— Почти все факты вы могли собрать и без Мидори, а остальное додумали, особенно если сами за мной следили.
Я пожал плечами.
— А еще полчаса назад я говорил с вами голосом Мидори?
После секундного колебания Булфинч все-таки присел за мой столик.
— Ладно, что вы можете мне сообщить?
— Я собирался задать вам тот же вопрос.
— Послушайте, я журналист и пишу статьи. Так у вас есть для меня информация?
— Мне нужно знать, что на том диске.
— Опять вы за свое!
— Мистер Булфинч, — раздраженно начал я, тайком поглядывая на Аояма-дори, — люди, которые охотятся за диском, считают, что он у Мидори, и уже пытались ее убить. Это вы привели «хвост» в «Альфи» и фактически подставили ее под удар! Так что хватит валять дурака, ладно?
Булфинч снял очки и тяжело вздохнул.
— Предположим, диск действительно существует. Но я не понимаю, как помогу Мидори, рассказав, что на нем содержится.
— Вы журналист и, возможно, хотели предать эту информацию гласности.
— Очень может быть.
— Также вероятно, что кое-кому это бы не понравилось.
— Такое нельзя исключать.
— Отлично! Именно страх перед оглаской и заставляет этих людей охотиться на Мидори. Значит ли это, что, как только данные будут опубликованы, она будет вне опасности?
— Пожалуй.
— Выходит, мы с вами хотим одного и того же: чтобы содержимое диска стало достоянием общественности.
Журналист беспокойно заерзал.
— Понимаю, к чему вы ведете. Но я буду откровенен только после того, как увижу девушку.
— У вас есть сотовый?
— Да.
— Покажите!
Из левого кармана блейзера Булфинч достал маленький телефон с откидной крышкой.
— Чудесно, можете убрать, — сказал я и, достав из кармана листочек и ручку, быстро набросал инструкции. Интуиция подсказывала, что телефон не прослушивается, но разве можно слепо доверять интуиции?
«Сотовым не пользоваться ни при каких обстоятельствах, — писал я. — Из ресторана выйдем вместе. Во дворике остановитесь, чтобы я мог вас обыскать. После этого двигаться будете по моей команде. Первым не заговаривайте. Если есть вопросы, напишите на обороте. Если нет, просто отдайте листочек мне».
Закончив, я передал листок Булфинчу. Прочитав, он кивнул и вернул записку мне. Я спрятал ее в кармане, заплатил за кофе и поманил журналиста к выходу.
Во дворике Булфинч позволил себя обыскать. Чисто, как я и предполагал. Теперь на Аояма-дори. Журналист шел впереди, поближе к проезжей части, таким образом превратившись в живой щит. Эту улицу я знал как свои пять пальцев. И все же осторожность не помешает, и я то и дело оглядывался по сторонам.
Негромкие «направо», «налево», «стойте» подсказывали журналисту, куда идти. Вот и магазин. Мы прошли прямо в музыкальный отдел, где ждала Мидори.
— Кавамура-сан, — поприветствовал Булфинч и поклонился. — Очень рад встрече.
— Спасибо, что пришли, — ответила девушка. — В прошлый раз я была с вами не совсем откровенна. Кое-что о делах отца мне все-таки известно, но про тот диск я действительно ничего не знаю.
— Тогда я ничего не смогу для вас сделать, — заявил журналист.
— Скажите, что на диске, — вмешался я.
— Не понимаю, чем это вам поможет.
— Прошу вас, мистер Булфинч, — взмолилась девушка. — Несколько дней назад меня пытались убить... Мне нужна ваша помощь!
Поморщившись, журналист посмотрел сначала на Мидори, потом на меня.
— Ладно, — вздохнул он. — Два месяца назад со мной связался ваш отец. Читал мою колонку в «Форбсе» и захотел подкинуть информацию. Обычное дело.
— Именно тогда у него нашли рак, — прошелестела Мидори.
— Что, простите? — переспросил Булфинч.
— Рак легких. Он знал, что жить ему осталось совсем недолго.
Журналист сочувственно кивнул.
— Простите, не знал.
— Ничего, продолжайте.
— За последние два месяца мы несколько раз встречались, естественно, тайно. Он подробно рассказывал о коррупции в министерстве строительства и о том, как фактически посредничал между ЛДП и якудзой. В результате я многое узнал о происхождении и истинных размерах коррупции в японском обществе. Не хватало только доказательств.
— Каких еще доказательств? — удивился я. — Разве нельзя написать: «Источник информации — высокопоставленное лицо из министерства строительства»?
— Вообще-то да. Но существовали две проблемы. Во-первых, во всем министерстве подобной информацией владел только Кавамура, так что публикация напрямую указывала бы на него.
— А во-вторых? — спросила Мидори.
— Последствия. Мы ведь и раньше публиковали разоблачительные статьи о коррупции в высших эшелонах власти, а японская пресса категорически отказывается реагировать. Почему? Да потому что политики и бюрократы через законы и предписания способны разорить любую компанию. А газеты живут в основном за счет рекламы, которую эти компании предоставляют. Так что, если какая-то газета обидит политика, он тут же позвонит компании-рекламодателю, реклама пойдет в конкурирующее издание, и обидчик обанкротится. Понимаете, о чем я? Особо ретивые издания вообще закрываются! Поэтому журналисты стараются никого не трогать, а от правды шарахаются как от чумы. Видит Бог, в жизни не встречал журналистов послушнее, чем японцы.
— Тогда зачем доказательства? — недоумевал я.
— Веские доказательства могли бы все изменить. Издателям пришлось бы опубликовать мою статью и дать собственные комментарии. Отмалчиваясь, они фактически признают себя марионетками правительства. Общественный резонанс напугает коррумпированных чиновников и придаст духу журналистам. Начнется необратимый цикл, который со временем приведет к политическим реформам, каких Япония не знала со времен реставрации Мейдзи[6].
— Боюсь, вы переоцениваете возможности наших журналистов и издателей.
— Вовсе нет, — покачал головой Булфинч. — Я неплохо знаю некоторых: отличные ребята, умеют писать, но боятся.
— Какое именно доказательство вы хотели получить?
Булфинч посмотрел на меня поверх очков.
— Что-нибудь важное и неопровержимое.
— Тогда диск нужнее Кейсацучо, а не прессе, — проговорила Мидори, вспомнив о японском ФБР.
— Твой отец и дня бы не прожил, попади эта информация в Кейсацучо, — тихо сказал я.
— Боюсь, он прав. Кавамура ведь не первым пытался вынести сор из избы. Слышали о Тадае Хонме?
Еще бы, Хонма-сан... Какая грустная история!
