– Ну? – спросила я Стюарта, когда он покончил с перье. – Остаемся ужинать здесь? Или еще по одной и восвояси?
– По-моему, тут не хуже, чем в любом другом месте. И, если мой нос меня не обманывает, кухня здесь подходящая.
Я заказала картофельную запеканку, Стюарт выбрал жаркое. Когда нам подавали основные блюда, у столика остановилась Корал Карлайл.
– Герби сказал, что вы хотите со мной поговорить, – прокричала она, стараясь перекрыть общий гвалт.
– Большое спасибо, что подошли. – Я достала удостоверение.
– Что-то не так, офицер? – напряглась Корал, приняв меня за полицейского.
– Нет-нет, – проорала я, отчаянно напрягая голосовые связки, – вам не о чем тревожиться. Я частный детектив и всего лишь хочу задать пару вопросов. Это займет не больше минуты.
Она огляделась, дабы убедиться, что ее клиентам ничего не требуется.
– Эй, красотка! – завопил юнец в свитере университета Пенсильвании. – Где наше пиво?
Молодая супружеская пара по соседству с громогласным юнцом призывно махала руками, явно тоже чего-то требуя.
Корал послала мне извиняющуюся улыбку.
– Подойду, когда освобожусь, – пообещала она.
Запеканка оказалась превосходной. Как и жаркое Стюарта (которое я лишь попробовала, и то по его настоянию). Мое ореховое пирожное с большим количеством взбитых сливок ничем не уступало клубнично-творожному пудингу Стюарта (который я тоже попробовала исключительно по его настоянию). Корал вернулась, когда нам принесли по второй чашке кофе.
– Прошу прощения. По субботам здесь как в зверинце. Так что вы хотели узнать?
Даже в этом гвалте я расслышала ее провинциальный выговор, который нашла совершенно очаровательным, – теперь-то я не считала эту женщину соперницей.
– Билл Мерфи сказал мне, что он частенько захаживает сюда.
– Мерф? Конечно. Он уже много лет бывает у нас.
– А вы не помните, в понедельник вечером он не заглядывал?
Корал поджала тонкие губы.
– В понедельник?.. Дай бог памяти… Мерф так часто здесь бывает, что мне трудно все упомнить. Одно могу сказать точно: если был, то взял солонину с капустой. Мерф просто без ума от солонины с капустой. Даже когда он первый раз привел сюда свою невесту…
Сердце у меня остановилось.
– Свою невесту?
– Бывшую, по моему разумению. – Сердце вновь весело заскакало. – В один прекрасный день он вдруг опять стал появляться один. И все тут. Даже словечком не обмолвился, что там стряслось. Ни единым словечком. Да я его и не спрашивала. Мерф бы и так мне сказал, если б счел нужным, это уж точно. Красивая дамочка была, высокая блондинка, а уж фигура какая…
Мне показалось, что Корал слегка смутилась, когда упомянула про фигуру. Впрочем, это, наверное, все моя мнительность. Я украдкой пощупала себя за бока.
– А как давно он снова стал появляться один?
– Два или три месяца, вот сколько. Теперь он все время один. И грустный такой всегда. А ведь Мерф такой симпатичный мужчина.
– По моим сведениям, в понедельник вечером мистер Мерфи пробыл здесь до двух ночи, то есть до закрытия. Не помните?
– Боюсь, что нет. Но если Мерф сказал вам, что он заходил в понедельник, значит, он заходил в понедельник. Только вот с двумя часами он точно перепутал. В понедельник мы как раз закрылись рано, в начале первого. У Джима, это наш босс, заболела жена, и он хотел пораньше уйти домой.
Сердце так подпрыгнуло, что чуть не покинуло мое бренное тело.
– Вы уверены, что именно в этот вечер закрылись раньше? – проговорила я хрипло, чувствуя на себе вопросительный взгляд Стюарта.
– Конечно, уверена. Я знаю, потому что… – Корал внезапно осеклась. – А у Мерфа не будет никаких неприятностей?
– Нет-нет…
– Я не сказала ничего такого?
– Нет-нет… – повторила я. – Билл сам предложил мне расспросить вас.
– Тогда, наверное, все в порядке, – пробормотала Корал, но настороженность осталась. – Я в тот вечер еще подумала: «Хорошо, что не вторник». Дело в том, что по вторникам сын забирает меня с работы. И мне бы пришлось торчать здесь лишних два часа, поджидая Брайана.
Что ж, я узнала все, что хотела узнать. Попутно выяснив, что вовсе не хотела ничего узнавать. Но если и вы кое-что хотите, например услышать настоящую глупость, то вот она: как ни огорчила меня ложь Билла Мерфи, еще больше меня расстроило известие об этой чертовой отвратительно стройной блондинке.
Глава восемнадцатая
Глава девятнадцатая
Глава двадцатая
– По-моему, тут не хуже, чем в любом другом месте. И, если мой нос меня не обманывает, кухня здесь подходящая.
Я заказала картофельную запеканку, Стюарт выбрал жаркое. Когда нам подавали основные блюда, у столика остановилась Корал Карлайл.
– Герби сказал, что вы хотите со мной поговорить, – прокричала она, стараясь перекрыть общий гвалт.
– Большое спасибо, что подошли. – Я достала удостоверение.
– Что-то не так, офицер? – напряглась Корал, приняв меня за полицейского.
– Нет-нет, – проорала я, отчаянно напрягая голосовые связки, – вам не о чем тревожиться. Я частный детектив и всего лишь хочу задать пару вопросов. Это займет не больше минуты.
Она огляделась, дабы убедиться, что ее клиентам ничего не требуется.
– Эй, красотка! – завопил юнец в свитере университета Пенсильвании. – Где наше пиво?
Молодая супружеская пара по соседству с громогласным юнцом призывно махала руками, явно тоже чего-то требуя.
Корал послала мне извиняющуюся улыбку.
– Подойду, когда освобожусь, – пообещала она.
Запеканка оказалась превосходной. Как и жаркое Стюарта (которое я лишь попробовала, и то по его настоянию). Мое ореховое пирожное с большим количеством взбитых сливок ничем не уступало клубнично-творожному пудингу Стюарта (который я тоже попробовала исключительно по его настоянию). Корал вернулась, когда нам принесли по второй чашке кофе.
– Прошу прощения. По субботам здесь как в зверинце. Так что вы хотели узнать?
Даже в этом гвалте я расслышала ее провинциальный выговор, который нашла совершенно очаровательным, – теперь-то я не считала эту женщину соперницей.
