признательна вам за помощь.
– Хорошо, – согласилась Луиза с явственным вздохом. – Но прошу вас поторопиться. Я действительно должна скоро уходить.
– Как вы отнеслись к тому, что ваш муж изменил завещание?
Она недоуменно смотрела на меня.
– Вы знали, что мистер Константин незадолго до смерти составил новое завещание, поделив имущество между дочерью и миссис Уоррен?
Луиза медленно покачала головой. Она выглядела искренне пораженной.
– Вы думаете, я его убила, потому что разозлилась из-за завещания? – выговорила она наконец. – Да я понятия об этом не имела.
– А ваша дочь?
– И Альма тоже ничего не знала. Иначе она бы мне сказала. Кроме того, новое завещание ничего для нее не меняет, раз она остается наследницей.
– Но ваш муж недавно и сам унаследовал крупную сумму, и вот это действительно имеет значение.
– Унаследовал? Нил? Мне кажется, здесь какая-то ошибка. Кто мог оставить Нилу большие деньги? – Казалось, Луиза удивлена новостью.
– Полтора года назад умерла его тетка, – объяснила я.
– Тетя Эдна?
– Это сестра его отца?
– Да, но я первый раз слышу, что у нее водились деньги.
Если Луиза Константин ломала комедию, то она выступала перед очень доверчивой аудиторией.
– Как вы думаете, Нил мог сказать об этом дочери?
– Нет. Точно нет. У нас с Альмой нет секретов друг от друга. Послушайте, мне действительно пора. – Луиза встала.
– Вы мне очень помогли, но я хотела бы задать последний вопрос. Может, если мы все выясним, мне не придется беспокоить Альму.
Когда речь идет о том, чтобы вытянуть сведения, я не останавливаюсь перед откровенным враньем, умело расставляя лживые приманки в стратегических местах.
Луиза неохотно села.
– Как ваша дочь отнеслась к тому, что вы разошлись?
– Нормально. Она же продолжала регулярно видеться с Нилом. Честно говоря, он стал уделять ей гораздо больше времени, чем когда работал по двенадцать-четырнадцать часов в агентстве. И не забывайте, мы с Нилом сохранили дружеские отношения. Это, наверное, тоже помогло.
Луиза снова встала.
– Безусловно, – быстро сказала я. – Прошу вас, еще один вопрос.
– Простите, но…
– Вы можете сказать, где были в понедельник вечером?
Луиза рухнула на стул. Судя по всему, она горела желанием сообщить мне все мельчайшие подробности.
– Сейчас вспомню… сейчас, сейчас… Около семи я поужинала.
– Одна?
– Да. Несколько месяцев назад Альма поселилась отдельно. А после ужина… а после ужина приняла душ и оделась. Примерно без двадцати девять я взяла такси до кинотеатра «Биограф», где встретилась с Альмой. Фильм начался в девять пятнадцать.
– Что показывали?
– "Рождение звезды".
– А после кино?
– Я сразу вернулась домой. Альма пошла со мной, так как я плохо себя чувствовала. Где-то в середине картины у меня ужасно разболелась голова, а затем скрутило живот, наверное, какой-то вирус. Честно говоря, я не думала, что досмотрю фильм до конца, однако после пары отлучек в туалет смогла досидеть. Но чувствовала я себя так отвратительно, что Альма настояла на том, чтобы остаться у меня на ночь.
– И когда вы вернулись домой?
– Наверное, около полуночи… Можете проверить у привратника. Возможно, он вспомнит. Его фамилия Энгельгард, и он дежурит с одиннадцати вечера до семи утра.
– И после этого никто из вас не уходил?
– Нет. Я выпила пару таблеток аспирина, Альма приготовила мне липовый чай. Через некоторое время я почувствовала себя лучше, и мы легли спать. Где-то в начале второго. – Тут Луиза решительно встала, и на этот раз я не сомневалась, что беседа окончена. – Я принесу ваши вещи!
Она вернулась с плащом и зонтиком, прежде чем я успела выкарабкаться из мягкого кресла.
– Кстати, – спросила я уже на пороге, – вы не были знакомы с женщиной по имени Агнес Гаррити?
Луиза даже не попыталась скрыть свое нетерпение.
– Нет! – сухо обронила она.
– Мистер Константин когда-нибудь упоминал при вас это имя? – обратилась я к щели закрывающейся двери.
– Нет! – рявкнула Луиза и в сердцах саданула дверью.
До начала дежурства Энгельгарда оставалось еще два часа, а киноцентр на 34-й улице находился всего в двух шагах, поэтому я поплелась туда, хлюпая по лужам. Мне не повезло. Из четырех демонстрировавшихся фильмов только один из тех ужасных боевиков с Арнольдом Шварценеггером, про который я заранее решила, что никогда и ни за что не стану его смотреть, начинался в это время. Но ведь в зале сухо и тепло, правда?
Фильм оказался не таким уж и гнусным. А к тому времени, когда он закончился, прекратился и дождь. Я вернулась к дому Луизы Константин и обнаружила у дверей невысокого коренастого мужчину. Это и был Энгельгард. Безапелляционным тоном он объявил, что миссис Константин вернулась в понедельник вместе со своей дочерью около двенадцати и ни одна из них в течение его смены из дому не выходила.
– Может, вы не заметили, как они вышли? – предположила я.
– Исключено!
Он произнес это слово таким тоном, что у меня не возникло желания возражать.
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Луиза Константин оказалась изящной блондинкой лет сорока с небольшим. Здороваясь со мной, она вежливо улыбнулась. Дама, хотя и сохранила миловидность, была на редкость бесцветна. Безжизненный голос. Пустые глаза. Манеры отчужденные. Даже обстановка гостиной была какая-то безликая и пресная.