Мидори отрицательно покачала головой.
— Когда в 1998 году обанкротился Кредитный банк Японии, оказалось, что из ста тридцати трех миллиардов, составлявших ссудный капитал, по крайней мере тридцать шесть миллиардов долларов были выданы подставным лицам, причем на льготных условиях. Нити тянулись к якудзе, а от нее аж в Северную Корею. Не в силах разобраться в ситуации, антикризисная комиссия пригласила Тадае Хонму, бывшего директора Национального банка Японии. В сентябре Хонма-сан стал президентом Кредитного банка и попытался разобраться, кто и когда выдавал «левые» кредиты.
Пятнадцатого сентября он повесился в номере одного из отелей Осаки, написав трогательное прощальное письмо жене и детям. Тело быстренько кремировали, и никакого расследования полиция не провела.
И это далеко не единственный случай. Хонма стал седьмым представителем финансовой элиты, совершившим самоубийство в период с 1997 года, когда впервые просочилась информация о крупномасштабных махинациях в Кредитном банке. Среди самоубийц — депутаты парламента, управляющий Национального банка Японии, начальник отдела малого и среднего бизнеса при министерстве финансов... Ни по одному из семи случаев расследования проведено не было. Не позволили.
Оказывается, Тацу не такой и параноик!
— Ходят слухи, что в якудзе есть специалисты, занимающиеся «естественными» смертями. К своим жертвам они выезжают по ночам, диктуют предсмертные записки, накачивают транквилизаторами, а потом душат. В результате все выглядит так, будто человек повесился.
— У вас есть доказательства?
— Пока нет, но ведь дыма без огня не бывает!
Сняв очки, Булфинч осторожно протер линзы.
— Скажу вам кое-что еще. В министерстве строительства дела гораздо хуже, чем в банках. В строительном секторе работает каждый шестой японец, именно отсюда поступает финансовая помощь ЛДП. Хотите изменить Японию — начинайте со строительства. Мидори, ваш отец был очень смелым.
— Знаю, — тихо сказала девушка.
Интересно, она до сих пор верит, что он умер от инфаркта? Так, запахло жареным!
— Я рассказал все, что знал, — произнес Булфинч, — теперь ваша очередь.
— Можете назвать причину, по которой Кавамура мог явиться на встречу с вами без диска?
— Нет!
— То есть встречались вы именно ради передачи диска?
— Да, причем до этого многократно обсуждали детали. В то утро Кавамура должен был принести диск.
— Может, он не смог скачать нужную информацию, вот и пришел с пустыми руками...
— Нет, мы созванивались накануне вечером, и он дал понять, что все в порядке. Оставалось только встретиться.
Внезапно меня осенило.
— Мидори, где жил твой отец?
Я прекрасно знал, где жил Кавамура, но не сообщать же об этом его дочери!
— В Сибуйе.
— В каком чоме? — уточнил я, имея в виду небольшие кварталы, на которые делятся административные районы Токио.
— В Сан-чоме.
— Это ведь в начале Догензаки? До станции метро?
— Да.
Я повернулся к Булфинчу:
— На какой станции в то утро сел Кавамура?
— В Сибуйе и сел.
— Есть у меня одна идея, нужно проверить... Если что-то получится, дам знать.
— Постойте... — начал журналист.
— Понимаю, вам неприятно, и все-таки придется мне довериться. Надеюсь, я смогу найти диск.
— Каким образом?
— Говорю же, есть одна идея. — Я начал пятиться к двери.
— Я пойду с вами, — заявил Булфинч.
— Исключено! Я работаю один.
— Я пойду с вами, — повторил журналист, хватая меня за руку.
Я смерил его взглядом, и он тут же меня отпустил.
— Вы уйдете из магазина первым, — спокойно сказал я. — Спускайтесь к Омотесандо-дори. Я отведу девушку в безопасное место, а потом проверю свою догадку. Как только что-то узнаю, позвоню.
Булфинч растерянно смотрел на Мидори.
— Все в порядке, — улыбнулась девушка. — Мы на вашей стороне.
— Кажется, у меня нет выбора, — пробормотал он, обжигая меня негодующим взглядом. Но я понял, что он на самом деле затеял.
— Мистер Булфинч, — чуть слышно проговорил я, — даже не пытайтесь за мной проследить. Я сразу замечу и могу забыть, что мы друзья.
— Ради всего святого, скажите, что вы задумали! Я же помочь хочу!
— Спускайтесь к Омотесандо-дори. Я скоро позвоню.
— Надеюсь, — процедил Булфинч и, шагнув ко мне, попытался заглянуть в глаза, скрытые творением Ральфа Лорена. А этот парень — смельчак... — Очень надеюсь. — Он коротко кивнул Мидори и пошел к выходу.
— Что у тебя за идея? — тут же потребовала девушка.
— Потом скажу, — я смотрел вслед журналисту, — а сейчас нужно уходить, и побыстрее, пока этот тип не вернулся, чтобы проследить за одним из нас. Пошли!
Прямо у дверей магазина я остановил такси, попросив шофера ехать в Сибуйю, а обернувшись, увидел шагающего в противоположном направлении журналиста.
У станции мы разделились: Мидори вернулась в отель, а я пошел по Догензаке. Именно здесь в то утро, кажущееся таким далеким, мы с Гарри следили за объектом, именно здесь, если меня не подводит интуиция, Кавамура оставил диск.
Я попытался представить себя на месте Кавамуры. Наверное, ему было очень страшно.
Настал великий день: у него диск, который поможет разогнать всю нечисть. Вот он в кармане, такой маленький, невесомый и бесценный. Кавамура понимает, что, если его поймают с этим диском, до выходных не дожить. Менее чем через час он встретится с Булфинчем, передаст свою ношу и сможет спокойно вздохнуть.
«А если за мной следят? — думает Кавамура. — Поймают, тогда всему конец». Он нервно оглядывается по сторонам, даже останавливается якобы для того, чтобы покурить.
Подозрительным кажется каждый. Разве удивительно? Когда с ума сходишь от страха, даже дерево похоже на вьетконговца: темная форма, автомат Калашникова. Любой мужчина в костюме выглядит наемным убийцей: сейчас он запустит руку в твой карман, вытащит диск, а потом сухо щелкнет затвор...
«Нужно избавиться от чертова диска скорее! Пусть Булфинч сам забирает. Где бы его спрятать? Да где угодно! Даже овощной Хигасимуры подойдет...» Вот он, этот овощной! Если диск не здесь, то мне до него не добраться. Но других вариантов избавиться от диска по дороге в метро у Кавамуры не было.