– Билл Мерфи сказал мне, что он частенько захаживает сюда.
– Мерф? Конечно. Он уже много лет бывает у нас.
– А вы не помните, в понедельник вечером он не заглядывал?
Корал поджала тонкие губы.
– В понедельник?.. Дай бог памяти… Мерф так часто здесь бывает, что мне трудно все упомнить. Одно могу сказать точно: если был, то взял солонину с капустой. Мерф просто без ума от солонины с капустой. Даже когда он первый раз привел сюда свою невесту…
Сердце у меня остановилось.
– Свою невесту?
– Бывшую, по моему разумению. – Сердце вновь весело заскакало. – В один прекрасный день он вдруг опять стал появляться один. И все тут. Даже словечком не обмолвился, что там стряслось. Ни единым словечком. Да я его и не спрашивала. Мерф бы и так мне сказал, если б счел нужным, это уж точно. Красивая дамочка была, высокая блондинка, а уж фигура какая…
Мне показалось, что Корал слегка смутилась, когда упомянула про фигуру. Впрочем, это, наверное, все моя мнительность. Я украдкой пощупала себя за бока.
– А как давно он снова стал появляться один?
– Два или три месяца, вот сколько. Теперь он все время один. И грустный такой всегда. А ведь Мерф такой симпатичный мужчина.
– По моим сведениям, в понедельник вечером мистер Мерфи пробыл здесь до двух ночи, то есть до закрытия. Не помните?
– Боюсь, что нет. Но если Мерф сказал вам, что он заходил в понедельник, значит, он заходил в понедельник. Только вот с двумя часами он точно перепутал. В понедельник мы как раз закрылись рано, в начале первого. У Джима, это наш босс, заболела жена, и он хотел пораньше уйти домой.
Сердце так подпрыгнуло, что чуть не покинуло мое бренное тело.
– Вы уверены, что именно в этот вечер закрылись раньше? – проговорила я хрипло, чувствуя на себе вопросительный взгляд Стюарта.
– Конечно, уверена. Я знаю, потому что… – Корал внезапно осеклась. – А у Мерфа не будет никаких неприятностей?
– Нет-нет…
– Я не сказала ничего такого?
– Нет-нет… – повторила я. – Билл сам предложил мне расспросить вас.
– Тогда, наверное, все в порядке, – пробормотала Корал, но настороженность осталась. – Я в тот вечер еще подумала: «Хорошо, что не вторник». Дело в том, что по вторникам сын забирает меня с работы. И мне бы пришлось торчать здесь лишних два часа, поджидая Брайана.
Что ж, я узнала все, что хотела узнать. Попутно выяснив, что вовсе не хотела ничего узнавать. Но если и вы кое-что хотите, например услышать настоящую глупость, то вот она: как ни огорчила меня ложь Билла Мерфи, еще больше меня расстроило известие об этой чертовой отвратительно стройной блондинке.
Глава восемнадцатая
Наверное, вам покажется странным, что личная жизнь Билла Мерфи интересовала меня даже больше, чем вопрос, а не убийца ли он. Но представить, что этот человек кого-то убил, было почти невозможно. С другой стороны, где гарантии, что тощая белобрысая дамочка действительно на веки вечные исчезла из его жизни? Корал сказала, что прошло всего два-три месяца, с тех пор как Билл перестал таскать эту мерзавку в «Шанахан». А это, согласитесь, не такой уж большой срок. Они запросто могли снова сойтись. А может, и вовсе не расставались. Например, эта зараза могла найти работу за городом. Черт, а вдруг ее пригласили в Голливуд?! И блондиночка (уж точно крашеная) умотала в жаркую Калифорнию, лишь на время оставив Билла. Вот он и тоскует…
Я заставила себя выкинуть из головы клубок этих нелепых фантазий и сосредоточиться на клубке реальных проблем. Нынче вечером ко мне с визитом собиралась Эллен. На ужин. А Чармен, приходящая домработница, уже месяц как не показывала носа. Нельзя же предстать в глазах аккуратной племянницы неряхой и грязнулей! С тяжким вздохом я достала пылесос, швабры, щетки, тряпки, выстроила на подоконнике батарею бутылок чистящих средств и принялась за работу. В самый ответственный момент, когда я драила унитаз (это занятие открывает список «дел, без которых я могу обойтись»), мысли об убийстве, а заодно и о Билле Мерфи, снова коварно проникли в мою голову.
Рада сообщить, что мне наконец удалось увидеть положение дел в перспективе. А именно: мне платят, чтобы я вела расследование, представляя интересы Джерри Костелло. Более того, даже если бы Джерри не был моим клиентом, я все равно с большой нежностью относилась бы к парнишке. Ни на секунду не поверю, будто он причастен к убийствам! А раз так, то мне следует немедленно прекратить вожделеть Билла Мерфи и целиком переключиться на поиски убийцы. Кем бы он ни был!
Эллен пришла ровно в семь – с бутылкой сухого красного вина, – и мы приступили к нашему маленькому пиршеству (точнее, к его прелюдии): пирогу с грибами и чудесному вину. Когда речь заходит о напитках, я непривередлива. Что пьют другие, то пью и я. Очень удобно, правда? За те два дня, что Эллен провела у меня, трясясь от страха, я таки сумела убедить ее: убийства связаны между собой, а значит, ей нечего бояться. Так что теперь передо мной сидело не дрожащее как осиновый лист создание, а вполне спокойная девушка, сгорающая от любопытства. Эллен не терпелось услышать, как продвигается мое расследование, и я пообещала дать ей полный отчет, как только мы покончим с трапезой.
Я сосредоточенно жевала, наслаждаясь пирогом, а Эллен щебетала о том о сем. О круизе по Карибскому морю, в который она намерена отправиться зимой. О своей опостылевшей работе в универмаге. С кровавыми подробностями поведала о подлом предательстве лучшей подружки Глэдис. И наконец перешла к самому главному. Я даже жевать перестала, так удивилась. Эллен кого-то встретила!
Все больше краснея с каждым словом, она шепотом призналась, что этот человек ей «ужасно-ужасно нравится». И похоже, она ему тоже нравится! Зовут его Герб Сондерс, он компьютерщик, но вовсе не такой зануда, как большинство компьютерщиков. Когда она меня с ним познакомит, я сама увижу! Понятное дело, Герб красив до безобразия, высокий, темноволосый, – маленькая плешь не в счет, она ему только идет. По уверениям Эллен, лысина придает мужчине мужественности.
