— Не знаю, обещал попробовать.
   — Когда придешь?
   — Скоро.
   — Сделай одолжение, купи что-нибудь почитать: книгу, журнал... Я ходила за продуктами и могла купить сама, но как-то вылетело из головы. Теперь мучаюсь от безделья.
   — Хорошо, что-нибудь принесу. Счастливо.
   То и дело оглядываясь по сторонам, я дошел до станции Суидобаси. А вот и поезд! Сошел я в Йойоги и пропустил два поезда, внимательно присматриваясь ко всем, кто стоит на платформе. Сев в третий по счету поезд, я проехал одну-единственную остановку до Синдзюку. В город вышел с восточной стороны, попав в старый людный район, совершенно не похожий на неподвижно-рафинированную западную часть, где расположены правительственные учреждения. Я по-прежнему прятал подбитый глаз за очками, и сквозь темные линзы все прохожие казались настоящими злодеями. Толпа несла меня по подземному пассажу; оказавшись за пределами мега-маркета «Верджин», я с огромным трудом протиснулся к нужному мне бутику. Бороться с толпой — все равно что переходить вброд бурную реку! Приглядев темно-синий кашемировый палантин для Мидори, я добавил к нему солнечные очки. Очень пригодятся. Платить пришлось в двух разных кассах, чтобы не подумали, что странный парень в темных очках покупает шпионскую экипировку для своей подружки.
   Атеперь в Кинокунию! Народу здесь столько, что пассаж по сравнению с ней — настоящая пустыня Сахара. Мне нужен самый толстый бестселлер и пара журналов.
   Я стоял в очереди в кассу, наблюдая за спускавшимися по эскалатору, когда ожил лежащий в кармане сотовый. Наверное, это Гарри... Нет, на дисплее какой-то незнакомый токийский номер.
   Расплатившись, я поднялся на улицу и подошел к телефону-автомату, притаившемуся в переулке у Синдзюку-дори. Опустив монету в сто иен, я набрал номер.
   — Джон Рейн? — по-английски спросил какой-то мужчина. Я не ответил, и незнакомец повторил мое имя.
   — Кажется, я ошибся номером.
   Повисла неловкая пауза.
   — Меня зовут Линкольн.
   — Да что ты!
   — Мой шеф хочет с вами встретиться.
   Почти уверен, что этот тип из ЦРУ, а шеф — не кто иной, как Хольцер. Я ждал, что Линкольн что-нибудь добавит, но он молчал.
   — Должно быть, вы шутите.
   — Вовсе нет. Произошла ошибка, и он хочет все объяснить. Назовите любое удобное место и время.
   — Как-нибудь в другой раз.
   — Вам стоит его выслушать. Все совсем не так, как вам кажется.
   Я оглянулся в сторону Кинокунии, взвешивая «за» и «против».
   — Тогда прямо сейчас.
   — Невозможно: у него встреча. Освободится он только к вечеру.
   — Плевать, даже если ему делают операцию на сердце! Так и передайте! Встречаемся в Синдзюку через двадцать минут. Через двадцать одну минуту я уйду.
   Снова пауза.
   — В какой части Синдзюку?
   — В восточной. Пусть идет к студии «Альта», ее видно издалека. Если на нем будет что-нибудь, кроме джинсов, обуви и футболки, встреча не состоится. Ясно? — Пусть у Хольцера будет как можно меньше шансов принести с собой оружие.
   — Да, конечно.
   — Двадцать минут, время пошло! — сказал я и отсоединился.
   Итак, существуют два варианта: либо Хольцер действительно хочет мне что-то сказать, во что я не верю, либо пытается завершить начатое Бенни и кендоистом. В любом случае это шанс как-то прояснить ситуацию. Скорее всего встречу заснимут на камеру. От этого не спастись, даже если держать Хольцера в движении... Хотя какого черта! Раз выяснили мой настоящий адрес, то и фотографий у них, наверное, пруд пруди в самых различных ракурсах. Можно больше не прятаться!