Заурядная комната, отделанная в бежевых и коричневых тонах. Единственными светлыми пятнами были две ошеломляющие акварели – одна над софой, другая над небольшим комодиком. Вообрази я себя психотерапевтом, сказала бы, что комната, если не считать акварелей (а у меня было большое подозрение, что они созданы покойным и потому не в счет), выдавала мертвенную пустоту, таившуюся за вежливой маской Луизы Константин. Это был дом женщины, которая привыкла сдерживать чувства, которая не верит в риск. Или же она нашла самого бездарного оформителя в мире.
Луиза изящным движением избавила меня от слипшегося от дождя зонтика и насквозь промокшего плаща, который я уже три года собираюсь покрыть водоотталкивающим составом. Но полностью скрыть свою неприязнь она не смогла.
– Я повешу все это в ванной, – брезгливо проговорила она, держа мой скарб двумя пальцами. – Присядьте. Я сейчас приду.
Едва я успела устроиться в кресле, как хозяйка вернулась.
Выразив сочувствие по поводу кончины ее мужа (Луиза незамедлительно поправила: «бывшего мужа»), я приступила к делу:
– В каких отношениях вы находились со своим бывшим мужем?
– В дружеских. У нас же дочь, знаете.
– Знаю. Вы можете сказать, как часто встречались с мистером Константином?
– Довольно часто. Точнее, до тех пор, пока у него не поселилась миссис Уоррен. До этого Альма постоянно заходила к нему, и я почти всегда ее сопровождала. Особенно когда она была моложе.
– Понимаю. Вы виделись с ним раз в неделю? Или раз в месяц?
Луиза ненадолго задумалась.
– Я бы сказала, один раз в несколько недель. Может, немного чаще.
– Когда вы видели его в последний раз?
– Наверное, в начале сентября.
– Альма продолжала навещать отца, после того как у него поселилась Селена Уоррен?
– Месяца два она даже близко к его дому не подходила. Альма настаивала, чтобы Нил встречался с ней в ресторанах, в театре, в кинотеатре, где угодно. Но потом у нее это прошло, хотя она по-прежнему чувствовала себя не очень уютно в его квартире. После того, как Нил сошелся с миссис Уоррен.
Бесстрастный голос едва заметно подчеркнул слово «сошелся».
– Вашей дочери не нравилась Селена?
– Я бы так не сказала. Не думаю, что здесь есть что-то личное, просто всему виной обстоятельства. Вы понимаете?
Я кивнула.
– Надеюсь, вы не откажетесь ответить на следующий вопрос, миссис Константин, но при расследовании убийства необходимо изучить все связи жертвы…
– Продолжайте. – В глазах Луизы впервые мелькнула какая-то искра.
– Что вы чувствовали, когда разошлись с мужем?
– Вы имеете в виду, когда он меня бросил? – Луиза улыбнулась. От этой улыбки у меня по коже пробежал холодок. – Я чувствовала себя преданной… и брошенной. Я злилась. Может, даже подумывала об убийстве. Но это продолжалось недолго. Вскоре мы с Нилом поговорили. И он объяснил, что причина его ухода не во мне, а в нашем образе жизни. Нил ведь тогда же бросил свое дело. Вам это известно?
– Да.
– Нил решил посвятить себя искусству. Он художник, и, как все говорят, хотя я в этом ничего не понимаю, хороший художник. Это его картины. – Плавный жест в сторону акварелей.
– Красивые. Они меня поразили, как только я вошла. Вы что-то хотели сказать?
– Да нет… Просто мне помогло сознание того, что Нил ушел не из-за меня. По крайней мере, он говорил, что не из-за меня. – Луиза снова улыбнулась. На этот раз улыбка получилась такой грустной, что я едва удержалась, чтобы не похлопать ее по плечу и не прокудахтать: «Ну-ну, дорогуша, будет».
Вместо этого я сказала совсем другое:
– Вы продолжали любить своего муж… бывшего мужа?
– Должно быть, мне не следует в этом признаваться. Наверняка вы решите, что это чувство могло стать мотивом, но да, я по-прежнему любила его. И всегда надеялась, что вдруг… До встречи с Селеной он даже не заикался о разводе. Это о чем-то говорит?
А вот это было настоящим откровением. Я-то думала, что они давным-давно в разводе.
– Да все равно, – покорно добавила Луиза, нервно кусая нижнюю губу. – Раз сразу ничего не вышло, то и во второй вряд ли удалось бы.
Затем она взяла себя в руки, выпрямила спину и вздернула подбородок. Бац! – и Луиза снова превратилась в каменного сфинкса. Ну и слава богу – мне только легче. Правда, не намного… Передо мной сидела женщина, которая старательно изображала равнодушного сфинкса, но на короткое мгновение она выдала себя, показала мне, сколь обижена и уязвлена. Слабым утешением служило лишь то, что я могла приписать этот срыв своему непревзойденному умению вытягивать из людей правду. Или, на худой конец, умению сопереживать… Но на самом деле Луиза Константин просто искала повода выговориться, а я подвернулась под руку.
Теперь она то и дело посматривала на часы, удовлетворив, видимо, свою потребность в душевных излияниях.
– У меня назначена встреча, – произнесла она бесцветным, но твердым голосом.
– Я не отниму у вас много времени, всего один-два вопроса. Я очень признательна вам за помощь.
– Хорошо, – согласилась Луиза с явственным вздохом. – Но прошу вас поторопиться. Я действительно должна скоро уходить.
– Как вы отнеслись к тому, что ваш муж изменил завещание?
Она недоуменно смотрела на меня.
– Вы знали, что мистер Константин незадолго до смерти составил новое завещание, поделив имущество между дочерью и миссис Уоррен?
Луиза медленно покачала головой. Она выглядела искренне пораженной.
– Вы думаете, я его убила, потому что разозлилась из-за завещания? – выговорила она наконец. – Да я понятия об этом не имела.
– А ваша дочь?