От всех этих подробностей я начала клевать носом (пирог-то уже закончился), но Эллен все разливалась соловьем, не замечая, что я отчаянно борюсь с зевотой.
– Представляешь, это было свидание вслепую. Первое приличное такое свидание из всех, на которые я ходила. Он пригласил меня в кино, на приятный, милый фильм. Не помню названия. А потом поужинали. И пошли в тот бар, где под фортепьяно поют чудесные песенки сороковых-пятидесятых годов. Тебе бы понравилось, тетя Дез!
Интересно, что она имеет в виду?
– Вчера вечером мы снова встретились, и Герб повел меня на «Город ангелов». Я не сказала ему, что ты меня уже водила на этот фильм в мой день рождения.
– Умница…
– Мы договорились встретиться в следующее воскресенье, и ты представить себе не можешь, как я нервничаю.
Еще как могу! А вот чего я не представляла, так это то, как сама буду нервничать из-за этого романа. Но в жизни Эллен так давно никого не было. А я искренне любила глупышку. И потому разозлилась.
– Почему ты до сих пор молчала?
– Боялась сглазить. Я и сейчас боюсь, но не могла дольше сдерживаться. Я должна была рассказать хотя бы тебе.
– Нечего волноваться, не сглазишь.
Я ласково потрепала ее по щеке, и тут как нельзя кстати на кухне тренькнул таймер духовки, возвещая, что долгожданный ужин готов.
Мы лакомились свининкой, тушенной в хересе, – Эллен, будучи истинной еврейской девушкой, обожает свинину. К мясу я приготовила жареную картошку и фасоль с миндалем. А на десерт подала банановый пудинг. Ох, какой хороший ужин… Нет, потрясающий ужин!
Эллен не захотела говорить о Гербе за едой, потому мы трепались обо всем понемногу. Помыв посуду, отправились в гостиную пить кофе, и, как только сели, Эллен потребовала немедленно изложить ей ситуацию с расследованием.
Я рассказала о Селене и о том, что она, по всей видимости, в момент убийства Нила Константина находилась в Чикаго. Про Луизу и Альму вспомнила, что они были в кино. А потом рассказала о тех, у кого нет алиби…
Когда я замолчала, Эллен зловеще проговорила:
– Ты влюбилась, тетя Дез! В этого Билла Мерфи…
– Ну… может, оно и так. Но я никогда не позволю, чтобы это глупое чувство мешало моей работе. Кроме того, если алиби подтвердятся, а похоже, так оно и случится, вероятность, что убийца – Билл, пятьдесят процентов.
– Ну нет! – решительно возразила Эллен. – У мужа Селены… как там его… куда больше причин желать смерти бедному мистеру Константину.
– Уоррен. Джек Уоррен. А с какой стати ты так решила?
К стыду своему, должна признать, что порой Эллен раздражает меня. Ну скажите на милость, откуда у нее такая из пальца высосанная логика?
– Давай порассуждаем, тетя Дез. Во-первых, он, то есть Уоррен, наверняка Константина люто ненавидел. Правильно?
– Н-ну… может быть.
– Во-вторых, Селена унаследовала бы все эти деньги. И если бы они с Уорреном примирились… – Она не закончила фразы, да этого и не требовалось. – Думаю, у этих двоих найдутся куда более серьезные мотивы, чем заурядный долг, верно?
– Точно!
В словах Эллен действительно имелся смысл. Как это я, баранья голова, сразу не сообразила, что Уоррен мог получить выгоду от смерти Константина. Но после пары минут размышлений мне пришлось вставить шпильку в теорию Эллен: – Не надо торопиться. Уоррен мог даже не знать о наследстве.
– Спроси Селену, говорила ли она ему.
– Она не признается, даже если говорила.
– Но попытаться не мешает, – настаивала Эллен. – Да пусть даже он и не знал о наследстве, любовь все равно более сильный мотив, чем пара тысяч долларов.
– Десять тысяч долларов, – напомнила я.
– Да хоть сто!
Мы несколько минут молча пили кофе. Затем Эллен вернулась к разговору:
– Ты же проверишь ее алиби?
– Селены? Еще бы.
– А как насчет служителя? Может, он солгал.
– Наверное, это не исключено. Но зачем ему?
– Мало ли какая причина, – упрямо твердила Эллен. – Привратника могли и подкупить. Постой-ка. Ты спросила этих двух женщин о содержании фильма, чтобы убедиться, что они его
видели?
– Какой смысл? Если бы я собиралась лгать о фильме, то уж непременно выбрала бы такой, который уже видела. А этот они вполне могли видеть. Это римейк. Он даже на кассетах есть.
– А что за фильм?
– "Рождение звезды".
– С Барброй Стрейзанд? Помню, я его смотрела давным-давно. А ты его видела?
– Нет, но зато я видела вариант с Джуди Гарланд, гораздо раньше тебя. Кстати, не хочешь послушать пластинку? Это действительно замечательно.
– Конечно.
Я извлекла пластинку и поставила ее, возможно, на самый древний проигрыватель в Западном полушарии. Чудесный голос Джуди Гарланд заполнил комнату. Мы не произнесли ни слова, пока она не закончила свое завораживающее исполнение «Мужчины, который исчез».
– Только не говори, что Стрейзанд поет не хуже, – сказала я с вызовом, но совсем не провокационно.
– А? – ответила Эллен.
– Когда играла эту роль.
Иногда Эллен приходится все разжевывать.
– А-а. – До нее наконец дошло. – Я и не поняла, что ты имеешь в виду. Я думала, ты знала.
– Что знала?
– В фильме с Барброй Стрейзанд совсем другие песни. По-моему, она сама их написала.
– Ты уверена? Там действительно другие песни?
– Совершенно уверена.
Значит, у меня имелось на два подозреваемых больше, а вероятность того, что убийцей окажется Билл Мерфи, сократилась до одной четвертой. И, несмотря на то что теперь убийство находилось дальше от разгадки, чем прежде, я почувствовала себя гораздо счастливее.
Не думаю, что мои чувства в какой-то степени нарушали обет, который я дала себе над унитазом. Разве что совсем чуть-чуть.
Я заставила себя выкинуть из головы клубок этих нелепых фантазий и сосредоточиться на клубке реальных проблем. Нынче вечером ко мне с визитом собиралась Эллен. На ужин. А Чармен, приходящая домработница, уже месяц как не показывала носа. Нельзя же предстать в глазах аккуратной племянницы неряхой и грязнулей! С тяжким вздохом я достала пылесос, швабры, щетки, тряпки, выстроила на подоконнике батарею бутылок чистящих средств и принялась за работу. В самый ответственный момент, когда я драила унитаз (это занятие открывает список «дел, без которых я могу обойтись»), мысли об убийстве, а заодно и о Билле Мерфи, снова коварно проникли в мою голову.