   Студия «Альта» на той стороне Синдзюку-дори, рядом ловят клиентов таксисты. Я подошел к самому молодому. Думаю, за разумное вознаграждение он выполнит мою необычную просьбу. Парень должен будет взять белого мужчину в футболке, который через двадцать минут появится со стороны восточного выхода.
   — Назови его шефом, — вручая хрустящую купюру, начал я, — если откликнется, вези по Синдзюку-дори до поворота на Мейдзи-дори, а потом налево, на Ясукуни-дори. У банка «Дайва» остановишься и будешь ждать. Я подойду следом. — Достав еще одну купюру, я разорвал ее пополам и отдал половину водителю. Остальное получит на месте и дома склеит. Парень кивнул.
   — Визитка есть? — спросил я.
   — Конечно! — Водитель тут же достал карточку.
   Схватив визитку, я поблагодарил парня, и мы на время расстались. Нужно подняться на пятый этаж: восточный выход оттуда как на ладони. Я посмотрел на часы: осталось четырнадцать минут. Записав на карточке адрес в Икенбукуро, я спрятал ее в нагрудный карман.
   Хольцер явился на минуту раньше. Вот он поднимается по эскалатору и неторопливо идет к студии «Альта». Даже с большой высоты я разглядел толстые губы и длинный нос. Ладонь приятно закололо: однажды я этот нос уже ломал! Волосы по-прежнему густые, но не пепельно-русые, как раньше, а седые.
   Судя по осанке, он следит за питанием и ходит в спортзал. А вот в футболке ему холодно... Бедняга Хольцер!
   Мой таксист что-то у него спросил, Хольцер кивнул и пошел к машине, беспокойно оглядываясь по сторонам. Наконец он устроился на заднем сиденье, и такси поехало по Синдзюку-дори.
   Времени на подготовку у Хольцера не было, так что тот, кто с ним пришел, сейчас бросится ловить такси.
   Я выждал пару минут, однако никакой суеты не заметил. Пока все идет по плану.
   Пора двигаться, скорее, скорее! Перепрыгивая через три ступеньки, я спустился на первый этаж, а потом быстрее молнии перебежал Ясукуни-дори, оказавшись у банка «Дайва» одновременно с такси. Теперь к пассажирской двери и не спускать глаз с рук Хольцера.
   Дверь медленно открылась.
   — Джон... — вкрадчиво начал мой друг.
   — Руки, покажи руки! Ладони вверх! — Не думаю, что он пристрелит меня сразу, но рисковать незачем.
   — Я бы поступил так же...
   — Хватит болтать! — Увидев, что он послушался, я кивнул. — Руки за голову, так, поворачивайся лицом к водителю.
   — Ради Бога, Рейн! — взмолился Хольцер.
   — Делай, иначе я уйду!
   Я сел на заднее сиденье и передал водителю карточку с адресом. Если честно, то ехать можно куда угодно, главное, не говорить ничего вслух. Сжав левой рукой переплетенные пальцы Хольцера, я быстро обыскал его правой. Чисто. Значит, оружия он не принес, но ведь это только половина успеха.
   — Надеюсь, теперь ты доволен, — процедил Хольцер. — Куда мы едем, если не секрет?
   Я знал, что он спросит.
   — На тебе «жучок», верно? — заглянув в голубые глаза, спросил я. Хольцер молчал. Где он может быть? Под футболкой я ничего не нащупал.
   — Сними ремень!
   — Иди к черту, Рейн, это уже слишком!
   — Снимай ремень, Хольцер! В игры я не играю! Сколько проблем решится, если сейчас я проломлю тебе череп!
   — Давай!
   — Как скажешь, — радостно кивнул я и повернулся к водителю. — Остановите.
   — Ладно-ладно, сдаюсь! — зачастил мой приятель. — Передатчик в поясе. Обычная мера предосторожности. А как иначе после несчастного случая с Бенни?
   Он что, намекает, будто смерть Бенни может сойти мне с рук?
   — Извините, — обратился я к водителю, — езжайте дальше. Рад слышать, что ты по-прежнему уважаешь коллег! — обернулся я к Хольцеру. — Давай сюда ремень!