– И Альма тоже ничего не знала. Иначе она бы мне сказала. Кроме того, новое завещание ничего для нее не меняет, раз она остается наследницей.
– Но ваш муж недавно и сам унаследовал крупную сумму, и вот это действительно имеет значение.
– Унаследовал? Нил? Мне кажется, здесь какая-то ошибка. Кто мог оставить Нилу большие деньги? – Казалось, Луиза удивлена новостью.
– Полтора года назад умерла его тетка, – объяснила я.
– Тетя Эдна?
– Это сестра его отца?
– Да, но я первый раз слышу, что у нее водились деньги.
Если Луиза Константин ломала комедию, то она выступала перед очень доверчивой аудиторией.
– Как вы думаете, Нил мог сказать об этом дочери?
– Нет. Точно нет. У нас с Альмой нет секретов друг от друга. Послушайте, мне действительно пора. – Луиза встала.
– Вы мне очень помогли, но я хотела бы задать последний вопрос. Может, если мы все выясним, мне не придется беспокоить Альму.
Когда речь идет о том, чтобы вытянуть сведения, я не останавливаюсь перед откровенным враньем, умело расставляя лживые приманки в стратегических местах.
Луиза неохотно села.
– Как ваша дочь отнеслась к тому, что вы разошлись?
– Нормально. Она же продолжала регулярно видеться с Нилом. Честно говоря, он стал уделять ей гораздо больше времени, чем когда работал по двенадцать-четырнадцать часов в агентстве. И не забывайте, мы с Нилом сохранили дружеские отношения. Это, наверное, тоже помогло.
Луиза снова встала.
– Безусловно, – быстро сказала я. – Прошу вас, еще один вопрос.
– Простите, но…
– Вы можете сказать, где были в понедельник вечером?
Луиза рухнула на стул. Судя по всему, она горела желанием сообщить мне все мельчайшие подробности.
– Сейчас вспомню… сейчас, сейчас… Около семи я поужинала.
– Одна?
– Да. Несколько месяцев назад Альма поселилась отдельно. А после ужина… а после ужина приняла душ и оделась. Примерно без двадцати девять я взяла такси до кинотеатра «Биограф», где встретилась с Альмой. Фильм начался в девять пятнадцать.
– Что показывали?
– "Рождение звезды".
– А после кино?
– Я сразу вернулась домой. Альма пошла со мной, так как я плохо себя чувствовала. Где-то в середине картины у меня ужасно разболелась голова, а затем скрутило живот, наверное, какой-то вирус. Честно говоря, я не думала, что досмотрю фильм до конца, однако после пары отлучек в туалет смогла досидеть. Но чувствовала я себя так отвратительно, что Альма настояла на том, чтобы остаться у меня на ночь.
– И когда вы вернулись домой?
– Наверное, около полуночи… Можете проверить у привратника. Возможно, он вспомнит. Его фамилия Энгельгард, и он дежурит с одиннадцати вечера до семи утра.
– И после этого никто из вас не уходил?
– Нет. Я выпила пару таблеток аспирина, Альма приготовила мне липовый чай. Через некоторое время я почувствовала себя лучше, и мы легли спать. Где-то в начале второго. – Тут Луиза решительно встала, и на этот раз я не сомневалась, что беседа окончена. – Я принесу ваши вещи!
Она вернулась с плащом и зонтиком, прежде чем я успела выкарабкаться из мягкого кресла.
– Кстати, – спросила я уже на пороге, – вы не были знакомы с женщиной по имени Агнес Гаррити?
Луиза даже не попыталась скрыть свое нетерпение.
– Нет! – сухо обронила она.
– Мистер Константин когда-нибудь упоминал при вас это имя? – обратилась я к щели закрывающейся двери.
– Нет! – рявкнула Луиза и в сердцах саданула дверью.
До начала дежурства Энгельгарда оставалось еще два часа, а киноцентр на 34-й улице находился всего в двух шагах, поэтому я поплелась туда, хлюпая по лужам. Мне не повезло. Из четырех демонстрировавшихся фильмов только один из тех ужасных боевиков с Арнольдом Шварценеггером, про который я заранее решила, что никогда и ни за что не стану его смотреть, начинался в это время. Но ведь в зале сухо и тепло, правда?
Фильм оказался не таким уж и гнусным. А к тому времени, когда он закончился, прекратился и дождь. Я вернулась к дому Луизы Константин и обнаружила у дверей невысокого коренастого мужчину. Это и был Энгельгард. Безапелляционным тоном он объявил, что миссис Константин вернулась в понедельник вместе со своей дочерью около двенадцати и ни одна из них в течение его смены из дому не выходила.
– Может, вы не заметили, как они вышли? – предположила я.
– Исключено!
Он произнес это слово таким тоном, что у меня не возникло желания возражать.
Глава четырнадцатая
На следующий день после полудня я решила наведаться к юной Альме: проверить, дома ли девушка, а заодно спросить, не желает ли она принять меня. Если просто позвонить, то девчонка начнет под разными предлогами оттягивать встречу, а видит бог, такого я не выдержу. Возможность, что кто-то из подозреваемых вообще откажется разговаривать со мной, я не рассматривала. Не бывать такому!
Девушка жила в районе Восточных Тридцатых улиц, неподалеку от матери, в доме, рядом с которым жилище Эллен выглядело настоящим дворцом. Я готова была поспорить, что у Альмы даже нет камина!
В вестибюле я сверилась со списком жильцов и обнаружила маленькую табличку из черного металла с надписью «Константин/Уильямс». Я нажала на звонок, и почти тут же раздалось жужжание замка в двери. Неужели нынешняя молодежь не подозревает, для чего предназначены домофоны?
Первое, что я ощутила, захлопнув за собой дверь, – страшную капустную вонь. (Вы никогда не замечали, что в старых домах почему-то непременно пахнет прокисшей капустой? Не бифштексом. Не ветчиной. И даже не собаками. А именно капустой, к тому же обязательно прокисшей.)