Рада сообщить, что мне наконец удалось увидеть положение дел в перспективе. А именно: мне платят, чтобы я вела расследование, представляя интересы Джерри Костелло. Более того, даже если бы Джерри не был моим клиентом, я все равно с большой нежностью относилась бы к парнишке. Ни на секунду не поверю, будто он причастен к убийствам! А раз так, то мне следует немедленно прекратить вожделеть Билла Мерфи и целиком переключиться на поиски убийцы. Кем бы он ни был!
Эллен пришла ровно в семь – с бутылкой сухого красного вина, – и мы приступили к нашему маленькому пиршеству (точнее, к его прелюдии): пирогу с грибами и чудесному вину. Когда речь заходит о напитках, я непривередлива. Что пьют другие, то пью и я. Очень удобно, правда? За те два дня, что Эллен провела у меня, трясясь от страха, я таки сумела убедить ее: убийства связаны между собой, а значит, ей нечего бояться. Так что теперь передо мной сидело не дрожащее как осиновый лист создание, а вполне спокойная девушка, сгорающая от любопытства. Эллен не терпелось услышать, как продвигается мое расследование, и я пообещала дать ей полный отчет, как только мы покончим с трапезой.
Я сосредоточенно жевала, наслаждаясь пирогом, а Эллен щебетала о том о сем. О круизе по Карибскому морю, в который она намерена отправиться зимой. О своей опостылевшей работе в универмаге. С кровавыми подробностями поведала о подлом предательстве лучшей подружки Глэдис. И наконец перешла к самому главному. Я даже жевать перестала, так удивилась. Эллен кого-то встретила!
Все больше краснея с каждым словом, она шепотом призналась, что этот человек ей «ужасно-ужасно нравится». И похоже, она ему тоже нравится! Зовут его Герб Сондерс, он компьютерщик, но вовсе не такой зануда, как большинство компьютерщиков. Когда она меня с ним познакомит, я сама увижу! Понятное дело, Герб красив до безобразия, высокий, темноволосый, – маленькая плешь не в счет, она ему только идет. По уверениям Эллен, лысина придает мужчине мужественности.
От всех этих подробностей я начала клевать носом (пирог-то уже закончился), но Эллен все разливалась соловьем, не замечая, что я отчаянно борюсь с зевотой.
– Представляешь, это было свидание вслепую. Первое приличное такое свидание из всех, на которые я ходила. Он пригласил меня в кино, на приятный, милый фильм. Не помню названия. А потом поужинали. И пошли в тот бар, где под фортепьяно поют чудесные песенки сороковых-пятидесятых годов. Тебе бы понравилось, тетя Дез!
Интересно, что она имеет в виду?
– Вчера вечером мы снова встретились, и Герб повел меня на «Город ангелов». Я не сказала ему, что ты меня уже водила на этот фильм в мой день рождения.
– Умница…
– Мы договорились встретиться в следующее воскресенье, и ты представить себе не можешь, как я нервничаю.
Еще как могу! А вот чего я не представляла, так это то, как сама буду нервничать из-за этого романа. Но в жизни Эллен так давно никого не было. А я искренне любила глупышку. И потому разозлилась.
– Почему ты до сих пор молчала?
– Боялась сглазить. Я и сейчас боюсь, но не могла дольше сдерживаться. Я должна была рассказать хотя бы тебе.
– Нечего волноваться, не сглазишь.
Я ласково потрепала ее по щеке, и тут как нельзя кстати на кухне тренькнул таймер духовки, возвещая, что долгожданный ужин готов.
Мы лакомились свининкой, тушенной в хересе, – Эллен, будучи истинной еврейской девушкой, обожает свинину. К мясу я приготовила жареную картошку и фасоль с миндалем. А на десерт подала банановый пудинг. Ох, какой хороший ужин… Нет, потрясающий ужин!
Эллен не захотела говорить о Гербе за едой, потому мы трепались обо всем понемногу. Помыв посуду, отправились в гостиную пить кофе, и, как только сели, Эллен потребовала немедленно изложить ей ситуацию с расследованием.
Я рассказала о Селене и о том, что она, по всей видимости, в момент убийства Нила Константина находилась в Чикаго. Про Луизу и Альму вспомнила, что они были в кино. А потом рассказала о тех, у кого нет алиби…
Когда я замолчала, Эллен зловеще проговорила:
– Ты влюбилась, тетя Дез! В этого Билла Мерфи…
– Ну… может, оно и так. Но я никогда не позволю, чтобы это глупое чувство мешало моей работе. Кроме того, если алиби подтвердятся, а похоже, так оно и случится, вероятность, что убийца – Билл, пятьдесят процентов.
– Ну нет! – решительно возразила Эллен. – У мужа Селены… как там его… куда больше причин желать смерти бедному мистеру Константину.
– Уоррен. Джек Уоррен. А с какой стати ты так решила?
К стыду своему, должна признать, что порой Эллен раздражает меня. Ну скажите на милость, откуда у нее такая из пальца высосанная логика?
– Давай порассуждаем, тетя Дез. Во-первых, он, то есть Уоррен, наверняка Константина люто ненавидел. Правильно?
– Н-ну… может быть.
– Во-вторых, Селена унаследовала бы все эти деньги. И если бы они с Уорреном примирились… – Она не закончила фразы, да этого и не требовалось. – Думаю, у этих двоих найдутся куда более серьезные мотивы, чем заурядный долг, верно?
– Точно!
В словах Эллен действительно имелся смысл. Как это я, баранья голова, сразу не сообразила, что Уоррен мог получить выгоду от смерти Константина. Но после пары минут размышлений мне пришлось вставить шпильку в теорию Эллен: – Не надо торопиться. Уоррен мог даже не знать о наследстве.
– Спроси Селену, говорила ли она ему.
– Она не признается, даже если говорила.
– Но попытаться не мешает, – настаивала Эллен. – Да пусть даже он и не знал о наследстве, любовь все равно более сильный мотив, чем пара тысяч долларов.
– Десять тысяч долларов, – напомнила я.
– Да хоть сто!
Мы несколько минут молча пили кофе. Затем Эллен вернулась к разговору:
– Ты же проверишь ее алиби?
– Селены? Еще бы.
– А как насчет служителя? Может, он солгал.
