Когда судно было уже в миле от обширной тесной массы города, освещаемого слабыми огоньками, Русет опустил грот.
Ветер теперь уже доносил до путешественников устойчивый запах города.
Хинокли, однажды навещавший в городе своего брата, разъяснил причину его происхождения.
— Весь мусор, остатки и экскременты сбрасываются в море. Большая часть отбросов уносится течением, но немало задерживается сваями и плавучими доками. В море к юго-востоку от Ребхи вам попадались всякие плавающие отходы. Сколько миль от города, а всякой дряни мы видели немало.
— Да, — подтвердил Хэдон, помогая Хинокли управиться с парусом. — Я видел еще и морских крокодилов, ворчунов, птиц и морских выдр. Их здесь, должно быть, тысячи живут среди мусора и экскрементов.
Хинокли добавил:
— Здесь так много птиц, что Ребха почти побелела от их помета. А крокодилы и выдры в водах города делают жизнь весьма небезопасной для тех, кто случаем упадет в воду или осмелится приблизиться к краю дока. По словам моего брата, с целью очистить город от хищников на них была организована массовая охота. Уничтожили множество крокодилов и ворчунов. Охота на выдр оказалась не очень-то удачной. Они слишком проворны и сообразительны. Уплывают, едва почуяв охотников. Приблизиться к себе судам они не позволяют.
Ребха получает большой крокодилий пир — у них весьма неплохое на вкус мясо; какое-то время можно было сравнительно безопасно ходить в нижней части дока. Итак, морские крокодилы теперь встречались редко, чего нельзя сказать о крокодилах двуногих. В Ребхе серьезная криминальная проблема, но в каких городах ее нет?
Внезапно ветер совсем стих, и матросы спустились с мачты. Затем на воду пошли длинные тяжелые весла, и началась трудная работа — доплыть до города под нависшими над головой сооружениями между двумя массивными опорами с огромными белыми цифрами.
Стемнело, но при свете дальних фонарей и огней в деревнях видимость сохранялась на сотню футов.
Они проследовали в док, где укрылись огромные торговые галеры, небольшие частные суда, рыболовные вельботы и даже гребные шлюпки. Ярдах в двухстах в глубине фонари освещали здание у длинного дока. Издалека не удавалось разобрать слова, вынесенные над строением, но Хинокли сказал, что это дом, в котором живут таможенные инспектора и моряки.
Русет провел Душу Ветра дальше. Не раз они наталкивались на суда или, задев стенки дока, издавали скрежет, но благодаря малой скорости не производили сильного шума или заметных повреждений. Иногда до них доносилось глухое, сердитое, как у свиньи, хрюканье, или чавканье — здесь обитала чудовищная глубоководная рыба. Хэдон смутно разглядел одну из них в отдаленном свете нескольких фонарей. На плоской маслянистой спине чудища вполне могли стоять в ряд три человека; в длину рыбину едва удалось бы покрыть солидным прыжком. Складки толстой бугристой плоти выдавались над глазами. Пасть походила на два черпака — один над другим.
Через несколько минут Русет остановил гребцов. Он тихо произнес: “Ква-кему-кавури-ву”.
Справа от Хэдона в нескольких футах что-то проплыло. Грязно-белая пена возникла в сером мраке. Хэдону представились выпученные глаза, и морщинистая спина, и длинный хвост; может быть, у него разыгралось воображение: ведь он знал, что это большой морской крокодил. Потом все исчезло.
Гребцы снова взялись за весла, чувствуя, что в любой момент ряды зубов в железных челюстях могут сомкнуться на лопастях весел и вырвать их из рук. Если верить рассказам Хинокли, такое уже бывало.
Ярко освещенная галера впереди заставила изменить курс. По палубам галеры расхаживали вооруженные люди, а из чрева ее доносились хрюканье и пронзительный визг, несло зловонием свиней.
— Домашний скот приходится охранять, пока его не поднимут на первый уровень, — объяснил Хинокли. — Достаточно воров-людей, хотя наибольшая опасность не от них. Морские выдры проникают на корабль и высасывают кровь из коров и свиней, пожирают их. Они не нападают на человека, пока их не загонят в угол. Тогда они делаются опасными, словно леопарды, а может, и страшнее, поскольку крупнее их. Однажды мне довелось видеть бой морской выдры и леопарда — это происходило на одном приеме, который давал один хозяин в Кхокарсе. Выдра одолела леопарда — он испустил дух через два дня от ран.
Наверху послышался скрип. Хэдон поднял голову и в темноте увидел очертания продолговатой фигуры — футов пятьдесят над ними. Что-то плюхнулось в воду, едва не угодив в судно, разбрасывая брызги по сторонам. Вытянутая фигура исчезла.
— Кто-то скинул отбросы, — прокомментировал Хинокли.
— Гребите быстрее, — велел Русет. — Шум и запах привлекут хищников.
Гребцы приналегли. Хэдон подумал, что самое время задать вопрос:
— Как же ты находишь путь в этом темном лабиринте?
— Главная жрица дала мне карту и объяснила на словах, — сказал Русет. — Мне следовало провести судно через сороковые и сорок первые сваи, считая от юго-западного угла вдоль южной стороны. А затем перемещаться на один ряд свай к западу через каждые двенадцать столбов. Добравшись до десятого ряда, надо пройти мимо двадцати свай к доку, на котором три горящих фонаря, — продолжал рыжеголовый капитан. — Док впереди. Мы не можем войти в него прямо, поскольку должны избегать некоторые хорошо охраняемые доки и несколько водных проходов.
Правым бортом Душа Ветра задела стенку дока, а затем еще сильнее “поцеловалась” с ним на краю. В окне хижины возникла физиономия. Через минуту появились три фигуры, облаченные в плащи с капюшонами. Одна из них быстро опустила фонарь к воде. Другая спросила:
— Какой пароль, приятели?
— Это Слово, произнесенное в Начале…
— Самой Великой Кхо, — продолжила жрица. — Заходите в хижину.
Гости ввалились толпой. Женщина закрыла деревянные ставни, погрузив всех в темноту. Через мгновение искра, высеченная кремнем, попала в чашу, наполненную маслом, и оно вспыхнуло. В этом слабом, голубоватом мерцающем свете женщина зажгла свечу, затем еще три. Подавляя пламя, чашу прикрыли металлической крышкой, но чад все же вызвал у гостей кашель.
Откинутый капюшон открыл лицо женщины средних лет.
— У вас есть бумаги?
Русет извлек папирусный свиток из кожаного ранца за спиной. Женщина сломала печать и, развернув свиток на столе, принялась читать его при свете свечей. По мере чтения глаза ее округлились, она оторвалась от папируса и внимательно посмотрела на прибывших. Наконец, она взяла костяное перо с бронзовым наконечником, опустила его в бутылку чернил и сделала запись внизу последней страницы. Витиевато подписавшись, она осушила чернила песком, скатала бумагу и скрепила ее печатью. Теперь письмо было в руках у Русета.