Я вошел в магазин. Владелец, невысокий мужчина с потухшими глазами и пожелтевшей от никотина кожей, бросил мне усталое «здравствуйте!» и снова уткнулся в комиксы. Торговый зал совсем крошечный, и каждая точка прекрасно видна хозяину. Времени у Кавамуры не было, но ведь он думал, что оставляет диск не более чем на час, так что особые меры предосторожности не требуются.
Скорее всего диск уже не здесь. Его мог забрать хозяин, покупатель, кто угодно, однако попробовать все-таки стоит.
Яблоки! Когда закрывались двери, на рельсы упало яблоко. С них и начнем. Я представил, как Кавамура для вида порылся в ящиках и незаметно спрятал диск.
Теперь моя очередь. Ящики неглубокие, а яблоки упакованы в пластиковые пакеты, так что я без труда добрался до самого дна.
Никакого диска! Черт, черт, черт...
Я проверил стоящие рядом груши и мандарины. Тоже ничего. Ммм, как складно все получалось!
Придется что-нибудь купить, ведь я битый час шарил в фруктах. Фарс должен выглядеть убедительно!
— Не могли бы вы упаковать небольшую подарочную корзину? — попросил я хозяина. — Что-нибудь экзотическое и обязательно мускусную дыню!
— Да, конечно, — кисло улыбнулся хозяин.
Пока он возился с корзиной, я получил пять дополнительных минут на поиски. Никакого результата.
Мой подарок почти готов. Хозяин украсил корзину зеленой муаровой лентой. Получилось очень даже недурно. Надеюсь, Мидори понравится.
Я положил на прилавок несколько купюр.
Обидно... Хотя на что я надеялся? Как следует спрятать диск Кавамура не успел. Наверняка его давно нашли.
Хозяин отсчитывал сдачу. Очень аккуратный человек. Аккуратный и обстоятельный.
Последняя попытка!
— Простите, пожалуйста! Понимаю, что скорее всего вас побеспокою напрасно, но на прошлой неделе мой друг выронил у вас компакт-диск и просил узнать, не нашел ли его кто-нибудь. Надежды почти нет, и я даже не хотел об этом заговаривать...
— Мм-м... — промычал хозяин, исчезая за прилавком. Через секунду он протягивал мне небольшой пластиковый пакет. — А я-то гадал, придет кто за ним или нет...
— Спасибо вам огромное! — боясь поверить в удачу, пролепетал я. — Мой друг будет счастлив!
— Рад за вас, — безучастно проговорил хозяин.
15
Я пожал плечами.
— А еще полчаса назад я говорил с вами голосом Мидори?
После секундного колебания Булфинч все-таки присел за мой столик.
— Ладно, что вы можете мне сообщить?
— Я собирался задать вам тот же вопрос.
— Послушайте, я журналист и пишу статьи. Так у вас есть для меня информация?
— Мне нужно знать, что на том диске.
— Опять вы за свое!
— Мистер Булфинч, — раздраженно начал я, тайком поглядывая на Аояма-дори, — люди, которые охотятся за диском, считают, что он у Мидори, и уже пытались ее убить. Это вы привели «хвост» в «Альфи» и фактически подставили ее под удар! Так что хватит валять дурака, ладно?
Булфинч снял очки и тяжело вздохнул.
— Предположим, диск действительно существует. Но я не понимаю, как помогу Мидори, рассказав, что на нем содержится.
— Вы журналист и, возможно, хотели предать эту информацию гласности.
— Очень может быть.
— Также вероятно, что кое-кому это бы не понравилось.
— Такое нельзя исключать.
— Отлично! Именно страх перед оглаской и заставляет этих людей охотиться на Мидори. Значит ли это, что, как только данные будут опубликованы, она будет вне опасности?
— Пожалуй.
— Выходит, мы с вами хотим одного и того же: чтобы содержимое диска стало достоянием общественности.
Журналист беспокойно заерзал.
— Понимаю, к чему вы ведете. Но я буду откровенен только после того, как увижу девушку.
— У вас есть сотовый?
— Да.
— Покажите!
Из левого кармана блейзера Булфинч достал маленький телефон с откидной крышкой.
— Чудесно, можете убрать, — сказал я и, достав из кармана листочек и ручку, быстро набросал инструкции. Интуиция подсказывала, что телефон не прослушивается, но разве можно слепо доверять интуиции?
«Сотовым не пользоваться ни при каких обстоятельствах, — писал я. — Из ресторана выйдем вместе. Во дворике остановитесь, чтобы я мог вас обыскать. После этого двигаться будете по моей команде. Первым не заговаривайте. Если есть вопросы, напишите на обороте. Если нет, просто отдайте листочек мне».
Закончив, я передал листок Булфинчу. Прочитав, он кивнул и вернул записку мне. Я спрятал ее в кармане, заплатил за кофе и поманил журналиста к выходу.
Во дворике Булфинч позволил себя обыскать. Чисто, как я и предполагал. Теперь на Аояма-дори. Журналист шел впереди, поближе к проезжей части, таким образом превратившись в живой щит. Эту улицу я знал как свои пять пальцев. И все же осторожность не помешает, и я то и дело оглядывался по сторонам.
Негромкие «направо», «налево», «стойте» подсказывали журналисту, куда идти. Вот и магазин. Мы прошли прямо в музыкальный отдел, где ждала Мидори.
— Кавамура-сан, — поприветствовал Булфинч и поклонился. — Очень рад встрече.
— Спасибо, что пришли, — ответила девушка. — В прошлый раз я была с вами не совсем откровенна. Кое-что о делах отца мне все-таки известно, но про тот диск я действительно ничего не знаю.
— Тогда я ничего не смогу для вас сделать, — заявил журналист.
— Скажите, что на диске, — вмешался я.
— Не понимаю, чем это вам поможет.
— Прошу вас, мистер Булфинч, — взмолилась девушка. — Несколько дней назад меня пытались убить... Мне нужна ваша помощь!
Поморщившись, журналист посмотрел сначала на Мидори, потом на меня.
— Ладно, — вздохнул он. — Два месяца назад со мной связался ваш отец. Читал мою колонку в «Форбсе» и захотел подкинуть информацию. Обычное дело.
— Именно тогда у него нашли рак, — прошелестела Мидори.
— Что, простите? — переспросил Булфинч.
— Рак легких. Он знал, что жить ему осталось совсем недолго.
Журналист сочувственно кивнул.
— Простите, не знал.
— Ничего, продолжайте.