– Наверное, это не исключено. Но зачем ему?
– Мало ли какая причина, – упрямо твердила Эллен. – Привратника могли и подкупить. Постой-ка. Ты спросила этих двух женщин о содержании фильма, чтобы убедиться, что они его
видели?
– Какой смысл? Если бы я собиралась лгать о фильме, то уж непременно выбрала бы такой, который уже видела. А этот они вполне могли видеть. Это римейк. Он даже на кассетах есть.
– А что за фильм?
– "Рождение звезды".
– С Барброй Стрейзанд? Помню, я его смотрела давным-давно. А ты его видела?
– Нет, но зато я видела вариант с Джуди Гарланд, гораздо раньше тебя. Кстати, не хочешь послушать пластинку? Это действительно замечательно.
– Конечно.
Я извлекла пластинку и поставила ее, возможно, на самый древний проигрыватель в Западном полушарии. Чудесный голос Джуди Гарланд заполнил комнату. Мы не произнесли ни слова, пока она не закончила свое завораживающее исполнение «Мужчины, который исчез».
– Только не говори, что Стрейзанд поет не хуже, – сказала я с вызовом, но совсем не провокационно.
– А? – ответила Эллен.
– Когда играла эту роль.
Иногда Эллен приходится все разжевывать.
– А-а. – До нее наконец дошло. – Я и не поняла, что ты имеешь в виду. Я думала, ты знала.
– Что знала?
– В фильме с Барброй Стрейзанд совсем другие песни. По-моему, она сама их написала.
– Ты уверена? Там действительно другие песни?
– Совершенно уверена.
Значит, у меня имелось на два подозреваемых больше, а вероятность того, что убийцей окажется Билл Мерфи, сократилась до одной четвертой. И, несмотря на то что теперь убийство находилось дальше от разгадки, чем прежде, я почувствовала себя гораздо счастливее.
Не думаю, что мои чувства в какой-то степени нарушали обет, который я дала себе над унитазом. Разве что совсем чуть-чуть.
Глава девятнадцатая
Все понедельничное утро я исступленно пыталась дозвониться до малолетней Альмы Константин. Наконец в два часа дня трубку сняла красавица Тесс.
– Мне очень нужно поговорить с Альмой. Вы знаете, когда она вернется?
– Занятия у нее заканчиваются в начале четвертого. Дома она должна быть без четверти четыре, если где-нибудь не задержится, – самым любезным тоном прочирикала Тесс.
– Пусть она позвонит мне, как только придет. Это очень, очень важно!
Я повесила трубку и сунула в рот заранее приготовленный сандвич: перед звонком, который откладывала несколько дней, не мешало как следует подкрепиться.
Мы с Тимом Филдингом не разговаривали с того самого утра, когда вместе навестили Селену Уоррен. Я прекрасно сознавала, что Тим зол на меня как сто чертей, и, если честно, не винила его в этом. Впрочем, себя я тоже не винила. Еще чего! В конце концов, я защищала своего клиента! И сделала только то, что следовало сделать. После короткой репетиции (я превосходно справилась с ролью снисходительного и добродушного Тима Филдинга) я неохотно сняла трубку и медленно набрала номер. И быстренько швырнула ее на рычаг – вот такая я отважная и решительная особа! После чего позорно бежала в туалет, где набиралась решимости не менее четверти часа.
– Сержант Филдинг, – произнес любезный голос на другом конце провода спустя эти самые четверть часа. Но стоило мне назваться, как любезность мигом сменилась раздражением.
– Тим, знаю, что ты очень сердит на меня… – жалостливо начала я.
– Вот и отлично! – отрезал Филдинг. Так-так, разговор предстоит непростой.
– Ты уж прости за ту историю с Селеной. Каюсь, я тогда перешла все границы.
– Не могу с тобой не согласиться.
Похоже, все мои попытки оправдаться обречены на неудачу. Что ж, прибегнем к испытанному и хорошо зарекомендовавшему себя методу: буду прилюдно посыпать голову пеплом и угрызаться.
– Тим, я понимаю, что не имела права так себя вести. Боже, ты и представить не можешь, как мне тошно! До сих пор поедом себя ем.
Голос мой весьма правдоподобно дрогнул (спасибо школьному театру; казалось бы, сколько лет прошло, а сценические навыки до сих пор выручают). Труды не пропали втуне: Тим начал смягчаться.
– Да я понимаю, что тебе хотелось снять обвинения с этого парнишки Костелло, – нехотя признал он.
– Хотелось, ох как хотелось! И все равно я не имела права…
Видимо, Тиму надоело слушать, как я талдычу одно и то же. Он перебил мое заунывное бормотание:
– Почему бы нам не забыть об этом?
– Ой… А ничего, если я загляну к тебе завтра? У меня тут кое-что накопилось. Очень хочется с тобой обсудить. Я была бы тебе так благодарна!
– Должен заметить, наглости тебе не занимать. – Точно сказать не могу, но мне показалось, что, произнося эти слова, Тим улыбался. – Завтра меня не будет, но мы можем встретиться в среду.
Все-таки отличный парень этот Тим Филдинг!
В половине шестого от юной Альмы по-прежнему не было никаких известий. И перед тем как отправиться домой, я еще раз набрала ее номер. Тесс несколько растерянно сообщила, что ее подруга, по всей видимости, где-то задержалась.
После ужина я позвонила вновь. И опять нарвалась на Тесс.
– Альмы все еще нет. Даже представить себе не могу, что могло случиться. Наверное, зашла к подруге.
Надо отдать Тесс должное, врать она не большой мастер.
– Послушайте, милая моя девочка, у меня появились новые свидетельства, и я хочу оказать Альме любезность и обсудить новости с ней, прежде чем сообщить о них полиции. Пожалуйста, передайте ей мои слова.
Альма перезвонила через три минуты. Чувствовалось, что она отнюдь не горит желанием поболтать по душам. Но я подбавила в голос железных ноток, и упрямая девица согласилась-таки пообедать со мной – завтра, в небольшой кофейне, неподалеку от Нью-Йоркского университета.
Я прискакала в кафе на пять минут раньше назначенного срока. Наглая свистушка опоздала на целых полчаса.
Прямо скажем, в конкурсе красоты она вряд ли могла бы претендовать на победу. Все такие же грязные волосенки свисали тонкими сальными прядками, серое лицо казалось неумытым, косметика отсутствовала начисто, хотя, видит бог, помада, пудра и румяна пришлись бы как нельзя кстати. Забрызганный грязью плащ накинут поверх выцветшего синего свитера, а где девчонка откопала такие рваные брюки, представить невозможно.