— Итак, вы Хэдон, тот мужчина, которому надлежало быть императором, супругом нашей верховной жрицы, если бы глас Кхо истолковали правильно. А ты Колдунья Морская. Сугукатет сообщает мне, что ты носишь в чреве дитя, которому предопределены великие дела, если оно родится в городе сокровищ, Опаре. Подумаем, что мы сможем сделать, чтобы ты попала туда.
Хэдон взглянул на ее роспись:
— Карсух, судя по всему, вы ждали нас. Очевидно, новости о нас опередили нас самих, хотя мы плыли на самом быстром судне двух морей.
— Нет, Хэдон, мы не ждали никого конкретно. Наблюдение ведется здесь постоянно; это пункт в тайной постоянно меняющейся системе передачи сообщений. Однако не стану отрицать, что мы кое-что слышали о вас. Всего четыре дня назад сюда в док заходила быстроходная военная галера. Адмирал Поеди получил послание от Минрута. Минрут извещал адмирала, что Авинет, Хэдон и другие, возможно, уже на пути в Ребху. Но властям Ребхи надлежало тщательно следить за вашим появлением. Минрут полагал, что вы можете попытаться бежать в Кхокарсу, если силы Авинет потерпят поражение. К счастью, описания твоего, Русет, корабля не было. Но из этого не следует, что оно не появится.
— Если мы сумеем запастись провиантом сегодня ночью, то до рассвета сможем отплыть, — сказал Хэдон.
— Это вряд ли удастся. Мы, конечно, сумеем доставить определенное количество продуктов на судно сегодня же вечером. Но кругом столько патрулей, что они определенно заметят и заподозрят что-то неладное, если провианта будет много. На это уйдет несколько дней.
Адмирал Поеди опасается, и не без основания, что в Ребхе слишком многие преданы Авинет. Среди ее сторонников в Ребхе почти нет крупных торговцев, и Поеди убежден, что большинство его офицеров верны Минруту. Адмирал не доверяет в Ребхе низшему люду — рыбакам, матросам, рабочим, контрабандистам. Потому-то патрули и не ведают покоя, особенно по ночам. Потому-то и следует действовать не торопясь и осмотрительно.
— Если адмирал обнаружит, что Храм Пикабес помогает Хэдону и Лалиле, он арестует всех жриц в городе. Он ищет предлог, хотя отдает себе отчет, какие будут последствия. Не исключено, что он даже возлагает надежды на восстание, поскольку это позволит ему очистить городские трущобы. От наших агентов нам известно, что адмирал обрек на смерть не менее трех тысяч мужчин и женщин — людей, которых он подозревает в преступлениях или в стремлении низвергнуть власть. И он не ошибается — вот что я могу добавить.
— Сколько времени потребуется для пополнения запасов? — спросил Русет.
— Примерно три ночи, — сказала Карсух. — Тем временем мы должны спрятать ваш корабль. Даже с опущенной мачтой его необычные очертания могут привлечь внимание. Инспектор тотчас разберется, что корабль попал в город незаконно. Если бы судно вошло в город через должный фарватер, ему тотчас же стало бы об этом известно, можете не сомневаться.
— Я должен знать, куда вы уведете судно на случай, если придется внезапно покинуть город, — посерьезнел Хэдон. — Хороши же мы будем, не зная этого.
— Оно будет в закрытом доке — десять свай к западу и тридцать к северу, считая от этой, — пояснила жрица. — Мои люди проведут парусник туда. Собирайтесь, уйдем отсюда.
Всей группой они прошли вдоль дока — женщина с фонарем, наполненным рыбьим жиром, впереди, — пока не добрались до основания деревянной лестницы, которая взвивалась вверх, в темноту. Все быстро поднялись, понемногу, однако, отдыхая через каждые три пролета. Наверху они очутились на узкой улочке. Двурогая луна освещала безоблачное небо. По обеим сторонам тянулись некрашеные трехэтажные деревянные дома. Окна на нижних этажах закрыты ставнями; двери выглядели весьма основательно и закрывались массивными бронзовыми замками. На верхних этажах окна были распахнуты. Дальний конец улицы слабо освещался; добравшись туда, путники увидели массу огромных зажженных фонарей на колоннах перед дверью внушительного здания. Оттуда доносились голоса шумной пирушки. Над дверью красовалась большая доска с изображением головы прибрежного павиана. Так обозначали помещение, где могли собираться моряки, почитавшие этот тотем, и жители Ребхи, поклонявшиеся ему же, собирались для обсуждения важных событий.
Жрица вела их дальше по лестничному маршу вблизи пандуса, который поднимался на следующий уровень. Хэдон пытался запомнить путь, но темень и бесконечные повороты окончательно запутали его. Удивляло безлюдье в этот ранний вечер. Карсух объяснила: комендантский час.
— Поеди ввел его два месяца назад якобы для предотвращения нарушений порядка. Опять же легче контролировать преступную деятельность. Любой схваченный после наступления темноты автоматически признавался виновным, конечно, кроме доказуемых чрезвычайных обстоятельств.
Жрица остановилась, вскрикнув: “Ох! Ох!” Внезапно осветился угол улицы в сотне ярдов дальше. Свет быстро приближался.
— Патруль!
17.
Жрица побежала, остальные последовали за ней. Кебивейбес со спящей Абет на руках стал отставать. Хэдон забрал ребенка. Группа поспешила обратно, пока все не домчались до предыдущего перекрестка. Там повернули к северу и двигались быстро. Потом Карсух велела остановиться.
— Это улица Опрокинутых Ульев, — сказала жрица. Она стукнула в дверь захудалого строения — сперва три быстрых удара кулаком, потом шесть, девять. Жрица ждала, и вскоре кто-то изнутри ударил в дверь двенадцать раз. Карсух ответила, стукнув трижды.
И тут перекресток ярко осветился. Несколько мужчин в бронзовых шлемах, латах и с пиками — все это поблескивало при свете факелов — появились на улице. Почти тотчас же огни возникли и на другом углу улицы; там, на пересечении улиц, появился второй дозор. Группа оказалась в ловушке между двумя патрулями.
За дверью звякнули цепи. Карсух сказала:
— Ради нашего спасения, приверженцы Кхо, откройте быстрее!
Грохнула цепь, отодвинули засов. Раздался звук дерева, трущегося по дереву, будто засов был слишком плотно прижат к двери. Полицейский крикнул, его крику вторила команда на другом перекрестке. В это время оба патруля устремились к группе перед дверью.
Дверь резко отворилась. Лампа жрицы высветила мужчину, одетого лишь в килт. Щурясь, он сжимал в руках короткий меч. За спиной его виднелся узкий коридор, стены с облезлой краской, лестничный марш, убегающий вниз.
— Карсух! — воскликнул мужчина. Он отступил, и беглецы быстро проникли в коридор.