   — Бенни никогда не был мне коллегой, — процедил Хольцер, делая вид, что раздосадован моей тупостью. — Морочил голову и тебе, и нам! — Сняв ремень, он протянул его мне. Микрофончик наверняка под пряжкой!
   — А где батарея?
   — Застежка и есть батарея. Сплав никеля.
   — Отлично работаете, ребята! — Открыв окно, я выбросил ремень на улицу.
   Хольцер попытался меня остановить, но не успел.
   — Какого черта, Рейн! Мог бы просто удалить микрофон!
   — Покажи туфли!
   — Только если обещаешь не выбрасывать их в окно!
   — Выброшу, если найду «жучки»! Разувайся! — Так вот что мы носим! Мягчайшие мокасины на резиновой подошве. Микрофон здесь не спрячешь. Стелька теплая и влажная от пота. Значит, он надел их не прямо перед выходом. Да, похоже, здесь умельцы из ЦРУ не приложились.
   — Все в порядке? — поддел Хольцер.
   — Говори, что хотел, у меня мало времени!
   — Знаешь, — театрально вздохнув, начал он, — тот инцидент в твоей квартире — глупая ошибка. Ничего подобного не должно было случиться. Вот я и решил принести извинения лично.
   Страшно подумать, как искренне может звучать ложь!
   — Я многим рискую, встречаясь с тобой, — вкрадчиво начал Хольцер. — То, что я сейчас расскажу, может быть расценено как...
   — Надеюсь, что может, — перебил я. — Если собираешься пересказывать содержание передовиц, то зря теряешь время.
   Хольцер нахмурился.
   — Мы уже пять лет работаем с одним типом из японского правительства. Человек надежный, на хорошем счету, пользуется доверием. И что самое главное, знает все страшные тайны, а их немало, уж поверь.
   К разочарованию Хольцера, я никак не отреагировал.
   — С каждым разом его доклады все интереснее, хотя до сенсации пока далеко. Ничего такого, что мы могли бы использовать. Ты меня слушаешь?
   Я кивнул. Он имеет в виду «использовать для шантажа»?
   — Этот тип ведет себя как девчонка из католической школы: все время говорит нет, хотя сама сгорает от желания. — Мясистые губы изогнулись в усмешке. — Мы продолжали с ним работать, постепенно усложняя задания, но месяцев шесть назад он запел совсем по-другому. Вместо «нет, не хочу» мы стали слышать «нет, боюсь», что, согласись, уже совсем другое дело.
   Все понятно! Так говорят люди, знающие себе цену. Обычно это завуалированная просьба увеличить вознаграждение.
   — Пришлось срочно его выручать. Щедрые отступные, фальшивый паспорт, билет на тропический остров — фактически та же программа по защите свидетелей, только в VIP-варианте. Взамен он должен был предоставить компромат на ЛДП: что-нибудь стоящее вроде вымогательства, взяток, заказных убийств и устранения стукачей. К каждому материалу доказательства: фотографии, записи телефонных разговоров — в общем, что-то, с чем можно выступить в суде.
   — Зачем вам это?
   — А ты как думаешь? С таким компроматом ЛДП станет марионеткой правительства США! У руля окажется тот, кто нам понравится. Больше никаких проблем с военными базами, экспортом риса и полупроводников! ЛДП — главная сила в Японии, а теперь за ними будем стоять мы и выжмем из страны все соки!
   — Судя по твоему тону, что-то пошло не так. Планы так и остались планами?
   — Ну, не совсем, — снова ухмыльнулся Хольцер. — Просто с исполнением придется повременить. Ничего, мы ребята терпеливые!
   — А при чем тут Бенни?
   — Бедный Бенни был в курсе всего, что происходит в ЛДП, только доказать не мог. Слышал звон, но не знал, где он!
   — Однако ко мне на квартиру вы его послали!
   — Да, послали, чтобы он тебя допросил. По плану Бенни должен был идти один.
   — Как вы узнали о том, что с ним случилось?