Мы сидели в кабинке напротив друг друга. И вдруг совершенно неожиданно я разглядела удивительно приятные черты лица: красивые глаза (с которыми умело наложенные тени могли бы сотворить чудеса), короткий прямой нос и пухлые, четко очерченные губы. Боже мой, немного мыла с водой, самая малость косметики – и поверишь, что эта девчушка действительно дочь своих красивых родителей!
– Зачем вы хотели меня видеть? – спросила она без всяких предисловий.
– Давай сначала закажем что-нибудь.
– Я не голодна!
– Ну, легкая закуска никогда не бывает лишней.
Альма нацепила очки в проволочной оправе, которые тут же сползли на кончик носа, и скользнула взглядом по меню.
– Мне только салат из яиц и стакан воды, – буркнула она, обращаясь к официанту.
– И мне то же самое, только вместо воды – чашку крепкого кофе.
– И еще принесите мне кока-колы, – добавила она, когда официант уже отходил. Малый сделал пару шагов и снова остановился. – Постойте! И жареной картошки! С луком!
Мои благие намерения питаться святым духом, салатом и кофе рассеялись как дым. Согласитесь, нет на свете ничего более недолговечного и эфемерного, чем благие намерения…
– И мне! – гаркнула я вслед удаляющейся спине. – И мне картошку с луком, колу и… и чего-нибудь еще!
– Ну? – резко спросила Альма, когда мы наконец разобрались с заказом.
– Почему бы нам сначала не подкрепиться?
– У меня мало времени.
В отличие от нашей первой встречи, когда девочка выглядела просто безразличной, сейчас она так и излучала враждебность.
– Ладно, перейдем к сути. Альма, вы говорили, что ходили с мамой смотреть «Рождение звезды», так?
– Так.
– С Барброй Стрейзанд, так?
– Вы толчете воду в ступе.
А девчонка-то, оказывается, язва!
– Вы помните, мы обсуждали «Мужчину, который исчез»?
– Это вы о той дурацкой песенке? Да, помню.
– Так вот, Барбра Стрейзанд ее никогда не пела. Этой песни даже не было в фильме, который, по вашему утверждению, вы смотрели.
– Ушам своим не верю! – выкрикнула Альма. – И это вы называете свидетельством? Вот вы себя и раскрыли. Я с самого начала просекла, что вы пытаетесь заманить меня в ловушку! Мерзкая, пройдошливая ищейка, вот вы кто! – Ее натиск ошеломил меня. Честно говоря, я не подозревала, что девочка способна на столь сильные эмоции. – Послушайте, я никогда не говорила, что эту чертову песню пела Стрейзанд! К вашему сведению, я лишь сказала, что ее не пела Джуди Гарланд! И не пела она ее по той простой причине, что идиотской песенки не было в этой растреклятой киношке!
Я пожалела, что не захватила с собой в четверг магнитофон, чтобы предъявить этой сопливой девчонке ее собственные слова! Внутри у меня все так и кипело, но каким-то непостижимым образом я сумела сохраните спокойствие.
– Альма, мы обе знаем, что вы лжете.
А что еще я могла сказать?
Я ожидала, что Альма вскочит и хлопнет дверью, но, видимо, девчонка была гораздо голоднее, чем хотела показать. Она помалкивала, сверля меня злым взглядом, пока официант не принес наш заказ. Альма буквально набросилась на еду.
Поглощая салат, я снова попыталась вызвать ее на откровенность.
– Из того, что у вас нет алиби, еще не следует, что вас обвинят в убийстве отца, – сказала я, расправившись с яичным салатом. – На самом деле я почти уверена, что никто всерьез не подозревает вас. И то, что вы не можете подтвердить алиби своей матери, вовсе не означает, что у нее есть повод для беспокойства. Если она не убивала, то тревожиться ей не о чем. Но если вы будете упорствовать в своей нелепой выдумке, ложность которой я уже установила, то тогда у вас действительно могут возникнуть большие неприятности.
– Вы сами знаете, что несете вздор! Почему бы вам не поинтересоваться у швейцара в мамином доме?
– Я поинтересовалась, и он солгал. Как и вы.
– Да? С какой это стати ему врать?
– Пока не знаю. Но собираюсь выяснить.
– Послушайте, я видела этот фильм, можете верить или нет. И вы не заставите меня признаться в том, чего я не говорила. Может, вам стоит воспользоваться магнитофоном, а?
– Спасибо за совет.
Тут подошел официант и спросил, хотим ли мы чего-нибудь еще. Я уже собиралась попросить счет, как Альма меня опередила:
– Пломбир с вишней и орехами! И побольше взбитых сливок!
Вот черт…
– Две порции!
Альма ретировалась сразу, как только расправилась с десертом. Девчонка даже не удосужилась попрощаться.
В тот же вечер я отправилась к дому Луизы Константин.
Человек в форме, который открыл мне дверь, был высоким, худым и совершенно незнакомым.
– А где тот швейцар, что обычно дежурит здесь в это время?
– Энгельгард? У него грипп. Могу я чем-нибудь помочь?
– Нет, спасибо. Лучше я подожду, когда выйдет Энгельгард.
– Наверное, он появится завтра. Заходите, вдруг застанете.
– Зайду, – пообещала я. – Обязательно зайду!
– Мне очень нужно поговорить с Альмой. Вы знаете, когда она вернется?
– Занятия у нее заканчиваются в начале четвертого. Дома она должна быть без четверти четыре, если где-нибудь не задержится, – самым любезным тоном прочирикала Тесс.
– Пусть она позвонит мне, как только придет. Это очень, очень важно!
Я повесила трубку и сунула в рот заранее приготовленный сандвич: перед звонком, который откладывала несколько дней, не мешало как следует подкрепиться.
Мы с Тимом Филдингом не разговаривали с того самого утра, когда вместе навестили Селену Уоррен. Я прекрасно сознавала, что Тим зол на меня как сто чертей, и, если честно, не винила его в этом. Впрочем, себя я тоже не винила. Еще чего! В конце концов, я защищала своего клиента! И сделала только то, что следовало сделать. После короткой репетиции (я превосходно справилась с ролью снисходительного и добродушного Тима Филдинга) я неохотно сняла трубку и медленно набрала номер. И быстренько швырнула ее на рычаг – вот такая я отважная и решительная особа! После чего позорно бежала в туалет, где набиралась решимости не менее четверти часа.