— Патруль! Они гонятся за нами! Запри дверь!
Мужчина тотчас повиновался, но едва он задвинул засов, как полицейские снаружи забарабанили в дверь.
— Именем Императора Минрута и его наместника, адмирала Поеди, — откройте!
Карсух спешила:
— Некогда объяснять! — шептала она мужчине в килте. — Это Хэдон из Опара, ты слыхал о нем. Эта женщина и ее ребенок под защитой Самой Кхо.
Дверь сотрясалась под сильными ударами. Внезапно наконечник копья, пробившего дверь, на дюйм показался из дерева. Осветился коридор и верхняя площадка лестницы. Мужчины, женщины, дети выглядывали из дверей и со ступеней.
— Гахорупхи, — спешила жрица, — ты должен всех вывести отсюда. Солдаты вызовут подмогу и схватят нас. Поеди ищет предлог наказать для примера кого-то, чтоб никому неповадно было сопротивляться ему. Всех ждут крокодилы, даже детей!
— Я знаю, — произнес Гахорупхи. Он обернулся и закричал на столпившихся в коридоре.
“Откуда их взялось столько? — удивился Хэдон. — Должно быть, их там в комнатах складывали штабелями”.
Тучная обнаженная женщина, кормившая грудью ребенка, размахивала рукой перед жрицей, убеждавшей всех последовать за ней. Люди гуськом по одному выходили в коридор, проталкиваясь меж вооруженных мужчин, и поднимались по скрипучей лестнице. В дверь дубасили все яростней и громче. Хэдон обернулся. Боевой топор прорубил дерево. В тот же миг, как топор извлекли, Гахорупхи с силой вонзил копье в щель. Раздался вопль. Гахорупхи выдернул копье и вскричал:
— Первая кровь!
Лалила встревожено смотрела на жрицу.
— Не устроят ли солдаты резню?
— Многих убьют, — сказала Карсух. — Но остальные последуют за нами в храм по тайным ходам.
Абет, разбуженная резкими криками, дотоле молчавшая, теперь расплакалась. Лалила взяла девочку и успокоила ее. На втором этаже в коридоре тоже толпились люди. Недобрый дух от немытых тел наполнил воздух. Крики, вопросы, шум. Жрица остановилась, призывая следовать за ней. Хэдон взял ее за руку.
— Почему мы должны удирать? Там всего лишь горсть солдат. Почему бы не покончить с ними, пока их не прибавится, и сбросить тела в море?
Внизу с треском ввалилась в коридор вышибленная дверь.
Доносились лязг мечей и крики раненых.
— Я должна провести в храм женщину с младенцем! — вскричала Карсух. Она окликнула толстуху, ребенок у нее на руках вовсю голосил. — Хинка! Оставайся здесь, пока Хэдона не вынудят отступить, тогда веди его в храм.
Лалила бросила на Хэдона полный отчаяния взгляд, словно не надеялась более увидеть его. Затем поспешила по коридору и наверх по следующему маршу. По-видимому, на крышу и куда-то еще поведет ее жрица.
Человечек Пага на миг заколебался: он, очевидно, разрывался меж желанием сражаться вместе с Хэдоном и тревогой за безопасность Лалилы. Указывая мечом на Лалилу, Хэдон вскричал:
— Пага, если я погибну, ей понадобится защитник!
И книжник и бард с тоской смотрели на Лалилу. Они бы с радостью избежали грядущего кровопролития, но не трусы же они в самом деле и должны исполнить свой долг.
Хэдон протиснулся сквозь толпу вниз по лестнице. Кебивейбес и Хинокли поспешили за ним. Коридор был битком набит людьми, пытавшимися наброситься на солдат. Те продвинулись в дом лишь на несколько футов. Видя, что в этой ситуации он бессилен, Хэдон ретировался. Он продирался обратно сквозь толпу визжащих женщин и детей на второй этаж. Там он взглянул в окно на улицу. Внизу находилась пара дюжин солдат. Двое дули в бронзовые свистки, вызывая подкрепление.
Теперь по всей улице, сколько было видно, осветились окна. Из них торчали головы, кое-где на улице появились жители, кто с фонарем, кто с факелом.
Хэдон отправился в ближайшую сдававшуюся квартиру — две комнаты с одеялами на полу вместо кроватей — и бросился к окну. Улица внизу оказалась безлюдной. Солдаты скучились вокруг двери, кто-то стучал в ставни на окнах пиками и топорами.
Кебивейбес, Хинокли, Русет и четверо его матросов появились через минуту. “За мной!” — крикнул Хэдон, вылезая из окна. Повиснув на вытянутых руках, он спрыгнул. Он задел стену дома и тут же оттолкнулся от нее руками. Длинные ноги согнулись, смягчая удар. Еще миг — его тену, Каркен, Древо Смерти покинуло ножны. Острый меч врезался в спину солдата, поразил еще одного и еще… Голова четвертого скатилась на настил; рука пятого с глухим стуком упала на нее. Во всю глотку взывая о помощи, следующий солдат-копьеносец направил оружие на Хэдона. Каркен Хэдона отрубил наконечник пики, а потом обезглавил и самого копьеносца. Русет присоединился к Хэдону, подхватив пику одного из поверженных солдат и направляя ее в горло врага.
Улица быстро наполнилась людьми, которым придало смелости это нежданное нападение на патруль. Уже через пару минут с двумя дюжинами солдат было покончено.
Но свистки все-таки были услышаны. Издали доносились крики и ответные резкие свистки. Свет множества факелов осветил крыши нескольких ближайших улиц. И в этот миг толпа, вылившаяся на улицу, внезапно смолкла, ветер навалился на город Ребху.
За минуту воцарилась неподвижная тишина, будто на каждого напялили бурдюк. Звуки приближающегося патруля доносились все еще издалека. В следующее мгновение порыв ветра просвистел над крышами домов, отклоняя пламя факелов, продувая улицы. Пот взмокших тел, быстро охлаждаясь, заставлял поеживаться, вызывал дрожь.
С севера подбиралась гроза. Мрачные, сердитые тени, дьявольские физиономии возникали в сверкании изломанных молний. Все это быстро надвигалось на город.
Тучная женщина Хинка, придерживая одной рукой свое дитя, вырвала факел у стоявшего рядом мужчины. Что-то вопя, успокоившийся было ребенок опять заплакал, она размахивала им над головой.
— Кхо послала нам ветер! — кричала Хинка. — Давайте воспользуемся им, как Она того желает!
Хэдон уставился на нее, соображая, что имеет в виду эта женщина, что она намерена сделать. Стоявшие вблизи отшатнулись от нее, испуганные ее диким взглядом, ее одержимостью. Казалось, Богиня руководила ею; глаза женщины сверкали, словно отдаленные молнии. — Сожжем город! — кричала она. — Сжечь! Сжечь! Уничтожить поклоняющихся Ресу и всех людей тирана Минрута! Пусть преданный Пламенеющему Богу сгорит в пламени!