Я втиснулась в лифт, которому не доверился бы ни один здравомыслящий человек, и не дышала до тех пор, пока этот дребезжащий саркофаг не остановился на втором этаже.
У квартиры в дальнем конце коридора томилась молоденькая девчушка. У нее были светлые волосы и осиная талия, и она была такая прехорошенькая, что я едва не рванула со всех ног к себе домой, дабы немедленно расколотить все зеркала.
– Альма?
– Нет, я Тесс Уильямс, мы вместе снимаем квартиру.
– Мне хотелось бы повидать Альму. Я ее надолго не задержу, несколько минут. Она дома?
Ответ был вежливым, но уклончивым:
– Вы можете мне сказать, в чем дело?
– Я расследую смерть ее отца. К Альме у меня два-три вопроса – вот и все.
– У вас есть какое-нибудь удостоверение?
Все это время красавица Тесс ненавязчиво перемещалась, так что теперь она находилась между мной и открытой дверью.
Я порылась в сумочке и с третьей попытки выудила удостоверение частного детектива.
– Вы подождете здесь?
Девушка ушла, не закрыв дверь. Через пару минут она вернулась:
– Альма просит вас пройти.
Я последовала за Тесс в гостиную, обстановка которой состояла из нескольких очень старых и очень натруженных кресел, обтянутых грязно-бежевой тканью, и нещадно исцарапанного деревянного столика. В общем, квартира Альмы Константин была обставлена в стиле «мамаша-одиночка».
В истерзанном кресле свернулась калачиком девушка в сползших на нос очках. Видимо, это и была Альма. На ее коленях балансировала открытая книга.
– Вот Альма, – произнесла Тесс излишнюю фразу и опустилась на пол рядом с креслом.
– Меня зовут Дезире Шапиро, – отрапортовала я, протягивая руку. Альма вяло пожала ее и тут же выпустила.
– О чем вы хотели спросить? Судя по всему, с воспитанием у девицы не ахти.
– Не возражаете, если я сяду?
– А-а… да нет.
Я подошла к бежевому дивану, всю поверхность которого покрьшали декоративные подушечки, и сгребла их в сторону. И тут же поняла, зачем здесь столько подушечек. Диван был практически изодран в клочья!
Я плюхнулась на него и, делая вид, что устраиваюсь поудобнее, принялась рассматривать Альму.
Живости в ней было столько же, сколько в ее родительнице. Правда, если Луиза изображала невозмутимого сфинкса, то Альма была из тех, кто всем своим видом показывает: «А мне наплевать!». Это проявлялось во всем: от тонких темно-русых волос, которые последний раз мыли не позже прошлой весны, до заляпанной футболки и грязных босых ног. А дабы у окружающих не осталось сомнений в ее жизненном кредо, Альма совершенно не употребляла косметики. И вовсе не потому, что сидела у себя в гостиной. Наверняка она и на вечеринки ходит в таком замызганном виде.
– Ну? – Нет, это была вовсе не грубость. Просто милая Альма давала понять, что не собирается рассусоливать.
– Я хотела бы задать несколько вопросов о вашем отце, если не возражаете.
Альма пожала плечами:
– Валяйте.
– В каких вы были отношениях?
Она снова пожала плечами:
– В нормальных.
– Ваша мать говорит, что вы с отцом хорошо ладили.
– Ей хотелось так думать.
– Значит, это неправда?
– И да и нет.
Альма поелозила в кресле, и раскрытая книга с шумом упала на пол. Она, казалось, ничего не заметила.
– Послушайте, мне очень жаль, что приходится вмешиваться в вашу личную жизнь, особенно в таких обстоятельствах, но моего клиента, юношу примерно вашего возраста, ложно обвинили в другом убийстве. И от того, будет ли найден убийца вашего отца, зависит судьба мальчика.
Я тут же пожалела о сказанном. Теперь Альма разразится градом вопросов, а отвечать мне совсем не улыбалось. Да и времени нет. Но я напрасно беспокоилась.
– Ладно, значит, интересуетесь, какие у меня были отношения с папиком? Он ушел, когда мне было восемь. И с тех пор я возненавидела его всем сердцем.
Не знаю, что подействовало на меня сильнее: искренность этого признания или обыденный тон, которым оно было сделано.
– Но вы ведь часто виделись с ним, – промямлила я, немного придя в себя.
– Ага. Это мама вечно заставляла меня таскаться к нему.
– Но вы ведь навещали его, даже когда повзрослели и могли отказаться.
– Ага. Но к тому времени мне уже было на него начхать. Да я и привыкла, так что почему бы не встретиться с папиком.
– Вы перестали его ненавидеть?
– Ага. Но и любовью к нему не прониклась. Наверное, просто научилась его терпеть.
– Когда вы видели его в последний раз?
– В воскресенье.
– В прошлое воскресенье?
– Ага.
– И как вы провели тогда время?
– Сначала таскались по какому-то задрипанному музею, а потом пообедали. В итальянской забегаловке. Названия не помню.
– Вдвоем?
– Понятное дело, вдвоем.
– Как вы относились к Селене Уоррен?
– Ну, раз он считал, что ему с ней лучше, то мне-то какое дело.
– Значит, вы не испытывали к Селене неприязни?
– Я ничего к ней не испытывала. Честно говоря, я вообще о ней не думала.
– А ваша мама сказала, что вам было неприятно, что миссис Уоррен живет у вашего отца.
– Небось вбила себе в голову, что мне должно быть неприятно.
– Но насколько мне известно, первое время после того, как Селена поселилась в квартире вашего отца, вы избегали ходить туда.
– Просто тогда у меня были экзамены, только и всего.
– Альма, вам известно, что ваш отец составил новое завещание?