– Сержант Филдинг, – произнес любезный голос на другом конце провода спустя эти самые четверть часа. Но стоило мне назваться, как любезность мигом сменилась раздражением.
– Тим, знаю, что ты очень сердит на меня… – жалостливо начала я.
– Вот и отлично! – отрезал Филдинг. Так-так, разговор предстоит непростой.
– Ты уж прости за ту историю с Селеной. Каюсь, я тогда перешла все границы.
– Не могу с тобой не согласиться.
Похоже, все мои попытки оправдаться обречены на неудачу. Что ж, прибегнем к испытанному и хорошо зарекомендовавшему себя методу: буду прилюдно посыпать голову пеплом и угрызаться.
– Тим, я понимаю, что не имела права так себя вести. Боже, ты и представить не можешь, как мне тошно! До сих пор поедом себя ем.
Голос мой весьма правдоподобно дрогнул (спасибо школьному театру; казалось бы, сколько лет прошло, а сценические навыки до сих пор выручают). Труды не пропали втуне: Тим начал смягчаться.
– Да я понимаю, что тебе хотелось снять обвинения с этого парнишки Костелло, – нехотя признал он.
– Хотелось, ох как хотелось! И все равно я не имела права…
Видимо, Тиму надоело слушать, как я талдычу одно и то же. Он перебил мое заунывное бормотание:
– Почему бы нам не забыть об этом?
– Ой… А ничего, если я загляну к тебе завтра? У меня тут кое-что накопилось. Очень хочется с тобой обсудить. Я была бы тебе так благодарна!
– Должен заметить, наглости тебе не занимать. – Точно сказать не могу, но мне показалось, что, произнося эти слова, Тим улыбался. – Завтра меня не будет, но мы можем встретиться в среду.
Все-таки отличный парень этот Тим Филдинг!
В половине шестого от юной Альмы по-прежнему не было никаких известий. И перед тем как отправиться домой, я еще раз набрала ее номер. Тесс несколько растерянно сообщила, что ее подруга, по всей видимости, где-то задержалась.
После ужина я позвонила вновь. И опять нарвалась на Тесс.
– Альмы все еще нет. Даже представить себе не могу, что могло случиться. Наверное, зашла к подруге.
Надо отдать Тесс должное, врать она не большой мастер.
– Послушайте, милая моя девочка, у меня появились новые свидетельства, и я хочу оказать Альме любезность и обсудить новости с ней, прежде чем сообщить о них полиции. Пожалуйста, передайте ей мои слова.
Альма перезвонила через три минуты. Чувствовалось, что она отнюдь не горит желанием поболтать по душам. Но я подбавила в голос железных ноток, и упрямая девица согласилась-таки пообедать со мной – завтра, в небольшой кофейне, неподалеку от Нью-Йоркского университета.
Я прискакала в кафе на пять минут раньше назначенного срока. Наглая свистушка опоздала на целых полчаса.
Прямо скажем, в конкурсе красоты она вряд ли могла бы претендовать на победу. Все такие же грязные волосенки свисали тонкими сальными прядками, серое лицо казалось неумытым, косметика отсутствовала начисто, хотя, видит бог, помада, пудра и румяна пришлись бы как нельзя кстати. Забрызганный грязью плащ накинут поверх выцветшего синего свитера, а где девчонка откопала такие рваные брюки, представить невозможно.
Мы сидели в кабинке напротив друг друга. И вдруг совершенно неожиданно я разглядела удивительно приятные черты лица: красивые глаза (с которыми умело наложенные тени могли бы сотворить чудеса), короткий прямой нос и пухлые, четко очерченные губы. Боже мой, немного мыла с водой, самая малость косметики – и поверишь, что эта девчушка действительно дочь своих красивых родителей!
– Зачем вы хотели меня видеть? – спросила она без всяких предисловий.
– Давай сначала закажем что-нибудь.
– Я не голодна!
– Ну, легкая закуска никогда не бывает лишней.
Альма нацепила очки в проволочной оправе, которые тут же сползли на кончик носа, и скользнула взглядом по меню.
– Мне только салат из яиц и стакан воды, – буркнула она, обращаясь к официанту.
– И мне то же самое, только вместо воды – чашку крепкого кофе.
– И еще принесите мне кока-колы, – добавила она, когда официант уже отходил. Малый сделал пару шагов и снова остановился. – Постойте! И жареной картошки! С луком!
Мои благие намерения питаться святым духом, салатом и кофе рассеялись как дым. Согласитесь, нет на свете ничего более недолговечного и эфемерного, чем благие намерения…
– И мне! – гаркнула я вслед удаляющейся спине. – И мне картошку с луком, колу и… и чего-нибудь еще!
– Ну? – резко спросила Альма, когда мы наконец разобрались с заказом.
– Почему бы нам сначала не подкрепиться?
– У меня мало времени.
В отличие от нашей первой встречи, когда девочка выглядела просто безразличной, сейчас она так и излучала враждебность.
– Ладно, перейдем к сути. Альма, вы говорили, что ходили с мамой смотреть «Рождение звезды», так?
– Так.
– С Барброй Стрейзанд, так?
– Вы толчете воду в ступе.
А девчонка-то, оказывается, язва!
– Вы помните, мы обсуждали «Мужчину, который исчез»?
– Это вы о той дурацкой песенке? Да, помню.
– Так вот, Барбра Стрейзанд ее никогда не пела. Этой песни даже не было в фильме, который, по вашему утверждению, вы смотрели.
– Ушам своим не верю! – выкрикнула Альма. – И это вы называете свидетельством? Вот вы себя и раскрыли. Я с самого начала просекла, что вы пытаетесь заманить меня в ловушку! Мерзкая, пройдошливая ищейка, вот вы кто! – Ее натиск ошеломил меня. Честно говоря, я не подозревала, что девочка способна на столь сильные эмоции. – Послушайте, я никогда не говорила, что эту чертову песню пела Стрейзанд! К вашему сведению, я лишь сказала, что ее не пела Джуди Гарланд! И не пела она ее по той простой причине, что идиотской песенки не было в этой растреклятой киношке!
Я пожалела, что не захватила с собой в четверг магнитофон, чтобы предъявить этой сопливой девчонке ее собственные слова! Внутри у меня все так и кипело, но каким-то непостижимым образом я сумела сохраните спокойствие.
– Альма, мы обе знаем, что вы лжете.
А что еще я могла сказать?
Я ожидала, что Альма вскочит и хлопнет дверью, но, видимо, девчонка была гораздо голоднее, чем хотела показать. Она помалкивала, сверля меня злым взглядом, пока официант не принес наш заказ. Альма буквально набросилась на еду.