Факел ее, описав дугу, влетел в окно второго этажа. То, что огонь нашел там пищу, стало очевидно. Огонь разорвал темный проем окна и быстро распространился по комнате.
— Да! Пусть он сгорит! — закричал неизвестный мужчина. Он тоже швырнул свой факел в окно дома на другой стороне улицы.
— Сжечь! Сжечь! Во имя Кхо!
Хэдон пришел в смятение, казалось, они все разом помешались, будто ветер в самом деле нагнал на них божественное безумие. Куда же они денутся, если город сгорит? Уплывут на кораблях, которых слишком мало на всех? Бросятся в море? И там утонут или их сожрут крокодилы, или выдры, или хищные рыбы.
— Остановитесь! Остановитесь! — призывал он. Но никто, кроме барда, книжника и Русета, не слышал его. Побледневшие, они стояли рядом, словно островок разума в море безумия.
Теперь уже все швыряли факелы в окна. Ветер хлестал языки пламени, словно рабов на галере, принуждая их работать быстрее.
Полисмены бежали, охватываемые пламенем и толпой. Толпа бросалась на них, поглощая, разрывая на части или разрубая на куски.
Издалека с наветренной стороны долетали резкие звуки множества свистков. Где-то били барабаны, ударил могучий колокол, за ним звон множества колоколов. Казалось, весь город резонировал этот грохот — всей своей деревянной массой, всем воздухом сотрясаясь в такт бронзовым ударам.
Хинокли крикнул прямо в ухо Хэдону:
— Они сумасшедшие! Сумасшедшие! Они действительно сожгут город! Болваны! Если только власти не сумеют погасить пламя. Но ведь эти люди вряд ли позволят пожарным подобраться к огню! Что с ними произошло?
— Не знаю! Надо разыскать Лалилу! — кричал Хэдон. — Нужно быстрее возвращаться на корабль.
Он позвал друзей следовать за ним. С большим трудом они продрались сквозь все увеличивающуюся толпу в дом. Он был пуст; пламя и дым завладели коридором второго этажа. Через несколько минут запылает весь дом.
Хэдон — за ним остальные — поднялись по лестнице на третий этаж и оттуда выбрались на крышу. К счастью, она оказалась некрутой, и они смогли пройти по ней до соседнего строения. Крыша его была совсем рядом — широкий шаг — и они на ней. Дверь люка лежала открытой — не здесь ли прошли Лалила и жрица?
Изнутри потянуло дымом. Через несколько секунд появились и спутники его — языки пламени.
— Дальше, скорей! — крикнул Хэдон, увлекая друзей за собой по крыше, обжигавшей голые ступни, к следующему дому, последнему на этой улице.
— Что стало с четырьмя матросами судна Русета? — неожиданно подумал он и тут же успокоил себя: — Ничего, они сумеют спастись.
Хэдон выглянул вниз, за край крыши. И эта улица оказалась заполненной помешанной толпой. Факелы поджигали дома, мебель. Ветер разносил пламя повсюду; искры, тлеющие кусочки дерева пролетали по улице к домам на другой ее стороне. Они и без того уже горели, но эти легкие жаркие частицы будто говорили: “Смотрите, как быстро огнем будет объят весь город”.
И на море светилось необычно много огней. Хэдон предположил, что суда прибыли для подстраховки и ожидали команды, не вмешиваясь в происходящее. Из-за взлетающих и падающих вниз факелов и море казалось очень неспокойным.
— Надо спускаться, пока мы не оказались совсем отрезанными! — прокричал Кебивейбес.
Хэдон кивнул. Они приподняли дверь люка и устремились к цокольном этажу. Они успели вовремя, выскочив на улицу с подпаленной одеждой и волосами.
Толпа значительно поредела, очевидно, многие отправились бесчинствовать на другие улицы. По нескончаемому лязгу мечей, стонам раненых и умирающих Хэдон предположил, что там сражается уж никак не меньше нескольких сот людей.
Заметив уличный спуск, Хэдон и его спутники побежали к нему. К такой же мысли пришли уже и многие горожане. Хэдон с друзьями последовали за ними, спиралью “вкручиваясь” вниз по винтовой лестнице, пока не добрались до причала. Ветер полоскал пламя факелов, укрепленных рядами на стенах хижин. Будь он чуть крепче, огонь давно бы погас. При мерцающем свете мужчины, женщины, дети взбирались в лодки и суда. Некоторые суда уже отошли.
Море тут было неспокойное; высокие волны крошились о массивные сваи. Несколько судов, несмотря на усилия команд, волны швырнули бортом на опоры. Одно разбитое судно тонуло.
— Совсем не все здесь помешались, — произнес Хинокли. — Скоро все — сумасшедшие или нет — будут здесь, стремясь выбраться из этого ада.
Хэдон промолчал. Он вытащил из воды на пирс женщину, и, пока она приходила в себя, спросил:
— Где Храм Кхо?
— Мой муж убит, — в ответ простонала она.
Хэдон тряхнул ее за плечо.
— Где Храм Кхо?
— Мне все равно.
— Если вы не скажите мне, я оставлю вас здесь умирать.
— Мне все равно, — повторила она и принялась причитать.
Кебивейбес сказал:
— Улица над нами горит. Огонь вот-вот будет здесь. Лестница из сухого дерева.
Пронзительные вопли доносились сверху. Люди очутились в огненном капкане. Порожденный ими пожар обрушился на них же.
— Поплывем к тому доку? Там много судов и никого не видать.
— Вон, идут, — Русет показал на лестницу, по которой спускалась дюжина беглецов.
Сунув меч в ножны, Хэдон прыгнул в воду. Его накрыла большая волна, вонявшая отходами и экскрементами. Какое-то существо, крупное, круглобокое, с плоской спиной поднялось перед ним, хрюкнуло и ушло под воду. Хэдон проплыл над этой тварью, ощутив мерзкий страх, когда нога его ударилась обо что-то мягкое и скользкое.
До следующего причала оставалось ярдов двадцать. Хэдон вскарабкался на пирс и помог подняться Русету и остальным. К этому времени оказались захваченными шесть судов — три шлюпки и три малые рыбачьи лодки. Оставался одномачтовый баркас; к нему устремилась группа людей. Хэдон зарычал и ринулся на них, хватая со спины одного человека за другим и швыряя их в воду. Уже шестеро оказались в воде, прежде чем остальные сообразили, что происходит. Они обернулись — сверкнули ножи и мечи. Русет присоединился к Хэдону — против шестерых мужчин и одной женщины. Заметив, что Хэдон владеет тену, они не решались приблизиться. Внезапно Хэдон сказал: “Зачем проливать кровь? Мне нужен этот баркас, всего лишь чтобы добраться до Храма Кхо. Вы можете отправляться с нами, мы сойдем, а вы продолжите свой путь. В самом деле, так будет лучше для всех. Вы нужны нам, чтобы помочь грести, а вы сейчас нуждаетесь в нас.”