– Я даже о старом ничего не знала.
– Но вы ведь знали, что он недавно получил в наследство большие деньги?
– Да плевать мне на деньги!
– Это правда. Никого деньги не волнуют меньше, чем Альму, – пропищала Тесс со своего места на полу.
На мгновение я оторопела. Совсем забыла о ее присутствии.
– Это потому, что вы еще очень молоды, – отшутилась я.
– Деньги – это дерьмо! – с пафосом объявила Альма. – Все несчастья в мире из-за них. Как вы думаете, зачем Селене понадобился мой папик?
– Так вы все-таки знали про деньги?
– Да знала, конечно. У вас все? А то у меня еще полно дел.
– Я вас долго не задержу. Но была бы очень признательна, если бы вы сказали, где находились в ночь убийства.
– Ходила с мамой в киношку, в «Биограф». Фильм начался в четверть десятого. А до этого мы с Тесс поужинали в заведении на углу Тридцать третьей улицы и Второй авеню. Мы закончили примерно в половине девятого, и я отправилась к кинотеатру.
– А после фильма?
– Послушайте, мама наверняка вам уже все сказала, так к чему задавать мне те же вопросы? Мне действительно надо заниматься.
– Обещаю, что скоро уйду. Но у меня такая работа – все проверять. Вы мне очень помогли. Если вы уделите мне еще всего две минуты…
– Ладно. Но только две минуты! – Для Альмы «две минуты» означало вовсе не фигуру речи. Я чуть ли не слышала, как у нее в голове тикают часы. – Что еще вы хотите узнать?
Я невольно перешла на скороговорку:
– Что-вы-делали-после-кино?
– Пошли с мамой к ней домой. Она отвратительно себя чувствовала, поэтому я осталась у нее ночевать. Ушла около десяти утра, забежала сюда за учебниками. В двенадцать у меня начинались занятия. Я учусь в Нью-Йоркском университете.
– Во сколько вы добрались до маминой квартиры?
– Где-то около полуночи, наверное.
– Кино вам понравилось?
По сей день не могу понять, зачем задала этот вопрос. Может, хотела нащупать в девушке что-то человеческое.
Вопрос ее удивил. И насторожил.
– Ага.
– "Рождение звезды", не так ли?
– Ага. – Тревога ее с каждой секундой становилась все более отчетливой.
– Я видела его много лет назад, и мне он тоже очень понравился. Помню, что прямо на следующий день пошла в музыкальный магазин и купила альбом с песней «Мужчина, который исчез». До сих пор мороз по коже, когда ее слушаю. Второй такой Джуди не будет, не правда ли?
У меня перехватило дыхание, как всегда случается, когда я думаю о своей любимой актрисе.
– Джуди? – повторила Альма.
– Джуди Гарланд [2].
Да что такое творится с этой девчонкой?
– Дело в том, что в фильме «Мужчину» пела не Джуди Гарланд, – сообщила Альма, бросив на подружку быстрый взгляд. – А Барбра Стрейзанд. Мы смотрели римейк.
Я поняла значение этого взгляда. Альма гордилась, что избежала расставленной ловушки. Но все дело в том, что я не ставила никаких ловушек, просто пыталась поделиться приятными воспоминаниями.
– Надеюсь, вы не обидитесь, Альма, но я должна задать несколько вопросов Тесс. – Я повернулась ко второй девушке: – Вы можете подтвердить слова вашей подруги?
– Да, могу. Мы действительно поужинали вместе, а потом Альма отправилась на встречу с мамой.
– Ив тот вечер она домой не возвращалась?
– Тесс не может об этом знать, – вставила Альма, прежде чем ее подруга успела ответить. – Она ночевала у своего приятеля и сюда вернулась лишь после занятий во вторник. Около четырех. Так ведь, Тесс?
– Совершенно верно.
– Ладно. Полагаю, на этом можно закончить. Вы обе оказали мне неоценимую услугу, – сказала я, пытаясь вырваться из объятий торчащих диванных пружин. – И вот еще что, Альма. Вы когда-нибудь слышали о женщине по имени Агнес Гаррити?
– Ага. Я ведь читаю газеты. Но я никогда ее не видела, если вы это хотели спросить.
Она многозначительно посмотрела на услужливую Тесс, которая тут же вскочила на ноги, готовая проводить меня до двери.
Вернувшись в офис, я первым делом позвонила в кинотеатр «Биограф». Наткнулась на автоинформатор. Остаток дня приводила в порядок свои записи и пыталась решить, что же я узнала, если вообще что-то узнала. Но не особо преуспела в этом занятии.
Из дома я снова позвонила в «Биограф». На этот раз трубку снял живой человек. Женщина подтвердила, что в понедельник 29 октября в кинотеатре давали римейк «Рождения звезды» с Барброй Стрейзанд в главной роли. Последний сеанс начался в 21.15 и закончился в 23.35.
Позднее, сидя перед телевизором и пытаясь сломать зубы о замороженный «сникерс», я вдруг смекнула: в квартире Альмы Константин не было ни одной отцовской картины.
Девушка жила в районе Восточных Тридцатых улиц, неподалеку от матери, в доме, рядом с которым жилище Эллен выглядело настоящим дворцом. Я готова была поспорить, что у Альмы даже нет камина!
В вестибюле я сверилась со списком жильцов и обнаружила маленькую табличку из черного металла с надписью «Константин/Уильямс». Я нажала на звонок, и почти тут же раздалось жужжание замка в двери. Неужели нынешняя молодежь не подозревает, для чего предназначены домофоны?
Первое, что я ощутила, захлопнув за собой дверь, – страшную капустную вонь. (Вы никогда не замечали, что в старых домах почему-то непременно пахнет прокисшей капустой? Не бифштексом. Не ветчиной. И даже не собаками. А именно капустой, к тому же обязательно прокисшей.)