Поглощая салат, я снова попыталась вызвать ее на откровенность.
– Из того, что у вас нет алиби, еще не следует, что вас обвинят в убийстве отца, – сказала я, расправившись с яичным салатом. – На самом деле я почти уверена, что никто всерьез не подозревает вас. И то, что вы не можете подтвердить алиби своей матери, вовсе не означает, что у нее есть повод для беспокойства. Если она не убивала, то тревожиться ей не о чем. Но если вы будете упорствовать в своей нелепой выдумке, ложность которой я уже установила, то тогда у вас действительно могут возникнуть большие неприятности.
– Вы сами знаете, что несете вздор! Почему бы вам не поинтересоваться у швейцара в мамином доме?
– Я поинтересовалась, и он солгал. Как и вы.
– Да? С какой это стати ему врать?
– Пока не знаю. Но собираюсь выяснить.
– Послушайте, я видела этот фильм, можете верить или нет. И вы не заставите меня признаться в том, чего я не говорила. Может, вам стоит воспользоваться магнитофоном, а?
– Спасибо за совет.
Тут подошел официант и спросил, хотим ли мы чего-нибудь еще. Я уже собиралась попросить счет, как Альма меня опередила:
– Пломбир с вишней и орехами! И побольше взбитых сливок!
Вот черт…
– Две порции!
Альма ретировалась сразу, как только расправилась с десертом. Девчонка даже не удосужилась попрощаться.
В тот же вечер я отправилась к дому Луизы Константин.
Человек в форме, который открыл мне дверь, был высоким, худым и совершенно незнакомым.
– А где тот швейцар, что обычно дежурит здесь в это время?
– Энгельгард? У него грипп. Могу я чем-нибудь помочь?
– Нет, спасибо. Лучше я подожду, когда выйдет Энгельгард.
– Наверное, он появится завтра. Заходите, вдруг застанете.
– Зайду, – пообещала я. – Обязательно зайду!
Глава двадцатая
На следующее утро я проспала. До офиса добралась лишь к одиннадцати, Джеки встретила меня суровым взглядом и парой телефонных сообщений. Оба раза звонила Бланш Ловитт.
В колледже мы с Бланш были подружками. Не то чтобы закадычными, скорее просто добрыми приятельницами. Но мы всегда хорошо относились друг к другу и до сих пор поддерживали связь: перезванивались, обменивались рождественскими открытками. Однако виделись в последний раз лет пять назад. Да и то случайно.
Я тогда торчала у ювелирного магазина в Шорт-Хиллс, где, по подозрениям моей клиентки, ее гулящий (предположительно) благоверный восьмидесяти лет от роду покупал дорогие безделушки своей (также предполагаемой) пассии. Когда я сунула нос в лавку, продавец был занят, обслуживал посетительницу. Это и была моя подружка Бланш.
В итоге мы вместе пообедали, и Бланш поведала, что она переехала в Шорт-Хиллс около года назад, так как Алан, ее муж, пластмассовый барон, приобрел здесь новый завод.
– Вот только спустя несколько месяцев Алан взял и помер, – и Бланш расцвела в счастливой улыбке, – поэтому его место жительства сократилось до небольшого ящичка.
Кончина ненаглядного супруга не только избавила ее от самодовольного и жестокого лицемера (настоящий подонок, которого следовало бросить много лет назад), но и сделала ее богатой женщиной.
Мы расстались, дав друг другу торжественное обещание встречаться почаще. Бланш поклялась, что непременно пригласит меня на обед, как только окажется в Нью-Йорке. Но она так и не позвонила. А еще через два года перестали приходить даже рождественские открытки.
И вот теперь, через три года молчания, дорогой подружке настолько невтерпеж встретиться, что в течение часа она справлялась обо мне аж дважды! Что же, раз это так важно, будет нехорошо, если я заставлю ее ждать. Ладно-ладно, согласна, я и сама сгорала от любопытства.
– Дез! Слава богу! Я чуть с ума не сошла, дожидаясь твоего звонка! – прокричала Бланш, едва услышав мой голос.
– Я только что пришла в офис, – сказала я в оправдание.
– Я так и подумала. Спасибо, что сразу перезвонила.
– У тебя неприятности, Бланш? – спросила я и тут же поняла, насколько глупо прозвучал этот вопрос.
В колледже мы с Бланш были подружками. Не то чтобы закадычными, скорее просто добрыми приятельницами. Но мы всегда хорошо относились друг к другу и до сих пор поддерживали связь: перезванивались, обменивались рождественскими открытками. Однако виделись в последний раз лет пять назад. Да и то случайно.
Я тогда торчала у ювелирного магазина в Шорт-Хиллс, где, по подозрениям моей клиентки, ее гулящий (предположительно) благоверный восьмидесяти лет от роду покупал дорогие безделушки своей (также предполагаемой) пассии. Когда я сунула нос в лавку, продавец был занят, обслуживал посетительницу. Это и была моя подружка Бланш.
В итоге мы вместе пообедали, и Бланш поведала, что она переехала в Шорт-Хиллс около года назад, так как Алан, ее муж, пластмассовый барон, приобрел здесь новый завод.
– Вот только спустя несколько месяцев Алан взял и помер, – и Бланш расцвела в счастливой улыбке, – поэтому его место жительства сократилось до небольшого ящичка.
Кончина ненаглядного супруга не только избавила ее от самодовольного и жестокого лицемера (настоящий подонок, которого следовало бросить много лет назад), но и сделала ее богатой женщиной.
Мы расстались, дав друг другу торжественное обещание встречаться почаще. Бланш поклялась, что непременно пригласит меня на обед, как только окажется в Нью-Йорке. Но она так и не позвонила. А еще через два года перестали приходить даже рождественские открытки.
И вот теперь, через три года молчания, дорогой подружке настолько невтерпеж встретиться, что в течение часа она справлялась обо мне аж дважды! Что же, раз это так важно, будет нехорошо, если я заставлю ее ждать. Ладно-ладно, согласна, я и сама сгорала от любопытства.
– Дез! Слава богу! Я чуть с ума не сошла, дожидаясь твоего звонка! – прокричала Бланш, едва услышав мой голос.
– Я только что пришла в офис, – сказала я в оправдание.
– Я так и подумала. Спасибо, что сразу перезвонила.
– У тебя неприятности, Бланш? – спросила я и тут же поняла, насколько глупо прозвучал этот вопрос.