— За последние два месяца мы несколько раз встречались, естественно, тайно. Он подробно рассказывал о коррупции в министерстве строительства и о том, как фактически посредничал между ЛДП и якудзой. В результате я многое узнал о происхождении и истинных размерах коррупции в японском обществе. Не хватало только доказательств.
— Каких еще доказательств? — удивился я. — Разве нельзя написать: «Источник информации — высокопоставленное лицо из министерства строительства»?
— Вообще-то да. Но существовали две проблемы. Во-первых, во всем министерстве подобной информацией владел только Кавамура, так что публикация напрямую указывала бы на него.
— А во-вторых? — спросила Мидори.
— Последствия. Мы ведь и раньше публиковали разоблачительные статьи о коррупции в высших эшелонах власти, а японская пресса категорически отказывается реагировать. Почему? Да потому что политики и бюрократы через законы и предписания способны разорить любую компанию. А газеты живут в основном за счет рекламы, которую эти компании предоставляют. Так что, если какая-то газета обидит политика, он тут же позвонит компании-рекламодателю, реклама пойдет в конкурирующее издание, и обидчик обанкротится. Понимаете, о чем я? Особо ретивые издания вообще закрываются! Поэтому журналисты стараются никого не трогать, а от правды шарахаются как от чумы. Видит Бог, в жизни не встречал журналистов послушнее, чем японцы.
— Тогда зачем доказательства? — недоумевал я.
— Веские доказательства могли бы все изменить. Издателям пришлось бы опубликовать мою статью и дать собственные комментарии. Отмалчиваясь, они фактически признают себя марионетками правительства. Общественный резонанс напугает коррумпированных чиновников и придаст духу журналистам. Начнется необратимый цикл, который со временем приведет к политическим реформам, каких Япония не знала со времен реставрации Мейдзи[6].
— Боюсь, вы переоцениваете возможности наших журналистов и издателей.
— Вовсе нет, — покачал головой Булфинч. — Я неплохо знаю некоторых: отличные ребята, умеют писать, но боятся.
— Какое именно доказательство вы хотели получить?
Булфинч посмотрел на меня поверх очков.
— Что-нибудь важное и неопровержимое.
— Тогда диск нужнее Кейсацучо, а не прессе, — проговорила Мидори, вспомнив о японском ФБР.
— Твой отец и дня бы не прожил, попади эта информация в Кейсацучо, — тихо сказал я.
— Боюсь, он прав. Кавамура ведь не первым пытался вынести сор из избы. Слышали о Тадае Хонме?
Еще бы, Хонма-сан... Какая грустная история!
Мидори отрицательно покачала головой.
— Когда в 1998 году обанкротился Кредитный банк Японии, оказалось, что из ста тридцати трех миллиардов, составлявших ссудный капитал, по крайней мере тридцать шесть миллиардов долларов были выданы подставным лицам, причем на льготных условиях. Нити тянулись к якудзе, а от нее аж в Северную Корею. Не в силах разобраться в ситуации, антикризисная комиссия пригласила Тадае Хонму, бывшего директора Национального банка Японии. В сентябре Хонма-сан стал президентом Кредитного банка и попытался разобраться, кто и когда выдавал «левые» кредиты.
Пятнадцатого сентября он повесился в номере одного из отелей Осаки, написав трогательное прощальное письмо жене и детям. Тело быстренько кремировали, и никакого расследования полиция не провела.
И это далеко не единственный случай. Хонма стал седьмым представителем финансовой элиты, совершившим самоубийство в период с 1997 года, когда впервые просочилась информация о крупномасштабных махинациях в Кредитном банке. Среди самоубийц — депутаты парламента, управляющий Национального банка Японии, начальник отдела малого и среднего бизнеса при министерстве финансов... Ни по одному из семи случаев расследования проведено не было. Не позволили.
Оказывается, Тацу не такой и параноик!
— Ходят слухи, что в якудзе есть специалисты, занимающиеся «естественными» смертями. К своим жертвам они выезжают по ночам, диктуют предсмертные записки, накачивают транквилизаторами, а потом душат. В результате все выглядит так, будто человек повесился.
— У вас есть доказательства?
— Пока нет, но ведь дыма без огня не бывает!
Сняв очки, Булфинч осторожно протер линзы.
— Скажу вам кое-что еще. В министерстве строительства дела гораздо хуже, чем в банках. В строительном секторе работает каждый шестой японец, именно отсюда поступает финансовая помощь ЛДП. Хотите изменить Японию — начинайте со строительства. Мидори, ваш отец был очень смелым.
— Знаю, — тихо сказала девушка.
Интересно, она до сих пор верит, что он умер от инфаркта? Так, запахло жареным!
— Я рассказал все, что знал, — произнес Булфинч, — теперь ваша очередь.
— Можете назвать причину, по которой Кавамура мог явиться на встречу с вами без диска?
— Нет!
— То есть встречались вы именно ради передачи диска?
— Да, причем до этого многократно обсуждали детали. В то утро Кавамура должен был принести диск.
— Может, он не смог скачать нужную информацию, вот и пришел с пустыми руками...
— Нет, мы созванивались накануне вечером, и он дал понять, что все в порядке. Оставалось только встретиться.
Внезапно меня осенило.
— Мидори, где жил твой отец?
Я прекрасно знал, где жил Кавамура, но не сообщать же об этом его дочери!
— В Сибуйе.
— В каком чоме? — уточнил я, имея в виду небольшие кварталы, на которые делятся административные районы Токио.
— В Сан-чоме.
— Это ведь в начале Догензаки? До станции метро?
— Да.
Я повернулся к Булфинчу:
— На какой станции в то утро сел Кавамура?
— В Сибуйе и сел.
— Есть у меня одна идея, нужно проверить... Если что-то получится, дам знать.
— Постойте... — начал журналист.
— Понимаю, вам неприятно, и все-таки придется мне довериться. Надеюсь, я смогу найти диск.
— Каким образом?
— Говорю же, есть одна идея. — Я начал пятиться к двери.
— Я пойду с вами, — заявил Булфинч.
— Исключено! Я работаю один.
— Я пойду с вами, — повторил журналист, хватая меня за руку.
Я смерил его взглядом, и он тут же меня отпустил.
— Вы уйдете из магазина первым, — спокойно сказал я. — Спускайтесь к Омотесандо-дори. Я отведу девушку в безопасное место, а потом проверю свою догадку. Как только что-то узнаю, позвоню.
Булфинч растерянно смотрел на Мидори.
— Все в порядке, — улыбнулась девушка. — Мы на вашей стороне.
— Кажется, у меня нет выбора, — пробормотал он, обжигая меня негодующим взглядом. Но я понял, что он на самом деле затеял.