Я втиснулась в лифт, которому не доверился бы ни один здравомыслящий человек, и не дышала до тех пор, пока этот дребезжащий саркофаг не остановился на втором этаже.
У квартиры в дальнем конце коридора томилась молоденькая девчушка. У нее были светлые волосы и осиная талия, и она была такая прехорошенькая, что я едва не рванула со всех ног к себе домой, дабы немедленно расколотить все зеркала.
– Альма?
– Нет, я Тесс Уильямс, мы вместе снимаем квартиру.
– Мне хотелось бы повидать Альму. Я ее надолго не задержу, несколько минут. Она дома?
Ответ был вежливым, но уклончивым:
– Вы можете мне сказать, в чем дело?
– Я расследую смерть ее отца. К Альме у меня два-три вопроса – вот и все.
– У вас есть какое-нибудь удостоверение?
Все это время красавица Тесс ненавязчиво перемещалась, так что теперь она находилась между мной и открытой дверью.
Я порылась в сумочке и с третьей попытки выудила удостоверение частного детектива.
– Вы подождете здесь?
Девушка ушла, не закрыв дверь. Через пару минут она вернулась:
– Альма просит вас пройти.
Я последовала за Тесс в гостиную, обстановка которой состояла из нескольких очень старых и очень натруженных кресел, обтянутых грязно-бежевой тканью, и нещадно исцарапанного деревянного столика. В общем, квартира Альмы Константин была обставлена в стиле «мамаша-одиночка».
В истерзанном кресле свернулась калачиком девушка в сползших на нос очках. Видимо, это и была Альма. На ее коленях балансировала открытая книга.
– Вот Альма, – произнесла Тесс излишнюю фразу и опустилась на пол рядом с креслом.
– Меня зовут Дезире Шапиро, – отрапортовала я, протягивая руку. Альма вяло пожала ее и тут же выпустила.
– О чем вы хотели спросить? Судя по всему, с воспитанием у девицы не ахти.
– Не возражаете, если я сяду?
– А-а… да нет.
Я подошла к бежевому дивану, всю поверхность которого покрьшали декоративные подушечки, и сгребла их в сторону. И тут же поняла, зачем здесь столько подушечек. Диван был практически изодран в клочья!
Я плюхнулась на него и, делая вид, что устраиваюсь поудобнее, принялась рассматривать Альму.
Живости в ней было столько же, сколько в ее родительнице. Правда, если Луиза изображала невозмутимого сфинкса, то Альма была из тех, кто всем своим видом показывает: «А мне наплевать!». Это проявлялось во всем: от тонких темно-русых волос, которые последний раз мыли не позже прошлой весны, до заляпанной футболки и грязных босых ног. А дабы у окружающих не осталось сомнений в ее жизненном кредо, Альма совершенно не употребляла косметики. И вовсе не потому, что сидела у себя в гостиной. Наверняка она и на вечеринки ходит в таком замызганном виде.
– Ну? – Нет, это была вовсе не грубость. Просто милая Альма давала понять, что не собирается рассусоливать.
– Я хотела бы задать несколько вопросов о вашем отце, если не возражаете.
Альма пожала плечами:
– Валяйте.
– В каких вы были отношениях?
Она снова пожала плечами:
– В нормальных.
– Ваша мать говорит, что вы с отцом хорошо ладили.
– Ей хотелось так думать.
– Значит, это неправда?
– И да и нет.
Альма поелозила в кресле, и раскрытая книга с шумом упала на пол. Она, казалось, ничего не заметила.
– Послушайте, мне очень жаль, что приходится вмешиваться в вашу личную жизнь, особенно в таких обстоятельствах, но моего клиента, юношу примерно вашего возраста, ложно обвинили в другом убийстве. И от того, будет ли найден убийца вашего отца, зависит судьба мальчика.
Я тут же пожалела о сказанном. Теперь Альма разразится градом вопросов, а отвечать мне совсем не улыбалось. Да и времени нет. Но я напрасно беспокоилась.
– Ладно, значит, интересуетесь, какие у меня были отношения с папиком? Он ушел, когда мне было восемь. И с тех пор я возненавидела его всем сердцем.
Не знаю, что подействовало на меня сильнее: искренность этого признания или обыденный тон, которым оно было сделано.
– Но вы ведь часто виделись с ним, – промямлила я, немного придя в себя.
– Ага. Это мама вечно заставляла меня таскаться к нему.
– Но вы ведь навещали его, даже когда повзрослели и могли отказаться.
– Ага. Но к тому времени мне уже было на него начхать. Да я и привыкла, так что почему бы не встретиться с папиком.
– Вы перестали его ненавидеть?
– Ага. Но и любовью к нему не прониклась. Наверное, просто научилась его терпеть.
– Когда вы видели его в последний раз?
– В воскресенье.
– В прошлое воскресенье?
– Ага.
– И как вы провели тогда время?
– Сначала таскались по какому-то задрипанному музею, а потом пообедали. В итальянской забегаловке. Названия не помню.
– Вдвоем?
– Понятное дело, вдвоем.
– Как вы относились к Селене Уоррен?
– Ну, раз он считал, что ему с ней лучше, то мне-то какое дело.
– Значит, вы не испытывали к Селене неприязни?
– Я ничего к ней не испытывала. Честно говоря, я вообще о ней не думала.
– А ваша мама сказала, что вам было неприятно, что миссис Уоррен живет у вашего отца.
– Небось вбила себе в голову, что мне должно быть неприятно.
– Но насколько мне известно, первое время после того, как Селена поселилась в квартире вашего отца, вы избегали ходить туда.
– Просто тогда у меня были экзамены, только и всего.
– Альма, вам известно, что ваш отец составил новое завещание?
– Я даже о старом ничего не знала.
– Но вы ведь знали, что он недавно получил в наследство большие деньги?
– Да плевать мне на деньги!