Ветер теперь уже доносил до путешественников устойчивый запах города.
Хинокли, однажды навещавший в городе своего брата, разъяснил причину его происхождения.
— Весь мусор, остатки и экскременты сбрасываются в море. Большая часть отбросов уносится течением, но немало задерживается сваями и плавучими доками. В море к юго-востоку от Ребхи вам попадались всякие плавающие отходы. Сколько миль от города, а всякой дряни мы видели немало.
— Да, — подтвердил Хэдон, помогая Хинокли управиться с парусом. — Я видел еще и морских крокодилов, ворчунов, птиц и морских выдр. Их здесь, должно быть, тысячи живут среди мусора и экскрементов.
Хинокли добавил:
— Здесь так много птиц, что Ребха почти побелела от их помета. А крокодилы и выдры в водах города делают жизнь весьма небезопасной для тех, кто случаем упадет в воду или осмелится приблизиться к краю дока. По словам моего брата, с целью очистить город от хищников на них была организована массовая охота. Уничтожили множество крокодилов и ворчунов. Охота на выдр оказалась не очень-то удачной. Они слишком проворны и сообразительны. Уплывают, едва почуяв охотников. Приблизиться к себе судам они не позволяют.
Ребха получает большой крокодилий пир — у них весьма неплохое на вкус мясо; какое-то время можно было сравнительно безопасно ходить в нижней части дока. Итак, морские крокодилы теперь встречались редко, чего нельзя сказать о крокодилах двуногих. В Ребхе серьезная криминальная проблема, но в каких городах ее нет?
Внезапно ветер совсем стих, и матросы спустились с мачты. Затем на воду пошли длинные тяжелые весла, и началась трудная работа — доплыть до города под нависшими над головой сооружениями между двумя массивными опорами с огромными белыми цифрами.
Стемнело, но при свете дальних фонарей и огней в деревнях видимость сохранялась на сотню футов.
Они проследовали в док, где укрылись огромные торговые галеры, небольшие частные суда, рыболовные вельботы и даже гребные шлюпки. Ярдах в двухстах в глубине фонари освещали здание у длинного дока. Издалека не удавалось разобрать слова, вынесенные над строением, но Хинокли сказал, что это дом, в котором живут таможенные инспектора и моряки.
Русет провел Душу Ветра дальше. Не раз они наталкивались на суда или, задев стенки дока, издавали скрежет, но благодаря малой скорости не производили сильного шума или заметных повреждений. Иногда до них доносилось глухое, сердитое, как у свиньи, хрюканье, или чавканье — здесь обитала чудовищная глубоководная рыба. Хэдон смутно разглядел одну из них в отдаленном свете нескольких фонарей. На плоской маслянистой спине чудища вполне могли стоять в ряд три человека; в длину рыбину едва удалось бы покрыть солидным прыжком. Складки толстой бугристой плоти выдавались над глазами. Пасть походила на два черпака — один над другим.
Через несколько минут Русет остановил гребцов. Он тихо произнес: “Ква-кему-кавури-ву”.
Справа от Хэдона в нескольких футах что-то проплыло. Грязно-белая пена возникла в сером мраке. Хэдону представились выпученные глаза, и морщинистая спина, и длинный хвост; может быть, у него разыгралось воображение: ведь он знал, что это большой морской крокодил. Потом все исчезло.
Гребцы снова взялись за весла, чувствуя, что в любой момент ряды зубов в железных челюстях могут сомкнуться на лопастях весел и вырвать их из рук. Если верить рассказам Хинокли, такое уже бывало.
Ярко освещенная галера впереди заставила изменить курс. По палубам галеры расхаживали вооруженные люди, а из чрева ее доносились хрюканье и пронзительный визг, несло зловонием свиней.
— Домашний скот приходится охранять, пока его не поднимут на первый уровень, — объяснил Хинокли. — Достаточно воров-людей, хотя наибольшая опасность не от них. Морские выдры проникают на корабль и высасывают кровь из коров и свиней, пожирают их. Они не нападают на человека, пока их не загонят в угол. Тогда они делаются опасными, словно леопарды, а может, и страшнее, поскольку крупнее их. Однажды мне довелось видеть бой морской выдры и леопарда — это происходило на одном приеме, который давал один хозяин в Кхокарсе. Выдра одолела леопарда — он испустил дух через два дня от ран.
Наверху послышался скрип. Хэдон поднял голову и в темноте увидел очертания продолговатой фигуры — футов пятьдесят над ними. Что-то плюхнулось в воду, едва не угодив в судно, разбрасывая брызги по сторонам. Вытянутая фигура исчезла.
— Кто-то скинул отбросы, — прокомментировал Хинокли.
— Гребите быстрее, — велел Русет. — Шум и запах привлекут хищников.
Гребцы приналегли. Хэдон подумал, что самое время задать вопрос:
— Как же ты находишь путь в этом темном лабиринте?
— Главная жрица дала мне карту и объяснила на словах, — сказал Русет. — Мне следовало провести судно через сороковые и сорок первые сваи, считая от юго-западного угла вдоль южной стороны. А затем перемещаться на один ряд свай к западу через каждые двенадцать столбов. Добравшись до десятого ряда, надо пройти мимо двадцати свай к доку, на котором три горящих фонаря, — продолжал рыжеголовый капитан. — Док впереди. Мы не можем войти в него прямо, поскольку должны избегать некоторые хорошо охраняемые доки и несколько водных проходов.
Правым бортом Душа Ветра задела стенку дока, а затем еще сильнее “поцеловалась” с ним на краю. В окне хижины возникла физиономия. Через минуту появились три фигуры, облаченные в плащи с капюшонами. Одна из них быстро опустила фонарь к воде. Другая спросила:
— Какой пароль, приятели?
— Это Слово, произнесенное в Начале…
— Самой Великой Кхо, — продолжила жрица. — Заходите в хижину.
Гости ввалились толпой. Женщина закрыла деревянные ставни, погрузив всех в темноту. Через мгновение искра, высеченная кремнем, попала в чашу, наполненную маслом, и оно вспыхнуло. В этом слабом, голубоватом мерцающем свете женщина зажгла свечу, затем еще три. Подавляя пламя, чашу прикрыли металлической крышкой, но чад все же вызвал у гостей кашель.
Откинутый капюшон открыл лицо женщины средних лет.
— У вас есть бумаги?
Русет извлек папирусный свиток из кожаного ранца за спиной. Женщина сломала печать и, развернув свиток на столе, принялась читать его при свете свечей. По мере чтения глаза ее округлились, она оторвалась от папируса и внимательно посмотрела на прибывших. Наконец, она взяла костяное перо с бронзовым наконечником, опустила его в бутылку чернил и сделала запись внизу последней страницы. Витиевато подписавшись, она осушила чернила песком, скатала бумагу и скрепила ее печатью. Теперь письмо было в руках у Русета.