   — Ради Бога, Рейн! Ему сломали шею практически на пороге твоего дома! Кто еще мог это сделать? Один из местных пенсионеров? К тому же на нем было подслушивающее устройство, так что я своими ушами слышал, как этот крысеныш меня сдал.
   —  — А второй парень откуда?
   — Про него ничего не знаю, за исключением того, что полиция Токио нашла его бездыханное тело в темном переулке, всего в двухстах метрах от Бенни.
   — Бенни сказал, что он из Боейчо Боэйкёку и познакомил их ты.
   — В Боейчо Боэйкёку я знаю очень многих, мы часто вместе работаем, но того парня и в глаза не видел. Мы навели кое-какие справки, и могу с уверенностью сказать: на японскую разведку он не работал. Так что к тебе на квартиру пошел по заданию какой-то третьей стороны. Разве можно доверять «кротам»? Ты что, забыл, сколько проблем у нас с ними было во Вьетнаме?
   Глянув в зеркало заднего обзора, я увидел изумленное лицо водителя. Вряд ли он понимает, о чем речь, но, похоже, что-то заподозрил.
   — У «кротов» на первом месте деньги, — вдохновенно продолжал Хольцер. — Знаешь, Рейн, по Бенни я скучать не стану: знал, на что идет, раз работал на несколько сторон сразу.
   — Да, пожалуй, — неохотно согласился я.
   — Но вернемся к нашему осведомителю. Три недели назад он должен был передать нам обещанный компромат на компакт-диске. Представляешь цену этого диска? Так вот, в метро с ним случился инфаркт, и он умер. Наши люди побывали в больнице, но диск исчез.
   — С чего ты решил, что диск был у него в момент смерти?
   — Мы уверены, Рейн. Ты же знаешь, у нас свои методы. Однако пропавший диск — это еще не все... Хочешь узнать самое интересное?
   — Сгораю от нетерпения!
   — Ну ладно, — заговорщицки прошептал он, пододвигаясь ближе. — Самое интересное — что у нашего друга был не инфаркт! Кто-то подогрел его мотор, и он перестал работать, причем обставили все так, что врачи, не задумываясь, сказали «инфаркт».
   — Ну, по-моему, ты загнул...
   — Неужели? Не то что в Японии, во всем мире найдется всего несколько человек, способных провести такую операцию. Лично я знаю только тебя.
   — Так вот зачем ты меня вызвал? Чтобы поделиться своими предположениями?
   — Да ладно тебе, Рейн! Хватит прикидываться! Наверняка ты замешан в этой истории!
   — Не понимаю, о чем речь!
   — Правда? Может, поймешь, если я скажу, что за последние десять лет половину заказов ты получал от нас, хотя и не напрямую?
   Что он такое несет?
   Прильнув к моему уху, Хольцер прошептал несколько имен видных политиков, финансистов и чиновников, скоропостижно скончавшихся при моем непосредственном участии.
   — Что это доказывает? Обо всех них писали в газетах! — отчаянно отбивался я, прекрасно понимая, что главные козыри он еще не выложил.
   Да, Хольцер знал и о чате, и даже номер моего счета в швейцарском банке!
   Черт побери, ну надо же так вляпаться! Для этих людей я был и остаюсь пешкой, мелкой сошкой!
   — Понимаю, Рейн, для тебя это удар, — сочувственно проговорил Хольцер, откидываясь на спинку сиденья. — Все эти годы ты считал себя «вольным стрелком», а оказалось, что по счетам платило ЦРУ. Но ведь во всем есть положительные стороны! Ты настоящий профессионал... какое там, волшебник! Люди мрут как мухи, и все шито-крыто! Никто так не умеет, только ты!
   — Хочешь, научу? — апатично предложил я.
   — Да ладно тебе! Знаешь, у меня есть заключение судмедэксперта. Кавамура носил кардиостимулятор, который ни с того ни с сего отключился. Судмедэксперт посчитал это техническим дефектом, но мы копнули чуть глубже и выяснили, что без посторонней помощи ничего подобного бы не случилось. Кто-то вырубил стимулятор. Думаю, ты, Рейн. А теперь вопрос: кто тебя нанял?