— Мистер Булфинч, — чуть слышно проговорил я, — даже не пытайтесь за мной проследить. Я сразу замечу и могу забыть, что мы друзья.
— Ради всего святого, скажите, что вы задумали! Я же помочь хочу!
— Спускайтесь к Омотесандо-дори. Я скоро позвоню.
— Надеюсь, — процедил Булфинч и, шагнув ко мне, попытался заглянуть в глаза, скрытые творением Ральфа Лорена. А этот парень — смельчак... — Очень надеюсь. — Он коротко кивнул Мидори и пошел к выходу.
— Что у тебя за идея? — тут же потребовала девушка.
— Потом скажу, — я смотрел вслед журналисту, — а сейчас нужно уходить, и побыстрее, пока этот тип не вернулся, чтобы проследить за одним из нас. Пошли!
Прямо у дверей магазина я остановил такси, попросив шофера ехать в Сибуйю, а обернувшись, увидел шагающего в противоположном направлении журналиста.
У станции мы разделились: Мидори вернулась в отель, а я пошел по Догензаке. Именно здесь в то утро, кажущееся таким далеким, мы с Гарри следили за объектом, именно здесь, если меня не подводит интуиция, Кавамура оставил диск.
Я попытался представить себя на месте Кавамуры. Наверное, ему было очень страшно.
Настал великий день: у него диск, который поможет разогнать всю нечисть. Вот он в кармане, такой маленький, невесомый и бесценный. Кавамура понимает, что, если его поймают с этим диском, до выходных не дожить. Менее чем через час он встретится с Булфинчем, передаст свою ношу и сможет спокойно вздохнуть.
«А если за мной следят? — думает Кавамура. — Поймают, тогда всему конец». Он нервно оглядывается по сторонам, даже останавливается якобы для того, чтобы покурить.
Подозрительным кажется каждый. Разве удивительно? Когда с ума сходишь от страха, даже дерево похоже на вьетконговца: темная форма, автомат Калашникова. Любой мужчина в костюме выглядит наемным убийцей: сейчас он запустит руку в твой карман, вытащит диск, а потом сухо щелкнет затвор...
«Нужно избавиться от чертова диска скорее! Пусть Булфинч сам забирает. Где бы его спрятать? Да где угодно! Даже овощной Хигасимуры подойдет...» Вот он, этот овощной! Если диск не здесь, то мне до него не добраться. Но других вариантов избавиться от диска по дороге в метро у Кавамуры не было.
Я вошел в магазин. Владелец, невысокий мужчина с потухшими глазами и пожелтевшей от никотина кожей, бросил мне усталое «здравствуйте!» и снова уткнулся в комиксы. Торговый зал совсем крошечный, и каждая точка прекрасно видна хозяину. Времени у Кавамуры не было, но ведь он думал, что оставляет диск не более чем на час, так что особые меры предосторожности не требуются.
Скорее всего диск уже не здесь. Его мог забрать хозяин, покупатель, кто угодно, однако попробовать все-таки стоит.
Яблоки! Когда закрывались двери, на рельсы упало яблоко. С них и начнем. Я представил, как Кавамура для вида порылся в ящиках и незаметно спрятал диск.
Теперь моя очередь. Ящики неглубокие, а яблоки упакованы в пластиковые пакеты, так что я без труда добрался до самого дна.
Никакого диска! Черт, черт, черт...
Я проверил стоящие рядом груши и мандарины. Тоже ничего. Ммм, как складно все получалось!
Придется что-нибудь купить, ведь я битый час шарил в фруктах. Фарс должен выглядеть убедительно!
— Не могли бы вы упаковать небольшую подарочную корзину? — попросил я хозяина. — Что-нибудь экзотическое и обязательно мускусную дыню!
— Да, конечно, — кисло улыбнулся хозяин.
Пока он возился с корзиной, я получил пять дополнительных минут на поиски. Никакого результата.
Мой подарок почти готов. Хозяин украсил корзину зеленой муаровой лентой. Получилось очень даже недурно. Надеюсь, Мидори понравится.
Я положил на прилавок несколько купюр.
Обидно... Хотя на что я надеялся? Как следует спрятать диск Кавамура не успел. Наверняка его давно нашли.
Хозяин отсчитывал сдачу. Очень аккуратный человек. Аккуратный и обстоятельный.
Последняя попытка!
— Простите, пожалуйста! Понимаю, что скорее всего вас побеспокою напрасно, но на прошлой неделе мой друг выронил у вас компакт-диск и просил узнать, не нашел ли его кто-нибудь. Надежды почти нет, и я даже не хотел об этом заговаривать...
— Мм-м... — промычал хозяин, исчезая за прилавком. Через секунду он протягивал мне небольшой пластиковый пакет. — А я-то гадал, придет кто за ним или нет...
— Спасибо вам огромное! — боясь поверить в удачу, пролепетал я. — Мой друг будет счастлив!
— Рад за вас, — безучастно проговорил хозяин.
15
На заре Сибуйя похожа на отходящего от похмелья великана. Ночное веселье еще не утихло, беззаботный смех гулким эхом раздается на безлюдных улицах. Пьяные крики любителей караоке, елейные голоса зазывал, шепот любовников с каждой минутой все тише. Их тени еще не исчезли, будто призраки, они не верят в наступление утра, желая, чтобы ночь продолжалась бесконечно.
В компании этих призраков я шел по узкой улочке, параллельной Мейдзи-дори, которая соединяет Сибуйю с Аоямой. Я поднялся в несусветную рань, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не разбудить Мидори. И все-таки она проснулась.
Диск я решился отнести в Акихабару — электронную Мекку Токио. Там столько интернет-кафе, компьютерных магазинов, что на меня никто не обратил внимания. Только результат был нулевой: вся информация зашифрована.
Так, без Гарри не обойтись. Тем хуже для меня: судя но рассказам Булфинча, на диске информация о специалистах по «естественным» смертям. А вдруг там и моя фамилия?
Гарри я позвонил из телефона-автомата в Ногизаке. Судя по голосу, парень спал, но, стоило упомянуть строительные работы в Какагидзидомае, тут же оживился. Строительные работы — наш условный сигнал, означающий, что я прошу о срочной встрече. Сегодня я вызвал его в небольшую кофейню «Дутор» на Имоарай-дори. Это совсем рядом с его квартирой, так что Гарри доберется туда в два счета.
Когда минут через двадцать я прибыл в кофейню, мой помощник ждал за одним из столиков в конце зала. Волосы спутанные, лицо бледное, в руках утренняя газета.
— Прости, что разбудил, — сказал я, присаживаясь напротив.
Гарри покачал головой.
— Что с лицом?