— Итак, вы Хэдон, тот мужчина, которому надлежало быть императором, супругом нашей верховной жрицы, если бы глас Кхо истолковали правильно. А ты Колдунья Морская. Сугукатет сообщает мне, что ты носишь в чреве дитя, которому предопределены великие дела, если оно родится в городе сокровищ, Опаре. Подумаем, что мы сможем сделать, чтобы ты попала туда.
Хэдон взглянул на ее роспись:
— Карсух, судя по всему, вы ждали нас. Очевидно, новости о нас опередили нас самих, хотя мы плыли на самом быстром судне двух морей.
— Нет, Хэдон, мы не ждали никого конкретно. Наблюдение ведется здесь постоянно; это пункт в тайной постоянно меняющейся системе передачи сообщений. Однако не стану отрицать, что мы кое-что слышали о вас. Всего четыре дня назад сюда в док заходила быстроходная военная галера. Адмирал Поеди получил послание от Минрута. Минрут извещал адмирала, что Авинет, Хэдон и другие, возможно, уже на пути в Ребху. Но властям Ребхи надлежало тщательно следить за вашим появлением. Минрут полагал, что вы можете попытаться бежать в Кхокарсу, если силы Авинет потерпят поражение. К счастью, описания твоего, Русет, корабля не было. Но из этого не следует, что оно не появится.
— Если мы сумеем запастись провиантом сегодня ночью, то до рассвета сможем отплыть, — сказал Хэдон.
— Это вряд ли удастся. Мы, конечно, сумеем доставить определенное количество продуктов на судно сегодня же вечером. Но кругом столько патрулей, что они определенно заметят и заподозрят что-то неладное, если провианта будет много. На это уйдет несколько дней.
Адмирал Поеди опасается, и не без основания, что в Ребхе слишком многие преданы Авинет. Среди ее сторонников в Ребхе почти нет крупных торговцев, и Поеди убежден, что большинство его офицеров верны Минруту. Адмирал не доверяет в Ребхе низшему люду — рыбакам, матросам, рабочим, контрабандистам. Потому-то патрули и не ведают покоя, особенно по ночам. Потому-то и следует действовать не торопясь и осмотрительно.
— Если адмирал обнаружит, что Храм Пикабес помогает Хэдону и Лалиле, он арестует всех жриц в городе. Он ищет предлог, хотя отдает себе отчет, какие будут последствия. Не исключено, что он даже возлагает надежды на восстание, поскольку это позволит ему очистить городские трущобы. От наших агентов нам известно, что адмирал обрек на смерть не менее трех тысяч мужчин и женщин — людей, которых он подозревает в преступлениях или в стремлении низвергнуть власть. И он не ошибается — вот что я могу добавить.
— Сколько времени потребуется для пополнения запасов? — спросил Русет.
— Примерно три ночи, — сказала Карсух. — Тем временем мы должны спрятать ваш корабль. Даже с опущенной мачтой его необычные очертания могут привлечь внимание. Инспектор тотчас разберется, что корабль попал в город незаконно. Если бы судно вошло в город через должный фарватер, ему тотчас же стало бы об этом известно, можете не сомневаться.
— Я должен знать, куда вы уведете судно на случай, если придется внезапно покинуть город, — посерьезнел Хэдон. — Хороши же мы будем, не зная этого.
— Оно будет в закрытом доке — десять свай к западу и тридцать к северу, считая от этой, — пояснила жрица. — Мои люди проведут парусник туда. Собирайтесь, уйдем отсюда.
Всей группой они прошли вдоль дока — женщина с фонарем, наполненным рыбьим жиром, впереди, — пока не добрались до основания деревянной лестницы, которая взвивалась вверх, в темноту. Все быстро поднялись, понемногу, однако, отдыхая через каждые три пролета. Наверху они очутились на узкой улочке. Двурогая луна освещала безоблачное небо. По обеим сторонам тянулись некрашеные трехэтажные деревянные дома. Окна на нижних этажах закрыты ставнями; двери выглядели весьма основательно и закрывались массивными бронзовыми замками. На верхних этажах окна были распахнуты. Дальний конец улицы слабо освещался; добравшись туда, путники увидели массу огромных зажженных фонарей на колоннах перед дверью внушительного здания. Оттуда доносились голоса шумной пирушки. Над дверью красовалась большая доска с изображением головы прибрежного павиана. Так обозначали помещение, где могли собираться моряки, почитавшие этот тотем, и жители Ребхи, поклонявшиеся ему же, собирались для обсуждения важных событий.
Жрица вела их дальше по лестничному маршу вблизи пандуса, который поднимался на следующий уровень. Хэдон пытался запомнить путь, но темень и бесконечные повороты окончательно запутали его. Удивляло безлюдье в этот ранний вечер. Карсух объяснила: комендантский час.
— Поеди ввел его два месяца назад якобы для предотвращения нарушений порядка. Опять же легче контролировать преступную деятельность. Любой схваченный после наступления темноты автоматически признавался виновным, конечно, кроме доказуемых чрезвычайных обстоятельств.
Жрица остановилась, вскрикнув: “Ох! Ох!” Внезапно осветился угол улицы в сотне ярдов дальше. Свет быстро приближался.
— Патруль!
17.
Жрица побежала, остальные последовали за ней. Кебивейбес со спящей Абет на руках стал отставать. Хэдон забрал ребенка. Группа поспешила обратно, пока все не домчались до предыдущего перекрестка. Там повернули к северу и двигались быстро. Потом Карсух велела остановиться.
— Это улица Опрокинутых Ульев, — сказала жрица. Она стукнула в дверь захудалого строения — сперва три быстрых удара кулаком, потом шесть, девять. Жрица ждала, и вскоре кто-то изнутри ударил в дверь двенадцать раз. Карсух ответила, стукнув трижды.
И тут перекресток ярко осветился. Несколько мужчин в бронзовых шлемах, латах и с пиками — все это поблескивало при свете факелов — появились на улице. Почти тотчас же огни возникли и на другом углу улицы; там, на пересечении улиц, появился второй дозор. Группа оказалась в ловушке между двумя патрулями.
За дверью звякнули цепи. Карсух сказала:
— Ради нашего спасения, приверженцы Кхо, откройте быстрее!
Грохнула цепь, отодвинули засов. Раздался звук дерева, трущегося по дереву, будто засов был слишком плотно прижат к двери. Полицейский крикнул, его крику вторила команда на другом перекрестке. В это время оба патруля устремились к группе перед дверью.
Дверь резко отворилась. Лампа жрицы высветила мужчину, одетого лишь в килт. Щурясь, он сжимал в руках короткий меч. За спиной его виднелся узкий коридор, стены с облезлой краской, лестничный марш, убегающий вниз.
— Карсух! — воскликнул мужчина. Он отступил, и беглецы быстро проникли в коридор.
— Патруль! Они гонятся за нами! Запри дверь!