– Это правда. Никого деньги не волнуют меньше, чем Альму, – пропищала Тесс со своего места на полу.
На мгновение я оторопела. Совсем забыла о ее присутствии.
– Это потому, что вы еще очень молоды, – отшутилась я.
– Деньги – это дерьмо! – с пафосом объявила Альма. – Все несчастья в мире из-за них. Как вы думаете, зачем Селене понадобился мой папик?
– Так вы все-таки знали про деньги?
– Да знала, конечно. У вас все? А то у меня еще полно дел.
– Я вас долго не задержу. Но была бы очень признательна, если бы вы сказали, где находились в ночь убийства.
– Ходила с мамой в киношку, в «Биограф». Фильм начался в четверть десятого. А до этого мы с Тесс поужинали в заведении на углу Тридцать третьей улицы и Второй авеню. Мы закончили примерно в половине девятого, и я отправилась к кинотеатру.
– А после фильма?
– Послушайте, мама наверняка вам уже все сказала, так к чему задавать мне те же вопросы? Мне действительно надо заниматься.
– Обещаю, что скоро уйду. Но у меня такая работа – все проверять. Вы мне очень помогли. Если вы уделите мне еще всего две минуты…
– Ладно. Но только две минуты! – Для Альмы «две минуты» означало вовсе не фигуру речи. Я чуть ли не слышала, как у нее в голове тикают часы. – Что еще вы хотите узнать?
Я невольно перешла на скороговорку:
– Что-вы-делали-после-кино?
– Пошли с мамой к ней домой. Она отвратительно себя чувствовала, поэтому я осталась у нее ночевать. Ушла около десяти утра, забежала сюда за учебниками. В двенадцать у меня начинались занятия. Я учусь в Нью-Йоркском университете.
– Во сколько вы добрались до маминой квартиры?
– Где-то около полуночи, наверное.
– Кино вам понравилось?
По сей день не могу понять, зачем задала этот вопрос. Может, хотела нащупать в девушке что-то человеческое.
Вопрос ее удивил. И насторожил.
– Ага.
– "Рождение звезды", не так ли?
– Ага. – Тревога ее с каждой секундой становилась все более отчетливой.
– Я видела его много лет назад, и мне он тоже очень понравился. Помню, что прямо на следующий день пошла в музыкальный магазин и купила альбом с песней «Мужчина, который исчез». До сих пор мороз по коже, когда ее слушаю. Второй такой Джуди не будет, не правда ли?
У меня перехватило дыхание, как всегда случается, когда я думаю о своей любимой актрисе.
– Джуди? – повторила Альма.
– Джуди Гарланд [2].
Да что такое творится с этой девчонкой?
– Дело в том, что в фильме «Мужчину» пела не Джуди Гарланд, – сообщила Альма, бросив на подружку быстрый взгляд. – А Барбра Стрейзанд. Мы смотрели римейк.
Я поняла значение этого взгляда. Альма гордилась, что избежала расставленной ловушки. Но все дело в том, что я не ставила никаких ловушек, просто пыталась поделиться приятными воспоминаниями.
– Надеюсь, вы не обидитесь, Альма, но я должна задать несколько вопросов Тесс. – Я повернулась ко второй девушке: – Вы можете подтвердить слова вашей подруги?
– Да, могу. Мы действительно поужинали вместе, а потом Альма отправилась на встречу с мамой.
– Ив тот вечер она домой не возвращалась?
– Тесс не может об этом знать, – вставила Альма, прежде чем ее подруга успела ответить. – Она ночевала у своего приятеля и сюда вернулась лишь после занятий во вторник. Около четырех. Так ведь, Тесс?
– Совершенно верно.
– Ладно. Полагаю, на этом можно закончить. Вы обе оказали мне неоценимую услугу, – сказала я, пытаясь вырваться из объятий торчащих диванных пружин. – И вот еще что, Альма. Вы когда-нибудь слышали о женщине по имени Агнес Гаррити?
– Ага. Я ведь читаю газеты. Но я никогда ее не видела, если вы это хотели спросить.
Она многозначительно посмотрела на услужливую Тесс, которая тут же вскочила на ноги, готовая проводить меня до двери.
Вернувшись в офис, я первым делом позвонила в кинотеатр «Биограф». Наткнулась на автоинформатор. Остаток дня приводила в порядок свои записи и пыталась решить, что же я узнала, если вообще что-то узнала. Но не особо преуспела в этом занятии.
Из дома я снова позвонила в «Биограф». На этот раз трубку снял живой человек. Женщина подтвердила, что в понедельник 29 октября в кинотеатре давали римейк «Рождения звезды» с Барброй Стрейзанд в главной роли. Последний сеанс начался в 21.15 и закончился в 23.35.
Позднее, сидя перед телевизором и пытаясь сломать зубы о замороженный «сникерс», я вдруг смекнула: в квартире Альмы Константин не было ни одной отцовской картины.
Глава пятнадцатая
На следующий день я позвонила Джеку Уоррену, бывшему благоверному Селены. Хорошо бы договориться о встрече в ближайшие дни. Я рассчитывала, что без труда уломаю ревнивца, тем более что в запасе у меня имелся весьма убедительный аргумент.
– Джек Уоррен слушает. – Голос был теплым, глубоким, звучным. По моим представлениям, такой голос был у Казановы.
Однако вся теплота испарилась, стоило мне только представиться.
– Миссис Шапиро! – раздраженно рявкнул Джек. – Полиция уже отняла у меня достаточно времени. Я сказал все, что знал, а именно ничего. И не вижу причин, по которым должен повторять все это человеку, который не имеет официальных полномочий.
Я объяснила, что представляю интересы достойного юноши, которого несправедливо обвинили в убийстве. Я убеждена в наличии связи между двумя убийствами, и единственный способ снять обвинение с моего клиента – это выяснить, кто убил Нила Константина. Но Джек Уоррен остался неумолим.