— Тот, кто это сделал, выглядит еще хуже. Давай позавтракаем!
— Я выпью кофе.
— А как насчет яичницы с беконом?
— Спасибо, только кофе.
— Похоже, у тебя была бурная ночь, — сострил я, представляя, что это может значить для Гарри.
— Слушай, хватит пугать. Раз ты упомянул строительство, значит, случилось что-то важное.
— Иначе ты бы не поднялся с постели!
Заказав яичницу и кофе, я рассказал Гарри обо всем, что случилось за последние дни: о встрече с Мидори, засаде в моей квартире, разговоре с Булфинчем и, наконец, о диске. Умолчал только о событиях предыдущей ночи, упомянув лишь, что мы остановились в лав-отеле.
Читая в сонных глазах искреннюю тревогу и участие, я понял, что доверяю Гарри. И не просто потому, что он фактически не в состоянии мне навредить, а потому, что этот парень стоит моего доверия. А еще потому, что мне хочется ему верить.
— Ума не приложу, как расшифровать файлы, — сетовал я. — Ты бы мог мне помочь, но для этого придется совершить небольшой экскурс в мое прошлое. Всплывет много грязи. Если не хочешь пачкаться, скажи, я пойму...
Парень порозовел, и я понял, как много значит для него моя откровенность.
— Все в порядке, — твердо сказал он, и я рассказал ему о Хольцере, Бенни и явном участии ЦРУ во всей этой истории.
— Жаль, не знал раньше, — вздохнул Гарри, — помог бы чем-нибудь...
— А разве ты не помогаешь? — пожал плечами я. — И чем меньше тебе известно, тем безопаснее для нас обоих.
— Ты рассуждаешь как агент ЦРУ!
— Ну, ты загнул!
— Ничуть! Я ведь работал в Форт-Миде! Только агенты спецслужб превращают паранойю в предмет гордости! С какой стати мне тебе вредить?!
— Не кипятись, парень! Дело в элементарной осторожности!
— Ты спас мне жизнь! Разве можно о таком забыть?
— И не такое случается!
— Только не со мной! А ты не подумал, насколько я тебе доверяю, раз позволил обо всем рассказать и тем самым стал потенциальной мишенью для твоих врагов? Я же знаю, в какие игры ты играешь...
— Вряд ли...
Гарри долго молчал.
— Я достаточно долго хранил твои секреты и собираюсь хранить и дальше! Разве это ни о чем не говорит?
«Никогда не зарекайся, парень!»
— Разве это ни о чем не говорит? — повторил Гарри.
— Конечно, говорит! — сдался я. — А теперь ближе к делу! Начнем с Хольцера.
— Расскажи, как ты с ним познакомился.
— Хорошо, но сначала поем.
— Неужели все так плохо?
Я пожал плечами.
— Познакомились мы во Вьетнаме. Он уже тогда был агентом ЦРУ, приставленным к диверсионным группам. Смелый парень, ничего не скажешь. В штабе не отсиживался, не то что некоторые. Сначала он мне даже понравился, а потом я понял, что это карьерист до мозга костей. В первый раз мы сцепились после операции армии Республики Вьетнам, то есть южновьетнамцев, в Третьем военном секторе. Положившись на данные Хольцера, южане обстреляли из миномета предполагаемую базу вьетконговцев в Тай-Нинх. Занимаясь подсчетом тел, мы фактически проверяли надежность хольцеровского информатора.
Южане так старались, что сровняли базу с землей. Все без исключения тела оказались изуродованными, а оружия мы не нашли. Вот я и сказал Хольцеру, что на Вьетконг не похоже. А он мне: «О чем ты? Это же Тай-Нинх, здесь все вьетконговцы». «Да ладно тебе, — говорю я. — Оружия нет, твой источник тебя надул». Хольцер встал надыбы: мол, как надул, если уничтожены двадцать вьетконговцев! Представляешь, он каждую оторванную ногу считал за целое тело!
Вернувшись на базу, он составил отчет и попросил меня подписать. А я говорю: «Засунь свой отчет в задницу». При этом присутствовали несколько офицеров. Не думаю, что они нас слышали, но и немая сцена выглядела достаточно красноречиво. В конце концов я сбил Хольцера с ног. Думаю, именно этого он и добивался. Обычно на подобные инциденты никто не обращает внимания, однако в то время за взаимодействием спецслужб в юго-восточном регионе пристально следили. Вот Хольцер и сумел извлечь из случившегося пользу. По его версии, получалось так, что я не подписал отчет из-за личной неприязни. До сих пор гадаю, сколько операций было проведено по данным, полученным из его «сверхнадежного» источника.
Впоследствии Хольцер создал мне кучу проблем. Он из тех парней, что умеют подлизываться к нужным людям. Когда после вьетнамской кампании надо мной сгустились тучи, я знал, чьих это рук дело, хотя ни каких доказательств не было.
— Ты никогда не рассказывал, как жил после войны, — заметил Гарри. — Так ты из-за Хольцера уехал из Штатов?
— Отчасти, — коротко ответил я, и мой помощник понял, что эта тема закрыта.
— А как насчет Бенни?
— Знаю только то, что он связан с ЛДП. Вроде мальчика на посылках, хотя посылки очень важные. А теперь выходит, что параллельно он шпионил на ЦРУ. Настоящий крот, прорывший туннель под океаном!
Слово «крот» прозвучало как ругательство, хотя ничего удивительного здесь нет.
Один такой «крот» целых шесть лет срывал операции диверсионных групп в Лаосе, Камбодже и Северном Вьетнаме. Команды прибывали на место — и через пять минут попадали в окружение вьетконговцев. Пару раз ребята подрывались на противопехотных минах. При этом аналогичные операции проходили успешно, значит, у «крота» был ограниченный доступ к данным. Думаю, если бы занимающаяся расследованием комиссия как следует поработала с датами, список подозреваемых был бы намного короче.
Но командование силами США во Вьетнаме отказывалось проводить расследование из-за сложности «партнерских отношений». Другими словами, они боялись оскорбить правительство Южного Вьетнама предположениями, что, возможно, один из их чиновников продался коммунистам. Хуже того, нам приказали продолжать обмен информацией с вьетнамскими коллегами. Мы пытались обойти приказ, передавая ложные координаты; командование обо всем узнало, и разгорелся скандал.
В 1972 году с поличным был пойман капрал южной армии, поставлявший данные северянам, но никто не верил, что один несчастный капрал мог наделать столько бед. Настоящего «крота» так и не нашли.
Достав сотовые Бенни и кендоиста, я передал их Гарри.