Мужчина тотчас повиновался, но едва он задвинул засов, как полицейские снаружи забарабанили в дверь.
— Именем Императора Минрута и его наместника, адмирала Поеди, — откройте!
Карсух спешила:
— Некогда объяснять! — шептала она мужчине в килте. — Это Хэдон из Опара, ты слыхал о нем. Эта женщина и ее ребенок под защитой Самой Кхо.
Дверь сотрясалась под сильными ударами. Внезапно наконечник копья, пробившего дверь, на дюйм показался из дерева. Осветился коридор и верхняя площадка лестницы. Мужчины, женщины, дети выглядывали из дверей и со ступеней.
— Гахорупхи, — спешила жрица, — ты должен всех вывести отсюда. Солдаты вызовут подмогу и схватят нас. Поеди ищет предлог наказать для примера кого-то, чтоб никому неповадно было сопротивляться ему. Всех ждут крокодилы, даже детей!
— Я знаю, — произнес Гахорупхи. Он обернулся и закричал на столпившихся в коридоре.
“Откуда их взялось столько? — удивился Хэдон. — Должно быть, их там в комнатах складывали штабелями”.
Тучная обнаженная женщина, кормившая грудью ребенка, размахивала рукой перед жрицей, убеждавшей всех последовать за ней. Люди гуськом по одному выходили в коридор, проталкиваясь меж вооруженных мужчин, и поднимались по скрипучей лестнице. В дверь дубасили все яростней и громче. Хэдон обернулся. Боевой топор прорубил дерево. В тот же миг, как топор извлекли, Гахорупхи с силой вонзил копье в щель. Раздался вопль. Гахорупхи выдернул копье и вскричал:
— Первая кровь!
Лалила встревожено смотрела на жрицу.
— Не устроят ли солдаты резню?
— Многих убьют, — сказала Карсух. — Но остальные последуют за нами в храм по тайным ходам.
Абет, разбуженная резкими криками, дотоле молчавшая, теперь расплакалась. Лалила взяла девочку и успокоила ее. На втором этаже в коридоре тоже толпились люди. Недобрый дух от немытых тел наполнил воздух. Крики, вопросы, шум. Жрица остановилась, призывая следовать за ней. Хэдон взял ее за руку.
— Почему мы должны удирать? Там всего лишь горсть солдат. Почему бы не покончить с ними, пока их не прибавится, и сбросить тела в море?
Внизу с треском ввалилась в коридор вышибленная дверь.
Доносились лязг мечей и крики раненых.
— Я должна провести в храм женщину с младенцем! — вскричала Карсух. Она окликнула толстуху, ребенок у нее на руках вовсю голосил. — Хинка! Оставайся здесь, пока Хэдона не вынудят отступить, тогда веди его в храм.
Лалила бросила на Хэдона полный отчаяния взгляд, словно не надеялась более увидеть его. Затем поспешила по коридору и наверх по следующему маршу. По-видимому, на крышу и куда-то еще поведет ее жрица.
Человечек Пага на миг заколебался: он, очевидно, разрывался меж желанием сражаться вместе с Хэдоном и тревогой за безопасность Лалилы. Указывая мечом на Лалилу, Хэдон вскричал:
— Пага, если я погибну, ей понадобится защитник!
И книжник и бард с тоской смотрели на Лалилу. Они бы с радостью избежали грядущего кровопролития, но не трусы же они в самом деле и должны исполнить свой долг.
Хэдон протиснулся сквозь толпу вниз по лестнице. Кебивейбес и Хинокли поспешили за ним. Коридор был битком набит людьми, пытавшимися наброситься на солдат. Те продвинулись в дом лишь на несколько футов. Видя, что в этой ситуации он бессилен, Хэдон ретировался. Он продирался обратно сквозь толпу визжащих женщин и детей на второй этаж. Там он взглянул в окно на улицу. Внизу находилась пара дюжин солдат. Двое дули в бронзовые свистки, вызывая подкрепление.
Теперь по всей улице, сколько было видно, осветились окна. Из них торчали головы, кое-где на улице появились жители, кто с фонарем, кто с факелом.
Хэдон отправился в ближайшую сдававшуюся квартиру — две комнаты с одеялами на полу вместо кроватей — и бросился к окну. Улица внизу оказалась безлюдной. Солдаты скучились вокруг двери, кто-то стучал в ставни на окнах пиками и топорами.
Кебивейбес, Хинокли, Русет и четверо его матросов появились через минуту. “За мной!” — крикнул Хэдон, вылезая из окна. Повиснув на вытянутых руках, он спрыгнул. Он задел стену дома и тут же оттолкнулся от нее руками. Длинные ноги согнулись, смягчая удар. Еще миг — его тену, Каркен, Древо Смерти покинуло ножны. Острый меч врезался в спину солдата, поразил еще одного и еще… Голова четвертого скатилась на настил; рука пятого с глухим стуком упала на нее. Во всю глотку взывая о помощи, следующий солдат-копьеносец направил оружие на Хэдона. Каркен Хэдона отрубил наконечник пики, а потом обезглавил и самого копьеносца. Русет присоединился к Хэдону, подхватив пику одного из поверженных солдат и направляя ее в горло врага.
Улица быстро наполнилась людьми, которым придало смелости это нежданное нападение на патруль. Уже через пару минут с двумя дюжинами солдат было покончено.
Но свистки все-таки были услышаны. Издали доносились крики и ответные резкие свистки. Свет множества факелов осветил крыши нескольких ближайших улиц. И в этот миг толпа, вылившаяся на улицу, внезапно смолкла, ветер навалился на город Ребху.
За минуту воцарилась неподвижная тишина, будто на каждого напялили бурдюк. Звуки приближающегося патруля доносились все еще издалека. В следующее мгновение порыв ветра просвистел над крышами домов, отклоняя пламя факелов, продувая улицы. Пот взмокших тел, быстро охлаждаясь, заставлял поеживаться, вызывал дрожь.
С севера подбиралась гроза. Мрачные, сердитые тени, дьявольские физиономии возникали в сверкании изломанных молний. Все это быстро надвигалось на город.
Тучная женщина Хинка, придерживая одной рукой свое дитя, вырвала факел у стоявшего рядом мужчины. Что-то вопя, успокоившийся было ребенок опять заплакал, она размахивала им над головой.
— Кхо послала нам ветер! — кричала Хинка. — Давайте воспользуемся им, как Она того желает!
Хэдон уставился на нее, соображая, что имеет в виду эта женщина, что она намерена сделать. Стоявшие вблизи отшатнулись от нее, испуганные ее диким взглядом, ее одержимостью. Казалось, Богиня руководила ею; глаза женщины сверкали, словно отдаленные молнии. — Сожжем город! — кричала она. — Сжечь! Сжечь! Уничтожить поклоняющихся Ресу и всех людей тирана Минрута! Пусть преданный Пламенеющему Богу сгорит в пламени!