– Повторяю. Об убийстве Константина я ничего не знаю, ни-че-го! А потому до свидания, желаю всего хорошего.
– Постойте! – закричала я, пытаясь предотвратить щелчок в телефонной трубке. Но Уоррен то ли не слышал меня, то ли не хотел слышать.
Наступила время выложить свой главный козырь. Я вновь набрала номер.
– Пока вы не повесили трубку, хочу сообщить одну интересную вещь. Селена совершенно подавлена всем этим и…
– Об этом мне известно. – Голос Уоррена отдавал арктическим холодом. – Мы с ней беседуем дважды в день.
Я почувствовала, что до следующего щелчка осталось не больше двух секунд, поэтому затрещала с рекордной скоростью:
– Мистер Уоррен, ваша жена очень хочет, чтобы нашли убийцу Нила Константина. Мне кажется, она плохо воспримет ваше нежелание помочь. Если вы…
Мой аргумент вернулся бумерангом.
– И у вас хватает наглости меня шантажировать! – взорвался Джек.
– Это не шантаж. Я просто пытаюсь…
– Я знаю, что вы «просто пытаетесь», – язвительно передразнил меня Уоррен, – но это не поможет. Я не стану встречаться с вами, я даже не стану с вами разговаривать – ни сейчас, ни в какое-либо другое время. Вам ясно?!
Вопрос был явно риторическим, но ответить мне все-таки хотелось. К сожалению, разговор закончился. С очередным громким щелчком.
Пару минут я просто сидела, держа в руке трубку и рассеянно слушая монотонные гудки. Винить я могла только себя. Все испортила, восстановив против себя Джека Уоррена. Ладно, пущу в ход тяжелую артиллерию.
Вот только где найти Селену? Может, девушка уже вернулась в квартиру Нила?..
Так оно и оказалось.
– Это Дезире Шапиро. Мы с вами встречались в…
– Да-да, конечно! Я вас помню. Вы были вместе с полицией у Франни в среду утром.
Я с радостью отметила, что, судя по голосу, Селена вполне владеет собой.
– Как вы себя чувствуете, дорогая? – мягко поинтересовалась я.
– Лучше. Но иначе, наверное, и быть не могло.
Последовала неловкая пауза. Я испытывала угрызения совести оттого, что втягивала Селену в свои махинации. Ведь бедняжка до сих пор не оправилась от потрясения. (Если, конечно, не она прикончила Константина. Но в таком случае потрясение тоже должно быть немалое) Однако без ее помощи мне Джека Уоррена ни за что не уломать.
– Джек Уоррен слушает. – Голос был теплым, глубоким, звучным. По моим представлениям, такой голос был у Казановы.
Однако вся теплота испарилась, стоило мне только представиться.
– Миссис Шапиро! – раздраженно рявкнул Джек. – Полиция уже отняла у меня достаточно времени. Я сказал все, что знал, а именно ничего. И не вижу причин, по которым должен повторять все это человеку, который не имеет официальных полномочий.
Я объяснила, что представляю интересы достойного юноши, которого несправедливо обвинили в убийстве. Я убеждена в наличии связи между двумя убийствами, и единственный способ снять обвинение с моего клиента – это выяснить, кто убил Нила Константина. Но Джек Уоррен остался неумолим.
– Повторяю. Об убийстве Константина я ничего не знаю, ни-че-го! А потому до свидания, желаю всего хорошего.
– Постойте! – закричала я, пытаясь предотвратить щелчок в телефонной трубке. Но Уоррен то ли не слышал меня, то ли не хотел слышать.
Наступила время выложить свой главный козырь. Я вновь набрала номер.
– Пока вы не повесили трубку, хочу сообщить одну интересную вещь. Селена совершенно подавлена всем этим и…
– Об этом мне известно. – Голос Уоррена отдавал арктическим холодом. – Мы с ней беседуем дважды в день.
Я почувствовала, что до следующего щелчка осталось не больше двух секунд, поэтому затрещала с рекордной скоростью:
– Мистер Уоррен, ваша жена очень хочет, чтобы нашли убийцу Нила Константина. Мне кажется, она плохо воспримет ваше нежелание помочь. Если вы…
Мой аргумент вернулся бумерангом.
– И у вас хватает наглости меня шантажировать! – взорвался Джек.
– Это не шантаж. Я просто пытаюсь…
– Я знаю, что вы «просто пытаетесь», – язвительно передразнил меня Уоррен, – но это не поможет. Я не стану встречаться с вами, я даже не стану с вами разговаривать – ни сейчас, ни в какое-либо другое время. Вам ясно?!
Вопрос был явно риторическим, но ответить мне все-таки хотелось. К сожалению, разговор закончился. С очередным громким щелчком.
Пару минут я просто сидела, держа в руке трубку и рассеянно слушая монотонные гудки. Винить я могла только себя. Все испортила, восстановив против себя Джека Уоррена. Ладно, пущу в ход тяжелую артиллерию.
Вот только где найти Селену? Может, девушка уже вернулась в квартиру Нила?..
Так оно и оказалось.
– Это Дезире Шапиро. Мы с вами встречались в…
– Да-да, конечно! Я вас помню. Вы были вместе с полицией у Франни в среду утром.
Я с радостью отметила, что, судя по голосу, Селена вполне владеет собой.
– Как вы себя чувствуете, дорогая? – мягко поинтересовалась я.
– Лучше. Но иначе, наверное, и быть не могло.
Последовала неловкая пауза. Я испытывала угрызения совести оттого, что втягивала Селену в свои махинации. Ведь бедняжка до сих пор не оправилась от потрясения. (Если, конечно, не она прикончила Константина. Но в таком случае потрясение тоже должно быть немалое) Однако без ее помощи мне Джека Уоррена ни за что не уломать.