— Для начала сделай две вещи. Во-первых, проверь номера, на которые звонили. Чем больше, тем лучше. Наверняка память позволяет. — Я показал, который из двух телефонов Бенни, а который крепыша из Боейчо Боэйкёку. — Посмотри, какие номера запрограммированы на быстрый набор, и попробуй узнать, кому они принадлежат. Нужно выяснить, с кем разговаривали эти парни и насколько они связаны с ЦРУ.
— Нет проблем. Думаю, к концу дня смогу что-нибудь сообщить.
— Отлично, а теперь второе. — Я положил на стол конверт с диском. — Вот из-за чего вся заварушка. Булфинч сказал, что здесь доказательства фактов коррупции в ЛДП и министерстве строительства. Якобы все настолько серьезно, что огласка может повлечь за собой отставку правительства.
Гарри поднял диск и посмотрел на свет.
— Зачем такую серьезную информацию закачали на диск?
— То же самое я хотел спросить у тебя.
— Не знаю. Любые данные гораздо проще переслать по электронной почте. Возможно, файл защищен от копирования. Надо проверить. — Гарри спрятал диск в карман куртки.
— Может, этим Кавамура себя и выдал?
— О чем ты?
— Могли в министерстве или ЛДП узнать, что он скачал файлы на диск?
— Вполне. Некоторые программы уведомляют администратора о создании резервных копий.
— А еще все данные зашифрованы: файл толком не грузится. Неужели шифровкой занимался Кавамура?
— Не думаю. Скорее всего он не имел доступа к этим данным. Зашифровал их тот, кто создал файл.
Вполне правдоподобно. С другой стороны, Бенни заказал мне Кавамуру почти месяц назад. Выходит, они и раньше знали о его контактах с Булфинчем. Прослушивали телефоны?
— Ладно, — сказал я, — если что узнаешь, сообщи. Встретимся здесь же, просто назначишь удобное время. Условный сигнал прежний.
Мой помощник кивнул и собрался уходить.
— Гарри! — окликнул я. — Прошу, не надо лезть сейчас на рожон. Если в ЛДП узнают, где диск, тебе и дня не прожить.
— Постараюсь быть осторожным.
— Осторожным — это мало. Превратись в параноика, не доверяй никому!
— Хорошо, разве что за редким исключением, — ухмыльнулся Гарри.
— Никаких исключений! — рявкнул я, вспомнив Клёвого Чокнутого.
Гарри ушел, и я решил позвонить Мидори. В то утро мы переехали в новый отель. Девушка ответила после первого же гудка.
— Звоню узнать, как дела.
— Твой друг сумеет нам помочь? — спросила она. Я просил следить за тем, что она говорит по телефону, и Мидори очень старалась.
В компании этих призраков я шел по узкой улочке, параллельной Мейдзи-дори, которая соединяет Сибуйю с Аоямой. Я поднялся в несусветную рань, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не разбудить Мидори. И все-таки она проснулась.
Диск я решился отнести в Акихабару — электронную Мекку Токио. Там столько интернет-кафе, компьютерных магазинов, что на меня никто не обратил внимания. Только результат был нулевой: вся информация зашифрована.
Так, без Гарри не обойтись. Тем хуже для меня: судя но рассказам Булфинча, на диске информация о специалистах по «естественным» смертям. А вдруг там и моя фамилия?
Гарри я позвонил из телефона-автомата в Ногизаке. Судя по голосу, парень спал, но, стоило упомянуть строительные работы в Какагидзидомае, тут же оживился. Строительные работы — наш условный сигнал, означающий, что я прошу о срочной встрече. Сегодня я вызвал его в небольшую кофейню «Дутор» на Имоарай-дори. Это совсем рядом с его квартирой, так что Гарри доберется туда в два счета.
Когда минут через двадцать я прибыл в кофейню, мой помощник ждал за одним из столиков в конце зала. Волосы спутанные, лицо бледное, в руках утренняя газета.
— Прости, что разбудил, — сказал я, присаживаясь напротив.
Гарри покачал головой.
— Что с лицом?
— Тот, кто это сделал, выглядит еще хуже. Давай позавтракаем!
— Я выпью кофе.
— А как насчет яичницы с беконом?
— Спасибо, только кофе.
— Похоже, у тебя была бурная ночь, — сострил я, представляя, что это может значить для Гарри.
— Слушай, хватит пугать. Раз ты упомянул строительство, значит, случилось что-то важное.
— Иначе ты бы не поднялся с постели!
Заказав яичницу и кофе, я рассказал Гарри обо всем, что случилось за последние дни: о встрече с Мидори, засаде в моей квартире, разговоре с Булфинчем и, наконец, о диске. Умолчал только о событиях предыдущей ночи, упомянув лишь, что мы остановились в лав-отеле.
Читая в сонных глазах искреннюю тревогу и участие, я понял, что доверяю Гарри. И не просто потому, что он фактически не в состоянии мне навредить, а потому, что этот парень стоит моего доверия. А еще потому, что мне хочется ему верить.
— Ума не приложу, как расшифровать файлы, — сетовал я. — Ты бы мог мне помочь, но для этого придется совершить небольшой экскурс в мое прошлое. Всплывет много грязи. Если не хочешь пачкаться, скажи, я пойму...
Парень порозовел, и я понял, как много значит для него моя откровенность.
— Все в порядке, — твердо сказал он, и я рассказал ему о Хольцере, Бенни и явном участии ЦРУ во всей этой истории.
— Жаль, не знал раньше, — вздохнул Гарри, — помог бы чем-нибудь...
— А разве ты не помогаешь? — пожал плечами я. — И чем меньше тебе известно, тем безопаснее для нас обоих.
— Ты рассуждаешь как агент ЦРУ!
— Ну, ты загнул!
— Ничуть! Я ведь работал в Форт-Миде! Только агенты спецслужб превращают паранойю в предмет гордости! С какой стати мне тебе вредить?!
— Не кипятись, парень! Дело в элементарной осторожности!
— Ты спас мне жизнь! Разве можно о таком забыть?
— И не такое случается!
— Только не со мной! А ты не подумал, насколько я тебе доверяю, раз позволил обо всем рассказать и тем самым стал потенциальной мишенью для твоих врагов? Я же знаю, в какие игры ты играешь...
— Вряд ли...
Гарри долго молчал.
— Я достаточно долго хранил твои секреты и собираюсь хранить и дальше! Разве это ни о чем не говорит?
«Никогда не зарекайся, парень!»
— Разве это ни о чем не говорит? — повторил Гарри.
— Конечно, говорит! — сдался я. — А теперь ближе к делу! Начнем с Хольцера.
— Расскажи, как ты с ним познакомился.