Факел ее, описав дугу, влетел в окно второго этажа. То, что огонь нашел там пищу, стало очевидно. Огонь разорвал темный проем окна и быстро распространился по комнате.
— Да! Пусть он сгорит! — закричал неизвестный мужчина. Он тоже швырнул свой факел в окно дома на другой стороне улицы.
— Сжечь! Сжечь! Во имя Кхо!
Хэдон пришел в смятение, казалось, они все разом помешались, будто ветер в самом деле нагнал на них божественное безумие. Куда же они денутся, если город сгорит? Уплывут на кораблях, которых слишком мало на всех? Бросятся в море? И там утонут или их сожрут крокодилы, или выдры, или хищные рыбы.
— Остановитесь! Остановитесь! — призывал он. Но никто, кроме барда, книжника и Русета, не слышал его. Побледневшие, они стояли рядом, словно островок разума в море безумия.
Теперь уже все швыряли факелы в окна. Ветер хлестал языки пламени, словно рабов на галере, принуждая их работать быстрее.
Полисмены бежали, охватываемые пламенем и толпой. Толпа бросалась на них, поглощая, разрывая на части или разрубая на куски.
Издалека с наветренной стороны долетали резкие звуки множества свистков. Где-то били барабаны, ударил могучий колокол, за ним звон множества колоколов. Казалось, весь город резонировал этот грохот — всей своей деревянной массой, всем воздухом сотрясаясь в такт бронзовым ударам.
Хинокли крикнул прямо в ухо Хэдону:
— Они сумасшедшие! Сумасшедшие! Они действительно сожгут город! Болваны! Если только власти не сумеют погасить пламя. Но ведь эти люди вряд ли позволят пожарным подобраться к огню! Что с ними произошло?
— Не знаю! Надо разыскать Лалилу! — кричал Хэдон. — Нужно быстрее возвращаться на корабль.
Он позвал друзей следовать за ним. С большим трудом они продрались сквозь все увеличивающуюся толпу в дом. Он был пуст; пламя и дым завладели коридором второго этажа. Через несколько минут запылает весь дом.
Хэдон — за ним остальные — поднялись по лестнице на третий этаж и оттуда выбрались на крышу. К счастью, она оказалась некрутой, и они смогли пройти по ней до соседнего строения. Крыша его была совсем рядом — широкий шаг — и они на ней. Дверь люка лежала открытой — не здесь ли прошли Лалила и жрица?
Изнутри потянуло дымом. Через несколько секунд появились и спутники его — языки пламени.
— Дальше, скорей! — крикнул Хэдон, увлекая друзей за собой по крыше, обжигавшей голые ступни, к следующему дому, последнему на этой улице.
— Что стало с четырьмя матросами судна Русета? — неожиданно подумал он и тут же успокоил себя: — Ничего, они сумеют спастись.
Хэдон выглянул вниз, за край крыши. И эта улица оказалась заполненной помешанной толпой. Факелы поджигали дома, мебель. Ветер разносил пламя повсюду; искры, тлеющие кусочки дерева пролетали по улице к домам на другой ее стороне. Они и без того уже горели, но эти легкие жаркие частицы будто говорили: “Смотрите, как быстро огнем будет объят весь город”.
И на море светилось необычно много огней. Хэдон предположил, что суда прибыли для подстраховки и ожидали команды, не вмешиваясь в происходящее. Из-за взлетающих и падающих вниз факелов и море казалось очень неспокойным.
— Надо спускаться, пока мы не оказались совсем отрезанными! — прокричал Кебивейбес.
Хэдон кивнул. Они приподняли дверь люка и устремились к цокольном этажу. Они успели вовремя, выскочив на улицу с подпаленной одеждой и волосами.
Толпа значительно поредела, очевидно, многие отправились бесчинствовать на другие улицы. По нескончаемому лязгу мечей, стонам раненых и умирающих Хэдон предположил, что там сражается уж никак не меньше нескольких сот людей.
Заметив уличный спуск, Хэдон и его спутники побежали к нему. К такой же мысли пришли уже и многие горожане. Хэдон с друзьями последовали за ними, спиралью “вкручиваясь” вниз по винтовой лестнице, пока не добрались до причала. Ветер полоскал пламя факелов, укрепленных рядами на стенах хижин. Будь он чуть крепче, огонь давно бы погас. При мерцающем свете мужчины, женщины, дети взбирались в лодки и суда. Некоторые суда уже отошли.
Море тут было неспокойное; высокие волны крошились о массивные сваи. Несколько судов, несмотря на усилия команд, волны швырнули бортом на опоры. Одно разбитое судно тонуло.
— Совсем не все здесь помешались, — произнес Хинокли. — Скоро все — сумасшедшие или нет — будут здесь, стремясь выбраться из этого ада.
Хэдон промолчал. Он вытащил из воды на пирс женщину, и, пока она приходила в себя, спросил:
— Где Храм Кхо?
— Мой муж убит, — в ответ простонала она.
Хэдон тряхнул ее за плечо.
— Где Храм Кхо?
— Мне все равно.
— Если вы не скажите мне, я оставлю вас здесь умирать.
— Мне все равно, — повторила она и принялась причитать.
Кебивейбес сказал:
— Улица над нами горит. Огонь вот-вот будет здесь. Лестница из сухого дерева.
Пронзительные вопли доносились сверху. Люди очутились в огненном капкане. Порожденный ими пожар обрушился на них же.
— Поплывем к тому доку? Там много судов и никого не видать.
— Вон, идут, — Русет показал на лестницу, по которой спускалась дюжина беглецов.
Сунув меч в ножны, Хэдон прыгнул в воду. Его накрыла большая волна, вонявшая отходами и экскрементами. Какое-то существо, крупное, круглобокое, с плоской спиной поднялось перед ним, хрюкнуло и ушло под воду. Хэдон проплыл над этой тварью, ощутив мерзкий страх, когда нога его ударилась обо что-то мягкое и скользкое.
До следующего причала оставалось ярдов двадцать. Хэдон вскарабкался на пирс и помог подняться Русету и остальным. К этому времени оказались захваченными шесть судов — три шлюпки и три малые рыбачьи лодки. Оставался одномачтовый баркас; к нему устремилась группа людей. Хэдон зарычал и ринулся на них, хватая со спины одного человека за другим и швыряя их в воду. Уже шестеро оказались в воде, прежде чем остальные сообразили, что происходит. Они обернулись — сверкнули ножи и мечи. Русет присоединился к Хэдону — против шестерых мужчин и одной женщины. Заметив, что Хэдон владеет тену, они не решались приблизиться. Внезапно Хэдон сказал: “Зачем проливать кровь? Мне нужен этот баркас, всего лишь чтобы добраться до Храма Кхо. Вы можете отправляться с нами, мы сойдем, а вы продолжите свой путь. В самом деле, так будет лучше для всех. Вы нужны нам, чтобы помочь грести, а вы сейчас нуждаетесь в нас.”