   — Что-то здесь не клеится, — проговорил я.
   — Что именно?
   — Зачем прибегать к таким ухищрениям ради диска?
   Голубые глаза сузились:
   — Я думал, ты мне объяснишь.
   — Вряд ли. Могу только сказать, что если бы я охотился за диском, то заполучил бы его гораздо меньшей кровью.
   — А может, ты просто выполнял приказ? — прищурившись, спросил Хольцер. — Может, тебе велели вернуть диск любой ценой? Ты ведь не из тех, кто задает лишние вопросы, верно?
   — Вообще-то я не мальчик на побегушках. Если хотят вернуть украденное, то обращаются не ко мне.
   — Это ты убил Кавамуру, Рейн! Все выглядит очень скверно и подозрительно!
   — Да, моей репутации конец!
   Хольцер задумчиво потер подбородок:
   — Знаешь, диск разыскивает не только ЦРУ. По сравнению с остальными мы настоящие ангелы.
   — О ком ты говоришь?
   — А то сам не знаешь! Все те, кого он разоблачает: политики и якудза, контролирующая силовые структуры Японии.
   — Как ты на меня вышел? Откуда узнал, что я в Японии?
   Хольцер покачал головой.
   — Секретная информация, разглашать не имею права. Впрочем... — Он снова наклонился ко мне: — Переходи на нашу сторону, и я отвечу на все вопросы.
   Не ожидая ничего подобного, я решил, что ослышался.
   — Что ты сказал? «Переходи на нашу сторону»?
   — Да, именно. В такой ситуации тебе понадобится наша помощь.
   — С каких пор ты стал гуманистом?
   — Заткнись, Рейн! При чем тут гуманизм? Мы хотим, чтобы ты нам помог. Ты охотился за Кавамурой, так что либо прячешь диск, либо знаешь, где он находится. Ты поможешь нам — мы тебе, простая сделка.
   Я давно знаю Хольцера и ему подобных. С ними простых сделок не бывает. Чем проще все кажется, тем сильнее они собираются тебя прижать.
   — Не буду спорить, ситуация действительно сложная, — сказал я. — Возможно, я и решусь кому-то довериться. Только не тебе!
   — Слушай, глупо злиться из-за того, что случилось сто лет назад! Сейчас совсем другое время...
   — Но люди-то не меняются.
   Хольцер замахал руками, будто разгоняя неприятный запах.
   — Мне все равно, как ты ко мне относишься. Дело не в наших отношениях, а в ситуации. А она такова: за тобой охотятся полиция, ЛДП и якудза. И они тебя найдут, вопрос лишь в том, кто первым. Личность твоя установлена, без нашей помощи тебе конец.
   Что же делать? Прибить его прямо сейчас? Они знают, где я живу, и наверняка многое другое. Смерть Хольцера мне с рук не сойдет.
   Ехавшая следом машина повернула налево, а следующий за ней седан, в котором сидели четверо японцев, притормозил, вместо того чтобы занять выгодную позицию. Странно.
   У светофора я велел водителю свернуть направо. Уже зажегся зеленый, так что бедняга едва успел среагировать. Седан оказался в параллельном ряду. Извинившись, я сказал, что нам нужно все-таки на Мейдзи-дори, и, чертыхнувшись, водитель сделал, как я просил.
   Седан двигался следом.
   Черт побери!
   — Ты привел подмогу, Хольцер? Я же велел приходить одному!
   — Они здесь, чтобы взять тебя под стражу. Для твоей же безопасности.
   — Чудесно, пусть едут за нами до посольства! — Я не на шутку перепугался и лихорадочно думал, что делать.
   — На такси я в посольский квартал не поеду. Хватит, уже и так нарушил правила, встретившись с тобой при таких обстоятельствах. У них ордер на твой арест.
   Как же они нас нашли? Даже если передатчик вживлен в тело Хольцера, они не могли так быстро определить наше местоположение.