— Хорошо, но сначала поем.
— Неужели все так плохо?
Я пожал плечами.
— Познакомились мы во Вьетнаме. Он уже тогда был агентом ЦРУ, приставленным к диверсионным группам. Смелый парень, ничего не скажешь. В штабе не отсиживался, не то что некоторые. Сначала он мне даже понравился, а потом я понял, что это карьерист до мозга костей. В первый раз мы сцепились после операции армии Республики Вьетнам, то есть южновьетнамцев, в Третьем военном секторе. Положившись на данные Хольцера, южане обстреляли из миномета предполагаемую базу вьетконговцев в Тай-Нинх. Занимаясь подсчетом тел, мы фактически проверяли надежность хольцеровского информатора.
Южане так старались, что сровняли базу с землей. Все без исключения тела оказались изуродованными, а оружия мы не нашли. Вот я и сказал Хольцеру, что на Вьетконг не похоже. А он мне: «О чем ты? Это же Тай-Нинх, здесь все вьетконговцы». «Да ладно тебе, — говорю я. — Оружия нет, твой источник тебя надул». Хольцер встал надыбы: мол, как надул, если уничтожены двадцать вьетконговцев! Представляешь, он каждую оторванную ногу считал за целое тело!
Вернувшись на базу, он составил отчет и попросил меня подписать. А я говорю: «Засунь свой отчет в задницу». При этом присутствовали несколько офицеров. Не думаю, что они нас слышали, но и немая сцена выглядела достаточно красноречиво. В конце концов я сбил Хольцера с ног. Думаю, именно этого он и добивался. Обычно на подобные инциденты никто не обращает внимания, однако в то время за взаимодействием спецслужб в юго-восточном регионе пристально следили. Вот Хольцер и сумел извлечь из случившегося пользу. По его версии, получалось так, что я не подписал отчет из-за личной неприязни. До сих пор гадаю, сколько операций было проведено по данным, полученным из его «сверхнадежного» источника.
Впоследствии Хольцер создал мне кучу проблем. Он из тех парней, что умеют подлизываться к нужным людям. Когда после вьетнамской кампании надо мной сгустились тучи, я знал, чьих это рук дело, хотя ни каких доказательств не было.
— Ты никогда не рассказывал, как жил после войны, — заметил Гарри. — Так ты из-за Хольцера уехал из Штатов?
— Отчасти, — коротко ответил я, и мой помощник понял, что эта тема закрыта.
— А как насчет Бенни?
— Знаю только то, что он связан с ЛДП. Вроде мальчика на посылках, хотя посылки очень важные. А теперь выходит, что параллельно он шпионил на ЦРУ. Настоящий крот, прорывший туннель под океаном!
Слово «крот» прозвучало как ругательство, хотя ничего удивительного здесь нет.
Один такой «крот» целых шесть лет срывал операции диверсионных групп в Лаосе, Камбодже и Северном Вьетнаме. Команды прибывали на место — и через пять минут попадали в окружение вьетконговцев. Пару раз ребята подрывались на противопехотных минах. При этом аналогичные операции проходили успешно, значит, у «крота» был ограниченный доступ к данным. Думаю, если бы занимающаяся расследованием комиссия как следует поработала с датами, список подозреваемых был бы намного короче.
Но командование силами США во Вьетнаме отказывалось проводить расследование из-за сложности «партнерских отношений». Другими словами, они боялись оскорбить правительство Южного Вьетнама предположениями, что, возможно, один из их чиновников продался коммунистам. Хуже того, нам приказали продолжать обмен информацией с вьетнамскими коллегами. Мы пытались обойти приказ, передавая ложные координаты; командование обо всем узнало, и разгорелся скандал.
В 1972 году с поличным был пойман капрал южной армии, поставлявший данные северянам, но никто не верил, что один несчастный капрал мог наделать столько бед. Настоящего «крота» так и не нашли.
Достав сотовые Бенни и кендоиста, я передал их Гарри.
— Для начала сделай две вещи. Во-первых, проверь номера, на которые звонили. Чем больше, тем лучше. Наверняка память позволяет. — Я показал, который из двух телефонов Бенни, а который крепыша из Боейчо Боэйкёку. — Посмотри, какие номера запрограммированы на быстрый набор, и попробуй узнать, кому они принадлежат. Нужно выяснить, с кем разговаривали эти парни и насколько они связаны с ЦРУ.
— Нет проблем. Думаю, к концу дня смогу что-нибудь сообщить.
— Отлично, а теперь второе. — Я положил на стол конверт с диском. — Вот из-за чего вся заварушка. Булфинч сказал, что здесь доказательства фактов коррупции в ЛДП и министерстве строительства. Якобы все настолько серьезно, что огласка может повлечь за собой отставку правительства.
Гарри поднял диск и посмотрел на свет.
— Зачем такую серьезную информацию закачали на диск?
— То же самое я хотел спросить у тебя.
— Не знаю. Любые данные гораздо проще переслать по электронной почте. Возможно, файл защищен от копирования. Надо проверить. — Гарри спрятал диск в карман куртки.
— Может, этим Кавамура себя и выдал?
— О чем ты?
— Могли в министерстве или ЛДП узнать, что он скачал файлы на диск?
— Вполне. Некоторые программы уведомляют администратора о создании резервных копий.
— А еще все данные зашифрованы: файл толком не грузится. Неужели шифровкой занимался Кавамура?
— Не думаю. Скорее всего он не имел доступа к этим данным. Зашифровал их тот, кто создал файл.
Вполне правдоподобно. С другой стороны, Бенни заказал мне Кавамуру почти месяц назад. Выходит, они и раньше знали о его контактах с Булфинчем. Прослушивали телефоны?
— Ладно, — сказал я, — если что узнаешь, сообщи. Встретимся здесь же, просто назначишь удобное время. Условный сигнал прежний.
Мой помощник кивнул и собрался уходить.
— Гарри! — окликнул я. — Прошу, не надо лезть сейчас на рожон. Если в ЛДП узнают, где диск, тебе и дня не прожить.
— Постараюсь быть осторожным.
— Осторожным — это мало. Превратись в параноика, не доверяй никому!
— Хорошо, разве что за редким исключением, — ухмыльнулся Гарри.
— Никаких исключений! — рявкнул я, вспомнив Клёвого Чокнутого.
Гарри ушел, и я решил позвонить Мидори. В то утро мы переехали в новый отель. Девушка ответила после первого же гудка.
— Звоню узнать, как дела.
— Твой друг сумеет нам помочь? — спросила она. Я просил следить за тем, что она говорит по телефону, и Мидори очень старалась.