   И тут я все понял. Меня обыграли вчистую! Я звоню Линкольну и назначаю встречу через двадцать минут. Даже не зная точного места, они моментально мобилизуют людей. Через двадцать минут подкрепление прибывает в Синдзюку и рассредоточивается, готовое выступить по сигналу из передатчика. До того как я сел в машину, Хольцер сообщил им номер такси, название компании и улицу, по которой ехал. Эти люди были неподалеку и нашли нас без особого труда. А я-то выбросил в окно передатчик и расслабился.
   Ладно, на ошибках учатся. Если, конечно, у меня будет такая возможность.
   — Кто они?
   — Надежные люди. Работают при посольстве.
   У эстакады над Кандой загорелся красный, и такси остановилось.
   Я посмотрел по сторонам: куда бы сбежать?
   Седан совсем рядом, останавливается...
   Хольцер не сводил с меня глаз, пытаясь понять, что я задумал. Наши взгляды встретились, и в следующую секунду он на меня бросился.
   — Это для твоего же блага! — кричал Хольцер, пытаясь схватить меня за пояс. Из седана вышли два дородных японца в темных очках.
   Я пытался оттолкнуть Хольцера, но он вцепился в меня мертвой хваткой. Повернувшись к нам, водитель что-то возмущенно кричал, да только я его не слышал.
   Японцы приближаются... Черт, черт, черт!
   Обхватив шею Хольцера правой рукой, я прижал его голову к своей груди, а левой давил на сонную артерию.
   — Это «Аум»! «Аум Синрикё»! — закричал я водителю. — У них зарин!
   В 1995 году секта «Аум Синрикё» отравила зарином пассажиров токийского метро, и слово «зарин» до сих пор сеет панику и ужас.
   Хольцер что-то прохрипел, и я сильнее сдавил его горло. Немного сопротивления — и он начал слабеть.
   — Что? Что вы сказали?
   Один из дюжих японцев постучал в окно.
   — Эти люди из «Аума»! У них зарин! Мой друг без сознания... Езжайте на красный! Скорее, скорее! — Ужас в моем голосе звучал вполне естественно.
   Парень мог подумать, что все это дурацкий розыгрыш, а я свихнулся, но слово «зарин» действовало на подсознательном уровне. Он тут же завел машину, свернул на Мейдзи-дори и, то и дело выезжая на встречную полосу, помчался прочь от черного седана. На секунду растерявшись, громилы в темных очках бросились обратно в машину.
   — Быстрее! Нам нужно в больницу!
   На пересечении Мейдзи-дори и Васеда-дори водитель едва успел проскочить на зеленый свет и лихо завернул направо к больнице скорой помощи. В следующую секунду зажегся красный, разрешая движение по Васеда-дори. Черный седан застрял на перекрестке как минимум на две минуты.
   Совсем рядом станция Тозай, значит, пора катапультироваться. Я велел таксисту остановиться. Хольцер без сознания, но дышит. Страшно захотелось прикончить подлеца — одним врагом стало бы меньше, однако возиться нет времени.
   Парень закричал, что, мол, нужно завезти моего друга в больницу, а потом обратиться в полицию, но я был непреклонен. Такси остановилось у тротуара, я передал парню половинку разорванной купюры и добавил еще одну целую.
   Схватив пакет с покупками, я быстро спустился в метро. Если поезд не подъедет в ближайшую минуту, придется снова подняться в город и идти пешком. Что угодно, лишь бы не стоять на месте. Но мне повезло. Доехав до станции Нихонбаси, я перешел на другую линию и так, петляя и пересаживаясь, доехал до Сибуйи. По дороге я ни на секунду не ослаблял бдительности и, поднимаясь по эскалатору в город, вздохнул с облегчением. Впрочем, раз меня отыскало ЦРУ, о покое можно забыть.

16

   Через час я получил сообщение от Гарри, и мы снова встретились в кофейне «Дутор».
   — Что ты раскопал? — сразу потребовал я.
   — Все очень странно.
   — Что значит странно?
   — Во-первых, диск защищен от копирования, причем такой защиты я не встречал.
   — Тебе удалось загрузить файл?
   — Сейчас речь не об этом. Шифровка — отдельная история. Содержимое диска невозможно скопировать или переслать по Интернету.
   — То есть с оригинала можно сделать только одну копию?
   — Одну или несколько, точно сказать не могу, суть в том, что нельзя снимать копии с копий. Внуков в этой семье не будет.
   — То есть файл нельзя переслать по электронной почте или вывесить на форуме?
   — Да, если попробовать, данные исказятся, и их будет невозможно прочитать.
   — Так, это кое-что объясняет, — проговорил я.
   — Что именно?
   — Например, почему они так носятся с этим диском. Почему спешат его вернуть. Раз файл нельзя копировать и рассылать, значит, опасность заключена только в диске.
   — Правильно.
   — А теперь скажи, почему системный администратор разрешил снять одну копию? Почему бы вообще не запретить копирование? Разве так не безопаснее?
   — Безопаснее, но и рискованнее. Вдруг что-то случится с оригиналом? А при таком варианте остается резервная копия.
   — Ладно, ясно. Что еще странного?
   — Ты и сам знаешь, шифровка.
   — И что с ней?
   — Шифровка странная.
   — Давай поконкретнее.
   — Когда-нибудь слышал о решетчатом кодировании?
   — Боюсь, что нет.
   — Шифровальщик располагает данные в определенном порядке, совсем как узор на обоях. Только на обоях узор один и тот же и повторяется всего в двух измерениях. В шифре все гораздо сложнее: больше и повторяющихся элементов, и измерений. Чтобы найти ключ, нужно выявить систему, то есть порядок повторения.
   — Более-менее ясно. Как продвигается расшифровка?
   — Пока сложно сказать что-то определенное. В Форт-Миде я сталкивался с решетчатым кодированием, но в этом случае все как-то странно.
   — Слушай, если я еще раз услышу это слово...
   — Понял, прости... Я сказал «странно», потому что последовательность не физическая, а скорее музыкальная.
   — Ничего не понимаю.
   — Ну, узор чем-то напоминает ноты. И вообще драйвер распознал диск как музыкальный, а не информационный. Так что узор странный, хотя весьма симметричный.
   — Думаешь, получится найти ключ?
   — Пока ничего не получается. Если честно, я в тупике.
   — В тупике?! После стольких лет работы в АНБ ты в тупике?
   — Это не шифр, а какая-то мелодия, — оправдывался густо покрасневший Гарри. — Мне нужен человек, разбирающийся в музыке.
   — Музыкант? — задумчиво повторил я.
   — Да, музыкант. Тот, кто хорошо знаком с нотной грамотой.
   Я промолчал.
   — Помощь Мидори пришлась бы весьма кстати.
   — Я подумаю, — неуверенно пообещал я.
   — Да уж, подумай.
   — А сотовые? Что-нибудь выяснил?
   — Я как раз думал, спросишь ты или нет... Когда-нибудь слышал о «Синненто»?
   — Вроде нет.
   — Ну, это слово можно перевести как «вера» или «убеждение». Так называется политическая партия. Последний звонок кендоиста был в ее штаб-квартиру. Этот номер введен в кнопку быстрого набора на обоих телефонах. — Гарри улыбнулся совсем как фокусник, предвкушающий, как достанет из шляпы кролика. — Нелишне будет знать и что «Убеждение» оплачивало телефонные счета кендоиста.
   — Гарри, ты просто чудо! Что еще?
   — Значит, так: в 1978 году «Убеждение» основал Тоси Ямаото. Родился он в 1948 году, единственный сын в очень уважаемой семье, корнями уходящей в кланы самураев. Его отец был офицером императорской армии, а после войны организовал компанию, занимающуюся выпуском переносных средств связи. Первые образцы сбывались многочисленной родне и верхушке дзайбацу, а во время Корейской войны папаша сколотил неплохой капитал — его оборудованием пользовалась вся американская армия.